Глава XVII. ЛЕГАЛИЗАЦИЯ ПРОЕКТА ВЕЛИКОЙ АЛБАНИИ: НЕЙТРАЛИЗАЦИЯ СЕРБСКОЙ И ЮГОСЛАВСКОЙ СЛУЖБ БЕЗОПАСНОСТИ В КОСОВО И МЕТОХИИ
- «Призренский случай - извлечь из архива и сжечь»
- Политическое руководство Сербии и великоалбанское движение в Косово и Метохии
«Призренский случай - извлечь из архива и сжечь»
Сразу после смены Александра Ранковича и Светислава Стефановича последовало сосредоточение политических сил, которые под разными предлогами выступали за деградацию Югославии. Некоторые участвовали в этом во имя мнимой расправы с бюрократическим централизмом и унитаризмом, а некоторые, такие как ведущие политические представители албанского меньшинства в Косово и Метохии, под видом борьбы за полноправие до того якобы угнетаемого албанского меньшинства. Через тринадцать дней после Брионского пленума в Приштине проводилось заседание Краевого комитета СК Сербии, на котором наряду с членами Секретариата ПК СКС присутствовали ведущие в это время политические руководители Сербии и АК Косово и Метохии: Йован Веселинов, Джавид Нимани, Коль Широка и Драган Глигорич. О проблемах Края говорил Станое Аксич, председатель Скупщины Края, подчеркивая, что кроме Центрального комитета другие республиканские органы недостаточно занимались проблемами Края. Помимо прочего он отметил, что республиканские органы не были в достаточной мере включены в работу в связи с распределением средств, предназначенных для неразвитых областей. Затем был поднят вопрос Трепчи, вопрос режима вод в Крае, табачной промышленности, развития некоторых энергетических объектов и прочие проблемы. Наряду с этими вопросами, касающимися экономического развития (подчеркивалось, что Республика должна больше заботиться о развитии Края), речь, конечно же, шла и о Брионском пленуме, и о внедрении в жизнь принятых там постановлений о реорганизации службы безопасности и, в этом смысле, об отношениях с Албанией. Вели Дева был одним из самых значимых политических лидеров албанского меньшинства и инициатором многих событий, которые в последующие четверть века обозначили историю этой части Сербии. На этом совещании Дева поднял два важнейших вопроса: о смене кадров в Службе государственной безопасности и об экономическом
254
сотрудничестве с Албанией. Йован Веселинов высказал, очевидно, официальную позицию политического руководства Сербии в отношении Албании. Несомненно, это подхлестнуло сепаратистов и шовинистов среди представителей албанского меньшинства в Сербии и Югославии. Веселинов в Приштине дословно сказал: «Мы считаем, что с Албанией нужно развивать сотрудничество, но мы в Республике не достаточно организованы. Мы будем к албанцам относиться принципиально. Нужно, чтобы в Исполнительном и Центральном комитетах было организовано систематическое слежение за развитием отношений с Албанией. То же самое нужно сделать и в Крае. Мы не можем идти с ними на идейно-политические уступки. Возможен обмен литературой, не имеющей пропагандистский характер» [1].
Это было своеобразное благословение продолжению антисербской и антигосударственной деятельности в Косово и Метохии и практическая легализация сепаратистского движения с опорой на Албанию и ее службы. В записках с совещания в Приштине, проведенного 13 июля 1966 года, одна из точек зрения убедительно иллюстрирует политический климат того времени, дух того времени, соотношение политических сил в Сербии. Речь идет о записке, касающейся объемного и весьма важного материала с тайного судебного процесса в Призрене в 1956 году, на котором было представлено множество доказательств глубоких и крепких связей политического руководства албанского меньшинства в южном сербском крае с разведывательной службой соседней Албании. В записке с упомянутого совещания Краевого комитета говорится буквально следующее: «Призренский случай — изъять из архива и сжечь» [2].
На Шестом заседании ЦК СКС, проведенном 14 и 15 сентября 1966 года, на котором разговаривали о деятельности СКС после Четвертого пленума и об Отчете Комиссии Исполнительного комитета ЦК СКС о политической ответственности отдельных руководителей Службы государственной безопасности, о Призренском процессе говорил Джавид Нимани, один из ведущих политиков албанского меньшинства. Нимани сказал, что Призренский процесс является попыткой «скомпрометировать руководящие кадры из числа косовских албанцев. Процесс для этого и был инсценирован». На совместном заседании Исполнительного комитета ЦК СКС и Секретариата ПК Косово и Метохии, состоявшемся 22—23 сентября 1966 года, обсуждались «актуальные политические проблемы в Крае, возникшие после злоупотреблений, имевших место в работе Службы государственной безопасности». Об отрицательных последствиях Призренского процесса говорили Фадиль Ходжа, Катарина Патрногич и Душан Мугоша. Мугоша кроме прочего сказал, что на заседании Областного комитета СК отброшены «клевета и обвинения, вы
1. АС, Ђ-2, ЦК СКС, Белешка са састанка Покрајинског комитета СК Србије за Косово и Метохију, одржаног 13 јула 1966, године у Приштини.
2. Там же (на 5 странице Белешке).
255
сказанные в адрес отдельных кадров во время Призренского процесса. Пользуясь случаем, он заявил, что «тема, в договоре с Центральным комитетом, снята с повестки дня» [1].
