V. СТАНОВЛЕНИЕ И РАЗВИТИЕ СЕРБСКОЙ РАННЕФЕОДАЛЬНОЙ ГОСУДАРСТВЕННОСТИ
Е. П. Наумов
2. Развитие раннефеодальной государственности и переход к политическому строю эпохи развитого феодализма
«Темная пора» сербской истории (вторая половина X — начало XI в.), почти не освещенная в сохранившихся источниках, открывает тем не менее новый этап раннесредневековой сербской государственности, связанный с резким изменением политической обстановки на Балканах, ожесточенной борьбой Византии против Западно-Болгарского царства и победой империи в этой длительной войне [44].
Эти немаловажные перемены на политической карте Юго-Восточной Европы в той или иной мере повлияли и на судьбы различных сербских княжеств: Дукли, Травунии, Захумья, а также внутренней Сербии, которая, видимо, тогда стала именоваться Рашкой. Из Летописи попа Дуклянина известно, что царь Самуил, стремясь подавить влияние Византии на Адриатике, выступил с войском не только против приморских крепостей империи (Котора, Дубровника, Ульциня), но и против всех сербских княжеств, видимо опасаясь присоединения их к Византии в этой тяжелой войне. Включенное в Летопись «Житие дуклянского князя Владимира» содержит весьма интересные детали, показывающие, что в конце X или начале XI в. все или почти все сербские земли оказались в зависимости от Самуила. Самуил оставил у власти в некоторых княжествах прежних правителей в качестве своих вассалов. Так, освободив пленного дуклянского князя Владимира и обеспечив его верность династическим браком, царь Самуил «назначил его королем и дал ему землю и королевство его предков и
202
всю страну жителей Диррахия». Точно так же дяде Владимира, Драгимиру, Самуил предложил «спуститься (с гор. — Е. Н.) и принять свою землю Трибунию» (Травунию), вероятно, на правах вассала и союзника [45]. К сожалению, трудно судить, каким было тогда положение Захумья и Рашки.
Разгром царства Самуила Василием II и включение всей завоеванной территории в состав Византийской империи, без сомнения, значительно изменили уже к исходу второго десятилетия XI в. политический статус сербских земель, поскольку в этот период неоспоримой гегемонии Византии на Балканах все эти земли, видимо, входили в состав новосозданных провинций империи или же полузависимых княжеств. Здесь в сербских землях во главе вассальных государств и некоторых соседних областей империи стояли представители местной раннефеодальной знати, обладавшей пышными ромейскими титулами [46]. Весьма примечательна в данном смысле фигура одного из влиятельных местных правителей той поры — Лютовита (или Литовита). В грамоте, изданной в пользу Локрумского монастыря (близ Дубровника — оплота византийского влияния в этой части Далмации) в годы могущества Василия II, Лютовит подчеркивает свое признание сюзеренитета империи, именуя себя лишь ромейскими придворными титулами — «протоспафарий эпи то хризотриклино, ипат и стратиг Сербии и Захлумии» (Захумья) [47]. В сербском же источнике, включенном в состав Летописи попа Дуклянина, он фигурирует просто как «князь Хумской (Захумской. — Е. Н.) области» [48].
Кроме того, примечательно, что автор Летописи вопреки своему навязчивому старанию соединить генеалогическими узами всех и всяческих правителей Сербии того времени [49] не включил Лютовита в эту сложную династическую систему. Вероятно, это можно расцепить как одно из доказательств в пользу предположения югославского ученого Й. Враны, что Лютовит, как и один из последующих владетелей Захумья — некий Хранко, был узурпатором [50]. Действительно, в начале XI в., во время установления византийского господства, частых войн и междоусобных распрей местных династов, на политической арене могли появиться и такие удачливые полководцы, сербские воеводы, которые укрепились с помощью войск империи и содействовали затем сохранению византийской гегемонии.
