Глава 2

Ошибка «железного канцлера»

Мирный договор, подписанный в Париже в марте 1856 года, был позорным для России. Самым унизительным среди всех его пунктов являлся тот, который ликвидировал русский флот на Черном море. Формально — на бумаге — все выглядело благопристойно: России и Турции следовало отныне соблюдать одинаковые ограничения. Обоим государствам предписывалось ограничить свои военно-морские силы на Черном море шестью судами водоизмещением до 800 тонн и четырьмя судами водоизмещением до 200 тонн. Однако для турок эти ограничения являлись пустой формальностью, ведь договор не распространял их на Средиземное море. В случае необходимости весь турецкий флот за двое суток мог проследовать оттуда в Черное море. А вот Россия фактически лишилась флота, созданного с таким трудом.

Несмотря на этот факт, следует заметить, что отечественные публицисты в 50—60-х годы XIX века и позднейшие историки необоснованно возвели позорные статьи Парижского договора в ранг национальной катастрофы. Вспомним: канцлер А.М. Горчаков (1798—1883), автор «Циркулярной депеши» от 19 октября 1870 года, в которой Россия сообщила всем странам о своем отказе от ограничений Парижского мира, стал почти сказочным героем. В 70-ые годы XIX века ему посвящал стихи Ф.И. Тютчев, в 70-ые годы XX века В.С. Пикуль посвятил ему книгу «Битва железных канцлеров».

Парижский договор 1856 г. действительно был оскорбительным для России — по своему духу. Но вот что касается установленных им ограничений, то они существовали скорее в мозгах российских руководителей, чем в реальности. Например, в 1854—55 гг. русские моряки сами затопили корабли Черноморского флота. Обидно, да! Однако тем самым они сэкономили казне миллионы рублей. Сравним их судьбу с судьбой полностью сохранившихся судов Балтийского флота. После появления в 1855—59 гг. бронированных судов они потеряли всякое боевое значение. Тем не менее, большинство балтийских парусников было исключено из состава флота лишь в 1863 году. А некоторые из них оснастили паровыми машинами, и они еще 10—15 лет коптили небо, не представляя уже никакой ценности для войны. Так, винтовые линейные корабли «Цесаревич», «Николай I» и «Синоп» исключили из состава флота только в 1874 году, а «Ретвизан» — в 1880 году! Увы, никто из отечественных морских историков до сих пор не задумался над тем, с какой целью столько времени держали в строю эти деревянные «корыта».

Возвращаясь к Парижскому договору отметим, что его статьи были сравнительно мягки, в отдельных случаях расплывчаты. Не было предусмотрено никакого контроля на местах за его исполнением. Достаточно сравнить этот договор с Версальским договором 1919 года. Последний запрещал Германии иметь танки, авиацию, зенитную и тяжелую артиллерию, подводные лодки и т.п. Водоизмещение надводных кораблей он ограничил 10 тысячами тонн, калибр их орудий 280 мм. По всей Германии колесили контрольные комиссии Англии и Франции, бдительно следившие за соблюдением статей договора. Тем не менее, немцы ухитрились, используя различные приемы, создать лучшие в мире танки, самолеты, подводные лодки, зенитную и тяжелую артиллерию. На 1935 год, когда Гитлер денонсировал ограничения Версальского договора, Германия уже обладала первоклассной армией. Кстати, уложившись в указанное договором водоизмещение, немцы построили так называемые «карманные линкоры», вооруженные 280-мм орудиями. Они обладали огромной дальностью плавания и превосходили по своей мощи любой тяжелый крейсер любого иностранного флота.

А вот Александр II и его министры самым скрупулезным образом выполняли все без исключения статьи Парижского мира, даже несмотря на их нарушение Турцией. Ни царь, ни хваленый дипломат Горчаков не понимали в полном объеме того, что всего за два-три года ситуация в Европе кардинально изменилась. Император Наполеон III страстно желал территориальных приобретений в Европе и нуждался поэтому в союзе с Российской империей. В Европе произошла серия войн. В 1859 году Франция и Сардинское королевство воевали с Австрийской империей. В 1866 году Пруссия и Италия тоже воевали с Австрией. В 1867 году Франция осуществила интервенцию в Италию и ввела свои войска в Папскую область. Назревал серьезный конфликт между Францией и Пруссией за господство над мелкими германскими государствами. Вдобавок Австрия стремилась восстановить там свое влияние, в значительной степени утерянное из-за поражений в 1859 и 1866 годах.

