Раздел III. ФОРМИРОВАНИЕ ОБЩЕНАЦИОНАЛЬНЫХ НОРМ РУССКОГО ЛИТЕРАТУРНОГО ЯЗЫКА
Глава третья. ЛОМОНОСОВСКИЙ ПЕРИОД В ИСТОРИИ РУССКОГО ЛИТЕРАТУРНОГО ЯЗЫКА
§ 2. Стилистическая теория М. В. Ломоносова, сформулированная в его «Российской грамматике» 178
§ 3. Роль М. В. Ломоносова в развитии научного стиля и русской научной терминологии 182
Развитие русского литературного языка в середине и второй половине XVIII в. тесно связано с деятельностью гениального русского писателя и ученого Михаила Васильевича Ломоносова, великого реформатора русского литературного языка, создателя первой научной грамматики русского языка. М. В. Ломоносов с глубоким проникновением прозрел потребности своего времени и основные проблемы развития русского литературного языка. С его именем связана плодотворная, исторически необходимая и очень сложная работа, направленная на теоретическое обоснование новой системы стилей, на устранение противоречий и стилистической пестроты в языке литературы, на создание единых литературных норм, на упорядочение и дальнейшее развитие русского литературного языка. «Великий ученый заложил основы русского литературного языка» (20, стр. 3). Ломоносов был одним из основоположников русского языкознания, науки о русском языке, сравнительно-исторического языкознания, одним из создателей русской научной терминологии. Он знаменует собой начало нового этапа в развитии русской культуры.
§ 1. СТИЛИСТИЧЕСКАЯ ТЕОРИЯ ЛОМОНОСОВА, СФОРМУЛИРОВАННАЯ В ЕГО РАБОТЕ «ПРЕДИСЛОВИЕ О ПОЛЬЗЕ КНИГ ЦЕРКОВНЫХ В РОССИЙСКОМ ЯЗЫКЕ»
Разрушение грани между старыми типами русского литературного языка, основанных главным образом на противопоставлении и разграничении двух стихий литературного языка (книжно-славянской и русской народно-разговорной), привело к резким колебаниям в формах и конструкциях, в словоупотреблении и лексико-фразеологическом составе литературного языка.
Созревала острая общественная необходимость в устранении основных противоречий, которые характеризовали язык Петровского времени,
170
в нормализации и упорядочении русского литературного языка. Нормализация литературного языка в этот период заключалась в разрешении нескольких основных вопросов: а) о характере основы русского литературного языка (народно-русской или книжно-славянской); б) о роли и месте народно-разговорной стихии, с одной стороны, п книжно-славянской стихии, с другой, в системе русского литературного языка; в) о границах использования заимствованных, просторечных и диалектных элементов; г) об организованности и общественной осознанности системы языковых средств и вообще новой системы стилей.
С тонким художественным чутьем и поразительным даром научного обобщения Ломоносов вскрыл основные тенденции русского литературно-языкового развития и существо тех процессов в истории русского литературного языка XVII — первой половины XVIII в., которые привели к формированию стилей.
Гениальный русский филолог определил закономерности в образовании новой стилистической системы русского литературного языка, систематизировав фонетические, грамматические и лексико-фразеологические различия между стилями (13, стр. 59). Его стилистическая теория дала ответ на основные вопросы языкового развития того времени.
Стилистическая теория Ломоносова была сформулирована в наиболее концентрированном и законченном виде в его работе «Предисловие о пользе книг церковных в российском языке» (1758).
Ломоносов установил существование трех «родов глаголания» (трех стилей), которые начали определяться уже со второй половины XVI в. и особенно в XVII в. Процесс их разграничения «сопровождался формированием общего структурного ядра русского литературного языка на народной великорусской речевой основе» (10, стр. 214) и был результатом развития синонимических соответствий между двумя основными типами литературного языка (книжно-славянского и народно-литературного вместе с деловым типом). Сложные процессы образования синонимического параллелизма (на фонетическом, грамматическом и лексическом уровнях) между системами этих типов литературного языка были связаны с осознанием и выделением общего или нейтрального литературного языкового фонда, который получил название посредственного или среднего стиля («рода глаголаний»), В азбуковниках и словарях XVI—XVII вв. соответствия двух, а иногда и трех стилей литературного языка нашли яркое отражение. См. данные Азбуковника, отпечатанного И. Сахаровым (Сказания русского народа, т. II), напр.: абие — тотчас, вборзе; вертоград — огород, сад; брадвы — топор; паки — опять; овен — баран; през — чрез; зодчий — здатель, каменщик; стогна — улица, дорога; тигр — зверь лют; юнец — телец; яко — зане, как и т.д.
Ломоносову удалось определить характер трех «родов глаголания» на основе правильного понимания взаимодействия русской и церковно-славянской стихий в литературном языке. Ломоносов имел ясное представление о том, что языки русский и церковнославянский представляют
171
собой два разных, но очень близких, родственных языка. «Следует писать о разности славенского с российским», подчеркивал Ломоносов (28, стр. 631). В то время ни у кого из ученых еще не существовало такого ясного представления о различии двух родственных славянских языков.
В результате сложного взаимодействия русской и церковнославянской стихий формируются функциональные разновидности единого литературного языка («роды глаголания») на общерусской народной основе, которые он называет «штилями», указывая на существование таких трех «штилей».