Под ударом вследствие нового политического курса, возникшего на Брионском пленуме, оказалась в первую очередь Служба государственной безопасности из-за ее, якобы, суровых репрессивных мер и террора албанского меньшинства. Это был большой политический разворот, распутье югославского государства в целом. По сути, был открыт вопрос о югославской федерации и будущего Сербии.
Политические силы, никогда так и не смирившиеся с результатами Первой балканской войны 1912 года, вступили в скрытую борьбу за полную деградацию Сербии с целью сведения ее государственного, экономического и культурного ареала к так называемой «суженной Сербии», а именно Сербии в границах до битвы под Куманово. Все ведущие личности службы безопасности в Сербии, а особенно в Косово и Метохии, были допрошены и подали подробные рапорты о своей работе. Материалы партийно-политического допроса республиканского секретаря по внутренним делам Сербии Войина Лукича дают отличную возможность для освещения основных проблем этого исторического момента. Лукич был республиканским секретарем по внутренним делам с 1953 по 1966 год. В допрашивающей его комиссии находились Милойко Друлович, Мирко Попович и Симеон Затезало. Допрос основывался на объемном отчете, который доставили «товарищи из Косово» и который содержал в себе данные о «мучениях, драках и убийствах с 1956 по 1963 год на территории Космета». В начале допроса Друлович сказал, что эти данные «поражают». Лукич защищался и говорил, что не верит, что некий смертельный случай, произошедший в Крае, скрывался от него («но я не исключаю, что это имело место»). Также он упомянул случай, когда в Призрене «шиптар, офицер милиции, убил одного человека в тюрьме». Я настаивал, чтобы его судили, говорил Лукич, но все его защищали, особенно «те, из внутренних дел». Однако когда мы посетили Косово, там был и Чеча (Стефанович. — Примеч. ред.). Он сказал — не будем его судить, хороший он человек, шиптар. Я не знаю, был ли он в конце концов осужден или, может быть, получил лишь условное наказание [2]. Были случаи, говорил Лукич, когда люди гибли во время бегства в Албанию, но «мне не известно ни об одном случае убийства, которое бы скрывали, а это, между прочим, и невозможно — нельзя спрятать человека, как будто его нет». Он не отрицал, что происходили драки, не только в Косово, но и в других местах. Он вспомнил, что один человек из Печи был из-за этого осужден. Показания Лукича перед этой комиссией цитируют документ, который мы здесь уже упоминали, а именно целое расследование
1. Там же. Део саслушања Војина Лукића у вези Информације на седници ИК о стању у АП Косово и Метохија.
2. Там же.
256
на 87 страницах, а также обстановку, в которой он возник. Войин Лукич утверждал, что Исполнительный совет Сербии, насколько ему известно, не обсуждал проблему ситуации в Косово и Метохии, а занимался этим только Исполнительный комитет ЦК СКС Сербии, о чем уже шла речь в этой работе. «Я лично уведомлял Крцуна, — говорит Лукич, — думаю, что он докладывал об этом в Исполнительный комитет. Состоялось совещание Исполнительного комитета, во время которого обсуждались проблемы Космета. Я лично подготовил отчет о том, какова там ситуация. Эта тема обсуждалась, были сделаны выводы, так что ситуация на Космете рассматривалась, причем по моему настоянию» [1]. Интересно утверждение Лукича, что кроме него на заседании Исполнительного комитета «присутствовал еще кто-то из Космета, кто-то, кто не был членом Исполнительного комитета», но в протоколе этого заседания от 9 июля 1962 года говорится, что кроме членов Исполнительного комитета на заседании присутствовал только Войин Лукич.
Лукич подробно обосновал, почему в органах внутренних дел было немного албанцев, а также разъяснил известное высказывание Новаковича о том, что до Четвертого пленума к каждому шиптару относились с подозрением. Лукич ответил, что это происходило из-за недоверия, рождающегося из «проявлений национализма, шовинизма и ирредентизма среди албанского меньшинства» и из всё еще свежих воспоминаний обо всем, что произошло во время Второй мировой войны. Однако это не значило, что существовало недоверие к каждому албанцу, «люди из УГБ отлично с ними сотрудничали. Мне рассказывали истории о чрезвычайном югославском патриотизме некоторых албанцев, которые сознательно рисковали, соглашаясь на сотрудничество с УГБ». Он лично не имел недоверия по отношению к албанцам, а в контакт с албанцами вступил лишь в 1953 году, когда стал республиканским секретарем. «Крцун, когда я вступал в должность, сказал, чтобы мы очень внимательно относились к нашим товарищам албанцам». Лукич подчеркивает, что к проявлениям ирредентизма, национализма и шовинизма среди шиптаров относился как к вещам, «которые естественны, законны и неизбежны».
Из этих показаний, а также и из многих других источников очевидно, что сербским коммунистам, особенно находящимся на руководящих позициях в Белграде, и сербам в целом были неизвестны ни идеология и характер албанского национализма, ни идеолого-исторические корни их политического проекта. Албанцы столетиями, а особенно в течение XVIII— XIX веков были надежным орудием Османской империи на Балканах. Их хозяева, паши, имеющие политическое влияние, были носителями анархии в балканских провинциях Османской империи. Австро-Венгрия с ее систематичной и хорошо оплаченной пропагандой много сделала для формирования национальной идеи и политической идентичности албанцев, но не нужно забывать и о поддержке со стороны их колоний в Константинополе,
1. Там же.
