Разыскания в области болгарской исторической диалектологии.

Т. I. Язык валашских грамот XIV—XV веков

С. Бернштейн

IV.  (Фонетика, глагол)

   В.  ГЛАГОЛ

1. Настоящее время. Личные окончания 

1  л и ц о  е д и н с т в е н н о г о  ч и с л а

3  л и ц о  е д и н с т в е н н о г о  ч и с л а

1  л и ц о  м н о ж е с т в е н н о г о  ч и с л а

3  л и ц о  м н о ж е с т в е н н о г о  ч и с л а

1  л и ц о  е д и н с т в е н н о г о  ч и с л а.  Болгарский язык вместе с другими южнославянскими языками пережил процесс вытеснения старого личного окончания тематических глаголов личным окончанием нетематических глаголов. Как хорошо известно, процесс этот имеет место и в западных славянских языках.

Южнославянские языки представляют этот процесс на различных стадиях. Сами болгарские говоры дают в этом отношении богатый материал, так как западноболгарские говоры и некоторые восточные ушли далеко вперед в сравнении с прочими восточными.

В сербском языке почти все глаголы в 1 л. ед. ч. представляют окончание м. Это же наблюдается в большинстве македонских говоров, в значительной части западноболгарских говоров и в западнородопских говорах. Но и в восточных говорах (а также и в литературном языке) самый продуктив-

178

ный класс глаголов имеет окончание м (обичам, прощам). Лишь глаголы первого и второго спряжения имеют ъ, , а, ᾽а, е, т. е. представляют различное звуковое развитие старой флексии ѫ. Но и в этих говорах идет процесс вытеснения этой флексии флексией м. В связи с этим противопоставлять в этом пункте болгарский язык сербскому нельзя. Оба эти языка переживают  o б щ и й  процесс, но многие говоры отражают его еще в незавершенной стадии. Поэтому никак нельзя согласиться с теми лингвистами, которые считают, что всеобщее распространение флексии м в западноболгарских и македонских говорах возникло под  с е р б с к и м  воздействием. „Нет никакой необходимости видеть в этом м элемент „более северных, среднештоковских говоров”. Оно могло приобрести продуктивность внутри македонских говоров, от форм с основою на -а: имам, викам”. [1] Это же самое следует сказать и o говорах западных.

Среднеболгарские памятники письменности не отражают этой черты. Впервые отмечается она в западноболгарских дамаскинах XVII в. [2] Тем бóльшую ценность приобретают данные языка семиградских болгар, в котором все глаголы, за исключением šta, оканчиваются на м (ем, им, ам). [3] Это указывает, что в  с е в е р о – в о с т о ч н о й  Б о л г а р и и  в XIII в. были говоры, которые уже знали эту языковую черту. Это находит подтверждение в данных современной диалектологии (например, в Шуменском говоре).

Только учитывая все это, можно в надлежащей мере оценить те данные, которые находим в валашских грамотах.

В своем первом исследовании языка валашских грамот проф. Милетич указал, что в грамотах редко встречается 1 л. ед. ч., а поэтому трудно его исследовать. [4] Это не соответствует действительности. Форма первого лица встречается в грамотах достаточно часто. Трудность состоит в другом, что правильно отмечено было Милетичем в его втором

1. Селищев, Македонская диалектология и сербские лингвисты, Мир, IX, 2, стр. 74.

2. Ц o н е в, История, II, стр. 541.

3. М и л е т и ч, Седмоградските българи и техният език, ст. 45.

4. СбНУ, IX, стр. 319, 320.

179

исследовании. Не всегда можно быть уверенным, что перед нами первое лицо единственного числа, а не множественного, так как „воеводы часто выражаются с помощью маестатного множественного числа” (стр. 135). Ср., например,

в грамоте Влада Дракула — яко да поновимь и да оутврьдимь их на законѣ (В, XLIX, 71);

из грамоты Басараба III — и такози ви говорим и просим, како мои добри прятеле (В, CXLVI, 177).

Что в этом случае, может быть, имеем дело с множественным числом, подтверждается другими примерами из грамот того же Басараба III, где никаких сомнений нет: іо младі Басраба воевода и господинь въсеи земли угровлахіискои пишемо много здравіе нашим прятелем (В, СХХ, 147). Ср. грамоты СХХІ, CXL и др. Но даже оставляя в стороне сомнительные случаи, можно привлечь достаточное количество материала для суждения об употреблении формы 1 л. ед. ч. в славянских говорах Валахии.

Известно, что все славянские языки, пережившие или переживающие в настоящее время процесс вытеснения личными окончаниями нетематических глаголов личных окончаний тематических глаголов, прежде всего отражают этот процесс в глаголах на -а. Это наблюдаем в современных чешском и польском языках. Это непоследовательно отражено в новоболгарском языке (так называемые глаголы а-спряжения). Исследуемые нами валашские грамоты в этях глаголах также представляют флексию м.

Примеры

из грамоты Мирчи — потврьждам приложеннаа от сіопочившаго родітелѣ господства ми (Вен., 10), и то освобождам...  и еще же му прилагам да имат оброкъ (Вен., 19), давам (С, I 1);

из грамот Александра — а віе ми кажете, да знам како да учинѫ (В, XXI, 42), пущам болѣрина ми Нѣгое (В, XXV, 46);

из грамот Влада I — пущам слуги господства ми (В, XXXV, 58), азь защитил от турци и главѫ си полагам и добиток давам (В, LVI, 81), посилам добръ глас (С, III, 3), азь вашим людем никое зло не чин нѫ оставлѣм да ходт слободно (В, LVI, 81), да чювам сиѫзи краинѫ (В, XXX, 54);

из грамоты Влада II — и жолдъ немам да им дам

180

(B, LXXVII, 99), а тех не пращам (В, LXVII, 90);

из грамоты Раду III — и давам ви овуи книгу под мою печат (В, LXXXIII, 108);

из грамот Басараба II — ево азь съ помощію божію давам въсем брашовѣном и въсеи вашои дръжаву мир и клетву (В, ХСІ, 118), а съ вас азъ не знам (В, С, 126);

из грамоты Басараба III — понеже господства ми да знам къда доходет они, азъ их бих още на Клуж ударил и расипал, али их не знам (В, СХIII, 140);

из грамоты Влада III — еще их чекам да доидут у мене (В, CXLIX, 181);

из грамоты Г. Ласкара — азь сези добитьк давам на твоа ръкѫ, да чини как знаеш (В, ССХIII, 255);

из грамоты Нега — ча смъ стар та си гледам старчество (В, ССХХІѴ, 272);

из грамоты Драгомира Удриште — казам азь (В, ССХХХѴ, 290).

Эти примеры указывают, что в глаголах этого типа славянские говоры Валахии в XIV—XV вв. представляли в 1 л. ед. ч. флексию м. В одной из грамот Влада III, изданной Ю. Венелиным, находим: и припадаѫ (Вен., 124). Это архаизм, заимствованный из книжного церковного языка. Подобные примеры встречаются очень редко: ср. в грамоте Басараба III (В, СХХХIII, 153).