Известно, что теория деления языка на три части обоснована в античных риториках и поэтиках. В основу этого деления кладется такая форма умозаключения, которая в логике известна под названием трихотомического деления понятия. Трихотомическое деление речи на три разновидности: высокую, среднюю и сниженную было уже выработано Кратетом (середина II в. дон. э.). Анонимный автор в «Риторике к Герению» (80-ые годы н. э.) пишет: «Существуют три вида или, как мы говорим, манеры, в которые укладывается всякая правильно построенная речь: одну манеру мы называем величественной, другую — средней, а третью — сниженной» (3, стр. 273—274).
Трихотомическое деление речи известно риторикам и поэтикам средневековья и Возрождения. Поэтому совершенно естественным оказалось использование этого трихотомического деления в первых попытках русских риторик описать систему функциональных разновидностей русского литературного языка.
«Риторика» (1620), написанная Макарием, содержит главу: «О тройных родах глаголания» (род высокий глаголания, род мерный и род смиренный) (4, стр. 333). Подобное деление «родов глаголания» свидетельствует, что к XVII в. в русском литературном языке уже обозначились общие контуры системы «трех родов глаголания», трех стилей. Эта теория излагалась и в других риториках конца XVII — начала XVIII в., а также и в написанных по латыни руководствах по поэтике и риторике Феофана Прокоповича. В конце XVII — начале XVIII в. распространяется и сам термин «стиль» («штиль»), которым обозначается как определенная разновидность языка (высокий, средний, низкий стиль), так и манера изложения, оценка языковых фактов (хороший, плохой стиль и т.п.).
В работе «Предисловие о пользе книг церковных в российском языке» для разграничения основных стилистических контекстов русского литературного языка Ломоносов тоже использовал принцип трихотомии. Этот принцип он использовал на разных уровнях классификации: на уровне «родов речений», «штилей», «жанров», тем и предметов (12, стр. 83).
Теория Ломоносова известна под названием учения о трех стилях, хотя он сам никогда так ее не называл. Дело в том, что учение о трех стилях известно, как было показано, и античным, и средневековым риторикам. Следовательно, заслуга Ломоносова не заключается
172
в том, что он обосновал теорию трех стилей. Учение о трех стилях, пишет В. В. Виноградов, послужило Ломоносову лишь «удобной рамкой для схематического разграничения основных стилистических контекстов русского литературного языка» (8, стр. 92). Огромная заслуга Ломоносова заключается в том, что он определил нормы этих стилей, развил учение о принципах и способах их конструирования, указал пути соединения в русском литературном языке русской и церковнославянской стихий. Именно в этом Ломоносов был вполне самобытен и оригинален и исходил из реальных условий состояния русского .литературного языка. В ломоносовском учении о трех стилях полностью проявилось его глубокое и верное понимание генетических и стилистических отношений, исторически сложившихся в русском литературном языке (26, стр. 129).
Стилистическая теория Ломоносова излагается в «Предисловии о пользе книг церковных в российском языке» следующим образом:
«Как материи, которые словом человеческим изображаются, различествуют по мере разной своей важности, так и российский язык чрез употребление книг церковных по приличности имеет разные степени: высокий, посредственный и низкий. Сие происходит от трех родов речений российского языка.
К первому причитаются, которые у древних славян и ныне у россиян общеупотребительны, напр.: бог, слава, рука, ныне, почитаю.
Ко второму принадлежат, кои хотя обще употребляются мало и особливо в разговорах, однако всем грамотным людям вразумительны, напр.: отверзаю, господень, насажденный, взываю. Неупотребительные и весьма обветшалые отсюда выключаются, как: обаваю, рясны, овогда, свене и сим подобные.
К третьему роду относятся, которых нет в остатках славенского языка, то есть в церковных книгах, напр.: говорю, ручей, который, пока, лишь. Выключаются отсюда презренные слова, которых ни в каком штиле употребить непристойно, как только в подлых комедиях.
От рассудительного употребления и разбору сих трех родов речений рождаются три штиля: высокий, посредственный и низкий.
Первый составляется из речений славянороссийских, то есть употребительных в обоих наречиях, и из славенских, россиянам вразумительных и не весьма обветшалых. Сим штилем составляться должны героические поэмы, оды, прозаические речи о важных материях, которым они от обыкновенной простоты к важному великолепию возвышаются. Сим штилем преимуществует российский язык перед многими нынешними европейскими, пользуясь языком славенским из книг церковных.
Средний штиль состоять должен из речений, больше в российском языке употребительных, куда можно принять некоторые речения славенские, в высоком штиле употребительные, однако с великою осторожностию, чтобы слог не казался надутым. Равным образом употребить в нем можно низкие слова, однако остерегаться, чтобы не опуститься в подлость. И, словом, в сем штиле должно наблюдать всевозможную равность, которая особливо тем теряется, когда речение славенское
173
положено будет подле российского простонародного. Сим штилем писать все театральные сочинения, в которых требуется обыкновенное человеческое слово к живому представлению действия. Однако может и первого рода штиль иметь в них место, где потребно изобразить геройство и высокие мысли; в нежностях должно от того удаляться. Стихотворные дружеские, сатиры, эклоги, элегии сего штиля больше должны держаться. В прозе предлагать им пристойно описание дел достопамятных и учений благородных.
Низкий штиль принимает речения третьего рода, то есть которых нет в славенском диалекте, смешивая со средним, а от славенских обще не употребительных вовсе удаляться по пристойности материй, каковы суть комедии, увеселительные эпиграммы, песни, в прозе дружеские письма, описание обыкновенных дел. Простонародные низкие слова могут иметь в них место по рассмотрению».
В указанном труде Ломоносова характеристика трех стилей дается лишь с точки зрения их лексического состава.
Ломоносов выделяет три «рода речений» на основе генетической (славенские, славяно-российские и российские).