257
в городах южной Италии, в Египте и других областях Османской империи. Войин Лукич, однако, во время допроса говорит, что народ в Косово — это «народ, который сейчас впервые обучается грамоте, в котором пробуждается национальное сознание, народ, который должен пройти через все этапы национального романтизма, и мы не можем обойти это стороной». Он упоминает высказывания Милоша Минича о том, что главная причина появления ирредентизма, национализма и шовинизма находится в экономической неразвитости и «что мы преодолеем ее ускоренными инвестициями, увеличением числа рабочего класса, промышленной и экономической интеграцией Космета в государство». Лукич указывал на давление с Запада, на влияние албанской эмиграции, выступающей за Великую Албанию, информбюро из Албании, указывал на очень запутанную ситуацию, на «давление со всех сторон». «Были случаи, когда американцы забрасывали в Албанию парашютистов, и они перебегали к нам».
Войин Лукич подчеркивает, что был недоволен назначением Чеды Мийовича на должность краевого секретаря по внутренним делам, получившего это место по рекомендации Душана Мугоши. «Я не доверял его возможностям, хотя он и был юристом, но находясь на месте секретаря в Космете, нужно настаивать на установлении порядка и нормальных методов работы. Он же по характеру анархист, партизан». Однако главная причина недостаточной представленности албанцев в органах внутренних дел была их неспособность к службе. Мы могли задействовать учителей, говорит Лукич, однако «в Областном комитете этому энергично сопротивлялись, так как в этом случае они бы остались без албанцев среди культурно-просветительских работников, причем без албанцев — самых лучших коммунистов». Официальная позиция заключалась в том, чтобы принимать на работу в милицию албанцев по сниженным критериям по сравнению с остальными работниками.
Среди многочисленных заявлений бывших руководителей УГБ и служб внутренних дел выделяется заявление Йовы Баята, который в период 1949—1955 годов находился в Джаковице в качестве уполномоченного представителя УГБ в Джаковицком уезде. После этого он руководил службой внутренних дел в Косовской Митровице. Самое большое внимание он посвятил деятельности албанской разведслужбы на территории Джаковицкого уезда, граничащего с Албанией на протяжении 100 км. У албанского населения сохранились прочные родственные и дружеские связи с населением соседней Албании. Албанская разведслужба, по словам Баята, действовала через албанских граждан из пограничных деревень на территории Албании, в основном через группы диверсантов, внедряемых на территорию Югославии. Самую лучшую албанскую агентуру в Косово и Метохии, по словам Баята, составляли бывшие мятежники — баллисты, которые после 1948 года перешли на территорию Албании, а затем на территорию Югославии. Самыми известными из них были Азиз Зеливода и Шериф Трстена из Косовско-Митровицкого уезда. Зеливода убил одного из председателей округа в Вучитрнском уезде. По оценкам Йова Баята,
258
большинство представителей албанской агентуры составляли албанцы, которые эмигрировали в Албанию и оттуда вновь внедрялись в Югославию. С помощью этих эмигрантов «начинается более глубокое проникновение албанской службы на территорию Космета». Упоминаются и их имена: Шабан Хаджия, начальник милиции Косово и Метохии, Шабан Зенели из деревни Скивьяна вблизи Джаковицы, капитан милиции, находящийся на службе в Министерстве внутренних дел Сербии, Джафер Вокша из Джаковицы, член Областного комитета и руководитель молодежной организации на Космете, Сутки Ходжа, родом из Джаковицы, доверенное лицо по внутренним делам уезда Драгаш, Авдула Салия, председатель СРЗ Юник из Джаковицкого уезда, Исаи Добра, бывший председатель округа Дечаны, и прочие. Группы диверсантов, состоящие из этих эмигрантов, «проникали вглубь территории Космета, вплоть до Санджака» [1].
Большинство среди политически активных эмигрантов старшего поколения составляли личности, эмигрировавшие в Албанию после Первой и между двумя мировыми войнами. Они вели активную работу в органах фашистско-нацистской власти во время Второй мировой войны, а теперь возглавляли группы, которые нелегально переходили на территорию Сербии, устанавливали связи и строили сети центров сепаратистско-подрывной деятельности. Во главе одной из таких групп, ликвидированных в Дренице, находился Скендер Косова. Кроме него были весьма активны Черим Ука из деревни Озрима вблизи Печи, дослужившийся в албанской армии до звания подполковника, затем майор албанской армии Халит Качандоли из Качандола вблизи Косовской Митровицы и Айет Хаджия из Косовской Митровицы. Мощная деятельность Албании против Югославии на территории Косово и Метохии ставила сербские и югославские службы безопасности в сложное положение, так как кроме интенсивной контрразведывательной работы они должны были предпринимать и масштабные акции преследований, и более жесткие меры. Это было своеобразное повторение, в чуть меньших размерах, всего того, что здесь происходило в 1913—1914 годы, затем после Первой мировой войны 1919—1924 годов и практически в течение всего периода между двумя мировыми войнами. Одновременное вторжение нескольких групп диверсантов требовало от армии и милиции продолжительных и частых засад. «Случалось, — пишет в своем заявлении Йово Баят, — что мы одновременно должны были организовать до сотни таких засад рядом с домами пособников, в местах, где, по нашим разведданным, могли находиться диверсанты. Наши люди каждую вторую-третью ночь проводили в засаде, и это наряду с их регулярными заданиями» [2]. У групп из Албании была мощная поддержка на местах. На территории Джаковицы самый сильный оплот у них был в деревне Юник, в которой находилась и главная база для связей с другими группами
1. АС Ђ-2 ЦК СКС, Секретариат за унутрашње послове СРС, Управа државне безбедности. Изјава Јова Бајата републичком секретару за унутрашње послове CP Србије од 9. септембра 1966. године.