Л. А. Булаховским было доказано, что „окончание м первоначально проникло не во все глаголы, а только в такие, где ударение падало на слог перед -ае” („Исследования в области грамматической аналогии и родственных явлений”, отдельный оттиск, стр. 7). Этим объясняются такие факты восточно-болгарской диалектологии, как пáдам (ср. в русском падаю), но игрáя (ср. в русском играю). В славянских говорах Валахии в XIV—XV вв. все глаголы на -ае имели флексии м (ср. выше примеры не только чекам, гледам, но и полагам и др.).

Процесс распространения флексии м последовательно отражен и в глаголах IV класса.

Примеры:

из грамоты Раду II — да им съмъ съ правдѫ и да им не мислим зло (В, IV, 9);

из грамоты Дана II — того раді ви говорим призовете их къ себе (В, XVI, 31);

из грамоты Александра — добро ви чиним аз (В, XXIV, 44);

из грамоты Влада I — и юще се пак мѫчим и от сенова такождере мислим господину ми кралю да смъ

181

прав (В, LVI, 81), а нинѣ видим (В, LIV, 78);

из грамоты Владислава Дана — како да платим азь сираком за тех добитѫк (В, LXIV, 87);

из грамоты Влада II — съга немам дукати да им платим жолдъ (В, LXXVII, 99), тако ви молим яко моом братіям (там же);

из грамоты Раду ІІІ — понеже ви просим како мои пріатели (В, LXXXI, 105), азь не хтех да изломим реч господина кралѣ (В, LXXXIII, 108), азь есмъ кралева слуга и служим крали (В, LXXXV, 110);

из грамоты Басараба II — како да ви дръжим въ правду по старому закону (В, ХСІ, 118), за тои се чудим (В, СІ, 126);

из грамот Басараба III — ну ти говорим (В, СХIII, 140), да му учиним катастих (В, СХХѴІ, 157), да ви исхабим (В, СХХ, 148), како да мислим азь (В, СХХІ, 149), да се вратим азь съ добротѣтел (там же), а азъ седа да ю купим (В, СХХѴІІ, 158), да си купим жену от христіане (В, СХХѴІІ, 158), и любим вашу чьстъ (В, ССХѴ, 258);

из грамоты Драгомира Манева — како да се трудім (В, ССХѴІІІ, 264);

из грамоты Казана — и такози ви говорим (В, ССХХХ, 286);

из грамоты Синадина — тои добро я се неволим (В, ССХXІІІ, 288).

Эти примеры указывают, что славянским говорам Валахии была известна флексия м и в глаголах с тематическим і и нетематическим ěе. Аналогию этому процессу можем найти в других славянских языках. Так, в чешском флексия м представлена последовательно во всех глаголах IV класса (prosm, trpm и др.). Процесс этот отражен памятниками с середины XIV в. [1] Памятняки сербского языка свидетельствуют o нем с XV в. [2]

Однако не во всех славянских говорах Валахии этот процесс имел место. Были говоры, в которых глаголы IV класса представляли флексию, восходящую к ѫ и передаваемую графически через , ѫ, ѣ, у (об этом подробнее см. в разделе o носовых гласных).

Примеры:

из грамот Дана II — и пакы

1. H u j e r, Vývoj jazyka československého, Československá Vlastivěda, díl 3, Praha, 1934, str. 73.

2. L e s k i e n, Grammatik der serbo-kroatischen Sprache, S. 528.

182

ви говору (В, XIV, 29), и паки говору вамешем въсем (В, ХѴIII, 38);

из грамот Александра — да ви говор (В, XXV, 46), азы са мѫчѣ, яко да погас огнь от вас (В, XXIV, 44), того раді ви говор и мол ви (В, XXII, 42), а віе ми кажете, да знам како да учинѫ (В, XXI, 42);

из грамот Влада I — азь вашим людем никое зло не чин (В, LVI, 81), того раді ви прос (В, XXXIV, 57), да учин азъ харагиѫ (В, XLVII, 69), да мол (В, LIII, 77);

из грамоты Дана Претендента — молу и прошу господство ви (В, LXXX, 103);

из грамоты Антония — да що прошу азь от вас (В, ССХѴ, 259) и др.

Возможно, что были колебания в системе одного говора. Подобное явление широко отмечается болгарскими диалектологами (см., например, у Тодорова — „Северозападните български говори”, стр. 336, Селищева — „Очерки по македонской диалектологии”, стр. 215—216).

В очень редких случаях встречаем флексию м в других классах глагола. Так, в одной из грамот Влада I читаем: прьво ви сьм писал и сьга ви пишем (В, LVIII, 83). Проф. Милетич пишем из этой грамоты приводит в числе примеров множественного числа. Эта ошибка Милетича объясняется тем, что он не обратил внимания на весь контекст, а привел лишь один глагол. Несомненно, что  в  д а н н о м  с л у ч а е  пишем является формой единственного числа. Именно так эту форму понял проф. Богдан, переведя ее на румынский язык — v᾽am scris mai nainte şi vă scriu. B большинстве же случаев форму пишем нужно понимать как форму множественного числа. Так, в грамоте Раду III — и пак ако ли не учините како ви пишем (ср. в переводе Богдана — Jar dacă nu veţi face cum vă scriem). B грамоте Басараба II встречаем можем в значении единственного числа (В, СІ, 126). Обычно же можем является формой множественного числа (ср. в грамоте Влада I — нѫ щем узти наше како можем — В, XLVI, 69). Известно грамотам будем в значении единственного числа:

из грамоты Басараба III — докле будем жив (В, СХХХІѴ, 165). Это несомненно  с е р б и з м. Для множественного числа употребляется форма будемо (см. В, ССХХІ, 268). В письме

183

одного турка находим — да му данесем азь жена от Нікопол (В, ССХХХ, 285). В данном случае донесем является формой единственного числа. Придавать какое-либо значение всем этим случаям затрудняемся, так как их очень мало. В подавляющем большинстве случаев все эти глаголы представляют флексию, восходящую к ѫ.

Примеры:

из грамоты Мирчи — възмѫ (Вен., 26);

из грамот Александра — идѫ сам на них (В, XXII, 42), на що стоѫ азъ денъ и нощ (В, XIX, 40), азе съ вами могѫ, а без вас не могѫ станѫти прѣд ними (там же);

из грамоты Влада I — чѣ кого наидѫ (В, XXXIII, 56);

из грамоты Владислава Дана — ну o щом възмогу (В, LXIII, 86);

из грамоты Албула — да умрѫ (В, ССѴІІІ, 249), понеже сѫ надѣѫ на бога (В, ССХ, 250);

из грамоты Антония — да излезѫ (В, ССХѴ, 258), да веруѫ.... да кажѫ (там же).

Вспомогательный глагол ща в большинстве случаев в 1 л. ед. ч. представлен в виде щѫ. Находим его очень часто.

Примеры:

из грамоты Александра — нѫ щѫ служит (В, ХХІІІ, 43);

 из грамот Влада I — азъ развали ви щѫ мир (В, ХХХІІІ, 56), азъ щѫ поти на них... азъ с щѫ вратит къ вам (В, XXXIV, 57), оти щѫ учинит размирицѫ (В, L, 74), оти щѫ умрѣт... нѫ ви щѫ огнем бити одъжен (В, LVI, 81);

из грамот Владислава Дана — азь мое не щѫ оставит (В, LXIII, 86), азь не щѫ оставит тіази работу (В, LXVI, 89);

из грамот Влада II — азь не щѫ да их простим (В, LXVII, 90);

из грамоты Влада III — азь щѫ заставит; в той же грамоте находим редкий пример фонетической передачи — азь им щъ учинит закон съ турчином (В, CLIV, 187). Встречаем в грамотах этот глагол в архаической не усеченной форме хощѫ.

