 |
Балканскіе Славяне, въ эпоху покоренія ихъ Турками Владиміръ Качановскій Журналъ Министерства Народнаго Просвѣщенія, часть СLХХXѴIII, с. 83-147 (328-393??) Январь 1877.
Типографія В. С. Балашева, С.-Петербургъ, 1877 Сканове в .pdf формат (1.4 мб) от google.com |
Још да видиш, добар побратиме,
Ту неслоге Српске од старине!
(В. С. Караджичъ, Србске пјесме, Кн. V. № 1. «Постанак књаза у Црнојгори»).
Оба славянскія государства, существовавшія въ средніе вѣка на Балканскомъ полуостровѣ—царство Сербское и Болгарское, имѣли одинъ общій характеръ, свойственный всѣмъ политическимъ организмамъ среднихъ вѣковъ: все, чтò ни происходило тогда въ Западной Европѣ, въ маломъ видѣ повторяется въ южно-славянскихъ государствахъ. Монархія Душана, подходя подъ общій обликъ всѣхъ тогдашнихъ монархій, въ основѣ своей имѣетъ раздѣльность сословій: властельство (дворянство), духовенство и народъ; властели имѣютъ большія привилегіи, которыя доставили имъ возможность усилиться до такой степени, что они въ силахъ были вести борьбу съ королями за свои сословные интересы. Исторія не представляетъ намъ примѣра борьбы сербскаго духовенства съ кралями. Оно, напротивъ того, находится въ исключительномъ положеніи, которое предоставили имъ Сербскіе короли, благодаря духу вѣка: въ Законникѣ царя Стефана Душана читаемъ, что всѣ церкви освобождены отъ „вьсѣхь работъ малйıхъ и великъıихъ" [1] и несутъ одну повинность—„понос", да и то только тогда, когда проѣзжаетъ самъ царь [2]; на нихъ работаютъ „люди церковные":
„И що соу сєла црьковнаа и людє црьковны, да негрѣдоу оу неропшинѣ царствами ни на сѣно, ни на ѡраніе, ни на виноградъ, ни на
1. Законникъ Душана по изданію Шафарика (Památky dřevního pisemnictví Jihoslovanův) статья 26.
2. Ibid., ст. 23: «Црьквамь поноса да нѣсть, развѣ кьда грѣдеть камо царь, тьдази да га дижоуть».
84
единоу работоу, ни мало; ни велико; ѡтъ вьсѣхь работъ ѡсвободи царьство ни. тъкмо да работаю цркви" [1].
Вслѣдствіе той же потребности вѣка, мы видимъ, что Сербскіе крали строятъ монастыри—„задушбины", дѣлаютъ разныя надачи имъ съ цѣлью имѣть своихъ молитвенниковъ, какъ при жизни, такъ и по смерти, и съ тѣмъ вмѣстѣ оставить о себѣ добрую память въ народѣ. Составители сербскихъ житій и лѣтописей тщательно передали намъ свѣдѣнія объ этихъ благочестивыхъ дѣяніяхъ Сербскихъ кралей. Каждый Сербскій король считалъ своею нравственною обязанностію выстроить великолѣпную задушбину, да такую, по выраженію народной пѣсни,
Да ю нигда у свиету нема!
Нек се знадне царска задужбина,
Нек се знадне: есмо царовали! [2].
Или въ пѣснѣ о построеніи Лазаремъ Гробельеновичемъ задушбины Раваницы:
Нек се сjaje, нек се моје знаје! [3]
Великіе сербскіе властели слѣдовали примѣру своихъ королей; для этого мы имѣемъ меньше данныхъ, но несомнѣнно, что это такъ было, съ тѣмъ однимъ ограниченіемъ, что властелинъ не могъ, безъ согласія царя, записать монастырю или церкви свою баштину [4].
Говоря о властельскомъ сословіи, позволимъ себѣ сказать нѣсколько словъ о характерѣ его въ періодъ до Душана и послѣ Душана. Властельское сословіе, по своему матеріальному богатству, было въ состоянія отстаивать свои сословные интересы; но въ періодъ до Душана, оно никогда не заявляло себя съ стремленіями сдѣлаться вполнѣ независимымъ. Преслѣдуя свои сословные интересы, оно, въ періодъ до Душаиа, главнымъ образомъ отстаивало сербскую народность, на которую Греки оказывали не разъ уже прежде столь сильное вліяніе, что оно грозило совершеннымъ поглощеніемъ ея. Отсюда понятны протесты властелей противъ политики Сербскихъ кралей, подвергавшихся греческому вліянію, которое успѣвало проникать въ сербскій дворъ
1. Законникъ Душана, ст. 35.
2. Пѣсня помѣщена въ собраніи сочиненій А. Ѳ. Гильфердинга, т. III: Босна, Сербія и Герцеговина, стр. 108.
3. В. С. Караджичъ, Српске народне пјесме, кн. II, № 36 «Зидање Раваницы».
4. Miklosich, Monumenta Serbica № CXXV; Григоровичъ, Очеркъ путешес. по Европ. Турціи, №№ 24, 33 и 36.
85
чрезъ браки Сербскихъ королей съ греческими принцессами. Стефанъ Душанъ, принявъ титулъ самодержавнаго царя, не могъ допустить существованія такого властельскаго сословія съ его прежними потомственными правами; оно не удовлетворяло его видамъ, не было въ достаточной мѣрѣ подготовлено, чтобы великому монарху можно было на него положиться въ предпринимаемыхъ имъ преобразованіяхъ. Душану слѣдовало для его цѣли выдвинуть новое властельское сословіе, которое держалось бы не на потомственныхъ правахъ, а на личныхъ доблестяхъ. Такимъ образомъ, являются отдѣльныя личности съ правами на властельство, которыхъ самъ царь Стефанъ Душанъ возвышаетъ и отличаетъ пожалованіемъ новоучрежденнаго ордена св. Стефана; изъ нихъ онъ избираетъ высшихъ начальниковъ, первыхъ лицъ послѣ царской особы. Чрезъ посредство только такихъ лицъ Душанъ находилъ возможною централизацію своей обширной монархіи. Можно сказать, что борьба сербскаго боярства съ королями, длившаяся долгое время въ періодъ до Душана, подъ желѣзною рукою сего послѣдняго прекратилась съ того времени, какъ онъ лицамъ, имъ же отличен нымъ, ввѣрилъ въ управленіе отдѣльныя обширныя области. Эти его намѣстники были представителями личной особы самого царя, дѣйствовали въ интересахъ царскихъ, а не своихъ личныхъ. На первыхъ порахъ мысль Душана о централизаціи своей монархіи пришла въ исполненіе, и навѣрное, этотъ порядокъ вещей съ теченіемъ времени сдѣлался бы вполнѣ естественнымъ и необходимымъ въ воззрѣніяхъ всего властельскаго сословія, еслибы дольше пробыло оно подъ желѣзною рукою Стефана Душана. Но великій повелитель, при столь благопріятныхъ для утвержденія величественной южно-славянской монархіи обстоятельствахъ, неожиданно умеръ въ 1355 г., въ походѣ съ 80,000 войскомъ на Константинополь. Благодаря энергической дѣятельности и несомнѣннымъ военнымъ талантамъ Стефана Душана, владѣніе Неманичей достигло апогея его могущества и славы. Незначильное Сербское государство, въ періодъ предъ вступленіемъ Душана на сербскій престолъ (собственная Сербія, Зета и Хлумъ [въ Боснѣ]), подъ управленіемъ сего послѣдняго распространяетъ свои предѣлы далеко на югъ—во владѣнія Византійской имперіи: Албанія, сѣверная часть Эпира, Этолія, Ѳессалія и вся Македонія сдѣлались достояніемъ рода Немани. Отъ Венгріи Душанъ отнялъ Срѣмъ. Въ вассальныхъ отношеніяхъ въ Сербскому царю находились Болгарское царство,
86
Боснійскій банъ, часть Далмаціи и Дубровникъ (?) [1]. При такихъ-то условіяхъ у Душана возникъ очень важный планъ— основать одно Восточное царство. Походомъ на Константинополь онъ рѣшилъ покончить съ полумертвою Византіей; но судьба не дозволила ему выполнить этотъ величественный планъ. Для его осуществленія потребовалось бы столѣтіе, быть можетъ, два или три, и ко времени окончательнаго покоренія Турками южныхъ Славянъ, очень вѣроятно, установились бы прочныя связи между всѣми частями новой монархіи. Къ тому не мало способствовало бы и единство православной вѣры, которую исповѣдѣвали Сербы, Болгаре и Греки. А учрежденіемъ намѣстничествъ мудрый монархъ уже въ то время, въ половинѣ XIV вѣка, положилъ начало правильному развитію основанной имъ монархіи. Напрасно многіе въ раздѣлѣ Душаномъ его монархіи на намѣстничества видятъ причину ея паденія; еслибы, дѣйствительно, въ этомъ раздѣлѣ заключалась главная причина паденія, слѣдствія обнаружились бы—если не одновременно со смертію Душана, то несомнѣнно въ первые два-три года, когда юной монархіи пришлось вынесть тяжелое испытаніе: въ 1356—1357 годахъ Греки въ союзѣ съ Турками дѣлаютъ нападеніе на сербскіе предѣлы, но испытываютъ совершенное пораженіе [2]; въ то же время на схизматиковъ-Сербовъ собирается 100.000 крестоносное войско [3], но дальновидный Венгерскій король Людовикъ I Великій нашелъ необходимымъ обратить эти силы прежде на союзницу Сербіи—Венецію, которая уже отправила было вспомогательное войско сербскому правителю. Въ эти тяжелые дни испытанія для юной монархіи всего легче могли обнаружиться слабыя стороны ея: тогда немедленно послѣдовало бы неудержимое отпаденіе присоединенныхъ областей, стоявшихъ подъ управленіемъ отдѣльныхъ намѣстниковъ; но мы видимъ, что областные намѣстники, въ первые годы послѣ смерти Душана, остаются вѣрными исполнителями воли умершаго монарха. Въ чемъ же, спрашивается, кроется причина, по которой единодушіе намѣстниковъ
1. Естественно, такимъ образомъ, что отнынѣ съ судьбою Сербскаго царства соединялась судьба всѣхъ прочихъ южно-славянскихъ областей.
2. Въ Троношской лѣтописи (Гласник друштва србске словесности, сп. V, стр. 70) читаемъ:
«Таже греци ощутивше смерть силнаго Стефана даютъ вѣдомость туркомъ, которій чрезъ ихъ землы на Македонію и предѣли сербскіа наступѧтъ, ихже волкашинъ сретаетъ и разбиваетъ всю силу ихъ».
3. Fessler (Geschichte von Ungarn, въ передѣлкѣ Клейна ч. II, стр. 134) заимствуетъ это свѣдѣніе у Fleury, Hist. eccles. XXIV, 147 и Katona, X, 100.