2. Там же.
259
на местах. Кроме Юника в поддержке группам, проникавшим из Албании, активно участвовали деревни Вокша, Дреновац, Белег, Рзнич, Пожар, Гргоц, Ново Село, Скивьяны, Бец, Црмняни, Рогово и прочие. Военные и полицейские единицы вступали с группами диверсантов в стычки, часто сопровождаемые жертвами. В деревне Дреновац летом 1952 года погибли лейтенант пограничных войск, председатель сельскохозяйственного кооператива, а также капитан службы государственной безопасности Бранко Вуёвич. В деревнях Юник, Лочан, Радоничи, Црмняни, Дева и Плочица стычки были особенно яростными. Начальником Отдела УГБ Косово и Метохии в то время был Никола Сикимич. В Джаковице была обнаружена большая группа в 15—20 человек, занимающаяся сепаратистской деятельностью, но арестовано было лишь семь человек.
На должности секретаря Областного комитета СКС в начале 50-х годов находился Джоко Пайкович, а его преемником стал Душан Мугоша. И Йово Баят, также как и другие представители службы безопасности, говорит о давлении и насилии над «сербами и черногорцами». Случалось, пишет Баят, что «серб или черногорец не мог продать свое имение кому хотел или тому, кто предлагал ему больше, бывали случаи насильственного отторжения имений или их части, нанесения вреда, а при попытках помешать этому сербов избивали и наносили им телесные повреждения, были и случаи изнасилования и разных других угроз с целью заставить сербов уехать. Имели место случаи поджога соломы и кормов для скота. Со всеми этими случаями были ознакомлены областные комитеты СК с целью принятия дальнейших мер». Службы внутренних дел регулярно подавали рапорты в компетентные органы, а так как эти явления имели чисто политический характер, подавались рапорты и в республиканский, и в краевые управления полиции. «На эту проблему обращали внимание в полицейских участках и территориальных оперативных отделах ГБ». Йово Баят далее упоминает, что во время его пребывания в Косовской Митровице со второй половины 1955 года было обнаружено пять нелегальных групп и организаций, «которые вели враждебную ирредентистскую деятельность, а также многие люди были арестованы и предстали перед судом. Некоторые из этих групп и организаций были самостоятельны, а некоторые являлись частями более крупных организаций, деятельность которых распространялась на всю территорию» [1].
Решения, принятые на так называемом Брионском пленуме 1 июля 1966 года, и все происходившее после этого, особенно в течение последующих нескольких месяцев, представляло собой, по сути, реабилитацию тех представителей албанского меньшинства, которые содействовали изгнанию сербского населения из Косово и Метохии и присоединению этой части территории Сербии и Югославии к Албании. Их деятельность представлялась
1. АС Ђ-2 ЦК СКС, Секретариат за унутрашње послове СРС, Управа државне безбедности. Изјава Јова Бајата републичком секретару за унутрашње послове CP Србије од 9. септембра 1966. године.
260
и толковалась как выражение «деформации» в рядах Службы государственной безопасности. В известной мере это было началом легализации великоалбанского сепаратистско-террористического движения в Косово и Метохии, которое с тех пор открыто занималось тем, чем раньше занималось втайне.
К большой партийной кампании по всей стране, а особенно в Косово и Метохии, подключилось Исполнительное вече Автономного края Косово и Метохии. Исполнительное вече сформировало комиссию по подготовке и реализации реорганизации в органах Служб государственной безопасности, которая после четырехмесячного расследования и якобы проведения опросов на местах составила объемный Отчет о работе Комиссии по вопросам утверждения деформаций и злоупотреблений и о предпринятых мерах по реорганизации в Службе государственной безопасности в АК Косово и Метохия, отчет датируется 1 ноября 1966 года [1]. Отчет, по сути, являлся ревизией совокупной роли службы безопасности, начиная со Второй мировой войны и до 1966 года, хотя в одном месте подчеркивается, что особое внимание посвящалось работе органов безопасности начиная с 1952 года. В отчете упоминается, что Комиссия не рассматривала случаи и действия органов государственной безопасности,
«связанные со сведением счетов с элементами контрреволюции — баллистами, четниками и их пособниками, представителями информбюро, разными шпионами и диверсантами, а также в связи с разными экономическими мерами (национализация, запрещение частной торговли, создание сельскохозяйственных кооперативов) и пр.».
Комиссия в основном рассматривала период с 1956 по 1966 год, а с особым вниманием анализировала случаи, относящиеся к периоду до 1956 года. Из собранных материалов, говорится в этом отчете, можно сделать вывод, что злоупотребления некоторых представителей Службы государственной безопасности стали причиной нанесения вреда не только «гражданам албанской национальности, но и другим гражданам турецкой, сербской и черногорской национальностей». Центральным для этого объемного отчета — в разных редакциях — является утверждение, согласно которому «албанское население которое является национальным меньшинством, считается ненадежным». Это объяснялось и в учебниках для Училищ министерства внутренних дел. Это в своих дискуссиях подчеркивали и самые ответственные работники Службы государственной безопасности.