Co времени интенсивного сербского влияния встречаем в этом глаголе новообразования, вызванные подражанием сербским образцам. Подражание это в одних случаях распространяется лишь на одну флексию (ср. в грамоте Дана II — не щем азъ оставит чловѣци господства ми въ пагубѫ, нѫ щем азъ изъмѫститъ моимъ чловѣком (В, XVI, 31); из грамот

184

Раду III — оті азь тизи добитьк до мое съмръти не щем оставити (В, LXXXII, 107), азь ню оу пагубу не щем оставит (В, LXXXVI, 112), — в других отражается на корне. В этом случае находим чу (из грамоты Раду III — чу жаловат — В, LXXXV, 110), хочу (в той же грамоте — хочу жаловат), хоку (из грамоты Войко — хоку бити — В, ССѴІІ, 248), хокю (из грамоты Раду IV — хокю стояти (С, VII, 8) и даже хокем (в грамоте Нега — В, ССХХІѴ, 272). Подобные примеры единичны, встречаются в сильно сербизированных грамотах. Нет никакого сомнения в том, что в живых говорах представлена была флексия ща (шта), передаваемая обычно в грамотах через щѫ.

Вспомогательный глагол смь в грамотах представлен в различных написаниях, под которыми легко узнать новоболгарское съм. Примеры

из грамот Влада I — за този съмъ разумел (В, XL, 68);

из грамот Владислава Дана — що смъ с вами утъкмил (В, LXIII, 86);

из грамоты Дана Претендента — сьм рекьл мою реч (В, LXXIX, 101);

из грамоты Басараба II — и неволил се сѫм (В, LXXXIX, 115), съм послал и съга (В, ХС, 117);

из письма одного турка — що съмъ имал съсь вашь чловѣк.

Очень редкое есмъ см. в грамоте Раду III — азь есмъ кралева слуга (В, LXXXV, 110) заимствовано из книжного  ц е р к о в н о г о  языка.

Итак, на основании данных валашских грамот XIV—XV вв. можно прийти к выводу, что в славянских говорах Валахии в это время шел процесс вытеснения флексии тематических глаголов флексией м. Этот процесс к этому времени уже закончился в тех глаголах, которые и в современных болгарских говорах последовательно представляют флексию м, в глаголах нового а-спряжения. Подпали под воздействие этого процесса и глаголы 4-го спряжения. Однако, судя по грамотам, не все славянские говоры пережили это. Были говоры (их было, вероятно, меньше), которые в этих глаголах сохраняли старую флексию тематических глаголов. Все остальные глаголы указанный нами процесс не пережили. Встречающиеся примеры единичны, наблюдаются лишь в грамотах, начиная со времени Дана ІІ, и могут быть объяснены как  с е р б и з м ы.

185

Таким образом, относительно  с е р б с к о г о  воздействия на исследуемую нами форму говорить почти нельзя. Оно сказалось в грамотах всего лишь на нескольких примерах. Иную картину наблюдаем в 1 л. мн. ч.

3  л и ц о  е д и н с т в е н н о г о  ч и с л а. В исследуемых нами грамотах в огромном большинстве случаев употребляется флексия т (тъ, ть).

Примеры:

из грамот Мирчи — да не смѣетъ ходити (М, IX, 3), коник, кои менет мимо Турчъ (В, I, 3), кои купит (В, I, 3), да си ищет длъжника (В, I, 4), да не бантует (там же);

из грамот Михаила — пишет господство ми (В, ІІ, 6), а тои да го тглит пред пръгари (В, III, 8), а онь да подет тамо, да си ищет дльг от длъжника (В, III, 7);

из грамот Раду II — и хто носитъ шапкы (В, V, 11), пишет господство ми (В,ѴІ, 13);

из грамот Дана II — и варе на коем тръѕѣ пропадет с постав (В, X, 20), еги минет на градѣ Турчъ (В, XI, 21), да идет на брод Дунаву (В, XI, 22), когы натоварит кола с рибѫ (В, XVIII, 32), а он да си наидет тогози чловѣка (В, XVIII, 39);

из грамоты Александра — а никому криво да не бѫдет (В, XXV, 46);

из грамоты Влада I — да ѫ отнесет у харагѫ, а що му бѫдет право да му с платит (В, XXXV, 58), а тои да се повратит (В, XLVIII, 71), да го не бантоват (В, XLIX, 72), хто доидеть от овѫзи землѫ (В, LVIII, 83);

из грамот Басараба III — а от турци нихто да се не боит (В, СѴІІ, 131), он да отидет (В, СХѴІІ, 145);

из грамоты Влада III— и по Дунаву куде се риба ловит (В, CLI, 183);

из грамоты Г. Ласкара — а оно стоит у къщъ Ханешова (В, ССХIII, 255);

из грамоты Казана — да му га не липсат не един влас (В, ССХХХІ, 286) и мн. др.

Подобных примеров можно привести сотни. На основании всех этих данных можно было бы прийти к выводу, что в славянских говорах Валахии глаголы в 3 л. ед. ч. сохраняли старое окончание -т. Но такой вывод был бы ошибочным.

Уже в старославянских памятниках встречаем глаголы в 3 л. ед. ч. без тъ. [1] Чаще это наблюдаем в среднеболгарских

1. См.  V o n d r á k, Altkirchenslavische Grammatik, S. 489—490.

186

памятниках. [1] Все это свидетельствует o том, что уже в X—XV вв. существовали болгарские говоры, в которых конечного т не было. Легко заметить, что чаще и последовательнее всего эта черта отражается в  в о с т о ч н о б о л г а р с к и х  памятниках. Это вполне естественно, так как именно восточноболгарские говоры эту черту выражают наиболее полно, в то время как во многих юго-западных говорах т сохраняется до сих пор (в областях Ресена, Охрида, Струги, Битоля, Прилепа, Мариово, Дебра, Кичева, Поречья, Горнего Полога), т. е. в тех областях, где в эпоху Бориса и Симеона шла интенсивная литературная работа. Местные говоры (например,  о х р и д с к и е) поддерживали старославянскую традицию в этом пункте: все книжники старались писать в 3 л. ед. ч. т, не считаясь с особенностями своего родного прoизношения. Эта черта была одной из наиболее  у с т о й ч и в ы х  архаических черт письменного языка. С этим исследователю необходимо считаться при изучении среднеболгарских памятников. И в новое время (в начале XIX в.) некоторые болгарские книжники в 3 л. ед. ч. писали т, тогда как их родной говор этого т не представлял. Таким книжником был Кирилл Пейчинович из Тетовского села Теарце. Он писал сакать, викатъ и пр., но под влиянием родного говора иногда изменял письменной церковной традиции и писал стори, каже, прати и т. д. [2]

При лингвистическом изучении старых текстов исследователю необходимо обращать внимание не только на форму данного слова, но прежде всего на то, в каком окружении находится данное слово, на контекст, на с о ц и а л ь н у ю  значимость данного языкового выражения. Для исследователя важно знать, употреблена ли данная форма в застывшем канцелярском языковом штампе, выработанном канцелярской практикой, или в архаическом церковном выражении, или в формулах клятвы, проклятия, в народных идиоматических выражениях. Естественно, что взаимоотношение живого языка и книжного в различных стилях выражения будет различным. Отсюда проистекает противоречивость данных языка старых памятников,

1. Mladenov, Geschichte der bulgarischen Sprache, S. 256.

2. „ Полог”, стр. 360.

