Древнеболгарская книжность
6. Комментированный словоуказатель к Ассеманиеву евангелию
(Комментированный словоуказатель к Ассеманиеву евангелию, Slavistica Vilnensis 2004 (Kalbotyra 53 (2)). Vilnius, 2005, p. 143–153.)
Kommentiertes Wort- und Formenverzeichnis des altkirchenslavischen Codex Assemanianus, erstellt von Christoph Koch unter Mitwirkung von Eva-Maria Kintzel und Anke Schröder. Freiburg i. Br.: Weiher, 2000 (Monumenta Linguae Slavicae Dialecti Veteris, Fontes et Dissertationes, t. 43), 909 S, ISBN 3-921940-38-9.
Данное издание подготовлено немецким профессором Христофом Кохом, известным своими индоевропеистическими и палеославистическими трудами [1], совместно с двумя студентками славистического отделения и является образцовым примером плодотворного сотрудничества исследователей разных поколений. Этот объемный том, уже неоднократно рецензировавшийся [Дограмаджиева 2001; Bláhová 2002; Reinhart 2003], содержит полный словоуказатель к древнеболгарскому глаголическому краткоапракосному Ассеманиеву евангелию (в дальнейшем — Ас), снабженный подробными грамматическими характеристиками славянских словоформ, греческими параллелями и, что необычно для изданий подобного рода, обширными комментариями, позволяющими говорить о современном и принципиально новом типе словоуказателя.
В кратком, но информативном Введении (с. 11–25) представлен обзор истории возникновения старославянского перевода Евангелия, учитывающий традиционную точку зрения и новейшие попытки пересмотреть ее в различных направлениях. Большое внимание уделено гипотетическим датировкам Ас, выполненным на разных основаниях и колеблющимся в пределах конца X–рубежа XI/XII веков [2], причем особо обосновывается
1. Среди его палеославистических работ особо выделяются следующие [Koch 1983; 1987; 1989; 1990; 1999; 2004a; 2004b].
2. В обзоре не использованы некоторые специальные работы, напр. [Мусакова 1994; 1996]. См. также более подробную библиографию об Ас [Garzaniti 2001, 312–317]. Из новейших публикаций укажем [Мавродинова 2004].
124
мнение о датировке рукописи второй половиной XI века (с. 13). Дополнительным аргументом в пользу такого решения может служить наличие в ее месяцеслове (f. 127b) памяти Освящения храма св. Георгия (26 ноября) — по всей видимости, киевского праздника, установленного в 1051–1054 годах [Васиљев 1988–1989; 1989].
Впрочем, не исключены и иные интерпретации этой памяти ввиду наличия явных, хотя и редких, параллелей в греческой и латинской литургических традициях [см.: Лосева 2001, 96–97, ср. также 93, 114, 118].
Сжатый обзор опубликованных полных и частичных словоуказателей к церковнославянским евангельским рукописям наглядно представляет читателю накопленный опыт в данной области, позволяя тем самым оценить степень инновационности предлагаемого издания. Учет словоуказателей к Архангельскому евангелию 1092 года [Славова 1994] и Туровскому евангелию XI века [Богданова 1991] и греческо-старославянского конкорданса к четырем древнейшим спискам Евангелия XI века [Люсен 1995], в том числе и Ас, сделал бы обзор более полным.
Завершается Введение лаконичным, но исключительно содержательным разбором (с. 19–25) второстепенного источника — недавно опубликованного древнеболгарского Ватиканского палимпсеста [Кръстанов, Тотоманова, Добрев 1996], который представляет собой кириллическое краткоапракосное Евангелие и датируется исследователями по-разному в пределах Х–ХII веков. Предпринятый X. Кохом анализ этого источника показал, что архаичные языковые черты соседствуют в нем с инновационными, характерными для среднеболгарских памятников. Наличие инновационного языкового слоя заставляет отклонить предложения болгарских исследователей датировать Ватиканский палимпсест Х–ХI веками и включить его на этом основании в узкий старославянский канон. Приходится сожалеть о том, что автор опубликовал свои данные не в виде отдельной работы, а во введении к изданию, всецело посвященному иному древнеболгарскому памятнику: эти результаты остались незамеченными и не были учтены в новейшей литературе о Ватиканском палимпсесте, где он по-прежнему датируется ранним периодом — концом Х–началом XI века [Джурова 2002, 85] и даже началом Х века [Тотоманова 2003; ср.: Мъжлекова 2003].
