Историческая лексикология русского языка

Филин Федот Петрович

 

ПРОБЛЕМЫ ИСТОРИЧЕСКОЙ ЛЕКСИКОЛОГИИ РУССКОГО ЯЗЫКА В ТРУДАХ Ф.П. ФИЛИНА

    (В. Я. Дерягин)

 

 

Большие научные идеи, овладевая поколениями ученых, делаются достоянием науки в целом. Они организуют индивидуальное творчество ученого на протяжении всей его жизни, какие бы конкретные темы им ни разрабатывались, к какому бы направлению он себя ни причислял или ни причисляли бы его другие.

 

Одной из таких идей для Федота Петровича Филина (1908—1982) была идея последовательного историзма. Тем поколением ученых, к которому он принадлежит, идея историзма была воспринята от предшественников. Она занимала прочные позиции р мировом языкознании XIX — начала XX в.; в отечественном, зародившись еще у М.В. Ломоносова, она стала незыблемой традицией. Другой идеей, также унаследованной от традиций русской науки и укрепившейся в советском языкознании, была идея неразрывной связи языка с жизнью народа, его носителя. И, наконец, третьей, сложившейся в советской науке, была идея социальной обусловленности языка. Лингвистическое изучение письменных памятников, история литературного языка, сравнительно-историческая грамматика, этнографическая диалектология, социолингвистика и наука о культуре речи — это далеко не полный перечень

 

3

 

 

дисциплин, активно развивающихся в современном советском языкознании под влиянием идей историзма, народности и общественной обусловленности языка. Свой творческий вклад в развитие значительной части отраслей науки о русском языке внес Ф.П. Филин.

 

Основным предметом исследований Ф.П. Филина с самого начала его научной деятельности была русская лексика. В ранних работах это сельскохозяйственная терминология народных говоров [1], лексика памятников письменности, прежде всего русских летописей [2].

 

Преимущественный интерес к лексикологическим изысканиям сохраняется у Ф.П. Филина постоянно, так как лексика, безусловно, обладает большей объясняющей силой по сравнению с другими уровнями языка, а для него, по его собственным словам, "историко-познавательная значимость языковых явлений всегда стояла на первом плане" [4, с. 4]. В диалектологических своих работах он был лексикологом и историком, в работах по истории языка — также прежде всего лексикологом, но в значительной степени также и диалектологом.

 

В исторической лексикологии этапной работой не только для самого автора, но и для всей этой области русистики была книга "Лексика русского литературного языка древнекиевской эпохи (по материалам летописей)" [2]. Это практически первый обобщающий историко-лексикологический труд в отечественной науке, и он в дальнейшем стимулировал развитие исследований по истории русской лексики. (Уже после этой работы появился ряд важных исследований о лексике русских летописей; большая часть работ Д.С. Лихачева, исследования А.С. Львова, О.В. Творогова и др.).

 

В книге Ф.П. Филина в полной мере проявился исследовательский метод ученого, весьма полезный и

 

4

 

 

для дальнейшего изучения и использования. Выдвинуто было положение о реальном существовании лексических систем определенных общественных коллективов на определенных отрезках времени, лексических систем с их закономерностями и внутренними противоречиями, систем, являющихся продуктом исторического развития и включающих в себя в "снятом виде" особенности речетворческого процесса предшествующих эпох [2, с. 3].

 

Сложность текстов "Повести временных лет", дошедшей до нас во множестве поздних списков, вполне осознается исследователем, и он предпринимает попытку снять поздние наслоения в ее лексике путем анализа разночтений в списках. Задача эта чрезвычайно сложная, так как типы лексических расхождений в списках нашей древнейшей летописи весьма разнообразны: есть явные искажения и описки, их немного, есть поновлення, объясняющиеся выходом из употребления устарелых слов, семантических архаизмов, в особенности неусвоенных древнерусским литературным языком церковнославянизмов, многочисленны случаи сознательной смысловой правки и т.д. Особое внимание автора приковано к лексическим расхождениям эпохи так называемого второго южнославянского влияния. Поздние церковнославянизмы в летописи, по наблюдениям Ф.П. Филина, — это в основном слова, уже известные древнерусскому литературному языку XI— XIII вв. Еще и сейчас, спустя три с половиной десятилетия после выхода в свет этой работы, мы не располагаем основательными исследованиями по истории русской лексики конца XIV—XV вв. в сопоставлении с лексикой предшествующих и последующих периодов развития русского языка, еще и сейчас проблема так называемого второго южнославянского влияния остается нерешенной, однако в значительной

 

5

 

 

мере наблюдения, сделанные в книге Ф.П. Филина, в исследованиях последнего времени находят подтверждение.