187

очень ценная для установления особенностей живого языка. Но эта же противоречивость окажется неразрешенной загадкой, если исследователь пройдет мимо  с о ц и а л ь н о й  стороны и обратит внимание только на форму. В таком положении оказался исследователь валашских грамот проф. Милетич, который цитирует слово всегда изолированно, вне контекста, ограничиваясь лишь указанием на то, из какой грамоты данное слово извлечено. Все эти недостатки метода, часто представленные и в трудах более молодых лингвистов, не дали возможности Милетичу исследовать и данный вопрос (3 л. ед. ч.).

Как уже нами было отмечено выше, в большинстве случаев в грамотах находим в 3 л. ед. ч. окончание т. Значительно реже встречаются случаи без т. Отсюда Милетич делает вывод, что до конца XV в. в славянских говорах Валахии т еще держалось. [1] Но статистический метод для решения этого вопроса (как и для многих других вопросов) не может быть применен. Подойдем к решению этого вопроса иначе.

Вот перед нами одна из грамот Михаила, характеризующая валашский канцелярский язык начала XV в. В этой грамоте в 3 л. ед. ч. находим т: дават господство ми, кои чловѣкь... имат дльгь у брашовѣнь, а онь да подет тамо да си ищет дльг, а тои да го тглит прѣд пръгари, а никто да не смѣеть взти, да им позабавит (В, III, 8). В небольшой грамоте встречаем много случаев употребления т в 3 л. ед. ч. Это как будто свидетельствует o том, что в живом языке писца этой грамоты глаголы в 3 л. ед. ч. оканчивались на т. Ho вот только в одном случае в этой грамоте находим глагол без т. Это

1. „На основании некоторых случаев можно заключить, что окончание -т еще не совсем исчезло в языке и что форма 3 л. ед. ч. находилась в переходном состоянии” (СбНУ, XIII, 134). Это переходное состояние продолжалось, по мнению Милетича, до конца XV в. Полагаем вслед за С. М. Кульбакиным, что окончание -т по  ф о н е т и ч е с к и м  причинам отпадать не могло. Нужно думать, что уже в древнейший период в некоторых славянских говорах для форм 3 л. ед. и мн. ч. служили вторичные глагольные окончания (см. „Сербский язык”, 2 изд., 1916, стр. 86). Новое толкование этим вопросам дано С. П. Обнорским в статье „Образование глагольных форм 3 лица настоящего времени в русском языке” (Известия AH CCCP, 3, 1941).

188

глагол біе, употребленный в народном идиоматическом выражении, неизвестном церковному языку — а онь да си біе очи (в румынском — să-şi bată ochii). Это единственное свидетельство в грамоте ценнее всех процитированных выше.

Возьмем для примера грамоту Александра, изданную Богданом под номером ХХIII. И в ней обычно находим т: пишет, бѫдет, служит, веселит и т. д. Ho вот в грамоте Александр употребляет непристойную народную форму проклятия, и здесь вновь глагол не знает окончания: да кто ще слъгати, да му ебе пьс женѫ и матере му. И этот пример для характеристики живого языка ценнее многих других. В грамотах часто находим готовые формулы заклятия, в которых очень часто глагол не имеет т:

из грамоты Дана II — тузи поможе богь (В, XIV, 29);

из грамоты Александра — да му плати богь (В, XXIV, 44);

из грамоты Влада I — и весели ви бог (В, XL, 63);

из грамоты Дана Претендента — яко ми поможе богь (В, LXXX, 103), да ви научи богь (там же);

из грамоты Басараба III — и богь ви умножи лета (В, СХХХѴІІ, 170) и др.

Эти готовые формулы обычно очень характерны для живого разговорного языка. В то же время они часто сохраняют архаические формы (ср. в русском господи, помилуй). Тем более для нас является ценным то, что в этих формулах отражена особенность народного языка.

Новоболгарский язык утратил старые формы инфинитива. Вместо них возникли сочетания союза да с личной формой глагола. В этих новых народных сочетаниях писцу трудно было следовать традиции и в глаголах 3 л. ед. ч. писать т, так как они не имели аналогии в старом церковном языке.

И в этом случае грамоты свидетельствуют, что в славянских говорах Валахии в XIV—XV вв. окончание т отсутствовало.

Примеры:

из грамоты Дана II — хто любит да купчува (В, XIV, 29);

из грамоты Влада II — а вие да га оставете да отиде дома си (В, XXIII);

из грамоты Стойко — заборавил да узме (В, CCXLV, 301).

Выше мы уже указывали, что не все тексты в одинаковой степени отражают народные говоры. Есть более грамотные (обычно это грамоты самих господарей), есть грамоты,

189

свободно отражагощие черты живого языка. Показания тех и других грамот не могут быть для нас равноценньми. В данном случае важно указать, что глаголы без т чаще всего встречаются в грамотах, богатых особенностями живого языка. В этом отношении очень ценна грамота Ласкара Гергеласа, напечатанная Богданом под № ССХIII: а он доде съ вами, да доде момкот Добѣжа, да доде съ други товар, да доде спѣхом къ мнѣ, да ми събере добитък.

Приведу примеры из других аналогичных грамот:

из грамоты Нанчула и Стефана — и тоузи приде к нам (В, ССХѴІ, 261);

из грамоты Драгомира Манева — и онзи поп от шкѣи да доиде със них (В, ССХѴIII, 262), или буди тко (В, ССХІХ, 266);

из грамоты турка — то знае щерька добре (В, ССХХХ, 285);

из грамоты Синадина — да се исправи работа (В, ССХХХІІІ, 288).

Вспомогательный глагол щѫ, с помощью которого образовывалось в грамотах будущее время, прямых аналогий в старом церковном языке не имел. Поэтому понятно, почему уже в древнейших грамотах этот глагол в 3 л. ед. ч. употребляется без т (ср. в грамоте Михаила — не ще бити и мн. др.). Другое дело глагол е. В большинстве случаев в грамотах встречаем ест, так как эта форма каждому грамотному человеку была хорошо известна. Находим в грамотах и народную е, известную уже Троянской притче. В некоторых грамотах форма е проведена последовательно (например, в грамоте Влада II — що ми е дошел... не е нища за то...  и хтел е да доиде ... а он како е чюл... е опрѣл... е хтел — B, LXXIII, 95).

Примеры из других грамот:

из грамоты Александра — що е воиске (В, XXX, 49);

из грамоты Влада I — она е изгорела въса (В, LV, 80);

из грамоты Влада IІ — варе ест угрин, варе е сакуи, варе ест влах, варе буди кто щет бит (В, LXXVII, 99);

из грамоты Владислава Дана — аще ви е волѣ (В, LXV, 88);

из грамоты Дана Претендента — да е набрал триста деце (В, LXXIX, 101), е звал (там же);

из грамот Влада III — един е име Татул (В, CLVIII, 192), е узел брата (М, IX, 18), е купил един кон (В, CLXXV, 209);

из грамоты Стойка — що е вещ

190

(B, CCXLVI, 301).