87
вскорѣ нарушалось, вслѣдствіе чего гибнетъ и великое дѣло царя Душана? Едва ли подлежитъ сомнѣнію, что только опасность извнѣ заставила намѣстниковъ на первыхъ порахъ дѣйствовать согласно; миновала же опасность, и своекорыстныя цѣли ихъ не замедлили обнаружиться. Нельзя, конечно, винить и Душана, что сербское властельство не успѣло еще свыкнуться съ новымъ порядкомъ вещей; на это нужно было время, или по крайней мѣрѣ, достойный преемникъ Душана, который охранялъ бы съ энергіей этотъ новый порядокъ вещей, и всего этого судьба лишила юную монархію. Возвышенные и отличенные самимъ Душаномъ, его намѣстники остались съ тѣми же властельскнми понятіями, какія такъ недавно преобладали въ Сербской землѣ, и къ тому, въ добавокъ, съ нѣкоторою примѣсью новыхъ идей, которыя совершенно измѣнили это новое властельское сословіе; оно имѣетъ въ виду не интересы отечества, а свои личныя выгоды. Въ то время, какъ старое властельское сословіе утратило силу, новое, то-есть, главные представители его — намѣстники, устремили свои вворы на другую цѣль — на присвоеніе себѣ независимой власти, а самый сильный изъ нихъ, Вукашинъ—на обладаніе самимъ престоломъ Немани. Цѣль ихъ была достигнута.
Во время борьбы властельства съ королями, Сербскій народъ живетъ своею отдѣльною жизнію: онъ почти не принимаетъ участія въ этой борьбѣ. Говоримъ „почти", потому что народъ не игралъ никакой самостоятельной роли: онъ выходилъ на ратный бой на той или другой сторонѣ, смотря потому, на чьей землѣ жилъ—на церковной, властельской или царевой. Хотя вся земля именовалась „царева земля" [1], все-таки каждый властель въ собственной землѣ правилъ какъ полный собственникъ, и люди, проживавшіе на его землѣ, должны были нести повинности главнѣйшимъ образомъ по отношенію къ своему ближайшему господину; этотъ же послѣдній, признавая надъ собою верховное главенство короля, долженъ былъ выставлять, въ случаѣ общей войны, извѣстное число ратниковъ. Иначе можно сказать, народъ не имѣлъ политическаго значенія, и это было утверждено закономъ. Въ Законникѣ Стефана Душана читаемъ статью, которою устраняется всякая возможность участія народа въ государственныхъ дѣлахъ:
1. Законникъ Душана, статьи, 119, 164, 194.
88
„сэброва сьбора да нѣсть, кто ли сє ѡбрѣщєть сьборникь, дамоу сє оуши оурѣжита, и да сє ѡсмоудеть подвочіє" [1].
Обреченный установившимися обычаями, которые впослѣдствіи получили силу закона, на полное безучастіе въ государственныхъ дѣлахъ, Сербскій народъ предался мирнымъ занятіямъ—хлѣбопашеству, скотоводству. Положеніе земледѣльческаго класса въ Сербскомъ государствѣ того времени далеко оставляло за собою положеніе земледѣльческихъ классовъ во многихъ другихъ европейскихъ государствахъ. Совершенное благосостояніе земледѣльческаго класса у южныхъ Славянъ привлекло въ ихъ землю иноземцевъ не въ видахъ только коммерческихъ, но и съ тѣмъ, чтобы тамъ поселиться. Въ одной грамотѣ [2] Стефана Дечанскаго, отца Душанова, читаемъ, что онъ заселилъ опустѣвшія земли „выходцами изъ чужой земли"; а Григорій Цамблакъ въ „житіи" Стефана Дечанскаго [3] свидѣтельствуетъ, что въ Сербіи было такое благосостояніе, „і-ако и мнозѣмъ изъ далєчє своа отъчьства оставлі-ати итамо прѣходити“. Конечно, покидалъ свое отечество, свой замокъ не баронъ или графъ, а народъ нуждающійся, народъ, ищущій средствъ къ жизни; прибывавшіе въ южно-славянскія вемли иностранцы не занимали, такимъ образомъ, въ новой землѣ правительственныхъ должностей, а предавались тому роду занятій, которыя требовали побольше рабочихъ силъ. Такой недостатокъ рабочихъ силъ ощущался больше всего при обработкѣ земли и разработкѣ рудниковъ. На сколько успѣшно въ Сербіи производилась разработка рудниковъ уже въ первой половинѣ XIV вѣка, свидѣтельствуетъ французскій путешественникъ Брокардъ, посѣтившій Сербію въ 1332 году, въ сочиненіи: „ Directorium ad passagium faciendum" [4]. Представляя Филиппу Валуа планъ новаго крестоваго похода для освобожденія Іерусалима, Брокардъ дѣлаетъ замѣчаніе о Сербіи слѣдующаго рода:
„Сербія имѣетъ пятъ золотыхъ рудниковъ и пятъ серебряныхъ, страна плодоносная, богатая, настоящее украшеніе";
онъ побуждаетъ короля обратить все свое вниманіе на занятіе этой страны, для чего, говоритъ, потребуется и немного военныхъ силъ — всего лишь 1.000 всадниковъ и 6.000 пѣхотинцевъ. Увлекшійся Французъ предполагалъ съ такимъ незначительнымъ войскомъ покорить Сербію въ тотъ самый моментъ,
1. Ibid. ст. 61, стр. 35.
2. Miklosich, Monuments Serbica, № LXII.
3. Гласник србског ученог друштва, св. XI, стр. 67.
4. Выдержки изъ этого сочиненія сдѣланы Іоанномъ Крстичемъ въ статьѣ: «О историчной важности успомена старіи путника неки» (Гласник, св. VI, стр. 211).
89
когда бразды правленія Сербскимъ государствомъ принялъ (1331 г.) великій и геніальный король Стефанъ Душанъ!
Вспомнимъ, чтò мы сказали о сербскомъ нластельскомъ сословіи и Сербскомъ народѣ. Мы видѣли, что въ то время, какъ властели пользовались большими правами, народъ оставался съ тѣмъ однимъ правомъ, что не былъ внѣ закона. За всѣ свои дѣйствія онъ подвергался строгой отвѣтственности предъ судомъ закона — и значительно большей, нежели тѣ же самые властели. За чтò „властелинъ" подвергался денежному штрафу, за то „себръ" наказываемъ былъ самымъ жестокимъ образомъ [1]. Богадѣльни при монастыряхъ и церквахъ были переполнены нищими, но такого рода, которые обнищали не отъ того, что отъ природы лишены были они возможности снискивать себѣ пропитаніе, а по силѣ закоиа: рѣшеніемъ жестокаго суда одинъ, въ полномъ цвѣтѣ силъ, наказанъ за проступокъ лишеніемъ руки, другой — лишеніемъ глазъ, а иной, языка, и потому должны попрошайничать. Съ размноженіемъ нищихъ, усилилась милостыня богатаго, привиллегировавнаго класса. Милостыня эта выражалась въ равной мѣрѣ въ устройствѣ богадѣленъ при монастыряхъ и церквахъ, какъ и въ отдѣльномъ подаяніи. Исторія сохранила намъ фактъ, до какой степени преемникъ Сербскаго князя Лазаря, сынъ его деспотъ Стефанъ Лазаревичъ, былъ щедръ на эти подаянія. Въ Троношской лѣтописи [2] читаемъ слѣдующее:
„сказȣєтсѧ ѡ превєликой милостинъ-ı (сєго) Стефана, ı-аковсєгда, єгда живѧшє въ мирѣ, по всѧ нощи прєѡблєковашєсѧ и хождашє по улицахъ оубогихъ и всѧкаго оудоволствовашє".
Дальнѣйшія слова лѣтописи—отвѣтъ нищаго на укоръ деспота Стефана, зачѣмъ онъ крадетъ часть другихъ нищихъ, принимая самь подаяніе три раза,—очень характерны и показываютъ намъ—если можно только на этомъ одномъ свидѣтельствѣ дѣлать заключеніе—взглядъ народа на милостыню богатаго класса:
„ı-а бо срєбро твоє и частъ братій моихъ краду, тиже сребромъ тимъ крадетъ царство небєсное".
Чѣмъ же въ самомъ дѣлѣ — невольно рождается вопросъ — была условливаема эта щедрая милостыня не только деспота Стефана Лазаревича, о коемъ лѣтопись сохранила такой щекотливый фактъ, но и всѣхъ вообще Сербскихъ королей и всего привиллегированнаго класса?
1. Законникъ Душана, статьи 46, 47, 81.
2. Гласник, св. V, стр. 98.
90
Самый естественный отвѣтъ на этотъ вопросъ: духъ времени. Множество монастырей и при нихъ богадѣленъ свидѣтельствуютъ сколько о набожности народа, столько же и еще болѣе о безнравственномъ состояніи его. По средневѣковымъ понятіямъ, грѣхъ, содѣянный сегодня съ вечера, можно на другое утро загладить извѣстнаго рода покаяніемъ. Эта щедрая милостыня — явленіе, не исключительно принадлежавшее Сербскому государству, а присущее всѣмъ средневѣковымъ европейскимъ государствамъ.
Какое же заключеніе можно сдѣлать изъ этихъ фактовъ? Нельзя ли по нимъ составить себѣ понятіе о томъ уровнѣ нравственнаго и умственнаго состоянія, на коемъ Сербскій народъ находился въ моментъ наплыва въ его земли Турокъ? Суровость закона условливается невѣжествомъ и грубостію нравовъ. Всякій, читая Законникъ Душана, не можетъ не видѣть, что въ сербскомъ обществѣ того времени господствовала грубость нравовъ. Такія преступленія, какъ убійство [1], воровство, разбой [2], насиліе [3], пьянство [4], поджигательство [5], наѣздъ [6], подлогъ [7], открытое присвоеніе чужой собственности, побѣги [8] и другія, свидѣтельствуютъ о первоначальной грубости народа, а не о развращеніи, при которомъ бываетъ иной родъ преступленій. Равнымъ образомъ, простота судебныхъ разбирательствъ, при помощи различныхъ доказательствъ—пороты и присяжныхъ [9], свода [10], служитъ доказательствомъ патріархальности, а съ тѣмъ вмѣстѣ неиспорченности общества. Мы не имѣемъ свода болгарскихъ узаконеній, подобнаго Законнику Душана; но по двумъ хрисовуламъ [11]. даннымъ Болгарскими царями Хиландарскому монастырю (1-й данъ Константиномъ Асѣнемъ, а 2-й, отъ 1348 г., Іоанномъ Александромъ Асѣнемъ), можемъ сдѣлать вѣрное заключеніе, что нравственное
1. Законникъ Душана, статьи: XXV, XXII, XLIV.
2. Ibid., статьи: LXXI, LXXII (132-27), ХCІѴ. 3. Ibid., ст. XVI. 4. Ibid., ст. CII.
5. Ibid., ст. XLVI. 6. Ibid., ст. XLVII. 7. Ibid., ст. LXVIII.
8. Ibid., ст. LXX, ХСIV и § 205. 9. Ibid., ст. LXXIV, 163, ХСІ. 10. Ibid., ст. 79, 143, 193.
11. Списаны проф. Григоровичемъ и изданы въ Очеркѣ путешествія по Европейской Турціи, стр. 39—40.
91
состояніе Болгаръ ничѣмъ не разнилось отъ состоянія Сербовъ: такова же грубость нравовъ господствовала въ Болгарскомъ царствѣ, какъ и въ Сербскомъ. Въ первомъ хрвсовулѣ упомянуты слѣдующія дѣла, подлежащія суду игумена: вражда, разбой, конска кражда, приселица; во второмъ вообще упомянуты „глобы малы и голѣмы: фунь (φόνος), распусть, разбой, конскы тать“.