125
Основную часть издания занимает полный указатель словоформ Ас, которые сгруппированы в статьи по лексемному принципу и следуют в алфавитном порядке заглавных слов. При каждой словоформе указывается ее точный адрес: лист, столбец и строка рукописи, дополнительно отмечаются написания, внесенные в кодекс уже после его создания (в том числе кириллические приписки), сообщается иная полезная информация преимущественно палеографического характера.
Глаголический текст Ас передан в словоуказателе не кириллицей, как это принято в палеославистике, а средствами латинского алфавита с использованием дополнительных символов и надстрочных знаков (правила транслитерации изложены на с. 63). Заглавные формы даны в нормализованном правописании и расположены в порядке латинского алфавита. При заглавных формах в скобках иногда приводятся представленные в рукописи орфографические варианты, наиболее частотный из них обычно признается основным и выносится в заглавие статьи: так, именно частота употребления в Ас обусловила кодификацию написания juže, а не его более редкого варианта uže.
Иногда при заглавных формах указаны орфографические варианты, отсутствующие в Ас, — они обычно ориентированы на нормализованное кириллическое правописание. С другой стороны, некоторые глаголические написания, представленные в рукописи, но не признанные составителем стандартными, отсутствуют в заглавиях статей словоуказателя.
Так, при заглавной форме aviti дополнительно указан отсутствующий в рукописи вариант javiti, который приводится также на своем алфавитном месте с отсылкой к основной форме, тогда как реально представленные в Ас написания с начальным ятем (типа ěviti) вообще не вынесены в заглавие (даже в качестве варианта) как нестандартные. Таким образом, при установлении заглавных форм принята двойная норма: с одной стороны, засвидетельствованные в Ас варианты aviti и ěviti сводятся к одному — aviti; с другой стороны, дополнительно указана также латинская транслитерация нормализованного кириллического написания (javiti), естественным образом отсутствующего в глаголическом памятнике. Надо думать, что заглавные формы последнего типа призваны облегчить сопоставление собранного в словоуказателе материала с данными старославянских словарей, традиционно использующих кириллическую транслитерацию глаголических текстов.
126
При наличии в Ас орфографической вариативности выбор основной формы не всегда выглядит мотивированным. Например, можно усомниться в обоснованности решения свести варианты aviti и ěviti именно к aviti, поскольку в самой рукописи данная лексема чаще пишется через ять. Вполне аналогичное варьирование ako и ěko почему-то сведено в словоуказателе к jako, хотя такое написание, отражающее кириллическую орфографию, невозможно в глаголическом тексте.
Нередко в качестве единственной заглавной формы используется латинская транслитерация нормализованных кириллических написаний — даже в тех случаях, когда Ас абсолютно последовательно, без каких бы то ни было вариантов, следует иной, глаголической орфографии. Так, абсолютно все словоформы, подведенные под заглавие jasti, начинаются с ятя (ěsti). Аналогичным образом стандартными признаны формы с начальным je- (типа jedinъ), хотя в глаголическом тексте нет и не может быть йотации [е]. В таких случаях заглавные формы словоуказателя противоречат показаниям самой рукописи. Подобные решения невозможно объяснить ссылками на произношение (оно остается нам во многом неизвестным) либо этимологию, которая должна была бы привести к кодификации написаний ěsti и jedinъ.