Форма е значительно чаще встречается в грамотах конца XV в. (время Влада III и Раду IV). Не исключена возможность, что писцы стали свободнее пользоваться народной формой под влиянием  с е р б с к о г о  языка, памятники которого (грамоты) в это время обычно старой формой уже не пользуются.

Ко всем указанным нами примерам можно прибавить еще много, которые могут объясняться только тем, что в живом языке их писцов окончание т отсутствовало:

из грамоты Мирчи — бѫді да ест купен тоизи кумеркь (В, I, 4), бѫди съ щим либо (там же);

из грамоты Дана II — а он да ходи слободно (В, XIV, 29);

из грамоты Влада I— да иде прѣс планинѫ у влашку землю (В, XXXVIII, 60);

из грамоты Влада II — един от вас да отиде у Брашов (В, LXXIII, 94);

из грамот Дана Претендента — да се не плати никьга (В, LXXIX, 101), не може се наситити (В, LXXIX, 101);

из грамоты Раду III — да чини с ним како зна (В, LXXXIII, 108);

из грамоты Басараба III — да се принесе (М, IX, 13), тои не може бит (В, СХХѴІІ, 158), за тои да знае (В, СХѴІІ, 144);

из грамоты Влада III — та даде жупанице пръвеве Станке Васпри (М, IX, 19), и да се зове чловѣк (М, IX, 17);

из грамоты Раду IV— поиде със другому чловѣку по праву пут Браиловску (В, CLXXXI, 217), и варе що ви изрече Алекси (В, CLXXXIII, 220).

Все это дает нам основание заключить, что в славянских говорах Валахии в ХIѴ—XV вв. в 3 л. ед. ч. окончания т не было. Глагол оканчивался на старую тематическую гласную или на гласную, представлявшую результат стяжения (зна, обеща и др.). Окончание т характеризовало книжный славянский язык, представлявший собой одну из своеобразных редакций среднеболгарского книжного языка.

Эту народную черту поддержало  с е р б с к о е  влияние. Дело в том, что сербские памятники XIV—XV вв. (главным образом грамоты) последовательно отражают эту черту народного сербского языка. Валашские писцы второй половины XV в., стараясь подражать сербским образцам, смелее отбрасывали совсем ненужное т. Важно отметить, что глагол,

191

представлявший в корне фонетический признак  с е р б с к о г о  языка, чаще всего окончания т не имел:

из грамоты Влада III — да им ме буде (В, CLXIX, 204);

из грамоты Раду IV— и кому буде он благоволил (М, IX, 27).

При изучении глагольного окончания 3 л. ед. ч. необходимо считаться с одной палеографической особенностью. Дело в том, что окончание пишется обычно в титле над линией (обозначается знаками ). Подобное написание являлось результатом исключительно книжной выучки, которой, как мы видели выше, не многие валашские писцы могли похвалиться. Не всегда в грамотах отчетливо видно это написание. Вероятно, этим объясняются расхождения в изданиях. Так, Милетич одно место из грамоты Басараба III издает — а добитък да му се не развалѣ. Это же место в издании Богдана — а добитък да му се не развалѣт (СХ, 172).

1  л и ц о  м н о ж е с т в е н н о г о  ч и с л а.  В 1 л. мн. ч. сербский язык представляет флексию мо. Эта особенность резко отличает сербский и болгарский языки. Нет никакого сомнения в том, что флексия мо, встречающаяся в западноболгарских и македонских говорах,  с е р б с к о г о  происхождения. Она характеризует так называемые -ч, дж говоры. Исследователь этих говоров Ц. Тодоров указывает, что флексия мо в этих говорах очень восприимчива и устойчива (Цит. соч., стр. 337). На заимствованный характер флексий мо в говорах Полога указывает Селищев: „Формы же на мо — это элемент иной диалектической группы, той группы, которая еще более значительно отразилась в говорах Скопьской Черной Горы, Куманова, северо-кратовского края (город Кратово и села к северу от него), в северо-западной Болгарии, в юго-восточной Сербии”. [1] Он же свидетельствует, что в Д. Пологе в языке одного и того же лица можно найти ме и мо. Флексия мо встречается уже в старых памятниках болгарской письменности, написанных в  з а п а д н ы х  областях (в Ассеман. — , в Охридском апостоле ,

1. „Полог”, стр. 361.

192

). Еще чаще мо встречается в более поздних  з а п а д н о б о л г а р с к и х  памятниках.

В болгарском языке старой флексией мн. числа является мъ, которая и по сей день представлена в восточных говорах и некоторых западных. Однако в связи с распространением флексии м в единственном числе болгарский язык пережил процеос формирования новой флексии — ме, возникшей ранее и в некоторых других славянских языках. [1] Эта флексия в восточных говорах обычно характеризует глаголы так называемого а-спряжения, в западных же она проникла и в другие классы. Наблюдаются говоры, в которых м и ме свободно уживаются в языке одного человека (óдим, úдеме, отúдеме, та кáжем, см. Тодоров, стр. 337).

Исследуемые нами валашские грамоты в данном пункте на первый взгляд представляют какое-то непонятное смешение. В одной и той же грамоте можем найти м, ме, мо.

Однако при более внимательном анализе можно установить происхождение каждой из трех флексий и связь их с живыми славянскими говорами Валахии.

Флексия мо не употребляется в древнейших валашских грамотах. Лишь с 20-х годов XV в. эта флексия проникает в письменный язык, характеризуя сперва лишь грамоты с многочисленными сербскими чертами. Постепенно, с середины XV в. мо распространяется все шире, все чаще и охотнее пользуются ею писцы. Несомненно, что к этому времени она почти вытесняет в литературном языке флексии м, ме.

Примеры:

из грамоты Раду II — и да живемо мирно и единодушно съ правдом и истином (В, IV, 9);

из грамот Александра — ніе служимо господину кралю (В, XXIII, 43), да станемо прѣд ним (там же);

из грамот Влада II — да га проженемо от земле (В, XXXIX, 12), да им учинимо зло, како злем людем (М, XIII, 31), да учинимо прах, да поставимо оу град (В, LV, 80);

из грамоты Влада — не можемо оставит (В, LXXII, 94);

из грамоты Дана Претендента — имамо... просимо ... хощемо

1. См. „Geschichte der bulgarischen Sprache”, 256.

193

(B, LXXVlII, 100);

из грамоты Басараба II — да се бранимо от турци (В, LXXXVII, 113), и не можемо стати пред ним (В, ХСІ, 118), пишемо (В, ХСІІ, 119), да послемо (В, LXXXVIII, 115), да беседувамо с ним (В, ХС, 116);

из грамоты Басараба III — поутвръдимо (В, СХХХIII, 164), та их давамо (В, CXLV, 176);

из грамоты Влада III — за тогаи раді заповедамо (В, CLI, 183), поклоненіе приносимо (В, CLII, 184), да платимо напасть пет десет хилѣди (В, CLVIII, 192), не хтемо (В, CLXVI, 201);

из грамоты Раду IV — судимо по правде (В, CLXXXV, 222);

из грамоты Албула — а ние да знамо како щемо учинит (В, ССХ, 250);

из грамоты Нана и Стефана — от поведамо (В, ССХѴІ, 261);

из грамоты Нега — да их опремо (В, ССХХІѴ, 274), да га угасимо (там же);

из грамоты Казана — за тои захвалѣмо и благодаримо (В, ССХХѴ, 277), да те извадимо (там же).