«Подтверждено, что албанцы, — говорится в отчете, — являясь национальным меньшинством, более лояльны к их стране происхождения и поэтому легко склоняются к работе в зарубежных разведслужбах».
Такая точка зрения создала атмосферу «разных мошенничеств и злоупотреблений во вред албанскому народу, были созданы условия для процветания националистических и шовинистстких спекуляций».
1. АС, Ђ-2, ЦК СКС, Извештај о раду Комисије на утврђивању деформација и злоупотреба и о предузетим мерама на реорганизации у служби Државне безбедности у АПКиМ, Покрајинско Извршно веће - Комисија за припрему и спровођење реорганизације у органима Службе државне безбедности (за интерну употребу), Приштина, 1. новембра 1966. године.
261
Понятно, что целая конструкция покоилась на искаженном толковании: албанское меньшинство представлено в качестве жертвы, а настоящие жертвы великоалбанского шовинизма нередко представлялись как носители «великосербского национализма и шовинизма».
В пользу официальной позиции государственного и партийного руководства Югославии и Края в отчете упоминалось множество точек зрения из прежних анализов Службы государственной безопасности и секретариата внутренних дел. Везде подчеркивалось мнимое недоверие «к представителям албанского народа». Упоминаем здесь лишь несколько отрывков, содержащихся в этом отчете в качестве подтверждения недоверия Службы государственной безопасности к албанскому народу. В отчете Союзного управления полиции в Приштине за 1963 год, кроме прочего, содержится и следующая оценка:
«Большинство населения в Приштине составляет албанское национальное меньшинство, затем следуют сербы и другие народы. Сам по себе этот факт указывает на то, что эта территория пригодна для появления шовинизма. Такой вид враждебной деятельности принимает все больший масштаб вопреки нашим профилактическим мерам и энергичному вмешательству».
В дальнейшем тексте годового отчета краевого СУП за 1965 год, доставленного республиканскому СУП, кроме прочего, содержится следующая оценка:
«Мы считаем, что одно явление заслуживает особого внимания. Речь идет о появлении в Крае сепаратистских движений. Они вдвойне опасны, так как уже достаточно долго проявляются в легальных формах даже среди выдающихся общественных деятелей албанской национальности. Нередки случаи, когда ирредентистские мысли проникают в школы через образовательные планы и программы, научные работы, отношения между людьми. В политической практике зачастую осуждаются такие явления, но на местах чувствуется определенная толерантность» [1].
В соответствии с этим отчетом Служба государственной безопасности к большинству интеллектуалов албанской национальности относилась с недоверием, как ко «враждебно настроенным к нашему государству», и по этой причине держала под контролем газеты, журналы и радиостанции. Службы, говорится далее, вмешивались в учебные планы и программы, оценивали присутствие идеологии в образовании и литературе. В качестве подтверждения такой позиции упоминается часть анализа республиканского СУП, составленного на основании информации краевого СУП (дата анализа не упоминается), в котором среди прочего говорится: «В начальных школах, техникумах, гимназиях и педагогических училищах молодежь вполне законно воспитывают в духе национализма, с разжиганием шовинизма по отношению к другим югославским народам. Преподаватели албанской национальности просят друг друга, чтобы ученикам-албанцам
1. АС, Ђ-2, ЦК СКС, Извештај о раду Комисије на утврђивању деформација и злоупотреба и о предузетим мерама на реорганизации у служби Државне безбедности у АПКиМ, Покрајинско Извршно веће - Комисија за припрему и спровођење реорганизације у органима Службе државне безбедности (за интерну употребу), Приштина, 1. новембра 1966. године.
262
ставили удовлетворительные оценки, даже если они этого не заслуживают, оправдывая это необходимостью в кратчайшие сроки подготовить кадры среди албанцев, чтобы они могли занимать руководящие должности. Имеет место массовое явление получения учениками дипломов об образовании без необходимых квалификаций». Далее приводятся примеры того, что молодые литераторы в Косово и Метохии «подражают старым писателям, подстрекающим к националистическим и ирредентистским творениям» и что нередки случаи публикации заметок с сепаратистским содержанием, особенно в журнале «Jeta e re». Создателям этого отчета из краевой администрации в 1966 году особенно мешала оценка, содержащаяся в анализе республиканского СУП о враждебной деятельности в Косово и Метохии:
«Враждебная активность возрастает. Таких акций в последнее время всё больше, они подстрекают разные националистические элементы, не включенные в работу нелегальных организаций, которые все вместе или по отдельности совершают несанкционированные действия (бойкот, физические нападения на сербское и черногорское население, запугивание с целью заставить их уехать с этих территорий, нескрываемые враждебные выступления в общественных местах, бойкотирование в школах занятий на сербском языке, бойкотирование и издевательства над учениками и преподавателями сербской и черногорской национальностей). Многие интеллектуалы, а также работники культуры и просвещения не просто молчаливо поддерживали враждебную деятельность, но и сами вели себя враждебно. Некоторые из самых образованных людей в своих выступлениях и публикуемых статьях открыто говорят, что они на их стороне».
