Разыскания в области болгарской исторической диалектологии.
Т I. Язык валашских грамот XIV—XV веков

С. Бернштейн

 

(Обсуждение)

 

 

* * *

 

Аналитический строй именного и местоименного склонения современного болгарского языка уже давно привлекал к себе внимание исследователей. Многие лингвисты полагали, что переход от синтетического к аналитическому типу склонения вызван был фонетическими процессами во флексиях, которые привели к совпадению, а затем и смешению различных падежных окончаний. Другие отдавали предпочтение влиянию того этнического и языкового субстрата, на котором возникли современные балканские народы и их языки. Наконец, совсем недавно, в 1945 г., академик Н. С. Державин высказал мысль,

 

357

 

что аналитический тип новоболгарского языка является  а р х а и ч е с к о й  его чертой, а не представляет перехода от синтетизма к аналитизму: „В сравнении с русским языком современный болгарский язык отличается архаичностью своего лексического состава и грамматического строя. Он не знает, например, склонения, т. е. изменения слов по падежам, и для выражения падежных отношений пользуется различными предлогами”. [1] При современном состоянии науки o болгарском языке вопрос об его аналитизме не может быть решен окончательно. Необходимы разыскания и новые материалы. Однако можно смело утверждать, что фонетические процессы не сыграли той роли в истории склонения, какое им придавали Милетич, Цонев и другие, и что аналитический строй характеризовал болгарские говоры в глубокой древности. Еще в 1869 г. В. И. Ламанский указал, что древнеболгарские говоры должны были отличаться значительной дробностью. Солунский говор представлял лишь один из говоров этого языка, отличавшийся от говоров северо-восточной Болгарии: „Словом, невероятно, что наречие, которым  ч и с т о  б е с е д о в а л и  солуняне, в совершенстве владели св. Кирилл, Мефодий и их деятельный ученик и продолжатель св. Климент, было совершенно тожественно с наречием, господствовавшим при болгарском дворе Бориса и покровителя славянской письмеяности царя Симеона”. [2] Дальнейшие изучения все больше и больше подтверждают предпо-

 

 

1. „История Болгарии”, I, 1945, стр. 222.

 

2.  Ж. М. Н. П., 1869, январь, стр. 125. Исходя из аналогичных предположений, проф. В. Н. Щепкин писал: „Болгарские филологи... часто исходили из априорного допущения, что старославянский язык есть прямой предок новоболгарского. Таким образом, для них то самое являлось беспорным основанием их дедуктивных операций, что для славистов русских и западных было лишь возможным конечным выводом индуктивного исследования. Известно, что итог этого последнего звучит несколько иначе: старославянский язык не есть язык древнеболгарский (в смысле родоначальника современных болгарских наречий), а одно из наречий этого языка, уже в древности обладавшего поразительным диалектическим расчленением” (Болонская псалтырь, СПб., 1906, стр. IV). Ср. аналогичное заявление в статье В. Облака „Няколко бележки върху старославенските паметници” (СбНУ IX, прим. на стр. 3).

 

358

 

ложение русского слависта. Так, изучение чергедских молить показало, что народные говоры северо-восточной Болгарии во второй половине ХIII в. представляли важнейшие особенности „новоболгарского” языка и в том числе его аналитизм. Исследование валашских грамот XIV—XV вв. то же самое подтверждает в отношении славянских говоров Валахии XIV—XV вв. Книжный язык в Болгарии был очень консервативен, но даже памятники средневековой письменности иногда свидетельствуют, что родной язык писца был очень далек от письменного языка, что выражается, между прочим, в ошибочном употреблении падежных флексий. Отдельные примеры подобных ошибочных написаний нами указаны в пятой главе.

 

О глубоких различиях в системе склонения в древнеболгарском языке говорят данные современной болгарской диалектологии. Так, в южных болгарских говорах наблюдается значительно больше элементов синтетического склонения, нежели в северо-восточных говорах. Уже давно, в самом начале своей ученой деятельности, проф. Милетич опубликовал работу „Старото склонение и днешните български наречия”, в которой поставил задачу изучения всех элементов синтетизма в современных говорах. [1] Эта работа была выполнена Милетичем неудовлетворительно, и проф. Цонев с полным основанием назвал ее „маленьким палеонтологическим музеем из старой болгарской морфологии” („Български преглед”, III, стр. 84). Автор для каждой формы приводит примеры из всех говоров. Поэтому не было показано различия между говорами. Однако в своих более поздних работах по восточноболгарской диалектологии Милетич это различие показал вполне убедительно.

 

Идеи o внутреннем распаде синтетического склонения в связи с фонетическими изменениями флексий получили широкое распространение в трудах болгарских лингвистов. В „Старото склонение и днешните български наречия” Л. Милетич, собрав значительное количество окаменелых падежных форм по говорам, стремился доказать, что падение синтетического строя не есть результат влияния иной языковой системы. Позже к этому вопросу проф. Милетич возвращался

 

 

1.  „Сборник за народни умотворения”, II, стр. 226.

 

359

 

постоянно ках в специальных исследованиях, так и попутно в различных статьях и рецензиях. „Переход от среднеболгарского к новоболгарскому языку мы принуждены толковать как  о р г а н и ч е с к о е  (разрядка наша. — С. Б.) продолжение в развитии среднеболгарского языка, не обращая внимания на те теории, которые только предполагают, что фракоиллирийский язык был причиной этой перемены”, — пишет Милетич. [1] Этой концепции Милетич остался верен до конца жизни.