Но классификация «речений» проводится и с точки зрения историко-стилистической. Ломоносов обращает внимание на то, что лексика русского литературного языка сложилась в результате взаимодействия и совместного развития на протяжении многих веков русской народно-разговорной и книжной, церковнославянской стихий (напр. слова, в древних славян и ныне у россиян общеупотребительные; неупотребительные и весьма обветшалые слова и т. д.).
Лексические ряды оцениваются и через призму трех стилистических категорий: «пристойность», приличность (т. е. соответствие «речений» их теме повествования, «материям»), «употребительность» (степень их употребительности в сферах речевого общения) и «понятность» (12, стр. 84).
В лексическом разряде, который с точки зрения историко-генетической принадлежит «славенскому» языку, Ломоносов выделяет три группы: а) «речения, которые у древних славян и ныне у россиян общеупотребительны», напр.: слава, рука и т.д.; б) «речения, кои хотя обще употребляются мало, а особливо в разговорах, однако всем грамотным людям вразумительны», напр.: насажденный, взываю и др.; в) «неупотребительные и весьма обветшалые речения», напр.: рясны, овогда и пр. (28).
В лексическом разряде, который с этой же историко-генетической точки зрения принадлежит русскому языку, Ломоносов выделяет четыре группы: а) «речения, которые у древних славян и ныне у россиян общеупотребительны», напр.: слава, рука и пр. (т. е. это «славяне российские речения», общие в обеих группах); б) «речения, которых нет в остатках славенского языка», т. е. «российские речения», напр.: который, пока и др.; в) «простонародные низкие слова»; г) «презренные слова, которых ни в каком штиле употребить непристойно» (28).
Сравнение указанных двух лексических разрядов показывает, что основной единицей соотнесения всех групп «речений» являются
174
«речения у древних славян и ныне у россиян общеупотребительные», т. е. «славянороссийские речения».
Лексика русского литературного языка середины XVIII в., таким образом, состоит из трех «родов речений», обладающих генетическими и стилистическими качествами. Ломоносов регламентировал состав русской и «славенской» стихий в лексике русского литературного языка и определил стилистические признаки этих «речений» (приличность, пристойность, употребительность и понятность).
За пределами лексики русского литературного языка этой эпохи Ломоносов оставил три группы слов: а) «неупотребительные и весьма обветшалые славенские речения», т. е. это церковнославянизмы, которые употреблялись очень редко и не проникли в систему русского литературного языка или исчезли из употребления; б) «презренные слова, которых ни в каком штиле употребить непристойно», т.е. это, по-видимому, грубо просторечные слова, вульгаризмы, употребление которых в литературной речи Ломоносов считал невозможным; в) «невразумительные» заимствования, о которых Ломоносов специально не писал в своей работе «Предисловие о пользе книг церковных в российском языке», но по другому поводу называет их «дикими и странными слова нелепостями», предлагая оставлять только те из них, которые усвоены русским языком и «в такое пришли обыкновение, что будто бы они сперва в российском языке родились» (17, стр. 608).
В «Предисловие о пользе книг церковных в российском языке» Ломоносова впервые в истории науки о русском языке классифицируются три стиля русского литературного языка на основе разграниченных по своим генетическим и стилистическим качествам слов, определяются нормы этих стилей и жанры, которые их обслуживают. В указанной работе .Ломоносова противопоставление стилей основываются на различии их лексического состава. Но в «Российской грамматике» и в «Риторике» он обосновал также фонетические и грамматические различия между стилями, которые будут рассмотрены в следующем параграфе.
Итак, на основе разграниченных по генетическим и стилистическим признакам лексических групп Ломоносов определяет три стиля: высокий, средний (посредственный) и низкий. Стиль — это целесообразно организованная и общественно осознанная система языковых средств (13, стр. 50).
Высокий стиль — это система славянизированной речи. Словарный состав высокого стиля составляется из трех лексических категорий: а) из «речений славенских, россиянам вразумительных и не весьма обветшалых»; б) из «речений славянороссийских, то есть употребительных в обоих наречиях»; в) из тех заимствований, которые прочно вошли в словарь русского литературного языка.
Средний стиль представляет собой такую разновидность литературного языка, как и высокий, по его позиция на стыке между стилями делает состав языковых средств неопределенным, а границы его очень зыбкими (13, стр. 50). Словарный состав среднего стиля составляется из четырех лексических категорий: а) из «речений, больше
175
в российском языке употребительных», которые, очевидно, объединяют две группы (первая — «славянороссийские речения», т. е. «речения, которые у древних славян и ныне у россиян общеупотребительны: и вторая — «российские речения», т.е. «речения, которых нет в остатках славенского языка»); б) из «речений, в высоком штиле употребительных, однако с великою осторожностию, чтобы слог не казался надутым»; в) из «речений», которые Ломоносов обозначает термином «низкие слова», предупреждая, что в среднем стиле «употребить можно низ кие слова, однако остерегаться, чтобы не опуститься в подлость». Ломоносов подчеркивает, что в «сем штиле должно наблюдать всевозможную равность, которая особливо тем теряется, когда речение славенское положено будет подле российского простонародного».
Средний стиль, в котором происходило сложное взаимодействие книжно-славянских и народно-разговорных элементов, сыграл важную роль в дальнейшей эволюции русского литературного языка. По словам В. В. Виноградова, средний стиль постепенно становится ядром, системы формирующегося русского национального языка, а его изменения делаются движущим началом ее изменения. Однако нормы этой системы еще неустойчивы и колебания их очень разнообразны и широки. Даже в пределах одного и того же стиля наблюдается широкое сосуществование синонимических дублетов, напр.: действо — действие, щедрость — щедрота и др. (9, стр. 19).
