 |
В. В. Макушевъ. (Некрологъ.)
Антонъ Будиловичъ
Журналъ Министерства Народнаго Просвѣщенія, Часть ССХІѴІ. Типографія В. С. Балшева, Средн. Подъяч., № 1. С.-Петербургъ. 1883
Сканы в .pdf формате (0.7 Мб) |
 |
|
|
В. В. Макушевъ. (Некрологъ.)
Антонъ Будиловичъ
Журналъ Министерства Народнаго Просвѣщенія, Часть ССХІѴІ. Типографія В. С. Балшева, Средн. Подъяч., № 1. С.-Петербургъ. 1883
Сканы в .pdf формате (0.7 Мб) |
|
Печальны послѣдніе годы въ лѣтописяхъ русской славистики! Одинъ за другимъ сошли въ короткое время со сцены представителей старшаго поколѣнія нашихъ славистовъ—Бодянскій, Григоровичъ, Срезневскій. Да и ряды ихъ учениковъ замѣтно рѣдѣютъ: безвременно погасъ Гильфердингъ; за нимъ слѣдовалъ Котляревскій; теперь же приходится справлять поминки по Макушеву!
Викентій Васильевичъ Макушевъ родился 11-го ноября 1837 г. въ г. Брестъ-Литовскомъ; отецъ его былъ Русскій, а мать—Полька (изъ шляхетскаго рода Михаловскихъ). Первые девять лѣтъ своей жизни онъ провелъ на западной окраинѣ Россіи, въ Брестѣ и Варшавѣ, гдѣ служилъ отецъ его. Въ 1845 г. семейство Макушевыхъ переселилось въ Петербургъ, гдѣ отецъ Викентія Васильевича вскорѣ (въ 1847 г.) умеръ, а вслѣдъ затѣмъ (въ 1848 г.) скончалась и мать. Въ 1849 г. Викентій Васильевичъ былъ помѣщенъ въ Ларинскую гимназію, въ которой занимался съ большимъ усердіемъ и успѣшно окончилъ курсъ въ 1856 г. Въ воспоминаніяхъ Макушева объ этомъ періодѣ его ученія видное мѣсто занималъ учитель русской словесности Н. Карелкинъ.
По окончанія гимназическаго курса Макушевъ поступилъ на историко-филологическій факультетъ С-Петербургскаго университета и съ перваго же курса сосредоточилъ свои занятія на славянской филологіи подъ руководствомъ И. И. Срезневскаго, котораго ученикомъ съ особенной гордостью называлъ себя покойный. И дѣйствительно,
77
вліяніе Срезневскаго явственно отряжается какъ на пріемахъ и характерѣ ученыхъ работъ Викентія Васильевича, такъ и на самомъ его міросозерцаніи, которое имѣло складъ очень положительный. Подобно учителю, Макушевъ любилъ указывать на то, что онъ славяновѣдъ, но не славянофилъ.
Отъ студенческихъ лѣтъ Макушева остался довольно замѣтный литературный слѣдъ въ его медальной диссертаціи: „Сказанія иностранцевъ VI—VII вѣковъ о бытѣ и нравахъ Славянъ", которая была напечатана въ 1861 г. на счетъ университета и до сихъ поръ не утратила научнаго значенія, какъ толковое дополненіе къ „Древностямъ" Шафарика. Успѣху студенческихъ занятій Макушева не мало содѣйствовало то обстоятельство, что онъ жилъ тогда вполнѣ обезпеченно въ домѣ кн. Кочубея. По окончавін университетскаго курса Макушевъ совершилъ, съ кн. М. В. Кочубеемъ, заграничное путешествіе въ Германію и Францію, продолжавшееся полтора года.