Иными словами, происходило ослабление прежней системы раннефеодальных сербских княжеств, тем более что,
203
судя по ряду независимых друг от друга источников, в этот период (вероятно, в 20-х или 30-х годах XI в.) самостоятельность всех или большинства государств данного региона была уничтожена Византийской империей и сербские земли были подчинены имперской администрации. Хотя в историографии ведутся споры о существовании в тот период новой византийской провинции («фемы Сербия») и об ее границах [51], наличие прямых свидетельств о ней (в том числе византийских печатей с названием этой провинции) дает основание полагать, что в первые годы византийского господства на Балканах такая фема была создана. Она была, видимо, очень недолговечной, границы ее, возможно, часто менялись (как и ее наместники — Лютовит, Константин Диоген). Кроме того, сохранившиеся материалы позволяют заключить, что провинция Сербия не представляла самостоятельной административной единицы, служа скорее «дополнением» к соседним областям империи,— она входила в фему Болгария или же, как видно из Локрумской грамоты Лютовита, — в Захумье [52].
Именно поэтому, скорее всего, реальная власть в этой новой провинции империи, точно так же как и в вассальных югославянских княжествах, оставалась в руках местной раннефеодальной знати. Подобная политическая обстановка при определенных обстоятельствах содействовала выступлениям местных династов против Византии, за восстановление государственной самостоятельности сербских земель. Вместе с тем нельзя недооценивать и тот факт, что Василий II осуществил ряд серьезных мероприятий по укреплению влияния империи во всей западной части Балканского полуострова. Большое значение имела организация сети епархий под эгидой Охридской архиепископии [53].
Политическая обстановка в целом оказалась, однако, благоприятной для выступления в 1034—1042 гг. зетского князя Стефана Воислава и поддерживавшей его группировки сербской знати. Возникло самостоятельное Сербское государство, покончившее с зависимостью от Византии [54]. Оно нередко именуется Дуклянским (или Зетским) королевством (ввиду господства там дуклянской династии и превращения прежней Дукли в ядро нового политического образования). Его образование явилось важным этапом в истории оформления сербской раннефеодальной народности, поскольку вплоть до этого времени нет свидетельств о прочном объединении всех сербских земель в рамках одной монархии. Как было показано и для середины X в. (правление Часлава), нет никаких оснований говорить о широком
204
и длительном объединении уже существовавших княжеств. Впервые это произошло лишь в 40-е годы XI в.
Для понимания судеб сербской раннесредневеконой государственности необходимо сказать об обстоятельствах образования Дуклянского королевства, как и о связанных с этим значительных сдвигах в сфере церковной организации. Заслуживает особого внимания тот факт, что зетский князь Воислав лишь постепенно отвоевывал у Византии одну область за другой, причем успехи достигались в упорной борьбе с князьями-соперниками, стоявшими на стороне империи. Вначале Воислав освободил только Дуклю (Зету) и лишь затем, видимо, подчинил своей власти Травунию [55]. Возможно, именно поэтому в одном из сообщений, использованных в сочинении византийского полководца Кекавмона, Стефан Воислав фигурирует как «Трибуний серб» [56].
На этом этапе борьбы Воислава против Византии ему пришлось, по всей вероятности, иметь дело с коалицией враждебных сербских князей (жупана Рашки, бана Боснии и уже упомянутого Лютовита Захумского), которая была разгромлена в 1042 г. [57] Победа Воислава над Лютовитом повлекла за собой, несомненно, и переход Захумья под власть дуклянского князя: все приморские, сербские земли были объединены под эгидой Дукли, которой, возможно, удалось позднее подчинить своему влиянию и внутренние земли (Боснию, Рашку) либо их часть. Этот период наибольшего расширения границ Дуклянского государства также нашел отражение в произведении Кекавмеиа, по словам которого тогда «в крепостях Далмации, в Зете и Стамне (в нынешнем Стопе, близ Дубровника. — Е. Н.), был топархом Воислав Диоклейский» (Дуклянский) [58].
Любопытно в этом сообщении проявление господствовавшей в ту пору византийской государственно-политической доктрины, согласно которой империя, даже смирившись с появлением на северо-западной границе независимого Дуклянского государства, все-таки рассматривала его как нечто эфемерное, а самого сербского правителя — как неполноправного соседа Ромейской державы, одного из незначительных местных феодалов — «топархов». Без сомнения, правительство империи, видя ослабление своих позиций на Балканах, делало ставку и на внутренние противоречия в новосозданном Сербском государстве, и этот расчет не был лишен оснований.