Комиссия краевой администрации в 1966 году указывает на позиции, представленные в предыдущих анализах республиканского СУП, в которых говорится, что органы власти, не вдаваясь в подробности анализа такого типа враждебной деятельности, поддерживают эти убеждения. К такой деятельности не только проявляется терпимость, но и эти лица зачастую назначаются на ответственные должности. «Затем эти лица в ведомствах окружают себя единомышленниками и ведут враждебную деятельность». Комиссия особенно придиралась к оценкам Службы государственной безопасности, касающимся отношения партийного руководства и представительных органов к очевидной сепаратистской и шовинистической деятельности, принимающей все большие размеры. Серьезным минусом считалась одна из оценок, по которой
«в органах власти встречаются серьезные отрицательные явления, представляющие крупную политическую проблему. Они проявляются в фаворитизме, шовинизме, взяточничестве, шантаже служащих и рабочих, незаконном присвоении общественного имущества. Больше всего отрицательных явлений наблюдается в местных органах, которые в последнее время проводят выраженно националистическую политику».
В качестве примера упоминается ситуация в Печи.
События, последовавшие после 1966 года, и всё, что происходило в Косово и Метохии в последующие десятилетия и происходит по сей день, еще раз подтверждают справедливость оценок органов безопасности. Однако
263
политическое направление союзного, республиканского и краевого руководств шло к разрушению всех прежних интегративных связей. В отчете Исполнительного вече подчеркивается, что самые серьезные и вопиющие злоупотребления по отношению к гражданам Края Службы государственной безопасности совершали при конфискации оружия, подготовленной и проведенной в конце 1955 — начале 1956 года. Акцию, говорится в отчете от 1 ноября 1966 года, инициировала и организовала Служба государственной безопасности Края с согласия республиканских и союзных органов.
Комиссия Исполнительного вече Края, отвечающая за реорганизацию Службы безопасности после Брионского пленума, в своем отчете цитировала отрывок из доклада краевого секретариата внутренних дел накануне конфискации оружия. Цитата гласит: «Большинство албанцев относится к государству как к социальной организации, проявляющей свою волю на благо всего общества, как к нужному и проходящему злу. История последнего времени, когда эта территория несколько раз меняла государственную принадлежность от Турции и до СФРЮ, сформировала у населения убеждение, что любое государство скоротечно и нужно поспешить обогатиться за его счет путем грабежей и разворовывания его имущества. В этой практике не было исключений. Если добавить к этому враждебное отношение некоторых представителей к СФРЮ как к социалистическому государству и распространение ирредентистских великоалбанских устремлений, становится ясно, что большинство имеет оружие для борьбы против нашего государства». Комиссия Исполнительного вече, анализируя эти материалы, пришла к выводу, что органы государственной безопасности расценивали настроения масс в Косово и Метохии «с точки зрения классовых взаимоотношений, существовавших и в предыдущих системах, а не с точки зрения возникших в последнее время общественных отношений». На этом основывалось недоверие к самой многочисленной части населения Косово и Метохии, «то есть отношение к представителям албанской национальности». В отчете упоминаются многие села, в которых якобы имели место злоупотребления по отношению к гражданам: Смира, Лоджа, Вреда, Ракош, Сува Река, Србица, Круша, Клокот, Шаля. Особенно упоминается Войин Лукич, секретарь республиканского СУП, о котором говорится, что он своей депешей 22 февраля 1956 года приказал расширить акцию конфискации оружия и на соседние территории бывших уездов Вранье, Лесковац, Прокупье, Крушевац и Нови Пазар.
ПОЛИТИЧЕСКОЕ РУКОВОДСТВО СЕРБИИ И ВЕЛИКОАЛБАНСКОЕ ДВИЖЕНИЕ В КОСОВО И МЕТОХИИ
В 1966—1968 годах крупные перемены произошли не только в рядах Службы государственной безопасности, но прежде всего в сербской общественной мысли. В условиях абсолютной политической монополии одной
264
партии, при отсутствии свободы слова эти потрясения не были очевидны. Часть политического руководства Сербии соглашалась с новым политическим курсом «посыпания головы пеплом» и практического развала Сербии с помощью изменений в Конституции и превращения краевых автономий в границах Сербии в конституционные элементы федерации. Политическое руководство Сербии не было готово противостоять ранее искусно скрываемой, а теперь открыто сепаратистской деятельности албанских коммунистических лидеров. Дорога к албанизации сербского южного края была свободна. Начался пересмотр работы отдельных сербских политиков, подозреваемых в участии в событиях в Косово и Метохии, таких как Призренский процесс и конфискация оружия. Катарина Патрногич, в то время член Исполнительного вече Сербии, в письме, направленном в ЦК СК Сербии 10 января 1967 года, оправдывалась за свое поведение во время Призренского процесса, и в связи с обвинениями в адрес Фадиля Ходжи, Алюша Гаши, заместителя секретаря в Исполнительном вече Сербии, и Исмета Шачири, предъявленными на ИК СКС и ставивших под сомнение правильность ее позиций по поводу Призренского процесса.
Первый человек югославской партии и государства Иосип Броз Тито 23 февраля 1967 года встретился с делегацией Косово и Метохии. Согласно стенограмме этого разговора Вели Дева говорил о Призренском процессе. Он отстаивал недвусмысленную позицию о том, что Призренский процесс должен рассматриваться как начало ликвидации кадров албанской национальности в Косово [1].