Въ то время, какъ простой народъ погрязалъ въ грубости, высшіе слоя сербскаго общества стали перенимать развращенные нравы испорченнаго греческаго общества. Болѣзненная изнѣженность совершенно перемѣнила прежнее дѣятельное властельское сословіе. Довольно прочесть двѣ пѣсни изъ Сборника Кароджича №№ 27 и 28, чтобы видѣть, какъ мѣтко охарактеризовалъ народъ свое изнѣженное властельство. Обѣ пѣсни представляютъ пиръ у царя Душана, въ которомъ принимаютъ участіе четыре патріарха, девять владыкъ, двѣнадцать визировъ (намѣстниковъ) и много другихъ господарей:
Док се царе вином накајио,
Слуге њега из стола дигоше,
Узеше га за оба пазуха,
Однијеше га у ложницу,
Простријеше три мека душека, [1]
У душеке цара положише.
Спитъ же долго: уже заутреня отошла, и въ обѣднѣ звонятъ—тогда только слуги поднимаютъ его изъ „мека душека", отводятъ въ „бѣлую церковь" къ обѣднѣ; а послѣ обѣдни опять царь садится за серебряный столъ и пьетъ съ сербскими господарями „ракію“. Въ угоду своему повелителю, не желая подвергнуться опалѣ, сербскіе господари ни въ чемъ не прекословятъ ему и одобряютъ противозаконное требованіе царя—взять въ жену свою сестру Кандасію; они предъ лицомъ самодержавнаго не имѣютъ никакого голоса, за то прекрасно льстятъ, а царь, въ свою очередь, относится къ нимъ недовѣрчиво. Трудно опредѣлить, на сколько вѣрно переданъ тутъ фактъ, касающійся образа жизни Стефана Душана; несомнѣнно вѣрное заключеніе изъ пѣсни можно вывести то, что реформы царя Душана не нашли себѣ сочувствія въ народной массѣ.
Къ довершенію бѣды, образованіе стояло на низкой степени. Благотворное вліяніе просвѣтительной дѣятельности перваго сербскаго архіепископа, св. Саввы, перваго (по выраженію сербскихъ книжниковъ)
1. Постель, матрацъ.
92
наставника всей Сербской земли [1], съ теченіемъ времени прекратилось: на всемъ Балканскомъ полуостровѣ, въ XIV и XV вѣкахъ, едва осталось два пункта, гдѣ сохранилось прежнее процвѣтаніе письменности—это Аѳонъ и Терновъ [2].
Сербскому государству, такимъ образомъ, грозила великаа опасность: при дальнѣйшемъ подобномъ ходѣ дѣлъ оно неизбѣжно должно было склониться къ паденію.
Нельзя не предположить—и это предположеніе будетъ имѣть значительную долю вѣроятности, что геніальный Душанъ понялъ это безвыходное положеніе Сербскаго государства, и потому, по вступленіи на престолъ, съ величайшею энергіей сталъ принимать мѣры для отстраненія предстоявшей гибели. Мы уже выше сказали, какъ онъ уничтожилъ старое, горделивое, безполезное властельство, какъ онъ выдвинулъ личности, не имѣвшія потомственныхъ правъ на властельство, но заслужившія ихъ своими талантами. Значитъ, Стефанъ Душанъ понялъ, что только распространеніе, въ самомъ скоромъ времени, просвѣщенія въ сербскомъ обществѣ можетъ предотвратить неизбѣжную гибель. Это послѣднее заключеніе если еще не такъ ясно вытекаетъ изъ факта возвышенія Душаномъ новаго, пригоднаго для его плановъ властельства, то съ логическою послѣдовательностію можетъ быть выведено изъ слѣдующаго свидѣтельства Аппендини, что въ 1421 году несогласія между сербскимъ деспотомъ Стефаномъ Лазаревичемъ и Дубровникомъ дошли до такой степени, что Дубровницкая республика воспретила сербскимъ дѣвушкамъ учиться въ женскихъ дубровницкихъ монастыряхъ" [3]). Начало такого воспитанія восходитъ ко времени правленія Стефана Душана. Полагаемъ такъ на томъ основаніи, что знаменитый сербскій писатель современникъ деспота Стефана, родомъ Болгаринъ изъ Терновскаго округа [4], Константинъ Философъ, въ тщательномъ [5]
1. Starine, кн. III: Кормчая книга сербскаго письма ХIII—XIV вв. во рукописи Новоіерусалимскаго монастыря; описана И. И. Срезневскимъ.
2. Книги Константина Философа о правопису, по изданію Даничича въ Starine, кн. 1,1869 г., гл. 35, р. 38.
3. Appendini: Notizie istorico-critiche sulla Republica di Ragusa, pars I. p. 229.
4. Книги Константина Философа о правопису (Starine, 1) гл. 1, стр. 1.
5. См. мое изслѣдованіе: «Сербскій житія и лѣтописи, какъ источникъ для исторіи южныхъ Славянъ, въ XIV в XV вв.» (Славянскій Сборникъ 1876. г. т. III, отд. I).
93
„житіи" сего деспота не дѣлаетъ ни одного намека на этотъ многознаменательный фактъ. Еслибы, дѣйствительно, такой образъ воспитанія впервне возникъ при деспотѣ Стефанѣ Лазаревичѣ, то Константинъ Философъ не преминулъ бы упомянуть о немъ. Да наконецъ, всякое сомнѣніе по этому поводу устраняетъ свидѣтельство одной дубровницкой лѣтописи, по списку Стуллича, что
„Стефанъ Душанъ 1351 года требовалъ отъ Дубровницкой республики молодыхъ образованныхъ людей; требованіе Душана было исполнено: отправлено было трое ученыхъ; которые играли важную ролъ въ ею государствѣ“ [1].
Поднятое Стефаномъ Душаномъ просвѣщеніе стало опять распространяться въ предѣлахъ Сербскаго государство, хотя, впрочемъ, далеко не въ прогрессивной послѣдовательности. Какъ на самый разительный фактъ, являющійся слѣдствіемъ благотворнаго вліянія поднятаго царемъ Душаномъ просвѣщенія въ Сербскомъ государствѣ, мы укажемъ на „слова" княгини Евѳиміи, вдовы деспота Углеши, вышитыя золотомъ на шелковомъ покровѣ мученику, павшему въ Косовской битвѣ, кнезу Лазарю Гребельяновичу [2]. А. Ѳ. Гильфердингъ, при всемъ своемъ строгомъ, хотя не совсѣмъ вѣрномъ приговорѣ о сербской письменности XIV и XV вв., высказался за несомнѣнное достоинство этого памятника [3]. Подъ управленіемъ просвѣщеннаго и любившаго науки Сербскаго деспота Стефана Лазаревича (1389—1497 гг.), просвѣщеніе въ Сербскомъ государствѣ достигло значительныхъ результатовъ, сколько то можно заключать изъ свидѣтельства одной сербской лѣтописи („Стєфань же деспотъ... многа писанїа превѣдѣ от грьчьскъıихь писанїи, пачє инѣхь прѣждє бывшихъ того") [4] изъ появленія въ тогдашней сербской литературѣ такихъ произведеній,
1. В. Макушевъ, Изслѣдованія объ историч. памятникахъ и бытописателяхъ Дубровника, стр. 323: «1351. Il Rè di Bosnia domandó dai Ragusei gentluomini giovani, e li furono mandati 3 savj, i quali ebero grande autorità nel suo regno».
Читателя тутъ нисколько не должно смущать отсутствіе имени Стефана Душана и титулъ «il rè di Bosnia»: дальнѣйшія слова той же лѣтописи: «1355. Mori il Ré di Bosnia, a 18 di Ibre», которыя несомнѣнно должно понимать по отношенію къ Стефану Душану, могутъ служить основаніемъ для вѣроятнаго предположенія, что призывалъ къ себѣ дубровницкихъ ученыхъ никто иной, какь тотъ же Стефанъ Душанъ.
2. Schafařik, Pamàtky dřevniho pisem. Jihoslav., p. 27—28; у Гильфердинга, Собраніе соч., т. III; Боснія, Герцеговина и Старая Сербія, стр. 198.
3. См. Собраніе соч. А. Ѳ. Гилъфеддинга, т. III, стр. 198.
4. Schafařik: Pamàtky dřevniho pisemmictvi Jiboslovanův, отд. IV, стр. 62,— лѣтопись Карловачская.
94
которыя служатъ несомнѣннымъ свидѣтельствомъ, что въ ней совершился въ это время поворотъ къ лучшему [1]. Кромѣ упомянутаго уже произведенія Константина Философа „Живот деспота Стефана", стоитъ упоминанія еще одинъ трудъ того же Константина: „Книги Константина Философа о правопису". Это послѣднее произведеніе писано имъ при жизни деспота Стефана и по вчинанію этого миролюбиваго правителя [2]. Оставляя въ сторонѣ всѣ его замѣчанія по граматикѣ, упомянемъ здѣсь только о томъ, чтò прямо относится въ нашей цѣли и можетъ служить намъ нѣкотораго рода даннымъ для составленія понятія объ умственномъ и нравственномъ состояніи тогдашняго сербскаго общества. Изъ него мы увиаемъ, что на поприщѣ сербской письменности въ то время трудились „многіе добрые сербскіе издатели" [3]; что у южныхъ Славянъ въ то время уже было извѣстно имя „Русскихъ" и другихъ славянскихъ племенъ [4], и наконецъ, тоже очень важное свидѣтельство слѣдующаго рода:
„ı-aко соуть нѣціи, рѣщє, отъ христїанъ мѣнєштє дрєвныє „єллиньскыє обычає, и по заходоу сльньца не даютъ огнь, ни и но что потрѣбно, и дьни въ коихъ давати въ коихъ ли нє износити из домоу своєго ничьсоже, и вънимаютъ ерештамъ овы злы овы добры", вънимаютъ же и гласы пєтламь, вранамъ, лисицамъ и инаа таковаа, чхъже аште нє останоут сє, боуди анаѳема, анаѳема, анаѳема" [5].
Изъ сего послѣдняго свидѣтельства можно сдѣлать такое заключеніе, что сербское общество XV вѣка нисколько не разнится по своимъ воззрѣніямъ отъ общества XIV столѣтія: оно оставалось также невѣжественно и сохраняло многіе остатки древнихъ своихъ языческихъ воззрѣній. Оно и понятно, почему такъ мало просвѣтился Сербскій народъ въ періодъ почти цѣлаго столѣтія.
1. Главными водителями въ этомъ дѣлѣ были книжники изъ Аѳона и Тернова: см. книги Константина Философа о правопису (Starine, кн. I, гл. 36, стр. 38).
2. Ibid., гл. 38, стр. 40. 3. Ibid., гл. II.
4. Ibid., гл. 4.: Костаитвнъ Философъ въ своемъ трудѣ высказываетъ мнѣніе, бывшее, по всей вѣроятности, въ его время въ ходу, о составленія книжнаго славянскаго языка изъ всѣхъ славянскихъ нарѣчій: русскаго, сербскаго, болгарскаго, чешскаго, хорватскаго и босанскаго; онъ полагаетъ, что переводъ церковныхъ книгъ былъ сдѣланъ, собственно, на русскій языкъ съ прибавленіемъ нѣкоторыхъ словъ изъ другихъ славянскихъ нарѣчій.
5. Книги Константина Философа о правопису, гл. 29, стр. 34.