В известной море судить об этом можно по грамоте, дарованной Локрумскому монастырю близ Дубровника (в
205
пределах узкой кромки византийских владений на Адриатическом побережье) неким Хранко, владевшим Захумьем в 50-е годы XI в., уже после правления Воислава в Дугою. Выступая в роли дарителя локрумских монахов, Хранко вел себя как независимый от правителя Дукли властитель Захумья: он считает себя вправе жаловать землю монастырю, подчеркивая тем самым свои дружественные отношения с византийским Дубровником (и с империей).
Характерно, однако, что таинственный Хранко в отличие от Людовита не именует себя пышными византийскими титулами, называясь просто: «Хранко со всеми своими жупанами Захумья» (даже без титула «князя», «господина», «великого жупана» или др.) [59]. Само недолговременное появление на политической арене этого властителя Захумской земли, его примечательная ссылка на поддержку местной знати свидетельствуют о том, что правителям Дукли не удавалось прочно и постоянно удерживать в своей власти все сербские земли. Некоторые княжества во главе с представителями прежних династий (либо «узурпаторами», подобными Хранко) иногда достигали полной независимости от Дукли.
Именно поэтому (и данный факт весьма показателен для рассматриваемого этапа сербской раннефеодальной государственности) дуклянские правители, в частности Воислав и его преемники — сын Михаил и внук Константин-Бодин, в целях укрепления своей державы использовали не только военные средства и благоприятную политическую конъюнктуру, но и доступные им возможности в идеологической (церковной) и дипломатической сфере, в особенности свои контакты с католическим Западом. Представляется весьма существенным в этом плане то обстоятельство, что во время борьбы Дуклянского княжества против Византии в Дукле (Зете) возникло первое произведение средневековой югославянской агиографии — житие зетского князя Владимира, погибшего ок. 1016 г. Без сомнения, составление этого жития имело целью не столько восхваление невинного князя-мученика, сколько «освящение» династических претензий Воислава Дуклянского, утверждение его «законных» прав на это княжество и наследство Владимира. Было создано, таким образом, идейно-политическое обоснование самостоятельности нового государства [60].
Кроме того, становление культа одного из представителей дуклянской династии открывало перед Воиславом и его преемниками заманчивые перспективы прочного союза с
206
католическим клиром прибрежных романских городов Южной Далмации (Котора, Бара и др.), входивших уже в состав их державы и тесно связанных в церковном, экономическом и культурном отношении с Италией, с папской курией. Закономерным результатом такого союза дуклянских правителей с католическим духовенством подчиненных им прибрежных городов было не только провозглашение самостоятельной Барской архиепископии [61], но также, вероятно, и официальное признание папской курией «короля Дукли» Михаила одним из «законных» и полноправных властителей сообщества средневековых государств и народов христианской Европы [62].
Создание единого Сербского государства — Дуклянского королевства, представляющее важный рубеж в истории политической консолидации сербских земель и развития раннефеодального общества, закономерно сопровождалось переменами и в сфере социально-экономических отношений и культуры. К сожалению, ввиду специфики сохранившихся памятников (Летопись попа Дуклянина и грамоты Локрумского монастыря вызывают споры в историографии по поводу их достоверности и хронологии) невозможно подробно проследить эволюцию социального и политического строя державы дуклянских королей, как и зависимых от них и независимых сербских княжеств [63].
Тем не менее даже имеющиеся сведения византийских и латиноязычных источников позволяют в общих чертах наметить главные особенности динамики внутриполитической системы сербских земель в XI—XII вв., выявить то общее, что объединяет ее с соответствующими институтами местных княжеств предшествующей эпохи (IX—X вв.), как и то, что уже можно счесть особенностями и тенденциями нового этапа развития сербской государственности.
В этой связи необходимо прежде всего остановиться на вопросе о социальной верхушке раннефеодального общества. Как и прежде, ее представители именовались «жупанами», «князьями»; они были либо самостоятельными, либо зависимыми от того или иного сюзерена правителями отдельных княжеств и земель, либо же — наместниками областей и сановниками двора, называясь в соответствии со своими функциями и должностями «сотниками», «судьями», «воеводами» и т. д. [64] Важной особенностью господствующей верхушки уже в эпоху Дуклянского государства было особое влияние, которым пользовались высшие представители христианской церкви, прежде всего католические «епископы и аббаты», о большой роли которых сказано в Летописи
207
попа Дуклянина [65]. Вполне вероятно, что архиепископ Барский и другие клирики выполняли роль посредника между враждующими членами дуклянской династии [66].
