Болгарский народ в борьбе против фашизма (накануне и в начальный период второй мировой войны)

Любомир Валев

ГЛАВА ВТОРАЯ

Усиление борьбы народных масс против фашизма (сентябрь 1939 г.—март 1941 г.)

 

1. В фарватере гитлеровской внешней политики

2. Начало войны и ее влияние на экономическую жизнь Болгарии. Роль германо-болгарского клиринга в ограблении страны. Милитаризация экономики. Усиление нажима на трудящиеся массы

3. Нарастание борьбы рабочего класса против наступления капитала. Июньская забастовка 1940 г.

4. Внутриполитическая обстановка в конце 1939 — начале 1941 г. Народное движение против антинациональной политики болгарских правящих кругов, за пакт дружбы с Советским Союзом

 

1. В фарватере гитлеровской внешней политики

 

1 сентября 1939 г. фашистская Германия, напав на Польшу, развязала вторую мировую войну. В эту войну, подготовленную реакционными кругами главных империалистических держав, вскоре были вовлечены народы многих стран.

 

Вторая мировая война возникла как результат неравномерности развития отдельных империалистических государств и дальнейшего обострения всех противоречий капиталистической системы. Развязывание войны облегчено было тем, что правые лидеры социал-демократии раскололи рабочее движение в капиталистических странах и поэтому оно не смогло сыграть решающей роли в деле мобилизации передовых общественных и политических сил для ее предотвращения.

 

События кануна войны, в частности, провал попыток империалистов Англии и Франции добиться прочного сговора с фашистской Германией за счет Советского Союза, а также становившиеся все более наглыми экспансионистские претензии и действия Германии, показали, что проводившаяся западными державами мюнхенская политика «умиротворения» и направления фашистской агрессии против Советского Союза потерпели провал. Фашистская Германия в течение длительного периода времени получала финансовую поддержку правящих кругов США; при явном попустительстве правящих кругов западных держав она совершала на протяжении ряда лет акты агрессии против европейских народов, безнаказанно захватив ряд европейских территорий. Но теперь Германия уже не довольствовалась этим. Гитлер все более открыто стал выдвигать требования в отношении английских и французских колониальных владений [1]. Угроза вытеснения Германией западных

 

 

1. Так, в числе требований Германии, которые 6 июня 1939 г. германский посредник, шведский промышленник и финансист Венер-Грен лично передал британскому премьеру Н. Чемберлену, фигурировал и возврат бывших германских колоний. В июле и августе 1939 г. гитлеровцы потребовали от англичан признания Ближнего Востока «естественной экономической сферой Германии» (см.: В. М. Хвостов, А. М. Некрич. Как возникла вторая мировая война. М., 1959, стр. 69). Гитлер, еще в январе 1939 г. выступивший с требованием передачи Германии колониальных территорий, 25 августа лично выдвинул перед британским послом в Берлине Невилем Гендерсоном программу колониальных претензий нацистов, невыполнение которых, как он заявил, приведет к войне (см.: П. Борисовский. Документы, изобличающие гитлеровскую дипломатию. «Мировое хозяйство и мировая политика», 1945, № 8, стр. 54).

 

122

 

 

держав на важнейших мировых рынках, захвата экономических позиций этих держав становилась все более реальной и ощутимой.

 

Агрессивные планы империалистической Германии и ее союзников по фашистской оси пришли в столкновение с империалистическими интересами Англии, Франции и США, стремившихся в свою очередь ослабить и устранить конкурентов на мировых рынках, сохранить и расширить свои экономические и политические позиции. Вот почему, когда правительства Чемберлена и Даладье, после новых безуспешных попыток сговора с Гитлером [2], решились 3 сентября 1939 г. на формальное объявление войны Германии, они исходили отнюдь не из желания уничтожить фашистскую диктатуру или из благородного стремления помочь подвергшемуся агрессии польскому народу. Они выступили в защиту корыстных империалистических интересов английской и французской буржуазии. При этом правящие круги Англии и Франции, среди которых преобладали «мюнхенцы», вначале рассматривали объявление войны лишь как средство давления на гитлеровскую Германию с целью заставить ее пойти на сделку с западными империалистами и повернуть фронт войны против СССР. Именно этим объяснялась проводившаяся ими в первые месяцы стратегия военного бездействия, получившая название «странной войны». Как показывают многочисленные факты, правительство США всячески поощряло намерения правящих кругов Англии и Франции сговориться с гитлеровской Германией и направить агрессию на Восток — против Советского Союза. Более того, после начала второй мировой войны американская дипломатия

 

 

2. Об этих попытках подробнее см.: В. А. Матвеев. Провал мюнхенской политики (1938—1939), гл. VII, М., 1955.

 

123

 

 

развернула активную деятельность, добиваясь превращения войны между Германией и англо-французским блоком в общую войну капиталистических стран против СССР [3].

 

В силу антинародного, империалистического характера политики и целей, преследовавшихся главными воюющими государствами, начавшаяся вторая мировая война на начальном этапе была несправедливой, реакционной, империалистической как со стороны фашистской Германии, которая явилась ее зачинщиком, так и со стороны англо-французской группировки.

 

Коммунистический Интернационал и коммунистические партии всех стран с самого начала выступили с правильной, марксистско-ленинской оценкой сущности развернувшейся войны империалистических держав. В воззвании Исполкома Коминтерна к 22-ой годовщине Великой Октябрьской социалистической революции говорилось: «Правящие классы Англии, Франции и Германии ведут войну за мировое господство. Эта война есть продолжение многолетней империалистической тяжбы в лагере капитализма... В этой войне повинны все капиталистические правительства и в первую очередь правящие классы воюющих государств» [4]. Исполком Коминтерна призывал трудящиеся массы не оказывать никакой поддержки политике правящих классов, направленной на продолжение и разжигание империалистической бойни, призывал их создать боевое единство своих сил для борьбы против империалистической войны, реакции, наступления капитала.

 

В статье «Война и рабочий класс капиталистических стран», опубликованной в августовско-сентябрьском номере за 1939 г. «Коммунистического Интернационала», генеральный секретарь Исполкома Коминтерна Георгий Димитров писал: «По своему характеру и сущности

 

 

3. Подробнее об этом см.: Л. Н. Кудашев, В. И. Попов. Как буржуазно-реакционная историография США фальсифицирует историю кануна и начала второй мировой войны. «Против фальсификации истории». М., 1959, стр. 140—247;  В. Г. Трухановский. Англо-советские отношения накануне Великой Отечественной войны.—«Вопросы истории», 1963, № 1, 2;  Он же. Англо-советские отношения в начале второй мировой войны. — «Международные отношения. Политика. Дипломатия». Сб. статей в честь акад. И. М. Майского.

 

4. «Коммунистический Интернационал», 1939, № 8—9, стр. 3, 4.

 

124

 

 

настоящая война с обеих воюющих сторон есть война империалистическая, несправедливая, несмотря на обманные лозунги, которыми правящие классы воюющих капиталистических государств, стараются прикрывать перед народными массами свои истинные цели... Ныне, как и в 1914 году, войну ведет империалистическая буржуазия. Эта война является прямым продолжением борьбы между капиталистическими державами за новый передел мира, за мировое господство» [5].

 

При этом германский империализм, породивший самую человеконенавистническую диктатуру монополистического капитала — фашизм — и выдвинувший лозунг порабощения и уничтожения целых народов, являлся наиболее захватническим, агрессивным империализмом. Поэтому он представлял наиболее непосредственную и опасную угрозу для свободолюбивых народов Европы, боровшихся за свою национальную независимость.

 

По мере развертывания событий, действия Англии и Франции против гитлеровской военной машины, хотя и непоследовательные, объективно совпадали с борьбой трудящихся масс против фашизма. Свободолюбивые народы Европы, которые еще перед войной активно сопротивлялись агрессии гитлеровской Германии, стремившейся поработить их и навязать им режим самой мрачной империалистической диктатуры, в ходе войны значительно усилили свою борьбу. В Англии и Франции, так же как и в США, все более внушительные размеры принимало движение антифашистски настроенных народных масс, требовавших от своих правительств активизации военных действий против фашистского агрессора.

 

В дальнейшем, особенно после того, как в результате поражений, понесенных западными союзниками в 1940 г., возникла непосредственная угроза потери национальной независимости Францией и Англией, постепенно произошло изменение общего характера войны, которая стала превращаться с их стороны в справедливую, антифашистскую, освободительную. Вступление Советского Союза в войну в результате гитлеровской агрессии окончательно изменило ее характер, превратив войну против государств оси в антифашистскую, освободительную. Вместе с тем влияние на ход событий

 

 

5. Там же стр. 24; Г. Димитров. Съчинения, т. 11, стр. 27.

 

125

 

 

империалистических кругов западных держав было ослаблено.

 

Какова была официальная позиция болгарского правительства по вопросам внешней политики страны в условиях начавшейся второй мировой войны? Примерно за полгода до начала войны внешнеполитический курс правительства был сформулирован в уже известной нам директиве премьер-министра Кьосеиванова (№ 19 от 19 апреля 1939 г.), направленной для сведения и ориентации болгарским дипломатическим представителям за границей. На совещании высших чиновников министерства иностранных дел [6] была принята следующая рекомендация:

 

«Поскольку события [7] развертываются далеко (от Болгарии. — Л. В.) и так как мы не обладаем необходимой силой для оказания соответствующего натиска, в случае постановки указанных вопросов (речь шла о территориальных претензиях Болгарии. — Л. В.) нельзя рассчитывать на удачу» [8].

 

Основные положения директивы № 19 оставались в силе и в первое время после начала войны. 15 сентября 1939 г. Кьосеиванов направил всем болгарским посольствам за границей циркулярную телеграмму, в которой нотифицировалась следующая декларация правительства о нейтралитете: «При создавшемся международном положении и развертывающихся событиях Болгария, продолжая свою миролюбивую политику, останется нейтральной»211. Учитывая сложность международной обстановки и неподготовленность Болгарии к войне, министерство иностранных дел вменяло в обязанность болгарским дипломатическим представителям за границей особенно подчеркивать миролюбие и нейтралитет Болгарии. При этом указывалось, что Болгария, не отказываясь от требования границ 1913 г., надеется добиться разрешения этого вопроса мирным путем, после войны [10].

 

 

6. В этом совещании, состоявшемся 19 апреля 1939 г. и обсудившем международную обстановку, создавшуюся после Мюнхена, кроме премьера Кьосеиванова приняли участие Попов, Драганов, Момчидов, Стоилов и Алтынов.

 

7. Имеются в виду события, связанные с захватом Чехословакии гитлеровской Германией.

 

8. ЦДИА, ф. 176, оп. 1 п, д. 202, л. 1.

 

9. Там же, оп. 7, д. 789, л. 39.

 

10. См., например, проект дополнения к директиве № 19, составленный 2 апреля 1940 г. (ЦДИА, ф. 176, оп. 1 п, д. 202, л. 26).

 

126

 

 

В таком духе были выдержаны все официальные высказывания болгарских государственных деятелей. Так, в интервью корреспонденту греческого официоза «Неа Эллас», данном 22 ноября 1939 г., Кьосеиванов указывал, что, хотя Болгария не отказывается от своих территориальных требований, она преисполнена решимости сохранять нейтралитет и строить свои отношения с соседями на основе договоров, а не путем применения силы [11]. В том же духе было и заявление Кьосеиванова, сделанное в связи с третьей годовщиной со дня подписания болгаро-югославского пакта о «вечной дружбе» от 24 января 1937 г. [12] В тронной речи при открытии Народного собрания XXV созыва 24 февраля 1940 г. царь Борис, осторожно выразив надежду, что интересы Болгарии «будут справедливо приняты во внимание», особо подчеркнул намерение страны и впредь неуклонно следовать политике нейтралитета [13]. 29 февраля только-что ушедший в отставку с постов премьер-министра и министра иностранных дел Кьосеиванов говорил о том же в своей прощальной речи перед персоналом министерства иностранных дел. Слова о мире и дружбе со всеми народами звучали и в первых речах нового министра иностранных дел Ивана Попова, произнесенных в конце февраля и в начале марта 1940 г., во время и после его поездки в Белград [14]. Более того, стремясь рассеять опасения, вызванные в соседних балканских государствах требованиями Болгарии о пересмотре границ, Кьосеиванов и Попов подчеркивали, что Болгария, проводящая лояльную политику в отношении своих балканских соседей, не будет пытаться использовать возможные затруднения, которые в будущем могут постигнуть кого-нибудь из них, и не предпримет ничего такого, что могло бы ухудшить их положение [15].

 

Подлинная цель всех этих заявлений заключалась, однако, не столько в действительном желании сохранить

 

 

11. «Зора», 5.XII 1939.

 

12. Там же, 24.I 1940.

 

13. ЦДИА, ф. 176, оп. 7, д. 679, л. 1.

 

14. Там же, д. 679, л. 3; см. также «Междудържавно право», 1940, кн. 1, стр. 98.

 

15. См. ЦДИА, ф. 176, оп. 7, д. 679, л. 6;  «Вестник на вестниците», 28.IV 1940. См. также интервью, данное Кьосеивановым корреспонденту французской газеты «Paris-Soir» 4 декабря 1939 г. («Междудържавно право», 1940, кн. 1, стр. 96).

 

127

 

 

мир на Балканах и дружественные отношения с соседями Болгарии, сколько в стремлении до поры до времени прикрыть подготовку монархо-фашистского правительства к включению страны в блок фашистских держав и к осуществлению любыми средствами экспансионистских вожделений болгарской буржуазии.

 

Примерно год спустя после выработки директивы № 19, 4-го апреля 1940 г. в Софии было созвано новое совещание, на котором обсуждалось международное положение страны. На этом совещании кроме Богдана Филова, сменившего Кьосеиванова на посту премьер-министра, присутствовали новый министр иностранных дел Иван Попов, посланник в Берлине Пырван Драганов, посланник в Лондоне Никола Момчилов и главный секретарь министерства иностранных дел Димитр Шишманов.

 

Итоги этого совещания были сформулированы министром иностранных дел Поповым в специальном документе, озаглавленном «Заключения». В новом документе указывалось, что ввиду опасности расширения войны, исход которой неясен, и возможной угрозы втягивания в нее Болгарии, последняя. должна и «впредь следовать политике мира и строгого нейтралитета и заявлять, что будет защищать свою независимость от любого посягательства». Вместе с тем подчеркивалось, что «национальные требования Болгарии» остаются такими же, как они были определены в директиве № 19 бывшего премьер-министра Кьосеиванова. Однако если в предыдущей директиве об этих требованиях упоминалось только для личной ориентации болгарских дипломатических представителей за границей, то теперь перед последними ставилась конкретная задача активной подготовки их осуществления путем сбора и систематизации материалов в обоснование территориальных требований Болгарии, настойчивых поисков и зондажей с целью обеспечения поддержки со стороны других государств. Для гарантии большего успеха в деле осуществления территориальных требований рекомендовалось их разделить, установив очередность в зависимости от степени реальности возможного их достижения. В качестве первого этапа в этом ряду выдвигался вопрос о возвращении Южной Добруджи, что, по мнению участников совещания, при благоприятном стечении обстоятельств могло

 

128

 

 

бы быть осуществлено еще до будущей мирной конференции [16].

 

Такова была общая линия внешнеполитического курса болгарского правительства в начальный период войны. Эта линия выражала точку зрения основной части болгарской буржуазии, оторванной от народных масс, напуганной неясными перспективами империалистической войны и неуверенностью в завтрашнем дне. Призывы к балансированию между великими державами, к. проведению политики выжидательного нейтралитета составляли в тот период основное содержание почти всех выступлений по внешнеполитическим вопросам буржуазной печати, речей депутатов правительственного большинства и значительной части буржуазной оппозиции. При этом буржуазные деятели как германофильской, так и западной ориентации и, прежде всего, правительственные круги, с особым рвением старались заверить своих империалистических покровителей, обеспокоенных все возраставшими симпатиями болгарских трудящихся к великой Стране Советов, в том, что они руководствуются не «народными настроениями», а «здоровым континюитетом», под которым подразумевалась ставшая традиционной антисоветская внешняя политика болгарских буржуазных правительств [17].

 

Возникновение второй мировой войны привело к значительному осложнению внешнеполитического положения Болгарии. С началом войны усилился политический и экономический нажим держав обоих воюющих лагерей, каждая из которых предпринимала меры по укреплению своих позиций в стране.

 

Германский империализм, имевший экономическое преобладание в Болгарии и на Балканах в целом и получавший оттуда ценное сырье и продовольствие, на первых порах не был заинтересован в распространении военных действий на этот район Европы, ограничиваясь проведением здесь мероприятий по дальнейшему укреплению своих экономических и политических позиций и отражению попыток Англии и Франции привлечь балканские страны к участию в войне на их стороне. В документе,

 

 

16. ЦДИА, ф. 176, оп. 1 п, д. 202, л. 12.

 

17. Там же, л. 4. Выступление на совещании в Софии 4 апреля 1940 г. болгарского посланника в Лондоне Н. Момчилова.

 

129

 

 

составленном в итоге состоявшегося 30 декабря 1939 г. совещания руководителей верховного командования германских вооруженных сил и германского министерства иностранных дел, были определены следующие основные цели германской политики на Балканах и Ближнем Востоке в начальный период войны: 1. Вести войну на одном фронте и не отвлекать силы на юго-восток. 2. Юго-восток является важным источником снабжения Германии и должен оставаться нейтральным до тех пор, пока это выгодно Германии с экономической точки зрения. 3. Не допускать вступления Италии в военный блок в Юго-Восточной Европе, так как, кроме возникновения конфликта между Италией и СССР, это может привести к осложнению отношений между Германией и Италией. 4. Использовать все средства для противодействия усилению французской армии в Сирии, сделать все возможное для того, чтобы связать руки англичанам в Индии и арабских странах, но без предоставления им какой-либо значительной германской помощи.

 

Вместе с тем в документе обращалось внимание на то, что армия Вейгана в Сирии создает реальную угрозу советским нефтепромыслам в Закавказье, это отвлекает внимание СССР от Балкан и способствует усилению там германских позиций [18]. Правящие круги Германии чувствовали себя в Болгарии более прочно, чем в любой другой стране Балканского полуострова. Выступая на совещании в министерстве иностранных дел Болгарии 4 апреля 1940 г., посланник в Берлине П. Драганов следующим образом охарактеризовал отношения фашистской Германии с Болгарией в начале войны:

 

«У нас с Германией нет никакой формальной договоренности: Если немцы снабжают нас оружием, то это потому, что они считают, что Болгария, которая иначе, без вооружения, представляла бы собой опасный вакуум, должна быть сильной и что по причине наших старых связей периода первой мировой войны она не может выступить против Германии. При своей встрече с Кьосеивановым Гитлер заявил бывшему премьер-министру, что он считает,

 

 

18. См.: И. Н. Чемпалов. Борьба Болгарской рабочей партии против вовлечения страны в войну (IX 1939—V 1940 гг.). — Сб. «Из истории рабочего и коммунистического движения в зарубежных странах», ч. I. Свердловск, 1963, стр. 93.

 

130

 

 

что интересы Болгарии требуют, чтобы она шла вместе с неудовлетворенной Германией» [19].

 

Следует сказать, что эта характеристика далеко не полностью отвечала фактическому положению вещей. Гитлеровская Германия действительно рассматривала монархо-фашистскую Болгарию как своего потенциального союзника и всячески подогревала устремления болгарской буржуазии к ревизии границ. Однако создание сильной и независимой Болгарии совершенно не входило в планы германского империализма. Соглашаясь на поставки для болгарской армии некоторого количества устаревшего вооружения (и постоянно задерживая их), гитлеровцы всячески стремились взять под свой контроль как саму болгарскую армию, так и стратегические объекты страны. В этих целях они, в частности, пытались использовать напряженность на болгаро-турецкой границе.

 

«Однажды, — докладывал Драганов, — в германском министерстве иностранных дел меня спросили, сможет ли наша армия выдержать напор турецкой армии в случае, если она нападет на нас. Я им ответил, что мы будем в состоянии сделать это через год-полтора, когда получим необходимое вооружение. Тогда лица, с которыми я беседовал, сказали мне, что нам не остается ничего иного, кроме как подготовить достаточное количество аэродромов для немецких самолетов, которые в случае неожиданного нападения со стороны турок прилетят за 4—5 часов и нанесут турецкой армии такое же поражение, какое нанесли полякам» [20].

 

Столь откровенное и наглое предложение немецких фашистов встретило возражения даже со стороны такого активного их сторонника, как министр иностранных дел Иван Попов. Последний назвал этот план «немного фантастичным», поскольку болгары не смогли бы снабжать подобную германскую воздушную армаду бензином и боеприпасами, а, кроме того, помощь Германии может понадобиться как раз в момент, когда немцы сами окажутся в затруднительном положении и вследствие этого не смогут оказать болгарам эффективной поддержки.

 

 

19. ЦДИА, ф. 176, оп. 1 п, д. 202, л. 9.

 

20. Там же, л. 9.

 

131

 

 

«При этом, — добавил И. Попов, — без подписания предварительного обязательства оказание такой помощи было бы проблематичным. С другой стороны, в настоящий момент мы не в состоянии взять на себе подобное обязательство. Было бы лучше, если бы немцы ускорили присылку заказанного нами вооружения, ибо в последнее время наблюдается задержка с выполнением принятых немцами на себя в этом отношении обязательств» [21].

 

Заинтересованность германского империализма на данном этапе в мирной эксплуатации ресурсов Болгарии отнюдь не означала отказа гитлеровской Германии от планов использования в дальнейшем ее территории в качестве плацдарма для военных операций на юго-востоке Европы. Все же в начале войны для Болгарии на первый план выступила опасность вовлечения ее в мировую бойню англо-французским блоком.

 

Как уже отмечалось, правящие круги Англии и Франции еще до начала второй мировой войны приступили к военно-организационной подготовке агрессии против Советского Союза, южными плацдармами для которой должны были явиться Балканы, Средний и Ближний Восток. С началом войны эта подготовка значительно усилилась. Не проявляя никакой активности на западном фронте, английские и французские правящие круги, при поддержке империалистов США, прилагали большие усилия, чтобы добиться сговора с фашистской Германией и создать общий империалистический фронт против СССР. По их замыслу, этот фронт должен был охватить обширный район от Финляндии до Кавказа. Для разработки планов военных операций на южном участке осенью 1939 г. имел место ряд совещаний ответственных военных деятелей Англии и Франции. Так, 18 сентября 1939 г. в Бейруте состоялась встреча командующего французскими войсками на Ближнем Востоке генерала Вейгана с командующим британскими силами в Египте и Восточном Средиземноморье генералом Уэйвеллом, которого сопровождал английский командующий в Палестине генерал Батлер. Всего за несколько дней перед этим Вейган посетил Анкару, где имел встречу с начальником штаба турецкой армии маршалом Чакмаком. 11 декабря французский главнокомандующий генерал Гамелен созвал в Париже англо-французское

 

 

21. ЦДИА, ф. 176, оп. 1 п., д. 202, л. 9

 

132

 

 

совещание специально по вопросу о Балканах и Ближнем Востоке с участием Вейгана и Уэйвелла. Вслед за тем при участии тех же Вейгана и Уэйвелла состоялось англо-французское военное совещание в Бейруте, на котором обсуждался вопрос о помощи Турции [22]. О значении, которое придавалось при этом операциям на Балканах, свидетельствуют, например, следующие рассуждения генерала Гамелена: «С точки зрения военной операции на Балканах были бы для Франции гораздо выгоднее, чем операции в Скандинавии: плацдарм военных действий был бы расширен в большом масштабе. Югославия, Румыния, Греция и Турция предоставили бы нам подкрепление, равное примерно ста дивизиям.» [23].

 

В планах развязывания антисоветской войны с юга видная роль отводилась Турции, все активнее выступавшей проводником политики англо-французского блока в этом районе. Несмотря на существование советско-турецкого пакта о ненападении, правящие круги Турции все более активно втягивались в проведение антисоветской политики западных держав. Не случайно генерал Гамелен доносил 12 сентября 1939 г. французскому правительству: «Так как Турция, по-видимому, хочет войти в нашу игру, открытие этого театра военных действий кажется возможным» [24]. Действуя через Турцию, англо-французские империалистические круги снова пытались связать Советский Союз односторонними обязательствами и развязать войну между СССР и Германией. Такова была тайная цель предложений турецкого министра иностранных дел Сараджоглу, выдвинутых им во время переговоров, происходивших в Москве в сентябре-октябре 1939 г. Речь шла о заключении с Советским Союзом двухстороннего пакта взаимопомощи, ограниченного районами Черного моря и проливов. Однако правительство СССР, действовавшее с большой осмотрительностью, не пошло на этот маневр. Оно поставило следующие непременные

 

 

22. Р. Юрьев. Подготовка Англии и Франции к нападению на Советский Союз с юга в 1939—1940 годах. — «Вопросы истории», 1949, № 2, стр. 102.

 

23. Цит. по: «Мировое хозяйство и мировая политика», 1940, № 7, стр. 166. См. также: Gamelin. Servir. III. La guerre (septembre 1939—19 mai 1940). Paris, 1947, p. 209.

 

24. Gamelin. Указ. соч., стр. 207.

 

133

 

 

условия заключения Пакта: 1) СССР должен иметь гарантию, что ввиду угрозы войны Турция не пропустит военных кораблей нечерноморских держав через Босфор в Черное море и 2) заключение такого пакта не может побудить Советский Союз к действиям, которые могли бы втянуть его в вооруженный конфликт с Германией. Турецкое правительство отклонило оба эти условия Советского правительства и тем самым сделало невозможным заключение пакта [25]. 19 октября Турция подписала договор о военном союзе и военный протокол с Англией и Францией [26]. Вскоре после этого ей были предоставлены англо-французские кредиты в сумме 25 млн. фунтов стерлингов на закупку вооружения; в январе 1940 г. Турция получила на эти же цели дополнительные кредиты в размере около 20 млн. фунтов стерлингов [27]. Увеличились поставки английского и французского оружия для турецкой армии, подготовка которой к военным действиям значительно активизировалась.

 

Одновременно Англия и Франция предприняли ряд мер, направленных на сохранение и укрепление своих позиций в Болгарии. В конце ноября Софию посетил уполномоченный английских правящих кругов председатель Британского культурного совета лорд Ллойд. Он, в частности, получил согласие болгарского правительства на организацию Института английской культуры, который развернул в стране большую активность. Вместе с тем Ллойд предложил Болгарии продать Англии все товары, направляемые в Германию, на что правительство Кьосеиванова не пошло. Все же в ноябре и декабре

 

 

25. По этому вопросу см. также: «История международных отношений и внешней политики СССР», т. II, 1939—1945. М., 1962, стр. 42;  «История Великой Отечественной войны Советского Союза 1941—1945 гг.», т. I. М., 1961, стр. 283.

 

26. Текст этого договора, так называемого Анкарского пакта см.: «Междудържавно право», 1940, кн. 1, стр. 110—112. Согласно пакту, Турция была обязана прийти на помощь Англии и Франции в случае, если последние подвергнутся нападению в районе Средиземного моря, а также в том случае, если они сочтут для себя желательным вмешаться в балканские дела, пользуясь таким предлогом, как односторонние гарантии, данные ими Румынии и Греции.

 

27. К. Гофман. Англо-французские интриги на Балканах. — «Интернационал молодежи», 1940, № 3—4, стр. 23;  К. Васильев. Турция в орбите европейской войны. — «Мировое хозяйство и мировая политика», 1940, № 4—5, стр. 147, 148,

 

134

 

 

1939 г. Англия резко увеличила закупку болгарских товаров, оплачивая их. звонкой монетой. 23 января 1940 г. английский министр внешней торговли Хадсон заявил в палате общин, что его департамент делает усилия для дальнейшего расширения этой торговли [28]. И, действительно, в январе 1940 . г. доля Англии в болгарском экспорте достигла 9,18%, в то время как за год до этого она составляла 1,26%. Если в январе 1938 г. Англия находилась на четвертом месте, а в январе 1939 г. — даже на шестом месте по удельному весу в болгарском экспорте, то в январе 1940 г. она вдруг выдвинулась на второе место, оттеснив Италию.

 

3 января газета «Утро» сообщала, что английское министерство экономической войны отнесло Болгарию, наряду с Грецией, Румынией и Турцией, к списку стран, к которым применяется система свободного мореплавания. Страховые премии за суда, плавающие в Черном, Эгейском и Средиземном морях, снижались с 80 до 60 шиллингов на 100 фунтов стерлингов. В феврале 1940 г. Англия заключила с Болгарией на довольно выгодных для последней условиях очередное годовое соглашение о текущих платежах по внешним государственным займам. Согласно этому соглашению, Болгария, несмотря на повышение процента причитавшихся английским кредиторам текущих платежей с 32,5 до 40 (в последние годы перед началом войны Болгария выплачивала не всю сумму причитавшихся платежей по процентам на займы, а только часть ее), должна была вносить в связи с падением курса доллара и фунта стерлингов вместо 300 млн. 153 млн. левов. Кроме того, в соглашении имелся специальный пункт, оговаривающий, что эти 40% будут покрыты при условии, если болгарский экспорт на рынки со свободной валютой даст достаточную сумму этой валюты, чтобы удовлетворить нужды страны, включая в них и обязательства по государственным займам. В связи с этим Англия обязалась закупить в 1940 г. в Болгарии на 100 млн. левов табака. Таким образом, свыше 60% всех текущих платежей по внешним государственным займам Болгария должна была выплатить Англии табаком, значительно расширяя тем самым свои торговые связи с ней.

 

 

28. «Вчера и днес», 24.I 1940.

 

135

 

 

Со своей стороны, Франция Также увеличила импорт болгарских товаров. Так, в январе 1940 г. она вывезла втрое больше болгарских товаров по сравнению с январем 1939 г. Велись переговоры о доставке больших партий болгарского табака во Францию.

 

Активизировались проанглийские и профранцузские круги болгарской буржуазии, ратовавшие за расширение контактов и торговли с Англией и Францией. Предоставление соседней Турции крупного займа в 25 млн. фунтов стерлингов на льготных условиях и широкие обязательства Англии и Франции по закупке турецких товаров произвели на эти круги большое впечатление. 11 ноября 1939 г. газета «Мир» поместила обширную статью Цветко Бобошевского «О продаже нашей ценной земледельческой продукции», конечный вывод которой заключался в том, что Болгария должна продавать свои сельскохозяйственные продукты «на золото, а не путем товарообмена, хотя бы и по более высоким ценам». В другой статье «Западные державы и Турция», опубликованной 24 января 1940 г. за подписью М. М-ов (по-видимому, Михаил Маджаров), эта газета, пораженная «щедростью» Англии и Франции в отношении Турции, открыто требовала усиления торговых связей с англо-французским блоком за счет Германии.

 

Эти голоса, однако, оставались изолированными. Усилия западных держав вовлечь Болгарию в орбиту своего влияния путем экономического давления не имели сколько-нибудь значительного успеха. Их попытки оторвать Болгарию от экономических связей с Германией потерпели провал. К этому времени фашистская Германия сумела уже занять основные командные высоты в болгарской экономике и привлечь на свою сторону наиболее влиятельную часть болгарской буржуазии.

 

Используя в качестве своего орудия в первую очередь турецкую, а также румынскую дипломатию, Англия и Франция предприняли серию маневров, преследующих цель консолидации Балканской Антанты, расширения ее рамок путем привлечения Болгарии и, в конечном итоге, приспособления нейтралитета балканских стран к военно-стратегическим планам англо-французского империалистического блока, а затем и полного их отказа от нейтралитета и выступления на стороне англо-французского блока.

 

136

 

 

 «Англия, — писала в ноябре 1939 г. газета «Работническо дело», — использует страх, вызываемый немецкой агрессией, следующим вероятным объектом которой могут стать Балканы, и страх, который господствующие классы испытывают перед большевизмом, чтобы создать балканский фронт под своим руководством. Такую направленность Англия хочет придать Балканской Антанте. Эту же цель она преследует и организацией натиска на Болгарию, принявшего в последнее время особенно резкие формы; она даже не останавливается перед угрозой прибегнуть к превентивной войне» [29].

 

В первые недели войны снова делались попытки вовлечь Болгарию в Балканскую Антанту. 19 сентября 1939 г. во время встречи румынского министра иностранных дел Гафенку с югославским министром иностранных дел Цинцар-Марковичем на маленькой железнодорожной станции Джебел в Румынском Банате, близ сербской границы, было решено, что «для укрепления Балканской Антанты и выработки единства взглядов на Балканах было бы полезно, чтобы четыре государства Балканской Антанты попытались достичь какой-то договоренности по болгарской проблеме» [30]. Румынский и югославский министры согласились, в обмен на вхождение Болгарии на определенных условиях в Балканскую Антанту, принять во внимание ее требования.

 

Вслед за этим, во второй половине сентября, турецкое правительство выдвинуло идею создания в составе всех балканских стран, включая Болгарию, нового варианта Балканской Антанты под названием «Балканского нейтрального блока». Этот общебалканский военный блок, задача которого была сформулирована как «совместная защита нейтралитета от нападения с севера», должен был иметь явно антисоветскую направленность [31]. Вместе с тем он мог бы быть использован англо-французским империализмом и в качестве орудия сдерживания гитлеровской Германии и ослабления ее позиций на юговостоке Европы. С целью склонить Болгарию войти в

 

 

29. «Работническо дело»; 1939, № 1.

 

30. Gr. Gafencu. Prelude to the Russian Campaign, London, 1945, р. 260.

 

31. «Documents on German Foreign Policy, 1918—1945». Series D, v. VIII, September 4. 1939—March 18, 1940. London, 1954, № 145, 151.

 

137

 

 

проектировавшийся «нейтральный блок», один за другим приезжали в Софию англо-французские эмиссары: Ллойд (ноябрь 1939 г.), Лапардель (декабрь 1939 г.) и Кенет де-Корси (январь 1940 г.). .Однако самое большее, что они могли предложить болгарскому правительству в виде приманки, это обещания добиться от румын уступки Южной Добруджи в пользу Болгарии, да и го лишь в будущем, после окончания войны. А Лапардель, натолкнувшись на отказ, вызывающе угрожал Болгарии репрессиями, если она не примкнет к Балканскому блоку. Параллельно с этим проводил зондажи в Софии и генеральный секретарь министерства иностранных дел Турции Нуман Менеменджиоглу, когда с 11 по 13 января 1940 г., возвращаясь в Стамбул из двухмесячной поездки в Лондон и Париж, он остановился по пути в болгарской столице.

 

К ноябрю 1939 г., т. е. к разгару англо-франко-турецкой кампании по организации «нейтрального блока», заметно усилилась и активность Италии на Балканах. Весьма характерным было решение «большого фашистского совета» Италии, в котором говорилось, что в связи с присоединением Албании к Италии последняя является балканской страной и единственной великой балканской державой. Далее в декларации заявлялось: Италия на Балканах имеет не только экономические, но и политические интересы, которые она будет защищать. Попытки какой-либо другой страны установить свое влияние в этом районе безусловно наносят ущерб итальянским интересам и встретят решительное сопротивление.

 

Интересно отметить, что эта позиция итальянских фашистов на определенном этапе нашла поддержку со стороны англо-французских влиятельных кругов, усмотревших в ней не только антисоветскую, но и антигерманскую направленность [32].

 

Исходя из своих экспансионистских устремлений, итальянский империализм пытался объединить балканские страны под своей эгидой. Однако эта попытка также окончилась неудачей, и скоро Италия как предполагаемый руководитель балканского блока сошла со сцены.

 

 

32. См.: A. R. Le tournant balkanique et la politique italienne. «L'Europe nouvelle», 11.XI 1939, р. 1237—1238.

 

138

 

 

Отношение правящих кругов Болгарии ко всем этим попыткам нашло свое выражение в специальной директиве от 15 декабря 1939 г., которую министерство иностранных дел направило болгарским дипломатическим представителям за границей. В этом документе констатировалось, что в основе усилий по созданию блока нейтральных балканских государств (авторы директивы считали эти попытки к тому времени окончательно неудавшимися) лежало стремление Румынии и Турции вырвать у Болгарии обязательство соблюдать «статус кво» на Балканах, пока длится война, причем если от Болгарии не требовалось формального признания существующих границ, то и не предусматривалось признания за ней права поднимать вопрос о их пересмотре. «В новых условиях войны отношение Болгарии к подобной цели консолидации существующей Балканской Антанты может быть только отрицательным», — говорилось в директиве [33].

 

Неудача, постигшая проект создания «нейтрального блока», не означала прекращения дипломатического нажима Англии и Франции на балканские страны. Этот нажим вновь усилился в период подготовки и проведения сессии постоянного совета Балканской Антанты, имевшей место в Белграде со 2 по 4 февраля 1940 г. В повестку дня сессии, наряду с вопросами о дальнейшей ориентации политики балканских государств в условиях войны, о взаимоотношениях между членами Балканской Антанты и об экономических отношениях балканских стран, был включен и специальный вопрос об отношении Балканской Антанты к Болгарии и Венгрии.

 

Как мы уже видели, англо-французский блок придавал этому вопросу весьма важное значение. Касаясь оживившейся в связи с созывом сессии Балканской Антанты дипломатической возни, направленной, в частности, на привлечение к этой группировке Болгарии, итальянская газета «81ашра» писала в номере от 7 февраля 1940 г.: «Известна точка зрения турок о том, что Болгария может сыграть важную роль в случае войны с Россией. Балканская Антанта без Болгарии рассматривается турками как стена, в которой пробита брешь;

 

 

33. ЦДИА, ф. 176, оп. 1 п, д. 2, л. 25.