В данном случае произошло то же, что мы теперь можем наблюдать в северо-западных болгарских говорах. Полезно вспомнить указание Тодорова об особой восприимчивости флексии мо. Ошибочно было бы думать, что флексия мо характеризовала лишь книжный, письменный язык Валахии XV в. и что в разговорном сохранялись только флексии м, ме.

Одной из характерных особенностей славянских говоров Валахии, Мизии, Балкан и Фракии являлось изменение неударного o в у. Черта эта и ныне широко распространена в восточных болгарских говорах и в говорах Румынии, преемственно отражающих многие черты славянских говоров Дакии. [1] Сербский язык этого изменения неударного o не знает. До нас дошли валашские грамоты конца XV в., в которых отражается изменение неударного o в у (из сибинской грамоты Раду IV — паки скору да га допустим, негуи логофет — С, X, 10). Находим изменение неударного o в у и во флексии мо в той же сибинской грамоте Раду IV — пишему нашим ч^стити^м, из другой сибинской грамоты Раду IV — тои ви даваму въ узнамие

1. G ä r t n e r, Darstellung der rumänischen, Sprache, S. 99-100.

194

(C, XI, 11); но в той же грамоте — захвалаемо приносимо. В грамоте Драгомира Манева — платиму (В, ССХѴ, 266), хтему (В, CCXL, 296). [1]

Эти факты, правда немногочисленные, указывают, что валашские книжники не только писали окончание мо в 1 л. мн. ч., но и произносили его, отражая в этом случае особенности своего родного произношения. O проникновении мо в  н а р о д н ы е  говоры Валахии можно лишь догадываться.

Несомненно, окончание мо хорошо было известно славянским говорам Молдавии. Это подтверждается многочисленными примерами из молдавских грамот XV в. Может быть, эта черта молдавских говоров проникла в некоторые соседние валашские говоры. Но это не связано с появлением формы мо в валашском канцелярском языке. Бесспорно, что мо в валашских грамотах —  с е р б и з м. Это подтверждается временем появления этой формы, употреблением ее в определенном кругу грамот, связью ее с другими сербизмами и пр.

Несмотря, однако, на такое широкое распространение сербской флексии мо, в валашских грамотах в течение всего XV в. употреблялась и старая флексия м.

Примеры:

из грамоты Александра — не можем ходит с лѫжами (В, XXV, 46, в румынском переводе Богдана — nu putem umbla cu minciuni);

из грамоты Раду III — и пак ако ли не учините како ви пишем (В, СХХІ, 150), зараді да щищуем съш нега (В, СХХІІ, 151), да га не чуем (В, СХХХѴ, 167);

из грамоты Влада III — да готови бѫдем услишати он глас (М, IX, 17);

из грамоты Нега — а он рече мене да се пріуготовим, да поидем у поклисарство (В, ССХХІѴ, 273);

из грамоты Синадина — колико можемо та преставам (В, ССХХХІІІ, 287).

Употреблялась она значительно реже, нежели мо, особенно со времени Раду III, когда мо становится непременным признаком литературного языка. В редких случаях писцы, однако, сбивались на просторечную форму. Еще реже проникала в письменный язык

1. Находим — му в некоторых болгарских дамаскинах (ср. в Коприщенском дамаскине — да си подумаму и да си попитаму кои от кыдѣ е — 410).

195

флексия ме, получившая особенное развитие в новоболгарском языке [1] (из грамоты Г. Ласкара — да му даваме все — В, ССХIII, 255). Флексии ми (мы) валашские говоры, очевидно, не знали. Валашские грамоты не дают ни одного достоверного случая. Пример — да како знамы, тази да ви кажем, указанный Милетичем, извлечен из грамоты (№ 61), которая имеет черты  м о л д а в с к о г о  происхождения. Она не была включена Богданом в его собрание брашовских грамот. В молдавских же грамотах флексия мы встречается.

Вспомогательные глаголы щѫ и съм во множественном числе в соответствии с общей системой имеют обычно окончание — мо:

из грамоты Влада I — како смо утъкмиле (В, XLVIII, 71);

из грамоты Владислава Дана — що смо имали помежду нами (В, LXIII, 86);

из грамоты Раду IV — смо послали наша слуга Онча (В, ССѴ, 244);

из грамоты Басараба ІІ — ми щемо га миловат (В, ХСIII, 120);

из грамоты Раду IV — не кемо оставити (В, CLXXXI, 217), их чемо педепшати (В, СХСІѴ, 232).

В приведенных примерах достаточно ясно ощущается искусственный, чисто книжный характер флексии мо, которую в одинаковой степени встречаем и в щемо, кемо и чемо. В редких случаях и вспомогательный тлагол съм во мн. числе встречаем в виде сме, что в такой же степени, как даваме или аорист дадохме (В, CCXLII, 297), отражает особенность живого местного произношения: из грамоты Владислава Дана — що сме обещали (В, LXIII, 86). Эта народная форма неожиданно прорвалась у писца, несмотря на то, что непосредственно перед ней он употребил книжную — що смо ималу помежду нами. Форма щем, встречающаяся в грамотах часто, употребляется как будто только в значении единственного числа. Есть несколько сомнительных

1. Чергедские молитвы могут свидетельствовать, что в народных говорах северо-восточной Болгарии в ХIII в. флексия — ме получила широкое распространение (Милетич, цит. соч., стр. 46). Флексии — мо в языке этих молитв нет. Флексия ме встречается уже в среднеболгарских памятниках (Mladenov „Geschichte d. bul. Spr.”, S. 256).

196

случаев, но нет ни одного, когда с уверенностью можно было бы утверждать, что перед нами множественное число.

3  л и ц о  м н о ж е с т в е н н о г о  ч и с л а.  Славянские языки в 3 л. мн. ч. представляли различные образования: в глаголах I—III классов ѫть (ть), в глаголах IV и V классов ть (за исключением сѫтъ и имѫтъ). Большинство славянских языков до сих пор сохраняет эти различия (ср. в русском  н е с у т, но  т е р п я т, в словацком nesú, но trpia). Лишь отдельные глаголы под влиянием различных условий перешли из одной группы в другую (ср. ст.-сл. дадть, в русск. дадут, в словацком dajú, но ядят — jedia).

Более или менее последовательно сохраняет старые различия в 3 л. мн. ч. современный  с е р б с к и й  язык (ср. плéтӯ, трèсӯ, но джē, нсē). Атематический глагол дти представляет указанное выше новообразование — дáдӯ. Редко встречаются говоры, в которых были бы существенно нарушены старые отношения. Это главным образом  з а п а д н о ш т о к а в с к и е  говоры. [1]

Болгарский язык на всей территории своего распространения пережил процесс обобщения старых ѫт и т в 3 л. мн. ч., который в отдельных говорах представляет различные стадии. Различается он в говорах и своей направленностью: если в одних говорах все глаголы представляют результат обобщения на ѫт (это обычно), то другие (реже) обобщались на т. B литературном болгарском языке прежние различия ныне отражаются лишь в твердости или мягкости предшествующего согланого (ср. несат, но говорят). Во многих говорах и эти различия уже утрачены. Исследователи болгарского языка уже давно справедливо отметили, что в этом процессе существенную роль сыграла так называемая среднеболгарская мена юсов.