 

Важнейшим фактором, который вызвал падение именного склонения в среднеболгарский период, по мнению Милетича, был процесс в области носовых гласных, т. е. так называемая среднеболгарская мена юсов. Не будем приводить всю аргументацию автора, она хорошо известна. Обращаем внимание лишь на то, что среднеболгарская мена юсов охватила только важнейшие случаи склонения слов женского рода основ на a (ja), почти не отразившись на всех других склонениях. Но даже и в основах на a (ja) эта мена не привела к полному совпадению флексий. Милетич должен признать, что дательный и местный падежи мягких основ (земи) „могли противостоять аналогическому выравниванию с общим падежом”. [2] Проф. Цонев, последовательный сторонник органического падения синтетического строя в болгарском языке, так как „изменение форм зависит от двух причин: от изменения звуков и от действия аналогии”, [3] не может в защиту своих воззрений представить более убедительную аргументацию. Так, в склонении слова воля в ед. ч. он вынужден признать наличие в среднеболгарском периоде трех различных флексий: им., р., в., зв. — воле; д., м. — воли; тв. — волē. В склонении душа — четыре флексии: и., р., в. — душа, д., м. — души, зв. — душе, тв. — душ. Вспомним, что в современном чешском  с и н т е т и ч е с к о м  языке  v l e  и  duše имеют лишь три падежных флексии. Л. А. Булаховский уже давно справедливо указал, что в чешском языке наблюдались не менее неблагоприятные

 

 

1.  „Сборник за народни умотворения”, IX, стр. 286.

 

2.  Там же, стр. 291.

 

3. Цит. соч., стр. 445.

 

360

 

условия для фонетического смешения падежей, однако, это не привело к падению синтетического строя в нем. „Я не решился бы, однако, признать за такого рода явлениями (фонетическое совпадение различных падежей и аналогии. — С. Б.) решающую роль, определяющую переход к аналитическому строю: например, не менее неблагоприятные для различения флексий, чем в болгарском языке, фонетические законы чешского ничего направленного к выработке аналитического склонения в нем не вызвали”. [1] Чешский язык, как известно, до сих пор сохраняет все семь падежей старого славянского склонения.

 

Старые идеи Милетича и Цонева живы в современной Болгарии. В своей „Истории болгарского языка” проф. С. Младенов повторяет, что высказано было его учителями. [2] На той же позиции стоят многие молодые болгарские лингвисты. Так, Кирилл Мирчев пишет: „Распадение категории склонения действительно объясняется особым развитием староболгарских гласных, которое привело к их фонетическому выравниванию, а в результате этого к полному смешению падежных флексий, конечным результатом чего явилось появление общего падежа в именах” („Към историята на инфинитивната форма в българския език”, „Годишник на Софийския университет”, кн. ХХХIII, 12, 1937, стр. 4). Автор резко выступает против тех, кто пытается объяснить характерные новообразования в болгарском языке влиянием чужих языков (стр. 3).

 

Уже давно в науке было показано, что совпадение падежей никогда не может привести к утрате синтетического строя. Нам хорошо известно, что р. ед. и д. ед. матери в русском языке так же отчетливо дифференцируется, как р. ед. отца и д. ед. отцу. Свое грамматическое значение форма получает в предложении. Многие из падежей (например, родительный) в славянских языках имеют разнообразные функции (ср. — воды было достаточно, нет воды, принеси воды, вылез из воды). Общность формы, однако, никогда не мешает разграничению

 

 

1.  „Падение синтетического склонения в болгарском языке”, „Наука на Украине”, № 4, 1922, стр. 323.

 

2. „Geschichte d. bulgar. Sprache”, S. 111, 112.

 

361

 

этих функций в живой речи, так как последняя располагает достаточным количеством средств для подобного разграничения. „Падеж в системе имен существительных, — пишет академик В. В. Виноградов,—это не только „форма словоизменения”, но и грамматико-семантический фокус, в котором пересекается и объединяется множество грамматических категорий”. [1]

 

Концепция болгарских лингвистов игнорирует реальные исторические условия, в которых развивались и жили болгарский народ и болгарский язык. Академик Н. С. Державин справедливо спрашивает: „Куда же девалось огромное массовое дославянское его (Балканского полуострова. — С. Б.) население: фракийцы, македоно-эпироты и иллирийцы? Они не все же были истреблены римлянами и не все же были романизованы?” [2] В состав болгарского народа вошли разнообразные этнические элементы. Славяне поглотили автохтонное фракийское население Балканского полуострова. Позже в его состав влились племена различного происхождения. Все эти общеизвестные факты неопровержимо свидетельствуют, что славянский язык на Балканском полуострове не мог не испытать влияния со стороны языков неславянских. Это общее соображение подтверждается как нельзя лучше тем, что все важнейшие черты болгарского языка находят полное соответствие в тех языках, которые современные балкановеды включают в „балканский языковый союз”. С другой стороны, все эти новообразования изолируют болгарский язык от других славянских языков, придают ему облик, не свойственный этим последним. Bот почему идеи Милетича, Цонева и других не получили значительного распространения за пределами Болгарии. Большинство славянских и западноевропейских балкановедов (Вейганд, Сандфельд, Скок, Селищев, Державин, Гавранек и мн. др.) говорят об общем источнике всех важнейших новообразований в балканских языках и o необходимости их сравнительного изучения.

 

 

1. В. В. В и н о г р а д о в, Современный русский язык, II, 1938, стр. 107.

 

2. „Древние фракийцы и славяне”, ИАН, 1944, т. III, в. 2—3, стр. 61.

 

[Previous] [Next]
[Back to Index]