В эпитафии барскому епископу Иоанну говорится, что его «необычайно любили короли этой страны и не колебались доверить ему дела королевства» [67]. Возросшее влияние высшего духовенства в Дукле и соседних сербских землях объяснялось не только стремлением преемников Воислава наладить отношения с папской курией или возросшим значением в рядах господствующего класса патрициата приморских городов (отдельные семьи романских нобилей оказывались в родстве с королевской династией: по словам попа Дуклянина, женой короля Бодина была Яквинта, дочь некоего Архириза из г. Бара) [68]. Может быть, в этой связи необходимо обратить внимание также на появление в сербских землях ряда новых католических монастырей и церквей (аббатств св. Сергия и Вакха близ Скадра, св. Петра в Требинье и др.) [69], которые получали немалые земельные пожалования от правителей, точно так же как и Локрумский монастырь, согласно сохранившимся документам (хотя и не всегда вполне надежным) [70].
Даже эти скудные и, возможно, отчасти не совсем достоверные свидетельства грамот XI—XII вв. позволяют все же судить о дальнейшем развитии феодального землевладения в Дуклянском королевстве и соседних сербских княжествах. Богатства духовных феодалов росли, монастыри стремились непременно обеспечить себе подтверждение прав на свои владения со стороны местных правителей. Упомянутые документы сохранили, кроме того, сведения о переходе ряда земельных участков в собственность короля или его вельмож (не случайно в актах появились новые термины — «королевская земля», «земля судьи» — в том же смысле, в каком ранее употреблялись «церковная земля», имение монастыря) [71].
Рост земельных владений и политического влияния светской и духовной знати в эту эпоху проявился и в увеличении роли «магнатов» и «нобилей» на общегосударственных соборах, о созыве которых неоднократно говорится в Летописи попа Дуклянина. Видимо, созыв таких соборов являлся характерной чертой этого времени, хотя, может быть, и ранее случались торжественные собрания знати (например, для официального провозглашения нового правителя; под этим предлогом, вероятно, в начале X в. были созваны плененные болгарами сербские жупаны, которые должны были провозгласить князем Часлава) (КБ, с. 295).
208
Обычно в Летописи попа Дуклянина говорится о соборах, созванных для возведения на престол нового короля, однако собор обсуждал и решал также другие важные государственные дела.
В данной связи интересно сообщение Летописи попа Дуклянина о соглашении между наследниками Стефана Воислава (Михаилом, Радославом и Саганецом), скрепленном присягой «перед магнатами страны» [72]. По мнению Н. Радойчича, специально занимавшегося историей сословного представительства в средневековой Сербии, здесь шла речь о «властельском соборе», т. е. о собрании знати, а не о «государственном соборе» [73]. Эта точка зрения не представляется убедительной, поскольку нормы для созыва были не всегда одинаковы, т. е. созывались и «более узкие» по своему составу, и более широкие общегосударственные соборы [74].
В самом деле, если признать достоверным приведенное свидетельство, следует заключить, что данное собрание «магнатов» Дуклянского королевства было общегосударственным собором, поскольку на нем был утвержден договор о разделе наследства, т. е. всей территории государства, между преемниками Воислава. Созыв таких соборов мог служить и укреплению положения отдельных представителей правящей династии, а, может быть, в целом — и сохранению существовавшей политической системы, позиций центральной власти в ее борьбе с тенденциями к сепаратизму.
Созыв соборов был, вероятно, тем более необходим, что административная структура Дуклянского государства оставалась еще рыхлой и непрочной. Это явствует, в частности, из наличия института соправительства. Причем соправители короля получали в управление определенные области, тогда как другие районы находились во власти полузависимых наместников, вассалов верховного правителя. Институт соправительства существовал в сербских землях, вероятно, уже в IX в. Константин Багрянородный упоминает, что после смерти князя Властимира власть в Сербии наследовали «три его сына, Мунтимир, Строимир и Гойник, поделившие страну» (КБ, с. 294). Однако лишь при дуклянских королях особое значение приобрел обычай соправительства, сопровождавшийся разделом всего государства.