Во многих иных случаях стандартизация написаний явно производилась на основе этимологии, как, например, в случае заглавной формы слова vlьkъ, которое в Ас, по данным самого словоуказателя, пишется не с ерем, а исключительно с ером после плавного. Отклонения от этого принципа стандартизации редки: вместо заглавной формы otęgočati ожидалось бы этимологически верное otęgъčati: о том, что здесь в Ас представлено прояснение редуцированного [ъ → о], нередко встречающееся в данном памятнике, свидетельствуют данные глаголического Зографского евангелия и кириллической Саввиной книги, сохраняющих исходную форму с редуцированным (кстати, производящая основа отѧгъчити представлена в глаголических Мариинском и Зографском евангелиях) [3]. Кодификация написаний типа obъimati и vъisprь со стечением гласных на стыке первых двух морфем кажется необоснованной экстраполяцией праславянской реконструкции, для второго слова — отнюдь не единственной [см.: Moszyński 1984b], на данные сохранившегося памятника письменности.
3. См. словарные сводки [SJS, t. 2, 627; СС, 437].
127
Не вполне последовательным оказывается слитное и раздельное написание некоторых слов. Решение писать раздельно otъ kǫdu, otъ selě и под. ничем не аргументировано. Явно ошибочным является слитное написание cěsar’gradъ: изменение первого элемента по падежам ясно указывает на его грамматическую самостоятельность. В заглавных формах isuxrьstъ и isuxrьstovъ несклоняемая форма имени Иисус, нередкая в церковнославянских рукописях [см.: Moszyński 1963; Темчин 1994], принята за первый компонент сложного слова.
Морфологические аспекты заглавных форм также вызывают вопросы. Во-первых, не ясно, что заставило составителей вынести в заглавия статей формы настоящего времени blagověštajǫ, krьštajǫ, protivl’ajǫ sę, truždajǫ sę, воздержавшись от реконструкции инфинитивов blagověštati, krьštati, protivl’ati sę, truždati sę, которые представлены в авторитетных старославянских словарях [СС, СР, SJS] [4]. Во-вторых, некоторые прилагательные могут кодифицироваться в форме женского рода — в том случае, если они применяются лишь к лицам женского пола (например, neprazdьnaja), но наличие в словоуказателе заглавной формы krъvotočiva вызывает недоумение. В-третьих, как известно, „<в> старославянском языке отсутствуют производные притяжательные местоимения, образованные от местоимения третьего лица и от относительных и указательных местоимений. Вместо них употребляется родительный падеж соответствующего местоимения: съıнъ ѥго или съıнъ ѥѩ <…>“ [Вайан 1952, 177–178], поэтому постулирование словоуказателем притяжательных местоимений типа jego, jeję, iхъ, naju и под. выглядит по меньшей мере странно.
В отличие от заглавных форм, цитируемые внутри статей словоформы Ас переданы с предельной точностью. Ошибки в их передаче, практически неизбежные при массовой обработке материала, встречаются исключительно редко: так, вместо klętvojǫ 92a 3 (с. 324) в самой рукописи читается kljętvojǫ, а вместо kъnjęẓь 27d 1 (с. 340) — knjeẓь.
Некоторые грамматические характеристики, вопреки ожиданиям читателя, относятся не к славянским словоформам, а к их греческим соответствиям: так, славянское притяжательное местоимение свои не изменяется по лицам, поэтому последовательное указание на лицо может относиться лишь к соответствующим греческим формам; то же самое
4. Ссылка на дефектную парадигму данных глаголов (с. 67) не проясняет ситуацию.
128
относится и к некоторым указаниям на род различных словоформ того же местоимения, в сочетании с которыми они порой выглядят как оксюморон, ср., например, помету 3.sg.f. (т.е. женский род) при словоформе svoego (с. 645) — родительного падежа от формы мужского рода. Внутри статьи эта словоформа помещена под обобщающей рубрикой gsm (т.е. мужской род), так что словоуказатель предлагает две взаимоисключающие грамматические характеристики данной формы.