Хотя складъ ума и характера Макушева, а равно и солидная научная подготовка его въ гимназіи и университетѣ, какъ будто предрѣшали уже его ученую карьеру, тѣмъ не менѣе онъ не сразу сталъ на эту дорогу, а подобно Гильфердингу и даже по его внушенію, сдѣлалъ попытку проложить себѣ путь на поприщѣ дипломатическомъ. Но ни служба въ азіатскомъ департаментѣ (съ 16-го мая 1861 по 2-е января 1862 г.), ни званіе секретаря русскаго консульства въ Дубровникѣ (съ 2-го января 1862 по 1-е января 1866 г.) не могли удовлетворить ученымъ наклонностямъ молодого Макушева. Поэтому онъ оставилъ дипломатическое поприще съ намѣреніемъ посвятить себя всецѣло наукѣ и литературѣ.
Должно впрочемъ признать, что четырехлѣтнее пребываніе Макушева въ Дубровникѣ не пропало безслѣдно для его научнаго развитія. Онъ имѣлъ тамъ случай близко и непосредственно ознакомиться съ языкомъ, бытомъ и исторіей однаго изъ любопытнѣйшихъ и важнѣйшихъ уголковъ юго-славянскаго міра, именно съ Далмаціей, Герцеговиной, Черногоріей, Албаніей, чтò отразилось на его послѣдующихъ занятіяхъ. Большую пользу принесло ему впослѣдствіи и основательное знакомство съ италіанскимъ языкомъ, пріобрѣтенное въ Дубровникѣ. Къ тому же Викентій Васильевичъ на столько свыкся уже въ студенческіе годы съ научными занятіями, что и въ Дубровникѣ посвящалъ имъ свои досуги. Плодомъ этихъ занятій былъ „Очеркъ дипломатическихъ сношеній Россіи съ Дубровницкою республикою" и цѣлый рядъ мелкихъ статей о Черногоріи, Герцеговинѣ,
78
Восточномъ вопросѣ и т. д., напечатанныхъ въ Русскомъ Вѣстникѣ, Литературной библіотекѣ и Журналѣ Министерства Народнаго Просвѣщенія. Тогда же собранъ былъ Макушевымъ матеріалъ, на основаніи котораго составлено было его изслѣдованіе „Объ историческихъ памятникахъ и бытописателяхъ Дубровника", напечатанное въ Петербургѣ въ 1867 г. и удостоенное впослѣдствіи Уваровской преміи.
Это сочиненіе было и магистерскою диссертаціей Макушева. Благодаря этому труду онъ получилъ въ 1868 г. заграничную командировку съ ученою цѣлью, продолжавшуюся три года (до 26-го марта 1871 г.) Во время этой командировки Макушевъ изучилъ въ древнехранилищахъ Италіи массу рукописныхъ матеріаловъ для исторіи Дубровника и другихъ юго-славянскихъ областей, а также Албаніи. Цѣлые дни, недѣли и мѣсяцы проводилъ онъ въ архивахъ Венеціи, Милана, Турина, Генуи, Флоренціи, Неаполя, Палермо, Анконы и Мантуи и списалъ—большею частью собственноручно до—20,000 памятниковъ на языкахъ латинскомъ, италіанскомъ, французскомъ и испанскомъ. Общій обзоръ результатовъ этого путешествія представленъ имъ въ статьѣ: „Италіанскіе архивы и хранящіеся въ нихъ матеріалы для славянской исторіи", напечатанной въ Запискахъ Академіи Наукъ. Постепенная разработка и изданіе этаго матеріала исподоволь производились имъ въ теченіе послѣдующихъ 12-ти лѣтъ его жизни, но остались далеко не законченными и въ день его смерти.
Изъ отдѣльныхъ статей, обработанныхъ Викентьемъ Васильевичемъ во время заграничной командировки, особеннаго вниманія заслуживаетъ его обширная и по первымъ источникамъ составленная монографія о черногорскомъ самозванцѣ прошлаго вѣка, Стефанѣ Маломъ, напечатанная въ Русскомъ Вѣстникѣ 1870 г.
Совокупность всѣхъ разсмотрѣнныхъ научныхъ работъ Макушева создала ему столь видное научное положеніе, что ко времени исхода его заграничной командировки онъ получилъ одновременно почти приглашенія на каѳедры славянской филологіи изъ университетовъ Одесскаго, Харьковскаго, Казанскаго и Варшавскаго. Онъ избралъ послѣдній.