 

Посвящая особую главу книги анализу церковнославянских элементов в лексике летописей XI—XII вв., Ф.П. Филин наибольшее внимание уделяет семантическим различиям древнецерковнославянизмов и восточнославянизмов.

 

Он указывает на то простое обстоятельство, что древнерусские грамотные люди, относясь к церковнославянскому языку как к предмету подражания, усваивали из этого языка прежде всего то, что чаще в нем встречалось. Так, союзы, союзные слова и наречия, несмотря на наличие восточнославянских соответствий (абьетотчасъ, дондежепока, пока не и др., сицетакъ и т.п.), представляли группу церковнославянизмов, наиболее подходящую для "лексической стилизации речи". Они могли придавать документу, написанному на очень близком к местному диалекту языке, особую возвышенную стилистическую окраску. При этом, как слова наиболее "общие" в семантическом отношении, они не препятствовали изложению письменным языком событий местной жизни и передаче привычных понятий [2, с. 69]. Новое освещение получают в целом все разряды церковнославянской по своему происхождению лексики, встречающиеся в тексте "Повести".

 

"В языке древнерусских летописей, — замечает автор, — в употреблении полногласных и неполногласных форм намечаются определенные семантико-стилистические закономерности, не присущие как древнецерковнославянскому языку, так и восточнославянским диалектам, следовательно, создававшиеся вновь в новой речевой системе — древнерусском литературном языке" [2, с. 95].

 

Именно в

 

6

 

 

исследовании семантики, а не фонетико-орфографического варьирования как такового, усматривал Ф.П. Филин основной путь изучения церковнославянского наследия в лексике русского литературного языка. В языке "Повести временных лет", по его убеждению, происходило "не механическое соединение, но органическое слияние, скрещение двух лексических систем"; а в результате создавались "новые семантические ценности" [2, с. 123].

 

Следуя теории образования русского литературного языка старшей поры на восточнославянской основе, выдвинутой его учителем академиком С.П. Обнорским, Ф.П. Филин подробно анализирует общевосточнославянскую и древнерусскую диалектную лексику "Повести" по тематическим группам — сельскохозяйственную и промысловую терминологию, бытовую лексику, названия населенных пунктов и построек, глаголы говорения и другие разряды слов. При этом выбор тематических групп не случаен — это важнейшие пласты словарного состава языка, связанные с обозначением самых основных явлений материальной и духовной культуры народа, характеризующие народное мышление.

 

Выходя за пределы текста "Повести", особенно при анализе сельскохозяйственной терминологии, автор отмечает, например, полное отсутствие в летописях и других оригинальных памятниках Древней Руси термина лядина 'пустошь, брошенная пашня и др.', широко распространенного в современных народных говорах, главным образом севернорусских, и употребляемых, уже, по данным И.И. Срезневского, в церковнославянских текстах. Отмечена также ограниченность семантики термина нива в тексте "Повести", не отражающая особенности говоров жителей лесной

 

7

 

 

части Древней Руси, в которой господствовало подсечное земледелие.

 

Общий вывод, к которому приходит автор, чрезвычайно важен для определения состава источников общей исторической лексикологии русского языка: "Лексика современных говоров в некоторой своей части архаичнее лексики древнерусской письменности XI—XII вв." [2, с. 136].

 

Следует заметить, что написание книги по времени совпадало с активной работой Ф.П. Филина в качестве руководителя крупнейшего в то время диалектологического предприятия — атласа русского языка. Пройдет еще десятилетие, и он напишет в "Проекте "Словаря русских народных говоров":

 

"Значение народных говоров для изучения истории языка и его современного состояния очень велико... В говорах русского языка имеется, например, немалое количество слов и значений слов, существующих столетия и даже уходящих в праславянскую и праиндоевропейскую даль времен, не попавших в язык письменных произведений. Эти слова являются драгоценным материалом для этимологических исследований, для воссоздания языковой картины прошлых эпох" [3, с. 5].

 

Лексика занимает важное место в обобщающих работах Ф.П. Филина 60—70-х годов — "Образование языка восточных славян" [4] и особенно в книге "Происхождение русского, украинского и белорусского языков (Историко-диалектологический очерк)" [5]. Широкое введение лексических материалов было новшеством в общей истории русского языка, строившейся прежде исключительно на данных исторической фонетики и морфологии. Важно подчеркнуть, что если к первой своей значительной историко-лексикологической работе Ф.П. Филин пришел как опытный

 

8

 

 

диалектолог, то к этим трудам также и как опытный словарник — организатор многих словарных предприятий, составитель и редактор "Словаря современного русского литературного языка" в 17 томах, автор и редактор сводного "Словаря русских народных говоров". А традиционное словарное дело развивает в ученом особые исследовательские качества, прежде всего — пристальное внимание к языковым и внеязыковым фактам и хороший научный практицизм. Ф.П. Филин писал:

 

"Если целью науки является выяснение реальных свойств объекта, а не конструирование логических абстрактных схем, правильность которых невозможно проверить, иной дороги, как стремление расширить и углубить фактическую базу древнерусской диалектологии, у нас нет" [5, с. 89].