Словоуказатель содержит информацию не только о формах славянских слов, представленных в Ас, но и о соответствующих им греческих лексемах, что исключительно полезно для исследователей, занимающихся языком и текстологией переводных церковнославянских памятников. В начале статьи обычно перечисляются все греческие лексические соответствия данной славянской лексемы, каждое из которых получает отдельный буквенный символ, добавляемый к адресу цитируемых ниже славянских словоформ. В результате читатель сразу видит, какая именно греческая лексема соответствует той или иной славянской словоформе, если же его интересует грамматическая характеристика иноязычного соответствия — то он должен самостоятельно обратиться непосредственно к греческому тексту Евангелия.
Несомненным достоинством данного словоуказателя является использование критического аппарата опубликованного Г. фон Зоденом издания греческого Нового Завета [Soden 1913], наиболее полно и вполне достоверно представляющего богатую рукописную традицию (хотя и основанного на использовании исключительно списков Четвероевангелия): из него выбирались те греческие варианты, которые, по мнению X. Коха, наиболее соответствуют чтениям Ас (с. 18). Уникальное по своей полноте издание Г. фон Зодена часто недооценивается палеославистами (обычно критикуется изложенная в издании реконструкция исходного греческого текста, а не качество критического аппарата) [5], несмотря на положительный опыт его использования в работах В.А. Погорелова, И. Вайса, К. Горалека, Р. Вечерки, Б.И. Скупского и др. Этот ряд продолжает теперь рецензируемый словоуказатель, внося тем самым значительный вклад в реабилитацию собранного Г. фон Зоденом огромного
5. См. подробную характеристику критического издания Г. фон Зодена с литературой вопроса и объяснением его достоинства для палеославистических исследований [Темчин 1998a, 113–115].
129
фактического материала и заметно укрепляя традицию его применения в палеославистических исследованиях.
Упрек в использовании ненадежного критического издания греческого текста, предъявленный предыдущим рецензентом к подготовленному X. Кохом комментированному словоуказателю [Reinhart 2003, 150], несправедлив: у палеославистов нет разумной альтернативы изданию Г. фон Зодена, поскольку все остальные критические аппараты палеоцентричны, т.е. ориентированы в основном на узкий круг древнейших греческих рукописей, которые, к тому же, цитируются лишь выборочно [см.: Логачев 1976, 97]. Использование палеославистами таких изданий в качестве единственного источника информации о греческой рукописной традиции Нового Завета равносильно сознательному отказу от поиска реальных оригиналов старославянского перевода и от самой возможности адекватных греческо-славянских языковых и текстологических сопоставлений [ср.: Скупский 1977; 1979, 112–124].
Без греческих соответствий оставлены в словоуказателе слова (в основном личные имена), принадлежащие не самому евангельскому тексту, а надписаниям богослужебных чтений (фрагментов текста, читаемых при богослужении за один раз), в том числе месяцесловных. Многие из этих соответствий можно было определить, используя опубликованные сводки перикоп греческих лекционариев [Gregory 1909, 343–386].
Обширный комментарий, сопровождающий словоуказатель, выполняет сразу несколько функций: а) обосновывает изложенную в издании интерпретацию содержащегося в Ас языкового материала (при необходимости привлекаются данные иных индоевропейских, в том числе балтийских, языков); б) характеризует положение текста Ас внутри славянской рукописной традиции Евангелия; в) проясняет языковые особенности памятника на широком фоне различных по жанру и содержанию церковнославянских текстов (с учетом хорватско-глаголической книжности); г) соотносит представленный в Ас славянский евангельский текст с греческой рукописной традицией (по материалам Г. фон Зодена); д) исправляет отдельные неточности наборного издания Ас [Kurz 1955], выявленные при выборочной (производившейся лишь в сомнительных случаях) проверке по имеющемуся факсимильному изданию [Иванова-Мавродинова, Джурова 1981].