 

139

 

 

французам и англичанам это положение представляется... препятствием первостепенного значения. Вот почему английская дипломатия развертывает в Софии лихорадочную деятельность, и английский посланник имел продолжительный разговор с премьер-министром Кьосеивановым ... Не исключено, что Турция действует и в интересах Англии. В Белграде во время конференции г-н Сараджоглу попытался заставить югославов сказать какое-нибудь доброе слово своим друзьям из Софии. Г-н Сараджоглу попытался добиться от г-на Гафенку более существенных обещаний и обсуждал с греками вопрос о способе, каким могли бы быть сделаны известные уступки к морю».

 

Однако не надо было быть пророком, чтобы понять, что при существовавших условиях указанные государства не пойдут ни на какие подобные уступки. Это прекрасно понимал корреспондент французской газеты «Jour Echo de Paris», который писал из Белграда:

 

«Сближение с Болгарией и Венгрией в одинаковой степени воодушевляет правительства Белграда, Анкары, Афин и Бухареста, но это желание не заставит их согласиться на уступки, которые несовместимы с целостностью государств Балканской Антанты. Следовательно, белградская конференция не станет балканским Мюнхеном. Она постарается найти способ разрешения вопроса, вызванного ревизионистскими требованиями Будапешта и Софии в отношении Румынии, и попытается заложить основы согласия и плодотворного сотрудничества с соседями Балканской Антанты без какого-либо урегулирования территориальных вопросов и исправления границ» [34].

 

Болгарская же буржуазная печать использовала созыв белградской сессии именно для того, чтобы снова поднять вопрос о территориальных требованиях Болгарии. Так, близкая к правительственным кругам газета «Слово» еще 13 января 1940 г. в передовой статье подчеркивала, что для того, чтобы добиться укрепления сотрудничества между балканскими странами, необходимо предварительно разрешить некоторые вопросы. Таким вопросом, по мнению газеты, являются уступки, которые необходимо сделать Болгарии, ибо принцип

 

 

34. «Jour Echo de Paris», 4.II 1940.

 

140

 

 

«Балканы для балканских народов» должен относиться ко всем балканским государствам и не допускает, чтобы балканское равновесие было в ущерб какому-либо из балканских государств. Та же газета 25 января высказывалась еще более определенно в этом смысле: «Все планы, замышляемые без Болгарии, направлены против нее и вместе с тем против самих авторов», — писала она. В этом же духе были выдержаны высказывания и всей остальной болгарской буржуазной прессы.

 

В официальных кругах стран Балканской Антанты эти высказывания болгарской печати были встречены более чем холодно. Так, румынский король Кароль II, выступая в Констанце по случаю Нового года, заявил, что «румынское государство в существующих границах представляет собой историческое осуществление принципа самоопределения народов». Румынская буржуазная печать в один голос вторила ему, уверяя, что «границы Румынии установлены навечно» [35]. Сохранение существующего территориального «статус кво» во что бы то ни стало — таков был один из главных принципов, господствовавших на белградской сессии постоянного совета Балканской Антанты [36]. Не удивительно, что на этой основе о привлечении Болгарии в Балканскую Антанту нечего было и думать.

 

В этих условиях нетрудно было предвидеть провал попыток урегулировать отношения между Болгарией и Балканской Антантой. Тем не менее, выдавая желаемое за действительное, английская и французская печать не только до и во время сессии, но и некоторый период спустя, продолжала трубить о якобы достигнутых успехах. «Ловкий дипломат Сараджоглу сумел убедить Болгарию отложить в долгий ящик свои претензии на Добруджу», — писала французская газета «Figaro» [36]. «Черная овца становится белой, — вторила ей английская «Daily mail». — Болгария, которая длительное время была черной овцой на Балканах, берет на себя роль маленького

 

 

35. ЦДИА, ф. 370, оп. 2, д. 833,. л. 7.

 

36. См. официальное сообщение белградской сессии постоянного совета Балканской Антанты. — «Междудържавно право», 1940, кн. 1, стр. 100, 1011;  L. S. Stavrianos. Balkan federation. A history of the movement toward Balkan unity in modern times. Northampton, Mass., 1944, р. 253.

 

37. «Figaro», 4.II 1940.

 

141

 

 

джентльмена Европы» [38]. Однако в конце концов и эта печать вынуждена была признать, что Болгария и Венгрия проявили «недоверие» к результатам белградской встречи представителей стран Балканской Антанты и обошли их молчанием [39].

 

Как показали итоги сессии, по вопросу о взаимоотношениях Балканской Антанты с Болгарией и Венгрией, как, впрочем, и почти по всем остальным вопросам, не удалось достигнуть каких-либо положительных решений. В частности, потерпело провал вновь выдвинутое на сессии предложение турецкого министра иностранных дел Сараджоглу о создании некоего «оборонительного союза балканских стран» [40].

 

Серьезное беспокойство в англо-французском лагере вызвала происшедшая 15 февраля 1940 г. замена кабинета Кьосеиванова кабинетом Филова и назначением в качестве нового министра иностранных дел Попова. Хотя в ряде правительственных заявлений специально было подчеркнуто, что смена правительства не знаменует никаких перемен во внешней политике страны, уход Кьосеиванова, имя которого было связано с подписанием пакта о «вечной дружбе» с Югославией и который все еще до какой-то степени поддерживал контакты с Англией и Францией, был симптоматичен. Французский еженедельник «La Paix» в номере от 29 февраля 1940 г., напоминая, что во время своих бесед с Сараджоглу накануне созыва белградской сессии Кьосеиванов «давал понять, что хотя на этот раз и исключается вступление Болгарии в Балканскую Антанту, софийское правительство не допустит ничего такого, что омрачило бы балкано-дунайский небосвод», вопрошал: «Учитывая это, надо ли толковать правительственный кризис как отказ от данного обещания?.. Или в этом кризисе следует

 

 

38. «Daily Mail», 28. II 1940.

 

39. См., например, консервативную «Daily express» от 6 февраля 1940.

 

40. Эту же цель Сараджоглу преследовал и во время своих продолжительных бесед с болгарскими государственными деятелями 1 и 6 февраля 1940 г., когда он дважды (по дороге в Белград и на обратном пути) останавливался в Софии. Его попытки убедить болгарского премьер-министра отложить разрешение вопроса о Южной Добрудже до окончания войны и примкнуть к проектировавшемуся «оборонительному союзу балканских стран» и на этот раз окончились неудачей.

 

142

 

 

усматривать разочарование результатами балканской конференции, базирующимися на строгом соблюдении афинского пакта 1934 г.?» А выходившая в Болонье газета «Asalto» сообщала: «Падение Кьосеиванова явилось... тяжелым ударом для анкарского правительства и для тех, кто за кулисами держит в своих руках нити турецкой политики... Внезапно, без какого-либо оправдания, в Турции объявлена почти всеобщая мобилизация» [41].

 

После провала дипломатического наступления западные державы несколько изменили тактику борьбы за влияние на внешнюю политику Болгарии и за оказание противодействия усилению позиций Германии в этой стране. Докладывая о состоянии англо-болгарских отношений, болгарский посланник в Лондоне Н. Момчилов приходил к выводу, что английские правящие круги больше всего страшатся симпатий болгарского народа к Советскому Союзу. Они убеждены в том, что в случае войны с СССР «болгары как славянское племя станут форпостом Советского Союза». Что же касается позиции англичан по вопросу о взаимоотношениях Болгарии с гитлеровской Германией, то они готовы были примириться с существующим положением, лишь бы не увеличивался транзит через Болгарию предназначавшихся для Германии нефтепродуктов. «Тезис англичан, — докладывал Момчилов, — заключается в том, что если транзит нефти через нашу страну возрастет благодаря сооружению технических предприятий [42], тогда Англия должна будет вмешаться. Если же положение останется таким, каким оно является в настоящее время, то оно будет считаться нормальным и мы можем не бояться вмешательства» [43].

 

 

41. «Asalto», 2.III 1940 (цит. по: ЦДИА, ф. 370, оп. 2, д. 3324).

 

42. Как раз в это время (весна 1940 г.) сведения о сооружении таких объектов появились на страницах английской печати. Так, например, 9 апреля 1940 г. газета «Daily Telegraph and Morning Post» поместила сообщение своего бухарестского корреспондента о том, что при участии немецких специалистов ведется усиленное строительство складов для нефтепродуктов в Русе. Поднимался также вопрос о строительстве нефтехранилищ в Варне (см.: ЦДИА, ф. 176, оп. 8, д. 532, л. 30).

 

43. ЦДИА, ф. 176, оп. 1 п, д. 202, л. 4; см. также шифрованную телеграмму Момчилова от 18 апреля 1940 г. о его разговоре с постоянным заместителем английского министра иностранных дел А. Кадоганом (там же, оп. 8, д. 532, лл. 48, 49).

 

143

 

 

Руководители англо-французского блока хорошо понимали, что решающим фактором укрепления их позиций в Болгарии может явиться лишь исправление несправедливых территориальных постановлений Нейиского договора. Однако они не могли решиться на такой шаг, не вызвав резкого недовольства своих союзников по Балканской Антанте. Так, докладывая в Софии о своей беседе с генеральным секретарем французского министерства иностранных дел Леже по вопросу о Южной Добрудже, болгарский посланник в Париже Н. Балабанов сообщал: «Г-н Леже сказал мне, что он вполне разделяет мнение об основательности болгарских претензий. Однако он считает, что вопрос может быть разрешен лишь после окончания войны. Румыния не согласна на уступку территории до этого времени, а Франция считает, что она не может заставить Румынию пойти на подобные уступки». Далее Леже не постеснялся открыто заявить: «Франция не может сделать это потому, что... у нее нет никакой уверенности в том, что Болгария, получив Добруджу, тем не менее не окажется снова в лагере противника» [44].

 

Политика английских правящих кругов в отношении территориальных претензий Болгарии была столь же беспринципной как и французских. В апреле 1940 г. в Лондоне состоялось совещание английских дипломатических представителей в балканских странах. Цель этого совещания заключалась в выработке новых аспектов британской политики на Балканах, направленных на укрепление позиции Англии и оказание более действенного влияния на внешнеполитическую линию балканских стран. Среди других вопросов, обсуждавшихся на совещании, был и вопрос о болгаро-румынском споре относительно Южной Добруджи. Опасаясь, что урегулирование этого спора может произойти при содействии других великих держав, английские дипломаты предложили, чтобы инициативу в этом деле взяла в свои руки Англия. Однако при этом большинство участников совещания предлагало согласиться на урегулирование вопроса о Добрудже при условии, если Болгария заключит соглашение о взаимопомощи с Румынией [45]. Это была

 

 

44. Докладная записка Н. Балабанова министру иностранных дел Болгарии от 1 мая 1940 г. (там же, оп. 8, д. 532, л. 69).

 

45. Там же, оп. 8, д. 532, л. 54, 55. Истинная сущность этого предложения сразу же бросилась в глаза болгарскому посланнику в Лондоне Момчилову. Докладывая своему правительству о результатах совещания британских дипломатических представителей, он специально подчеркивал опасность, которую представляет для Болгарии подобное «условное заступничество» Англии в деле урегулирования Добруджанского вопроса (там же, л. 55).

 

144

 

 

новая попытка втянуть Болгарию в блок балканских государств, который западные державы намеревались использовать в своих империалистических целях.

 

Самое большее, на что шла англо-французская дипломатия в вопросе территориальных претензий, было обещание содействовать предоставлению болгарскому компактному населению тех областей, на которые претендовала Болгария, местной автономии. «Окончательное урегулирование вопросов», как  туманно выражались западные дипломаты и их подручные (в частности, эту линию проводили турецкие деятели во время своих визитов в Софию), должно было быть отложено на послевоенный период.

 

Такая позиция западных союзников решающим образом ослабляла их влияние в Болгарии и вместе с тем укрепляла влияние гитлеровской Германии, которая всячески подогревала усиливавшийся болгарский реваншизм. «Так как англичане действуют на основе статус кво, — не без злорадства писала еще сентября 1939 г. газета «Kölnische Zeitung», — то с самого начала стало ясным, что Болгария не поддастся на их приманку, если Балканы не будут вовлечены в конфликт». В отношении приманок немецкие фашисты имели куда более широкие возможности. В частности, они всячески использовали вопрос о Добрудже для дальнейшего подчинения своей воле как болгарского, так и румынского правительств, шантажируя их одновременно или поочередно обещаниями содействовать получению или сохранению спорной территории. Поскольку болгаро-румынские; противоречия являлись удобным поводом для такого шантажа, фашистская Германия стремилась оттянуть разрешение этого вопроса по возможности на более длительный срок. Вплоть до лета 1940 г. общей линией германской политики в этом вопросе была ориентация на его разрешение лишь по окончании войны.

 

Своекорыстная подоплека этой политики ясно видна из содержания следующего донесения Драганова от февраля

 

145

 

 

1940 г.:

 

«В германском министерстве иностранных дел меня заверили, что они не связаны политическими обязательствами в отношении Румынии, т. е. не принимали на себя гарантии ее границ, но в целях сохранения хороших отношений с Румынией занимают очень сдержанную позицию по больным для нее вопросам — Бессарабии, Добруджи, Трансильвании. До тех пор пока Румыния поставляет Германии свою нефть, в течение войны нельзя ожидать, что Германия поднимет перед Румынией вопрос об урегулировании ее территориальных споров с соседями или же займет ясную позицию в деле их урегулирования» [46].

 

*

 

К лету 1940 г. в международной обстановке произошли серьезные изменения. В результате начавшегося в мае наступления немецко-фашистских войск французская армия и английские экспедиционные силы на европейском континенте были разгромлены. 22 июня 1940 г. реакционное французское правительство, смертельно боявшееся своего собственного народа, капитулировало перед гитлеровской Германией и вступившей в войну на ее стороне с 10 июня 1940 г. фашистской Италией. Падение Франции явилось закономерным итогом проведения западными союзниками капитулянтской политики «умиротворения» агрессора, политики «странной войны».

 

Легко реализовав свой план «молниеносной войны» в Западной Европе и обеспечив себе значительные военные и материальные подкрепления, германский империализм решил, что наступило время для начала непосредственной подготовки войны против Советского Союза. Гитлеровцы исходили при этом из того, что без разгрома СССР они не могут рассчитывать на установление своего полного господства в Европе и во всем мире. 31 июля 1940 г. на секретном совещании в Бергхофе

 

 

46. Цит. по: М. Михов. Борбата на СССР за предотвратяване на хитлеристката агресия на Балканите по време на Втората световна война. — «Военно-исторически сборник», 1954, № 1, стр. 89; см. также доклад Драганова о своей беседе с Вейцзекером 23 марта 1940 г., в которой последний распространялся об основательности возражений румын против передачи Южной Добруджи Болгарии (ЦДИА, ф. 176, оп. 8, д. 532, л. 25).

 

146

 

 

Гитлер заявил: «Если Россия будет разбита, у Англии исчезнет последняя надежда. Тогда господствовать в Европе и на Балканах будет Германия... На основании этого заключения Россия должна быть ликвидирована. Срок — весна 1941 года... Лучше всего было бы уже в этом году, однако это не даст возможности провести операцию слаженно» [47].

 

Настойчиво осуществляя свою агрессивную политику, заправилы гитлеровской Германии с июля 1940 г. усилили разработку конкретного плана военного нападения на Советский Союз. Маскируя свои действия видимостью соблюдения договора о ненападении с СССР и рекламированием «битвы за Англию», они уже в это время начали скрытное стратегическое сосредоточение и развертывание сил, предназначенных для агрессии против СССР [48]. В тесной политической и стратегической связи с подготовкой агрессии против СССР находилась готовившаяся гитлеровским командованием операция «Марита» по захвату Греции. Эта операция, к участию в которой предполагалось привлечь и сателлитов фашистской Германии в Центральной Европе и на Балканах, должна была, помимо всего прочего, замаскировать подготовку нападения на СССР и вместе с тем обеспечить южный стратегический фланг фашистского агрессора в Европе [49]. Роль одного из важных плацдармов для проведения операции «Марита», а в дальнейшем и для непосредственной агрессии против Советского Союза, по "плану гитлеровцев, должна была сыграть Болгария. Для этого гитлеровскому руководству необходимо было еще крепче привязать к себе

 

 

47. Запись в служебном дневнике начальника германского генерального Штаба сухопутных сил генерал-полковника Гальдера от 31 июля 1940 г. — «Военно-исторический журнал», 1959, № 2, стр. 67.

 

48. С. Козлов. Некоторые вопросы стратегического развертывания по опыту двух мировых войн. — «Военно-исторический журнал», 1959, № 12, стр. 12;  К. Типпельскирх. История второй мировой войны. М., 1956, стр. 166.

 

49. По словам тогдашнего обер-квартирмейстера германского генерального штаба сухопутных войск Паулюса, Гитлер рассматривал захват Балкан «в качестве предварительного шага к вторжению в Россию». «Нашими целями в данном случае, — пояснял Паулюс, — ...было прежде всего иметь свободным „свое правое плечо", когда мы нападем на Россию». В. А. Секистов. «Странная война» в Западной Европе и в бассейне Средиземного моря (1939—1943 гг.). М., 1958, стр. 195.

 

147

 

 

Правящие монархо-фашистские круги Болгарии и обеспечить соответствующие политические и военно-стратегические позиции в самой стране.

 

Перед лицом готовившейся гитлеровской агрессии  Советское правительство не могло не принять необходимых мер для обеспечения обороны территории СССР. В частности, такие меры были приняты на юго-западной границе.

 

Румынские правящие круги, проводившие активную антисоветскую политику, неоднократно организовывали пограничные инциденты на советско-румынской границе, проводили мероприятия по созданию «восточного вала» против Советского Союза. Политика румынского правительства, все больше сближавшегося с гитлеровской Германией, создавала серьезную угрозу безопасности западных границ СССР. Советское правительство и в прошлом прилагало настойчивые усилия для решения вопроса о Бессарабии, насильственно оторванной в свое время от Советской страны. Теперь оно сочло необходимым и своевременным прибегнуть к соответствующим мерам, дабы склонить румынское правительство пойти на ликвидацию этой исторической несправедливости. В результате принятых дипломатических мер в конце июня 1940 г. Бессарабия вместе с населенной украинцами частью Буковины была мирным путем воссоединена с Советским Союзом [50].

 

В эти дни Германия употребила все свое влияние на то, чтобы удержать Болгарию от предъявления ее законных требований румынскому правительству в отношении Южной Добруджи. 2 июля к болгарскому министру иностранных дел явился германский посланник в Софии Рихтхофен, зачитавший телеграмму Риббентропа, в которой говорилось: «Германия вполне понимает ревизионистские претензии Болгарии. Но она считает, что еще не наступил час их осуществления, и убеждена в том, что при заключении мира будет найдено приемлемое

 

 

50. Подробнее см.: «История Великой Отечественной войны Советского Союза», т. I. М., 1961, стр. 278—282. О положительной реакции болгарского насепения на возвращение бессарабских земель Советскому Союзу см. Окръжен държавен архив — Пловдив, ф. 57, п. 43 (необраб.). Доклад Пловдивского околийского управителя министру внутренних дел за июнь 1940 г.; АВП СССР, ф. 074, оп. 34, д. 137, п. 108, лл. 103, 104. Телеграмма болгаро-советского общества Сливена на имя полномочного представителя СССР в Болгарии.

 

148

 

 

для Болгарии разрешение добруджанского вопроса. Когда этот момент наступит, Германия употребит свое влияние для урегулирования в указанном смысле» [51]. 29 июня с подобным же предостережением к болгарскому правительству обратился и министр иностранных дел Италии Чиано [52].

 

Такова была позиция империалистических держав в вопросе о территориальных требованиях Болгарии. И вовсе не случайно, например, болгарский посланник в Москве еще в октябре 1939 г., указывая на двусмысленность политики болгарского правительства по отношению к Советскому Союзу, восклицал: «Франция и Англия против нас, а Германия не с нами, по крайней мере, в отношении наших территориальных требований; каково будет наше положение, если мы лишимся поддержки СССР?» [53].

 

Советский Союз был единственной великой державой, занявшей принципиальную, доброжелательную позицию в отношении справедливых национальных требований Болгарии. Газета «Правда», приводя официальные болгарские данные о составе населения Южной Добруджи, писала: «Общественное мнение Болгарии считает, что Южная Добруджа была и должна оставаться житницей Болгарии». Далее газета давала краткий исторический обзор развития добруджанского вопроса и в заключение отмечала: «На основании этих данных следует считать, что требование Болгарии о возвращении ей Южной Добруджи является справедливым и вполне обоснованным. Как известно, Советский Союз всегда стоял и продолжает стоять на позиции поддержки этих требований Болгарии в отношении Румынии» [54].

 

Однако болгарские правители, движимые чувством классовой ненависти к великой стране социализма и проводя пагубную для Болгарии политику ориентации на фашистскую Германию, не спешили использовать эту поддержку. Готовностью Советского Союза помочь Болгарии в справедливом разрешении вопроса о Добрудже

 

 

51. ЦДИА, ф. 176, оп. 8, д. 532, л. 164; д. 533, л. 10.

 

52. ЦДИА, ф. 176, оп. 8, д. 532, л. 165.

 

53. Цит. по: М. Михов. Борбата на СССР за мир на Балканите в началото на Втората световна война и България. — «Военно-исторически сборник», 1953, № 4, стр. 12.

 

54. «Правда», 13.VIII 1940.

 

149

 

 

они пытались воспользоваться весьма своеобразно. Об этом свидетельствует, например, шифрованная телеграмма болгарского посланника в Берлине Драганова от 19 июля 1940 г., в которой сообщается, что в разговоре со статс-секретарем министерства иностранных дел Германии Вейцзекером он «подчеркнул необходимость того, чтобы, немцы поспешили с разрешением добруджанского вопроса с тем, чтобы предотвратить его разрешение с помощью русских» [55].

 

В этом отношении характерно также письмо бывшего болгарского царя Фердинанда, направленное им 7 июля 1940 г. Гитлеру, по-видимому, не без ведома царя Бориса. Рассыпаясь в верноподданнических чувствах к фашистскому «фюреру», Фердинанд всячески стремился доказать в своем письме, что возвращение Южной Добруджи Болгарии «именно немецкой рукой, а не рукой другого государства» было бы в интересах самой Германии. «Нет необходимости указывать,—писал он,—какими могут быть для дальнейшего развития Балкан последствия разрешения этого вопроса тем или другим способом... С точки зрения географического положения Болгарии как центра Балкан усиление ее позиции означает прежде всего обеспечение безопасности германского пути на Восток» [56].

 

В этих же целях была использована и состоявшаяся в июле 1940 г. по приглашению гитлеровского главного командования поездка в Берлин бывшего главнокомандующего болгарской армией генерала Жекова [57].

 

 

55. ЦДИА, ф. 176, оп. 8, д. 532, л. 138; см. также шифрованную телеграмму Драганова от 1 июля 1940 г., в которой, сообщая о каких-то «коммунистических беспорядках» в Румынии, «создающих опасность» для германских интересов в этой стране, он писал: «...я здесь пускаю в ход мысль о большевистской опасности для нас (главным образом для Южной Добруджи) и об ее предотвращении путем добровольной оккупации нами Южной Добруджи при наличии соглашения с Румынией и с согласия Германии» (Там же, лл. 115, 128 и др.).

 

56. Цит. по: П. Георгиев. Едно царуване в борба срещу народа и в служба на Германия. — «Републиката. Сборник статии». София, 1946, стр. 191.

 

57. В первые же дни после занятия Парижа германское главное командование через германского военного атташе в Софии передало болгарскому генеральному штабу сообщение, в котором говорилось, что над зданием в Нейи, где в 1919 г. был заключен мирный договор с Болгарией, развевается германский флаг. Прибывшему в Германию Жекову был устроен пышный прием. Состоялась его поездка в Нейи.

 

При его входе в зал, где был подписан мирный договор с Болгарией, музыка играла болгарский гимн. Над зданием был поднят болгарский флаг. Болгарские буржуазные газеты, публикуя сообщения о пребывании Жекова в Нейи, сопровождали их крупными заголовками: «Над Нейи развевается болгарское знамя», «Символическое уничтожение Нейиского договора» и т. п. Правящие круги Болгарии воспользовались поездкой Жекова, чтобы вновь позондировать почву насчет Добруджи. В телеграмме болгарскому посланнику в Берлине Драганову от 20 июля 1940 г. министр иностранных дел Попов писал: «Разъясняется, что царь не поручал Жекову встречаться с Гитлером или Герингом, а только сказал, чтобы он приветствовал их, если увидит, и изложил им нашу позицию. Было бы неплохо, если бы Жеков встретился с этими лицами» (ЦДИА, ф. 176, оп. 1 п, д. 11, л. 18).

 

150

 

 

Таким образом, готовностью Советского Союза поддержать требования Болгарии в отношении Южной Добруджи болгарские правители стремились воспользоваться лишь для того, чтобы припугнуть заправил фашистской Германии «коммунистической опасностью», возможным усилением влияния СССР в Болгарии.

 

Следует сказать, что дипломатия государств фашистской оси, и прежде всего германская, давая болгарским правителям понять косвенным путем, что она рассматривает советско-германский пакт о ненападении как чисто временное явление, постоянно прощупывала позицию болгарского правительства и в свою очередь всячески стремилась запугать его «большевистской опасностью». Об этом свидетельствует, например, следующая телеграмма, направленная 10 июля 1940 г. министром иностранных дел Поповым болгарскому посланнику в Берлине Драганову:

 

«Наше посольство в Москве сообщает, что итальянский военный атташе якобы получил какое-то сообщение, согласно которому русские потребовали от нас предоставления им морских баз в Варне и Бургасе. Некоторое же время тому назад немцы здесь запрашивали, верно ли, что русские потребовали для себя воздушных баз в Шумене и Карнобате. Ни первое, ни второе не соответствует действительности, но поскольку эти слухи свидетельствуют об отношениях между Россией и державами оси и поскольку они затрагивают нашу страну, было бы хорошо, если бы вы постарались собрать подробные сведения и разобраться, с какой целью эти слухи распускаются, а также не скрывается ли за ними что-нибудь серьезное» [58].

 

 

58. Там же, л. 6.

 

151

 

 

Учитывая изложенное выше, нетрудно понять, почему на сей раз в Берлине с особым вниманием прислушались к сообщениям болгарского правительства об «опасности» разрешения вопроса о Добрудже с помощью Советского Союза. Уже 19 июля Драганов сообщил своему правительству, что в германском министерстве иностранных дел рассматривается вопрос о приглашении в Германию болгарского премьер-министра и министра иностранных дел [59], а 23 июля германский посланник в Софии передал и само приглашение Филову и Попову. Сообщая болгарским дипломатическим представителям за границей об этом приглашении, Попов подчеркивал, что инициатором его является германское правительство. «Хотя германская сторона не поставила в приглашении никаких конкретных вопросов и требований, — писал он, — но нам ясно, что речь будет идти о наших взаимоотношениях с Румынией, премьер-министр и министр иностранных дел которой, по их собственной просьбе, вызваны в Германию на день раньше нас...» [60].

 

Встреча болгарских министров с Гитлером и Риббентропом состоялась 27 июля 1940 г. в Зальцбурге. 31 июля Попов направил болгарским дипломатическим представителям за границей следующее сообщение о результатах этой встречи: «Немцы хотят сохранения спокойствия в дунайской области; они посоветовали Румынии прийти к соглашению с нами и с Венгрией. Румынские министры заявили, что они готовы к уступкам и возьмут на себя инициативу по ведению переговоров. Немцы признают, что наше требование о возврате Южной Добруджи вполне обоснованно и поддержат нас в этом» [61].

 

Эта перемена в позиции руководителей фашистской Германии в споре о возвращении Болгарии Южной Добруджи была весьма симптоматичной. Она свидетельствовала о том, что германский империализм уже приступает к непосредственной подготовке оккупации Балкан и к созданию здесь своего плацдарма для дальнейшей агрессии. Румынские правители, окончательно убедившись в эфемерности англо-французских «гарантий» (к тому же Франция уже капитулировала, а Англия, убедившись в бесперспективности своей прежней позиции

 

 

59. Там же, оп. 8, д. 532, л. 137.

 

60. Там же, оп. 1п, д. 11, лл. 22, 23, 24 и др.

 

61. Там же, л. 29.

 

153

 

 

по вопросе о Южной Добрудже, также перестала возражать против ее возврата Болгарии) [62], теперь целиком отдали себя под власть Берлина, где, по всей вероятности, им уже обещали «возмещения» за счет территории Советского Союза.

 

Вскоре после зальцбургской встречи, осенью 1940 г., был решен вопрос о привлечении Румынии к войне против СССР и использовании ее как плацдарма для наступления. В сентябре 1940 г., после прихода к власти правительства Антонеску, в качестве связующего звена между германским и румынским генштабами в Румынию была направлена многочисленная германская военная миссия, возглавляемая генералами Гензеном и Шпейделем. Немецкие офицеры-инструкторы приступили к реорганизации румынской армии по немецкому образцу и. подготовке ее к нападению на СССР [63].

 

 

62. 29 июня 1940 г. английский посланник в Софии Ренделл еще заявлял главному секретарю министерства иностранных дел Шишманову, что Англия и Турция могли бы облегчить присоединение Добруджи к Болгарии, но при условии, если последняя откажется от претензии на Фракию. А уже 15 июля он сообщил Шишманову, что «Англия в своих действиях сегодня более свободна, чем вчера, так как-больше не связана с Францией и ее антиревизионистскими идеями». Ренделл добавил к этому, что теперь он более свободно может заявить о согласии Англии на возвращение Добруджи Болгарии (там же, оп. 8, д. 533, л. 20). Наконец, 27 июля, в день зальцбургской встречи, болгарская пресса перепечатала из издававшегося английской миссией в Софии бюллетеня «Британски новини» сообщение, в котором говорилось:

 

«В связи с болгарскими требованиями в отношении Южной Добруджи и разговорами в Зальцбурге официально сообщается, что позиция британского правительства к этим требованиям благоприятна. Подчеркивается, что Англия всегда рассматривала болгарские требования в отношении Южной Добруджи с симпатией... Попытки осуществления территориальных изменений на Балканском полуострове мирным путем и во имя справедливости будут поддержаны Великобританией, даже если они будут сделаны и некоторыми другими великими державами. Английские руководящие круги считают при этом, что болгарские требования полностью справедливы» («Днес», 27.VIII940). В связи с этим поворотом в позиции Англии болгарская газета «Слово» 30 июля 1940 г. писала: «После того, как все попытки англичан добиться расширения войны путем предоставления гарантий Румынии и другим государствам потерпели провал, теперь Англия отказывается от принципа статус кво для того лишь, чтобы доказать, что и она может иметь какое-то участие в урегулировании европейских дел».

 

63. П. Жилин. Подготовка германским штабом войны против СССР. — «Военно-исторический журнал», 1959, № 12, стр. 35.

 

153

 

 

16 октября 1940 г. ТАСС опровергло сообщение берлинского корреспондента датской газеты «Политикен» о том, что СССР якобы был информирован о посылке германских войск в Румынию [64]. Оказывая теперь поддержку Болгарии, гитлеровцы, стремились выступить в роли ее «благодетелей» и форсировать окончательное превращение в своего сателлита. Вместе с тем этим жестом руководители фашистской Германии делали попытку противодействовать огромной популярности, которую завоевал в болгарском народе Советский Союз, настойчиво боровшийся не только за справедливое разрешение территориальных вопросов на Балканах, но и за обеспечение балканским народам возможности свободного и независимого развития в условиях мира.

 

Следует сказать, что после зальцбургской встречи болгарские правители оказались в довольно фальшивом положении: совсем недавно они обращались к СССР за поддержкой. Теперь же получалось, что они как будто бы в ней больше не нуждаются. Этим, вероятно, была вызвана телеграмма Попова от 2 августа 1940 г., в которой он поручал болгарскому посланнику в Москве объяснить Советскому правительству, что инициаторами встречи в Зальцбурге являлись вовсе не болгары, а немцы, приславшие им приглашение по собственной инициативе, «так как Германия интересовалась урегулированием вопросов, связанных с Румынией». «Изложите нашу надежду, — писал в заключение Попов, — что при разрешении этого вопроса мы сможем рассчитывать на поддержку Советского правительства в соответствии с известной вам его декларацией» [65].

 

Непосредственный контакт между румынскими и болгарскими представителями по вопросу о передаче Южной Добруджи. был установлен 3 августа, когда с этой целью в Софию прибыл румынский посланник в Белграде Кадере. Предварительные встречи с 3 по 19 августа происходили в Софии и Бухаресте. Затем в румынском городе Крайова начались официальные переговоры специально назначенных делегаций обеих сторон. Переговоры проходили с большими шероховатостями. В то время как болгары требовали полной передачи всей Южной Добруджи

 

 

64. «Правда», 17.Х 1940.

 

65. ЦДИА, ф. 176, оп. 1 п, д. 11, лл. 34—35.

 

154

 

 

в границах 1913 г., румыны настаивали на том, чтобы сохранить за собой города Силистра и Балчик [66]. Во время переговоров в Крайове возникли разногласия также по вопросу о сроках занятия передаваемой территории болгарскими войсками, по вопросу об обмене населением и ряду других [67]. Наконец, 7 сентября 1940 г. румыно-болгарский договор о возвращении Южной Добруджи Болгарии был подписан [68]. Крайовский договор предусматривал передачу Болгарии всей Южной Добруджи в границах 1913 г. (она охватывала территорию в 7695 кв. км с населением в 350 тыс. человек). 21 сентября, после того как Народное собрание одобрило Крайовский договор, болгарские войска перешли границу Южной Добруджи. Ко 2 октября занятие области болгарскими войсками было завершено. В виде приложений к договору были включены соглашения об обмене болгарским и румынским населением [69] и финансовое соглашение [70].

 

Подавляющая часть населения Южной Добруджи с энтузиазмом встретила возвращение области к Болгарии, свое освобождение от многолетнего национального гнета, эксплуатации и притеснений со стороны румынских помещиков и шовинистической буржуазии. Вместе с тем Рабочая партия и находившаяся под руководством коммунистов Добруджанская революционная организация указывали добруджанским трудящимся, что присоединение к Болгарии еще не означает полного их освобождения; им еще предстоит бороться за реализацию тех социально-экономических и политических требований, во имя которых они вели тяжелую и длительную борьбу,

 

 

66. Там же, лл. 36—42, 44, 53—55.

 

67. Там же, лл. 58, 59.

 

68. Полный текст Крайовского договора см.: ЦДИА, ф. 176, оп. 1 п, д. 3, лл. 1—18; «Междудържавно право», 1940, кн. 3—4, стр. 81—83.

 

69. «Междудържавно право», 1940, кн. 3—4, стр. 83—87. Переселение лиц болгарской национальности из Северной Добруджи в Южную было проведено с 7 ноября по 3 декабря 1940 г. и охватило 60 500 человек. В декабре того же года было проведено переселение из Южной Добруджи в Румынию 6 тыс. лиц румынской национальности (данные взяты из речи болгарского министра внутренних дел Петра Габровского в Народном собрании 3 декабря 1940 г. — «Стенографскидневници на XXV Обикновено народно събрание». II редовна сесия, кн. 1. София, 1941, стр. 420).

 

70. «Междудържавно право», 1940, кн. 3—4, стр. 87, 88.

 

155

 

 

ибо болгарский фашизм нисколько не лучше румынского. Под руководством партии в Добриче, Силистре, Балчике, Каварне и других населенных пунктах области были созданы легальные общегородские и квартальные народные комитеты, которые в период подготовки к встрече болгарских войск и при самой встрече выдвинули целый ряд социальных и политических требований. Были выставлены плакаты с надписями: «Требуем работы, хлеба и свободы!», «Требуем возвращения населению отнятой у него земли!» В распространенной в Силистре листовке квартальных народных комитетов, в частности, говорилось: «Радость освобожденных велика, но ... добруджанское население требует: освобождения от налогов на более длительный срок, предоставления дешевого кредита для укрепления экономики, оказания помощи безработным, освобождения бедняков от уплаты за школьное обучение, устройства вечерних школ для тех, кто не умеет читать и писать по-болгарски» [71].

 

Возвращение Южной Добруджи было воспринято народными массами Болгарии и особенно довольно многочисленной добруджанской эмиграцией в стране [72] с большим воодушевлением. Болгарский народ отчетливо понимал огромную роль Советского Союза в справедливом разрешении этого важного национального вопроса Болгарии и горячо благодарил за это Советское правительство. 7 сентября у советского консульства в Варне собралось около 10 тыс. демонстрантов, из рядов которых раздавались приветственные лозунги в честь Советского правительства. С балкона консульства советский представитель поздравил болгарский народ с присоединением Южной Добруджи [73]. В тот же день состоялись праздничные демонстрации в Шумене, Русе и других городах, участники которых также выражали свою признательность Советскому Союзу [74]. По случаю возвращения Южной

 

 

71. И. Георгиев, Добруджа в борбата за свобода 1913—1940. Спомени и бележки за добруджанското революционно движение. София, 1962, стр. 436.

 

72. Например, из 75 тыс. жителей Варны 20 тыс. составляли добруджанцы.

 

73. АВП СССР, ф. 74, оп. 20, д. 5, п.10, л. 26.