Низкий стиль (простой штиль) представляет собой третья система языковых средств, лексический состав которых тоже сложен Он составляется из трех основных лексических категорий: а) из «речений, которых нет в славенском диалекте», т. е. собственно «российских»; б) из «речений», употребительных в среднем стиле, т.е. «славено-российских» (употребительных «у древних славян и ныне у россиян»); в) из «речений простонародных» («низких» слов), которые могут иметь место «по рассмотрению». Ясно, что состав лексических средств «простого штиля» отличается своей двойственной природой. С одной стороны, в простой стиль включаются «славенороссийские речения», которые являются общими и для высокого, и для среднего, и для низ кого стилей, и относятся к литературно-обработанной речи. С другой стороны, в простой стиль включаются «простонародные низкие слова», относящиеся к числу ненормированных языковых средств.
В стилистической теории Ломоносова устанавливается зависимость между жанром и стилем. Для каждого жанра предусматривается определенный стиль. Теория Ломоносова имела ввиду письменный литературный язык вообще, хотя она построена прежде всего на материале художественной литературы (24, стр. 12).
Высоким стилем «составляться должны героические поэмы, оды, прозаические речи о важных материях», куда практически относились «похвальные слова», произведения высокой публицистики и, отчасти, научная литература.
Средним стилем «писать все театральные сочинения», «стихотворные дружеские письма, сатиры, эклоги и элегии», «описания дел достопамятных и учений благородных», куда практически от носились научные и исторические сочинения.
176
Низкий стиль предусматривается для комедий, увеселительных эпиграмм, песен, в прозе дружеских писем, описания обыкновенных дел.
Это было в соответствии с поэтиками классицизма, разграничивающими существующую систему жанров. Ломоносов прикрепляет отдельные жанры литературы к тем или иным «штилем», устанавливая дополнительную зависимость между «материей» (т. е. темой, предметом изложения), жанром и стилем. Так, напр., «высокая материя» требует «высокого» жанра и соответственно высокого стиля. Но жанр в теории Ломоносова не является компонентом стиля. Языковые (в данном случае лексические) средства, которые употребляются в том или ином, жанре, не зависят от природы жанра, а от принадлежности жанра к предмету повествования, к теме, «которые различествуют по мере разной своей важности» (13, стр. 54). От степени важности предмета и темы зависит выбор жанра, соответствующий предмету и теме. Стили рождаются, по словам Ломоносова, от «рассудительного употребления и разбору трех родов речений», о которых уже говорилось.
Учение о трех «штилях» (о трех системах литературного выражения или о трех стилистических разновидностях литературного языка), связанных с. тремя определенными группами жанров, призвано преодолеть противоречия в развитии литературного языка, регламентировать употребление разнородных элементов (27, стр. 132).
Стилистическая теория Ломоносова имела важное теоретическое и практическое значение. Она устанавливает русскую основу литературного языка. В составе «речений» всех трех стилей основное место отводится русскому языку. Слова, общие церковнославянскому и русскому языкам (славено-российские речения), лежат в основе всех трех стилей. Слова русские, которых нет в церковнославянском языке, стали одним из основных компонентов среднего и низкого стилей.
Ограничивается и регламентируется сфера употребления церковно-славянского языка, который уже оказывается в подчиненном положении по отношению к русскому литературному языку. Церковнославянский язык не может быть основным материалом ни в одном стиле, ни в одном жанре.
Наряду с этим Ломоносов подчеркивает, что русское общество, стремясь к созданию новей системы национального языка, может построить ее на путем отрицания всей культуры церковнославянского языка., но в действенном союзе и общении с живыми традициями церковно-книжной речи. Именно поэтому он пишет о той пользе, которую может принести церковнославянский язык, язык книг церковных, русскому языку.
Теория Ломоносова определила принципы и сферы употребления в литературном языке просторечия. Оно допускается в низкий стиль в качестве неосновного компонента этого стиля и лишь с большими ограничениями в средний стиль. Таким образом ограничивался процесс стихийного проникновения просторечия в литературный язык.
Регламентируются и принципы употребления иностранных слов. Ломоносов указал на необходимость отбирать из заимствований все
177
наиболее употребительное и необходимое для русского языка и освобождаться от «диких и странных слов», «входящих к нам из чужих языков».
В стилистической теории Ломоносова содержатся и зачатки учения о языке художественной литературы, о его специфике, отличающей его от языка остальных разновидностей литературы. Только в художественной литературе выделялись все три группы жанров и соответственно три стиля. Другие разновидности литературы (научной, публицистической, исторической и пр.), с основанием утверждает А. И. Горшков, хотя и включались в общую жанрово-стилистическую систему, но каждая из этих разновидностей относилась только к какой-либо одной группе жанров и ей был присвоен только один соответствующий стиль (15, стр. 203). Так, напр., «описание обыкновенных дел» предписывалось выполнять единственно низким стилем.
Теория Ломоносова вносила порядок в ту пестроту лексических категорий (русских, церковнославянских, иностранных слов), которая была особенно характерна для литературного языка начала XVIII в. Их использование в русском литературном языке регулируется. «Неупотребительные и весьма обветшалые» «церковнославянизмы», «презренные российские речения» и «невразумительные, дикие слова», входящие из чужих языков, должны быть выключены, по мнению Ломоносова, из русской письменности.
В литературном языке остается все наиболее живое и употребительное в разговорной речи, а также и наиболее необходимые элементы книжной речи, неупотребительные в «разговорах», но «всем грамотным людям вразумительные».