Показательно, что в Дукле речь шла нередко уже не о назначении того или иного члена правящей династии управителем какой-то провинции, а о создании наследственных уделов, закрепленных за родственниками сюзерена.
209
Договор преемников Воислава, его сыновей Михаила, Радослава и Саганеца, основывался на предшествующем соглашении наследников (вдовы Воислава и 5 его сыновей), которые решили «разделить между собой земли и области своих предков, чтобы каждый держал, свою долю». Летопись попа Дуклянина перечисляет области, входившие в уделы этих братьев [75]. Позднее, однако, ввиду восстания в Трибунии этот удел оказался выморочным и возникла необходимость в переделе владений между оставшимися членами династии. Поэтому-то на созванном соборе Михаил и Саганец должны были дать грамоту Радославу и поклясться, «чтоб он и его наследники владели частью Зеты и что, если он (Радослав. — Е. Н.) сможет приобрести себе Трибунию или какую-либо другую провинцию, она (эта страна. — Е. Н.) будет наследственной собственностью и владением ему и его наследникам...» [76]. Этот раздел Дуклянского государства вовсе не был исключительным явлением, судя по рассказу Летописи. В ней упоминается и о разделе страны при короле Георгии [77], да и позднее, уже в середине XII в.,— о правлении Радослава «с братьями» в уже сильно ослабленной и сократившейся Дуклянской державе, включавшей тогда лишь приморские районы от Котора до Скадра и находившейся под сюзеренитетом императора Мануила Комнина [78].
Все это наглядно свидетельствует не только о существенной эволюции Дуклянского королевства в XI—XII вв., но и, более того, о значительных изменениях в положении всех сербских земель, большая часть которых уже в конце XI — начале XII в. была потеряна дуклянскими королями. Ослабление Дукли и постепенное отделение от нее некоторых приморских и внутрисербских областей (Рашки, Боснии, Захумья) составляют новый рубеж в истории сербской раннефеодальной государственности. На этот раз имели место не временные изменения в соотношении центробежных и центростремительных сил, удачи или неудачи дуклянских королей в борьбе с соперниками, а глубокие перемены во всей системе раннесредневековых сербских государств. Именно в это время от сербских земель начала отделяться Босния, где формировалось ядро новой политической организации и особой раннефеодальной народности [79]. Эти процессы не ускользнули от внимания и современников-византийцев: Иоанн Киннам констатировал, что «Босния не подчинена архижупану сербов, а народ ее имеет особый образ жизни и управления» [80].
Отмечая наиболее характерные черты следующего эта-
210
па политической истории сербских земель, начинающегося на рубеже XI—XII вв. и заканчивающегося примерно в 80-е годы XII вв., исследователи высказывают разные мнения. Этот период называют и эпохой «борьбы Зеты и Рашки за гегемонию», и временем длительного противоборства владетелей Рашки с Византией [81]. В литературе справедливо отмечалась и такая важная особенность сложных перипетий борьбы Рашки и Византии, с одной стороны, и междоусобных распрей сербских правителей — с другой, как существенная роль для судеб Рашки и сербо-византийских отношений королевства Венгрии, подчинившего Хорватию и Боснию [82]. Попытки вмешательства в ожесточенную борьбу сербских князей предпринимали и некоторые полусамостоятельные властители Боснии, носившие в качестве вассалов венгерского короля титул «бана» (Борич и др.) [83].
Указывая на влияние внешнеполитической обстановки на положение в сербских землях, следует, однако, подчеркнуть, что само втягивание Сербии и в конфликт Венгрии с Византией, и в жестокие междоусобные войны в значительной мере было обусловлено такой важнейшей чертой данного периода, как возрождение полицентризма на всех сербских территориях. Политическая раздробленность Сербии, которая с конца XI в. до 80-х годов XII в. распалась на ряд самостоятельных или полусамостоятельных, крупных и мелких государств, в известной мере напоминает прежнюю систему сербских княжеств IX—X вв.