95
При усиленіи просвѣщенія въ Сербскомъ государствѣ, Стефанъ Душанъ имѣлъ, кажется, въ виду, главнымъ образомъ, высшее сословіе, а не „сєбровъ“. Уже одно узаконеніе: „сєброва събора да нєстъ" [1] даетъ намъ право дѣлать заключеніе, что Стефанъ Душанъ, слѣдуя требованіямъ своего вѣка, не могъ допустить формальнаго просвѣщенія „себровъ“, чтò могло бы вызвать въ нихъ стремленіе въ участію въ государственныхъ дѣлахъ, между тѣмъ какъ законъ воспрещалъ это участіе. Стефанъ Душанъ въ этомъ отношеніи остался вѣренъ установившимся изстари обычаямъ, которые при его отцѣ Стефанѣ Дечанскомъ получили еще силу закона. Образованіе, дававшее права сыновьямъ „поповскимъ" (ибо дѣти властелей всегда оставались съ своими правами), не давало никакихъ правъ сыновьямъ „меропха“; въ грамотѣ Стефана Дечанскаго [2] читаемъ: если поповскіе сыновья изучатъ „книгу“, пусть остаются съ своимъ отцемъ на „своѥмь ждрѣбии", если же не изучатъ, да будутъ „меропхами"; „меропшичъ“ же хотя бы и изучилъ „книгу", да остается „меропхомъ". При такомъ узаконеніи, едва ли могло подвинуться впередъ народное просвѣщеніе. Возникшія затѣмъ, по смерти Стефана Душана, споры между сербскими намѣстниками и несчастная для Сербовъ и всего славянскаго міра Косовская битва (1389 г.) не могли не парализовать постепеннаго развитія установленнаго Душаномъ порядка вещей. И не смотря на все это, мы встрѣчаемъ факты, свидѣтельствующіе, что въ XV вѣкѣ, въ правленіе деспота Стефана Лазаревича, жившаго въ мирѣ съ Турецкими султанами, просвѣщеніе въ Сербскомъ государствѣ нѣсколько поднялось. Конечно, слова Константина Философа могутъ имѣть отношеніе и къ народной массѣ, и къ высшему сословію, но все же появленіе въ литературѣ важныхъ произведеній и затѣмъ свидѣтельство Аппендини даютъ намъ право дѣлать подобное заключеніе. Мало произведеній дошло въ намъ: большая часть истреблена или хранится еще въ рукописяхъ разныхъ европейскихъ библіотекъ. Только благодаря миролюбивой политикѣ деспота Стефана, который къ тому же былъ родственникомъ султана Баязета (такъ какъ этотъ былъ женатъ на сестрѣ его), сербская народность могла создать два-три произведенія оригинальныхъ, а въ большинствѣ случаевъ давала лишь переводы съ греческаго да копіи съ рукописей прежняго періода.
Сербское государство, возвеличенное царемъ Стефаномъ Душаномъ
1. Законникъ царя Душана, статья 61.
2. Miklosich, Monumenta Serbica, N. LXXXVI, стр. 99.
96
(который первый изъ рода Неманичей принялъ титулъ „царя Сербіи и всѣхъ завоеванныхъ земель"), получаетъ съ того времени бòльшую извѣстность у своихъ сосѣдей. Съ того времени началось болѣе близкое знакомство съ Сербами, дошедшее наконецъ до подражанія въ одеждѣ сербской модѣ. Едва ли не правдоподобно будетъ, что только слава сербскаго оружія заставила Грековъ въ половинѣ XIV вѣка носить одну часть одежды по образцамъ сербскому и болгарскому [1]. Сообщаетъ этотъ фактъ писатель византійскій, современникъ Стефана Душана, Никифоръ Грегора, писавшій свою исторію въ періодъ 1351—1359 гг., и потому нѣтъ никакого основанія скептически въ нему относиться. Полная вѣроятность свидѣтельства Никифора Грегоры подтверждается свидѣтельствами и другихъ источниковъ, что образцы одежды южныхъ Славянъ въ то время, въ XV вѣкѣ, были въ модѣ у ихъ сосѣдей. Чибраріо въ своемъ трудѣ „Della economia politica del medio evo" сообщаетъ фактъ, что въ Италіи, по временамъ, въ нѣкоторыхъ мѣстностяхъ носили одежду по славянскому образцу (alla Schiavonel) [2].
1. Corpus Scriptorum Historiae Byzantinae, Nicephorus Gregoras, vol. III, Bonnae. 1855 г.:
Какъ бы ни понимать эти слова Грегоры, то-есть, слава ли оружія царя Стефана Душана заставила слабыхъ и изнѣженныхъ Грековъ носить одежду по сербской и болгарской модѣ, или же вслѣдствіе изнѣженности и развращенія, Греки стали перенимать обычаи сосѣднихъ народовъ, въ томъ числѣ и южныхъ Славянъ, — само по себѣ свидѣтельство это нисколько не теряетъ важности для исторіи послѣднихъ; въ этихъ словахъ, все-таки, усматривается вліяніе не испорченныхъ нравственно южныхъ Славяне на изнѣженныхъ Грековъ. Тутъ слѣдуетъ принять въ соображеніе, что эту «смѣшанную» одежду носять бе высшіе только слои византійскаго общества, всегда прежде всѣхъ подвергавшіеся деморализаціи, а весь народъ, все государство (πολιτεία). Ничего подобнаго мы не встрѣчаемъ у южныхъ Славянъ: не народъ, на коемъ зиждется національность, а высшіе слои сербскаго общества (больше при дворѣ) подражаютъ модѣ византійской; народъ же, напротивъ того, сильно вооружается противъ этой новизны, что выразилось и въ его эпосѣ.
2. (Ч.) Мијатовић, Студије за историју српске трговине (Гласник, кн. XXXII, (1886) стр. 212).
97
Возвеличено било Душаномъ Сербское царство, но не надолго; съ его смертью вся слава померкла. Раздоры областныхъ намѣстниковъ ослабили юную монархію до такой степени, что она должна была испытать вскорѣ торжество турецкаго оружія, между тѣмъ какъ недавно сама угрожала Константинополю. Пораженіе Сербовъ на Марицѣ (1371), въ правленіе краля Вукашина, и самое главное—на Косовомъ полѣ (1389 г.), въ коемъ палъ мученикъ за Сербскую землю князь Лазарь Гребельяновичъ, находятъ себѣ главную причину въ разрозненности сербскихъ намѣстниковъ. За правителями слѣдовали области, особенно новопріобрѣтениыя, и такимъ образомъ, съ разрозненностію намѣстниковъ совпала разрозненность областей. Исторія представляетъ намъ не мало примѣровъ тому. По справедливому замѣчанію А. Ѳ. Гильфердинга, „духъ несогласія и распри составляютъ одно изъ отличительныхъ свойствъ Сербскаго племени" [1]. Это же вѣрно подмѣтилъ и Сербскій народъ, когда въ своихъ юнацкихъ (богатырскихъ) пѣсняхъ поетъ:
Још да видиш, добар побратиме,
Ту неслоге Српске од старине! [2]
или:
О несрећо, вазда ли си дуга,
Особито у српском народу,
Не брат брата оће да изгуби
Без давије [3] и без исповјести! [4].
Со смертію Лазаря на Косовомъ полѣ прекратилась самостоятельность Сербскаго государства. Въ исторіи окончательнаго паденія Сербіи (1459 г.), Босны (1463 г.) и Герцеговины (1483 г.) и распространенія Турокъ въ Европѣ Косовская битва (1389 г.) составляетъ замѣчательную эпоху: въ этой битвѣ Турки въ открытомъ полѣ показали превосходство своего легкаго войска предъ тяжело вооруженными рядами арміи европейской и тѣмъ положили начало послѣдовательному утвержденію своей силы на европейской территоріи; а Сербы на Коссовомъ полѣ бились за охрану своего народнаго, или даже, можно сказать, всеславянскаго достоянія. Вѣрность послѣдняго мнѣнія выяснится изъ дальнѣйшихъ словъ. Вспомнимъ только, что столь важные памятники (не по внѣшней формѣ, конечно, а по содержанію),
1. Русская Бесѣда 1858 г., кн. 1: Боснія, стр. 69.
2. В. С. Караджичъ, Српске народне пјесме, кн. V, N 1; Постанак књаза у Црној гора, стихъ 413, стр. 15.
3. Жалоба, обвиненіе.
4. В. С. Караджичъ, Српске народне пјесме, кн. V, N 1, ст. 1724, стр. 68.
98
каковы два „житія” Стефана Ненани, написанныя сыновьями его Стефаномъ Первовѣнчаннымъ и архіепископомъ Саввою (каждый особо), и трудъ архіепископа Даніила II „Животи кральева и архіепископа”, явились въ періодъ до паденія Сербскаго государства; но ничего подобнаго не встрѣчаемъ мы въ періодъ послѣ Косовской битвы: кромѣ произведеній Константина Философа: „Живот деспота Стефана Лазаревича" и „книги Константина Философа о правопису”, нельзя указать ни на одно произведеніе, которое сколько-нибудь объясняло бы жизнь Сербскаго народа. Турецкій гнетъ, начавшійся съ Косовской битвы, не далъ прозябнуть сербскому просвѣщенію, и непроницаемая тьма, въ теченіе пяти столѣтій, покрыла земли южныхъ Славянъ. Самое важное событіе изъ исторіи Сербскаго народа—Косовская битва, не нашла себѣ отраженія въ сербской письменности. Въ произведеніяхъ, спеціально предназначенныхъ описанію этой битвы, мы не находимъ никакихъ данныхъ для исторія; въ такихъ произведеніяхъ, какъ „житіе кнеза Лазаря" и сказаніе, имѣющее форму могильной надписи на полѣ сраженія: „Сіе рѣчѝ писаны быше на стльпȣ мраморьноу на Косову", преобладаетъ одна фразеологія. Все здѣсь ограничивается одними общими мѣстами.
Въ періодъ, слѣдовавшій за Косовскою битвою, подъ правленіемъ миролюбиваго деспота Стефана Лазаревича (1389—1427 гг.) Сербское государство получило важныя преимущества предъ силой Османовъ. Въ это время оно опять нѣсколько окрѣпло; но недальновидный деспотъ не сумѣлъ воспользоваться этими преимуществами. Вмѣсто того, чтобы всѣми мѣрами стараться ослабить Туровъ, онъ употребляетъ всѣ свои усилія въ поддержанію ихъ. Обязанный къ тому договоромъ [1], заключеннымъ послѣ Косовской битвы между нимъ и султаномъ Баязетомъ, онъ со своими храбрыми сербскими воинами вездѣ является на помощь турецкому оружію: въ 1391—1392 гг. онъ помогъ Баязету покорить Болгарію; вслѣдъ затѣмъ (1392 г.) онъ въ
1. Условія этого договора слѣдующія: 1) Стефанъ Лазаревичъ долженъ быта союзникомъ Баязета во всѣхъ походахъ сего послѣдняго, при чемъ сербскія войска должны стоять подъ знаменемъ Баязета; 2) Стефанъ выдастъ за султана свою сестру и 3) онъ будетъ давать ежегодно дань изъ серебряныхъ рудниковъ. Объ řтомъ повѣствуютъ: визант. лѣтоп. Δοῦκας, cap. IV, р. 17, турецкій лѣтописецъ Сеадеддинъ, р. 160, сербскіе источники: Житіе деспота Стефана Лазаревича (Гласник, св. XXVIII, стр. 386) и Троношская лѣтопись (Гласник, св. V, стр. 93); въ послѣдней читаемъ: «Сербы должны 1) выставлять султану 30.000 воиновъ и 2) давать 20.000 златицъ».