 

74. Там же, л. 25. Характерно, что болгарская официальная печать, сообщив о том, что участники вечерней демонстрации 7 сентября в Варне направились к германскому и итальянскому консульствам, умолчала о демонстрации у советского консульства.

 

156

 

 

Добруджи в добруджанском квартале Софии был устроен многотысячный митинг, на котором выступили несколько прогрессивных деятелей Болгарии, в том числе член Рабочей партии депутат Петр Митев. Один из ораторов, доктор Асен Панев, заявил: «За освобождение Добруджи добруджанцы и болгарский народ должны благодарить не Гитлера, а Советский Союз» [75].

 

Правящие круги Болгарии, по собственным словам их представителей, «были потрясены» массовыми манифестациями народа перед советскими консульствами в Варне и Пловдиве и другими формами выражения благодарности болгарских трудящихся своим советским братьям [76]. Болгарское правительство вынуждено было в какой-то мере считаться с этими чувствами и настроениями народа. 10 сентября болгарский посланник в Москве Стаменов передал благодарность своего правительства правительству СССР за моральную поддержку, оказанную Советским Союзом Болгарии в разрешении вопроса о Южной Добрудже [77]. Однако эта официальная благодарность прошла почти незамеченной в хоре громких славословий, которые болгарские правители и вся болгарская буржуазия расточали в адрес держав фашистской оси. Заключение Крайовского договора было использовано болгарской буржуазией для того, чтобы еще крепче привязать страну к военной колеснице гитлеровской Германии, для разжигания шовинистического угара и преследования демократических сил внутри страны.

 

*

 

Авантюристическая внешняя политика болгарской реакции не могла не встревожить не только болгарских грудящихся, но и тех честных общественных деятелей различных политических направлений, .которым по-настоящему были дороги судьбы их родины. Так, еще в сентябре 1939 г. один из руководителей политического кружка «Звено» и бывший премьер-министр Кимон Георгиев в открытом письме к премьер-министру Кьосеиванову с тревогой обращал внимание на трагические последствия,

 

 

75. И. Георгиев. Указ. соч., стр. 434, 435.

 

76. ЦДИА, ф. 176, оп. 9, д. 2860, л. 84.

 

77. «Правда», 11.IX 1940.

 

157

 

 

к которым может привести антисоветский курс правительства. Георгиев указывал на полную изоляцию Болгарии, которая в столь ответственный момент оказалась без искренних друзей на Балканах и в Европе в целом. Он отмечал законность опасений относительно того, что провозглашенный правительством, но не подкрепленный практическими действиями и не опирающийся на реальную силу нейтралитет может явиться лишь прикрытием для несовместимых с ним целей. К. Георгиев с особой силой подчеркивал жизненную для Болгарии необходимость в установлении нормальных и дружественных отношений с великим Советским Союзом. «На протяжении ряда лет, — писал Георгиев, — события все ярче подчеркивали роль и значение России в судьбах всего мира, Европы и Балкан. Ныне политика России имеет преобладающее значение, особенно в вопросах Восточной Европы». Напомнив о нерушимых культурно-исторических и духовных узах, издавна связывающих оба славянских народа, автор письма указывал, что для Болгарии линия на установление тесных политических и экономических связей с великим Советским Союзом является естественной и наиболее здоровой политической концепцией [78].

 

Демократическая общественность Болгарии хорошо понимала, что в борьбе за сохранение страны вне империалистической войны для болгарского народа нет и не может быть более прочной и надежной опоры, чем Советский Союз. Рабочая партия, являвшаяся выразителем самых сокровенных чаяний болгарских трудящихся и организатором борьбы болгарского народа за мир, демократию и национальную независимость, возглавила широкое народное движение за дружбу и союз с СССР.

 

«Партия, — писал позже Г. Димитров,—правильно считала, что Советский Союз остается единственной мощной опорой для сохранения мира на Балканах и независимости балканских народов. Исходя из этого, партия поставила в качестве решающей задачи внешней политики Болгарии заключение пакта о дружбе и взаимной помощи с Советским Союзом. Если же Болгария в результате стремления вовлечь ее в войну окажется перед опасностью нападения или подвергнется нападению какой-либо из двух воюющих сторон, болгарский народ будет

 

 

78. ЦДИА, ф. 176, оп. 9, д. 2848, л. 15.

 

158

 

 

всеми силами бороться за свободу и независимость, ища поддержки у Советского Союза» [79].

 

Выходивший в подполье центральный орган партии газета «Работническо дело» следующим образом формулировал основные цели и задачи в области внешней политики страны в обстановке начавшейся мировой войны:

 

«1. Решительный отпор попыткам воюющих держав, особенно Англии, втянуть Балканы и Болгарию в империалистическую войну. Борьба за сохранение мира на Балканах и недопущение вовлечения страны в империалистическую войну.

 

2. Сближение и союз между балканскими государствами; разрешение опорных между ними вопросов мирным путем — путем взаимных уступок и совместной борьбы как против их вовлечения в империалистическую войну со стороны Англии и Франции, так и против возможной агрессии в будущем со стороны Германии. Этот балканский союз сможет справиться со своими задачами лишь в том случае, если он будет опираться на СССР.

 

3. Решительная ориентация внешней политики страны на союз с СССР... Заключение пакта о ненападении и взаимной помощи с нашим могучим северо-восточным соседом» [80].

 

Наступившие с начала второй мировой войны хозяйственные затруднения в стране привели к усилению кампании за заключение торгового договора с Советским Союзом; в этой кампании приняли активное участие представители всех слоев населения. Болгаро-советская экономическая палата распространила среди торговцев, промышленников и членов кооперативных организаций анкету. Особенно активно участвовали в этом опросе Союз болгарских табаководов, Общий союз болгарских промышленников, Союз табаководческих кооперативов Болгарии, Общий союз болгарских сельскохозяйственных кооперативов, Болгарский земледельческий кооперативный банк, кооперативное объединение «Напред», Болгарское земледельческое общество и др. Из сохранившихся документов видно, что этот опрос имел характер своеобразного референдума в поддержку требования установления более тесных связей с СССР. Участники

 

 

79. Г. Димитров. Политический отчет ЦК БРП(к) V съезду партии. — Избранные произведения, т. II. М., 1957, стр. 604.

 

80. «Работническо дело», 1939, № 1.

 

159

 

 

кампании единодушно настаивали на установлении и расширении настоящих торговых связей с Советским Союзом [81].

 

Давление широких кругов болгарской общественности, требовавшей от болгарского правительства проведения активной политики мира и ориентации на Советский Союз, а также сложность международной обстановки, все возраставшая опасность развязывания империалистической агрессии на Балканах и слабая подготовленность Болгарии в военном отношении — все это заставило болгарское правительство предпринять накануне и в начале войны некоторые шаги в сторону улучшения отношений с СССР. В какой-то мере эти шаги были облегчены и наличием советско-германского договора о ненападении [82]. Наконец, на эти шаги толкали болгарскую буржуазию опасения лишиться необходимого для страны сырья и промышленных товаров в результате нарушения торговли с рядом государств, а также катастрофическое положение, в котором оказалось болгарское народное хозяйство в результате однобокой ориентации на гитлеровскую Германию. Следует подчеркнуть, что, несмотря на полную очевидность политических и экономических выгод для Болгарии от улучшения отношений с СССР, ее реакционные правящие круги, ослепленные классовой неприязнью к великой стране социализма, шли на эти шаги крайне неохотно, робко и непоследовательно, лишь под давлением крайней необходимости.

 

Верное своей политике мира и дружбы со всеми народами, Советское правительство в обстановке начавшейся

 

 

81. В. Филипова. Борбата на българския народ за мир и дружба със СССР в навечерието и началото на Втората световна война (1934—1941). — «Известия на държавните архиви», № 5, 1961, стр. 230.

 

82. Это обстоятельство, несомненно, объективно не могло не сказаться на внешнеполитической линии болгарского правительства. Однако следует указать, что монархо-фашистская клика Болгарии пыталась спекулировать на наличии советско-германского пакта и дезориентировать отсталые в политическом отношении слои болгарского народа, изображая дело таким образом, будто Советский Союз пошел на изменение своей миролюбивой внешней политики в направлении совместных действий с фашистской Германией и чуть ли не сговора с ней. Болгарская рабочая партия посвятила много сил разоблачению этих провокационных утверждений (см., например, изданную в 1939 г. в Софии брошюру Тодора Павлова. «Против объркването на понятията»).

 

160

 

 

второй мировой войны прилагало большие усилия для предотвращения ее дальнейшего расширения. В частности, Советский Союз делал все от него зависящее для того, чтобы уберечь от ужасов войны братский болгарский народ. Усилия Советского Союза были направлены на предотвращение оккупации Болгарии иностранными империалистами и превращения ее территории в плацдарм антисоветской войны, на мирное разрешение справедливых национальных требований Болгарии, на оказание ей экономической помощи и ослабление зависимости болгарской экономики от империалистических хищников.

 

Некоторые сдвиги к лучшему в советско-болгарских отношениях наметились еще с лета 1939 г., когда СССР посетила болгарская парламентская делегация и был поставлен вопрос о нормализации экономических связей между обеими странами. Последовавшее 11 декабря 1939 г. подписание конвенции об установлении воздушного сообщения между Москвой и Софией [83] и, особенно, заключение 5 января 1940 г. советско-болгарского договора о торговле и мореплавании сроком на три года, а также соглашения о товарообороте и платежах на 1940 г., создали практические предпосылки для улучшения советско-болгарских экономических отношений. Торговый договор предусматривал взаимное применение принципа наибольшего благоприятствования. В соответствии с соглашением о товарообороте, в 1940 г. общий оборот должен был составить 920 млн. левов [84], в то время

 

 

83. «Правда», 12.XII 1939. 17 февраля 1940 г. в Софии было подписано дополнительное соглашение между СССР и Болгарией о торговой и технической эксплуатации воздушной линии Москва — Херсон — Бургас — София, на которой курсировали скоростные советские самолеты. Линия открылась 23 марта.

 

84. «Внешняя политика СССР». Сб. документов, т. IV (1935 — июнь 1941 г.). М., 1946, стр. 482, № 390. В феврале 1940 г. указанная сумма была увеличена до 1075 млн. левов в связи с подписанием двух новых соглашений (по тогдашнему курсу 100 левов равнялись 6 руб. 26 коп.). Вплоть до ноября 1940 г. советско-болгарский товарооборот развивался весьма интенсивно. Уже к концу июля предусмотренные соглашением контингенты были реализованы обеими сторонами примерно на 50—55%. Этот факт, наглядно продемонстрировавший богатые возможности для расширения торговли между обеими странами, показал, что крайне ограниченные размеры торгового оборота предшествовавших лет вызывались искусственно. Однако вновь усилившаяся антисоветская политика болгарских правителей и натиск немецких трестов привели к сильному сокращению взаимного товарообмена в последние месяцы 1940 г. (Подробнее о хозяйственных взаимоотношениях и связях между Болгарией и СССР в рассматриваемый период см.: В. Хаджиниколов. Стопански отношения и връзки между България и Съветския съюз до Девети септември (1917—1944). София, 1956, стр. 185—228).

 

161

 

 

как за предшествовавшие пять лет ежегодный товарооборот между обеими странами не превышал 8 млн. левов, а в 1939 г. составил всего лишь 5 млн. левов [85].

 

Заключение советско-болгарского торгового соглашения было исключительно выгодным для Болгарии. Оно значительно смягчило ее хозяйственные затруднения, вызванные условиями военного времени и кризисом, обеспечивало снабжение страны необходимыми дефицитными товарами и сырьем, облегчало сбыт значительной части предметов болгарского экспорта, а также улучшало положение трудящихся масс. Советский импорт и советские заказы обеспечили работой десятки тысяч болгарских рабочих [86].

 

Это подлинно равноправное соглашение, проникнутое уважением к политической и экономической независимости Болгарии, было по достоинству оценено не только трудящимися массами страны, но и в кругах болгарской буржуазии. Выступая в Народном собрании 6 марта 1940 г., во время обсуждения вопроса о ратификации соглашения, министр финансов Божилов был вынужден признать, что это наиболее выгодное из всех торговых соглашений, которые Болгария заключала когда-либо. При этом он подчеркнул, что благодаря соглашению с Советским Союзом Болгария получает на чрезвычайно выгодных условиях нефтепродукты, медный купорос, целлюлозу, металлы и другие дефицитные товары, которые в сложившейся международной обстановке было крайне трудно достать, причем они обходились Болгарии

 

 

85. В. Хаджиниколов. Указ. соч., стр. 176.

 

86. Торговое соглашение предусматривало, что Болгария получит из Советского Союза нефтепродукты, сельскохозяйственные машины, черные металлы, медный купорос, каменную соль, хлопок, удобрения и другие необходимые ей товары, а будет вывозить в СССР табак, розовое масло, свинину и свиней, рис, кожевенное сырье, семена огородных культур и другие товары. В соответствии с соглашением болгарские текстильные фабрики получали на переработку 10 тыс. т советского хлопка, что гарантировало работу 40 тыс. болгарских рабочих.

 

162

 

 

значительно дешевле, чем если бы были доставлены из других стран [87].

 

Весной 1940 г. СССР принял участие в VIII Пловдивской международной ярмарке. Многие тысячи болгарских трудящихся (ярмарку посетило 220 тыс. человек) получили здесь возможность ознакомиться с достижениями Советского Союза во всех областях промышленности, сельского хозяйства, культуры и науки. Свое восхищение успехами СССР посетители выражали в многочисленных восторженных записях. «Надежды, которые мы возлагали на Советский Союз, полностью оправдались, — писал один из них. — Да здравствует могучая страна социализма!.. Россия, ты из последней в мире стала первой! Восхищаемся героической борьбой народов страны Советов, успехами промышленности, колхозного сельского хозяйства и культуры». Посетитель — рабочий оставил такую запись: «Дерзайте, советские трудящиеся, дерзайте рабочие, крестьяне. Радостен, благотворен ваш труд» [88]. Участие СССР в ярмарке укрепило деловые связи между обеими странами.

 

Такую же роль сыграло и участие Советского Союза в IX международной выставке в Варне, которая длилась с 17 августа по 8 сентября. Здесь, так же как и в Пловдиве, посетители выражали свою радость по поводу успехов советских людей и глубокую веру в непоколебимую мощь СССР, свое желание идти общим путем с ним [89]. В специальной статье о международной выставке в Варне газета «Черно море» 1 сентября 1940 г. писала: «Павильон СССР вызывает особый интерес и привлекает внимание всех посетителей своими многообразными таблицами, диаграммами и литературой в сочетании с неисчерпаемыми богатствами и всесторонним творчеством во всех областях. На выставке представлено много сельскохозяйственных машин, среди которых — гордость советского народа — комбайн, грузовики, легковые автомобили и пр. вызывающие восторг и удивление». Советский павильон, особенно раздел ВОКС'а — «ВСХВ в плакатах» — имел особый успех у крестьян, приходивших со всей Варненской околии. В нем побывало около 135 тыс. человек.

 

 

87. «Стенографски дневници на XXV Обикновено народно събрание». I редовна сесия, стр. 74—80.

 

88. АВП СССР, ф. 074, оп. 34, д. 137, п. 108, л. 101.

 

89. ЦДИА, ф. 370, оп. 1, д. 780, л. 63.

 

163

 

 

Более трех тысяч болгарских трудящихся в своих записях выразили восхищение достижениями советской экономики и культуры. Характерна, в частности, следующая запись студента: «Несмотря на материальные затруднения, я решил посетить выставку, чтобы посмотреть павильон СССР. Достижения огромны. Как велика русская душа и широки просторы страны Советов, так велики ее достижения во всех областях жизни. Сейчас я действительно понял, где правда, а где ложь, обман, клевета, провокация. Только в этой стране среди океана бушующей мировой войны существует подлинная жизнь» [90].

 

На площади рядом с выставкой ежедневно демонстрировались советские фильмы; смотреть их собиралось по 10—15 тыс. человек [91].

 

Успешное развитие экономических связей между Советским Союзом и Болгарией не могло не оказать благотворного влияния и на развитие их культурно-политических взаимоотношений.

 

21 июня 1940 г. между ТАСС и Болгарским телеграфным агентством было заключено соглашение об обмене информацией [92]. В этот период в Болгарии получила более широкое распространение советская художественная и научная литература, демонстрация советских фильмов и другие формы культурного общения. Например, осенью и зимой 1940 г. в Бургасском и Русенском народных театрах с большим успехом шли советские пьесы «Платон Кречет» и «Огни маяка». В Софии, а также в провинциальных городах в переполненных кинозалах шли советские фильмы «Девушка с характером», «Волга-Волга», «Парад молодости», «Доктор Калюжный», «Чайковский», «Медведь» и др. В болгарской печати появлялись теплые отзывы о советских фильмах. Выходившая в Русе газета «Русенска поща» в номере от 10 сентября 1940 г. в связи с демонстрацией в городе фильма «Степан Разин» писала о величественном русском эпосе и песнях, полных

 

 

90. АВП СССР, ф. 074, оп. 34, д. 137, п. 108, л. 101.

 

91. Во время выставки были продемонстрированы следующие фильмы: «Степан Разин», «Василиса Прекрасная», «Третьяковская галерея», «Богатая невеста», «Четвертый перископ», «Цыганский табор», «Истребители», «Моряки», «Чапаев», «Трактористы» и «Учитель» (АВП СССР, ф. 74, оп. 20, д, 5, п. 10, л. 27).

 

92. «Междудържавно право», кн. 2, 1940, стр. 93.

 

164

 

 

мудрости и народной гордости. «Фильм прекрасно озйучен, — писала газета, — успех фильма огромный, в театр собираются тысячи зрителей, чтобы посмотреть интересный советский фильм». В варненской газете «Черно море» 4 сентября была помещена статья, в которой излагалось содержание и говорилось об огромном успехе кинофильма «На Дунае». В связи с устроенным в Бургасе концертом по случаю 100-летия со дня рождения П. И. Чайковского (до этого ряд мероприятий, посвященных жизни и творчеству Чайковского, был проведен в Софии) бургасские газеты «Бургаски фар» (24—26 сентября) и «Вечерна поща» (24 сентября) поместили статьи, посвященные жизни и творчеству великого русского композитора. Варненские газеты сообщали об открытии в городе в декабре 1940 г. магазина по продаже советской книги. Огромную роль в деле распространения и популяризации в Болгарии советской книги сыграл магазин «Русская книга» в Софии. Благодаря ему советской литературой обогатились почти все народные читальни страны, болгаро-советские общества, библиотеки, институты. Десятки тысяч советских книг были раскуплены тружениками болгарских городов и сел [93].

 

Несмотря на ограничительные и репрессивные меры болгарских властей, в этот период шире развернули свою деятельность общества болгаро-советской дружбы, популяризировавшие величественные победы социалистического строительства в СССР, достижения советской науки и искусства, мирную политику Советского Союза. Помимо созданных ранее 46 обществ советско-болгарской дружбы, на протяжении 1939 и 1940 гг. было основано, по неполным данным, 42 новых общества в городах и 14 — в селах страны. Число членов этих обществ превышало 5—6 тыс. человек [94].

 

В яркую демонстрацию болгаро-советской дружбы превратилась встреча и пребывание в Софии в августе 1940 г. игроков советской футбольной команды «Спартак». Энтузиазм, вызванный среди трудящихся Софии вестью о предстоящем прибытии советских футболистов, был настолько велик, что всполошил не только болгарские правящие круги, но и их немецких покровителей.

 

 

93. «Литературен фронт», 31.X 1963

 

94. М. Манев. Забележителен юбилей. — «Българо-съветска дружба», 1959, № 17, стр. 2.

 

165

 

 

Об этом свидетельствует следующая телеграмма, направленная 30 июля 1940 г. министром иностранных дел Поповым болгарскому посланнику в Берлине Драганову:

 

«Позавчера Рихтхофен (германский посланник в Софии. — Л. В.) и сам Риббентроп сообщили мне о некоей 50-тысячной коммунистической манифестации в связи с приездом русских футболистов. Я выяснил: ничего не было подобного. Во-первых, сами футболисты не прибыли, а отложили свой приезд на 6 августа. Во-вторых, собравшихся встречать было даже менее 5 тыс. человек. Постарайтесь рассеять подозрения, вызванные указанными слухами, и при этом подчеркните, что они могут исходить только от людей, стремящихся скомпрометировать Болгарию» [95].

 

Однако если при несостоявшейся встрече в конце июля даже по сообщению болгарского министра иностранных дел собралось 5 тыс. человек, то встреча 6 августа превзошла самые худшие его опасения. В статье, посвященной встрече советских спортсменов, газета «Работническо дело» писала:

 

«В день прибытия дорогих гостей трудящиеся столицы еще задолго до их появления заполнили все улицы от окраины города вплоть до отеля «Славянска беседа». Более ста тысяч трудящихся Софии и ее окрестностей вышли в этот день, чтобы приветствовать советских спортсменов и в их лице могучий Советский Союз. Еще при появлении самолетов над Софией многотысячная толпа приветствовала их возгласами «Ура!» и аплодисментами. Рабочие бросили работу. Ремесленники и мелкие торговцы спускали жалюзи на своих заведениях и спешили на улицы и площади, по которым должны были проехать советские юноши. При появлении машин с гостями многотысячная толпа народа сметала усиленные полицейские кордоны. Жители Софии забрасывали советских юношей букетами цветов. Сияя радостью, каждый стремился приблизиться к машинам, поздороваться с советскими спортсменами или хотя бы издали увидеть представителей молодежи страны социализма. Этот день был большим праздником для трудящихся Софии. На каждом углу, на каждой фабрике, в каждом доме трудящиеся с воодушевлением говорили только о Советском Союзе... Болгарский пролетариат и

 

 

95. ЦДИА, ф. 176, оп. 1 п, д. 11, л. 27.

 

166

 

 

болгарские трудящиеся использовали приезд советских спортсменов, чтобы продемонстрировать свою большую любовь и преданность великой стране социализма...» [96]

 

И на этот раз болгарский министр иностранных дел в специальных телеграммах посланникам в Берлине и Риме счел необходимым возложить на них задачу каким-то образом смягчить впечатление от величественной демонстрации болгаро-советской дружбы в связи с приездом советских спортсменов. Министр мотивировал этот шаг тем, что в указанных столицах «довольно чувствительны к любому коммунистическому проявлению в нашей стране». Пытаясь опровергнуть сообщение софийского корреспондента агентства «Рейтер» о том, что советских футболистов вышло встречать 100 тыс. человек, Попов. тем не менее был вынужден признать, что по всему многокилометровому пути от аэродрома до центра столицы их приветствовали тысячи жителей Софии [97].

 

Правящие круги Болгарии испытывали страх перед огромным ростом симпатии болгарских трудящихся к Советскому Союзу, видя в этом «коммунистическую опасность». Поэтому они стремились всячески ограничить народное движение за сближение с СССР и принимали свирепые полицейские меры для его подавления. «Дело русско-болгарской дружбы, должно находиться в руках государства», — писала 2 декабря 1939 г. правительственная газета «Вчера и днес», подчеркивая этим, что к развитию болгаро-советских отношений ни в коем случае не должны быть допущены народные массы. Министр Божилов в речи в Народном собрании, отмечая экономические выгоды, которые извлечет Болгария из торгового соглашения с Советским Союзом, вместе с тем всячески отвергал мысль о политическом сближении с СССР. Он специально подчеркивал, что за торговым соглашением нет абсолютно никакой политической подкладки и что во время торговых переговоров в Москве не возникало и мысли о политике [98].

 

Не в меньшей мере были напуганы народным движением за сближение с Советским Союзом и империалистические покровители болгарской реакции из-за границы,

 

 

96. «Работническо дело», 1940, № 12.

 

97. ЦДИА, ф. 176, оп. 1п, д. 11, л. 47.

 

98. «Стенографски дневници на XXV Обикновено народно събрание». I редовна сесия, кн. 1, стр. 80.

 

167

 

 

усматривавшие в болгаро-советском сближении угрозу своим позициям в стране. Этим и объяснялась их чрезвычайная чувствительность к любому проявлению дружбы между народами обеих стран.

 

Как бы то ни было, болгарское правительство, учитывая в какой-то степени огромное значение морально-политической и дипломатической поддержки Советского Союза для укрепления международного положения Болгарии и разрешения ее национальных требований, в рассматриваемый период старалось поддерживать нормальные отношения с СССР и воздерживаться от антисоветских выступлений на международной арене. Например, когда во время советско-финской войны, спровоцированной финскими реакционерами, западные империалисты подняли волну антисоветской истерии, пытаясь использовать ее для организации похода против СССР, и провели через Лигу Наций решение об исключении из нее Советского Союза, болгарский делегат в Женеве воздержался от голосования. В болгарской печати стала появляться объективная информация о СССР. Некоторые болгарские газеты даже перепечатывали статьи из советской прессы по международным вопросам [99].

 

Со второй половины 1940 г. болгарское правительство начало амнистировать болгар — участников интернациональных бригад в Испании, находившихся после испанской гражданской войны во французских концентрационных

 

 

99. Наряду с центральными газетами довольно широкую информацию об СССР стала помещать и провинциальная пресса. Так, варненские газеты «Последни новини» от 10 ноября 1940 г. под заголовком «Хозяйство СССР» и «Черно море» от 8 ноября под заголовком «Советское народное хозяйство» поместили большие обозрения о народном хозяйстве СССР, в которых подробно был показан рост всех отраслей советской экономики. Газета «Варненски новини» 18, 19 и 20 сентября приводила большие выдержки из статьи М. Тихомирова в журнале «Мировое хозяйство и мировая политика» под заголовком «Внешняя политика СССР». В широких комментариях к ним и в приводимых цитатах подчеркивалась миролюбивая политика Советского Союза. 19 ноября газета «Варненска поща» в статье «Хозяйственные отношения между Болгарией и СССР» подчеркивала большое значение болгаро-советских экономических соглашений для Болгарии при существующей ситуации. Газеты «Народна борба», «Вечерна бургаска поща» и «Черноморец» 29 сентября поместили статью под заголовком «Роль России в сохранении болгарского государства», где полностью перепечатали статью проф. Запорожца из московской газеты «Труд».

 

168

 

 

лагерях. Им разрешено было возвращение на родину. Этот жест был вызван, с одной стороны, широким движением народных масс Болгарии, энергично требовавших такой амнистии; с другой, несомненно, он имел и внешнеполитическое значение, поскольку, очевидно, должен был сыграть роль дружественного шага по отношению к Советскому Союзу [100].

 

В условиях бушевавшей империалистической войны шансы на сохранение действительного нейтралитета и национальной независимости такой небольшой страны, как Болгария, становились совершенно иллюзорными, если она не могла опереться на реальную силу, на поддержку могучей миролюбивой державы, какой являлся Советский Союз. Это стало очевидным для всех еще осенью 1939 г., когда выявилась непосредственная угроза развязывания подготовлявшегося англо-французскими империалистами и их турецкими подручными нападения на Болгарию с юга. В это время на турецко-болгарской границе в Восточной Фракии проводились подозрительные маневры с участием большого количества турецких войск. О сосредоточении в этом районе значительных турецких частей, в том числе конницы и танковых соединений, болгарские власти имели обширную информацию как по линии военного министерства, так и от министерства иностранных дел [101].

 

Очутившись перед лицом такой непосредственной опасности в условиях внешнеполитической изоляции страны, находившееся тогда у власти правительство Кьосеиванова вступило в переговоры с Советским правительством, намереваясь использовать их в целях политической спекуляции. Во время проходивших в сентябре-октябре 1939 г. болгаро-советских переговоров Советское правительство выразило готовность всемерно помочь

 

 

100. Но было и другое основание для этих действий болгарского правительства. Правительство Петэна после поражения Франции настаивало на репатриации болгарских добровольцев, которые были ему в тягость (см.: Д. Сирков. За участието на български антифашиста в националнореволюционната война на испанския народ (1936—1939 г.). — «Известия на Института по история на БКП», № 10, 1963, стр. 208, 209).

 

101. Подробнее об этом см.: М. Михов. Борбата на СССР за мир на Балканите в началото на Втората световна война и България, стр. 6, 7.

 

169

 

 

Болгарии в деле обеспечения ее безопасности и суверенитета. Важным фактором в этом деле могло явиться заключение между обеими странами договора о дружбе и взаимной помощи. Однако вскоре выявилось полное нежелание болгарских правителей идти на заключение такого договора, получить помощь от Советского Союза и взять на себя какие-либо обязательства.

 

Стало ясно, что переговоры с Советским Союзом являются для них лишь политическим маневром с целью усыпить бдительность болгарского народа, обмануть международную общественность и выговорить более выгодные для себя условия в переговорах с Германией. Путь, который предпочли правящие монархо-фашистские круги, в конечном счете, вел к принесению в жертву коренных национальных интересов Болгарии, превращению страны в базу для антисоветских авантюр и агрессии против соседних балканских стран. Этот курс правящих буржуазных кругов Болгарии особенно усилился с лета 1940 г., когда неожиданно быстрое поражение Франции и оккупация почти всей Западной Европы, казалось, сулили державам оси скорую победу.

 

27 сентября 1940 г. в Берлине между Германией, Италией и Японией был заключен тройственный пакт, окончательно оформивший военно-политический союз этих империалистических держав и знаменовавший собой «дальнейшее обострение войны и расширение сферы ее действия» [102]. Хотя в тексте тройственного пакта для отвода глаз содержался специальный абзац, в котором утверждалось, что он не затрагивает отношения трех фашистских держав с СССР, для всех было ясно, что пакт направлен в первую очередь именно против Советского Союза. Вслед за подписанием берлинского пакта фашистская Германия предприняла меры по созданию вокруг него блока своих вассалов в Европе.

 

Уже с середины октября 1940 г. германская дипломатия стала осуществлять усиленный натиск на болгарское правительство, добиваясь присоединения страны к фашистскому пакту. 16 октября германский посланник в Софии зачитал Министру иностранных дел Попову телеграмму Риббентропа о решении Германии, Италии и Японии «облегчить присоединение дружественных государств

 

 

102. «Правда», 30.IX 1940.

 

170

 

 

к пакту от 27 сентября». «Позиция, которую Болгария займет в связи с этим приглашением, — добавил посланник, — явится критерием ее поведения по отношению к державам оси». Телеграмма Риббентропа заканчивалась почти ультимативным предложением: учитывая отношения, существующие между Болгарией и державами оси, последние с уверенностью ожидают ее присоединения к пакту... «до субботы» [103].

 

Требуя от болгарского правительства присоединения к тройственному пакту, руководители фашистской Германии даже не сочли нужным сообщить его текст. Это вызвало телеграмму болгарского министра иностранных дел в болгарское посольство в Берлине с просьбой разузнать и донести, не содержатся ли в пакте некоторые необнародованные в печати положения. Одновременно Драганову поручалось разобраться в том, каковы истинные соображения, побуждающие Германию навязывать Болгарии этот пакт, который может сыграть для нее роковую роль [104].

 

Как бы то ни было, болгарское правительство с самого начала хорошо представляло себе агрессивную сущность тройственного пакта. Оно понимало, что присоединение к нему чревато для Болгарии большими опасностями и отнюдь не будет способствовать сохранению мира на Балканах. Именно боязнь внутренних и внешнеполитических осложнений заставляла болгарское правительство колебаться и медлить с присоединением к фашистской оси. На следующий день после получения вышеупомянутого приглашения, обращаясь к болгарскому посланнику в Берлине, Попов писал:

 

«Прежде чем направить ответ, хочу, чтобы Вы незамедлительно сообщили мне Ваше мнение. Не считаете ли Вы, что наше присоединение к указанному пакту вызовет англо-турецкую опасность и даже, до известной степени, опасность со стороны Югославии и особенно России. Считаете ли Вы, что Берлин, делая это предложение, хорошо понимает

 

 

103. ЦДИА, ф. 176, оп. 1п, д. 8, л. 31.

 

104. Там же, л. 34. В другой телеграмме, датированной 27 октября, болгарский министр иностранных дел вновь повторял эту свою просьбу и, кроме того, запрашивал сведения о том, как протекают переговоры о присоединении к тройственному пакту Венгрии и Румынии и какова позиция последних (там же, л. 35).

 

171

 

 

положение, в котором мы находимся, особенно, если иметь в виду наше недостаточное вооружение?» [105].

 

Напуганная все более сгущавшимися тучами на Балканах, болгарская дипломатия на первых порах пыталась занять в отношении пакта более сдержанную позицию, чем, скажем, венгерская или румынская. Она выискивала такие аргументы, которые, подкрепляя и обосновывая ; эту ее позицию, вместе с тем не давали бы гитлеровцам основания усомниться в доброжелательном отношении и преданности к ним болгарского правительства. Болгарские руководители указывали, что не только для них самих, но и для держав оси будет выгоднее, если Болгария, формально не присоединяясь к последним, под прикрытием своего нейтралитета по-прежнему будет сковывать турецкую и, частично, греческую армии. По всей видимости, эти аргументы составляли основное содержание и личного письма царя Бориса Гитлеру, с которым 21 октября помчался в Берлин советник болгарского царя Морфов [106].

 

По всем данным, миссия Морфова оказалась безрезультатной. Берлин продолжал настаивать на присоединении Болгарии к фашистской оси. Положение осложнялось, и болгарский монарх оказался вынужденным просить у Гитлера личной аудиенции. 17 ноября 1940 г. премьер-министр Филов записал в своем дневнике: «Сегодня царь и Попов вылетели инкогнито в Берхтесгаден» [107]. Во время встречи в ставке Гитлера последний вновь потребовал, чтобы Болгария официально примкнула к тройственному пакту. Не возражая в принципе, царь Борис повторил тезис о возможных внешнеполитических осложнениях для Болгарии и просил лишь о том, чтобы ее формальное присоединение к оси было отложено на более поздний срок, когда будет завершена необходимая

 

 

105. Там же, л. 31. Вдогонку этой телеграмме 17-го октября Попов направил Драганову следующую: «Чтобы Вам было ясно положение, сообщаю, что по достоверным сведениям, полученным нашим военным атташе в Анкаре, который позавчера счел необходимым приехать со специальным докладом, у турок во Фракии имеется 24 приведенных в полную боевую готовность дивизии. Кроме того, греки, имея восемь дивизий на албанской границе, держат на нашей границе семь дивизий» (там же, л. 32); см. также шифрованную телеграмму Попова от 25 октября (там же, л. 36).

 

106. Там же, л. 34.

 

107. ЦДИА, ф. 456, оп. 1, д. 3, л. 1.

 

172

 

 

военная и политическая подготовка. На этом и порешили. Уходя от Гитлера, болгарский монарх обратился к нему со следующими подобострастными словами: «Sie haben da unten kleine treuen Freund, tun Sie ihn nicht abschiessen» [108].

 

Встреча в Берхтесгадене, о которой официально было сообщено лишь в лаконичном коммюнике как о «частной поездке» болгарского монарха в Германию, вызвала обширные комментарии в мировой прессе. Верным признаком капитуляции царя Бориса перед Гитлером являлись похвалы, которые расточала в эти дни в его адрес печать фашистских держав. Так, итальянский официоз «Diornale d’Italia» 20 ноября в корреспонденции из Софии писал:

 

«Посещение фюрера царем Борисом имеет большое значение для внешней и внутренней политики страны... Положительное отношение Болгарии к державам оси ясно. Это показывает, что политика Болгарии проводится с большой мудростью, и она скоро принесет свои плоды. Царь Борис дал своему правительству и своему народу возможность почувствовать широту его взглядов. Он выступил как один из самых способных и одаренных монархов. Отныне Болгария занимает подобающее место в новом порядке на юго-востоке» [109].

 

Во всех европейских столицах поездка Бориса в Берхтеогаден была расценена как непосредственная подготовка к открытому присоединению страны к лагерю фашистской оси.

 

Тем временем в Вену стали съезжаться вассалы Гитлера из Центральной и Юго-Восточной Европы. 20 ноября на церемонии в Бельведерском дворце граф Чаки зачитал декларацию о присоединении Венгрии к тройственному пакту. Вслед за ней 23 ноября к этому пакту присоединилась Румыния, а 24 ноября — Словакия. Наступала очередь Болгарии. Еще 20 ноября болгарский консул в Вене Ходжов телеграфировал своему правительству, что по полученным из авторитетного источника сведениям в Берлине ожидают к 26 ноября прибытия болгарского премьер-министра и министра иностранных дел [110].

 

 

108. «Там (имеются в виду Балканы. — Л. В.) у Вас есть маленький верный друг, не оставляйте его» (там же).

 

109. Цит. по: «Междудържавно право», 1940, кн. 3–4, стр. 90, 91.

 

110. ЦДИА, ф. 176, оп. 1 п., д. 8, л. 85.

 

173

 

 

В целях дезориентации мирового общественного мнения и облегчения присоединения к фашистскому блоку других государств немецкие фашисты распространяли утверждение, что присоединение, например, Венгрии к пакту трех держав достигнуто будто бы при сотрудничестве и полном одобрении Советского Союза. Советское правительство решительно опровергло эту клевету. Сообщение ТАСС от 23 ноября 1940 г. о том, что указанное утверждение ни в какой мере не соответствует действительности, заставило болгарское правительство призадуматься, прежде чем предпринять роковой шаг [111].