В начале 1968 года албанцы из Косово высказали определенное недоверие по отношению к Петру Стамболичу во время консультаций по поводу выбора председателя ЦК СК Сербии. 5 марта того же года в самом узком кругу был организован разговор между Петром Стамболичем, Вели Девой, Фадилем Ходжей и Стеваном Дороньским. Из Приштины постоянно поступали замечания о том, что Стамболич возглавлял ЦК во время конфискации оружия и Призренского процесса в 1956 году и что он не был достаточно активен после Брионского пленума. Из служебной записки, составленной после этого разговора, становится ясно, что Стамболич заявил, что во время конфискации оружия был в Эфиопии вместе с Тито и что узнал об этом от Чеды Мийовича. Также записано заявление Стамболича, что у него была своя точка зрения о «седьмой республике» и что он высказал ее Алии Шукрии. Стамболич, согласно запискам, на этом заседании сказал: «Вполне нормально развивать самостоятельность, а в этих рамках и ответственность» [2]. В тот же день, 5 марта, скорее всего после совещания в узком кругу, состоялось совещание важнейших республиканских и краевых руководителей. На этом совещании обсуждались «некоторые политические
1. АС, Ђ-2 ЦК СКС, Фактографски подаци о тзв. Призренском процесу. Београд, 11.09.1985.
2. АС, Ђ-2 ЦК СКС, Призренски процес (материјал 1956-1969), Белешка о разговору Петра Стамболића, Вели Деве, Фадиља Хоџе и Стевана Дороњског, 5. марта 1968.
265
вопросы в связи с процессами в АК Косово и Метохия». На самом деле главной темой был Призренский процесс, а через его призму рассматривались более широкие и важные вопросы отношения к Сербии, ее целостности и политике албанского шовинизма в южном сербском крае. Это совещание, очевидно, было важным, так как после него были сделаны выводы, повлиявшие на развитие событий в Сербии в последующие двадцать лет. На совещании присутствовали: Петр Стамболич, Милош Минич, Добривое Радосавлевич, Стеван Дороньски, Коль Широка, Предраг Айтич, Мирко Попович, Вели Дева, Фадиль Ходжа, Блажо Радонич, Илия Бакич и Илияз Куртеши. Дороньски ознакомил присутствующих с выводами совещания, проведенного в Краевом комитете СКС в Приштине 12 февраля 1968 года. Из ЦК СКС на совещании присутствовали: Стеван Дороньски, Коль Широка и Станое Арсич, а из ПК СКС Вели Дева, Фадиль Ходжа, Блажо Радонич, Илия Бакич и Илияз Куртеши, некоторые члены Президиума и Исполнительного комитета ПК СКС и члены ПК СКС, занимающие позиции в судебных органах и СУП. На совещании заслушали отчет рабочей группы краевого Исполнительного комитета, рассматривающей все материалы, связанные с Призренским процессом.
Дороньски на совещании в Белграде озвучил выводы, сделанные на совещании в Приштине: не нужно начинать судебный процесс против организаторов Призренского процесса, по отношению к людям, упоминаемым в процессе, не следует применять никаких правовых или политических мер; Контрольная комиссия проведет политическую реабилитацию членов. Стеван Дороньски, пользуясь случаем уведомил высокое руководство Сербии, что на упомянутом совещании в Приштине пришли к выводу о том, что Исполнительное вече Края «объявит мирное сообщение об этом процессе, так как его еще раньше осудили». Сообщение опубликовано, и «в принципе оно в порядке». Главной темой дискуссии на совещании в Белграде был вопрос о формате пересмотра Призренского процесса, а также «как далеко» можно зайти, призывая организаторов процесса в Призрене к ответственности. Сначала обсуждали Чеду Мийовича, не только в связи с Призренским процессом, но и в связи с «другими ошибками» и договорились весь материал по Мийовичу отправить в Городской комитет СК Белграда. Тогда же было отмечено, что к материалам о его поведении в Косово и Метохии «нужно добавить и его поступки после Четвертого пленума ЦК СКЮ». Но темой дискуссии были не только Чеда Мийович и Четвертый пленум, но и многие другие процессы, «на которых осуждались в основном албанцы, и эти случаи нужно вновь рассмотреть и реабилитировать людей» [1]. При этом подчеркивались возможные политические последствия реабилитации и других аналогичных процессов в Косово и Метохии. Все это могло быть воспринято как своего рода «реваншизм».
1. АС, Ђ-2 ЦК СКС, Белешка о састанку који je 5. марта 1968. године одржан у ЦК СКС о неким политичким питањима у вези са процесима у АП КМ.
266
Главное слово после доклада Дороньского взял Вели Дева. Он считал, что Призренский процесс «среди всех деформаций занимает особое место, так как предшествовал «чистке кадров». Началось с нижних и средних кадров, и этот процесс был прерван, когда должны были приступить к делам членов Областного комитета. На заднем плане находились Джавид Нимани и Фадиль Ходжа» [1]. По толкованию Вели Девы Призренский процесс по задумке УГБ должен был объяснить убийство Миладина Поповича. На пленуме Краевого комитета по Косово и Метохии в 1956 году решили прервать процесс. Уведомления с того партийного собрания об остановке процесса дошли до уездных комитетов. «Это было судьбоносное событие для нашей партии», — сказал Дева, но и после этого осталось много вопросов. Кто был в этом заинтересован? Было ли об этом известно ЦК С КС и СК СКЮ? Лишь на Четвертом пленуме ЦК СКЮ на эти вопросы были даны ответы. Одновременно с Призренским процессом, по словам Вели Девы, готовили и Джаковицкий процесс по делу об убийстве коммунистами из Джаковицы Боры Вукмировича. Пришлось при этом пожертвовать и жизнью Садика Рамиза, которого не смогли изолировать от Вукмировича. Хотя это дело было предано забвению, но после Четвертого пленума эти вопросы вновь заняли свое место в политической жизни Косово и Метохии. Дева, с присущей ему политической хитростью, вел себя как человек, который не желает этим заниматься, но вынужден это делать, поскольку в Крае вопрос воспринимается как политическая проблема и вызывает большой интерес. Его главной заботой было политическое осуждение Призренского процесса. Эта проблема сама всплыла на поверхность, и пришлось решать, что с ней делать. Политическая ответственность в связи с Призренским процессом ясна, а роль Чедомира Мийовича в нем весьма заметна, и поэтому его нужно «привлечь к политической ответственности». Наш долг, говорит далее Дева, «исследовать это до конца. Это нам порекомендовал Исполнительный комитет ЦК СКС на заседании Областной скупщины после Четвертого пленума». Было бы лучше, сказал Дева, если бы «документы по всем этим случаям совершенных злодеяний были подготовлены к Четвертому пленуму и если бы мы их сразу рассмотрели и сняли с повестки дня», но реконструкция отдельных случаев требовала много времени, и поэтому сейчас актуальны несколько процессов, представляющих общественный интерес.