99
союзѣ съ султаномъ сдѣлалъ нападеніе на Венгрію (Mabry) и затѣмъ на Босну [1]; въ 1395 г. онъ сражался на сторонѣ султана въ Валахіи, при Ровинахъ [2], гдѣ погибли сербскій юнакъ, сынъ краля Вукашина Марко Кралевичь, Константинъ и Драгашъ; въ 1396 г. Стефанъ сражался у Никополя на сторонѣ Баязета противъ Венгерскаго короля Сигизмунда. Затѣмъ въ 1402 г. Стефанъ, по условію договора, является на помощь Баязету противъ Тамерлана въ Азіи. Въ этой битвѣ на Анкирскихъ поляхъ Серба совершили чудеса храбрости; они съ своимъ деспотомъ Стефаномъ могли и хотѣли спасти султана Баязета: они смѣло прорываютъ ряды Скиѳовъ, приближаются къ Баязету въ самую критическую для него минуту и совѣтуютъ ему бѣжать отъ неминуемаго плѣна; но тотъ не внемлетъ благоразумному совѣту и потому попадаетъ къ Тамерлану въ плѣнъ. Деспотъ Стефанъ, между тѣмъ, видя дѣло проиграннымъ, уходитъ съ поля сраженія, при чемъ захватываетъ съ собою сына Баязетова Мусульмана, котораго и возводитъ на престолъ Османа. Со смертію Баязета дѣла Турокъ приняли самый невыгодный оборотъ: начались раздоры въ средѣ сыновей Баязета; претендентами являлись лица и не изъ династіи Османа. Тогда-то слѣдовало деспоту Стефану употребить всю свою энергію, всѣ свои военные таланты и юныя силы храбрыхъ сербскихъ воиновъ для возстановленія нѣкогда величественной монархіи царя Стефана Душана. Особенно въ этотъ періодъ, со смерти султана Баязета, было всего легче свергнуть ненавистное турецкое иго. При точно такихъ же условіяхъ, въ первые годы послѣ Косовской битвы, когда султанъ Баязетъ спорилъ съ братомъ Якубомъ (Сабуціемъ-Дуки) за престолъ, это сверженіе было несвоевременно, такъ какъ Сербское государство было сильно ослаблено пораженіемъ на Коссовомъ полѣ; но во время распрей сыновей Баязета (1402—1413 гг.) оно было въ самую пору, и навѣрное, было бы сдѣлано, еслибы въ сербскомъ лагерѣ было единодушіе, которое въ то время было нарушено происками Византійскаго двора. Да впрочемъ, въ періодъ историческаго существованія Сербскаго племени, единодушіе никогда и не бывало и не свойственно было этому племени, по національному его характеру. Внутреннія несогласія въ средѣ сербскихъ владѣтелей, которые не переставали преслѣдовать свои личныя цѣли, послужили главною причиною тому,
1. Житіе деспота Стефана Лазаревича.
2. Тамъ же.
100
что деспотъ Стефанъ остался глухъ къ сигналу для низверженія ига, данному распрями въ турецкомъ лагерѣ.
Тревожимый братомъ Вукомъ и Бранковичами (Вукомъ и его сыновьями), деспотъ Стефанъ Лазаревичъ по необходимости долженъ былъ гдѣ нибудь искать для себя точку опоры и заблагоразсудилъ найдти ее въ Турецкихъ султанахъ. По этой-то причинѣ онъ оставался такъ вѣренъ клятвѣ, данной султану Баязету: поддерживалъ законнаго претендента на турецкій престолъ даже въ то время, когда всѣ прочіе союзники оставляли его. Изъ этого послѣдняго факта нельзя не видѣть, чтò за отношенія были между деспотомъ Стефаномъ и остальными сербскими владѣтелями; отношенія эти были чрезвычайно враждебныя, и Турки, для личной своей выгоды, всевозможными мѣрами поддерживали ихъ. При такомъ порядкѣ вещей, дѣло Сербовъ и всѣхъ южныхъ Славянъ было проиграно окончательно. Какъ скоро Турки укрѣпились въ Скоплѣ, на Родопѣ, во всей гористой Ѳессаліи, Филиппополѣ и Адріанополѣ, рѣшено было подчиненіе имъ всей Сербіи. Главный принципъ Турецкихъ султановъ состоялъ въ томъ, чтобы поставить подъ свои знамена христіанскія войска и при своемъ дворѣ имѣть христіанъ. Уже Баязетъ окружалъ себя толпою сербскихъ, валашскихъ, албанскихъ, венгерскихъ, нѣмецкихъ, болгарскихъ и италіянскихъ юношей и дѣвушекъ [1]. Эта молодежь, захваченная въ рабство, получала послѣ свободу и составляла изъ себя главное войско Турокъ (янычары), которое должно было сражаться противъ своихъ же родичей [2]. Сербскіе бояре, которые переходили въ Туркамъ, были хорошо принимаемы султаномъ; эти-то бояре, извѣстные въ исторіи византійскаго лѣтописца Лаоника Халкондила подъ именемъ κελπαξής [3], заняли мѣста пашей въ Азіи, а паши поселились въ Европѣ. Если вполнѣ вѣрно, свидѣтельство Халкондила, то сербское боярство наложило на себя неизгладимое пятно. За то Сербскій народъ остался вѣренъ своей народности: онъ геройски отстаивалъ свои права, но только вездѣ его преслѣдовало несчастіе; бой на Коссовомъ полѣ и Анкирскихъ поляхъ служитъ лучшимъ выраженіемъ стойкости Сербскаго народа, какъ это отмѣтили даже турецкіе источники. По свидѣтельству турецкаго лѣтописца Нешри, двое сербскихъ воиновъ, захваченные въ плѣнъ Турками, на вопросъ послѣднихъ, гдѣ находится
1. Corpus scriptorum Historiae Byzantinae: Δοῦκας, cap. XV, и Χαλκονδύλης.
2. Ibid.
3. Χαλκονδύλης.
101
сербское войско, и не убѣжалъ ли Лазарь съ поля битва, услыхавъ о приближеніи турецкой силы, съ полномъ самопожертвованіемъ и рѣшимостью, доказывающими великую привязанность къ своему національному князю, отвѣчаютъ: „Да развѣ долженъ предъ вами Лазарь бѣжать! Онъ только ждетъ васъ“! [1].
Сербскій деспотъ Стефанъ Лазаревичъ, при своемъ миролюбивомъ характерѣ, былъ вполнѣ доволенъ, что послѣ битвы на Анкирскихъ поляхъ (1402 г.), онъ получилъ больше самостоятельности и даже, если можно вполнѣ довѣриться свидѣтельству двухъ сербскихъ источниковъ— Тронашской лѣтописи [2] и Житомишличскаго хронографа [3], никому не платилъ дани. Вѣроятная истинность этого свидѣтельства, хотябы и отчасти, можетъ быть доказана тѣмъ, что деспотъ Стефанъ Лазаревичъ въ 20-хъ годахъ XV в. почувствовалъ себя на столько сильнымъ, что вступилъ въ борьбу съ Венеціей за наслѣдіе правителя Зеты [4], Бальши III Страшиміра, умершаго въ Скадрѣ 1421 г. Венеція въ то время ужь успѣла занять многія мѣстности изъ владѣній Бальши III. Стефанъ Лазаревичъ потребовалъ возвращенія ихъ. Завязался споръ, длившійся до самой смерти деспота Стефана. По смерти же деспота, Венеція не имѣла никакого соперника и потому сдѣлалась какъ бы законною наслѣдницею владѣній Бальши III, ибо мать сего послѣдняго отказалась отъ этого наслѣдія. Оставшійся дѣйствительный законный наслѣдникъ Бальши III, сынъ или, вѣрнѣе, двоюродный братъ его Стефанъ Бальшичъ (Черноевичъ) получилъ только небольшую область между Кроей и Лешемъ; сыновья же его Иванъ и Койко потеряли и эту малую область при сильномъ напорѣ
1. Брличь, Извори српске повјестнице изъ турскијех споменика, 1857 г. стр. 63.
2. Гласник, кн. V, стр. 96.
3. Гласник, кн. XXXII, стр. 271.
4. Зета (сѣверная часть Албаніи), единственная область, не подпавшая турецкой власти сейчасъ же послѣ Косовской битвы; впервые она испытала силу Турокъ въ 1392 г., въ правленіе Юрія II Страшиміровича Бальши. Область эта изстари составляла удѣлъ Сербскихъ государей; отъ Сербіи отдѣлилась въ царствованіе слабаго Уроша V, сына Душанова. На развалинахъ владѣній Бальшичей возникла нынѣшняя Черногорія. Еще раньше отдѣлилась отъ Сербскаго государства Боснія, тоже во время правленія младого Уроша V, при Боснійскомъ банѣ Степанѣ Твердкѣ Владиславичѣ, который получилъ 1376 г. королевскій титулъ отъ Венгерскаго короля Людовика I. Герцеговина, какъ отдѣльное герцогство, съ особымъ самостоятельнымъ воеводою, выдѣлялась изъ Боснійскаго королевства въ 1444 году.
102
Георгія Кастріоты (Скандербега), образовавшаго въ Албаніи сильное государство, которое до его смерти († 1468 г. 17-го января) было оплотомъ противъ натиска постоянно усиливавшейся османской силы на южно-славянскія земли.
Сербскій деспотъ Стефанъ Лазаревичъ, такъ ревностно отстаивавшій противъ Венеціи свои права на наслѣдіе Бальшичей, не обратилъ своего оружія на Турокъ, когда, по смерти султана Мехемета († 1421), повторился тотъ же случай, который произошелъ послѣ смерти Баязета. Византійскій императоръ Мануилъ выставилъ было законному преемнику Мехемета, Мурату II, соперника сначала въ лицѣ псевдо-Мустафы, а затѣмъ (1424 г.) въ лицѣ брата Муратова, Мустафы. Главная причина, удержавшая Стефана Лазаревича и на этотъ разъ отъ враждебныхъ дѣйствій противъ султана, заключалась, кажется, въ недовѣріи его къ вѣроломной и своекорыстной политикѣ Византійскаго двора, тѣмъ болѣе, что у него были и свои домашніе недоброжелатели и соперники. Вслѣдствіе этой новой причины, вслѣдствіе того, что въ то время уже нельзя было разчитывать на какую бы то ни было помощь со стороны безсильнаго Византійскаго императора, ставшаго притомъ турецкимъ данникомъ, деспотъ Стефанъ сблизился съ Венгерскимъ королемъ Сигизмундомъ и заключилъ съ нимъ въ 1426 г. союзъ въ формѣ, близко подходящей къ покровительству Венгерскаго двора надъ Сербіей, чтобъ имѣть защиту отъ насилія Турокъ. Роковымъ было для Сербскаго государства это покровительство венгерскаго короля. Съ этого времени начинается непримиримая вражда Турокъ къ Сербамъ, ускорившая окончательное покореніе Сербіи. Турецкій султанъ Муратъ II, столь обязанный деспоту Стефану за его посредничество при заключеніи перемирія (1424 г.) на два года съ Венгерскимъ королемъ Сигизмундомъ, пришелъ въ ярость, когда узналъ о союзѣ деспота съ тѣмъ же королемъ. Турецкая политика всегда домогалась разъединенія своихъ сосѣдей и съ своей стороны съ однимъ держала миръ, между тѣмъ какъ съ другимъ, въ то же самое время, вела войну. Но спрашивается: какую пользу извлекли изъ этого покровительства Сербы? Въ чемъ состояло это покровительство? Въ томъ, что Венгрія присоединила къ своимъ владѣніямъ Бѣлградъ и по-дунайскія крѣпости, обязала сербскихъ деспотовъ, уравненныхъ съ прочими венгерскими баронами въ правахъ относительно участія въ дѣлахъ венгерской короны, выставлять войско сей послѣдней
103
„juxta possibilitatis (eorum) exigentiam" [1], а Сербская земля сдѣлалась театромъ кровопролитныхъ войнъ, и ея народъ, вслѣдствіе нетерпимости латинской пропаганды, попалъ въ презрѣніе и былъ поставленъ на ряду съ погибшими еретиками, послѣ того какъ онъ, руководимый своимъ патріархомъ, не призналъ на Флорентійскомъ соборѣ папской власти. Такъ, папа Калликстъ III выразился въ 1458 году: „Очевидно, что эти Греки, эти Сербы и прочіе еретики, находясь внѣ церковнаго общенія, не надежны для борьбы съ невѣрными; только сила католиковъ можетъ одолѣть султановъ" [2]. Но тѣ же надежные католики—Венгерцы, со своимъ королемъ Ладиславомъ, не въ силахъ были въ 1455 г. взять столицу Сербіи Смедерево, не смотря на всѣ свои усилія и даже хитрость.... [3].