 

Советское правительство имело ясное представление о внешнеполитическом курсе правящих кругов Болгарии. Состоявшиеся 12—13 ноября 1940 г. в Берлине беседы представителей Советского Союза с руководителями фашистской Германии подтвердили, что Гитлер рассматривает балканские страны как сферу влияния фашистской оси, что Болгария подобно Румынии и Венгрии, уже превращена в сателлита Германии [112]. Советское правительство, исходя как из интересов безопасности СССР, так и из интересов болгарского народа, приложило все усилия, чтобы воспрепятствовать или, по крайней мере, задержать присоединение Болгарии к фашистской оси и не допустить окончательного порабощения страны германским империализмом.

 

19 ноября болгарский посланник в Москве сообщил своему правительству о том, что Советское правительство предлагает Болгарии заключить пакт о дружбе и взаимной помощи [113]. Несколько дней спустя, 25 ноября,

 

 

111. Болгарский посланник в Москве Стаменов незамедлительно реагировал на сообщение ТАСС шифрованной телеграммой своему министерству иностранных дел, в которой, в частности, говорилось: «Сегодняшнее опровержение ТАСС относительно одобрения Советским Союзом присоединения Венгрии к тройственному пакту ясно показывает русскую позицию. Здесь усердно распространяется слух о нашем присоединении к тройственному пакту, о вмешательстве в пользу Италии (имеется в виду начавшаяся в октябре итало-греческая война, по отношению к которой Болгария объявила себя нейтральной. — Л. В.) и о переходе немецких войск через нашу территорию...» (ЦДИА, ф. 176, оп. 1 п, д. 8, л. 86).

 

112. «Фальсификаторы истории (историческаясправка)». М., 1948, стр. 70.

 

113. «В тот же вечер, — отмечает Филов в своем дневнике, — мы с царем и Поповым обсудили эту телеграмму и решили ответить отрицательно». (ЦДИА, ф. 456, оп. 1, д. 3, л. 2).

 

174

 

 

прибывший в Софию генеральный секретарь Наркоминдела СССР А. А. Соболев посетил министра иностранных дел Попова, а также премьер-министра Филова и подробно изложил им предложение Советского правительства. Он отметил, что между Болгарией и СССР существуют дружественные отношения, взаимовыгодные и неоднократно проверенные на деле. Советский Союз понимает национальные интересы Болгарии и готов содействовать их мирному осуществлению. Имея в виду общность интересов СССР и Болгарии, Советский Союз вновь повторяет свое предложение от сентября 1939 г. о заключении пакта о взаимопомощи с Болгарией. В соответствии с этим СССР принимает на себя обязательство оказать Болгарии всяческую помощь, в том числе и военную, в случае угрозы нападения на нее со стороны какой-либо третьей страны или группы стран. Представитель Советского правительства подчеркнул при этом, что заключение предполагаемого пакта ни в коем случае не затрагивает существующий внутренний режим, суверенитет и независимость Болгарии. СССР выражал далее готовность оказать Болгарии в форме займа финансовую и продовольственную помощь, а также помощь вооружением и материалами. Вместе с тем СССР был готов расширить свои закупки болгарских товаров [114].

 

Как же реагировало болгарское правительство? Прежде всего, оно постаралось скрыть советское предложение от болгарского народа [115]. В тот же день премьер-министр Филов поспешил уведомить о содержании своего разговора с советским представителем германского посланника в Софии Рихтхофена. Вечером того же дня у царя Бориса собралась руководящая «четверка» в составе премьер-министра, министра иностранных дел Попова, министра внутренних дел Габровского и военного министра Даскалова. Обсудив советское предложение, они тут же решили отвергнуть его в принципе, даже не уведомив остальных членов кабинета [116].

 

 

114. Архив на Министерството на вътрешните работи на НРБ. Делото на I състав на Народния съд — 1944 г., т. XXI, л. 187; ср. также ЦДИА, ф. 476, оп. 1 п, д. 5, л. 141.

 

115. В болгарской печати было опубликовано лишь ничего не говорящее лаконичное сообщение о прибытии в Срфию Соболева и приеме его царем Борисом и Филовым («Слово», 26.XI 1940).

 

116. ЦДИА, ф. 456, оп. 1, д. 3, л. 3.

 

175

 

 

О том, чем мотивировали болгарские правители свой отрицательный ответ, можно судить по документу, в котором было изложено мнение Советского правительства в связи с ответом болгарского правительства. Указанный документ был вручен Попову советским полномочным представителем в Софии Лаврищевым 7 декабря 1940 г. [117]  Советское правительство указывало, что все три довода, которыми болгарское правительство пытается обосновать свой отказ от заключения договора о дружбе и взаимопомощи с Советским Союзом, основаны либо на недоразумении, либо на непонимании позиции СССР:

 

«1. Одним из мотивов отклонения советского предложения, — говорилось в документе, — болгарское правительство считает то обстоятельство, что оно намеревается осуществить свои национальные чаяния не путем войны, а мирным путем. В связи с этим можно предположить, что болгарское правительство расценивает советское предложение как средство вовлечения Болгарии в войну. Но это чистое недоразумение. Советское предложение целиком и полностью основано на стремлении к разрешению болгарских требований мирным путем. Но Советское правительство вместе с тем отдает себе отчет, что не все будет зависеть от мирных стремлений Болгарии и СССР... Нельзя считать исключенной вероятность военной угрозы или даже военного нападения на Болгарию извне. Нетрудно понять, что советское предложение направлено на предотвращение и преодоление именно такой опасности.

 

2. В качестве другого довода для отклонения советского предложения выдвигается то обстоятельство, что болгарское правительство считает, будто пакт о взаимной помощи возлагает на Болгарию военные обязательства, непосильные для малой страны. Советское правительство считает и этот довод плодом недоразумения. Советское правительство никогда не считало, что на Болгарию могут быть возложены обязательства, равные обязательствам СССР. Разумеется, вопрос о сумме обязательств

 

 

117. Характерно, что на следующий же день Попов сообщил основное его содержание в Берлин. Шифрованная телеграмма Попова от 8 декабря 1940 г. болгарскому посольству в Берлине (ЦДИА, ф. 176, оп. 1 п., д. 8, л. 41).

 

176

 

 

каждой страны, а также о районах и порядке их реализации, подлежит дальнейшему рассмотрению, причем, конечно, большую часть обязательств взял бы на себя СССР. Несмотря на это, СССР готов принять во внимание приведенное выше соображение болгарского правительства. В таком случае можно ограничиться лишь гарантированием Советским Союзом целостности Болгарии и ее интересов, что означало бы освобождение Болгарии от тяжелых для нее военных обязательств.

 

3. В качестве последнего довода для отклонения советского предложения болгарское правительство выдвигает то обстоятельство, что оно уже вступило в переговоры с некоторыми государствами о присоединении к пакту трех держав и что советское предложение поэтому является либо запоздавшим, либо противоречащим характеру этих переговоров.

 

Советское правительство считает и этот последний довод необоснованным. Хотя Советское правительство и не осведомлено о характере вышеупомянутых переговоров, но оно уже теперь может сказать, что присоединение Болгарии к пакту одной из группировок воюющих держав будет означать отход от позиций нейтралитета и вовлечение ее в орбиту войны против другой группировки воюющих держав, что не может не создать военной угрозы для Болгарии со стороны этой последней группировки.

 

Советское правительство считает, что такую позицию болгарского правительства трудно совместить с его желанием добиваться удовлетворения национальных интересов Болгарии лишь мирным путем» [118].

 

Советское правительство полностью разоблачило всю не состоятельность «доводов» болгарских правителей, которыми они пытались маскировать свою действительную политику. Как было показано выше, монархо-фашистские правители Болгарии фактически уже привязали страну к колеснице гитлеровской Германии. Советское правительство не питало на этот счет никаких иллюзий. Однако оно знало, что его предложение встретит полную поддержку со стороны трудящихся масс Болгарии и будет содействовать разоблачению антинациональной политики

 

 

118. Цит. по: М. Михов. Борбата на СССР за предотвратяване на хитлеристката агресия на Балканите по време на Втората световна война, стр. 100, 101; ЦДИА, ф. 176, оп. 1 п, д. 8, л. 41.

 

177

 

 

монархо-фашистской клики. Возникшее в связи с советским предложением мощное движение болгарского народа и ясная позиция, занятая Советским Союзом, помешали монархо-фашистскому правительству открыто примкнуть к фашистской оси в этот период [119]. Советское предложение вынудило его отложить подписание пакта на целых пять месяцев. Этот факт имел немаловажное значение не только для оттяжки окончательного порабощения Болгарии гитлеровской Германией, но и для укрепления среди нейтральных стран духа сопротивления германскому натиску. Так, еще 14 ноября 1940 г. Риббентроп похвалялся перед Драгановым, что к фашистскому пакту, помимо Болгарии, «в ближайшее время присоединится еще пять государств» [120]. В дальнейшем предполагалось вовлечение в фашистскую ось и скандинавских стран, в частности Швеции. Болгарский посланник в Стокгольме Антонов 13 декабря 1940 г. сообщал:

 

«Отказ Болгарии присоединиться к пакту тройственного союза, несмотря на осуществлявшийся осью натиск на Софию, произвел сильное впечатление в здешних политических и дипломатических кругах, которые под влиянием сведений из Берлина первоначально поверили было, что и мы последуем примеру Венгрии и Румынии. Это впечатление постепенно кристаллизуется в начинающее уже появляться убеждение в том, что своим твердым поведением болгарское правительство (как свидетельствуют факты, в этом «твердом поведении» по отношению к требованиям фашистской Германии меньше всего была повинна именно правящая клика Болгарии. — Л. В.) предотвратило беду, нависшую не только над Болгарией, но и над другими нейтральными государствами. В шведском министерстве иностранных дел об этом говорят с благодарностью. Один из директоров (министерства)

 

 

119. Об этом имеются и прямые признания соответственных представителей держав фашистской оси. Так, например, в шифрованной телеграмме от 30 ноября 1940 г. болгарский посланник в Риме сообщал, что высший чиновник итальянского министерства иностранных дел (по всей видимости, Анфузо) за день до этого «объяснил неприсоединение Болгарии к тройственному пакту настроением нашего общественного мнения и натиском России, которая предложила нам пакт о взаимной помощи» (ЦДИА, ф. 176, оп. 1 п, д. 8, л. 94).

 

120. ЦДИА, ф. 176, оп. 1 п, д. 8, л. 72.

 

178

 

 

вчера мне прямо сказал, что отпор Болгарии приостановил целую серию задуманных осью присоединений к берлинскому пакту, включая и присоединение Швеции, к которой Германия обязательно обратилась бы с таким предложением, если бы мы не повернули ход событий. И поскольку этот поворот приписывается вмешательству России в результате миссии Соболева в Софии, здесь с интересом отмечают проявленное в последнее время русскими заступничество в пользу Болгарии и Швеции с тем, чтобы сохранить эти две страны не только вне войны, но и вне комбинации Германии против Англии» [121].

 

Задержка болгарского правительства с присоединением к тройственному пакту была проявлением лавирования и отнюдь не означала какого-либо отхода от прогерманской политики по существу. Ведь предлагавшийся советским правительством пакт не был принят.

 

Отклонение болгарским правительством предложения Советского Союза, подавшего руку братской помощи болгарскому народу в этот критический момент, было одобрено не только гитлеровской Германией, решающая роль которой в этом деле не подлежит никакому сомнению. Оно получило одобрение и со стороны правящих кругов Англии, о чем докладывал своему правительству болгарский посланник в Лондоне Момчилов [122].

 

Позиция правительства США мало чем отличалась от английской. Для правящих кругов Англии и США было ясно, что наступление гитлеровской Германии на Балканах являлось прелюдией к нападению на Советский Союз, а последнее отнюдь не противоречило целям английского и американского империализма. Гитлеровский натиск на Балканы стал возможным в значительной мере в результате проводившейся в течение ряда лет западными державами мюнхенской политики.

 

Однако после разгрома Франции летом 1940 г. угроза, нависшая над Англией, и усиление германо-американских противоречий привели к тому, что западные державы стали занимать более жесткую позицию по отношению к рвущейся напролом Германии. Это, в частности, проявилось и в попытках англо-саксонских держав

 

 

121. Там же, л. 120.

 

122. Там же, л. 121.

 

179

 

 

активизировать свою политическую деятельность на Балканах, в том числе и в Болгарии. Так, со второй половины 1940 г. с особыми миссиями ездили в Болгарию Стаффорд Криппс, а затем — Ллойд Джордж. Стал проявлять большую активность английский посланник в Софии Ренделл, не скупившийся на посулы и угрозы в своих разговорах с болгарскими государственными деятелями [123]. В январе 1941 г. была предпринята поездка помощника президента Рузвельта полковника Уильяма Доновена в страны Юго-Восточной Европы и Ближнего Востока. 21 января прибывший в Софию Доновен имел беседы с Филовым и Поповым [124].

 

Однако, делавшиеся во время этих посещений попытки заставить Болгарию проводить политику, выгодную Англии и США, не имели никакого успеха. Прогитлеровская ориентация болгарского правительства уже ни у кого не вызывала сомнений.

 

17 февраля 1941 г. в Анкаре была подписана турецко-болгарская декларация о дружбе и ненападении. Текст декларации гласил, что «Турция и Болгария считают незыблемой основой их внешней политики воздержание от всякой агрессии», что «оба правительства воодушевлены взаимными дружественными намерениями и будут сохранять и развивать дальше обоюдное доверие в своих добрососедских отношениях» и «готовы изыскать способы максимального расширения торгового обмена между обеими странами» [125].

 

Как известно, в течение ряда месяцев перед подписанием этой декларации на болгаро-турецкой границе положение было крайне напряженным. Турки сконцентрировали во Фракии значительные контингента войск. Турецкое правительство еще в 1940 г. осуществило ряд чрезвычайных мероприятий: в прилегающих к границе районах было введено затемнение, а сами районы были объявлены на осадном положении; ряд официальных учреждений был перемещен в Анатолию; была проведена подготовка к эвакуации некоторой части населения

 

 

123. См., например, его беседу с Филовым 9 января 1941 г. (ЦДИА, ф. 456, оп. 1, д. 4, лл. 28—31).

 

124. Там же, л. 46.

 

125. «Стенографски дневници на XXV Обикновено народно събрание». II редовна сесия, кн. 4, 1941, стр. 1508.

 

180

 

 

из Фракии и Стамбула [126]. Со стороны болгар были приняты аналогичные меры [127].

 

В этой обстановке «миролюбивый» поворот в болгаро-турецких отношениях в момент, когда фашистская Германия готовилась к наступлению на Балканы, мог показаться неожиданным. Между тем он может быть легко понят, если разобраться в том, что скрывалось за анкарской декларацией. По существу этой декларацией Берлин через Софию заверял Анкару в том, что при создании своего балканского плацдарма Германия не  нарушит зону безопасности Турции. Со своей стороны Турция, во внешнеполитической ориентации которой под впечатлением побед гитлеровских войск в Западной Европе стали проявляться прогерманские тенденции, давала понять, что на таких условиях Германия может действовать на Балканах более уверенно.

 

Анкарская декларация так и была расценена значительной частью мировой печати. Например, швейцарская газета «Journal de Genève» в номере от 20 февраля 1941 г. писала:

 

«Германия одержала большую дипломатическую победу: турецко-болгарская декларация равносильна согласию на проход через болгарскую территорию германских войск, сконцентрированных в Румынии... Турок успокоили относительно судьбы Стамбула и проливов, и в этих условиях армия Гитлера впредь получает свободу действий для восстановления, путем оккупации Салоник, нарушенного итальянской неудачей в Эпире равновесия. Действительно, Турция обязана вмешаться в пользу Греции лишь в том случае, если последняя подвергнется нападению со стороны другого балканского государства...»

 

Отнюдь неслучайным является и то, что переговоры о подписании болгаро-турецкой декларации начались в тот самый день, когда прибывший в Софию представитель Советского правительства Соболев передал болгарскому

 

 

126. ЦДИА, ф. 176, оп. 1 п, д. 8, лл. 88, 102 и др.

 

127. Еще в 1939 г. была сформирована так называемая армия прикрытия (2-я армия) в составе шести дивизий и трех пограничных полков, предназначавшаяся для прикрытия болгаро-турецкой границы. В связи с необходимостью укрепления Фракийского оперативного театра болгарское правительство командировало ряд высших офицеров в Германию для ознакомления с системой германских укреплений (см.: «Отечествената война на България. 1944 — 1945», т. I. София, 1961, стр. 26).

 

181

 

 

правительству предложение о заключении советско-болгарского договора. Филов отмечал в своем дневнике, что непосредственно вслед за Соболевым он принял турецкого посланника в Софии Беркера, который сделал болгарскому правительству предложение «заключить какое-то соглашение об обеспечении взаимного ненападения». «Сегодняшний день был всебще чрезвычайно перегружен и тревожен» — так характеризовал Филов 25 ноября 1940 г.306 В тот же день Беркер зачитал главному секретарю болгарского министерства иностранных дел Шишманову (министр был болен) пространную телеграмму турецкого министра иностранных дел Сараджоглу. Последний предлагал, оставив в области «высокой политики» вопрос о внешнеполитической ориентации каждой из двух стран, установить во взаимоотношениях между Болгарией и Турцией «частную и параллельную политику». Одновременно Сараджоглу сообщал Попову содержание своего разговора с германским послом в Анкаре фон Папеном, заверившего турецкое правительство в том, что Германия не видит ничего плохого во внешнеполитических союзах, связывающих Турцию, и не собирается на нее нападать [129].

 

Содействуя турецко-болгарскому сближению в плане создания почвы для агрессии против Советского Союза, германская пропаганда в целях дезинформации по своему обыкновению распространяла слухи о том, будто при этом «за Анкарой стоит Москва, которая в данный момент хочет предоставить Берлину возможность свободно маневрировать на Балканах» [130]. Эта заведомая

 

 

128. ЦДИА, ф. 456, оп. 1, д. 3, лл. 2, 3.

 

129. ЦДИА, ф. 176, оп. 1 п, д. 8, лл. 88, 89; см. также донесение болгарского посланника в Анкаре Кирова от 26 ноября 1940 г. о содержании его разговора с фон Папеном. Папен рассказал Кирову подробно о своей беседе с турецкими государственными деятелями. От имени держав оси он дал турецкому правительству заверение в том, что в намерения этих государств не входит совершение нападения на Турцию, равно как и нарушение ее нейтралитета и независимости; они не предъявляют Турции никаких требований или условий и не считают англо-турецкий союз препятствием для мирного сотрудничества с Турцией. Эта политика держав оси может быть изменена лишь в том случае, если Турция примет участие в военных действиях на балканском фронте, который захотела бы создать Англия (там же, лл. 91, 92, 95—101).

 

130. Это фальшивое утверждение, между прочим, нашло место и в некоторых послевоенных трудах буржуазных историков (см., например: Georges et François Bourgin. Les Démocraties contre le fascisme. Histoire de la seconde guerre mondiale. Paris, 1946, p. 87).

 

182

 

 

ложь была решительно отметена Советским правительством [131].

 

Анкарская декларация явилась одним из последних этапов подготовки к вступлению Болгарии в блок фашистских держав. Получив заверение насчет безопасности своего тыла со стороны турецкой границы, болгарское правительство с еще большим рвением стало готовиться к оказанию содействия гитлеровской агрессии на Балканах. В это время приготовления германского командования к осуществлению операции «Марита» шли полным ходом. С января 1941 г. значительно усилилась переброска в Румынию крупных соединений германского вермахта [132]. Под видом «туристов», «геологов» и в других замаскированных формах увеличилось проникновение в Болгарию германских военных специалистов и даже отдельных соединений, которые, в сотрудничестве с болгарскими властями, вели подготовку к переброске в страну основной массы немецких войск. Уже к осени 1940 г. численность германских специальных частей, прибывших в Болгарию под видом «туристов», «специалистов» и т. п., достигла 30 тыс. человек. Размещались они группами

 

 

131. 23 февраля 1941 г. в «Правде» было опубликовано опровержение ТАСС в связи с напечатанный швейцарской газетой «Basler Nachrichten» сообщением о том, будто «последнее соглашение между Болгарией и Турцией было заключено при активном содействии Советского Союза».

 

132. Еще 14 января болгарский посланник в Бухаресте сообщал, что в районах Крайовы, Тимишоары, Тырговиште, Сибиу, Брашова, Констанцы, Арада сосредоточено семь германских дивизий, не считая значительного количества саперных частей с понтонными материалами в придунайской полосе. На следующий день он сообщал уже о 10 дивизиях, а 26 января приводил следующие сведения о дислокации группы германских войск в Румынии, находившихся под командованием фельдмаршала Листа: одна дивизия в районе Турну-Северина, одна — в районе Крайовы, одна — в районе Александрии, Джурджу и Бухареста, одна — в районе Бухареста, Олтеницы и Кэлэраши, две-три дивизии — в районе Констанцы и Чернавода, одна — в Питешти, один подвижной корпус из двух дивизий — в районе Плоешти и Брашова, две дивизии — около Сибиу, три дивизии — на советской границе в Молдове, понтонные части — напротив Видина, Оряхово, Сомовита, Свиштова, Русе, Тутракана и Силистры. По некоторым сведениям, к концу февраля численность немецких войск в Румынии достигла 700 тыс. человек (ЦДИА, ф. 176, оп. 1 п. д. 8, л. 144).

 

183

 

 

по 300—400 человек в основных городах страны. В начале декабря иностранные корреспонденты сообщали, что в северо-восточную Болгарию ежедневно прибывают большие группы немцев, одетых в гражданскую одежду. Многие из них ходили в синих комбинезонах. Все они распределялись по селам. «Немцев в северо-восточной части Болгарии до того много, — сообщали корреспонденты, — что создается впечатление оккупации ими этой территории». В северной Болгарии гитлеровцы расположились компактными группами вдоль Дуная — в городах Видине, Ломе, Оряхово, Сомовите, Свиштове, Русе и южнее, на линии Мездра — Плевен, в городах Ловече, Севлиево, Лясковеце, Бела-Слатине и др. Самым оживленным транзитным пунктом, через который немецкие военные под видом «инструкторов» и других «специалистов» распределялись по всем населенным пунктам северной Болгарии, был Плевен.

 

Советское правительство разоблачило перед всей мировой общественностью агрессивные намерения немецких фашистов и их болгарских подручных, выразив вместе с тем свое резко отрицательное отношение к готовившейся оккупации Болгарии. В заявлении ТАСС от 13 января 1941 г. говорилось: «В иностранной прессе распространяется сообщение со ссылкой на некоторые круги Болгарии как на источник информации, что в Болгарию уже переброшена некоторая часть немецких войск, что переброска последних в Болгарию продолжается с ведома и согласия СССР, что на запрос болгарского правительства о пропуске немецких войск в Болгарию, СССР, ответил согласием. ТАСС уполномочен заявить, что:

 

1. если немецкие войска в самом деле имеются в Болгарии и если их дальнейшая переброска в Болгарию действительно имеет место, то все это произошло и происходит без ведома и согласия СССР, так как германская сторона никогда не ставила перед СССР вопроса о пребывании или переброске немецких войск в Болгарию;

 

в частности, болгарское правительство никогда не обращалось к СССР с запросом о пропуске немецких войск в Болгарию и, следовательно, не могло получить от СССР какой-либо ответ» [133].

 

 

133. «Правда», 14.I 1941.

 

184

 

 

Начиная с осени 1940 г. Советский Союз неоднократно предупреждал фашистскую Германию, что гитлеровская экспансия в Румынию, Болгарию и другие страны представляет серьезную угрозу всеобщей безопасности. 17 января 1941 г. Советское правительство через германского посла в СССР Шуленбурга вновь обратилось к гитлеровскому правительству с заявлением о том, что Советский Союз считает территорию в восточной части Балкан зоной своей безопасности и не может оставаться безучастным к событиям в этом районе [134].

 

Тем временем подготовка к официальному присоединению Болгарии к тройственному пакту вступила в последнюю фазу. 1 января 1941 г. в Зальцбург для встречи с Гитлером был вызван премьер-министр Филов [135]. По его возвращении в стране началось проведение срочных мероприятий административно-полицейского и пропагандистского характера в целях подготовки населения к «восприятию» готовившегося акта национальной измены. Насколько при этом правящая клика боялась своего собственного народа, свидетельствует следующая запись в дневнике Филова о его беседе с германским посланником Рихтхофеном, состоявшейся 7 февраля: «Я объяснил ему, — пишет Филов, — почему мы считаем, что в Болгарию должно быть введено большее количество германских войск, указав при этом на наш балканский склад ума» [136]. Этот «склад ума», на который жаловался Филов, был настолько опасен для немецких фашистов и их болгарских приспешников, что еще 27 января 1941 г. германский посланник Рихтхофен выдвинул идею провести подписание Болгарией тройственного пакта тайно от народа и в спешном порядке, на что Филов, как он сам писал в своем дневнике, откликнулся «всем сердцем» [137].

 

2 февраля представителем генерального штаба болгарской армии генерал-майором Бойдевым и представителем германского главного командования генерал-майором фон Грейфенбергом был подписан, протокол из 14 пунктов, уточняющий порядок переброски частей вермахта

 

 

134. История международных отношений и внешней политики СССР, т. II, стр. 142.

 

135. ЦДИА, ф. 456, оп. 1, д. 4, л. 1.

 

136. Там же, л. 99.

 

137. Там же, л. 59.

 

185

 

 

 в Болгарию [138]. 1 февраля было подписано соглашение о снабжении германских войск в Болгарии (так называемое Соглашение Нейбахер) [139]. Тогда же между, представителями болгарского национального банка и управлением германских кредитных касс было заключено соглашение о предоставлении сумм, необходимых для покрытия расходов этих войск. На первых порах для этой цели болгарским национальным банком выделялось 500 млн. левов [140].

 

Уже 9 февраля, как сообщает Филов, была достигнута договоренность о том, что подписание пакта состоится одновременно со вступлением армии Листа на территорию Болгарии. 1Ф февраля военный министр Даскалов передал Филову телеграмму, в которой сообщалось, что по приказу Гитлера к 21 февраля все должно быть подготовлено для начала наступления немцев [141]. В тот же день в Болгарии была объявлена частичная мобилизация вооруженных сил. Болгарские войска сосредотачивались вдоль греческой и турецкой границ.

 

На основании некоторых материалов архива болгарского министерства иностранных дел создается впечатление, что в последней декаде февраля как германская, так и болгарская дипломатия заботились не столько о подготовке к формальному акту присоединения Болгарии

 

 

138. В «Протоколе по вопросам, которые были обсуждены представителями царского болгарского генерального штаба и представителем генерального штаба — генерал-фельдмаршалом Листом, в связи с возможным движением германских войск через Болгарию и их использованием против Греции, а возможно, и против Турции, если она вмешается в войну», зафиксированном гитлеровцами как секретный документ ПС-1746, ВБ-120, в частности, говорилось:

 

«... Болгарский и германский генеральные штабы примут все меры к тому, чтобы замаскировать подготовку к операциям и обеспечить таким путем наиболее благоприятные условия для проведения германских операций в соответствии с планом... Представители двух генеральных штабов считают правильным сообщить их правительствам, что было бы целесообразно и полезно учитывать необходимость секретности и неожиданности, когда договор трех держав будет подписан Болгарией, чтобы обеспечить успех военных операций» («Нюрнбергский процесс», т. II. М., 1958, стр. 375).

 

139. Архив на Министерството на вътрешните работи на НРБ (далее — АМВР). Дело на I състав на Народния съд—1944 г., т. XXV, лл. 274, 275. О «Соглашении Нейбахер» подробнее см. в гл. III.

 

140. Там же, л. 276; см. также приложение к соглашению (там же, лл. 277, 278).

 

141. ЦДИА, ф. 456, оп. 1, д. 4, л. 106, 114.

 

186

 

 

к тройственному пакту, сколько о том, как будет реагировать на него Москва и в какой форме следует сообщить Советскому правительству об этом акте. 24 февраля Драганов сообщал из Берлина, что заместитель генерального секретаря германского министерства иностранных дел собирается довести до сведения болгарского правительства проект текста извещения Советского правительства о присоединении Болгарии коси. Четыре дня спустя тот же Драганов телеграфирует Попову, что текст сообщения для Советского Союза одобрен [142].

 

Что касается Англии и США, то фашистские правители были куда менее озабочены их реакцией и, надо сказать, не без основания. Об этом свидетельствует, например, следующая инструктивная телеграмма министра иностранных дел Попова, направленная им 25 февраля 1941 г. болгарскому посланнику в Лондоне:

 

«Когда Вы в личных разговорах объясняете положение Болгарии, не забывайте заявление Черчилля в одной из его последних речей о том, что Германия сегодня столь могуча в Европе, что может свободно перемещаться с одного ее конца до другого (по-видимому, речь идет о выступлении Черчилля 10 февраля 1941 г., в котором он подчеркивал, что на Юго-Востоке. Европы сосредоточены значительные силы германской армии и авиации. — Л. В.). Другую характеристику положения недавно дал здешний американский полномочный министр (Эрл. — Л. В.), который недвусмысленно стоит на стороне Англии, но заявил мне, что вне зависимости от того, пропустит ли Болгария немецкие войска или будет сопротивляться, в обоих случаях ее положение будет тяжелым. Он же в разговоре с Ренделом, который упрекал Болгарию за ее колеблющееся поведение, ответил ему, как он мне лично сообщил, что все относительно и что он спрашивает себя, каково было бы положение Англии, если бы место Ла-Манша занимала река Дунай и если бы население Англии, подобно населению Болгарии,не превышало 6 млн. человек» [143].

 

Подписание протокола о присоединении Болгарии к тройственному пакту состоялось в Вене 1 марта 1941 г.

 

 

142. ЦДИА, ф. 176, оп. 1 п, д. в, лл. 48 и сл., 144.

 

143. Там же, л. 51.

 

187

 

 

В тот же день бронетанковые и мотомеханизированные дивизии армии фельдмаршала Листа, заранее построившей десятки переправ через Дунай, широким потоком двинулись вглубь страны, а германские авиационные соединения заняли болгарские аэродромы.

 

Правительство Филова в сговоре с гитлеровской кликой и на этот раз пыталось обмануть болгарский народ и общественное мнение за границей. Оно не ограничилось лживыми утверждениями, будто ввод германских войск в Болгарию имеет целью «защиту ее границ» и «сохранение мира на Балканах». Вопреки предельно ясной позиции Советского Союза, оно широко распространяло версию, будто ввод германских войск происходит с согласия Советского правительства. Эта ложь агентов Гитлера была полностью разоблачена нотой Наркоминдела СССР от 3 марта 1941 г. В ответ на сообщение болгарского правительства о том, что оно дало согласие на ввод немецких войск в Болгарию якобы с целью сохранения мира на Балканах, Наркоминдел СССР в этой ноте заявил:

 

«1. Советское правительство не может разделить мнения болгарского правительства о правильности позиции последнего в данном вопросе, так как эта позиция, независимо от желания болгарского правительства, ведет не к укреплению мира, а к расширению сферы войны и к втягиванию в нее Болгарии;

 

2. Советское правительство, верное своей политике мира, не может ввиду этого оказать какую-либо поддержку болгарскому правительству в проведении его нынешней политики» [144].

 

Последующие события целиком и полностью подтвердили правильность этого заявления Советского правительства. Присоединение Болгарии к тройственному пакту означало, что правящие круги страны открыто вступили в союз с гитлеровской Германией. Вопреки воле болгарского народа Болгария была превращена в плацдарм германского империализма для агрессии против Советского Союза и соседних балканских государств. Порочный круг предательства национальных интересов болгарского народа замкнулся.

 

 

144. «Внешняя политика СССР», т. IV, стр. 545.

 

188

 

 

 

2. Начало войны и ее влияние на экономическую жизнь Болгарии. Роль германо-болгарского клиринга в ограблении страны. Милитаризация экономики. Усиление нажима на трудящиеся массы

 

 

Уже в первые месяцы после начала второй мировой войны в экономической жизни Болгарии стали ощущаться серьезные затруднения, вызванные нарушением торговых связей с рядом стран и переводом хозяйства на рельсы военной экономики.

 

Война и блокада нанесли тяжелый удар прежде всего по болгарской промышленности, не обеспеченной отечественным сырьем. В предвоенный период существенная часть потреблявшегося болгарской промышленностью сырья ввозилась из-за границы. Так, например, в 1938 г. удельный вес материалов иностранного происхождения, использованных металлообрабатывающей промышленностью, составил 85,8%, кожевенной — 68,8%, резиновой — 67,4%, бумажной — 64,3%, текстильной — 52,7% [145]. Нарушение экономических связей с рядом западноевропейских и заокеанских стран вследствие установленных воюющими странами блокады и контрблокады, а также уменьшение германского реэкспорта в Болгарию некоторых категорий сырья привели к резкому сокращению последнего. В течение первого года войны (с 1 сентября 1939 г. по 31 августа 1940 г.) болгарский импорт сырья и полуфабрикатов уменьшился по сравнению с тем же периодом предшествовавшего года на 38% [146]. По ряду важных видов сырья сокращение

 

 

145. В 1938 г. в металлургической и металлообрабатывающей промышленности было использовано сырья иностранного происхождения на 282 млн. левов, а местных материалов — только на 46,8 млн. левов, в кожевенной промышленности — соответственно на 159 и 71,9 млн. левов, в резиновой—на 71,7 и 34,6 млн. левов, в бумажной — на 90,6 и 50,2 млн. левов, в текстильной — на 961,9 и 861,5 млн. левов. — «Статистически годишник на царство България», София, 1942, стр. 377—385.

 

146. К. Бобчев. Стопанството и стопанската политика на България под знака на войната. — «Списание на Българското окономическо дружество», кн. 10. София, 1940, стр. 653.

 

189

 

 

импорта было еще более значительным, о чем свидетельствуют, например следующие данные:

 

Импорт некоторых видов сырья (в тоннах) [147] за 1938—1941 гг.

 

 

Если в 1939 г. импортированное сырье составляло 22,8% от общего количества сырья, использованного болгарской промышленностью, то в 1940 г. его доля снизилась до 20,5%, а в 1941 г. она составила всего лишь 10,2% [148]. Попытки заменить часть импортного сырья сырьем местного происхождения не дали ощутимых результатов и не смогли предотвратить сокращения производства в ряде отраслей болгарской промышленности, выпускавших товары первой необходимости. Так, продукция кожевенной промышленности в 1940 г. составила 81,8%, а в 1941 — 76% от уровня 1939 г., текстильной промышленности — соответственно 97,4 и 92,7%, металлообрабатывающей — 81,3 и 99% [149].

 

Эти данные относятся к наиболее крупным промышленным предприятиям, составлявшим около 24% всех промышленных предприятий страны и дававшим около 76% всей промышленной продукции. В остальных, более мелких промышленных заведениях, возможности получения сырья для которых были еще более ограничены, объем производства снизился еще больше. Из-за нехватки сырья многие промышленные предприятия вынуждены были свертывать свое производство или даже вовсе закрываться. Так, например, прядильный цех текстильной

 

 

147. Данные взяты из «Статистически годишник на царство България», 1942, стр. 518, 536, 537.

 

148. П. Шапкарев. Българската индустрия през годините 1939—1945. — «Списание на българското икономическо дружество», кн. 1—2, 1946, стр. 70.

 

149. «Списание на Главната дирекция на статистиката», кн. I. София, 1946, стр. 15.

 

190

 

 

фабрики «Св. Троица» в г. Тырнове из-за недостатка хлопка уже в октябре 1939 г. был вынужден сократить производство на 50% [150]. Эта же фабрика ввиду ограниченного запаса пряжи в первом квартале 1940 г. сократила производство и продажу тканей [151]. Дирекция текстильной фабрики «Царь Борис» в Варне 24 января 1940 г. обратилась ко всем занятым на ней рабочим и служащим с предупреждением о том, что в связи с истощением запасов хлопка фабрика сможет продолжать нормальную работу еще 15 дней, после чего предстоит увольнение занятого персонала [152]. В Софии по этой же причине осталось без работы несколько тысяч текстильщиков. На ряде софийских текстильных предприятий были введены сокращенный рабочий день и неполная рабочая неделя с соответствующим снижением заработков рабочих [153].

 

Уже в первые недели после начала войны софийские текстильные предприятия существенно сократили производство, я некоторые из них и вовсе закрылись. Так, фабрика «Алмус» в октябре 1939 г. уволила почти всех своих рабочих (150 человек); 16 октября были предупреждены о предстоящем увольнении все 280 рабочих фабрики Шопова; на фабриках «Беров Хоринек», «Рашев и Марков» и «Мако» было уволено по 50—70 человек. Выбросили на улицу часть своих рабочих хозяева фабрик «Люлин», «Финтекс», «Кынев», «София», «Декало», «Ландау», «Лев», «Котва» и др. Фабрики «Фортуна», «България» и «Глория», на которых было занято около 2 тыс. человек, стали работать только по три дня в неделю. Их примеру последовали фабрики «Памук» и «Мейнарди и К°». Средний дневной заработок рабочих, переведенных на сокращенный рабочий день или неполную рабочую неделю, снизился до 15—20 левов. В связи с нехваткой импортного сырья начались массовые увольнения рабочих также в резиновой, металлообрабатывающей и некоторых других отраслях промышленности. Резко сократилось строительство [154].

 

 

150. Окръжен държавен архив — Търново, ф. 73, оп. 1, д. 35, лл. 99, 100.

 

151. Там же, д. 36, л. 14.

 

152. Окръжен държавен архив — Варна, ф. 13, оп. 1, д. 100, л. 26.