 

В 50—70-х годах Ф.П. Филиным активно разрабатывались теоретические проблемы лексикологии: самостоятельности слова как основной единицы языка, значения слова и многозначности, роли контекста и системных связей слов в языке, группировки слов в языке по семантическим признакам и др. Большая часть его работ по теории лексикологии и лексикографии вошла в книгу "Очерки по теории языкознания" [6]. В теоретических разработках Ф.П. Филин остается историком языка по преимуществу, утверждая историческую изменчивость слова и его отношений:

 

"Слово всегда представляет собой неповторимую единицу языка (за каждым словом и его историей стоит целый мир) и в то же время в языке и речи оно не стоит одиноко. Между словами и их значениями существуют весьма различные связи, в своей совокупности составляющие лексико-семантическую систему языка, не замкнутую и подвижную, развивающуюся через преодоление разного рода противоречий" [6, с. 226].

 

Особое

 

9

 

 

место в книге занимает статья "О лексико-семантических группах слов" (впервые опубликованная в 1957 г.), в которой эти группы определяются как "внутреннее, специфическое явление языка, обусловленное ходом его исторического развития" [6, с. 235]. Методика рассмотрения материала в лексико-семантических группах применяется в настоящее время едва ли не в большинстве конкретных исследований по исторической лексикологии русского языка и во многих описательных работах по современному языку.

 

Значительно расширилась в течение 50—70-х годов база историко-лексикологических исследований восточнославянских языков: вышло большое число лингвистических изданий памятников письменности XI—XVIII вв., были созданы капитальные картотеки исторических словарей, богатейшая картотека Словаря русских народных говоров, начали публиковаться региональные диалектные словари; довольно много появилось конкретных исследований по истории восточнославянской лексики — в этом легко убедиться по множеству ссылок на новейшие работы в книге "Происхождение русского, украинского и белорусского языков" и по существенному обогащению материалом очерков по истории тех же самых слов, которые были рассмотрены Ф.П. Филиным в его ранней книге (болонье, буй, взводье и др.), увеличению числа известных древнерусских диалектизмов; появилась также возможность выявить множество новообразований в лексике русского языка XIV—XVII вв. Расширение исследовательской базы русистики было постоянной заботой Ф.П. Филина. Как член редколлегии и затем главный редактор "Словаря русского языка XI— XVII вв." он содействовал началу его издания и выработке его установок на полноту охвата лексики

 

10

 

 

памятников значительного периода истории русского языка. В этом словаре он видел важный систематизированный источник сведений по истории русской лексики.

 

В последние полтора-два года своей жизни Ф.П. Филин приступил к разработке основ академической исторической лексикологии русского языка. Статьи, опубликованные им в журнале "Вопросы языкознания" (1981, N 5; 1982, N 2, 3, 5; 1983, N 1) и собранные теперь в книгу, должны были составить основную часть проспекта. Он намеревался конкретизировать план монографии, провести широкое обсуждение проспекта и организовать научный коллектив для создания этого труда.

 

Сознавая все трудности обобщений в этой постине безбрежной области, Ф.П. Филин сумел наметить вполне реальные пути будущего исследования. И без его осуществления он не представлял себе завершенным здание истории русского языка.

 

Указав на небывалую для русиста широту исторического взгляда ученого, авторы некролога в журнале "Вопросы языкознания" отметили: "Будучи сам лично исследователем живого и письменного языка, он постепенно, но глубоко осознал тот далеко не для всех своих коллег очевидный факт, что письменность — важный, но относительно поздний этап, за порогом которого лежит дальнее начало многих явлений, что вначале была не простота и единство, а сложность, в том числе сложность словарного состава. Творчески усвоив эту новую для русистики идею, Ф.П. Филин смело пошел на удревнение и углубление масштабов истории русского языка, аналог чему мы находим в удревнении истории русского народа, предпринимаемом сейчас акад. Б.А. Рыбаковым, и видим здесь знамение времени" [7].

 

11

 

 

Основным источником задуманного грандиозного труда должны стать словари: этимологические словари славянских языков, затем исторические, диалектные, словари литературных русского, украинского и белорусского языков. В них учтен (или будет учтен по завершении изданий) праславянский лексический фонд, в котором выделяется фонд эпохи, предшествующей появлению славянской письменности, словарный состав древнерусского языка и словарный состав трех восточнославянских языков и их диалектов на различных этапах их развития. Фронтальное сопоставление всех имеющихся в распоряжении современной науки лексических материалов, даже конкретные подсчеты словарного состава в его истории — таков основной методический прием намечаемого исследования.