130
В комментарии использовано огромное количество (более 250) первичных источников (с разграничением, где это возможно, разнородных фрагментов внутри каждого из них), однако при этом использовались исключительно печатные материалы, в том числе сводки разночтений по неизданным источникам — непосредственно к рукописям составители комментированного словоуказателя не обращались. Опубликованный в приложении указатель цитированных стихов Евангелия и иных книг (с. 892–909) дает читателю возможность проследить, насколько часто в комментарии использованы различные памятники письменности и их конкретные списки.
Основное место среди первичных источников естественным образом занимают опубликованные списки церковнославянского Евангелия, однако в комментарии не использованы некоторые издания: Туровского краткоапракосного евангелия (XI в.) [6], Стаматова (первая половина XIII в.), Кюстендилского (XIII в.) и Мостарского (вторая половина XIII в.) четвероевангелий, Венецианского (Марцианского) Нового Завета (конец XIV–начало XV в.) и других [7]. Некоторые памятники использованы не в полном объеме: например, не учтена парижская часть Добромирова евангелия XII века [Станчев 1981], а также дифференциальный словарь этого памятника, содержащийся в последней публикации [Угринова-Скаловска, Десподова 1992].
В сводке источников изредка сообщаются устаревшие либо явно ошибочные сведения: так, под сокращением Typ. 6 в рецензируемом издании числится краткоапракосное Евангелие XIII–XIV веков (с. 45), но в действительности имеется в виду рукопись, которая с 1679 года хранилась в Библиотеке Московской Синодальной типографии (с 1934 г. это собрание находится в Российском государственном архиве древних актов) сначала под № 5, а в дальнейшем под № 6, но с начала 20-х годов XX века хранится в Государственной Третьяковской галерее с сигнатурой К-5348. Эта рукопись представляет собой не краткий, а полный апракос и датируется концом XII(?)–началом XIII века [см.: СК XI–XIII, 167–168, № 147].
Принятые в издании сокращения первичных источников иногда значительно отличаются от традиционных, что создает некоторые трудности
6. Хромолитографическое издание 1868 года недавно повторно опубликовано [Нiкiцiн 2004, 163–183].
7. Сведения о соответствующих изданиях см. [Garzaniti 2001, 587–593].
131
для читателя: например, Охридские глаголические листки XI века обозначены сокращением Achr. (видимо, потому, что сокращение Ochr. зарезервировано для Охридского апостола конца XII в.). В названиях источников кириллическая буква X передается латиницей непоследовательно: то как X, то как CH.
Большое количество (более 250) вторичных источников, использованных в комментарии, делает его полезным библиографическим пособием для всех исследователей языка церковнославянских памятников. Содержание комментария настолько богато и разнообразно, что не поддается простому пересказу: оно, несомненно, должно стать объектом самостоятельного исследования. Во всем многообразии затронутых в комментарии тем помогает ориентироваться предметный указатель (с. 881–885) и индекс цитированных словоформ и морфем различных языков (с. 886–891). Полезным пособием является также прилагаемый Index а tergo заглавных форм словоуказателя (с. 849–878).
Составителями комментированного словоуказателя к Ассеманиеву евангелию проделана огромная работа по сбору и систематизации содержащегося в нем языкового и текстового материала, который последовательно сопоставлен с греческой текстологической традицией Евангелия и большим корпусом разнообразных церковнославянских памятников. Весь накопленный материал изложен с высокой степенью точности; высказанные критические замечания относятся в основном к подаче заглавных форм отдельных статей, недостатки которой практически не сказываются на результате работы со словоуказателем. Несомненным достоинством этого издания является наличие обширного комментария — в будущем этот положительный опыт должен будет непременно учитываться при создании аналогичных пособий к иным церковнославянским текстам. Хочется от всей души поблагодарить профессора Христофа Коха и его молодых помощниц за самоотверженный труд и за весомый вклад в изучение Ассеманиева евангелия и всей славянской письменности древнейшего периода.