 

153. ЦДИА, ф. 231, оп. 3, д. 30 г, лл. 194, 197.

 

154. Там же, лл. 496, 198; «Südost Echo», 7.IX 1941.

 

191

 

 

Особенно пагубно сказалось сокращение ввоза импортного сырья на ремесленном производстве. С первых же месяцев войны со всех концов страны стали поступать жалобы ремесленников на нехватку первичных материалов. Так, в Тырновской околии уже в четвертом квартале 1939 г. в каждой отрасли ремесленного производства насчитывалось лишь по два-три заведения, имевших запас сырья на 30—40 дней [155].

 

Следует отметить, что дефицитное сырье, поставленное Советским Союзом в 1940 г. и первой половине 1941 г. в соответствии с подписанным в январе 1940 г. торговым соглашением — 5 533 т хлопка (в том числе 3 943 т в 1940 г.), 4 579 т проката, 351 т медного купороса, нефтепродукты и др., способствовало смягчению на некоторый период хозяйственных затруднений в ряде отраслей производства страны [156]. По соглашению 1940 г., наряду с упомянутыми поставками для внутреннего потребления Болгарии, СССР передал предприятиям болгарской текстильной промышленности заказы на переработку 10 тыс. т советского хлопка, что дало возможность вновь загрузить работой болгарские текстильные фабрики [157]. Из 26 крупнейших прядильных фабрик десять было загружено советскими заказами на 100%, а остальные — от 40 до 80% их общего производства.

 

В тех отраслях болгарской промышленности, которые зависели в меньшей степени или вовсе не зависели от заграничного сырья, объем производства, как правило, в первый период войны не сократился. В некоторых из них наблюдался даже определенный рост. Особенно заметным был рост в пищевкусовой, промышленности, продукция которой возросла в 1940 г. на 23,7%, а в 1941 г. даже на 50,3% по сравнению с уровнем 1939 г. [158] В целом в болгарской промышленности, в значительной мере благодаря старым запасам сырья, в первые месяцы после начала войны продолжался известный рост производства, который постепенно сходил на нет. Так,

 

 

155. Окръжен държавен архив — Търново, ф. 73, оп. 1, д. 36, л. 17.

 

156. «Статистически годишникна царство България», 1942, стр. 576.

 

157. ЦДИА, ф. 231, оп. 3, д. 33, л. 173.

 

158. «Списание на Главната дирекция на статистиката», кн. 1, 1946, стр. 15.

 

192

 

 

в течение последнего квартала 1939 г. уровень промышленного производства был на 4,7% выше, чем в последнем квартале 1938 г., в то время как за первые восемь месяцев рост составил 8,9% [159].

 

Однако вскоре стала ощущаться острая нехватка товаров и в тех отраслях болгарской промышленности, продукция которых представляла собой в основном предметы первой необходимости. Объяснялось это в первую очередь «участием Болгарии в экономической войне на стороне Германии» (как выразился в одной своей речи в Народном собрании правительственный депутат Сирко Станчев [160]), т. е. фактически ограблением болгарского народного хозяйства гитлеровской Германией.

 

К началу войны германо-болгарский торговый обмен продолжал осуществляться на базе клирингового соглашения между Болгарским национальным банком и Рейхсбанком от 24 августа 1932 г. (с дополнением от 1 января 1934 г.), согласно которому германская марка рассчитывалась в Болгарии по ее легальному паритетному курсу на 1928 г., т. е. 32,5 левов за одну марку. К началу войны курс германской марки на мировом рынке в пересчете на болгарскую валюту составлял лишь около 11 левов. Правда, при международных расчетах Болгарский национальный банк с августа 1939 г. стал выплачивать за иностранную золотую валюту официальную положительную премию в размере 35%, а за германскую марку — отрицательную премию, достигавшую 7%. Но даже с учетом этого германская марка ставилась в привилегированное положение: для нее фактически создавалась скрытая положительная премия, размеры которой превышали 200%. Между тем в ходе войны свободный курс германской марки на мировом рынке продолжал падать. Согласно сведениям валютного отдела Болгарского национального банка, средний курс рейхсмарки на цюрихской бирже менялся следующим образом: на 30 октября 1940 г. за 100 марок платили 64,5 швейцарских франков, что равнялось 1 217,1 левам; на 29 января 1941 г. за 100 марок платили 50 швейцарских

 

 

159. Централен партиен архив при ЦК на БКП, ф. I, оп. 4, д. 53, л. 20.

 

160. «Стенографски дневници на XXV Обикновено народно събрание». II редовна сесия, кн. 1, 1941, стр. 299.

 

193

 

 

франков, или 943,5 левов; на 19 февраля 1941 г. — 48,5 швейцарских франков, или 915,19 левов и т. д. [161] Иными словами, реальный курс германской марки в начале войны составлял не более 10—12 левов.

 

Уже в первый период войны в болгаро-германский клиринг были внесены изменения, поставившие болгарскую сторону в еще более невыгодные условия. Эти изменения были зафиксированы в новом болгаро-германском клиринговом соглашении, подписанном в Софии 2 октября 1940 г. сроком на 20 лет [162].

 

Прежнее клиринговое соглашение основывалось на принципе частной компенсации, при котором риск в торговле с германской стороной брал на себя заключавший с ней сделки болгарский частный торговец. Ввиду нестабильности германской валюты последний проявлял осторожность при торговых операциях и требовал от своего немецкого партнера гарантии получения за свои товары эквивалентного количества немецких товаров или солидных девизов. Поэтому в довоенные годы клиринговое сальдо в пользу Болгарии никогда не превышало 1,5 млрд. левов [163].

 

В новом клиринговом соглашении принцип частных компенсаций был заменен принципом «генеральной компенсации», согласно которому ответственность при торговых сделках брало на себя государство. При новом порядке германский покупатель вносил стоимость полученных болгарских товаров в марках в немецкий банк Deutsche Ferrechnungskasse. Последний извещал о стоимости купленных товаров Болгарский национальный банк, который выплачивал болгарскому экспортеру соответствующую сумму в левах. При продаже германских товаров выплата происходила в обратном порядке. При новом принципе генеральной компенсации посредником между болгарским экспортером и германским импортером становился Болгарский национальный банк,

 

 

161. АМВР. Делото на I състав на Народния съд — 1944 г., т. XXV, л. 367.

 

162. «Държавен вестник», 17.I 1941. Соглашение было одобрено Народным собранием 28 декабря 1940 г., но фактически стало действовать «временно» еще до. этого, с 15 октября 1940 г. («Стенографски дневници на XXV Обикновено народно събрание. II редовна сесия, кн. 3, стр. 947).

 

163. АМВР. Делото на X състав на Народния съд — 1944 г., т. I, л. 3.

 

194

 

 

который оплачивал из своих средств экспортируемые товары безотносительно к тому, компенсирован ли в данный момент этот экспорт соответствующим импортом из Германии или нет. Этот метод создавал большие возможности для неэквивалентного обмена и образования активного сальдо в пользу Болгарии, чем не преминула воспользоваться германская сторона. Если в конце 1939 г. германский клиринговый долг Болгарии достигал 1433,3 млн. левов, а в конце 1940 г. даже несколько сократился, составив 1387,8 млн. левов, то после заключения нового клирингового соглашения он стал стремительно расти. Уже к середине 1941 г. германская задолженность Болгарскому национальному банку по клирингу превысила 5 млрд. левов, а в декабре того же года достигла 7361,3 млн. левов [164]. С тех пор, вплоть до окончания войны, германский клиринговый долг Болгарии ежегодно возрастал на несколько миллиардов левов.

 

Наконец, важным отличием нового клирингового соглашения от старого являлось упразднение установленного еще соглашением 1932 г. счета «фрейесконто», суть которого заключалась в том, что определенная часть (30%) болгарского экспорта в Германию компенсировалась последней свободными девизами для закупки болгарской стороной в третьих государствах промышленного сырья (хлопка, шерсти, каучука, кожсырья, цинка, меди, олова, свинца и др.) [165]. По новому соглашению Болгария лишалась этой возможности получения крайне необходимого ей сырья.

 

Регулирование товарообмена между Болгарией и Германией было возложено на специальные германскую и болгарскую правительственные комиссии по вопросам германо-болгарских экономических отношений, заседавшие

 

 

164. «Българска народна банка. Отдел финансови изучвания. Статистически бюлетин 1939—1945». София, б/г, стр. 6. В материалах Софийского филиала Болгарского национального банка, представленных в мае 1945 г. Народному суду, приводятся следующие данные об активном сальдо в пользу Болгарии по болгаро-германскому клирингу (на 31 декабря каждого года): 1939 г. — 54 871 785 марок, или 1 783 331 012 левов, 1940 г.—54 494 971 марок, или 1 771 086 557 левов, 1941 г. — 243 065 568 марок, или 7 899 630 960 левов (см. АМВР. Делото на I състав на Народния съд — 1944 г., т. XXV, л. 21).

 

165. АМВР. Делото на X състав на Народния съд — 1944 г., т. I, лл. 2, 7.

 

195

 

 

совместно каждые шесть месяцев. Эти комиссии были учреждены протоколом, подписанным 16 апреля 1940 г. болгарским министром торговли Славчо Загоровым и германским посланником в Софии фон Рихтхофеном. Председателем болгарской постоянной правительственной комиссии был назначен ярый проводник экономических интересов гитлеровской Германии в Болгарии Любен Цонев, являвшийся ранее торговым советником при болгарском посольстве в Берлине, а затем — директором Экспортного института [166].

 

Одновременно с подписанием нового клирингового соглашения была достигнута договоренность о сохранении прежнего расчетного курса германской марки по отношению к болгарскому леву, т. е. 32,5 левов за марку, и о снижении премии за так называемую арбитражную иностранную валюту с 35 до 25% [167]. Этим еще больше затруднялась торговля Болгарии с другими государствами, за исключением Германии и оккупированных ею стран. С последними Болгария тогда же заключила при посредничестве Германии клиринговые соглашения, согласно которым расчеты должны были производиться не прямо, а через Deutsche Ferrechnungskasse в Берлине. Этот многосторонний клиринг давал фашистской Германии возможность осуществлять контроль над товарообменом и платежами указанных стран. Так, например, когда в конце 1940 г. между Болгарией и Германией

 

 

166. АМВР. Делото на X състав на Народния съд — 1944 г., т. I, лл. 4, 62, 66.

 

167. Там же. Делото на X състав на Народния съд — 1944, т. I, лл. 1, 7. Тот факт, что снижение премии за солидные девизы было навязано Болгарии Германией, косвенно подтвердил и сам болгарский министр финансов Добри Божилов. 30 октября 1940 г., выступая с речью в Народном собрании, он, в частности, сказал: «Мы вынуждены были согласиться на снижение премии с 35 до 25%, чтобы не поднимать курса марки» («Стенографски дневници на XXV Обикновено народно събрание». II редовна сесия, кн. 1, стр. 35). Вместе с тем специальным соглашением, зафиксированным в секретном германо-болгарском протоколе от 20 июля 1940 г., максимальный размер отрицательной компенсационной премии за германские марки снижался с 7 до 3% (АМВР, Делото на X състав на Народкий съд 1944 г., т. I, л. 40). Позднее, согласно протоколу № 19 от 30 сентября 1941 г., положительная премия за иностранную валюту была полностью упразднена (там же, л. I). Это явилось одной из важнейших причин прекращения притока в страну иностранной валюты, изоляции болгарского народного хозяйства и расстройства экономических связей Болгарии с другими государствами.

 

196

 

 

заключалось торговое соглашение на первое полугодие 1941 г., в этом соглашении были определены не только германо-болгарские торговые операции, но также контингенты импорта и экспорта между Болгарией, с одной стороны, и Голландией и Норвегией — с другой. Во время торговых переговоров голландские и норвежские представители даже не присутствовали. Германская правительственная комиссия сама устанавливала списки товаров и условия товарообмена между Болгарией и Норвегией и Голландией, не позаботившись о том, чтобы получить хотя бы формальное согласие своих марионеток [168]. Германия являлась должником всех стран, участвовавших в многостороннем клиринге, и использовала его как форму для получения принудительных кредитов.

 

Характеризуя болгаро-германское клиринговое соглашение 1940 г., один из бывших управляющих Болгарским национальным банком Кирил Гунев, привлеченный в качестве обвиняемого после 9 сентября 1944 г. к Народному суду, был вынужден признать в своих показаниях: «Этим было положено начало ограбления Болгарии. Межгосударственная комиссия заключила это соглашение без согласия Болгарского национального банка. В результате лишения нас права на 30% фрейесконто нам был нанесен сокрушительный удар. У нас отняли право допускать частные компенсации. Вследствие этого мы были лишены возможности котировать марку на свободном рынке, где она могла бы получить свою реальную стоимость...» [169].

 

Принудительно поддерживаемый .искусственно завышенный курс германской клиринговой марки по сравнению с другими иностранными валютами позволял германским фирмам предлагать за болгарские товары в левах более высокие цены, чем покупатели из других стран. Устраняя таким образом конкуренцию последних, германские фирмы вместе с тем получали возможность реализовать весьма высокие прибыли.

 

 

168. Г. Пописаков. Характер и същност на клиринговите и търговските съглашения между България и Германия през 1940 — 1944 гг. — «Трудове на Висшия икономически институт „Карл Маркс"», кн. I. София, 1961, стр. 110.

 

169. АМВР. Делото на X състав на Народния съд — 1944, т. II, л. 10.

 

197

 

 

Для иллюстрации этой практики приведем один из многочисленных примеров. Вскоре после начала второй мировой войны Болгарский национальный банк, в руках которого было сосредоточено руководство всей внешнеторговой политикой страны [170], постановил, что экспорт болгарского сыра будет допускаться лишь в том случае, если за него будет предложена цена не ниже 42 левов за 1 кг. Конкуренция югославского и турецкого сыра, особенно на таких важнейших для Болгарии рынках сбыта этого продукта, какими являлись Египет и Палестина, не давала возможности получить указанную цену. Председатель сельскохозяйственного кооперативного синдиката в Провадия заявил министру финансов, что установление банком столь высокой минимальной цены делает экспорт болгарского сыра невозможным. Министр ответил, что берется продать сыр в Германию даже по более высокой цене, а именно по 46 левов за килограмм. Комментируя ответ министра, один из болгарских хозяйственных деятелей писал:

 

«Это вполне объяснимо, если иметь в виду установленный у нас нереальный курс марки по сравнению с ее курсом на мировом рынке. Немцы могут платить и в два раза большую цену, с прибылью перепродавать сыр на прежние наши рынки, получать хорошую валюту, причем мы не в состоянии предпринять что-либо для того, чтобы отстоять наши интересы...» [171].

 

Имели место случаи, когда немецкая фирма, закупив, например, партию табака у болгарских табаководов, сразу же прямо из болгарского

 

 

170. В помощь Болгарскому национальному банку с начала войны был придан Экспортный институт, на который были возложены технический контроль над экспортом и оформление внешнеторговых операций. Согласно распоряжению министра торговли от 8 октября 1939 г., все сделки по экспорту болгарских товаров подлежали предварительному утверждению со стороны Экспортного института, который определял условия сделок и устанавливал цены. Декларации об экспорте утверждались Болгарским национальным банком («Слово», 9.Х 1939). Согласно принятому Народным собранием 22 мая 1940 г. закону, высшим органом по руководству и контролю над всей внешней торговлей страны стала Дирекция внешней торговли. Экспортный институт был включен в ее состав под наименованием «Отдел экспорта» («Държавен вестник», 1 .VI 1940). На протяжении всего последующего периода, вплоть до 9 сентября 1944 г., Дирекция внешней торговли и, в частности, ее отдел экспорта представляли собой один из элементов механизма, с помощью которого фашистская Германия подчиняла себе болгарскую экономику.

 

171. АМВР. Делото на I състав на Народния съд—1944 г., т. XXV, лл. 52, 53.

 

198

 

 

порта Бургас реэкспортировала ее в Америку [172].

 

Даже такое необходимое для самой болгарской промышленности сырье, как лен, пенька, шелковичные коконы, несмотря на официальное запрещение, полулегально утекало в Германию, так как немецкие фирмы могли предложить такие цены, которые превосходили как мировые, так и существовавшие на внутреннем болгарском рынке.

 

Номинально высокие цены на болгарские товары, которые могли быть предложены немецкими фирмами вследствие завышенного курса клиринговой марки, создавали искусственную сверхконъюнктуру, стимулировавшую стремление болгарских производителей приспосабливать свое производство к германскому рынку. Так, например, в 1939 г. цены на пшеницу на мировом рынке колебались между 1,8 и 2,2 левов за 1 кг, а Германия предлагала закупить болгарскую пшеницу по 3,5 левов. Это, несомненно, создавало стимул для болгарских экспортеров хлеба (главным образом для кулаков). Основная же масса болгарского крестьянства, не производившая товарного зерна, и трудящиеся города только проигрывали от такой конъюнктуры, потому что высокие экспортные цены приводили к взвинчиванию цен и на внутреннем рынке. То же самое происходило и с другой продукцией болгарского сельского хозяйства, экспортировавшейся в Германию. Проигрывало при этом и народное хозяйство страны в целом, так как в условиях, когда болгарский экспорт в Германию не покрывался встречным, компенсация полученных бумажных марок производилась в конце концов за счет болгарского народа.

 

Предлагая номинально высокие цены за болгарские товары (и тем самым устраняя конкуренцию других стран), гитлеровская Германия продавала Болгарин свои товары по еще более высоким ценам, извлекая из этого дополнительные выгоды. Опутав Болгарию системой неравноправных клиринговых соглашений и используя свою агентуру среди ее правящих кругов, германский империализм мог беспрепятственно диктовать свою

 

 

172. Там же. Делото на X състав на Народния съд — 1944 г., том I, л. 1.

 

199

 

 

политику цен. «Вся система цен определялась немцами. Они диктовали и навязывали свои цены», — говорил в своих показаниях перед народным судом в 1944 г. бывший администратор Болгарского земледельческого и кооперативного банка А. Чакалов [173].

 

Согласно официальным данным болгарской Дирекции статистики, индексы цен на предметы болгарского импорта и экспорта менялись следующим образом (уро вень цен 1939 г. взят за 100) [174]:

 

 

Учет этого соотношения цен имеет весьма существенное значение при установлении истинной картины итогов внешнеторговых операций страны. Так, за период с 1 сентября 1939 г. по 31 августа 1940 г. в сравнении с таким же предшествующим периодом внешнеторговый баланс Болгарии составил (в млн. левов):

 

 

На основании приведенных данных можно прийти к заключению, что за указанный период импорт возрос на 14% при увеличении экспорта на 38%. Однако, если учесть изменение в ценах на предметы ввоза и вывоза и исходить из действительного объема внешнеторговых операций, то истинная картина окажется иной. В действительности за указанный период импорт Болгарии не только не увеличился, а, наоборот, уменьшился на целых 20%, в то время как экспорт возрос на 15—20% [175].

 

 

173. АМВР. Делото на X състав на Народния съд — 1944 г., т. III, л. 75.

 

174. «Списание на Главната дирекция на статистиката», кн.1, 1946, стр. 17.

 

175. К. Бобчев. Указ. соч., стр. 352.

 

200

 

 

Поскольку в указанный период доля Германии в болгарском импорте составляла от 65,5 до 71,5% и в болгарском экспорте от 67,8 до 70,5%, становится ясным, куда шла львиная доля разницы в ценах. Если же взять только товарообмен между Германией и Болгарией, 70 разница в ценах здесь окажется еще более значительной. Так, при повышении цен на предметы болгарского экспорта в Германию в 1940 г. на 16,4% и в 1941 г. на 34,6%, цены на импортируемые Болгарией германские товары подскочили соответственно на 39,7 и 89,7% [176]. Согласно вычислениям Л. Берова, разрыв в ценах был фактически значительно большим. В результате этой навязанной гитлеровской Германией несправедливой и ничем не оправданной разницы в ценах, Болгария понесла убытки в 1940 г. в размере 2 203 811 и в 1941 г. — 5 783 389 тыс. левов (по пересчету на довоенный курс лева — соответственно в размере 1 991 193 и 3 905 056 тыс. левов). Сравнивая этот ущерб с суммами вывезенных из Болгарии капиталов в виде процентов, дивидендов и пр., упомянутый экономист приходит к заключению, что ограбление Болгарии по линии внешней торговли являлось основным методом, с помощью которого империалистические страны, и прежде всего гитлеровская Германия, извлекали из ее экономики максимальные прибыли [177].

 

Экономическое закабаление страны гитлеровской Германией, выкачивание ею за бесценок плодов труда болгарского народа приводили к усилению капиталистической эксплуатации и к обнищанию трудящихся масс города и деревни. Увеличение вывоза продовольствия и сырья в Германию усугубляло хозяйственные трудности в стране.

 

Вместе с тем правящие круги Болгарии, проводившие под нажимом немецких империалистов курс на вовлечение страны в войну, форсировали мобилизацию экономических и людских ресурсов для военных целей. В мае 1940 г. был принят «Закон о военных силах болгарского царства», согласно которому в Болгарии вводилась

 

 

176. АМВР. Делото на X състав на Народния съд — 1944 г., т. I, л. 5.

 

177. Л. Беров. Към въпроса за външкотърговската ориентация на българския фашизъм 1929—1944 г. — «Трудове на Висшия икономически институт „Карл Маркс"», кн. I, стр. 168.

 

201

 

 

всеобщая воинская повинность [178]. В 1940 г. было выключено из сферы производства и мобилизовано в армию 228 356 тыс. человек, а в 1941 г. 554 881 тыс. человеку На военные нужды в 1940 г. было реквизировано свыше 42 тыс., а в 1941 г. — 111 тыс. лошадей [179], израсходовано огромное количество продовольствия и фуража. По признанию министра финансов Д. Божилова, только в результате дополнительного призыва в армию военнослужащих запаса в 1940 г. расходы военного министерства увеличились на 1 млрд. левов [180]. Бюджет, военного министерства, составлявший в 1939 г. 2 961,4 млн. левов, уже в 1941 г. достиг 7 744,9 млн. левов. Расходы по государственным долгам, которые занимали второе место после военных расходов, за это время увеличились с 1 735 до 2 353,3 млн. левов, а расходы по министерству внутренних дел—с 323,9 до 1 336,5 млн. левов [181].

 

В поисках новых источников для покрытия все возраставших непроизводительных расходов правительство стало все чаще прибегать к эмиссии ничем не обеспеченных бумажных денег. Согласно закону о стабилизации лева от 1929 г., в качестве его покрытия принимались только золото или иностранная валюта, свободно обмениваемая на золото (американские доллары, английские фунты стерлингов и швейцарские франки). Этот закон с начала войны все чаще стал нарушаться, поскольку новые эмиссии производились в условиях, когда золотое обеспечение непрерывно таяло. В конце концов, с 20 мая 1941 г., опять-таки в нарушение закона, в качестве покрытия лева стали приниматься наряду с золотой валютой обесцененные германские марки, которыми были забиты кассы Болгарского национального банка 353. Если в августе 1939 г. денежное обращение в стране

 

 

178. «Стенографски дневници на XXV Обикновено народно събрание». I редовна сесия, стр. 1627.

 

179. В. Ангелов. Стопанската разруха на България. София, 1945, стр. 46, 47. Для сравнения укажем, что на 1 января 1939 г. болгарская армия насчитывала 95 760 человек, а число реквизированных лошадей составило 16 633.

 

180. «Утро», 25.ХИ 1940.

 

181. «Българска народна банка. Статистически бюлетин 1939 — 1945», стр. 15.

 

182. АМВР. Делото на X състав на Народния съд — 1944 г., т. I, л. 7.

 

202

 

 

составляло 5 387,6 млн. левов, то через год (в августе 1940 г.) оно увеличилось до 6 441,7 млн., а в марте 1941 г. достигло 9 424,1 млн. левов [183].

 

Все это еще более усугубляло инфляцию, приводило к обесценению лева, стимулировало спекуляцию и черный рынок и ложилось тяжелым бременем на плечи трудящихся. Перераспределение материальных ресурсов в сторону военного потребления усиливало хозяйственные затруднения страны, вело к росту цен и дальнейшему снижению жизненного уровня трудящихся масс.

 

В результате сокращения контингентов предметов первой необходимости, оставляемых для гражданского потребления, все острее ощущался их дефицит. В частности, ухудшилось продовольственное положение гражданского населения. В среднем потребление продуктов питания растительного происхождения в 1940 г. снизилось на 29,4% по сравнению с 1939 г. Сократилось также, хотя первоначально и в меньшей степени, потребление мяса, молока, яиц и других продуктов питания [184].

 

Хуже всего обстояло дело со снабжением населения промышленными товарами. По данным Дирекции гражданской мобилизации, население в 1941 г. вместо необходимых 21400 т кожаных изделий получило только 2 466 т, т. е. его потребности были удовлетворены лишь на 11,52% [185]. Все острее стала ощущаться нехватка таких крайне необходимых, особенно для деревни, товаров как керосин, ткани, гвозди, подковы и др.

 

Нехватка товаров первой необходимости вела к спекуляции, быстрому росту цен, что особенно остро стало ощущаться с середины 1940 г. За период сентябрь-декабрь 1939 г. цены на товары, не подлежавшие нормированию, возросли на 12% [186]. Уже в августе 1940 г. общее повышение цен по сравнению с августом 1939 г. составило

 

 

183. «Българска народна банка. Статистически бюлетин 1939—1945», стр. 9.

 

184. П. Киранов. Национален доход на България 1939—1944—1945. София, 1946, стр. 85.

 

185. Л. Асланов. По въпроса за работническата класа и трудещите се селяни като движещи сили на зреещата в България народнодемократическа революция (1941—9.IX 1944)—«Известия на Висшата партийна школа «Станке Димитров» при ЦК на БКП», № 3. София, 1958, стр. 213.

 

186. Централен партиен архив при ЦК на БКП, ф. 1, оп. 4, д. 53, л. 20.

 

203

 

 

18%; в том числе цены на промышленные товары возросли на 20%, сельскохозяйственные — на 12%. В октябре 1940 г. по сравнению с соответствующим месяцем 1939 г. общий рост цен составил 29% [187]. Следует сказать также, что начало войны вызвало усиленное стремление населения к изъятию своих сбережений из кредитных учреждений, что способствовало увеличению денежного обращения. К концу 1939 г. оно возросло на 26% по сравнению с 1938 г. [188]

 

Все это толкнуло правительство на установление нормированных цен на важнейшие предметы массового потребления [189], принятие жестких мер по ограничению внутреннего потребления — установление двух «постных» дней в неделю, в течение которых запрещались продажа и потребление мяса (сентябрь 1939 г.), введение карточной системы (ноябрь 1940 г.) и др.

 

Эти мероприятия, разумеется, не смогли устранить черного рынка и спекуляции, которые все более развивались. За неудержимым ростом цен на черном рынке следовало и вздорожание нормированных товаров. Согласно официальным данным, общий индекс на

 

 

187. К. Бобчев. Стопанството и стопанската политика на България под знака на войната. — «Списание на Българското икономическо дружество», кн. 10, 1940, стр. 655.

 

188. Централен партиен архив при ЦК на БКП, ф. 1, оп. 4, д. 53, л. 20.

 

189. В соответствии с законом об улучшении продовольственного снабжения и уменьшении дороговизны 1 и 5 сентября 1939 г. были изданы приказы министерства торговли, промышленности и труда, согласно которым общинным комиссарам по продовольствию разрешалось нормировать цены на все товары широкого потребления, причем за основу брались цены на 30 августа 1939 г. («Държавен вестник», 7.IX 1939). На основании этих приказов комиссарами общин по всей стране стали издаваться местные приказы с указанием оптовых и розничных цен на отдельные товары. Однако эти формальные акты оказались бессильными приостановить рост цен. Указывая на безрезультатность этой деятельности министерства, один из депутатов говорил на заседании Народного собрания в октябре 1940 г.: «В то время как в действительности происходило вздорожание жизни, когда с каждым днем все более повышались цены на предметы первой необходимости, Министерство торговли, промышленности и труда спешило узаконить вновь создававшееся положение. И получалась очень странная, парадоксальная вещь: вместо того, чтобы распоряжения министерства торговли, промышленности и труда управляли ценами на предметы, цены управляли распоряжениями министерства» («Стенографски дневници на XXV Обикновено народно събрание». II редовна сесия, кн. 1, стр. 11).

 

204

 

 

продовольственные товары вырос в 1940 г. на 13,6% и в 1941 г. — на 42,4% по сравнению с 1939 г. По отдельным товарам это вздорожание происходило следующим образом [190] (см. табл. 3).

 

Таблица 3

 

Значительно выросли цены на промышленные товары массового потребления. Так, уже к концу 1940 г. цены на одежду и белье поднялись более чем на 80%, на мужскую и дамскую обувь — соответственно на 48 и 80% [191]. В целом, согласно официальным данным, розничные цены 34 видов товаров массового потребления повысились в 1940 г. на 13,1% и в 1941 г. — на 50,8% по сравнению с 1939 г. [192]

 

Общий индекс прожиточного минимума возрос за эти же годы соответственно на 11,6 и 35% [193]. «Дороговизна растет с каждым днем и уже принимает чудовищные размеры, — писала газета «Работническо дело». — Почти все предметы первой необходимости вздорожали неимоверно, а некоторые из них и вовсе исчезли с рынка.

 

 

190. АМВР. Делото на I състав на Народния съд — 1944 г., т. XXV, л. 23.

 

191. «Стенографски дневници на XXV Обикновено народно събрание», II редовна сесия, кн. 4, стр. 509, 510.

 

192. «Списание на Главната дирекция на статистиката», кн. 1, 1946, стр. 7.

 

193. П. Киранов. Указ. соч., стр. 43.

 

205

 

 

Квартирная плата стала непосильной. Крупные капиталисты, экспортеры ,и домовладельцы спешат использовать создавшуюся обстановку и дерут по три шкуры с болгарского народа. Жизнь подавляющей массы трудящихся стала невозможной». Газета указывала далее, что правительство не только не принимает действенных мер для борьбы с дороговизной, создаваемой торговцами-оптовиками, но и само способствует ее росту. Торговцы-спекулянты укрывают на своих складах большое количество товаров, а правительство «карает» их путем... взвинчивания цен на эти товары [194].

 

Крупные фабриканты, торговцы и спекулянты, используя хозяйственные затруднения и нехватку товаров, вздували цены и наживали баснословные прибыли за счет ограбления трудового народа.

 

Согласно официальным данным, вычисленным на основе сведений о налоговых поступлениях, уже в 1939 г. доход частных торговцев вырос по сравнению с 1938 г. на 40%. В последующие два года доходы торговцев возрастали следующим образом [195]:

 

 

Эти средние цифры далеко не полностью отражают истинное положение вещей, ибо наряду с крупными торговцами в них учтены и мелкие лавочники, лотошники и т. п., составлявшие около двух третей общего числа торговцев. Следует учесть, что две трети товаров проходило через руки примерно 20% крупных торговых воротил, доход которых был значительно выше, чем приведенный в таблице средний доход одного торговца.

 

Сильно возросли и доходы промышленников. Если в 1940 г. номинальная заработная плата рабочих по сравнению с 1939 г. увеличилась на 13,2%, то средняя чистая прибыль владельцев промышленных предприятий возросла на 49,2%. Если в 1939 г. на долю рабочих

 

 

194. «Работническо дело», 1940, № 11.

 

195. А. Чакалов. Националният доход и разход на България 1924—1945. София, 1946, стр. 96.

 

206

 

 

приходилось 29,6%, а на долю капиталистов 62,6% дохода, полученного в промышленном производстве, то в 1940 г. это соотношение было сведено к 24,5% и 69,4% 366. Наибольшие прибыли извлекали крупные капиталистические предприятия и особенно монополистические объединения промышленников. Например, прибыль трех крупных пеньковых фабрик, образовавших в 1939 г. картель под наименованием «Успех», до войны составляла 14—16% от стоимости производимых ими товаров, а уже в 1939 г. она достигала 27% и в 1940 г. — 39,4% [197]. Крупнейшее предприятие химической промышленности — заводы Николы Чилова — благодаря беспощадной эксплуатации и ограблению рабочих, связям с государственными верхами, вздуванию цен на производимые товары и всяческим злоупотреблениям (например, путем ухудшения качества и уменьшения веса кусков выпускаемого мыла с 250 до 240—242 г.) увеличило свою чистую прибыль с 8,6 млн. левов в 1938 г. до 62,8 млн. левов в 1940 г. Поставщик военного министерства Коста П. Дочев, являвшийся представителем фирмы Круппа и 30 других иностранных, главным образом немецких, фирм за период 1935—1939 и частично 1940 г. получил свыше 24 млн. левов чистой прибыли, в том числе 19,7 млн. левов комиссионных по поставкам военному министерству [198].

 

Следует отметить, что официальные балансы капиталистических предприятий далеко не отражали действительного положения дел и, как правило, преуменьшали размеры получаемой прибыли. Как показывают данные архива финансово-ревизионной инспекции при министерстве финансов, капиталистами широко практиковались счетоводческие махинации, представление подправленных балансов, сокрытие действительных доходов путем продажи части продукции без счета-фактуры и незаприходования полученной от этого суммы, выдачи членам правлений акционерных обществ огромных зарплат,

 

 

196. П. Киранов. Указ. соч., стр. 42, 43.

 

197. Любен Беров. «Антикартелното» законодателство в буржоазна България в светлината на нови данни. — «Икономическа мисъл», 1960, № 10, стр. 60, 61.

 

198. П. Д. Петков. Конфискуване на имуществата, придобити чрез спекула и по незаконен начин, след 9.IX 1944 г. — «Исторически преглед», 1961, № 3, стр. 5—7.

 

207

 

 

тантьем, единовременных и других вознаграждений я т. д. Так, например, согласно официальному балансу фабрики чулочных изделий акционерного общества «Кабо», ее годовая прибыль составляла около 1 млн. левов. При этом главный акционер фабрики Ангел Бояджиев в 1940 г. формально получил в виде «зарплаты» 240 000 левов плюс 562 250 левов в качестве дивиденда. Фактически же, как показали результаты ревизии, его доход за указанный год составил 9 317 821 левов. Основная часть этого дохода была получена в результате незаприходованной продажи фабричной продукции. Между тем расходы на ее производство были учтены в официальном балансе. На шерстоткацкой фабрике Стефана Гатева в с. Бичкиня Габровской околии в 1939 г. не была заприходована продажа продукции без счета-фактуры на сумму 5 113030 левов и в 1940 г. — 4 453 919 левов. Директор софийской текстильной фабрики «Фортуна» Карло Меричети «заработал» за 1941 г. свыше 1 млн. левов «дополнительного вознаграждения», которое не нашло отражения в торговых книгах и было получено от скрытого оборота фабрики. При проведении в мае 1941 г. полицейского обыска на фабрике чулочных изделий «Фако» (Софийский район Красно село) были обнаружены тайные балансы и другие документы, свидетельствующие о систематическом укрытии доходов от незаприходованной продажи товаров. Например, в 1940—1941 гг. на этой фабрике не была заприходована продажа 3 470 дюжин чулок. В результате ревизии акционерного общества химической продукции в Костинброде (заводов Николы Чилова) было обнаружено, что в 1941 г. под видом текущих производственных затрат была скрыта сумма в 1,3 млн. левов. Акционерное общество «Пирин», тесно связанное к началу второй мировой войны с немецким капиталом (акционерным обществом Rheinische Erz- und Metalhandel в Кельне), устанавливало счета-фактуры на экспортируемый свинцовый и цинковый концентрат в условных ценах. Вся прибыль сверх 12% переводилась обществу Rheinische Erz- und Metalhandel в качестве «резервов от фактурированной продажи по условным ценам». Налоговые органы в результате проведенной ревизии установили подлинные размеры доходов крупнейшего концерна «Гранитоид» за 1941 т. не в сумме 50,07 млн. левов, как было показано,

 

208

 

 

а в сумме 82,36 млн. левов. Следовательно, норма прибыли этого концерна составляла не 6,7%, как можно было судить по представленным им данным, а 12% [199]. На основе обработки сохранившихся в архивах актов финансовых ревизий болгарский экономист Любен Беров приходит к выводу, что в годы второй мировой войны капиталистические промышленные и торговые предприятия Болгарии скрывали от финансовых правительственных органов до половины своих действительных доходов [200].

 

Таким образом, уже в первый период войны буржуазия использовала экономическую конъюнктуру, сложившуюся в условиях закабаления экономики страны германским капиталом и ее милитаризации, для получения максимальной прибыли.

 

Обогащение эксплуататорских слоев происходило в условиях резкого ухудшения положения трудящихся масс, в условиях, когда разрыв между реальной заработной платой рабочих и служащих, а также доходами основной массы крестьянства и все более растущей стоимостью прожиточного минимума стремительно увеличивался. В цензовой промышленности средний номинальный дневной заработок рабочих составлял (в левах) [201]:

 

 

Однако эти средние данные значительно приукрашивают действительную картину материального положения рабочих. По подсчетам болгарского экономиста Хаджиилиева, в 1939 г. 55% промышленных рабочих зарабатывали от 20 до 49 левов в день. При среднем дневном заработке в 40 левов и при средней занятости в течение

 

 

199. Л. Беров. Печалбата на капитала в България до 1944 г. София, 1961, стр. 24, 49, 50, 51, 53, 93.