26-го марта 1871 г. Макушевъ вступилъ въ должность экстраординарнаго профессора. Лѣтомъ того же года онъ написалъ, на основаніи собранныхъ въ Италіи источниковъ, сочиненіе „Историческія разысканія о Славянахъ въ Албаніи въ средніе вѣка", за которое въ
79
октябрѣ получилъ отъ С.-Петербургскаго университета званіе доктора славянской филологіи. Годъ спустя Макушевъ былъ утвержденъ въ званіи ординарнаго профессора Варшавскаго университета, а впослѣдствіи (въ 1878 г.) избранъ и въ члены-корреспонденты Императорской Академіи Наукъ.
Со времени вступленія на каѳедру Макушевъ посвящалъ бòльшую часть времени обработкѣ курсовъ по исторіи славянскихъ литературъ, въ связи съ исторіей народовъ и нарѣчій. На основаніи единогласныхъ отзывовъ слушателей Макушева, а также самоличнаго обозрѣнія оставшихся по покойномъ записокъ, я могу засвидѣтельствовать, что онъ самымъ добросовѣстнымъ и усерднымъ образомъ исполнялъ преподавательскія обязанности. Всѣ его курсы обработаны по источникамъ и изобилуютъ выдержками изъ нихъ то въ оригиналѣ, то въ переводѣ. Особенно должно это сказать о запискахъ по исторіи польской и сербо-далматинской литературы, которыя Викентій Васильевичъ избиралъ обыкновенно для своихъ спеціальныхъ курсовъ, читавшихся имъ ежегодно. Впрочемъ, и въ общихъ его курсахъ по исторіи Юго-Славянъ встрѣчается много новыхъ матеріаловъ, извлеченныхъ изъ его неистощимыхъ италіанскихъ картоновъ, какъ это видно изъ напечатанныхъ частей этихъ курсовъ, напримѣръ: «Болгарія въ концѣ XII и въ первой половинѣ ХІII вѣковъ", «Болгарія подъ турецкимъ владычествомъ, преимущественно въ XV и XVI вв.“; «О проніи въ древней Сербіи"; «Восточный вопросъ въ XV и XVI вв." и др. Славянская діалектологія стояла для Макушева на второмъ планѣ, тѣмъ болѣе, что въ Варшавскомъ университетѣ она преподается особымъ доцентомъ. Тѣмъ не менѣе въ исторіи литературъ славянскихъ онъ отводилъ видное мѣсто обозрѣнію древнѣйшихъ памятниковъ со стороны языка, какъ доказываютъ его напечатанныя чтенія о старочешской и о старопольской письмнности. Независимо отъ лекцій, Макушевъ внимательно слѣдилъ за домашними научными работами студентовъ и усердно руководилъ ими при составленіи курсовыхъ и кандидатскихъ сочиненій.
Такимъ образомъ покойный стоялъ на высотѣ своихъ преподавательскихъ обязанностей, и при благопріятныхъ условіяхъ, могъ бы образовать кругомъ себя цѣлую школу славистовъ. Этого однако не случилось, главнѣйшимъ образомъ по той причинѣ, что число студентовъ славяно-русскаго и историческаго отдѣленій историко- филологическаго факультета всегда было не велико въ Варшавскомъ университетѣ; тѣмъ не менѣе и изъ зтого небольшаго числа слушателей
80
Макушева выдвинулось уже нѣсколько человѣкъ, заявившихъ себя на поприщѣ славяновѣдѣнія литературными трудами.