Разумеется, еще более существенными были отличия внутренней политической ситуации XI—XII вв. от зафиксированной Константином Багрянородным для IX—X вв. Они заключались, конечно, не только о том, что разные сербские государства оказывались в большей или меньшей зависимости от соседних держав (Византии, Венгрии, а иногда и Боснии). Гораздо важнее в данной связи тот факт, что число политических образований заметно сократилось по сравнению с периодом IX—X вв. и границы их зачастую были весьма неустойчивыми. Для XI— XII вв. можно говорить только о двух-трех государствах — о Дукле, Рашке (внутренней Сербии) и в какой-то мере о Захумье. В действительности, однако, феодальная децентрализация с иерархической зависимостью между сербскими владетелями приобрела гораздо больший размах. Видимо, в то время наряду с верховными правителями Дуклянского королевства или Рашки на политической арене выступали (зачастую в роли фактически самостоятельных государей) отдельные местные князья или жупаны («господа»), в отличие от
211
которых их номинальным суверенам приходилось именоваться «великими жупанами» (в Рашке) или «великими князьями» (например, в Захумье) [84].
Установление сложных иерархических связей между местными удельными и верховными властителями в каждой части сербских земель, дополнявшихся отношениями союза или вассальной зависимости (от Византии или Венгрии), означало формирование многоступенчатой системы государственной власти. В результате даже безвестный князек (вроде Девезия, «господина Конавлей и Жрновницы») мог считать себя в непосредственном подчинении у могущественного императора Мануила Комнина, добившегося недолгой гегемонии Византии на Балканах [85], а второстепенный сербский династ оказывался одновременно и удельным князем в пределах Рашки (под эгидой ее верховного владетеля — «великого жупана»), и вассалом царя Мануила (как, например, рашский Деса и, позднее, Неманя) [86].
В этой обстановке, характерной для 1150—1180 гг., когда величие и мощь Византии казались безграничными, в Дукле возник такой интересный памятник общественно-политической мысли, как неоднократно использовавшаяся выше Летопись попа Дуклянина (Барский родослов) [87]. Автор (или авторы) этого сочинения стремится подчеркнуть особые, «законные» права Дуклянского королевства (и его династии) на власть над всеми сербскими областями и княжествами. Стараясь обосновать «верховенство» правителей Дукли над их соперниками — жупанами Рашки и другими князьями, автор апеллирует к воображаемой генеалогии их предков, возводимых к древним королям готов и хорватов. Государственно-правовые идеи Летописи причудливо сочетаются с тезисом об особых правах Барской архиепископии, с попытками доказать правомерность рассмотренной выше системы государственной иерархии и удельных владений. Конечно, в сложившихся условиях подобного рода концепция раннесредневековой сербской доктрины могла лишь содействовать закреплению византийского владычества над сербскими землями, сохранению их политической разобщенности.
Однако уже в третьей четверти XII в., когда еще полностью сохранялась политическая децентрализация сербских земель и их зависимость от Византии, наметился процесс нарастания центростремительных тенденций, который в 80-е годы этого столетия привел к объединению всей этой территории в единое Сербское государство во главе со Стефаном Неманей — «великим жупаном» Рашки [88]. В состав
212
его державы вошли не только Рашка и соседние районы на сербо-византийской границе, но и Дукля и Захумье. Закономерным следствием объединения сербских земель стали утверждение полной самостоятельности Сербии, ликвидация ее вассальных отношений с Византией.
Становление и развитие Сербского государства Немани и первых Неманичей явилось прежде всего важным этапом в процессе преобразования прежнего, раннефеодального государства в монархию эпохи развитого феодализма. Имея в виду именно эту постепенную эволюцию державы Немани (1166—1195), вряд ли можно счесть вполне обоснованным утверждение, что «Неманя не вносил никаких более важных изменений в систему, которая в основе своей возникла в предшествующий период» [89].