Исследуемые нами валашские грамоты передают 3 л. мн. ч. противоречиво и непоследовательно. Грамоты отражают и влияние письменной среднеболгарской традиции и сильное  с е р б с к о е  влияние. Здесь отражается влияние и местных

1. R e š e t a r, Der stokavische Dialekt, Wien, 1907, S. 193. Там же об образовании 3 л. мн. ч. с помощью окончания -du (gvòoridu и др.), возникшего под влиянием dadu, jedu.

197

славянских говоров, изучение которых представляет нашу главную задачу. Первое, на что необходимо обратить внимание, это то, что в славянскик говорах Валахии в XV в. шел процесс обобщения глаголов на ѫт и т — один из характерных процессов живого болгарского языка. Валашские грамоты дают доказательства тому, что часть писцов не умела различать глаголы этих двух групп. Приведенные примеры указывают также на то, что процесс обобщения шел от ѫт, т. е. имел наиболее типичный для болгарского языка характер. Не все встречающиеся примеры могут быть привлечены для характеристики  ж и в о г о  языка. Необходимо исключить такие, которые, может быть, отражают среднеболгарскую книжную традицию (например, из грамоты Михаила — и нигде се не заложѫт (В, II, 8); из грамоты Владислава Дана — нищо да с не грижѫт (В, LXIV, 87).

Примеры:

из грамоты Раду II — да с не болѫт (В, IV, 9);

из грамоты Александра — понеже с турци возѫт (В, XXI, 42), купѫт (М, XIII, 63);

из грамоты Влада I — тъкмо дукати да не доносѫт (В, LII, 76), да не износѫт ни сребро ни мед (там же; в той же грамоте — да донесет въсеку куплѫ);

из грамоты Владислава Дана — како да ходѫт ваши людіе (В, LXIV, 87);

из грамоты Раду III — що любѫт (В, LXXXIII, 108).

Глагол дадтъ (продадтъ) чаще всего в грамотах представлен с окончанием ѫт, на что недавно в связи со своими специальными задачами обратил внимание Л. А. Булаховский (цит. соч., стр. 16). Нужно думать, что в этих случаях конечный согласный корня не был твердым, как в глаголах типа могѫт, отидѫт. Однако в грамотах это на отражается. Может быть, o мягкости согласного свидетельствует пример из грамоты Влада I, изданной Венелиным, — и дажбы елика ся находьть въ земи господства ми (Вен., 88). Придавать, однако, особую ценность этому свидетельству нельзя, так как в оригинале грамоты, возможно, стоит не ь, а ъ.

Глаголы IV класса в грамотах часто оканчиваются на ет.

Примеры:

из грамоты Раду II — и да с сѫдет сираци (В, IV, 9), да ходет слободно (там же);

из грамоты Дана II — и зло

198

им чинет (В, XVI, 31);

из грамоты Влада I — яко да ходет слободно съ куплѫ (В, LII, 75), да доносет въсеку куплѫ (там же), носет... доводет (В, XL, 63);

из грамоты Влада II — да ходет и ваше люде къ нам куповати (В, LXXI, 93);

из грамоты Басараба III — и ваши нища да се не боет (В, СХѴIII, 146), да не чинет (там же), да се приносет (М, IX, 13);

из грамоты Влада III — елико се находет (М, IX, 17);

из грамоты Раду IV — колико дръжет (М, IX, 26).

Милетич видел в этих примерах следствие процесса обобщения. Под написанием ет скрывалось ät (СбНУ, IX, стр. 320). Для подобного заключения нет никаких оснований. Под написанием ет и следует разуметь ет, которое восходит к т. Случаи с ет в грамотах встречаются очень часто. Соображение Милетича могло бы иметь некоторую ценность при возможном написании ѣт. Буквой ѣ писцы часто передавали открытое широкое е. Но подобное написание в грамотах встречается чрезвычайно редко. Сравнительно редко (особенно в памятниках второй половины XV в.) находим написание т, под которым также могло бы скрываться ät: и да ност постав и платно — В, LII, 75, доходт — В, ССХ, 250; да с хрант — (В, LXIV, 87). Как нам кажется, эти факты свидетельствуют o том, что не все славянские говоры Валахии в XIV—XV вв. переживали указанный выше процесс обобщения. В написаниях ет следует видеть отражение живого говора. В этом отношении очень ценным является свидетельство языка семиградских болгар. Чергедские молитвы указывают, что в нем не был пережит процесс обобщения (ср. 3 л. мн. ч. učent, falent, storent, но mogant, dumant) [1]. Надо думать, что в Валахии местные славянские говоры в отношении судьбы 3 л. мн. ч. не представляли единства. Были говоры с результатами обобщения, но были говоры, которые в XIV—XV вв. этот процесс не переживали. Были и другие областные процессы в 3 л. мн. ч., которые нашли отражение в грамотах. Это окончание ит:

из грамоты Влада II — юнаци да доидет да ми служит (В, LXXVII, 99);

из грамоты

1. М и л е т и ч, Седмоградските българи и техният език, стр. 46.

199

Раду III — две телеги да ходит слободно (М, IX, 8);

из грамоты Басараба III — та ходит по туи (В, СХІІІ, 141).

Это окончание хорошо известно современным дебрским говорам: девојките одит, билярките, момчинята си седит на куп. [1] Аналогичное образование находим в малореканском говоре. [2]

Все указанные нами диалектические особенности из родного языка писцов проникали в грамоты, в канцелярский язык, представляя порой самые причудливые сочетания разнородных элементов. Они усваивались писцами, которые в своем родном языке их не имели. Этим объясняется соединение в одной грамоте самых различных диалектических особенностей.

Глаголы I—II классов сохраняют старое окончание ѫт (т. е. ът).

Примеры:

из грамоты Мирчи — ако бѫдѫт (В, I, 1);

из грамоты Раду II — да живѫт мирно (В, IV, 8), ако ли бѫдѫт другіѫ (В, V, 11);

из грамоты Александра — да их не отведѫт далеко (В, XXIV, 44);

из грамоты Дана II — да възимѫт вамѫ от град (В, XV, 30);

из грамот Влада I — понеже мои сиромаси не могѫт хранити са (B, LIV, 78), идѫт с мене (М, XIII, 36), да си поидѫт (М, XIII, 31);

из грамоты Владислава Дана — а они да доидѫт к мене (В, LXIV, 88);

 из грамоты Раду III — аще ли не могѫт...  они да су волни да отидѫт (В, LXXXIII, 108);

из грамоты Койко — да ми донесътъ въсе (В, ССѴІ, 247).

В грамотах встречаем  е д и н и ч н ы е  примеры, свидетельствующие o влиянии на эти глаголы глаголов IV класса: из грамоты Влада I — не щем си оставит въ срамотѣ да ми гинет (В, LIV, 78). Ho в той же грамоте — мои сиромаси гинѫт. Грамоты не дают основании для утверждения, что в славянских говорах Валахии известно было то обобщение окончаний в 3 л. мн. ч., которое характерно для говоров юго-западной и западной Македонии, т. е. обобщение на т.