Изъ научныхъ изданій Макушева послѣдняго, профессорскаго періода его жизни первое мѣсто занимаютъ два тома его „Monumenta historica Slavorum meridionalium vicinorumque populorum", изъ коихъ первый напечатанъ въ Варшавѣ въ 1874 г., а второй въ Бѣлградѣ въ 1881. Правда, историческій матеріалъ изданъ тутъ въ сыромъ видѣ и не всегда со строгимъ выборомъ; но это не лишаетъ изданіе Макушева большой научной цѣнности, на ряду съ подобными изданіями (Шафарика младшаго, Любича и др.) Очень жаль, что Макушевъ не успѣлъ издать хотя бы въ такомъ же сыромъ видѣ и остальныхъ памятниковъ, вывезенныхъ имъ въ спискахъ ивъ Италіи. Оставшійся не изданнымъ матеріалъ очень обширенъ; его хватило бы еще на полдюжины томовъ, даже при печатаніи съ выборомъ и сокращеніями. Слѣдуетъ ожидать, что кто-либо изъ учениковъ или сотоварищей Макушева по наукѣ воспользуется этимъ богатымъ матеріаломъ и издастъ его въ томъ или другомъ видѣ.
Важное научное значеніе имѣло бы и изданіе по запискамъ покойнаго исторіи славянскихъ литературъ, о чемъ поговаривалъ онъ въ послѣдніе годы своей жизни. Къ сожалѣнію, оставшійся для этого матеріалъ очень не полонъ. Однако отдѣльныя главы этого труда обработаны на столько, что могли бы быть изданы съ нѣкоторыми дополненіями и поправками. Особенно относится это къ курсу польской литературы, который Макушевъ успѣлъ довести до сравнительно большей полноты.
Спеціальный курсъ текущаго учебнаго года Макушевъ посвятилъ внутренней исторіи Далматіи и особенно Дубровника. Курсъ этотъ обработанъ на основаніи рукописныхъ матеріаловъ, особенно статутовъ далматинскихъ городовъ и общинъ, и представляетъ серьезную научную цѣнность, хотя онъ и остался не законченнымъ.
Осенью 1880 г. Макушевъ былъ вновь командированъ на одинъ годъ за границу съ ученою цѣлью, при чемъ успѣлъ посѣтить Гатчину, Румынію, Сербію и Венгрію, занимаясь въ архивахъ Кракова, Львова, Бѣлграда и др. Отчетъ объ этомъ путешествіи напечатанъ въ Варшавскихъ университетскихъ извѣстіяхъ; обстоятельные же обзоры нѣкоторыхъ важныхъ рукописей помѣщены въ Журналѣ Министерства Народнаго Просвѣщенія и Русскомъ Филол. Вѣстникѣ на ряду со многими библіографическими замѣтками покойнаго.
81
Кромѣ означенныхъ изданій строго научнаго содержанія, Макушевъ написалъ большое число журнальныхъ и газетныхъ статей по разнымъ вопросамъ политической и общественной живни Славянъ. Въ этихъ статьяхъ онъ является не только истинно-русскимъ человѣковъ, но и искреннимъ славянолюбомъ, хотя онъ любилъ говорить, что „подчиняетъ интересы славянства интересамъ Россіи". При здравомъ пониманіи тѣхъ и другихъ, какимъ безспорно обладалъ Макушевъ, не встрѣчалось, конечно, надобности въ такомъ подчиненіи, такъ какъ эти интересы всюду идутъ параллельно, а не въ расходящихся направленіяхъ.
Въ послѣдніе годы жизни ученая, педагогическая и общественная дѣятельность Макушева была все болѣе и болѣе парализуема разными недугами. Первые предвѣстники ихъ появились уже въ 1874 г., слѣдовательно за девять лѣтъ до роковаго исхода. Въ 1880 г. положеніе его здоровья было столь серьезно, что врачи опасались уже за его жизнь. Заграничная поѣздка спасла на этотъ разъ больного, который возвратился изъ нея въ довольно удовлетворительномъ состоянія. Но съ 1882 г. Макушевъ опять началъ хворать; однако еще 8-го января 1883 г. онъ приникалъ энергическое участіе въ магистерскомъ диспутѣ одного изъ своихъ учениковъ и написалъ обстоятельный критическій разборъ его диссертаціи [1]. Въ февралѣ Макушевъ сталъ жаловаться, на возрастающую одышку, и не смотря на оказанную медицинскую помощь, 2-го марта неожиданно скончался отъ паралича сердца, на рукахъ своего товарища А. И. Смирнова.