Это раскрывает и основной принцип Ломоносовской реформы — опора на употребительный общенародный язык при сохранении наиболее жизнеспособных элементов книжно-литературной традиции.
§ 2. СТИЛИСТИЧЕСКАЯ ТЕОРИЯ М. В. ЛОМОНОСОВА, СФОРМУЛИРОВАННАЯ В ЕГО «РОССИЙСКОЙ ГРАММАТИКЕ»
«Российская грамматика» М. В. Ломоносова, законченная в 1755 г. и опубликованная в 1757 г., была первой научной нормативной грамматикой русского литературного языка. Это значит, что она не только фиксирует обширнейший фактический материал, почерпнутый из различных пластов общенародного языка, но обобщает и отбирает его с точки зрения норм литературного языка середины XVIII в,
В предисловии к своему труду М. В. Ломоносов четко определяет задачи и цели его, а также большое теоретическое и практическое значение грамматики. «Тупа оратория, косноязычна поэзия, неосновательна философия, неприятна история, сомнительна юриспруденция без грамматики. И хотя она от общего употребления языка происходит, однако правилами показывает путь самому употреблению».
«Российская грамматика» М. В. Ломоносова состоит из шести частей (наставлений), включая в себя фонетику, орфоэпию, орфографию и грамматику.
178
Первое наставление, названное «О человеческом слове вообще», посвящено разъяснению значения человеческой речи и значения слова.
Наставление второе — «О чтении и правописании российском» — содержит ясное изложение основных вопросов фонетики, орфоэпии и орфографии.
Третье наставление, озаглавленное «О имени», включает описание системы имен существительных, прилагательных и числительных.
Наставление четвертое — «О глаголе» — полностью посвящено глаголу.
В пятом наставлении с заглавием «О вспомогательных или служебных частях слова» рассматриваются местоимения, причастия, наречия, предлоги, союзы и междометия.
В последнем наставлении — «О сочинении частей слова» — изучается синтаксис словосочетаний.
Составленная как научное исследование, «Российская грамматика» М. В. Ломоносова стала незаменимым учебным руководством для нескольких. поколений русских людей. Спрос на нее был настолько значителен, что на протяжении первого тридцатилетия она переиздавалась Академией наук пять раз, при этом всегда с «наискорейшим поспешанием» (29, стр. 3—4). Это исследование было именно грамматикой русского языка. До «Российской грамматики» Ломоносова в учебных заведениях пользовались грамматиками церковнославянского языка, в которых факты русского языка находили отражение лишь эпизодически.
Значение «Российской грамматики» в нормализации русского литературного языка очень большое. Особенно важное значение имели стилистические замечания и рекомендации Ломоносова, которые определяли нормы произношения, правописания применительно к отдельным стилям.
Описание и систематизация фонетических, морфологических и отчасти синтаксических явлений в «Российской грамматике» Ломоносова имеют своей целью, по словам В. В. Виноградова, представить общую национальную структурную основу русского языка (10, стр. 220), которая, в главном, совпадает со средним стилем, а иногда приближается к простому. Эта основа служит фоном и вместе с тем ориентиром для противопоставления отклоняющихся от нее явлений высокого словенского штиля «системе простого разговорного стиля».
В грамматике М. В. Ломоносова фонетические и грамматические средства русского языка противопоставляются главным образом в соответствии с принадлежностью к одному из двух стилей — высокому и простому (не высокому). При решении вопроса об отсутствии указания на средний стиль в «Российской грамматике» мнения отдельных авторов расходятся.
В этом отношении соображения Г. О. Винокура, В. В. Виноградова и В. Д. Левина являются, на наш взгляд, наиболее обоснованными и приемлемыми. Г. О. Винокур считает, что грамматика Ломоносова отражает «нормы новой книжной речи, как она сложилась в традиции «среднего слога», на почве слияния «славенского» и «русского» элементов
179
в едино целое» (11, стр. 81). В. Д. Левин убедительно доказывает, что наличие трех стилей как определенным образом организованных типов речевых контекстов не означает, что и сами языковые элементы непременно и всегда распределены потрем стилистическим группам. Очень редко выстраивается такой синонимический ряд, который включал бы все три стилистически разграниченные единицы, а если это и оказывается возможным, то относящееся к среднему стилю выступает как факт нейтральный, т.е. допустимый и в высоком и низком стилях.
В области орфоэпии Ломоносов указывает на такие наиболее значительные отличия между двумя противопоставленными стилями (высоким и простым).
а) В высоком стиле нормой признается оканье (сохранение безударного -о), тогда как в простом стиле нормативным считается аканье (безударное -о выговаривается как -а, напр. хорошо—харашо).
б) В высоком стиле -е под ударением перед твердыми согласными не изменяется (напр. орел, а не орёл), а в простом стиле -е в такой позиции переходит в -ио (ё), напр. три — трёх, т.е. триох.
в) В высоком стиле различие между гласными -ѣ (ять) и -е еще сохранялось, а в простом стиле — не сохранилось.
г) В высоком стиле -г произносится как фрикативный, «как у иностранных -h» (напр. благодарю), а в простом — как звук -г взрывной.
д) В высоком стиле не наблюдается замена -г на -в в родительном падеже прилагательных и местоимений, а «в простых российских словах и разговорах» она отмечается (напр.: своего, сильного и моево, сильново).
е) Можно указать также и на разницу в ударениях: в высоком стиле — высòко, избрàн, дàры и др., а в простом — высокò, ѝзбран, дары̀ и пр.
В области грамматики Ломоносов указывает на целый ряд отличий между стилями.