После продолжительного доклада Дороньского и Вели Девы в дискуссии участвовали практически все присутствующие — Илия Вакич, Фадиль Ходжа, Милош Минич, Блажо Радонич, Добривое Радосавлевич, Мирко Попович, Предраг Айтич, Коль Широка и Петар Стамболич. Конечно же в центре обсуждения находился Призренский процесс. Вывод по этому вопросу в форме согласия всех присутствующих имеет большое историческое значение, так как раскрывает не только политическую инструментализацию
1. АС, Ђ-2 ЦК СКС, Белешка о састанку који je 5. марта 1968. године одржан у ЦК СКС о неким политичким питањима у вези са процесима у АП КМ.
267
этого процесса двенадцатилетней давности, но и освещает весь механизм функционирования власти, прежде всего судебной системы и прокуратуры. В служебной записке по материалам совещания говорится следующее: «Нам сказали, что документы Призренского процесса переданы прокурору, с судьями достигнута договоренность провозгласить этот процесс ложным и показательным. Также будет принято решение о реабилитации, охватывающей девять осужденных лиц, из которых семь были членами СК, и на этом процесс будет окончен. После этого будет опубликовано сообщение» [1].
Политическое руководство Сербии в 1968 году «заняло позицию», согласно которой лица, обвиненные в качестве главных организаторов Призренского процесса, не призываются к судебной, но лишь к политической ответственности. В дальнейшей дискуссии говорили и об остальных процессах. До того поступали предложения представить перед судом 280 лиц, но из-за устаревших или ложных обвинений перед судом было представлено от 20 до 23 лиц. Дальше было сказано, что Печский процесс стал причиной неблагоприятных последствий в Косово и Метохии, так как суд был публичным, вопреки мнению Областного комитета, что судебный процесс должен быть закрытым. Суд вызвал большое число свидетелей, участников и соучастников УГБ. Среди прочих судили и Вую Войводича. Специальное место в судебном разбирательстве занимал Чедо Мийович, который использовал судебный процесс, «чтобы выступить против Четвертого пленума». Его вина состояла в том, что он с остальными встречал Вую Войводича после возвращения в Белград с судебного разбирательства в Пече. В записках специально не упоминается, о каких проблемах идет речь, но можно предположить, что имело место сопротивление судебной власти. Говорили, что речь идет о явно показательном политическом процессе. Сообщали о серьезных проблемах, «существующих в отношениях председателя Отдела Верховного суда Сербии, прокурора Области и политического руководства». Говорили и о помиловании лиц, осужденных до Четвертого пленума ЦК СКЮ. Было решено, чтобы суд и прокуратура подготовили предложения о помиловании. В конце этого совещания были утверждены заключения из 16 пунктов. В основном они сводятся к отголоскам Брионского пленума, Призренского процесса и его пересмотра, а также помилования лиц, осужденных до 1966 года. Из служебных записок с этого совещания очевидно, что в связи с Брионским пленумом стремились открыть как можно меньше процессов и вывести как можно меньше людей на суды, ускорить судебные процессы, приглашать только необходимых свидетелей («избежать ненужных дефиле большого числа свидетелей, чтобы процессы не подогревали разные националистические настроения»). Очевидно, по настоянию албанцев из Приштины требовалась политическая ответственность и возможная смена председателя Отдела Верховного
1. АС, Ђ-2 ЦК СКС, Белешка о састанку који je 5. марта 1968. године одржан у ЦК СКС о неким политичким питањима у вези са процесима у АП КМ.
268
суда и прокурора из-за «неспособности принятия политических установок ПК». Говорится о пропусках, прежде всего Областного комитета, о том, что Чеда Мийович «все еще не призван к политической ответственности». С политической оценкой Призренского процесса, говорится далее в этой записке, Областной комитет должен в письменной форме ознакомить ЦК СК Сербии, ЦК СК Югославии и комитеты СК на местах. В то время как, с одной стороны, приходят к выводу о том, что «нужно более организованно и энергично начать рассмотрение» процессов, проведенных до Брионского пленума, а с другой стороны, в нескольких местах в этой записке говорится, что «нужно перейти в политическое наступление на военные националистические элементы». Под этими элементами, очевидно, подразумеваются сербы, выражающие неудовольствие развитием событий в Косово и Метохии и в Югославии.