 

200. Л. Беров. Указ. соч. Приложение—таблица: «Рентабилност на акционерния капитал в България 1894—1944». Данные о сумме и норме прибыли неакционерного капитала отсутствуют. Л. Беров полагает, что общая сумма неакционерного капитала приблизительно равнялась сумме акционерного и что в силу ряда обстоятельств в годы войны его норма прибыли приближалась к норме прибыли акционерного капитала (там же, стр. 99, 100).

 

201. «Статистически годишник на царство България», 1942, стр. 426.

 

209

 

 

228 дней в году получается, что годовой доход рабочего не превышал 9120 левов. Если исключить из этой суммы налоги и другие удержания из зарплаты, составлявшие в год 1148 левов, то чистый номинальный годовой доход рабочего сводился к 7972 левам [202]. Между тем годовой прожиточный минимум семьи из четырех-пяти человек превышал эту сумму более чем в три раза.

 

В 1940 и последующие годы материальное положение рабочих еще более ухудшилось, поскольку цены на предметы первой необходимости стремительно росли, а уровень заработной платы повышался явно непропорционально. Об этом свидетельствуют следующие данные, показывающие соотношение между годовым доходом и продовольственной нормой потребления рабочей семьи (в левах, в текущих ценах) [203]:

 

 

Тяжелое материальное положение рабочих усугублялось безработицей. В этом отношении особенно страдали рабочие табачной промышленности, которых насчитывалось свыше 40 тыс. человек. В связи с плохим урожаем табака и повсеместным введением новых методов капиталистической рационализации в 1939 г. значительно сократился сезон занятости рабочих на многих табачных предприятиях. Уже к сентябрю 1939 г. осталось без работы 22,5 тыс. рабочих-табачников с перспективой увеличения этого числа к концу октября до 35 тыс. Обработка табака нового урожая должна была начаться лишь во второй половине мая или в начале июня 1940 г.

 

 

202. И. Xаджиилиев. Натрупването и потреблението в икономиката на България при капитализма. София, 1957, стр. 91.

 

203. Там же, стр. 105. Если взять за основу официальные данные о среднем годовом доходе рабочего, вычисленные Главной дирекцией статистики (по этим данным в 1939 г. этот доход составил 12024 левов и в 1942 г. — 13410 левов), то процентное соотношение дохода и нормы потребления составит соответственно 52,2% и 25,7% (там же, стр. 106).

 

210

 

 

Таким образом, табачные предприятия оставались в бездействии около восьми месяцев [204]. В некоторых местах возмущение бедствующих рабочих выливалось в открытые уличные демонстрации и голодные походы. Такой голодный поход состоялся 27 марта 1940 г. в Тополовграде, где тысячная толпа оставшихся без работы табачников бурно выражала свое возмущение действиями табачных магнатов, била стекла в их домах и т. п. Для разгона этой демонстрации были вызваны войска, произведены многочисленные аресты [205].

 

Не намного лучше обстояло дело в других отраслях промышленного производства: текстильной, металлообрабатывающей, резиновой, обувной, швейной и других, где безработные составляли от 40 до 80% от занятых рабочих. Согласно официальным данным, в марте 1940 г. только на софийскую биржу труда ежедневно являлось не менее 400—500 человек, ищущих работу [206]. В том же месяце в Варне при населении 75 тыс. чел. насчитывалось 12 тыс. безработных [207]. В рапортах тырновского отделения Болгарского национального банка о состоянии экономики в районе Тырново отмечалось, что только в этом районе, где к началу войны (сентябрь 1939 г.) число безработных составляло 321 человек, в декабре 1939 г. имелось уже 1041, в марте 1940 г. — 1505 и в феврале 1941 г. — 1287 безработных [208].

 

Издававшаяся в Пловдиве газета «Воля» 10 февраля

 

1940 г. писала: «За последние четыре месяца рабочие текстильной промышленности переживают страшную, небывалую по своим размерам безработицу. Из двух тысяч квалифицированных текстильщиков Пловдива в настоящее время работает только 500 человек. При этом последние работают лишь два-три дня в неделю». Всего

 

 

204. М. Ерелийска. Стачката на тютюневите работници през юни 1940 г. — «Известия на института по история на БКП», № 3—4, 1958, стр. 52, 53.

 

205. Циркуляр директора полиции полковника Пантева областным начальникам полиции и областным директорам от 9 апреля 1940 г. (Окръжен държавен архив. — Търново, ф. 47, оп. 1, д. 22, л. 68).

 

205. ЦДИА, ф. 231, оп. 3, д. 33а, л. 136.

 

206. «Утро», 2.1У 1940.

 

207. Окръжен държавен архив — Търново, ф. 73, оп. 1, д. 35, лл. 102, 145; д. 36, л. 17; д. 37, л. 15.

 

211

 

 

же, согласно официальным данным областной Дирекции труда, в Пловдиве на 1 декабря 1940 г. насчитывалось 10 404, а на 1 февраля 1941 г. — 13 069 безработных [209].

 

Но даже эти, сами по себе внушительные данные, далеко не отражали истинного положения с безработицей. В них включены лишь те безработные, которые были официально зарегистрированы в «установленном законом порядке». А для того, чтобы зарегистрироваться и получить право на мизерное пособие, безработный обязан был обладать страховой книжкой с уплаченными взносами по меньшей мере за 52 (а затем, после июньской забастовки 1940 г. — за 32) недели в течение двух лет, непосредственно предшествующих моменту потери работы (это право имела лишь половина от общего числа рабочих), а также отвечать ряду других требований. Таким образом, если по всей стране на 1 февраля 1941 г. Дирекция труда зарегистрировала в качестве безработных 52 201 человек, то для того, чтобы получить истинное представление о безработице, надлежит это число по меньшей мере удвоить. По некоторым данным, в 1940 г. в городах страны насчитывалось 150 тыс. безработных [210].

 

Размер пособия для официально зарегистрированных семейных безработных составлял ничтожную сумму в 25 левов, а для холостых — 15 левов в день. (При этом в «мертвый сезон» (с 1 декабря по 15 марта) пособие вообще не выплачивалось. Лишь крайне незначительная категория табачников получала небольшую помощь из специального фонда.

 

По мере роста дороговизны все более ухудшалось положение служащих, пенсионеров и других слоев трудового городского населения. По словам министра финансов, в 1940 г. в стране насчитывалось 127 тыс. служащих и лишь 17 тыс. из них получали в месяц более 2500 левов379. Служащие железных дорог, почт и телеграфа,

 

 

209. «Стенографски дневници на XXV Обикновено народно събрание». II редовна сесия, кн. 4, стр. 1738.

 

210. Там же, I редовна сесия, кн. 2, стр. 768.

 

211. «Стенографски дневници на XXV Обикновено народно събрание». II редовна сесия, кн. 3, стр. 1093. Газета «Слово» в номере от 29 июля 1940 г. уточняла, что менее 2500 левов в месяц получало 73% служащих-мужчин и 83% женщин (из общего числа 138 126 государственных и муниципальных служащих).

 

212

 

 

учителя, муниципальные служащие получали в среднем 1500—1800 левов в месяц [212].

 

Даже по официальным данным Главной дирекции статистически средний уровень реальной зарплаты служащего в 1940 г. составил 94,9%, а в 1941 г. — 77,5% от уровня 1939 г. [213]

 

По сообщению правительственной печати, на 31 декабря 1939 г. только в софийском коммунальном совете числилось 4804 абсолютно неимущих семей (16 389 человек) и 10 065 семей бедняков «второй категории» (38 779 человек). Иными словами, четвертая часть населения Софии остро нуждалась в помощи [214].

 

Положение подавляющей части болгарского крестьянства ухудшалось столь же стремительно. Кулацко-капиталистическая прослойка деревни, использовавшая с выгодой для себя военную конъюнктуру, богатела. Возникла немногочисленная прослойка «нуворишей», сумевших нажиться на поставках для армии и для экспорта. Вместе с тем значительно ухудшилось положение основной массы крестьянства. Номинальный годовой доход двух третей болгарских крестьян, земельный участок которых не превышал 5 га, находился почти на таком же уровне, что и доход промышленных рабочих, но по своим реальным абсолютным размерам он был ниже дохода последних. На одного крестьянина этой категории в 1939 г. приходилось 2007 левов годового дохода, а на семью из пяти человек — 10 035 левов, что составляло 39,8% нормы потребления. Однако из этой суммы крестьяне должны были платить налоги, проценты по долгам и т. п. Следует добавить, что в указанную категорию включены также 150 тыс. сельскохозяйственных пролетариев и 1 млн. человек, практически не имевших возможности найти применения своему труду (так называемая скрытая безработица) [215].

 

Болгарское трудовое крестьянство (особенно малоимущие крестьяне, занимавшиеся выращиванием технических культур) страдало от произвола, злоупотреблений, подвергалось безудержной эксплуатации и ограблению со стороны кулаков, ростовщиков, перекупщиков,

 

 

212. «Работническо дело», 1940, № 3.

 

213. «Кооперативно движение», 1947, № 4, стр. 40.

 

214. «Днес», 15.XI 1941.

 

215. И. Xаджиилиев. Указ. соч., стр. 94.

 

213

 

 

чиновников Дирекции хлебоэкспорта и др. Так, в письме русенской околийской сельскохозяйственной задруги председателю Общего союза сельскохозяйственных задруг от 25 января 1941 г. сообщается о массовом негодовании крестьян по поводу цен, по которым у них закупался фураж для армии. Право производить закупки было предоставлено всякого рода поставщикам, которые забирали у крестьян фураж за бесценок, а затем наживались на перепродаже его государству. В письме приводятся примеры, когда перекупщики платили крестьянам за воз (около 700—800 кг) вики или сена по 1500 левов, а перепродавали его государству по 2 тыс. левов. То же самое было и с другими видами фуража [216]. В октябре 1940 г. в Народном собрании сообщалось, что в Свишговской околии крестьянам платили за I кг кукурузы по 2,35—2,40 лева, несмотря на то, что имелось постановление правительства, определяющее цену 1 кг кукурузы в три лева [217]. Большие злоупотребления имели место и при обязательных закупках других видов сельскохозяйственной продукции, производившихся Дирекцией хлебоэкспорта. Формально контроль за этими закупками был возложен на сельские общины. Однако нередко под предлогом отсутствия измерительных приборов поставки принимались «на глазок», что открывало неограниченные возможности для обмана [218]. Кроме того, крестьянам часто приходилось месяцами ждать оплаты за уже закупленную у них продукцию.

 

Особо следует остановиться на ограблении крестьян-табаководов, основная часть продукции которых шла на экспорт, главным образом в Германию (в 1940 г. в Германию было вывезено 70,6%, а в 1941 г. — 75,9% общего количества экспортированного табака [219]). Выращиванием табака, за которым требовался особенно кропотливый и трудоемкий уход, занимались в основном бедняки и

 

 

216. Окръжен държавен архив — Варна, ф. 30, оп. 1, д. 18, л. 1.

 

217. «Стенографски дневници на XXV Обикновено народно събрание». II редовна сесия, кн. 1, стр. 10.

 

218. Окръжен държавен архив — Плевен, ф. 62, оп. 1, д. 40, л. 11; Окръжен държавен архив — Варна, ф. 30, оп. 1, д 2, л. 90 и сл.

 

219. В 1940 г. из общего количества 23 623 т экспортированного табака в Германию было вывезено 16 683 т, а в 1941 г. из 41 728 т Германия получила 31 673 т («Статистически годишник на царство България», 1942, стр. 565).

 

214

 

 

середняки [220], участки которых были расположены на склонах Родоп, Рилы, Осогова, Пирина и Ограждена. Здесь почвенно-климатические условия, выгодные для табаководства, были неблагоприятны для выращивания других сельскохозяйственных культур. По всей Болгарии из общего числа 855 тыс. крестьянских хозяйств табаководством занималось примерно 143 тыс. Оно давало пропитание 800-тысячному крестьянскому населению указанных районов [221].

 

Табак являлся одной из тех культур, которые не были включены в сферу деятельности Дирекции хлебоэкспорта. Торговля табаком находилась полностью в руках частного монополистического капитала, который диктовал табаководам цены на продукцию и за счет эксплуатации их труда обеспечивал себе баснословные прибыли. 1940 г. оказался для болгарских табаководов очень неудачным, так как в силу ряда обстоятельств, главным образом международного характера, в стране накопилось значительное количество непроданного табака прежних урожаев. Это было использовано гитлеровской Германией в целях еще большего усиления грабежа болгарских табаководов. Организатором этого грабежа являлся германский концерн «Реемстма», контролировавший около 70% всей германской табачной промышленности. Его поставщиками в Болгарии являлись, помимо орудовавших в стране немецких табачных фирм, болгарские табачные фирмы, табачные кооперативы и, до конца 1940 г., Болгарский земледельческий и кооперативный банк. В соответствии с меморандумом от 10 декабря 1940 г., подписанным с болгарской стороны министром земледелия Багряновьш, министром финансов Божиловым, руководителем Дирекции внешней торговля Цоневым и др., а также представителями германской стороны во главе с генеральным консулом Венкелем,

 

 

220. Согласно сельскохозяйственной переписи 1926 г., из всей площади, занятой под табак, на хозяйства размером до 5 га приходилось 59%, от 5 до 10 га — 29% и свыше 10 га — только 12%. По переписи 1946 г. соответствующие проценты составили уже 75, 20 и 5. (Л. Беров. Дирекция «Храноизнос» 1930—1944. — «Трудове на Висшия икономически институт „Карл Маркс"», кн. 1, 1960, стр. 341).

 

221. «Известия на държавните архиви», № 4. 1960, д. № 7, стр. 118.

 

215

 

 

Болгарский земледельческий и кооперативный банк полностью отстранялся от закупок табака на экспорт. Заготовительная организация этого банка, в частности, его табачные склады и сеть экспертов были предоставлены в распоряжение немецких фирм. За банком оставалось лишь право после завершения германских закупок проводить закупки оставшегося табака для внутреннего рынка [222].

 

Концерн «Реемстма» финансировал закупки и платил своим посредникам определенные комиссионные. Если в 1939 г. закупки на комиссионных началах составляли около 40% всех заготовительных закупок табака-сырца, то в 1942 г. их доля возросла до 80%. Эти условия, не требовавшие от посредников вложения собственных значительных капиталов, привели к быстрому росту их числа. Так, если в 1939 г. в Болгарии насчитывалось 90 табачных фирм, то в 1940 г. их число возросло до 187, а в 1941 г.—до 226 [223].

 

Учитывая создавшуюся выгодную конъюнктуру и тот факт, что немецкие фирмы являлись фактически монополистами на болгарском табачном рынке, Германия навязала в 1940 г. такие цены на болгарский табак, которые были ниже цен 1939 г. или же едва достигали их уровня. Цены на табак-сырец урожая 1940 г., который закупался в 1941 г., были определены всего-навсего на 5% выше цен 1939 г., да и то при условии, что расходы по переработке и транспорту табака до границы Болгарии останутся неизменными и заработная плата рабочих-табачников не претерпит существенных изменений [224]. Если сопоставить эти практически неизменные цены на экспортируемый в Германию табак и стремительно

 

 

222. «Известия на държавните архиви», № 4, 1960, стр. 113—116, док. 5. Меморандум относно германските покупки на тютюн в България. Подобные привилегии германскому финансовому капиталу предоставлялись и при закупке ряда других видов сельскохозяйственного сырья. Например, согласно решению смешанной германо-болгарской правительственной комиссии, зафиксированном в протоколе от 14 октября 1940 г., германскому акционерному обществу по торговле льном «Зюдостойропа» была предоставлена полная свобода производить в Болгарии закупки льна в неограниченном количестве, причем оно могло совершенно не считаться с распоряжениями Дирекции хлебоэкспорта в отношении закупочных цен. Г. Пописаков. Указ. соч., стр. 130.

 

223. «Известия на държавните архиви», № 4, 1960, стр. 135, д. 13.

 

224. Там же, стр. 114, д. 5.

 

216

 

 

возраставшую стоимость жизни, можно получить представление о том, какому чудовищному ограблению подвергались болгарские табаководы. Условия, поставленные германскими монополистами, были использованы болгарскими табачными магнатами также для замораживания заработной платы рабочим табачной промышленности, которые влачили полуголодное существование.

 

Охваченные отчаянием крестьяне-табаководы засыпали правительственные инстанции письмами и телеграммами протеста против несправедливо низких цен на табак, произвола и мошенничества закупщиков. Так, жители села Бяга, Пештерской околии в телеграмме премьер-министру от 4 марта 1940 г. писали: «Предлагаемые торговцами цены ниже прошлогодних и не соответствуют возросшим бюджетным расходам и рыночным ценам на товары. Мы лишены всякой возможности дальнейшего производства. Наш кредит в БЗК банке и кредитном кооперативе исчерпан. Плохой советник—голод охватывает всех. Мы становимся жертвами страшного бича — желтой гостьи (туберкулеза. — Л. В.). Ваша беззаботность ввергает нас всех в беспокойство и разжигает аппетиты организованного табачного капитала на еще большие спекуляции. Спасите нас от явного грабежа. Требуем немедленного вмешательства государства и справедливых цен» [225]. Табаководы села Райково сообщали в своей телеграмме министру земледелия от 7 апреля 1940 г., что начаты закупки табака по ценам, на 15% ниже прошлогодних. «Население Родоп изнемогает, — писали они. — Народ в отчаянии...» [226] С аналогичными телеграммами обращались к правительству также табаководы Перуштицы [227] и многих других сел.

 

Возлагавшиеся правительством на болгарское крестьянство обязательные поставки сельскохозяйственной продукции становились все более тяжелыми. 21 июня 1940 г. было принято постановление Совета Министров об обязательных государственных поставках шерсти. Согласно этому постановлению, каждому крестьянину-овцеводу разрешалось оставлять для собственных нужд

 

 

225. ЦДИА, ф .176, оп. 6, д. 1075, лл. 25, 26; «Известия на държавните архиви», № 4, 1960, стр. 110, д. № 1.

 

226. Там же, л. 201; Там же стр. 111, д. № 3.

 

227. Там же, л. 33; Там же, стр. 110, д. № 2.

 

217

 

 

по одному руну (настриг с одной овцы, т. е. около 1,5 кг) шерсти на члена семьи. Одно руно он должен был под контролем местного комиссара по снабжению (обычно это был кмет общины) продать для нужд населения общины, не имеющего овец. Вся остальная шерсть скупалась агентами Дирекции хлебоэкспорта по очень низкой цене [228]. В результате проведения в жизнь этой меры значительная часть крестьян оказалась лишенной крайне необходимой им шерсти, которую они раньше получали от своих односельчан-овцеводов. Это также вызвало сильное брожение на селе, о чем свидетельствуют многочисленные донесения местных властей [229].

 

Капиталистическое государство, банкиры и ростовщики разоряли трудовое крестьянство и хищническими методами кредитования. В 1939—1940 гг. на каждое крестьянское хозяйство приходилось в среднем по 11061 лев задолженности. Если при этом средняя крестьянская задолженность на 1 га обрабатываемой земли равнялась 1 042,7 левам, то для категории крестьян, земельный участок которых не превышал 5 га (а таких было 66%), она составляла 2 553,8 левов [230].

 

 

228. «Държавен вестник», 25.VI 1940 г. Большая часть болгарского крестьянства одевалась в домотканую одежду из шерсти. Накануне второй мировой войны из общего количества 12—13 млн. кг шерсти, получаемой от местного овцеводства, лишь около двух млн. кг поступало в промышленную переработку, а остальное количество оседало. в домашнем хозяйстве крестьян. Кроме того, для текстильной промышленности ежегодно импортировалось около 3,5 млн. кг шерсти иностранного происхождения.

 

229. Так, например, кмет села Златарица Еленской околии в своем рапорте околийскому управителю от 13 июля 1941 г. сообщал, что в этом селе насчитывается всего 140 овцеводов, а число крестьянских хозяйств, не имеющих овец, составляет 1200. Следовательно, из числа последних лишь 140 семей могли получить по одному руну шерсти. «Между тем, говорилось в рапорте, население испытывает острую нужду в шерсти, из которой оно изготовляет себе чулки, фуфайки и другую одежду, без коей трудно обойтись в суровое зимнее время» (Окръжен държавен архив — Търново, ф. 81, оп. 1, д. 111, л. 60). Кмет села Красново Пловдивской околии 11 июля 1941 г. доносил Пловдивскому околийскому управителю о недовольстве крестьян, у которых изымалась шерсть по низкой цене, в то время как они были вынуждены покупать одежду низкого качества по очень высоким ценам (Окръжен държавен архив — Пловдив, ф. 57 (необраб.).

 

230. И. Бочев. Икономически и политически основи на кризата в България през 1943—1944 година. — «Ново време», 4960, кн. 9, стр. 50.

 

218

 

 

Задолженность этой категории крестьян превышала сумму их годового дохода.

 

Одной из форм наступления буржуазии на жизненный уровень трудящихся масс являлось усиление налогового бремени. Заботясь об интересах капиталистов, которые наживали огромные барыши на государственных поставках, оплачиваемых по высоким ценам, монархо-фашистское правительство все шире использовало метод налогового обложения как средство дополнительной эксплуатации трудящихся и финансирования подготовки к войне. В 1940 г. в стране взималось 77 прямых налогов и сборов, в том числе 20 основных и 57 производных. Косвенными налогами было обложено 2450 видов товаров [231]. Важнейшими из прямых налогов были налог на «занятие» (ремесло), поступления от которого составили в 1940 г. 60,5% от общей их суммы, и введенный в апреле 1940 г. налог для покрытия чрезвычайных расходов по «обеспечению безопасности страны», давший в том же году 22,4 % прямых налоговых поступлений [232]. Рост налогового обложения характеризуется следующими данными (в миллионах левов) [233].

 

 

Таким образом, примерно половину поступлений государственного бюджета составляли официальные налоги

 

 

231. «Стенографски дневници на XXV Обикновено народно събрание». II редовна сесия, кн. 1, стр. 481.

 

232. С. Маркович. Данъчната политика на партията и правителството през годините на народната власт. — Сб. «15 години социалистическо строителство в Народна Република България». София, 1959, стр. 245.

 

233. «Българска народна банка. Статистически бюлетин 1939—1945», стр. 14.

 

234. Огромный рост общей суммы доходов государственного бюджета 1941 г. объясняется не только непосредственным увеличением налогового обложения населения, но и исключительно большим ростом суммы так называемых чрезвычайных доходов (главным образом — займы). Так, если сумма последних в бюджете 1939 г. составила 542,4 млн,, то в 1941 г. она возросла до 57,64 млн. левов (там же).

 

219

 

 

с населения, причем косвенные налоги давали большую часть этой суммы (например, в 1940 г. прямые налоги составляли 10,8%, а косвенные — 41,2% всех поступлений в государственный бюджет). К этому следует добавить, что и значительная часть остальных доходных статей государственного бюджета заключала в себе в завуалированной форме налоговое обложение. Такими были, например, доходы от штрафов и конфискаций, доходы от фискальных монополий и т. д. Сюда не включены также взимавшиеся с населения муниципальные налоги, сумма которых исчислялась многими сотнями миллионов левов. Сумма только официально признаваемых налогов равнялась в 1940 г. 11% и в 1941 г. — 12% национального дохода страны и около 16% денежного дохода населения [235].

 

Добиваясь мобилизации экономических ресурсов для военных целей и стремясь лишить трудящиеся массы возможности организованной защиты своих классовых интересов, болгарское правительство провело ряд мероприятий по милитаризации экономики.

 

Важную роль в этом направлении должен был сыграть принятый Народным собранием 23 апреля 1940 г. закон о гражданской мобилизации. Согласно этому закону, при военном министерстве учреждалась Дирекция гражданской мобилизации, на которую по существу было возложено руководство всей экономической жизнью страны. К гражданской мобилизации могли быть привлечены все болгарские граждане от 17 до 70-летнего возраста, не подлежащие военной мобилизации. За неподчинение, неявку на работу, невыполнение или нерадивое выполнение возложенной на них работы мобилизованные подвергались тюремному заключению. Организация забастовок, а также участие в них каралось в мирное время многолетним тюремным заключением, а в военное — смертной казнью [236]. До 1 марта 1941 г., в связи с законом о гражданской мобилизации, было издано 82 министерских постановления [237]. Важнейшим из них было постановление Совета Министров от 24 июня

 

 

235. А. Чакалов. Указ. соч., стр. 141.

 

236. «Държавен вестник», 4.V 1940.

 

237. Г. К. Ватев. Коментар и ръководство по Закона за гражданската мобилизация. София, 1941 г.

 

220

 

 

1940 г. о гражданской мобилизации всех промышленных предприятий, а также занятых на них рабочих, работниц и служащих [238].

 

Закон о гражданской мобилизации был на руку крупным капиталистам, являвшимся поставщиками для армии, выполнявшим другие государственные заказы, а также работавшим на экспорт в Германию. При существовавшей системе нарядов, особенно при выполнении поставок для армии, основные заказы перепадали именно крупнейшим предпринимателям, наживавшим при этом баснословные барыши. О «странном» распределении заказов на государственные поставки как при осуществлении поставок из-за границы, так и по линии местного производства, неоднократно говорилось в речах оппозиционных депутатов в Народном собрании. Так, 25 декабря 1940 г. депутат Сакаров указывал, что одна и та же группа лиц под прикрытием безымянных акционерных обществ-однодневок почти монополизировала право на такие поставки [239].

 

Гражданская мобилизация должна была обеспечить дешевую рабочую силу и беспрекословное подчинение рабочих капиталистическому произволу. Направленный на укрепление экономической и политической власти монополистического капитала закон о гражданской мобилизации преследовал в первую очередь цель закрепощения трудящихся масс и обеспечения условий для их максимальной эксплуатации. «Закон о гражданской мобилизации, — говорилось в одной из листовок, выпущенных Рабочей партией, — является одной из мер правительства и класса капиталистов, направленных на подготовку вовлечения болгарского народа в империалистическую войну.

 

 

238. «Държавен вестник» (притурка от 24.VI 1940 г.). В дальнейшем специальными постановлениями правительства из гражданской мобилизации исключались отдельные предприятия, в мобилизации которых, по мнению правительства, по той или иной причине не было необходимости (см., например, постановление Совета министров № 103 «Държавен вестник», 18.1 1941). В 1940 г. гражданской мобилизацией было охвачено 110 тыс. человек (П. Иванов. Присъединяване на България към фашистския блок и борбата на българския народ под ръководството на БКП против вмъкването на страната във войната, за мир и дружба със СССР. — «Военно-исторически сборник», 1960, № 6, стр. 23).

 

239. «Стенографски дневници на XXV Обикновено народно събрание», II редовна сесия, кн. 3, стр. 840.

 

221

 

 

Законом о гражданской мобилизации правительство капиталистов стремится сломить боевой дух рабочих и крестьян и взвалить на них всю тяжесть экономических последствий империалистической войны» [240].

 

Ту же цель преследовал ряд других законов и постановлений монархо-фашистского правительства. В начале июня 1940 г. в закон о гигиене и безопасности труда были внесены изменения и дополнения, в соответствии с которыми значительно ухудшились условия труда рабочих, допускалось увеличение продолжительности рабочего дня, отменялось запрещение ночного труда для женщин на текстильных фабриках и т. п. [241] Тогда же был изменен и дополнен закон о коллективном трудовом договоре и урегулировании трудовых конфликтов. В случае объявления военного положения и при других «чрезвычайных событиях, которые могут создать угрозу для нормальной хозяйственной жизни в стране», применение прежних правил урегулирования трудовых конфликтов приостанавливалось, и все вопросы, касающиеся размеров заработной платы рабочих на отдельных предприятиях или в целых отраслях промышленности, передавались на разрешение Совета Министров [242].

 

Помимо официальных законов и правительственных распоряжений фашистские власти в целях сохранения мира, спокойствия и безопасности» на производстве приступили к созданию тайного аппарата по наблюдению и шпионажу за рабочими и проведению чистки от «неблагонадежных элементов». Уже в первые месяцы после начала войны донесения полицейских начальников с мест запестрели сведениями о ходе выполнения этих инструкций. Так, начальник полиции Луковитской околии Петков в донесении вышестоящему начальству 6 марта 1940 г. сообщал о проведенной чистке среди рабочих мукомольных предприятий «Червен Бряг» и «Напред» в Червен Бряг, электростанции «Златна Панега» у Луковита и на всех складах и мельницах околии [243]. Начальник полиции Дряновской околии Ников

 

 

240. Централен партиен архив при ЦК на БКП, ф. 1, оп. 4, д. 50, л. 1.

 

241. «Държавен вестник», 22.VI 1940.

 

242. Там же.

 

243. Окръжен държавен архив — Плевен, ф. 62, оп. 1, д. 60, л. 12.

 

222

 

 

докладывал 27 апреля 1940 г. о ходе вербовки на предприятиях околии «доверенных лиц», задача которых заключалась в том, чтобы наблюдать за поведением рабочих и доносить органам тайной полиции о всех проявлениях «крамолы». В частности, он сообщал, что такие «доверенные лица» завербованы на фабрике «Св. Георгия» в Трявне и на шахте «Лев» у станции Плачковци [244].

 

Начальник полиции Тетевенской околии в донесении от 22 мая 1940 г. извещал о вербовке «доверенных лиц» на текстильных фабриках, электростанции и других предприятиях [245].

 

Стремясь устранить влияние революционно-настроенных элементов в официальных профсоюзах, монархофашистские правители еще в 1939 г. провели реорганизацию БРС. Под предлогом экономии, а фактически с целью воспрепятствовать даже малейшему проявлению демократии, число групповых союзов было сокращено с 17 до 8. В качестве секретарей групповых, отраслевых союзов и на другие руководящие посты в управленческом аппарате БРС назначались сверху чуждые рабочим массам фашиствующие элементы. В первую очередь реорганизации подверглись те союзы, в руководстве которых имели влияние коммунисты и другие антифашисты [246]. 25 ноября 1939 г. избранный съездом БРС Центральный комитет союза был смещен и заменен назначенным правительством руководством.

 

Однако все эти полицейские мероприятия фашистских властей не дали ожидаемых результатов.

 

 

3. Нарастание борьбы рабочего класса против наступления капитала. Июньская забастовка 1940 г.

 

В ответ на новое наступление буржуазии болгарские трудящиеся активизировали борьбу в защиту своих жизненных интересов и прав, против резкого ухудшения своего положения, против политики грабежа и усиления эксплуатации. Болгарская рабочая партия, стоявшая во

 

 

244. Там же, л. 31.

 

245. Там же, л. 35.

 

246. «Работническо дело», 1940, № 3.

 

223

 

 

главе общей борьбы трудящихся масс, взяла на себя руководство развернувшейся с новой силой экономической борьбой болгарского пролетариата.

 

С начала 1940 г. перед Рабочей партией во весь рост встала задача непосредственной подготовки и организации новых крупных стачечных боев болгарского рабочего класса, проведения массовых забастовок с охватом рабочих всех отраслей производства, и в первую очередь табачников и текстильщиков. Объективные условия для этого были налицо — доведенные до отчаяния тяжелыми условиями существования трудящиеся массы были готовы подняться на решительную борьбу.

 

Чтобы встретить во всеоружии и уверенно повести предстоявшие классовые бои, необходимо было, прежде всего, усилить боеспособность самих партийных рядов, мобилизовать силы всех членов партии. Рабочая партия повела борьбу за укрепление своих местных организаций, особенно на производстве, за привлечение к руководству ими опытных, инициативных и смелых коммунистов, за упрочение своих связей с широкими массами рабочих. «Борьба в защиту повседневных, непосредственных интересов масс должна вестись непрерывно, — подчеркивал в январе 1940 г. центральный орган партии газета «Работническо дело». — Массы должны видеть в нашем лице решительных борцов и беззаветных защитников их интересов» [247]. Спустя несколько месяцев газета писала: «В ближайшие дни и месяцы предстоят огромные, исключительно серьезные классовые битвы..., двигателем которых будет рабочий класс, а организатором и руководителем — наша славная партия» [248].

 

Выполняя указания Центрального Комитета ЕРП об усилении руководства экономической борьбой рабочих, Центральная профсоюзная комиссия при ЦК в январе 1940 г. созвала в Софии нелегальное совещание руководителей окружных и городских профсоюзных комиссий страны. Совещание констатировало назревание условий для крупных стачечных боев и приняло решение об активизации работы на местах. Оно подчеркнуло необходимость разработки конкретных и согласованных требований рабочих, которые должны быть обсуждены на рабочих

 

 

247. «Работническо дело», 1940, № 2.

 

248. Там же, № 6.

 

224

 

 

собраниях и предъявлены в связи с начавшимся рассмотрением проектов новых коллективных договоров. Основным требованием являлось увеличение заработной платы. В этой связи совещание приняло специальное решение, важнейшие положения которого были сформулированы в рассылавшемся на места письме Центральной профсоюзной комиссии [249].

 

Эти положения нашли также отражение в помещенной в мартовском номере газеты «Работническо дело» статье «Организовать экономическую борьбу масс». В ней, в частности, подчеркивалась необходимость широкого развертывания движения за заключение выгодных рабочим коллективных трудовых договоров с обращением особого внимания на договоры в табачной, текстильной, полиграфической, металлообрабатывающей и угледобывающей промышленности. В новых договорах, говорилось в статье, необходимо добиться увеличения заработной платы в соответствии с удорожанием жизни, т. е. по меньшей мере на 30—40%. Нужно предотвратить заключение договоров за спиной рабочих. А этого можно достигнуть лишь в том случае, если рабочие, сплотившись вокруг своих профессиональных организаций, через голову навязанных им руководителей, будут готовы к борьбе вплоть до объявления забастовки. Для того, чтобы добиться принятия требований рабочих и отмены поспешно принимаемых решений Центральной арбитражной комиссии и правительства, .необходима самая тщательная подготовка борьбы [250­].

 

Несмотря на то, что срок действия коллективных трудовых договоров для рабочих хлопчатобумажной промышленности, заключенных еще за три года до этого, истек, правительство приняло в 1940 г. решение автоматически продлить их еще на один год на старых условиях, т. е. без учета вздорожания жизни. Это как нельзя больше удовлетворяло предпринимателей, не желавших считаться с изменившимися условиями и саботировавших заключение новых договоров. Аналогичное положение было и в других отраслях производства. Так, рабочие мукомольной промышленности (их насчитывалось 25 тыс.),

 

 

249. Д. Коджейков, В. Хаджиниколов, Я. Йоцов. Революционного профсъюзно движение в България. София, 1957, стр. 257.

 

250. «Работническо дело», 1940, № 3.

 

225

 

 

срок старого договора с которыми истек еще 1 июля 1939 г., сообщали в начале марта 1940 г., что им все еще не удается добиться от предпринимателей заключения приемлемого нового договора. Требования рабочих об увеличении заработной платы на 30% не были приняты во внимание и после внесения этого вопроса в Центральную арбитражную комиссию, рассматривавшую его 15 февраля 1940 г. Подачка в размере двух левов в день на рабочего (т. е. 4% от зарплаты), которую соглашались дать предприниматели, была расценена рабочими как издевательство над ними [251].

 

После январского совещания Центральная профсоюзная комиссия по указанию ЦК партии развернула широкую организаторскую и разъяснительную деятельность среди рабочих. Решения совещания были доведены до всего профсоюзного актива. На собраниях и конференциях рабочих открыто ставился вопрос о дороговизне и заработной плате. На них избирались массовые делегации, которые должны были предъявить требования рабочих правительственным инстанциям [252].

 

Наиболее активно с самого начала включились в борьбу рабочие табачной промышленности, особенно в Пловдиве, где ежегодно перерабатывалось от 25 до 45% всего количества табака и где было сосредоточено свыше трети рабочих, занятых в этой отрасли промышленности. Здесь у Рабочей партии имелись прочные связи с массами.. Среди пловдивского пролетариата работали такие испытанные коммунисты, как Петр Ченгелов, Кочо Цветаров и др. [253]

 

Руководство официального VIII группового союза, к которому были «приписаны» и табачники, учитывая в какой-то степени настроение масс, оказалось вынужденным включить в проект нового коллективного трудового договора требование увеличения заработной платы на 15%.

 

 

251. ЦДИА, ф. 173, оп. 6, д. 1075, л. 34.

 

252. Д. Коджейков, В. Хаджиниколов, Я. Йоцов. Указ. соч., стр. 258. Как указывается в резолюции состоявшегося в январе 1941 г. VII пленума ЦК БРП, численность делегаций, направленных в 1940 г. только рабочими металлообрабатывающей промышленности, превышала 2 тыс. человек, а софийские табачники направили делегацию в составе 600 человек («БКП в резолюции и решения на конференциите и пленумите на ЦК», т. III, (1924—1944). София, 1954, стр. 375).

 

253. М. Ерелийска. Указ. соч., стр. 55.