Переговоры о передачѣ Венгріи Бѣлграда, начавшіеся при деспотѣ Стефанѣ Лазаревичѣ, окончились въ 1433 г., въ правленіе преемника Стефанова, деспота Юрія I Бранковича (1427—1456). Передача Бѣлграда произвела тяжелое впечатлѣніе на Сербскій народъ: пораженный столь неожиданною потерею важной части своей земли, и притомъ съ той стороны, гдѣ было меньше опасности отъ Турокъ, онъ пришелъ въ уныніе; сербскія лѣтописи повѣствуютъ о многихъ знаменіяхъ, предвѣщавшихъ злое для всей Сербіи [4]. Въ замѣнъ за Бѣлградъ Сербы получили мѣстности въ предѣлахъ венгерской короны. Промѣнъ Бѣлграда и приспѣвшее къ тому же времени вѣнчаніе Юрія деспотскою короною (1435 г.), присланною Византійскимъ императоромъ Іоанномъ Палеологомъ чрезъ Георгія Филантропина [5], послужили новымъ толчкомъ султану Мурату II для вторженія во владѣнія Сербскаго деспота. Султанъ Муратъ II, въ договорѣ своемъ съ Юріемъ I Бранковичемъ 1428 г.,
1. Raćki, Odnošaj srbskih despota і doseljenika napramo kruni і kralevin hrvatskoj i ugarskoj (въ 1426—1503 г.) (Kniževnik, II, стр. 482).
2. Raynaldus, Annal. eccles., t. X р. 83—84.
3. Этотъ фактъ сообщаетъ Ѳеодоръ Спандугино въ своемъ сочиненіи: «Discorso dell' origine dé prencipi turchi (издано у Sansovino въ ero Historia univers, p. 191. на оборотѣ). Спандугино былъ современникъ, и потому можно ему вѣрить; онъ говоритъ:
«Et all’hora era grandissima guerra trà il Despoto Jurgo di Servia, el’ Rè d’Ungheria, per modo che l’uno l’altro s’harebbe mangiato il-fegato. Percioche il Ré d’Ungheria nelle case appartenenti alla religion Christiano seguiva le ceremonie de’Latini et il Iurgo Despota di Serria servava quelle de’Greci....
Затѣмъ онъ описываетъ осаду Смедерева Венгерцами.
4. Schafařik, Pamàtky, стр. 77; лѣтопись Бранковича въ Arkiv, кн. III, и лѣтопись въ Гласн., св. I.
5. Corp. script. Hist. Вуz. Δοῦκας, стр. XXX, р. 207.
104
по которому послѣдній получилъ отъ султана дозволеніе на постройку крѣпости Смедерева (куда, послѣ передачи Бѣлграда, перенесъ свою резиденцію),—поставилъ условіе, чтобы Сербы не держали союза съ Венгерскимъ королемъ; а теперь, послѣ нарушенія этого условія, онъ увидѣлъ настоятельную необходимость—наказать деспота за нарушеніе этого договора. Походъ султана противъ Сербскаго деспота увѣнчался полнымъ успѣхомъ: деспотъ испытывалъ нападеніе за нападеніемъ, пока наконецъ и новая его столица Смедерево не попала въ руки Турокъ (1439 г.). Помощь Венгерскаго короля, на которую деспотъ, по смыслу договора 1426 г., разчитывалъ, явилась уже въ то время, какъ сильный турецкій гарнизонъ засѣлъ въ стѣнахъ новоустроенной крѣпости. Сербія была страшно опустошена и ввѣрена управленію Турахана, который былъ пашею Сербіи и Ѳессаліи. Во время этого же похода Турокъ на Сербію, испытала ихъ нападеніе и Боснія. Король Босніи Твердко, въ видахъ предотвращенія на будущее время вторженій Турокъ, обѣщалъ платить султану ежегодно 25.000 червонцевъ, и султанъ Муратъ II на столь выгодныхъ условіяхъ вызвалъ Турокъ изъ Босны.
Съ этого времени, со времени занятія Турками Смедерева, деспотъ Юрій I Бранковичъ играетъ самую жалкую роль до конца своей жизни. Будучи самъ безсиленъ отразить Туровъ, онъ долженъ былъ пресмыкаться предъ Венгерскимъ королемъ Ладиславомъ и со слезами просить у него помощи противъ опаснѣйшаго своего врага, обѣщая съ своей стороны доставить всѣ средства на снаряженіе войска [1]. Слезамъ его внялъ Венгерскій король, и послѣ общаго совѣщанія, въ которомъ много говорилъ папскій легатъ Юліанъ Цезарини, рѣшилъ готовиться къ походу противъ Туровъ. Счастливый исходъ этого похода возвратилъ деспоту Юрію значительную часть утраченныхъ владѣній. По миру, заключенному въ Сегединѣ (1443 г.), Сербія со всѣми ея городами, занятыми уже Турками, а именно: Смедерево, Голубацъ, Северинъ, Зерновъ, Брушевацъ, Островица, Рудникъ, Лесковацъ, Новобрдо, Зеленградъ, Ковинъ и нѣсколько другихъ, съ частью Албаніи, которая принадлежала Сербіи, была возвращепа Сербскому деспоту Юрію I Бранковичу, который обязывался за это вносить султану половину своихъ доходовъ.
Но нисколько не облегчилъ этотъ миръ плачевное положеніе Болгаріи. Лишенная давно (1392 г.) своего національнаго правителя, она прежде всѣхъ южно-славянскихъ земель
1. Bonfinius, Rer. Hunger, decades X dec. III, стр. 465; Corp. script. Hist. Byz.: Χαλκονδύλης, edit. Paris., lib. VI, стр. 162 и Δοῦκας.
105
сдѣлалась добычею Турокъ; за ними жь осталась она и по Сегединскону миру. Валахія осталась подъ верховною властію Венгерскаго короля. Такимъ образомъ, за одинъ разъ султанъ Муратъ II лишился всѣхъ сѣверныхъ пограничныхъ провинцій, въ которыхъ была вся надежда, все будущее Османскаго государства. Для Турокъ Сегединскій миръ былъ роковымъ: его нужно было или нарушить, или допустить окончательное уничтоженіе турецкаго владычества въ Европѣ; съ великимъ недовольствомъ заключилъ Муратъ II этотъ миръ, вынужденный къ тому крайнею необходимостію, такъ какъ, въ то же самое время Скандербегъ поднялъ противъ него всю Албанію, а въ Малой Азіи возобновилось возстаніе Карамана. Но по теченію тогдашнихъ обстоятельствъ, замѣчаетъ Цинкейзенъ [1], авторъ „Исторіи Османскаго государства“,—Сегединскій миръ никоимъ образомъ не могъ быть соблюденъ: онъ былъ политическою ошибкою, послѣдствія которой ие замедлили обнаружиться его нарушеніемъ. Нарушила миръ первая Венгрія, чтò привело къ столкновенію Венгерскаго короля Владислава съ Муратомъ у Варны (1444 г.). Сербскій деспотъ Юрій I Бранковичъ былъ доволенъ своимъ положеніемъ, въ которое онъ былъ поставленъ условіями Сегединскаго мира, и потому не могъ сочувствовать нарушенію его. Не зная, какой исходъ получитъ эта новая война съ Турками, и больше опасаясь новыхъ вторженій султана, чѣмъ гнѣва христіанскихъ державъ, деспотъ Юрій принимаетъ въ этой войнѣ самую вѣроломную политику: пообѣщавъ выставить на помощь Владиславу свое войско, онъ не только что не выслалъ его, но и воспретилъ Скандербегу съ 30.000 храбрыхъ Албанцевъ пройдти чрезъ Сербію на помощь Владиславу. Византійскій императоръ Іоаннъ Палеологъ тоже не явился на помощь, хотя тоже далъ обѣщаніе въ этомъ смыслѣ. Можно, поэтому, считать обоихъ этихъ государей виновниками пораженія Владислава у Варны. Особенно много погрѣшилъ противъ христіанства и славянства самъ же представитель южныхъ Славянъ, деспотъ Юрій I. Не воспрети онъ Скандербегу съ его 30.000-нымъ храбрымъ войскомъ соединиться съ Владиславомъ, исходъ Варнской битвы навѣрное былъ бы иной: дѣло христіанства, и быть можетъ всего славянства приняло бы другой оборотъ. До конца своей жизни деспотъ держался той политики, что слѣдуетъ лучше держать сторону султана, нежели сторону Венгерскаго короля. Такъ, въ походѣ Гуніада на Турокъ (1448 г.),
1. Zinkeisen, Geschichte des osmanischen Reiches, I, стр. 650.
106
деспотъ Юрій наносятъ ему значительный вредъ не только свопъ отказомъ отъ участія въ походѣ, но и захватомъ въ плѣнъ этого героя, когда тотъ проселочными дорогами пробирался въ свои владѣнія, послѣ своего пораженія на злосчастномъ Коссовомъ полѣ; желая заискать предъ султаномъ, деспотъ предлагалъ выдать ему своего плѣнника, но Муратъ съ презрѣніемъ отвергъ эту двойную измѣну. Нельзя ли отыскать ближайшую причину такого поступка Сербскаго деспота по отношенію къ Гуніаду? Причина эта кроется въ томъ, что Гуніадъ желалъ пріобрѣсти нѣкоторыя мѣстности изъ владѣній деспота въ предѣлахъ венгерской короны. Деспотъ Юрій, тѣснимый, такимъ образомъ, и съ сѣвера, и съ юга, долженъ былъ держать сторону того, кто больше былъ опасенъ, кто могъ скорѣе уничтожить его призрачную самостоятельность: страхъ турецкаго оружія заставилъ его примкнуть къ султану; но онъ не предвидѣлъ того, что съ постепеннымъ усиленіемъ турецкой силы уничтожится прежде всего его самостоятельность, такъ какъ онъ ближайшій сосѣдъ: прежде чѣмъ утвердиться въ предѣлахъ Венгріи, султану нужно было окончательно покорить Сербію. Руководимый точно такими же соображеніями, деспотъ Юрій помогаетъ преемнику Мурата II, Мегемету II, при завоеваніи Константинополя (1453 г.). По свидѣтельству византійскаго лѣтописца Францы [1], деспотъ Юрій оказалъ здѣсь султану большую помощь; Франца, между прочимъ, разказываетъ, что Сербы тайно послали султану много денегъ и войска, такъ что Турки хвастливо говорили Грекамъ: »Вотъ-де на васъ и Сербы!"