Действительно, вначале внутри Сербии царила, казалось бы, старая удельная система. Имело место и соправительство Немани и его братьев — Мирослава и Срацимира. Однако и в это время (примерно до 1189 или 1190 г.) появились новые черты и в административной структуре, и в государственно-правовой теории. Неманя старался всемерно заручиться поддержкой православного духовенства, основывал в Сербии новые монастыри, созывал общегосударственный собор для борьбы с богомильской ересью (вероятно, до 1180 г.) [90]. Неманя и поддерживавшая его часть господствующей верхушки стремились превратить созыв таких соборов в действенное средство сплочения еще рыхлого государственного образования, а также в орудие расправы со своими противниками. Так, в частности, «уличенные» на соборе в «зловредной» ереси сербские феодалы были изгнаны из страны, а «дома и имения их» были отобраны (возможно, переданы православной церкви) [91]. В отличие от церковного курса дуклянских королей для Немани и его сыновей — Стефана и Саввы характерна опора не на католический клир, а на православную церковь, которая уже получила преобладание в Сербской державе Неманичей.
По всей видимости, уже эти перемены подготовили почву для решительной перестройки государственной структуры примерно в 1190—1191 гг. Вместо прежнего триумвирата сербских князей — «братии», в которой первым (по почти равным остальным) был сам Неманя, во главе державы оказался один верховный властелин («великий жупан» Неманя), которому были подчинены его сыновья (Вукан, Растко и, может быть, Стефан). Удельные правители были лишены права участия в международной политике — все дела в этой сфере решал отныне отец-сюзерен [92]. Одновременно
213
с этой перестройкой, вероятно, изменилось кардинально и государственно-правовое положение существовавших тогда уделов. Если прежде (во времена господства королей Дукли, а для Захумья — вплоть до 1189 или 1190 г.) отличительной чертой уделов (в особенности крупных) была передача их но наследству потомкам данного удельного князя, т. е. по существу сохранение самостоятельных «государств в государстве» и упрочение особых владетельных ветвей правящей династии, то теперь Неманя поставил своей целью полную ликвидацию всех старых государственных образований и вытеснение давних княжеских родов или возможных претендентов на трон из среды своей «братии».
Особенно последовательно и целенаправленно такой курс на разрыв с прежней государственно-правовой традицией старых политических центров (Дукли, Захумья, Травунии) проводился Неманей и его сыновьями — Стефаном, ставшим королем нового Сербского государства (1217), и Саввой, первым архиепископом самостоятельной сербской церкви, в сфере политической идеологии. Уже первые памятники новой (рашской) династической доктрины свидетельствовали о тщательной разработке и обосновании неоспоримого права Немани и Неманичей на всю территорию сербских земель, на верховную власть наследника Немани над всеми прочими членами династии. Все это оказалось несовместимым с каким бы то ни было признанием владельческих или соправительских прав «братии» [93].
С этой целью из всех литературных памятников новой эпохи тщательно удалялись всякие упоминания о предшественниках Немани, о самостоятельных княжествах или владетельных родах, даже близких родственниках самого Немани. С целью резко отделить в истории Сербии эпоху Немани, утвердить незыблемость его права и права его потомков первые Неманичи стремились упрочить свою династию как «светородную», установить культ «святого» ее основоположника и основателя «Сербского царства» — Стефана Немани, а затем дополнить этот культ почитанием и других «святых» представителей данного господствующего рода [94].
Как известно, сложный процесс консолидации сербских земель в конце XII— начале XIII в. протекал отнюдь не беспрепятственно, как это можно заключить по ряду источников, в особенности по житиям Немани и его сыновей. Напротив, рубеж XII—XIII вв., являющийся одновременно рубежом между раннесредневековым Сербским государством и державой развитого феодализма, был ознаменовал ожесточенной борьбой между наследниками Немани,
214
длительным (вплоть до 1216 г.) противоборством двух главных политических центров — Рашки и Зеты (Дукли), а также заметным обособлением третьей части прежнего Сербского государства — Захумья. Окончательно завершился процесс объединения сербских земель и формирования устойчивого государственного образования лишь во втором десятилетии XIII в.
Итак, развитие сербской раннефеодальной государственности заняло целую историческую эпоху, в ходе которой можно наметить ряд различных этапов, для каждого из которых характерны свои особенности. В качестве наиболее общей специфической черты этого процесса следует указать на его чрезвычайную сложность и длительность. Впервые единое государство, включавшее все сербские земли, возникло лишь к середине XI в., а окончательно центростремительные тенденции одержали верх только в конце XII — начале XIII в.