 

226

 

 

Но это ни в коем случае не соответствовало огромному росту цен на предметы первой необходимости и не могло удовлетворить рабочих. На многочисленных собраниях табачников этот проект был отклонен, а профсоюзным боссам из руководства VIII группового союза выражено недоверие. На состоявшемся 16 января 1940 г. общем собрании табачников Софии были выдвинуты требования увеличения заработной платы на 30%, создания на предприятиях комиссий, которые должны были следить за соблюдением коллективного трудового договора, введения семичасового рабочего дня и т. д. [254]

 

Собрания рабочих, на которых выдвигались аналогичные требования в связи с обсуждением вопроса о заключении новых коллективных трудовых договоров, проходили в начале 1940 года но всей стране. Сведениями об этом массовом движении рабочих полны донесения полицейских органов. Так, в донесении отделения «А» Дирекции полиции «О состоянии коммунизма в Царстве» за февраль 1940 г. с тревогой отмечалось, что в городе Пловдиве и в околиях Пловдивской области происходят собрания рабочих, на которых повсеместно принимались решения требовать от предпринимателей повышения заработной платы на 30% [255]. В аналогичном донесении за март 1940 г. сообщалось, что 20 марта в клубе околийского рабочего синдиката Сливена состоялось собрание текстильщиков. Один из рабочих, Георгий Гагаузов, в своем выступлении заявил, что поскольку руководители БРС и синдиката не считают возможным помочь рабочим в деле заключения коллективного трудового договора, то последние не нуждаются в них. Он призвал всех своих товарищей выступить с протестом и прекратить работу на всех предприятиях в течение 24 часов. В таком же духе выступили и другие рабочие, охарактеризованные в полицейском донесении как «коммунисты». Собрание решило направить в Софию делегатов; они должны были совместно с делегатами из других городов вручить министрам и депутатам Народного собрания требования рабочих [256]. В апрельском донесении Дирекции полиции вновь говорится об «усиленной деятельности» сливенских текстильщиков

 

 

254. М. Ерелийска. Указ. соч., стр. 58, 59.

 

255. ЦДИА, ф. 370, оп. 1, д. 780, лл. 9, 10.

 

256. Там же, л. 17.

 

227

 

 

в связи с коллективными трудовыми договорами. Наибольшую активность проявили рабочие Димитр Антонов Алексиев, Никола Петров Терзобаджиев и Панайот Русков Панайотов, которые были избраны делегатами сливенских текстильщиков для предъявления в Софию их требований. На собраниях подчеркивалось, что находившийся на рассмотрении Совета министров договор не отражает интересы рабочих. Это объяснялось неуступчивостью предпринимателей и предательской позицией руководства БРС. Было решено в случае непринятия требований рабочих и с целью оказания давления на правительство начать действовать методами прекращения работы в определенные часы, а в случае необходимости — объявить забастовку [257].

 

Перед лицом твердой сплоченности и непоколебимого единства рабочих, энергично выступавших в защиту своих жизненных интересов, руководство VIII группового «казенного» профсоюза оказалось в конце концов вынужденным  пересмотреть свой проект коллективного трудового договора и включить в него требование об увеличении заработной платы на 30%. Поскольку табачные магнаты не соглашались принять этот пункт, вопрос о договоре был передан на рассмотрение Центральной арбитражной комиссии при Дирекции труда. Как обычно, последняя встала на защиту интересов предпринимателей. Начались бесконечные переговоры, дело затягивалось, и, наконец, вопрос о договоре был передан на арбитражное решение правительства.

 

По мере приближения нового сезона обработки табака и открытия табачных предприятий, брожение среди рабочих все более росло. В этой обстановке ЦК БРП и Центральная профсоюзная комиссия приступили к непосредственной подготовке забастовки. В конце марта 1940 г. Центральный комитет Рабочей партии направил всем партийным организациям письмо, в котором указывались конкретные методы ведения борьбы с целью заставить правительство принять требования рабочих. Членам партии вменялось в обязанность перенести работу по подготовке забастовки на предприятия и табачные склады, а затем — ив клубы БРС. Проводя в жизнь эти указания партийного руководства, коммунисты сумели

 

 

257. ЦДИА, ф. 370, оп. 1. д. 780, л. 25.

 

228

 

 

добиться фактической легализации борьбы и вовлечения в нее самых широких масс рабочих.

 

При участии представителя Центральной профсоюзной комиссии Бориса Благоева весной 1940 г. близ Пловдива состоялась нелегальная конференция актива табачников, на которой были намечены конкретные мероприятия по подготовке забастовки и выделены коммунисты, ответственные за эту работу на каждом предприятии [258]. По Софии, Пловдиву, Хаскову, Дупнице и другим центрам табачной промышленности прокатилась волна собраний табачников. К середине мая, после так называемого «мертвого сезона», стали открываться табачные склады в Пловдиве, а к началу июня — в Софии, Асеновграде, Дупнице, Хаскове и других городах. Несмотря на требования рабочих, обработка табака на них возобновилась на старых условиях. С первой же получки были удержаны налоги, причем дорожный налог, который до апреля 1940 г. платили только рабочие-мужчины, теперь стал взиматься и с работниц. Это еще более накалило обстановку. В целях проверки боевой готовности масс по инициативе пловдивского окружного комитета Рабочей партии на ряде табачных складов Пловдива в первой половине июня были проведены кратковременные стачки. 1 июня была прекращена работа на складах фирмы братьев Мосиновых, 8 июня — фирмы «Холтаб», 15 июня — фирмы «Маргисо — Алкалий» и др. [259]

 

Стремясь предотвратить надвигавшуюся стачечную борьбу, правительство выступило 15 июня с сообщением о том, что оно приняло ожидавшееся решение по коллективному трудовому договору для предприятий табачной промышленности. В нем предусматривалось увеличение на 4 лева заработной платы рабочих-мужчин, занятых на операции «тонга», причем это касалось только рабочих первого района, в который входили города София, Пловдив и Хасково. Если при этом учесть, что три четверти рабочих табачной промышленности составляли женщины, а из мужчин на механической обработке табака—операции «тонга» — была занята лишь незначительная часть, то становится ясным, что это мизерное

 

 

258. М. Ерелийска. Указ. соч., стр. 62.

 

259. Там же, стр. 64.

 

229

 

 

увеличение заработной платы относилось к крайне ограниченному числу табачников. Фактически решение правительства означало полный отказ от удовлетворения требований рабочих.

 

15—16 июня по решению ЦК БРП в районе села Куклен Асеновградской околии была созвана национальная конференция руководящего актива рабочих табачной промышленности, которая заслушала доклады с мест и приняла решение об объявлении всеобщей забастовки табачников 422. 17 июня в Пловдиве начались собрания рабочих, требовавших пересмотра решения правительства. Собрания, на которых избирались складские комиссии и делегации для предъявления властям требований рабочих, продолжались и на следующий день. 18 июня Пловдивский окружной комитет Рабочей партии принял решение призвать рабочих к стачке. Утром 19 июня рабочие всех табачных предприятий города организованно прекратили работу. Вот как рисует это событие доклад Дирекции полиции: «19 июня 1940 г. в 11 часов в Пловдиве была объявлена всеобщая забастовка табачников, которая к 13 часам разгорелась и охватила все предприятия. Всего забастовало около 9 тыс. человек — мужчин и женщин. К 13 часам стачечники со всех предприятий собрались в клубе околийского рабочего профсоюза, где из членов предварительно избранных на самих табачных предприятиях складских комиссий был оформлен стачечный комитет в составе 29 рабочих и работниц. Было принято решение направить 8 членов стачечного комитета, секретаря профсоюза и секретаря отраслевого союза табачников к пловдивскому областному директору, чтобы предъявить требования рабочих по коллективному трудовому договору и выразить их недовольство решением Совета Министров. Их приняли и выслушали. В 18 часов... состоялось собрание, где обсуждался ход забастовки». Далее в докладе сообщается, что 20 июня делегация стачечного комитета в сопровождении около 2 тыс. рабочих направилась к военной комендатуре. Несмотря на ожесточенное

 

 

260. В конференции приняли участие представители табачников Пловдива, Хаскова, Райкова, Асеновграда, Софии, Кырджали, Пештеры, Пазарджика, Борисовграда, Свети-Врача, Дупницы и других мест (М. Ерелийска. Указ. соч., стр. 65).

 

230

 

 

столкновение с полицией, пытавшейся преградить им дорогу, части из них удалось прорваться к помощнику начальника гарнизона полковнику Николаеву, которому они предъявили требование освободить арестованных забастовщиков [261].

 

Вслед за пловдивскими табачниками поднялись на борьбу рабочие почти всех табачных предприятий страны. 19 июня забастовали табачники Асеновграда, 21 июня — Софии, 24 июня — Дупницы. Полицейские донесения отмечают также волнения среди табачников Хаскова, Кырджали и ряда других городов [262].

 

Примеру табачников последовали рабочие других отраслей, и прежде всего текстильщики. 20 и 21 июня забастовали рабочие десяти пловдивских текстильных фабрик. К ним присоединились рабочие фабрик галантерейных изделий, кондитерской фабрики, мыловаренной фабрики, сахарного завода и др. Практически бастовали все рабочие города, а также, в знак солидарности с ними, многие ремесленники и мелкие торговцы[263] 22 июня в стачечную борьбу включились рабочие текстильных фабрик, расположенных в предместьях Софии (Княжеве, Подуяне, Четвертом километре) [264]. К забастовочной волне примкнули и металлисты. Кратковременные стачки произошли на металлообрабатывающих предприятиях «Титания», «Чугун», «Электрометалл», «Оливер» и др. [265]

 

24-часовые забастовки имели место на ряде фабрик Сливена, начались волнения среди рабочих Плевенской области (Габрово) [266].

 

Забастовка получала все более широкий размах и грозила превратиться во всеобщую. В течение нескольких дней она охватила по всей стране около 20 тыс. табачников, 5 тыс. текстильщиков и примерно такое же

 

 

261. ЦДИА, ф. 370, оп. 1, д. 780, л. 47.

 

262.Там же, лл. 43—47. Подробнее о ходе забастовки в Асеновграде, Софии, Дупнице, а также о подготовке забастовки хасковских табачников см.: М. Ерелийска. Указ. соч., стр. 72—79.

 

263. М. Ерелийска. Указ. соч., стр. 71.

 

264. «На предни линии. Спомени и очерци из историята на женското социалистическо движение в България». София, 1960, стр. 445.

 

265. А. Георгиев, Г. Попов. 50 години металоработнически съюз. София, 1960, стр. 159.

 

266. ЦДИА, ф. 370, оп. 1, д. 780, лл. 45, 46.

 

231

 

 

число рабочих других отраслей производства [267]. Общенациональный характер экономических требований рабочих и широкий резонанс их борьбы неизбежно превращали забастовку в важнейший фактор внутриполитической жизни страны.

 

Стачечная борьба болгарского пролетариата не на шутку испугала монархо-фашистское правительство. Дирекция полиции, докладывая о распространении забастовки, приходила к следующему неутешительному для себя выводу: «Рабочие убеждены в том, что они смогут добиться успеха только путем решительной борьбы, а Рабочая партия как руководитель движения повысила свой престиж в их среде» [268]. Министр внутренних дел Петр Габровский в телеграмме, направленной 25 июня Дирекции полиции, а также административным директорам областей и околийским управителям, с тревогой констатировал, что забастовка табачников имеет тенденцию к распространению и на другие отрасли промышленности, и требовал принятия строгих и решительных мер для предотвращения новых стачек [269].

 

С первых же дней забастовки полиция предприняла массовые аресты. 20—21 июня 1940 г. в Пловдиве было арестовано свыше 80 рабочих-активистов, в том числе несколько членов окружного комитета Рабочей партии во главе с его секретарем Петром Ченгеловым. Под сильной полицейской охраной они были отправлены в ссылку в захолустные районы Котела, Момчилграда и Златограда [272]. 25 июня туда же были сосланы еще 150 пловдивских рабочих [271]. 24 июня, когда началась забастовка 1900 табачников Дупницы, там было схвачено около 20 «подстрекателей», из которых сначала 14, а затем еще 5 были сосланы на шестимесячный срок в отдаленные районы страны [272]. В тот же день начались массовые аресты участников стачек в Софии. Среди арестованных оказались 150 женщин с табачных и текстильных фабрик, в том числе 30 молодых работниц с фабрики «България».

 

 

267. «Работническо дело», 1940, № 8.

 

268. ЦДИА, ф. 370, оп. 1, д. 780, л. 43.

 

269. Там же, д. 780 а, л. 1.

 

270. М. Ерелийска. Указ. соч., стр. 70.

 

271. В. Хаджиниколов, Д. Младенов, М. Исусов, А. Георгиев, В. Василев. Стачните борби на работническага класа в България. София, 1960, стр. 544.

 

272. ЦДИА, ф. 370, оп. 1, д. 780, лл. 43, 56.

 

232

 

 

Часть задержанных полицией активисток — комсомолки Лиляна Димитрова, Златка Черноколева, Дими Паламарова, Ольга Хранова, Гена Петрова и ряд других несколько дней спустя были отправлены по этапу в концентрационный лагерь [273]. Полицейские власти повсеместно издали распоряжения о запрещении сходок и собраний. Правительственное радио и печать обрушились потоком брани на стачечников. Послушное фашистской власти официальное руководство БРС со страниц своего печатного органа (газеты «Труд») призывало рабочих к «спокойствию и подчинению» и выступило со специальным обращением, в котором резко осудило стачку [274].

 

Наконец, правительство прибегло к чрезвычайной мере. 24 июня оно применило постановление о незамедлительном введении в действие закона о гражданской мобилизации, мотивируя эту меру необходимостью помешать «злонамеренным лицам чинить препятствия нормальному ходу дел... в экономической жизни...».

 

В этом решении, объявлявшем гражданскую мобилизацию всех промышленных предприятий и занятого на них персонала, говорилось, что впредь до особого распоряжения заработная плата всех мобилизованных останется такой, какой она была на 15 июня 1940 г. и что под страхом применения к ним строгих санкций закона о гражданской мобилизации они не имеют права оставлять работу [275]. В связи с этим министр торговли, промышленности и труда издал распоряжение о составлении списков всех не подчинившихся постановлению Совета министров и о применении к ним соответствующих мер наказания [276].

 

Не подлежало сомнению, что этими драконовскими мерами правительство стремилось сломить боевой дух

 

 

273. «На предни линии. Спомени и очерци из историята на женскою социалистическо движение в България», стр. 446. Из Софии многие из арестованных были отправлены на принудительные работы в специальном лагере в районе села Рибарица Тетевенской околии. В полицейском донесении за июль 1940 г. отмечалось, что софийские рабочие, находившиеся в рибарицком лагере, выражали возмущение плохим питанием и принудительной работой в нечеловеческих условиях. (ЦДИА, ф. 370, оп. 1, д. 780, л. 54).

 

274. «Работническо дело», 1940, № 10.

 

275. «Държавен вестник» (притурка от 24.VI 1940); «Слово», 24.VI 1940.

 

276. «Слово», 26.VI 1940.

 

233

 

 

рабочих и любой ценой задушить их справедливую борьбу за жизненные интересы. В этом фактически признался и министр внутренних дел Габровский, недвусмысленно заявивший журналистам, что единственной причиной объявления гражданской мобилизации на промышленных предприятиях была необходимость устранить «нарушения народного единства», каковыми явились забастовки рабочих Пловдива и Софии [277].

 

При создавшейся обстановке по рекомендации ряда членов Центральной профсоюзной комиссии стачечный комитет в Пловдиве принял решение об организованном прекращении забастовки, хотя основная масса рабочих по-прежнему сохраняла высокий боевой дух и выказывала готовность продолжать борьбу. «В отношении прекращения забастовки, — писала некоторое время спустя газета «Работническо дело», — в качестве положительного момента следует указать на организованность, с которой оно было проведено. При этом исходили из мысли, что, поскольку шансы на успешный исход стали минимальными, лучше прекратить борьбу организованно и дружно, чем допустить, чтобы стачку разбивали и подавляли по частям». Вместе с тем центральный орган Рабочей партии указывал, что в некоторых случаях (например, в Пловдиве) была проявлена известная недооценка силы сопротивления рабочего класса, что привело к прекращению забастовки еще до того, как были исчерпаны все возможности. «Объявление гражданской мобилизации, действительно, изменило характер забастовки, внесло новые трудности и осложнения в борьбу и могло поколебать более слабые и неустойчивые элементы. С другой стороны, массовые аресты, произведенные среди членов стачечных комитетов и среди нашего актива, сильно затрудняли руководство борьбой. Но фактом является то, что на ряде предприятий забастовка продолжалась и в течение одного — двух дней после мобилизации, несмотря на угрозы применения тяжелых санкций закона, а на некоторых предприятиях забастовка началась уже после мобилизации, в знак протеста против нее. Судя по всему, настроение основной массы пловдивских табачников делало возможным продолжение забастовки и после объявления гражданской мобилизации.

 

 

277. «Слово», 27.VI 1940.

 

234

 

 

Пловдивские товарищи, очевидно, неточно оценили положение и приняли решение, не проверив предварительно настроение стачечников и действуя через их голову» [278].

 

Но, несмотря на эти и некоторые другие недостатки [279], июньская забастовка 1940 г., подготовленная и проведенная под руководством Рабочей партии и ее профсоюзного актива, сыграла большую роль в героической борьбе болгарского рабочего класса за улучшение своего положения и заняла видное место в его истории.

 

Хотя рабочие оказались вынужденными возобновить работу, не добившись формального удовлетворения своих требований, их борьба не прошла даром. Напуганное подъемом рабочего движения правительство, заявившее вначале, что не пойдет ни на какие уступки в отношении заработной платы, уже вскоре после подавления июньской стачки было вынуждено частично удовлетворить требования рабочих. Оно санкционировало новый коллективный трудовой договор, согласно которому заработная плата табачников была увеличена примерно на 10%. Вслед за этим было принято постановление об увеличении с 1 августа 1940 г. на 15% заработной платы всех промышленных рабочих. С 5 октября такое же повышение заработной платы было предоставлено рабочим большинства отраслей ремесленного производства.

 

Июньская стачка заставила правительство пойти и на некоторые другие уступки рабочим: сокращение выплаты страховых взносов, необходимых для получения права на пособие по безработице с 52 до 32 недель на протяжении двух лет, непосредственно предшествующих дню принудительного увольнения [280], предоставление двухнедельных оплачиваемых отпусков [281] и др.

 

Как указывала газета «Работническо дело» [282], июньская забастовка внушительно продемонстрировала, какую

 

 

278. «Работническо дело», 1940, № 12. Об этом же писал впоследствии и Георгий Вангелов, один из членов второго состава стачечного комитета (см. Г. Вангелов. Из борбите на тютюноработниците. София, 1946, стр. 10).

 

279. Эти недостатки были подвергнуты детальному анализу в статье «Уроки июньской стачки», опубликованной в № 12 газеты «Работническо дело» за октябрь 1940 г.

 

280. «Държавен вестник», 12.XI 1940.

 

281. Там же, 21.XII 1940.

 

282. «Работническо дело», 1940, № 11.

 

235

 

 

огромную силу представляет сплоченная борьба рабочего класса. Она нанесла удар по монархо-фашистской клике, которая рассчитывала с помощью реакционных, антирабочих законов и при поддержке своей агентуры в БРС сломить дух рабочего класса. Стачка показала всю лживость распространявшегося правящими кругами и фашизированным официальным руководством БРС мифа о «социальном мире», «примирении классов» и «затухании» классовой борьбы. Свирепые меры правительства против.стачечников превратили забастовку из экономической в политическую, направленную не только против табачных магнатов, но и против всего режима угнетения, эксплуатации и политического авантюризма. Использование закона о гражданской мобилизации для спасения прибылей капиталистов воочию показало его настоящий реакционный характер, а штрейкбрехерская позиция официального руководства БРС еще сильнее разоблачила его в глазах рабочих.

 

В ходе стачечной борьбы усилилось единство действий рабочих, выросли их классовое самосознание и политическая зрелость, солидарность в борьбе против капиталистического произвола и реакции. Болгарские рабочие все яснее осознавали необходимость сокрушения антинародного капиталистического строя как основного препятствия к реальному улучшению их жизни.

 

Боевой дух и решимость стачечников не были сломлены и после прекращения забастовки. Рабочие возвращались на предприятия не унылыми и растерянными, а с сознанием своей силы.

 

Положение рабочего класса после июньской стачки продолжало оставаться тяжелым. Болгарские рабочие должны были продолжать упорную борьбу за свои жизненные интересы. Тем более, что выполнение вырванных ими частичных уступок, которые могли хотя бы немного облегчить резко ухудшившееся положение трудящихся, всячески саботировалось капиталистами. В конце октября 1940 г. один из депутатов, деятель Рабочей партии Петр Митев, говорил на заседании Народного собрания: «Надо признать, что повышения заработной платы не происходит, что фабриканты, хозяева саботируют постановление Совета министров, и лишь очень немногие из них повысили заработную плату на 15%. Некоторые владельцы предприятий выгоняют с работы

 

236

 

 

своих более Высокооплачиваемых рабочих и заменяют их менее оплачиваемыми...» [283]. Особенно сильно ухудшилось положение сельскохозяйственных рабочих, зарплата которых не изменилась.

 

Официальные власти были хорошо осведомлены о том, что капиталисты систематически нарушают даже то урезанное трудовое законодательство, которое существовало в стране, не выполняют ими же самими подписанные трудовые договоры и решения арбитражных комиссий. Так, в рапорте агента тайной полиции в Плевене от 28 октября 1940 г. сообщалось о сильном брожении среди рабочих города, недовольстве произволом предпринимателей. «Рабочие предприятий резиновой промышленности, — писал этот агент, — протестуют против того, что их увольняют, тогда как согласно закону о гражданской мобилизации они объявлены мобилизованными и предприниматели не имели права их увольнять и выбрасывать на улицу на пороге зимы. Протестуют также рабочие фабрики «Българка» против увольнения с 29 октября без предварительного уведомления за 15 дней, как того требует закон, а также рабочие фабрики «Електра», которых заставляют работать и в праздничные дни без дополнительной оплаты за сверхурочную работу» [284]. Администрация текстильной фабрики акционерного общества «Петр К. Балевски» в Трояне в течение ряда месяцев 1940 г. вместо регулярной выдачи зарплаты выплачивала своим рабочим лишь авансы от 50 до 100 левов в неделю на человека [285]. Такие же порядки существовали и на фабрике «Лев», вырабатывавшей керамические изделия [286]. Еще большие злоупотребления допускались на фабрике керамических

 

 

283. «Стенографски дневници на XXV Обикновено народно събрание». II редовна сесия, кн. 1, стр. 68. Газета «Днес» даже 22 марта 1941 г., т. е. через девять месяцев после официального решения о повышении заработной платы, писала, что целый ряд предприятий не подчиняется распоряжению правительства о повышении зарплаты рабочим. 12 апреля 1941 г. секретарь Русенского отделения БРС Янко Манков в своем докладе на расширенном пленуме ЦК БРС отмечал, что за небольшим исключением коллективные договоры не выполняются. Хозяева увольняют рабочих и нанимают новых с тем, чтобы избежать 15-и % увеличения заработной платы. («Заря», ЗЛУ 1941).

 

284. Окръжен държавен архив — Плевен, ф. 62, оп. 1, д. 186, л. 1.

 

285. ЦДИА, ф. 370, оп. 1, д. 758, л. 191.

 

286. ЦДИА, ф. 231, оп. 3, д. 33 6, л. 4.

 

237

 

 

изделий «Изида» на станции Новоселци. Хозяин систематически задерживал на длительные сроки выдачу каких-либо сумм в счет зарплаты. За июль 1940 г. он недоплатил рабочим 185 тыс. левов [287], за октябрь — 150,5 тыс., за ноябрь — 340,9 тыс. левов [288].

 

В письме, направленном в феврале 1941 г. ряду правительственных инстанций, рабочие химических заводов Чилова на станции Костинброд сообщали, что они на протяжении нескольких лет работали в две смены по 12 часов — 15 дней в месяц в дневной и 15 дней — в ночной смене. За 12-часовой рабочий день они получают 60 левов, тогда как зарплата за 8-часовой рабочий день составляет 40 левов, и, кроме того, по закону полагались 25%-ная надбавка за сверхурочную работу и 50%-ная — за ночную работу. За работу в праздничные дни также не выплачивали никакой надбавки. «Никто, — говорилось в письме, — не смеет сказать ни слова протеста, ибо знает, что за это последует незамедлительное увольнение» [289].

 

Газета «Заря» сообщала в июле 1940 г., что в окрестностях Софии владельцы консервных предприятий используют детский труд. Несмотря на то, что применение труда малолетних было запрещено законом, на этих предприятиях дети работали по 12 часов, получая по 15 левов в день [290].

 

Приведенные примеры беззастенчивой эксплуатации и произвола на капиталистических предприятиях свидетельствуют о том, что даже те незначительные уступки, на которые капиталистическому государству приходилось идти в результате упорной борьбы рабочих, носили зачастую чисто формальный характер. Рабочие были вынуждены вести непрерывную напряженную борьбу за более или менее сносные условия труда и средства к существованию.

 

Но капиталисты не только нарушали трудовое законодательство. Их наглость доходила до того, что они требовали его отмены вообще. Например, в резолюцию сессии Варенской торгово-промышленной палаты в 1940 г. был включен специальный пункт, направленный

 

 

287. ЦДИА, ф. 231, оп. 3, д. 33 а, л. 147.

 

288. Там же, д. 33, л. 25.

 

289. ЦДИА, ф. 173, оп. 6, д. 1727, лл. 143, 144.

 

290. «Заря», 14.VII 1940.

 

238

 

 

против «чрезмерного» социального законодательства и восьмичасового рабочего дня. Советуя правительству поучиться у других государств, которые подходят к вопросам труда «с большой осторожностью и воздержанностью», авторы резолюции требовали «положить конец превращению нашего слабого хозяйственного организма в экспериментальный объект для международных трудовых рекомендаций, предоставив это более сильным в экономическом отношении державам». В резолюции выдвигались требования уменьшить обязательства предпринимателей по отношению к рабочим, сделав их «более реальными и терпимыми» для первых, расширить отступления от существующего «шаблонного и строгого» применения 8-часового рабочего дня, предоставив предпринимателям в течение более длительных сроков — на квартал или полугодие — право увеличивать количество рабочих часов и т. п. [291] Характерно, что нашлись депутаты, которые всего лишь через несколько месяцев после июньской стачки открыто выступили с трибуны Народного собрания против сделанных рабочим уступок. Так, 18 марта 1941 г. правительственный депутат Никола Минков в реплике оппозиционному депутату Косте Божилову заявил: «Это была ошибка правительства... В сущности, не надо было уступать» [292]. В тот же день, взяв слово, он заявил: «Мы ни в коем случае не должны и не будем делать никаких уступок тем, кто хочет путем подстрекательства, бунтов, политических выступлений и путем стачек предъявлять требования, касающиеся трудового законодательства» [293].

 

Монархо-фашистское правительство охотно шло навстречу пожеланиям капиталистов. 21 ноября 1940 г. царь Борис подписал указ, в силу которого «на некоторых предприятиях, заведениях или видах работы» по указанию министра торговли, промышленности и труда официально разрешалось увеличение продолжительности рабочего дня взрослых рабочих и работниц до 10 часов, а в опасных для здоровья и жизни рабочих производствах и на ночной работе — до 8 часов. Этим же

 

 

291. Окръжен държавен архив — Русе, ф. 8, оп. 2, д. 81, л. 7.

 

292. «Стенографски дневници на XXV Обикновено народно събрание. II редовна сесия», кн. 4, стр. 1741.

 

293. Там же, стр. 1777.

 

239

 

 

указом узаконивалось использование женщин на ночных работах [294].

 

После июньской забастовки еще более усилился режим террора и полицейской слежки за рабочими. Создание полицейско-разведывательного аппарата на предприятиях производилось по всей стране, причем немалое содействие полицейским органам оказывала в этом верхушка Болгарского рабочего союза. На созванном 11 июля 1940 г. в Софии специальном совещании с участием представителей Дирекции полиции, Дирекции по организации и контролю над профессиями и секретаря Болгарского рабочего союза Ивана Димитрова подробно обсуждался вопрос о борьбе с левыми настроениями в казенных профсоюзах и на производстве в целом (в частности, вопрос об организации сети «доверенных лиц»).

 

На совещании было решено, что эти «доверенные лица» должны получать всякие поблажки. Они могли быть уволены с предприятия лишь с согласия осведомительной службы при центральном правлении БРС.

 

Последняя в свою очередь была обязана согласовывать все вопросы непосредственно с органами отдела государственной безопасности при Дирекции полиции и с органами Дирекции по организации и контролю над профессиями. Отделу государственной безопасности при Дирекции полиции вменялось в обязанность проинструктировать подчиненные ему органы в областных центрах о путях оказания помощи лицам, на которые осведомительная служба при БРС возложит задачу по организации осведомления на предприятиях.. Руководство этой осведомительной службы должно было делать периодические доклады о положении на предприятиях, а также давать своевременно информацию о готовящихся выступлениях рабочих [295].

 

Вводившийся на производстве по существу полувоенный режим и усиление полицейских преследований не

 

 

294. ЦДИА, ф. 231, оп. 3, д. 33 е, л. 4. Представляя на подпись царю текст этого указа, министр торговли, промышленности и труда мотивировал свое предложение «особыми обстоятельствами, перед которыми поставлено ныне народное хозяйство, вследствие чего некоторым отраслям промышленности не удается выполнять в срок государственные заказы или обязательства перед заграницей» (там же, л. 3).

 

295. Окръжен държавен архив — Враца, ф. 89, оп. 2, д. 8, л. 378 и др.

 

240

 

 

могли, однако, приостановить борьбу трудящихся масс. На протяжении целого года после июньской забастовки то тут, то там вспыхивали стачки рабочих против произвола капиталистов и несоблюдения ими условий коллективных трудовых договоров, с требованием приведения заработной платы хотя бы в некоторое соответствие с ростом цен [296]. Рабочие собирали средства для оказания материальной поддержки высланным пловдивским табачникам, составляли петиции и направляли делегации, чтобы представить свои требования ЦК БРП [297].

 

Касаясь результатов и значения июньской забастовки 1940 г., VII расширенный пленум ЦК БРП (январь 1941 г.) подчеркивал, что «добившись известных частичных завоеваний не только для бастовавших, но и для рабочих и служащих всех других отраслей и профессий, она оказала и громадное политическое влияние на всю страну, ободрив и вдохновив на борьбу и другие слои трудящихся» [298].

 

Боевые выступления рабочего класса показали пример крестьянским массам и мелкой городской буржуазии, требовавших принятия решительных мер против разнузданной спекуляции и злоупотреблений со стороны некоторых торговцев и спекулянтов, отсрочки погашения возросших долгов, уменьшения ссудных процентов, снижения налогов и т. п. Одной из форм этого движения явились проходившие в конце 1940 г. под знаком борьбы против произвола немецких и болгарских табачных магнатов многолюдные слеты крестьян-табаководов. На состоявшуюся 8 ноября 1940 г. конференцию производителей табака Пловдивской области собралось свыше 10 тыс. крестьян, и она фактически превратилась в слет крестьян-табаководов всей страны. Конференция потребовала учреждения государственной табачной монополии при участии представителей крестьян-табаководов, увеличения закупочных цен на табак в соответствии с удорожанием жизни, снижения налогов, предоставления

 

 

296. ЦДИА, ф. 370, оп. 1, д. 780, лл. 54, 76, 94, 104, 106 и др.; ф. 231, оп. 3, д. 33 а, л. 65 и др.

 

297. Окръжен държавен архив — Стара Загора, ф. 88 к, оп. 1, д. 708, л. 49 и др.

 

298. «Българската комунистическа партия в резолюции и решения...», т. III (1924—1944), стр. 375.

 

241

 

 

крестьянам дешевого кредита. Характерным требованием, зафиксированным в резолюции конференции, было требование мира и нейтралитета страны [299]. Конференция табаководов Брацигова, состоявшаяся 15 декабря, наряду с другими требованиями выдвинула требование расширения торговли табаком с Советским Союзом [300]. 21 декабря состоялся 5-тысячный слет табаководов в Дупнице. Его участники выступили с аналогичными требованиями.

 

Стачечная борьба болгарских рабочих, движение крестьян-табаководов способствовали общему повышению боевого духа трудящихся масс. Эта борьба сыграла важную роль в налаживании и укреплении союза рабочего класса и трудового крестьянства против фашистской реакции.

 

Экономическая борьба болгарских трудящихся в этот период тесно переплеталась с борьбой за политические права и свободы, с движением против вовлечения Болгарии в империалистическую войну, за мир и нейтралитет, опирающийся на дружбу с Советским Союзом. Эта борьба была связана с общей борьбой болгарского народа за национальные интересы своей родины.

 

 

4. Внутриполитическая обстановка в конце 1939—начале 1941 г. Народное движение против антинациональной политики болгарских правящих кругов, за пакт дружбы с Советским Союзом

 

Начавшаяся вторая мировая война отразилась не только на экономической жизни Болгарии. Она неизбежно оказывала влияние и на расстановку классовых и политических сил внутри страны.

 

 

299. ЦДИА, ф. 173, оп. 6, д. 1515, л. 58; «Известия на държавните архиви», № 4, 1960, стр. 111—113, д. № 4. Подробнее о слете крестьян-табаководов в Пловдиве см. статью: Д. Т и ш е в. Работата на БКП сред селяните през 1935—1940 г. — «Известия на Института по истории на БКП», т. 9, 1962, стр. 228, 229.

 

300. ЦДИА, ф. 173, оп. 6, д. 1077, л. 410; см. также «Известия на държавните архиви», № 4, 1960, стр. 116, д. № 6.

 

242

 

 

Известная перестановка сил произошла в правительственном лагере, где усилилась борьба между различными группировками. От него фактически отпали элементы, которые англо-французским империалистам удалось привлечь на свою сторону (группа Стойчо Мошанова, сторонники Иосифа Робева, часть бывших последователей партии народняков). В то же время на сторону правительства перешли некоторые новые силы (либералы Христо Статева, сторонники бывшего «Народного сговора» во главе с Христо Калфовым и генералом Русевым, часть «ратников»). Благодаря демагогии Багрянова [301], в правительственный лагерь перешли также некоторые бывшие деятели Земледельческого союза, ведшие за собой часть наиболее зажиточных слоев крестьянства.

 

Сторонники правительственного лагеря больше, чем когда-либо ранее придерживались германофильской ориентации. При этом они ловко использовали в своей пропаганде сложившуюся к началу войны международную обстановку. Как отмечалось выше, в первые месяцы войны развертывание военных действий на Балканах не являлось непосредственной целью фашистской Германии. Балканские страны и в первую очередь Болгария служили для нее базой снабжения продовольствием и сырьем. На первых порах Германия сосредоточивала свои усилия на форсировании экономической эксплуатации Болгарии. Определенную роль в сдерживании военной экспансии германского империализма на юго-востоке Европы играло также наличие советско-германского договора от 23 августа 1939 г. В то же время англо-французский империалистический блок, исходивший из того, что события войны разыграются, возможно,

 

 

301. Иван Багрянов — министр земледелия в последних двух кабинетах Георгия Кьосеиванова (с 14 ноября 1938 г. по 15 февраля 1940 г.) и в первом кабинете Богдана Филова (с 15 февраля 1940 г. по 4 февраля 1941 г.) Ярый демагог и авантюрист, носившийся с проектами «преобразований» сельского хозяйства, Багрянов пытался громкими обещаниями привлечь болгарских крестьян на сторону фашистской власти и создать последней массовую базу в деревне. Многочисленные законы и распоряжения, принимавшиеся с этой целью, являлись фактически продолжением прежней политики болгарской буржуазии, направленной на стимулирование капиталистических элементов в деревне и ограбление трудового крестьянства. Позже (с 1 июня по 2 сентября 1944 г.) Багрянов возглавлял предпоследнее правительство капиталистической Болгарии.

 

243

 

 

на Балканах и Ближнем Востоке, все более усиливал подготовку к превращению этих районов в свой потенциальный военный плацдарм. Угроза превращения Болгарии в плацдарм англо-французского блока облегчала для болгарских правящих кругов возможность, оставаясь на германофильских позициях, изображать себя сторонниками мира и нейтралитета, а также спекулировать на временном улучшении отношений с Советским Союзом.

 

Одним из результатов новой перегруппировки политических сил, вызванной в значительной мере внешнеполитическими моментами, а также усилением классовых противоречий в стране, явился отход буржуазной так называемой демократической оппозиции от складывавшегося накануне войны Народного фронта. Руководители этой оппозиции Н. Мушанов, А. Буров, В. Димов, Д. Гичев, К. Пастухов и др., которые и прежде своими постоянными колебаниями, половинчатостью, а порой и прямым саботажем всячески препятствовали развертыванию движения народного фронта и превращению его в подлинно всенародное массовое движение, теперь открыто порвали с ним. Являясь по существу проводниками политики англо-французского империалистического блока, они сосредоточили свои усилия на вовлечении Болгарии в войну на стороне Англии и Франции. Лидеры так называемых «демократических» партий не в меньшей степени, чем правящая клика были встревожены ростом влияния Рабочей партии, укреплением ее связей с широкими народными массами и особенно размахом возглавленного ею всенародного движения за заключение болгаро-советского договора. Об этом свидетельствует такой факт: 26 декабря 1940 г. в доме одного из руководителей правого крыла Земледельческого союза Вергила Димова состоялось совещание, на котором, кроме хозяина дома, присутствовали также Д. Гичев, КПастухов, Г. Василев, проф. П.Стоянов, С. Костурков. Чем же были озабочены эти деятели «демократической оппозиции» в момент, когда монархофашистская клика на всех парах вела страну в объятия гитлеровской Германии? Оказалось, что единственным вопросом повестки дня их сборища был вопрос о том, какие меры следует принять против «растущего коммунистического движения». При этом участники совещания

 

244

 

 

сетовали на то, что правительство якобы не принимает эффективных мер против усиливающейся (особенно в деревне) деятельности коммунистов [302].