 

Уже в "Проспекте", на ограниченном материале, но последовательно использовав указанный прием, Ф.П. Филин приходит к интересным выводам и обобщениям. Так, в праславянской лексике, представленной в "Этимологическом словаре славянских языков", обнаруживается значительный пласт восточнославянизмов, в том числе слов, сохраняющих диалектный характер и в эпохи отдельного существования славянских языковых групп и самостоятельных языков. Историко-диалектологический подход к материалу позволяет во многом по-новому взглянуть на всю историю русского словаря, в частности выделить древние лексические диалектизмы, не попавшие вовсе или попадавшие со значительным опозданием в памятники письменности, не вошедшие в национальный литературный язык.

 

Применяя метод фронтального сопоставления данных словарей, составленных по материалам письменных памятников старославянского и древнерусского

 

12

 

 

языков, Ф.П. Филин предлагает в возможно более полном объеме установить отличия лексики древнеболгарской и древнерусской, выявить также и новообразования письменного церковнославянского языка русского извода, новообразований, возникавших в древнерусском литературном языке под влиянием церковнославянских образцов, по церковнославянским словообразовательным и семантическим моделям. Конкретные наблюдения над отдельными лексемами, различными в семантическом отношении (по сплошному словарному отрезку), и целыми разрядами слов (например, союзами и частицами, словами с приставками вы- и из-) приводят автора к выводу о том, что «в Древней Руси вошли в соприкосновение два близкородственных, но самостоятельных языка, отличавшихся друг от друга не только "специальной" терминологией, но и словами всех лексико-семантических групп». Наряду со словарными сопоставлениями ставится задача проведения сравнительного текстуального анализа общих слов в древнецерковнославянском и древнерусском литературных языках. Начать предлагается со сравнения сходных по содержанию памятников или частей памятников старославянских и оригинальных древнерусских, при этом основное внимание должно уделяться выявлению семантических различий.

 

Дальнейшие исследования лексического состава произведений, созданных в Древней Руси, — сочинений Илариона, Кирилла Туровского, Климента Смолятича, ранних летописных записей и др., многочисленных переводных произведений — также важны для создания общей исторической лексикологии русского языка, так как они позволят представить во всей конкретности становление и развитие древнерусской лексико-семантической системы.

 

13

 

 

Для периода более позднего ставится задача выяснить сохранение в трех отдельных восточнославянских языках генетически общего словарного состава и нарастание различий в составе словарных единиц и в семантике. Сделанные в "Проспекте" сопоставления словарных отрезков русского и украинского исторических словарей, а также толковых словарей современных русского, украинского и белорусского языков (с привлечением материалов двуязычных словарей) наглядно демонстрируют большие эвристические возможности предложенного метода исследования в решении сложнейших проблем образования и развития восточнославянских языков.

 

Для XVI—XVII вв., времени, от которого до нас дошли письменные памятники со всей территории распространения русского языка (должны быть использованы главным образом деловые документы), возможно и необходимо для исторической лексикологии составление специальных исторических лексических атласов.

 

Ф.П. Филин подчеркивает: "Историческая лексикология — дисциплина многоаспектная". Поэтому выявление древнерусских и более поздних новообразований, "массовых семантических приращений", развитие старых и появление новых словообразовательных типов, стилистическое расслоение лексики и отмирание отдельных лексем и разрядов слов, выявление заимствований из родственных славянских и иных западных и восточных языков — все это входит в проблематику "Проспекта" темы историческая лексикология русского языка.

 

В. Я. Дерягин

 

 

1. Филин Ф.П. Исследование о лексике русских говоров. По материалам сельскохозяйственной терминологии М.—Л., 1936.

 

2. Филин Ф.П. Лексика русского литературного языка древнекиевской эпохи. — Уч. зап. ЛГПИ им. А.И. Герцена, т. 80. Кафедра русского языка. Л., 1949.

 

3. Филин Ф.П. Проект "Словаря русских народных говоров". М.—Л., 1961.

 

4. Филин Ф.П. Образование языка восточных славян. М.—Л., 1962.

 

5. Филин Ф.П. Происхождение русского, украинского и белорусского языков (Историко-диалектологический очерк). Л., 1972. 2-е изд. М.: КомКнига/URSS, 2006.

 

6. Филин Ф.П. Очерки по теории языкознания. М., 1982.

 

7. Иванов В. В., Трубачев О. Н. Федот Петрович Филин (1908—1982). — ВЯ, 1982, N 3, с. 5.

 

[Next]

[Back to Index]