В глаголах III класса стяженные формы встречаются редко. Обычно находим формы нестяженные:

из грамоты Мирчи — ако да даваѫт (В, I, 3), кои поминуѫт с рибѫ да с варуѫт

1. Б е л и ћ, Галички диіалекат, Београд, стр. 235—236.

2. „Известия на семинара по славянска филология”, ІI, стр. 272.

200

(B, I, 1);

из грамот Раду II — и да купчуѫт люді (В, IV, 9);

из грамоты Дана II — нигде коумеркъ да не даваѫт (В, XVII, 32), и ратуѫт сираци (В, XVI, 31);

из грамот Влада I — си проливаѫт кръви за вас (М, XIII, 34);

из грамоты Раду III — да купуѫт (В, LXXXIII, 108).

Стяженные формы встречаются в глаголе давати (ср. в грамоте Мирчи — кои си дават — В, II, 4). На стяжение указывает пример из грамоты Дана II — да давѫт купци вамѫ (В, XI, 21). Думаем, что проф. Богдану не следовало восстанавливать а — дав(а)ѫт. Встречаем форму имат:

из грамоты Дана II — та такови имат пріт велико зло (В, XVII, 33), они неимат (М, IX, 33);

из грамоты Влада I — че немат (В, ХХХIѴ, 57). Имат не восходит непосредственно к старой имѫтъ, а предотавляет собой стяженную форму от имаѫт; эта последняя в грамотах встречается нередко:

из грамоты Влада I — мои сираци имаѫт (В, XIII, 37). Следует думать, что процесс стяжения в живом славянском языке охватил лишь несколько глаголов (ср. в грамоте Басараба III — и чие речи их окротиват — В, СХІІІ, 141). Большинство же глаголов этот процесс не пережили (к указанным примерам можно еще прибавить бантуѫт, възиваѫт, тръгуѫт, проливаѫт, часто улагаѫт).

И в этом классе глаголов находим следы влияния глаголов IV класса:

из грамоты Дана II — нигде кумерки да не дават (В, XVII, 35);

из грамоты Басараба III — купци слободно да купчюет (В, СХѴІІІ, 146).

Этих примеров, как и указанного выше гинет, слишком мало для того, чтобы делать выводы o существовании говоров, в которых процесс обобщения в 3 л. мн. ч. шел от глаголов IV класса.

Оставило глубокий след в письменном языке  с е р б с к о е  воздействие на 3 л. мн. ч. Отражено это влияние в утрате окончания — т и в сербской передаче старого ѫ.

Под влиянием сербского языка в грамотах XV в. глаголы IV класса 3 л. мн. ч. оканчиваются на е. Легко заметить, что этим формам сопутствуют в грамотах другие особенности сербского языка. Число примеров на е растет в грамотах по мере усиления сербского влияния. Особенно много их в грамотах

201

в т o p o й  половины XV в.

Примеры

из грамот Раду III — да ходе мои сираци оу вас слободно, и ваши оу мое земле слободно где любе (В, LXXX1II, 108), ходе людіе слободно (там же, ср. в сербских грамотах XIV в; из грамоты 1357 г. — токмо да си ходе дубровчане... проходе („Monumenta serbica, p. 157);

из грамот Влада III — су ударили на них да изваде теи жене (В, CL, 182), просе (там же) и др.

Все эти формы книжные, заимствованные из сербского письменного языка, получившие распространение в Валахии со времени интенсивного сербского влияния. Находим единичные примеры на и: из грамоты ворника Басараба III Казана: и да ходи сваки чловѣки (В, ССХХХІ, 286); и в этом случае книжник не написал окончания т, следуя моде.

В глаголах I—III классов сербское влияние выражено в передаче старого ѫ через у и в той же утрате т:

из грамоты Влада I — и где обрѣтаю молдовене (В, XL, 63), да их хватаю (там же);

из грамоты Раду III — аще могу тръговати оу вас аще ли не могѫт (В, LXXXIII, 108);

из грамоты Влада III — прави людие да гину (В, CLVIII, 192);

иногда сербское влияние выражено лишь в сербской передаче гласного:

из грамоты Влада I — узимают... хватают (В, XL, 63);

из грамоты Басараба II — да доидут на комати си (В, ХСІІІ, 120);

из грамоты Басараба III — и що чекают (В, СХІІІ, 141), да будут съ дукати (В, СХХІІІ, 153), како да будут у свобод (В, СХХѴІІ, 158).

Отсутствие окончания т в 3 л. мн. ч. наблюдается в болгарских говорах не только в соседних с сербскими, но и в говорах, которые влияния со стороны сербского языка почти не испытали (например, в костурском говоре). На основании славянских грамот Валахии можно прийти к выводу, что таких говоров в Валахии не было. На книжный характер этой особенности грамот обратил внимание уже Л. Милетич, указав, что „утрата т в 3 л. мн. ч. сербизм” (СбНУ, XIII, стр. 135).

Вспомогательный глагол съм в 3 л. мн. ч. имеет в грамотах различное написание: сѫтъ (сѫть, сѫт), сътъ (съть, сът), сѫ, суть (сут), су, есу. Все это разнообразие форм представлено

202

часто в грамотах одного воеводы (ср. в грамотах Александра — и колико робіе сѫт вь Никополи — В, XXIV, 44; да сѫт взели кони — там же; яко сѫ доишли молдовци — В, XXII, 42; не су справни юнаци — В, XXX, 49). Аналогичную картину наблюдаем в грамотах других воевод:

из грамоты Мирчи — калугере да сѫ волни ловити (Вен., 22);

из грамоты Михаила — еже сѫ създани (М, IX, 5);

из грамоты Дана II — що сѫ имали от прѣродители (В, VIII, 15);

из грамоты Влада I — оти сътъ мои истиніе речи (В, XXXIV, 62), какови сѫт пріателіе;

из грамоты Раду III — они да су волни да отидѫт (В, LXXXIII, 108);

из грамоты Владислава Дана — где су овц (В, LXVI, 89);

из грамоты Басараба III — суть у них некои речи (В, СХIII, 141).

Форма су заимствована из сербского языка. В грамотах Александра она еще не получила широкого развития: ее употребление связано главным образом с текстами сильно сербизированными (ср., например, ее употребление в грамоте № XXX). Лишь с середины XV в. эта форма получает свободное распространение в различных текстах. Форма сут представляет такое же книжное искусственное образование, как и будут (см. выше). Форма сѫ (т. е. сă), несомненно, живая. Книжники могли взять ее только из  ж и в ы х  славянских говоров, так как ни среднеболгарская письменность, ни тем более сербская этой формы не знали. Сѫ в валашских грамотах — одно из древнейших письменных свидетельств этой формы. Существовала ли в славянских говорах Валахии форма сът? Уверенно на этот вопрос ответить трудно. Употребление ее может быть объяснено письменной среднеболгарской традицией. Но, может быть, она была известна и говорам. Употребляется она в грамотах очень часто. Можем найти аналогии и в современных говорах (например, сат, сет в македонских говорах). Глагол щѫ имеет чаще всего форму щѫт. Редко встречаем щет: хощет юнаци (В, LXXVII, 99).

[Previous] [Next]

[Back to Index]