а) В высоком стиле допускается только окончание -а в родительном падеже единственного числа существительных мужского рода (напр. трепет—трепета), а в простом стиле рекомендуется и употребление окончания -у для тех существительных, которые «далее от славенского отходят» (напр. визг — визгу).
б) В высоком стиле рекомендуется употребление окончания -е (-ѣ) в местном падеже единственного числа существительных мужского рода (напр. в поте лица труд совершать), а в простом стиле -у (напр. в поту домой прибежал).
в) Простой стиль отличается от высокого широким распространением «имен увеличительных и умилительных» (напр. рука — ручища — рученька).
г) Формы сравнительной и превосходной степени прилагательных на -ейший, -айший, -ший употребительны в высоком стиле, особенно в стихах (напр. : светлейший, высочайший, обильнейший).
д) В высоком стиле категория числительных сохраняет архаические формы (напр.: четыредесятый, т.е. сороковой, вторыйнадесять, т.е. двенадцатый).
180
е) Собирательные числительные употребляются только в простом стиле (напр.: двое мещан, трое беглых, девятеро разбойников). М. В. Ломоносов подчеркивает, что «не прилично сказать: трое бояр, двое архиереев; но три боярина, два архиерея».
ж) Причастия признаются особенностью высокого стиля. Поэтому «причастия только от тех российских глаголов произведены быть могут, которые от славянских как в произношении, так и в знаменовании никакой разности не имеют», пишет Ломоносов (напр.: венчающий, венчаемый; питающий, питавший; борющийся, боровшийся). Ломоносов указывает на то, что причастные конструкции «употребляются только в письме, а в простых разговорах можно их изображать через возносимые местоимения который, которая, которое. Весьма не надлежит производить причастия от тех глаголов, которые нечто подлое значат и только в простых разговорах употребительны» (напр. чавкающий, мараемый, нырнувший).
з) В высоком стиле употребляются деепричастия на -я, а в простом на -учи, -ючи (напр. лучше сказать дерзая и толкаючи, нежели дерзаючи и толкая).
и) Глагольные формы типа стук, хвать, глядь, сов и т.п. могут употребляться только в простом стиле.
к) В высоком стиле возможно употреблять оборот «дательный самостоятельный» (напр. восхощу солнцу, ходящу мне и пр.).
л) В высоком стиле, пишет В. В. Виноградов, ссылаясь на «Риторику» Ломоносова, допускается идущий от конца XVII в. тип церковнославянской конструкции, сближенной с формами латино-немецкой фразы, конструкции, отодвигающей глагол на конец предложения и отличающейся причудливыми формами инверсивного словорасположения (8, стр. 115).
Следует специально подчеркнуть, что архаичные грамматические формы отсутствуют в грамматике Ломоносова (напр. формы двойственного числа, формы старых падежных окончаний на -ом, -ы, -ех в дательном, творительном и предложном падежах множественного числа и т.д.). В подобных категориях Ломоносов дает русскую систему глагольных форм. Наряду с этим Ломоносов узаконивает в грамматике наиболее устойчивые и употребительные церковнославянские формы, которые имели прочную книжно-литературную традицию (напр. причастия, формы превосходной степени прилагательных и др.). В грамматике нет резко просторечных и диалектных форм. Безусловно, «все это обновило и демократизировало весь грамматический строй русского литературного языка» (1, стр. 437).
Таким образом регламентации в области орфоэпии и грамматики подчиняются основной концепции Ломоносова, что систему литературного языка русской нации необходимо строить на основе синтеза жизнеспособных церковно-книжных и народных русских форм речи.
181
§ 3. РОЛЬ М. В. ЛОМОНОСОВА В РАЗВИТИИ НАУЧНОГО СТИЛЯ И РУССКОЙ НАУЧНОЙ ТЕРМИНОЛОГИИ
С именем М. В. Ломоносова связывается также дальнейшее развитие научного стиля и русской научной терминологии.
Уже обращалось внимание на то, что язык научных книг первой половины XVIII в. и по словарю, и но грамматической упорядоченности, и по синтаксису был самым обработанным и совершенным среди прочих жанров и типов литературного выражения того времени. Это явилось результатом большой работы над языком научных сочинений, исключительно сознательного отношения переводчиков к своему ответственному делу, напряженного труда по созданию эквивалентов к названиям огромного количества научных понятий, интенсивных контактов с иностранными языками, помогавших осмыслить важные процессы в родном языке и его семантических возможностях. На этом фоне естественно и понятно появление такого мастера научного языка, как Ломоносов (23).
Научные труды М. В. Ломоносова (напр. «Слово о пользе химии», «Слово о происхождении света» и др.) и его переводы научных книг (напр. перевод «Вольфиянской экспериментальной физики») дают представление о том, как формировался и развивался научный стиль, как он испытывал влияние стиля художественной литературы, в какой степени ощущался еще недостаток точных и кратких терминов, в силу чего приходилось прибегать к образным сопоставлениям, аналогиям и объяснениям (16, стр. 65).
Характерный строй речи, функциональные особенности употребления (в смысле отбора и сочетания языковых средств, закономерности функционирования, частотность специфических единиц) показывают развитие научного стиля в научных трудах Ломоносова. Очень существенно то, что не только в своих теоретических филологических трудах, но и практически в научной прозе Ломоносов утверждает русскую основу науки. Подчеркивалось уже, что некоторые культурные деятели XVII в. ориентировались на книжно-славянский тип литературного языка в своих научных сочинениях (напр. Магницкий, Поликарпов и др.). Ломоносов сознательно освобождает научный стиль от архаичных книжно-славянских слов, форм и оборотов. Ломоносовым проделана огромная работа по отбору, усовершенствованию и созданию разнообразных моделей предложений, конструкций и периодов, отлично приспособленных для выражения различных логических единиц (15, стр. 219). Но согласно своей стилистической теории, когда изложение переходило в «прозаичные речи о важных материях, которым они от обыкновенной простоты к важному великолепию возвышаются», Ломоносов использовал и языковые средства высокого стиля.