Съ тяжелымъ чувствомъ провожали его какъ мы, товарищи особенно русскіе товарищи, такъ и старшіе и младшіе, прежніе и нынѣшніе ученики покойнаго, безъ различія народностей, къ мѣсту вѣчнаго упокоенія. На меня возложено было произнесеніе надгробнаго слова, которое позволено будетъ приложить и къ втому некрологу.
«Еще одна свѣжая могила! Еще одна крупная убыль въ рѣдѣющихъ рядахъ дѣятелей славянской науки! Еще одна брешь въ живой стѣнѣ мирныхъ ратниковъ этого крайняго западнаго бастіона Россіи!
«Передъ нами гробъ, въ который сложены бренные останки человѣка недюжиннаго,—въ которомъ свернуты тлѣнные покровы чувства живаго и пылкаго, воли рѣшительной и настойчивой, ума дѣятельнаго и самостоятельнаго. «Это чувство, при всей своей сосредоточенности и даже замкнутости, никогда не вмѣщалось въ узкихъ рамкахъ личнаго самолюбія; на оборотъ, оно
1. Статья эта появятся на страницахъ Ж. М. Н. Пр.
82
всегда было открыто для чужихъ радостей и страданій, воспріимчиво къ впечатлѣніяхъ жизни общественной, отзывчиво на голоса историческаго хода большихъ и малыхъ народовъ.
«Эта—своенравная нерѣдко воля, достигала высокихъ степеней напряженія, и притомъ не случайнаго лишь и мгновеннаго, но послѣдовательнаго, продолжительнаго, почти непрерывнаго. Въ полѣ ея дѣйствія были, правда, мертвыя точки, гдѣ ея сила какъ будто была парализована то порывами страсти, то инерціей навыковъ; но это отражалось болѣе на частной, чѣмъ на общественной жизни покойнаго, и достаточно искуплено столь преждевременнымъ и трагическимъ исходомъ его жизненной борьбы.
«Этотъ умъ никогда не ограничивался горизонтами знанія, уже пріобрѣтеннаго, или выводами чужихъ наблюденій и опытовъ; нѣтъ, то былъ умъ пытливый и критическій, трезвый и методическій, словомъ—умъ настоящаго ученаго, хотя и не поэта, не философа. Ему недоставало фантазіи, которая даетъ поэтическую окраску и философскій полетъ сухимъ научнымъ построеніямъ; но за то онъ свободенъ былъ и отъ опасностей приложенія дедукціи и широкихъ обобщеній въ научной области.
«Таковъ былъ строй основныхъ психическихъ силъ покойнаго. Силы эти достаточно были развиты школой и жизнью, закалены раннимъ сиротствомъ и испытаны приложеніемъ къ занятіямъ столь разнороднымъ, какъ служба дипломатическая въ первомъ періодѣ и учено-педагогическая во второмъ.
«Подъ какимъ же знаменемъ служили и къ какой цѣли направлены были эти силы и способности?
«Прежде и больше всего—наукѣ, и притомъ наукѣ чистой, безпримѣсной, объективной, на сколько можно говорить объ объективизмѣ живого человѣка, особенно же писателя-историка. «Наукѣ посвящены были и студенческіе годы покойнаго, отъ которыхъ осталось его медальное сочиненіе по славянскимъ древностямъ; и досуги его дипломатической службы въ Дубровникѣ, когда собранъ былъ матеріалъ для магистерской диссертаціи по исторіи этого города; и многолѣтнія странствованія по древнехранилищамъ въ Италіи, изъ которыхъ онъ извлекъ до 20,000 памятниковъ по исторіи Юго-Славянъ и нѣкоторыхъ другихъ народовъ восточной Европы; и 12-лѣтнее служеніе въ званіи профессора Императорскаго Варшавскаго университета.
«Здѣсь не мѣсто и не время вдаваться въ подробную оцѣнку научныхъ работъ покойнаго; могу однако засвидѣтельствовать, что работы эти обезпечиваютъ одно изъ видныхъ мѣстъ въ ряду изслѣдователей историческихъ судебъ Балканскаго полуострова и смежныхъ областей восточной Европы.