Послѣдствія недальновидной политики деспота Юрія I Бранковича не замедлили обнаружиться. Вскорѣ послѣ завоеванія Константинополя, султанъ Мехеметъ II обратилъ (1455 г.) свои силы на Сербію и Венгрію. Юрій отдѣлался было отъ Турка обѣщаніемъ увеличить свою дань. Такимъ образомъ, еще на четыре года была оставлена тѣнь самостоятельности Сербскаго государства; но мало пользы и едва ли не больше вреда принесли эти годы сербской народности, если вспомнимъ только то, что Сербія, раздираемая распрями сыновей Юрія, была наконецъ (1458 г.) подарена вдовою Лазаря Юрьевича, Еленою Палеологъ, папѣ Каллисту III. Елена, слѣдуя совѣту католика Боснійскаго короля Стефана Томашевича, которому предложила руку своей дочери Маріи, а вмѣстѣ съ тѣмъ и престолъ Немаци, — полагала такимъ образомъ найдти себѣ защитниковъ отъ Турокъ;
1. Corpus script. Hist. Bys.: Φραντζῆς, стр. 326.
107
но напрасна была надежда: папа охотно принялъ даръ и послалъ своего легата Іоанна Карафажи (Анжело) въ Сербію для того, чтобъ онъ формальнымъ образомъ принялъ пограничныя крѣпости [1], но защитниковъ отъ насилій Турокъ Сербія не получила, хотя папа и поручилъ эту защиту Венгерскому королю Матвѣю [2]. Елена сдѣлала большую ошибку, послѣдствія которой сейчасъ же обнаружились; своею склонностію къ католицизму она вооружила противъ себя Сербскій народъ: нѣсколько вліятельныхъ властелей въ Смедеревѣ, побуждаемые ревностію къ защитѣ православной вѣры своихъ отцовъ, выступили во главѣ движенія противъ нея и призвали на престолъ Немани Михаила Абоговича, не царскаго рода и не сербской крови; Стефанъ же Юрьевичъ, братъ Лазаря, вѣроятно, въ то время былъ на чужбинѣ. Хитростію Елены Абоговичъ былъ сверженъ и на сербскій престолъ призванъ Стефанъ Юрьевичъ. Въ началѣ 1459 г. и онъ былъ сверженъ и изгнанъ изъ своего отечества [3], а на сербскій престолъ сѣлъ давній союзникъ Елены, Стефанъ Томашевичъ. Такимъ образомъ онъ соединилъ подъ своимъ правленіемъ Боснію и Сербію; но пользы отъ этого было мало, такъ какъ самъ Стефанъ Томашевичъ былъ человѣкъ неспособный, малодушный и къ тому же нечестный: ему суждено было править Сербіей и Босніей, ему же суждено было и окончательно передать эти двѣ области въ руки Турокъ; за передачу Смедерева, столицы Сербіи (1459 г.), онъ получилъ отъ Турокъ огромную сумму золота [4], а за передачу столицы Босны, Яицы (1463 г.), онъ заслужилъ отъ султана награду—смерть [5]. Въ 1483 г. подобную же участь испытала и Герцеговина, въ правленіе сыновей герцога Стефана Коссирича — Владислава и Владка. И такъ, Турки утвердились на развалинахъ величественной монархіи Стефана Душана. Раздоры племенъ, подъ водительствомъ ихъ правителей, распри властелей и ихъ своекорыстныя стремленія — непремѣнная черта въ характеристикѣ
1. Raynaldus, Annal. eccles., стр. 146.
2. Zinkeisen, Geschichte des osm. Reiches, II, стр. 113.
3. Schafarik, Památky, стр. 79, стихи 8—9.
4. Zinkeisen, Gesch. d. Osm. Reiches, II, стр. 116.
5. По свидѣтельству однихъ источниковъ (Χαλκονδύλης, lib. X, стр. 290), султанъ отрубилъ Стефану Томашевичу голову; по свидѣтельству турецкихъ источниковъ и польскаго лѣтописца Длугоша (Hist. Pol., lib. XII, II, стр. 323), онъ былъ пораженъ стрѣлами, а по другимъ источникамъ: Бонфини, dec. III, lib. Х,р. 546), Истванфи (lib. V.) и Леунклавјй (стр. 54), съ него была содрана кожа.
108
всѣхъ южно-славянскихъ племенъ, да затѣмъ католицизмъ, не мирившјйся съ православіемъ,—вотъ та помощь, съ которою Турки завоевали эти плодоносныя области. Вспомнивъ также, что Турки XV вѣка совсѣмъ не тѣ, чтò нынѣ: по свидѣтельству писателей XV и XVI вѣковъ [1] „Турки того времени народъ свѣжій, неустрашимый, неутомимый, воинственный, честный, великодушный и вѣротерпимый, въ чемъ испорченные и изнѣженные Европейцы далеко инъ уступали; ихъ военное искусство, отчаянная храбрость и вѣрность султану удивляла современниковъ".
И не смотря на столь хорошія качества Туровъ и на благопріятное для нихъ теченіе обстоятельствъ, мы видимъ, что они болѣе ста лѣтъ борются съ Славянами Балканскаго полуострова, пока успѣваютъ совершенно подчинить ихъ своей власти. Значитъ, стойкость славянской народности была велика. Правда, не дружною массой отбивалось славянское населеніе Балканскаго полуострова отъ Турокъ, ибо этому мѣшали упомянутыя уже выше обстоятельства, но все же оно, несомнѣнно, сильно заявляло себя въ дѣлѣ охраны родной земли. Народъ хотя и изъятъ билъ изъ участія въ государственныхъ дѣлахъ, принималъ близко къ сердцу счастіе и горе, успѣхъ и неудачи своихъ правителей и мѣтко угадалъ причину того и другаго. Если мы обратимся въ народнымъ пѣснямъ южныхъ Славянъ, то увидимъ, какая мысль руководила народомъ. Искренно преданный роду Стефана Немани, онъ вмѣстѣ съ тѣмъ съ великою скорбію переносилъ распри Неманичей; онъ искренно желалъ прекращенія этихъ междоусобій; и горой стоялъ за внутреннее спокойствіе государства, при коемъ только и возможно благоденствіе народа. Народный пѣвецъ вложилъ въ уста Стефана Дечанскаго, когда его сынъ Стефанъ Душанъ потребовалъ раздѣла Сербскаго государства, такую рѣчь:
Зашто, сине, да се диєлимо?
Шта си у царству пожелио?
У честиту дому Неманића
Доста царства, доста госпоства,
Доста пива, доста ѣдива!
Ако си се слакомио, сине,
Ти да узмешъ на Призрену царство,
На поклонъ ти царство и госпоство
И на поклонъ землє и градове,
1. В. Макушевъ, Очеркъ исторіи и современнаго положенія задунайскихъ Славянъ, въ Русскомъ Вѣстникѣ 1876 г.
109
И на поклонъ седамъ куда блага
И на поклонъ седамъ тарапана
И на поклонъ народъ Србадия!
„Ничего я съ тебя не требую, но заклинаю тебя Богомъ: блюди народъ, какъ свою голову!" [1]
Не видно ли изъ этихъ словъ, что народъ Сербскіе искренно желалъ прекращенія междоусобій своихъ государей? Въ этихъ словахъ народъ выразилъ, чего онъ желалъ отъ своихъ правителей! И все это чего онъ желалъ и чтò получилъ въ правленіе царя Стефана Душана, изчезло со смертію сего великаго государя. Смерть Душана народъ вѣрно представилъ въ своихъ пѣсняхъ роковою для величественной Сербской монархіи. По смерти Душана, поетъ народъ, —Турки
«Преварише Мирчету Стефана,
Прихватише Душаново царство,
И Србију и Уруменлију,
Нашу Босну и Херцеговину,
только
Црнегоре узет не могоше» [2].
Періодъ со смерти Стефана Душана до вступленія Лазаря Гребельяновича народъ въ своихъ пѣсняхъ представилъ для себя злосчастнымъ. Въ пѣснѣ „Смрт Душанова" [3] народъ представилъ, сколько зла причинили ему его намѣстники, давшіе полный просторъ своимъ своекорыстнымъ стремленіямъ по смерти Душана. Хотя тутъ вся вина свалена на ненавистнаго народу краля Вукашина, при всемъ томъ тутъ же усматриваются характерныя черты своекорыстныхъ стремленій и всѣхъ вообще областныхъ сербскихъ намѣстниковъ [4]. Въ этой пѣснѣ народъ поетъ: „Въ теченіе 16-лѣтняго правленія"
Колико je зулум (неправда) поставио (Вукашинъ)
Што ношаше сиротиньа paja,
Што ношаше од свиле (шелкъ) хальине (одежда),
Тад обуче сукнене хальине.
1. Пѣсня помѣщена въ сочиненіяхъ А. Ѳ. Гилъфердинга, т. III: Боснія, Герцеговина и Старая Сербія, стр. 108.
2. Петрановић, Српске народна пјесме, кн. III: № 2-й Смрт Душанова.
3. В. С. Караџић, Српске народне пјесме, кн. III. № 33.
4. Какъ на примѣръ подобныхъ своекорыстныхъ стремленій намѣстниковъ, укажемъ на взиманіе намѣстникомъ Жаркомъ пошлины съ дубровницкихъ купцовъ и даже грабежъ (Miklosich Mon. Serb., № CLVIII), вопреки постановленію царя Уроша V, отъ 1356: что ни царица (мать Уроша), ни самъ царь (Урошъ) «нищо да им се не узме безъ купа» (ibid. № СХХХІѴ).
110
Испытывая на себѣ столь тяжелый гнетъ намѣстниковъ, народъ не могъ не желать воцаренія законнаго наслѣдника, сына Душанова, Уроша V. Только подъ правленіемъ Неманичей онъ считалъ возможномъ наслаждаться спокойствіемъ и благоденствіемъ. Поэтому, когда читаемъ пѣсни сборника Караджича, №№ 33 и 34 (кн. II), въ которыхъ поется, какъ Марко Кралевичъ рѣшаетъ споръ между его отцомъ Вукашиномъ, дядьями и Югъ - Богданомъ, съ одной сторона, и молодымъ Урошемъ, съ другой,—въ пользу сего послѣдняго, невольно рождается мысль объ искренней преданности народа слабому Урошу V; сводомъ доказоваетъ онъ его права: призываетъ сначала попа Недѣльку, который присутствовалъ при завѣщаніи Душана, а затѣмъ Марка Кралевича, Душанова логоѳета. Изъ рѣчи Марка Кралевича (въ той же пѣснѣ) и благословенія, которое произноситъ Урошъ V:
Кумъ мой, Марко, Богъ тебѣ на помощь!
Чтобы лицо твое сіяло въ душѣ,
А копье въ бою не уставало!