Утверждая русскую основу языка науки, Ломоносов, естественно, содействовал и ограничению использования иностранных языков в этой функции. По образному выражению некоторых исследователей, во времена Ломоносова русская наука училась говорить на своем родном языке. Показательно, что к концу 60-ых годов XVIII в. лучшие ее представители
182
читали в Московском университете лекции по всем предметам на русском языке.
М. В. Ломоносов содействовал дальнейшему развитию русской научной терминологии. Важную роль в этом отношении сыграли, по словам Б. Н. Меншуткина (30, стр. 133), всестороннее знание русского языка, обширные сведения в точных науках, прекрасное знакомство с латинским, греческим и западноевропейскими языками, литературный талант и природный гений М. В. Ломоносова.
Своими научными сочинениями М. В. Ломоносов содействовал распространению ряда новых терминов. Наряду с этим он является и создателем множества терминов.
Создавая научные термины, М, В. Ломоносов стремился использовать прежде всего материал русского языка (на основе создания новых устойчивых сочетаний или терминологизации некоторых общеупотребительных слов), напр.: двигающая сила; жидкие тела; отвращенный луч; изломленный луч); зажигательная точка; огонь , звон, теплота и т.д. (30, стр. 5).
Ломоносов содействовал распространению ряда интернациональных терминов, напр.: горизонтальный, диаметр, атмосфера, метеорология, микроскоп, квадрат, оптика и др.
Огромная и плодотворная деятельность Ломоносова в области русского языка способствовала упорядочению и нормализации русского литературного языка, утверждению его русской основы, сохранению наиболее жизнеспособных элементов книжно-церковной традиции, развитию научного стиля и русской научной терминологии.
Всестороннее исследование языка М. В. Ломоносова, писал С. П. Обнорский, должно в полнейшем виде вскрыть нормы общего литературного языка, как они пролагались деятельностью этого великого реформатора русского языка. Не все в этих нормах пережило эпоху Ломоносова и послужило к дальнейшему росту литературного языка. Отдельные черты в этих нормах как изживавшие себя остатки давней системы языка в последовавшем развитии русского литературного языка не удержались. Но основной костяк выдвинутых Ломоносовым норм языка определил дальнейшие судьбы его развития (24; 36).
Останется навсегда живым в сознании поколений направлявший всю деятельность Ломоносова его завет активной любви к прекрасному русскому языку. С волнением будут читать они глубоко содержательные слова бессмертного гения: «Карл пятый, римский император, говаривал, что ишпанским языком с богом, французским — с друзьями, немецким — с неприятельми, итальянским — с женским полом говорить прилично. Но если бы он российскому языку был искусен, то, конечно, к тому присовокупил бы, что им со всеми говорить пристойно. Ибо нашел бы в нем великолепие ишпанского, живость французского, крепость немецкого, нежность итальянского, сверх того богатство и сильную в изображениях краткость греческого и латинского языка. Обстоятельное всего сего доказательство требует другого места и случая» (28, стр. 391—392).
Волнующие слова о силе и красоте русского языка встречаются в многих других работах М. В. Ломоносова.
183
В русском языке Ломоносов видел неистощимые возможности для всех тружеников в области литературы, науки и искусства: «Сильное красноречие Цицероново, великолепная Вергилиева важность, Овидиево приятное витийство не теряют своего достоинства на российском языке. Тончайшие философские воображения и рассуждения, многоразличные естественные свойства и перемены, бывающие в сем видимом строении мира в человеческих обращениях, имеют у нас пристойные и вещи выражающие речи. И ежели чего точно изобразить не можем, не языку нашему, но недовольному своему в нем искусству приписывать долженствует. Кто отчасу далее в нем углубляется, употребляя предводителем общее философское понятие о человеческом слове, тот увидит безмерно широкое поле или, лучше сказать, едва пределы имеющее море» (28, стр. 392).
Образцы красоты русского языка Ломоносов находил и в творениях, созданных в прошлых веках: «Красота, великолепие, сила и богатство российского языка явствует довольно из книг, в прошлые веки писанных, когда еще не токмо никаких правил для сочинений наши предки не знали, но и о том едва ли думали, что оные есть или могут быть» (28, стр. 582).
Филологические труды Ломоносова, вся его писательская и литературно-художественная деятельность являются проникновенным, необыкновенно прозорливым ответом на самые сложные вопросы в области русского литературного языка того времени. Они возникали постоянно в процессе его развития. Не вернуться ли к устоям прежнего, в основе «славенского», языка , который употреблялся в качестве литературного языка в допетровскую пору? Можно ли оправдать симбиоз разговорной стихии русского языка с нормами прежнего литературного языка, умерив в нем долю и русского, и «славенского» начала? Как быть с гранями иноязычной стихии, все врывающейся, где нужно и где ненужно, в русский литературный язык? Вообще, каковым должно быть соотношение в русском литературном языке отдельных, по исторической преемственности обозначившихся в нем, напластований? (36, стр. 164). Проблема русского литературного языка была принципиально и правильно разрешена гениальным прозрением Ломоносова: он именно установил тот путь «развития нашего литературного языка, который прямой линией сомкнет его с Пушкиным, этим мощным создателем современного нашего литературного языка. В этом была историческая миссия Ломоносова, которую он блестяще выполнил, в этом основная заслуга Ломоносова перед русским обществом, перед русской, наукой» (36, стр. 164).
СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
1. Р. И. Аванесов, В. В. Виноградов. Русский язык. БСЭ, т. 37.
2. К. С. Аксаков, Ломоносов в истории русской литературы и языка, Полное собрание сочинений, М., 1889, т. 2.
3. Античные теории языка и стиля, М.—Л., 1936.
184
4. Д. С. Бабкин, Русская риторика начала XVII в. Труды Отдела древнерусской литературы, 1951, вып. VIII.
5. А. С. Будилович, О языке Ломоносова. Русский филологический вестник, 1869.
6. С. М. Бурдин. Роль М. В. Ломоносова в создании естественно-научной терминологии в русском литературном языке. Автореферат кандидатской диссертации, М., 1952.
7. В. В. Виноградов, Основные проблемы изучения, образования и развития древнерусского литературного языка, М., 1958.
8. В. В. Виноградов, Очерки по истории русского литературного языка XVII — XIX вв., М., 1938.
9. В. В. Виноградов, Вопросы образования русского национального литературного языка. Вопросы языкознания, 1956, № 1.
10. В. В. Виноградов, Проблемы стилистики русского языка в трудах М. В. Ломоносова. Ки. Стилистика. Теория поэтической речи. Поэтика, М., 1963.
11. Г. О. Винокур, Избранные работы по русскому языку, М, 1959.
12. В. П. Вомперский, Ломоносов как исследователь стилей русского литературного языка первой половины XVIII в. Русский язык в школе, 1965. № 2.
13. В. П. Вомперский, О понятии «штиля» в стилистической теории М. В. Ломоносова. Со. Вопросы стилистики, М., 1966.
14. Н. В. Гаряева, Значение М. В. Ломоносова в изучении русского литературного языка, Свердловск, 1958.
15. А. И. Горшков, История русского литературного языка, М., 1966.
16. И. А. Елизаровский, Российская грамматикаМ. В. Ломоносова. Архангельск, 1958.
17. А. И. Ефимов, М. В. Ломоносов и русский язык, М., 1961.
18. А. И. Ефимов, История русского литературного языка, М., 1971.
19. Е. А. Иванова-Янковская, Стилистические реформы русского языка в «Российской грамматике» М. В. Ломоносова. Ученые записки Омского педагогического института, вып. II, 1958.
20. Е. Ф. Карский, Значение М. В. Ломоносова в развитии русского литературного языка. Русский филологический вестник, т. 67, 1912.
21. М. Н. Кожина, К основаниям функциональной стилистики, Пермь, 1968.
22. П. С. Кузнецов, О трудах М. В. Ломоносова в области исторического и сравнительного языкознания. Ученые записки МГУ, вып. 150, 1952.
23. Л. Л. Кутина, Формирование языка русской науки, М.—Л., 1964.
24. В. Д. Левин, Очерк стилистики русского литературного языка конца XVIII — начала XIX в., М., 1964.
25. В. Д. Левин, Краткий очерк истории русского литературного языка, Л., 1964.
26. Ю. М. Лотман, К вопросу о том, какими языками владел М. В. Ломоносов. Об. XVIII в., вып. 3, М., 1958.
27. С. П. Лопушанская, Структурно-семантические особенности инфинитива в ораторской прозе М. В. Ломоносова. Сб. Очерки по истории русского языка и литературы XVIII в., Казань, 1969.
28. М. В. Ломоносов. Полное собрание сочинений в десяти томах, М.—Л., 1950—1957, т. 7.
29. В. Н. Макеева, История создания «Российской грамматики» М. В. Ломоносова, М.—Л., 1961.
30. Б. Н. Меншуткин, Жизнеописание Михаила Васильевича Ломоносова. Известия АНСССР, Отделение Общественных наук, 1937, № 1.
31. М. Н. Морозова, М. В. Ломоносов и русская грамматика. Русский язык в школе, 1961, № 5.
32. М. Ф. Моисеенко, Имена существительные с суффиксом -ина в языке М. В. Ломоносова. Сб. Очерки по истории русского языка и литературы XVIII в., Казань, 1969.
33. С. П. Обнорский, Ломоносов и русский литературный язык. Кн. Избранные работы по русскому языку, М., 1960.
185
34. А. И. Соболевский, Ломоносов в истории языка. Журнал Министерства народного просвещения, 1912, № 1.
35. М. Т. Тагиев, Вопросы синтаксиса в «Российской грамматике» М. В. Ломоносова. Русский язык в нерусской школе, Баку, 1956, № 2.
36. В. И. Чернышев, М. В. Ломоносов и его «Российская грамматика». Русский язык в школе, 1940, № 2.
37. П. Г. Черемисин. Опыт сопоставления стилистической системы русского литературного языка эпохи М. В. Ломоносова с современной стилистической системой. Сб. Очерки по истории русского языка и литературы XVIII в., Казань, 1969.
38. А. А. Царев, Сложные слова в языке научной прозы М. В. Ломоносова. Сб. Очерки по истории русского языка и литературы XVIII в., Казань. 1969.
39. Т. А. Шаповалова, Глагольные категории и формы в «Российской грамматике» и художественных произведениях М. В. Ломоносова. Ученые записки Борисоглебского педагогического института, вып. I, 1956.
40. Т. А. Шаповалова, Языковедческие воззрения М. В. Ломоносова. Ученые записки Борисоглебского педагогического института, вып. I, 1956.