Для России сложилась наиболее благоприятная международная обстановка со времен наполеоновских войн. Но Александр II и Горчаков, вместо того, чтобы использовать противоречия между европейскими государствами и возродить Черноморский флот на принципиально новой технической основе (т.е. паровой броненосный вместо парусного деревянного), стали вымаливать у Наполеона III согласия на денонсацию статей Парижского мира. Французский император то обнадеживал царя, то отмалчивался. Он считал договор ставкой в большой политической игре. Но не более того. Ни Наполеон, ни дважды побитая Австрия никогда не пошли бы на войну из-за нарушения статей Парижского мира. Для начала следовало заложить в Николаеве шесть разрешенных договором корветов. Но из-за «ошибок» кораблестроителей их водоизмещение оказалось бы не 800 тонн, а 5000 тонн, и в бронированных казематах стояли бы новейшие стальные пушки Александровского завода. На верхней палубе этих «корветов» можно было установить ложный рангоут, тогда с дистанции в несколько верст они вполне сошли бы за легкие парусно-паровые суда. Кстати, прусский канцлер Бисмарк в дружеской беседе как-то сказал Горчакову, что вместо громких стенаний об отмене статей Парижского договора лучше потихоньку строить флот.

Да что там броненосцы, русское правительство не делало даже того, что договор не запрещал. Например, железные дороги на юге России строились очень медленно. Железная дорога Москва — Лозовая — Севастополь вошла в строй лишь в 1875 году, да и то до 1880 года ее пропускная способность оставалась низкой. А ведь именно по железной дороге можно было за 4—5 суток перебросить с Балтики в Севастополь и Одессу тяжелые береговые и корабельные орудия, мины заграждения, минные катера, а главное — сухопутные войска.

Никто не мешал русским адмиралам создать на Черном море вместо РОПИТа [РОПИТ — «Российское общество пароходства и торговли»] или в дополнение к нему псевдокоммерческую судоходную компанию, с двумя-тремя десятками пароходов водоизмещением 2000—3000 тонн и скоростью хода в 14—15 узлов. Их палуба и ватерлиния могла иметь легкую броню толщиной в дюйм-полтора, кроме того, частичную защиту осуществляли бы расположенные возле бортов угольные отсеки, как это уже делалось в других странах. Такие пароходы имели бы крепления под орудийные станки, зарезервированные места для артиллерийских погребов и механизмов подачи боекомплекта, и т.п. В мирное время эти пароходы возили бы грузы из Одессы и Таганрога в порты Средиземноморья, а их пушки, станки и снаряды хранились бы на складах. В день «X» численность экипажей довели бы до штатной, установили орудия. И всего через какие-то две-три недели в море вышли бы 20 или 30 крейсеров со 152-мм или даже 203-мм орудиями. Такие крейсера не годились для сражения с британским линейным флотом, но они смело могли бы вести бой с любым турецким броненосцем в 1877-78 гг.

Хуже всего то, что англичане блестяще выиграли психологическую войну. В 1855 году Малахов курган взяли французы, и в целом Крымскую войну выиграли именно французы. Без Франции англичане никогда не посмели бы высадиться в Крыму. Однако им удалось внушить Александру II и К—, что войну выиграли именно англичане, и на десятки лет запугать царя и его министров угрозой британской морской мощи. В результате Россия затратила огромные средства на защиту Санкт-Петербурга с моря.

Кронштадт стал самой мощной в мире береговой крепостью. Был построен удивительный флот из броненосных батарейных кораблей и башенных мониторов, способных плавать лишь в «маркизовой луже» [В память о морском министре Александра I, маркизе де Траверсе] между Петербургом и Кронштадтом. Впрочем, они только для того и предназначались. Имелся даже план, согласно которому плавбатареи и мониторы привязывались к тем или иным береговым батареям, то есть роль этой броненосной эскадры сводилась лишь к усилению береговой обороны.

Между тем, с учетом мелководья восточной части Финского залива и дальнобойности тогдашней артиллерии, не превышавшей 5—6 верст, британский флот не мог представлять серьезной опасности для Петербурга. Другое дело — многотысячный десант. Однако с большим десантом на борtу транспортных судов было бы просто глупо лезть под прицел фортов Кронштадта или Свеаборга. Его наверняка высаживали бы в Ревеле или Риге. Таким образом, исход борьбы за Петербург всегда решали исключительно сухопутные силы. И если бы армии вторжения удалось разбить русские войска, то противник просто обошел бы неприступный Кронштадт и все его мониторы по берегу.

Если бы средства, затраченные на строительство многочисленных броненосцев Финского залива, потратили бы на юге для обзаведения там казематными броненосцами и небронированными крейсерами «открытого моря», то исход войны 1877—78 годов был бы совсем иным.
 

[Previous] [Next]
[Back to Index]