 

Против империалистической агентуры обоих направлений выступили подлинно прогрессивные демократические силы страны, возглавляемые коммунистами. Новая обстановка, характеризовавшаяся наличием непосредственной опасности втягивания Болгарии в империалистическую войну, возросшей ролью и притягательной силой Советского Союза, а также ухудшением материального положения и активизацией борьбы трудящихся масс, потребовала внесения изменений в тактику Рабочей партии. Ее усилия были направлены на максимальную мобилизацию демократических сил и объединение их в единый фронт трудящихся для борьбы против войны, за дружбу с СССР, в защиту жизненных интересов трудового народа.

 

В условиях, когда руководители «демократических» партий своим саботажем единства действий и борьбы подлинно демократических сил, своими выступлениями против авангарда болгарского рабочего класса и антисоветской политикой по существу сомкнулись с монархофашистской реакцией, вопрос о создании народного фронта демократических сил страны вставал по-новому. Он мог быть создан не на общей платформе с верхами «демократических» партий, а вопреки им, на основе общей борьбы народных масс против реакции, угрозы национального порабощения и фашизма. «Только рабочий класс, — писал 1 мая 1940 г. Георгий Димитров, — ясно осознавший свои собственные интересы в нынешней войне, совпадающие с коренными интересами его народа, и ведущий свою независимую от буржуазии активную классовую политику, способен внушить веру в свои силы непролетарским трудящимся массам, увлечь их на путь решительной борьбы против виновников их бедствий и страданий» [303].

 

Результаты изменившейся расстановки политических сил проявились на выборах в Народное собрание в

 

 

302. Б. Боев. Опитът на БКП в обединяването на демократичннте силн на народа за победата на социалистическата революция. — «Известия на Висшата партийна школа „Станке Димитров" при ЦК на БКП», № 12, 1961, стр. 85.

 

303. Г. Димитров. Съчинения, т. 11, стр. 78.

 

245

 

 

начале 1940 года. Желая добиться еще более послушного и безропотного парламентского большинства, правящая монархо-фашистская клика досрочно, 24 октября 1939 г., после очередной реконструкции кабинета Кьосеиванова [304], распустила XXIV Народное собрание, в котором насчитывалось несколько десятков представителей оппозиции. Выборы в новое XXV Народное собрание были проведены по разным областям в разные сроки — с 24 декабря 1939 г. по 28 января 1940 г. Они проходили в обстановке типичного для фашистского режима полицейского террора, насилия и фальсификаций. Выдвижение кандидатур было обусловлено целым рядом трудновыполнимых условий. В восьми избирательных округах, где было зарегистрировано только по одному кандидату, правительство, игнорируя волю 264 тыс. избирателей, вообще объявило об избрании угодных ему депутатов без процедуры голосования [305]. Весьма частым явлением было неутверждение областными судами лиц, выставивших свои кандидатуры, но неугодных правительству, аресты, всевозможные избирательные махинации вплоть до задержания отдельных оппозиционных кандидатов в полиции на время раздачи избирательных бюллетеней. Совершенно очевидно, что в этих условиях

 

 

304. Правительственный кризис, продолжавшийся с 19 по 23 октября 1939 г., закончился образованием нового, седьмого по счету, кабинета Кьосеиванова. В него вошли четыре новых министра: В. Митаков (министр юстиции), Д. Василев (министр благоустройства), П. Габровский (министр железных дорог) и С. Загоров (министр торговли). Назначение этих откровенных сторонников гитлеровской Германии, а также сохранение в правительстве таких министров-германофилов старого кабинета, как Б. Филов, Д. Божилов, И. Багрянов, было гарантией того, что новое правительство с еще большим усердием будет придерживаться ориентации на гитлеровскую Германию.

 

305. Впрочем, такой метод «избрания» правительственных кандидатов практиковался в монархо-фашистской Болгарии не впервые. Незадолго до этого он был применен на состоявшихся в конце апреля 1939 г. дополнительных выборах общинных советников в Плевенской и Пловдивской околиях. По сведениям министерства внутренних дел, в Пловдивской околии следовало произвести выборы в 553 районах. В 329 районах кандидаты были провозглашены властью избранными без голосования, так как там в условиях террора был выдвинут только правительственный кандидат. Во всей Златоградской околии выборы также не были произведены, а прямо провозглашались избранными правительственные кандидаты («Утро», 27.IV 1939).

 

246

 

 

результаты выборов не могли отразить истинную волю и настроение избирателей. Тем не менее некоторые итоги выборов были весьма симптоматичными.

 

Прежде всего выявилась полная несостоятельность буржуазной оппозиции. Сторонники бывшей «пятерки» и других группировок буржуазной оппозиции, лидеры которых пытались объединиться на базе общей ориентации на Францию и Англию, против СССР, потерпели сокрушительное поражение.

 

Сторонники Земледельческого союза и социал-демократической партии фактически разделились на три течения. В то время как основная масса их приверженцев встала под знамя единого фронта, возглавляемого Рабочей партией, другая часть, обманутая демагогией Багрянова, примкнула к правительственному лагерю, а третья, во главе с Вергилом Димовым и Крыстю Пастуховым [306], присоединилась к буржуазной оппозиции и разделила ее участь. Фактически избирательная борьба велась между двумя основными силами: буржуазией, которая в своем большинстве сгруппировалась вокруг правительства Кьосеиванова, и единым фронтом труда во главе с Рабочей партией.

 

Весьма примечательной особенностью выборов 1940 г. было то, что по одному из главных вопросов — отношению к Советскому Союзу — основная часть политических группировок болгарской буржуазии была вынуждена из демагогических соображений подлаживаться под настроение народа. Многие правительственные кандидаты, помимо социальной демагогии, учитывая существующую конъюнктуру, спекулировали на том, что изображали себя сторонниками нейтралитета и дружественных отношений с СССР. Так, например, правительственный кандидат в Луковите Петр Думанов демагогически восклицал: «Что касается внешней политики, она может быть только одной: мир и нейтралитет, но нейтралитет, опирающийся на Советский Союз и под его покровительством. Государственный деятель, который ныне выступает против этой политики, заслуживает быть повешенным на первом же телеграфном столбе.

 

 

306. Крыстю Пастухов, пытавшийся выступать с антисоветскими речами, встретил решительный отпор со стороны избирателей и был вынужден снять свою кандидатуру. Вергил Димов, баллотировавшийся в Поповской околии, потерпел провал и не был избран.

 

247

 

 

Смерть английскому и французскому империализму, поджигателю новой мировой войны!» [307] Правительственный кандидат в 7-ой софийской избирательной коллегии Стефан Георгиев Михайлов в первом пункте своей избирательной афиши писал: «За мир, полный нейтралитет, дружеские и сердечные связи со всеми близкими и далекими странами, особенно с братской Советской Россией». При этом, для вящей убедительности, Михайлов рекламировал себя «столичным адвокатом, членом болгаро-советского общества». Правительственный кандидат во 2-ой софийской коллегии Иван Кулов в своем предвыборном воззвании также ратовал «за мир и прочные связи с государством нашего великого братского русского народа». Под «друзей» Советского Союза маскировались Григор Василев, Георгий Марков, Рашко Маджаров и многие другие буржуазные, в том числе и правительственные кандидаты. Наряду с прочими министрами в разгар избирательной кампании в агитационное турне по стране был направлен и только-что вернувшийся из Москвы министр финансов Божилов, на выступления которого среди населения после успешного заключения торгового договора с СССР правительство возлагало большие надежды [308].

 

В итоге выборов, благодаря беззастенчивой демагогии, полицейскому террору и мошенничеству, правительственным кандидатам удалось получить 58% голосов (140 мандатов). Несмотря на всевозможные ухищрения и репрессии, которые в первую очередь были направлены против коммунистов, трудовая оппозиция (единый фронт труда) завоевала 28% голосов (за нее голосовало около 600 тыс. избирателей) и 16 депутатских мандатов. Стремясь нанести поражение реакции и обеспечить единство действий демократических сил, Рабочая партия оказала на выборах поддержку тем буржуазно-демократическим кандидатам, которые выступали за демократические свободы, сохранение и обеспечение мира, нейтралитет и национальную независимость страны. Так, благодаря единому фронту труда, в парламент прошел известный болгарский политический деятель Петко Стайнов. Англофилам удалось провести в Народное

 

 

307. Цит. по: «Работническо дело», 1940, № 3.

 

308. АВП СССР, ф. 74, оп. 20, д. 5, п. 10, лл. 60—62.

 

248

 

 

собрание, да и то с большим трудом, лишь одного своего кандидата — Николу Мушанова. Сторонники Цанкова получили два мандата. В общей сложности буржуазная оппозиция (бывшая «пятерка», сторонники В. Димова, правое большинство сторонников политической группы «Звено», цанковисты и др.) получила 14% голосов [309].

 

В новом составе Народного собрания правительству фашистской диктатуры удалось обеспечить себе количественно более значительное большинство, чем в предшествовавшем парламенте, и несколько укрепить свои позиции за счет буржуазной оппозиции. Но правительственное большинство не было однородным и единым. Газета «Работническо дело», анализируя итоги выборов, подчеркивала, что вряд ли можно считать укрепление позиций фашизма в парламенте прочным. «Разногласия и противоречия в буржуазном лагере не преодолены, а лишь перенесены во внутрь правительственного большинства» [310].

 

Уже с самого начала в среде этого большинства наметился целый ряд соперничавших друг с другом группировок, которые отражали интересы различных слоев буржуазии и боролись за получение наибольших выгод, связанных с нахождением у власти. Главными из них на первых порах были соперничающие группировки Кьосеиванова — Недева и Багрянова, между которыми шла борьба еще в ходе избирательной кампании. В то время как группа Кьосеиванова рассчитывала в этой борьбе прежде всего на послушный ей доселе правительственный аппарат, Багрянов использовал безудержную и беспринципную демагогию, выступая с особенно острыми нападками на экономическую политику Кьосеиванова и всячески заигрывая с зажиточными слоями деревни. В Народном собрании имелись также и другие

 

 

309. Характерно, что все три депутата буржуазной оппозиции (Мушанов, Цанков и Кожухаров) были избраны в буржуазных кварталах Софии. Трудящиеся столицы избрали в Народное собрание своих истинных представителей — Димитра Захариева, Любена Дюгмеджиева, Петра Митева, а также Николу Сакарова. Все правительственные кандидаты, выставленные в Софии, провалились. Здесь за трудовую оппозицию было подано 32% голосов. В Пловдиве за нее голосовало 12 000 чел., а за правительство — 9300, в Варне — соответственно 11360 и 6 тыс. «Работническо дело», 1940, № 3.

 

310. «Работническо дело», 1940, № 3.

 

249

 

 

реакционные группировки, основными из которых были группировка правительственных депутатов во главе с Калфовым и группа «Молодая Болгария», в состав которой входили ярые фашисты — Никола Минков, Атанас Попов, Иван Батембергски, Стефан Клечков и др.

 

На первых же заседаниях вновь избранного парламента внутри правительственного большинства начались трения. Это проявилось, в частности, во время обсуждения проекта ответа на тронную речь царя и при выборах бюро Народного собрания. Например, против правительственного кандидата на пост председателя Собрания Николы Логофетова наряду с оппозицией голосовали 19 правительственных депутатов, и он собрал лишь 121 голос.

 

Борьба внутри правительственного лагеря явилась одной из причин смены кабинета министров. 15 февраля 1940 г. под предлогом «плохого состояния здоровья» премьер-министр Кьосеиванов был освобожден от занимаемой должности. В тот же день было сформировано новое правительство во главе с министром просвещения прежнего кабинета Богданом Филовым. Смена правительства не привела к существенным изменениям в составе Совета Министров. Из него вышли только двое: сам Кьосеиванов и ген. Недев. Их заменили Иван Попов, возглавивший министерство иностранных дел, и Иван Горанов, занявший пост министра путей сообщения. Бывший министр путей сообщения Петр Габровский получил портфель министра внутренних дел. Багрянов, который сохранил за собой пост министра земледелия, продолжал и в новом кабинете играть в «оппозицию», пытаясь нажить на этом политический капитал и добиться поста премьер-министра. Однако в конце концов его неприкрытая демагогия и политический авантюризм привели его к отставке (4 февраля 1941 г.) [311].

 

 

311. 31 января 1941 г. Багрянов произнес в Народном собрании многочасовую речь, которая содержала полное осуждение экономической политики правительства. («Стенографски дневници на XXV Обикновено народно събрание». II редовна сесия, кн. 4, стр. 1290 — 1298; см. также дневник Филова, запись от 31 января 1941 г. — ЦДИА, ф. 456, оп. 1, д. 4, л. 69). Багрянов надеялся вызвать правительственный кризис и добиться портфеля премьер-министра. Однако он не рассчитал свои силы. Когда выяснилось, что он может получить поддержку лишь нескольких десятков депутатов (по некоторым сведениям, не более 40), а его немецкие друзья не окажут ему необходимого содействия, вызванный им переполох в правительственных кругах закончился тем, что ему самому предложили, подать в отставку. («Стенографски дневници на XXV Обикновено народно събрание». II редовна сесия, кн. 4, стр. 1346). Министром земледелия (15 февраля) был назначен Димитр Кушев.

 

250

 

 

Уход Кьосеиванова с поста премьер-министра был продиктован не только соображениями внутриполитического характера. Его имя связывалось с рядом внешнеполитических актов, которые не вязались с открытым переходом страны в блок фашистских держав. Нужна была новая личность, и она была найдена в лице ярого сторонника гитлеровской Германии Филова.

 

Некоторое время спустя гитлеровская газета «Kölnische Zeitung» давала следующую характеристику членам кабинета Филова: «Почти все министры имеют связи с Германией. Большинство из них училось в Германии, как например, министр иностранных дел Попов, министры Василев, Горанов, Загоров и Кушев, который женат на немке. Остальные министры — Божилов, Габровский и Даскалов — хорошо говорят по-немецки» [312].

 

Хотя правительство Филова выступило с заверениями, что оно намерено «и впредь проводить политику мира, нейтралитета и внутреннего спокойствия», уже первые месяцы его деятельности в экономической, политической и идеологической областях самым недвусмысленным образом показали всю лживость и лицемерие этих заверений. Такие мероприятия, как проведение через Народное собрание упоминавшихся выше законов о чрезвычайных расходах по «обеспечению безопасности страны», о гражданской мобилизации и др., фактически предоставляли правительству чрезвычайные полномочия в области экономики. В декабре 1940 г., вопреки многочисленным протестам широких кругов общественности страны и особенно демократической молодежи [313], был принят «закон об организации болгарской

 

 

312. «Kölnische Zeitung», 7.III 1942.

 

313. Так, например, в письме 69 представителей рабочей, крестьянской и учащейся молодежи, направленном в конце мая 1940 г. в адрес Народного собрания, говорилось: «Мы не хотим такой организации. Мы хотим иметь свободную организацию с выборным руководством, в духе и традициях нашего народа, которая защитит наши политические, экономические и национальные интересы. Господа депутаты! Мы обращаемся к вам с призывом не голосовать за этот законопроект, направленный против наших интересов и свободы. Уничтожьте цензуру, закон о контроле над организациями, закон об ограничении преступности, закон о защите государства, которые представляют черную страницу в нашей истории. Восстановите Тырновскую конституцию» (ЦДИА, ф. 173, оп. 6, д. 1075, л. 383).

 

251

 

 

молодежи». Согласно этому закону, болгарская Молодежь в возрасте от 10 до 21 года (а студенты и другие учащиеся — до 30 лет) насильственно включалась во вновь создаваемую организацию фашистского типа под наименованием «Бранник» [314].

 

Тогда же правительственным большинством Народного собрания был одобрен продиктованный гитлеровцами антисемитский «Закон о защите нации», по которому евреи были объявлены неравноправными гражданами и подвергнуты ряду унизительных ограничений. Во время обсуждения в Народном собрании этого законопроекта фашистская печать и администрация подняли черносотенную кампанию против немногочисленного в Болгарии еврейского населения, стремясь отвлечь внимание народа от животрепещущих вопросов внутренней и внешней политики страны. Иначе отнеслись к этому законопроекту широкие массы болгарского народа. Выражая их мнение, газета «Работническо дело» писала: «Чуждые искусственно разжигаемому некоторыми кругами антисемитизму, широкие массы болгарского трудового народа встречают этот позорный законопроект с возмущением. В лице еврейских рабочих и трудящихся они видят братьев по участи, так же, как и они, изнемогающих от нищеты и бесправия. Если речь идет о борьбе против спекуляции и эксплуатации, то ее надо вести против всех спекулянтов и эксплуататоров, а не только против еврейских. Новый законопроект... является плодом политического раболепия перед фашистскими и нацистскими мракобесами и реакционерами. На каком основании мы будем возмущаться угнетением болгарского национального меньшинства (за пределами Болгарии. — Л. В.), если мы сами ставим вне закона болгарских граждан еврейского происхождения? Под предлогом „защиты нации" новый законопроект в сущности подготавливает новые цепи для народных масс не только европейского, но и болгарского происхождения» [315].

 

 

314. «Стенографски дневници на XXV Обикновено народно събрание». II редовна сесия, кн. 3, стр. 988—994.

 

315. «Работническо дело», 1940, № 12.

 

252

 

 

Выступая 20 декабря 1940 г. в Народном собрании, депутат Тодор Поляков охарактеризовал «Закон о защите нации» как антисоциальный, античеловеческий, антиморальный закон, решительно отвергаемый болгарским народом. С энергичным протестом против черносотенного законопроекта выступила широкая демократическая общественность страны. В октябре 1940 г. в правительственные инстанции с письмами протеста против антисемитского законопроекта обратились Союз болгарских адвокатов, Болгарский союз врачей, большая группа болгарских писателей, в числе которых были Тодор Влайков, Елин Пелин, Людмил Стоянов, Елисавета Багряна, Младен Исаев и др. [316]

 

Болгарский народ с возмущением реагировал на попрание правящими кругами элементарных гражданских прав и свобод,. решительно отвергая внутреннюю политику фашистского правительства. Но особенно острая борьба развернулась в стране по вопросу заключения советско-болгарского договора о дружбе и взаимной помощи.

 

Широкие массы болгарского народа ясно сознавали, что сохранение мира и нейтралитета страны имеет для них решающее значение и является важнейшим вопросом, которому подчинены все другие вопросы. Они понимали, что в условиях бушевавшей империалистической войны и непосредственной опасности вовлечения в нее Болгарии единственным реальным путем. сохранения мира и нейтралитета являлась опора на Советский Союз — великую социалистическую державу, надежный» оплот мира и безопасности во всем мире. Поэтому борьба за заключение договора о дружбе и взаимной помощи, с которым трудящиеся массы неразрывно связывали перспективы в борьбе за мир, демократические свободы и улучшение своего материального положения, еще с осени 1939 г. стала приобретать роль первостепенного фактора в политической, жизни страны. С начала войны не было ни одного более или менее крупного события в общественно-политической жизни Болгарии, которое бы так или иначе не переплеталось и не связывалось с этим кардинальным вопросом внешней политики Болгарии.

 

 

316. Полные тексты этих писем см.: «Евреи загинали в антифашистката борба». София, 1958, стр. 357—362.

 

253

 

 

Выступая против капиталистической эксплуатации, ограбления и гнета, борясь за повышение своего жизненного уровня, рабочие и крестьяне требовали установления дружественных отношений и союза с СССР. Улучшение отношений с Советским Союзом являлось важнейшим требованием избирательной платформы демократических сил на выборах в Народное собрание. Под лозунгом дружбы с СССР развернулась в 1940 г. массовая кампания по созданию болгаро-советских обществ.

 

Во главе народного движения за дружбу и союз с СССР с самого начала встала Рабочая партия. Под ее руководством это движение ширилось, в него вовлекались все новые и новые слои болгарского народа, оно приобретало ярко выраженный антимилитаристский и антифашистский характер и постепенно стало занимать центральное место в общественной жизни страны.

 

2 июля 1940 г. корреспондент ТАСС сообщал из Софии, что движение за заключение пакта с СССР приобретает самые разнообразные формы. София буквально наводнена лозунгами с требованием пакта. Эти призывы распространяются в форме листовок, на темных стенах домов пишутся мелом, на светлых — углем. Авторы умудряются почти ежедневно обновлять свои лозунги на стенах министерства внутренних дел. Только за одну неделю шесть рабочих делегаций от различных кварталов Софии, численностью по 40—60 человек каждая, ходили к кмету (мэру), в Народное собрание и к министрам. Главное их требование — заключение пакта о взаимопомощи с СССР.

 

В обращении 150 софийских граждан к премьер-министру Филову, который отказался принять их делегацию, говорилось: «По общему признанию, единственной страной, могущей сохранить наш нейтралитет и независимость, является СССР, страна, которая как своей экономической, политической и военной мощью, так и по своим историческим, культурным, языковым и бытовым связям близка к нам, болгарам. Только благодаря одному пакту о дружбе и взаимопомощи с Советским Союзом .наша страна может остаться нейтральной, может сохранить свою независимость и свободу. Это видят все болгарские граждане и гражданки, это понимают все сознательные болгары. Гласно и негласно, по видимым

 

254

 

 

и невидимым путям, пропаганда воюющих империалистических держав подрывает позиции сохранения нашего нейтралитета. Делаются громадные усилия для вовлечения нас в войну. В эти тяжелые дни, при этом исключительном для нашей страны положении, право и долг болгарской общественности обратить внимание правительства, что нужно принять немедленно особые меры для обеспечения мира в Болгарии, нейтралитета ее и обеспечения ее независимости. Из этого следует, что необходимо немедленно сделать все возможное для заключения пакта о дружбе и взаимопомощи с СССР...» [317]. Высшей точки подъема это всенародное движение достигло после того, как 25 ноября 1940 г. прибывший в Софию генеральный секретарь Наркоминдела СССР А. А. Соболев вторично передал официальное предложение Советского правительства болгарскому правительству заключить пакт о дружбе и взаимной помощи.

 

Как известно, стоявшая у власти монархо-фашистская клика, вопреки жизненным интересам болгарского народа, отвергла предложение Советского правительства, попытавшись при этом скрыть его от народных, масс. Рабочая партия разоблачила реакционные маневры монархо-фашистского правительства и довела до сведения болгарского народа содержание советского предложения.

 

Кампания за заключение болгаро-советского договора с конца 1940 — начала 1941 г. приняла значение подлинно народного плебисцита. Лозунг болгаро-советского пакта превратился в политическую платформу антифашистского единства действий. Движение за пакт, получившее в народе наименование «соболевского движения», фактически сыграло роль широкого антифашистского фронта. «В стороне от этого движения, — говорил впоследствии Георгий Димитров, — остались только открыто капиталистические и реакционные элементы двух лагерей: германофильского и англофильского, которых объединяла их общая ненависть к Советскому Союзу и большевизму» [318].

 

Болгарский народ воспринял идею пакта как свое кровное дело. Он выдвинул из своей среды тысячи

 

 

317. АВП СССР, ф. 674, оп. 25, д. 127, п. 108, л. 106, 107.

 

318. Г. Димитров. Съчинения, т. 14, стр. 262.

 

255

 

 

агитаторов, которые обеспечили предложению Советского правительства широкую гласность. Пренебрегая опасностью полицейских преследований, люди открыто подписывались под петициями, указывая не только фамилию, имя и отчество, но зачастую даже свои адреса. Корреспонденты газеты «Работническо дело» сообщали из Пловдива: «Оживление большее, чем в период забастовки; предложение зачитано повсюду, и рабочие всех отраслей промышленности приняли резолюции; собраны тысячи подписей». Сообщение из Хаскова: «Небывалый подъем. Тексты с предложением разносятся по инициативе самих масс, и собираются подписи» [319]. Из Пазарджика, где советское предложение было зачитано на всех фабриках и в мастерских, в правительственные инстанции было направлено 160 резолюций с десятками и сотнями подписей. Из Ямбола сообщали, что предложение о пакте вызвало энтузиазм среди гражданского населения и чинов воинских частей. Участники собрания варненских металлистов встретили сообщение о предложении Советского правительства воодушевленными возгласами «Ура!». Под петицией варненских портовых рабочих было поставлено 700 подписей [320]. В Габрово за два дня было собрано три тысячи подписей, в Тырговиште — 1300, в Трояне — 1600 [321].

 

Не меньшее воодушевление предложение о подписании советско-болгарского пакта вызвало в болгарской деревне. Типичным было содержание петиции, под которой подписался 321 житель села Неделско Ямболской околии: «Мы с большой радостью узнали о предложении Советского Союза нашему правительству заключить пакт о взаимной помощи. Требуем скорейшего принятия протянутой руки СССР и заключения пакта. Только опершись на братский нам народ, на могущественный СССР, мы сможем сохранить нашу независимость в обстановке нынешнего мирового пожара и сумеем самым надежным путем осуществить наши национальные идеалы.

 

 

319. «Работническо дело», 1940, № 16.

 

320. Д. Коджейков, X. Христов, К. Ламбрев, А. Георгиев. Организации и борби на транспортните работници в България 1878—1944. София, 1962, стр. 310.

 

321. «Работническо дело», 1940, № 16; «Работническото и комунистическото движение в Плевен и Плевенски окръг. Историческа библиография», т. II, 1923—1944. Плевен, 1959, стр. 557.

 

256

 

 

Такова наша воля. Да здравствует наш союз с Советским Союзом!» [322].

 

Во многих селах под петициями, одобряющими пакт, подписывались поголовно все жители, за исключением кметов и других официальных лиц. Так было, например, в селе Цалапица Пловдивской околии, в селах Горно-Левски, Церово, Сараньово Пазарджикской околии и сотнях других сел. В Тырговищенской и ряде других околий не было села, которое не направило бы резолюции с сотнями подписей [323]. В эту всенародную кампанию включались болгаро-советские общества, народные читальни, сельскохозяйственные задруги, спортивные и другие массовые организации [324]. С требованием союза

 

 

322. ЦДИА, ф. 176, оп. 6, д. 1077, л. 384.

 

323. В болгарских архивах хранятся оригиналы многих тысяч таких документов; см., например, ЦДИА, ф. 176, оп. 6, д. 1077, лл. 301, 356, 358, 359, 361, 372, 373, 380, 401, 404 и др. Окръжен държавен архив — Плевен, ф. 62, оп. 1, д. 13, л. 1; д. 29, лл. 45—47; д. 64, л. 120; д. 231, лл. 2, 3. Окръжен държавен архив — Благоевград, ф. 62, оп. 1, д. 20, л. 87; д. 81, л. 2. Окръжен държавен архив — Пловдив, ф. 57 (необраб.), п. 43 и др.

 

324. Вот один из многочисленных примеров. В резолюции состоявшегося 16 февраля 1941 г. общего отчетно-выборного собрания членов кредитного кооператива «Согласие» в селе Ловнидол Севлиевской околии выдвигались следующие требования:

 

«1) Сохранение Болгарии вне пожара мировой войны.

 

2) Сотрудничество и мир с соседними народами, включительно и с Советской Россией.

 

3) Безусловное запрещение вторжения иностранных войск в пределы нашей Родины, которое представляло бы угрозу для мира и благоденствия нашего народа.

 

4) Заключение пакта о ненападении и взаимной помощи с Советской Россией, являющейся невоюющей страной.

 

5) Преисполненные любовью к нашей дорогой Родине, мы не хотим больше национальных катастроф, смерти, разорения, голода и других несчастий, ведущих страну к явной гибели.

 

Да здравствует мир между народами!»

 

Собрание решило направить текст резолюции в правительственные инстанции. (Протокольная книга с текстом резолюции хранится в с. Ловнидол. Фотокопия — в Окружном народном музее Габрово.) В декабре 1940 г. областной полицейский начальник Старозагорской области в донесении Дирекции полиции сообщал, что во всех селах области кооперативы и народные читальни «являются коммунистическими очагами» и принимают самое активное участие в распространении писем с требованием заключения болгаро-советского договора (Окръжен държавен архив — Стара Загора, ф. 88 к, д. 708, л. 2).

 

257

 

 

с СССР выступили солдаты ряда подразделений болгарской армии [325].

 

На активную борьбу за принятие советского предложения поднялись тысячи представителей демократических слоев населения, направлявшие в правительственные инстанции многочисленные петиции, телеграммы и письма с требованием заключить договор. Только в адрес Народного собрания и Совета министров в декабре 1940 г. было направлено 200 тыс. писем, телеграмм и резолюций, а в январе и феврале 1941 г. — 140 тыс. Всего было направлено 340 тыс. документов протеста, под которыми подписалось 1,5 млн. человек [326].

 

Однако правящие монархо-фашистские круги, уже окончательно решившие привязать страну к колеснице гитлеровской Германии, не намерены были считаться с волей подавляющего большинства болгарского народа. С преступным пренебрежением они отмахивались от поступавших со всех концов страны тысяч и тысяч телеграмм и писем. 4 декабря 1940 г., получив очередную кипу телеграмм, председатель Народного собрания фашист Логофетов наложил на одну из них следующую резолюцию: «Все в архив! У правительства есть установившаяся внешняя политика и не таковы пути определения и изменения нашей политики» 480. На другой телеграмме, подписанной от имени 600 рабочих табачного склада в Красно Село (пригород Софии) работницей Славкой Кировой, тот же Логофетов три дня спустя сделал издевательскую надпись: «В архив! Не тебе, Славка, определять внешнюю политику Болгарии. Занимайся своей работой, а то потеряешь ее» [328].

 

Так же отнеслись к этому народному движению и другие представители правящих кругов. Так, министр иностранных дел Попов, обращаясь к депутатам фашистского парламента, заявил: «Улица не должна оказывать на нас влияние. В этом отношении как вы, так и правительство, решило следовать своим путем, не обращая

 

 

325. Ф. Христов. За работата на партията в армията против вмъкването на България във втората световна война (1938—1941). — «Военно-исторически сборник», 1958, № 1, стр. 24—26.

 

326. И. Бочев. Указ. соч., стр. 52, 53.

 

327. ЦДИА, ф. 173, он. 6, д. 1077, л. 299.

 

328. Там же, л. 345.

 

258

 

 

внимания на шум улицы» [329]. Вторя Попову, реакционер Сотир Янев заявлял, будто кампания за принятие советского предложения «наносит удар внутреннему единству болгарского народа» и представляет собой попытку диктовать внешнюю политику страны «с улицы». Отвечая ему и другим противникам договора, газета «Работническо дело», указывая, что в пользу болгаро-советского договора высказалось почти 90% болгарских граждан, писала: «Не „улица", г-н социалист Сотир Янев, а болгарский народ — рабочие, крестьяне, ремесленники, интеллигенция — все честные и любящие свою родину болгары, в том числе и посланные на границу сыны народа в солдатских мундирах, высказались за советское предложение. И удар по народному единству наносят не широкие народные массы, которые не могут не интересоваться своей судьбой и судьбой своей родной страны, а жалкая группка реакционных элементов, пытающаяся, опираясь на власть, противопоставить себя общенародной воле» [330]. Далее газета подчеркивала, что именно те, кто плачет, будто мир и независимость страны якобы страдают в результате заключения пакта о дружбе и взаимной помощи с нейтральным и невоюющим Советским Союзом, готовы открыть границу Болгарии для войск воюющих империалистических держав. Очевидно, заключало «Работническо дело», мир и независимость Болгарии для этих господ — только маска. Истинная причина их отрицательного отношения к советскому предложению — в страхе, как бы сближение с СССР не отразилось неблагоприятно на существующем режиме и как бы это не помешало продолжению и в будущем свободной и беспрепятственной эксплуатации и ограблению болгарского народа [331].

 

Встревоженные народным движением, все энергичнее требовавшим подписания болгаро-советского пакта, правящие круги Болгарии начали широкую кампанию преследований и арестов патриотов, изъятие и уничтожение петиций и т. д. В числе первых 12 декабря 1940 г. был

 

 

329. «Стенографски дневници на XXV Обикновено народно събрание». II редовна сесия, кн. 3, стр. 980.

 

330. «Работническо дело», 1940, № 15.

 

331. Там же.

 

259

 

 

арестован замечательный революционный поэт Никола Вапцаров, возглавлявший движение по сбору подписей в районе г. Разлог. При обыске, помимо петиций с собранными подписями, у Вапцарова были изъяты два его стихотворения — «Сельская хроника» и «Бунт на юге», в которых были выражены настроения болгарского народа в эти знаменательные дни [332]. Повсюду в городах и селах участились массовые репрессии против участников сбора подписей и других патриотов.

 

В феврале 1941 г. в селах Плевенской, Тырновской, Еленской, Севлиевской, Ловечской и ряда других околий были произведены массовые аресты и высылка участников сбора подписей. Все члены правления кооператива в с. Ловнидол, высказавшиеся за пакт, были исключены из кооператива и высланы [333]. Только за один день 3 декабря 1940 г. в IV-м полицейском участке Софии было задержано 244 участника кампании в пользу заключения пакта — рабочих, студентов, ремесленников и лиц других профессий [334]. Административные и полицейские органы направили на места ряд циркуляров о борьбе с участниками «соболевской кампании». Специальным постановлением правительства начальники почтовых отделений обязывались задерживать «сомнительные» почтовые отправления, могущие содержать «зловредную пропаганду, направленную на понижение духа населения и армии», и незамедлительно сообщать об этом полицейским властям. Последние получили право в любое время и без предварительного разрешения проверять письма и посылки, конфисковывать и уничтожать те из них, которые кажутся подозрительными [335]. Дирекция по организации и контролю над профессиями 18 декабря 1940 г. разослала своим областным инспекторам и руководящим органам «казенных» профсоюзов директиву, требовавшую исключать из профсоюзов рабочих, «имевших неблагоразумие» подписываться под петициями в пользу пакта и тем самым ««вносивших бациллу политического разъединения и разногласия в

 

 

332. Окръжен държавен архив — Благоевград, ф. 1, оп. 1, д. 24, л. 33.

 

333. Окръжен държавен архив — Плевен, ф. 62, оп. 1, д. 29, л. 15.

 

334. ЦДИА, ф. 370, оп. 1, д. 774, лл. 2—12.

 

335. ЦДИА, ф. 284, оп. 1, д. 7592, л. 7. Протокол № 31 заседания Совета министров от 22 февраля 1941 г.

 

260

 

 

организаций» [336]. Полицейские органы рассылали кметам и заведующим полицейскими участками на местах циркуляры с требованием сопоставления списков распространителей петиций для их ареста и высылки [337]. Принимались срочные меры с целью воспрепятствовать выезду в Софию депутаций с мест [338].

 

Однако все эти репрессивные меры не сломили волю болгарского народа. Движение за заключение советско-болгарского договора, с огромной силой выразившее его сокровенные стремления, ознаменовало собой новый, более высокий этап борьбы масс против реакции и фашизма. Главной движущей силой в этой борьбе явился самый передовой класс болгарского общества — пролетариат. Под руководством коммунистов это движение переросло рамки борьбы только за непосредственные интересы трудящихся и приобрело общенациональное политическое значение. Монархо-фашистское правительство оказалось изолированным от народа по всем крупным вопросам внутренней и внешней политики.

 

Борьба против вовлечения Болгарии в империалистическую войну, против антинациональной политики монархо-фашистского правительства находилась в центре внимания состоявшегося в январе 1941 г. в Софии VII пленума ЦК БРП. Пленум поставил перед партией следующие задачи: «Решительная борьба против вовлечения Болгарии в империалистическую войну... Неустанная, систематическая политическая борьба за заключение договора о дружбе и взаимопомощи с СССР; широкая разъяснительная работа с целью привлечения всех слоев болгарского народа на сторону болгаро-советского договора, как единственного средства избежать войну; разоблачение клеветнической кампании правительства и других противников договора, отрыв от них масс, введенных ими в заблуждение, и изоляция злостных противников договора, создание широкого, в полном смысле слова, народного фронта вокруг болгаро-советского

 

 

336. Централен държавен архив на Народна република България, ф. 4, оп. 1, д. 187, л. 124.

 

337. Окръжен държавен архив — Стара Загора, фонд обл. полицейск. управление (необраб.).

 

338. Окръжен държавен архив — Благоевград, ф. 62, оп. 1, д. 81, л. 5.

 

261

 

 

договора» [339]. Одобрив проводившуюся политическую линию партии, пленум принял решение: партия и в дальнейшем во всей своей деятельности должна руководствоваться «...коренными интересами болгарского народа, совпадающими с интересами и борьбой международного пролетариата и трудящихся за мир и братское сотрудничество между народами, а также с внешней политикой Советского Союза в защиту малых народов, мира и социализма» [340].

 

Решения VII пленума ЦК сыграли большую роль в мобилизации партийных рядов и усилении борьбы демократических сил страны против нараставшей с каждым днем опасности гитлеровской оккупации, за дружбу и союз с СССР. В этой борьбе на сторону рабочего класса привлекались все более широкие слои трудящихся, которые проникались доверием к его целям, сближались с его политикой. И когда 1 марта 1941 г., пренебрегая волей подавляющего большинства болгарского народа, правительство Филова открыто вступило в союз с гитлеровской Германией и впустило немецко-фашистские полчища на болгарскую территорию, партия во всеоружии встретила новый этап борьбы. Она возглавила массовое антифашистское движение, которое вскоре, после вероломного нападения фашистской Германии на Советский Союз, превратилось во всенародную вооруженную освободительную борьбу против немецко-фашистских оккупантов и их болгарских приспешников.

[Previous] [Next]

[Back to Index]