Чтобы сильнѣе не было юнака
И пока луна и солнце свѣтятъ,
О тебѣ жива была бы память!» (переводъ О. Ѳ. Миллера).
довольно ясно видно, что народъ всѣми силами поддерживалъ законнаго царя. Самый фактъ, передаваемый пѣснею, можетъ бытъ заподозрѣнъ, ибо исторія не представляетъ для этого никакихъ данныхъ; но для насъ важно воззрѣніе народа. Исторія свидѣтельствуетъ намъ одно только, что люди доброе совѣтовали Урошу удалить Вукашина и предупреждали его о замыслахъ сего послѣдняго, но Неманичъ не внялъ этому совѣту; какъ жена Углеши не вѣритъ, что ее похоронятъ живьемъ, чтобы такимъ образомъ довершить построеніе Скадра (сюжетъ другой пѣсни „Зиданье Скадра" въ сборникѣ Караджича), такъ и Урошъ V, слишкомъ довѣрясь Вукашину, не обратилъ вниманія на совѣта искренно преданныхъ ему людей: „Удали родъ Мрнявчевичей!"
Съ прекращеніемъ рода Немани, народныя симпатіи перенесены на имя славнаго и святаго князя Лазаря Гребельяновича, потому ли, что, по народному преданію, самъ царь Душанъ принималъ большое живое участіе въ судьбѣ этого честнаго и мужественнаго героя, по женской линіи потомка Немани [1], или потому, что съ его именемъ
1. Троношская лѣтопись (Гласник, св. V, стр. 60): «вторая (дочь) по ѡтцѣ (по смерти отца Милутина) выдана за воеводу прибца Гребалановича, архимаршила милутинова, отъ неѧже родилсѧ лазаръ великій кнѧзь и краль расійстій.»
111
связано величайшее событіе сербской исторіи — Косовская битва, въ коей онъ палъ жертвою за спасеніе сербской народности. Пѣсни, касающіяся этого событія, составляютъ особый циклъ, называемый сербскими пѣвцами „Лаварица”. Весело начинаются пѣсни этого цикла —юностію князя Лазаря; но какъ элегически, какъ трогательно заканчиваются онѣ скорбію дѣвушки, отыскивающей падшаго на ратномъ полѣ жениха („Косовка дјевојка“ № 51, сборникъ Караджича, II)! по замѣчанію Каррьера, „представляетъ сцену одну изъ самыхъ потрясающихъ и прекрасныхъ во всей эпической поэзіи; она представляетъ намъ всю гомеровскую ясность, всю германскую или индійскую глубину чувства сербской народной пѣсни”.
Со времени Косовской битвы имя Турокъ стало ненавистно сербской памяти, равно какъ и имя виновника пораженія Сербовъ—Вука Бранковича. Во множествѣ пѣсенъ на Турокъ, и въ особенности, на Вука сыплются проклятія. За то имя Лазаря вспоминается съ задушевною любовью. Фактъ объ измѣнѣ Вука Бранковича на Коссовомъ полѣ исторически не доказанъ; одинъ сербскій памятникъ XV в. замѣчаетъ объ этомъ: „Не вѣмь что истинное рещи о семь, изданъ ли къıмь отъ своиго бывъ хранѥніа, или паче соуду божию о семь сьбившȣсе”. Равно и Константинъ Философъ, касаясь этого событія въ „житіи деспота Стефана Лазаревича“, дѣлаетъ такое же замѣчаніе: „Богȣ тако попустившȣ“. Свидѣтельства эти нисколько не выясняютъ событія и показываютъ только, какъ сербскіе книжники заимствовали изъ народнаго преданія матеріалъ для своихъ твореній. Народное самолюбіе заставило Сербовъ представить въ своихъ пѣсняхъ паденіе славнаго своего царства предназначеннымъ судьбою. Въ пѣснѣ: „Пропаст царства српскога“ [1] народъ поетъ, какъ птица соколъ принесъ ласточку, то-есть, письмо отъ св. Богородицы изъ Іерусалима, въ которомъ предлагалось Лазарю выбирать одно изъ двухъ: царство небесное, или земное; Лазарь избралъ лучше царство небесное и потому потерялъ царство земное. И пѣсню эту народъ съ полною вѣрой и надеждою на Бога заканчиваетъ слѣдующими словами:
Све је свето и честито било,
И миломе Богу приступачно.
Равнымъ образомъ, во множествѣ пѣсенъ поется: „Староставныя книги пишутъ, что Турки прійдутъ и займутъ все Сербское государство,
1. В. С. Караджичь, Српске народне пјесме, кн. II. № 46.
112
вслѣдствіе вѣроломства самихъ же Сербовъ”. И эту измѣну, по причинамъ неизвѣстнымъ, народъ свалилъ на Вука Бранковича. Во всей сербской народной поэзіи имя Вука Бранковича сдѣлалось синонимомъ измѣнника. Замѣчательно, что исторически подтверждаемое служеніе Марка Кралевича султану не порицается народомъ. Народный эпосъ, какъ бы оправдывая это служеніе, воспѣваетъ, что проклятіе Вукашина надъ своимъ сыномъ Маркомъ: „Сынъ Марко, убей тебя Богъ! не имѣть бы тебѣ гроба и порода! не выпасть бы душѣ твоей, пока не наслужишься ты у царя турецкаго!” и благословеніе Уроша выше приведенное, сбылись: Марко Кралевичъ служитъ Туркамъ и при всемъ томъ считается первымъ сербскимъ юнакомъ, защитникомъ беззащитныхъ отъ турецкихъ притѣсненій. Единственный во всемъ сербскомъ эпосѣ укоръ ему встрѣчается въ одной пѣснѣ (сбор. Караджича, II, № 40), въ которой представлено сватовство Марка Кралевича вмѣстѣ съ двумя другими юнаками—Милошемъ и Релей, къ красавицѣ Роксандѣ, сестрѣ Леки капитана. Въ отвѣтъ на предложеніе Леки: „выбирай кого угодно изъ этихъ троихъ сербскихъ воеводъ“, Роксанда произноситъ слѣдующія порицательныя слова на Марка:
«Са Турцима бије и сијече,
Ни ће имат’ гроба ни укоца....
Што ће мене код лјепоте моје
Бидем льуба турске придворице?”
Марко Кралевичъ воспѣвается какъ великій юнакъ и сербскимъ, и болгарскимъ эпосомъ; тотъ и другой эпосъ воспѣваетъ Марка какъ защитника христіанскаго народа и врага Турокъ. Если Марко и служитъ Туркамъ, то вынужденный къ тому обстоятельствами, какъ вассалъ султана и ближайшій изъ всѣхъ сербскихъ областныхъ правителей (жилъ въ городѣ Прилипѣ) сосѣдъ Турокъ; но въ то же время онъ близко къ сердцу принимаетъ участь своихъ соплеменниковъ. Вотъ чтò сообщаетъ составитель „житія деспота Стефана“ Константинъ Философъ: передъ битвою на Ровинахъ (1396 г.) Марко, находясь на сторонѣ султана, обратился къ своему сотоварищу Константину, сыну Деана, съ слѣдующею рѣчью: „Азь глаголю и молю господа еже христіаномь быти помощникъ, азь же пръвыи въ мертвыихь на рати сеи да боуду” [1]. Константинъ Философъ, вѣроятно, заимствовалъ это свѣдѣніе изъ преданія, которое вращалось въ то время въ народѣ; но заподозрѣвать историческое значеніе этого
1. Гласник, св. XXVIII, стр. 393.
113
преданія нѣтъ никакого основанія. Едва ли не правдоподобно будетъ, что молва народная послужила источникомъ для болгарскаго эпоса, въ коемъ Марко представленъ погибшимъ отъ турецкихъ стрѣлъ. Болгарская пѣсня „Смерть Марка Королевича” [1] представляетъ, какъ Марко въ Валахіи тяжело раненъ Турками и приближается въ кончинѣ:
„Заря занялась изъ прекрасной Влашской земли; не было-то ясная заря, но была мать Марка. Ужь какъ искала она Марка-юнака, на пути встрѣтила ясное солнце: добрая встрѣча, ясное солнце! — Далъ бы тебѣ Господь добро, Марко-мале (мать Марка)! Марко-мале, куда думаешь идти?—Мать ему тихо отвѣчаетъ: Ой ты, ясное солнце, которое ходишь въ вышинѣ и смотришь вдаль! не видишь ли Марка юнака?—Ясное солнце тихо отвѣтило: Ой ты, Марко-мале! не ищи Марка-юнака: Марко-юнакъ долу — внизу — въ землѣ крайней (въ Валахіи); онъ бьется съ турецкимъ войскомъ: когда Турки Марка поражаютъ—небо оглашается, — когда Марко Турокъ бьетъ—земля и небо трясутся.—И нанесли Марку Турки 70 опасныхъ ранъ. Легъ Марко подъ бѣлый шатеръ; надъ нимъ вьются черные орлы; Марко тихо имъ возговорилъ: Ой вы, черные орлы, не вейтесь, не бейтесь—моихъ кровей не пить вамъ. — Черные орлы тихо отвѣтили кралю Марку: Ой ты, краль Марко! мы не вьемся — не бьемся изъ-за твоей крови, но Богу молимся за твое юнацкое здоровье.—На это Марко-краль отвѣтилъ орламъ: идите, идите, долу внизъ — въ крайнюю землю, напейтесь турецкаго мяса, напейтесь турецкой крови”.
Сербскій эпосъ представляетъ, что Марко, послѣ трехъ сотъ лѣтъ жизни, умеръ на Урвинъ-планинѣ, подъ двумя развѣсистыми елями, своею естественною смертію. Въ пѣснѣ „Смрт Марка Кралевића” [2] величественно представлено, какъ Марко готовится къ смерти и какъ наконецъ испускаетъ свой богатырскій духъ. Но особенно замѣчательны слѣдующія слова, произнесенныя Маркомъ въ то время, какъ бросалъ онъ въ море свой буздованъ (палицу): „Когда выдетъ палица моя изъ моря, тогда только явится подобный мнѣ мужъ!” Народъ, выразивъ въ этихъ словахъ свое воззрѣніе на Марка Кралевича, какъ на самаго сильнаго изъ всѣхъ юнаковъ всѣхъ временъ, вмѣстѣ съ тѣмъ представилъ тутъ и свое безвыходное положеніе.
1. Сборникъ болгарскихъ пѣсенъ Безсонова во Временникѣ 1855 г., кн. 33, № XVI.
2. В. С. Караджичь, Српске народн. пјесме, кн. II, № 74.
114
Этими словами народъ сказалъ: „Нѣтъ Марка-Кралевича—нѣтъ нашего защитника!“ Но по болгарскому преданію, этотъ защитникъ не умеръ, а до сихъ поръ живетъ на одномъ пустынномъ островѣ, въ великолѣпныхъ палатахъ [1]. А по другому преданію, этотъ защитникъ „юнакъ Марко Кралевичъ только спитъ въ какой-то пещерѣ; его конь Шарацъ ѣстъ понемногу мохъ, а сабля его повѣшена: когда конь стравитъ весь мохъ, а сабля упадетъ, тогда Марко проснется и войдетъ опять на свѣтъ”. Онъ станетъ опять защищать свой народъ отъ враговъ Турокъ: своею саблей уничтожитъ ненавистное ихъ иго....
1. Сборникъ болгарскихъ пѣсенъ братьевъ Миладиновыхъ, стр. 528.
Владиміръ Качановскій.