«Но не одна наука сама по себѣ, не одинъ процессъ научныхъ розысканій одушевлялъ покойнаго нашего товарища. Онъ не принадлежитъ къ числу тѣхъ писателей-космополитовъ, для которыхъ безразличенъ объектъ историческаго наслѣдованія, и которые предпочитаютъ даже въ этомъ отношеніи чужое своему, хотя бы съ рискомъ ношенія дровъ въ лѣсъ. Нѣтъ, съ юныхъ лѣтъ покойный написалъ на своемъ научномъ знамени девизъ: славянство.
«Быть можетъ, самое его происхожденіе отъ русскаго отца и польской матери уже предрасполагало къ такой точкѣ зрѣнія, при которой исчезаютъ узкія грани діалектовъ и народностей, и гдѣ всеславянство является примирительнымъ
83
терминомъ для всѣхъ этимологическихъ и историческихъ контрастовъ и разновидностей нашего племени. «Это племенное единство Славянъ должно, по взглядамъ покойнаго, прежде всего отражаться въ наукѣ, въ сравнительномъ изученіи славянскихъ нарѣчій, литературъ, исторій, права и т. п. И дѣйствительно, отраженіе такого взгляда мы находимъ во всѣхъ сочиненіяхъ покойнаго по славяновѣдѣнію. Даже въ тѣхъ трудахъ его, гдѣ предметомъ изученія являются инородцы восточной Бвроны, напримѣръ, Албанцы, Греки, Турки, Румыны, Мадьяры и мн. др. Мы явственно замѣчаемъ движенія того же всеславянскаго чувства, объясняемыя его убѣжденіемъ въ принадлежности и этихъ инородцевъ къ нашему историческому міру, къ нашему культурному типу.
«Но покойный понималъ и то, что славянство было бы предметомъ скорѣе археологическаго, чѣмъ историческаго изученія, скорѣе теоретическаго и сентиментальнаго, чѣмъ практическаго и политическаго интереса, еслибы рядомъ съ дробными вѣтвями западныхъ и южныхъ Славянъ не существовала Россія, дающая имъ общій стволъ, центръ тяготѣнія и незыблемую опорную точку. Потому-то съ такою любовью выслѣживалъ онъ въ исторіи и жизни всѣ проявленія взаимодѣйствія между Россіей съ одной стороны, и Славянами южными и западными—съ другой. «То же убѣжденіе въ срединномъ положеніи и объединительномъ призваніи Россіи въ средѣ Славянъ красною нитью тянется черезъ всѣ періоды его служеиія сначала въ южной, а потомъ въ западной окраинѣ славянскаго міра.
«Да и могъ ли иначе смотрѣть на дѣло человѣкъ, посвятившій 26 лѣтъ упорнаго труда изученію печальныхъ судебъ разрозненнаго славянства въ прошломъ и его все еще не обезпеченнаго положенія въ настоящемъ? «Могъ ли онъ, проживъ двѣнадцать лѣтъ въ Варшавѣ, не замѣтить, что лишь непрерывный приливъ свѣжихъ силъ съ востока можетъ защищать еще нѣкоторое время этотъ полуподмытый уже берегъ отъ неустаннаго и все возростающаго прибоя западныхъ волнъ, пока дастъ Богъ—не побѣгутъ онѣ «съ обратнымъ шумомъ» съ востока на западъ!
«Умирая неожиданно, какъ солдатъ, сраженный пулей, Викентій Васильевичъ не успѣлъ указать мѣсто, гдѣ желалъ бы онъ сложить свои кости; но еслибъ ему и предоставленъ былъ въ этомъ отношеніи выборъ, то едва ли не палъ бы онъ на ту самую землю, гдѣ вырыта эта могила, — землю польскую, какъ его мать, но и русскую, какъ отецъ,—землю, все яснѣе и яснѣе осѣняемую объединяющимъ сводомъ славянскаго неба!
«Да почіетъ же тутъ въ мирѣ его тлѣнный прахъ, тогда какъ душа его уносится въ невѣдомые намъ предѣлы, оставляя за собою ясный и глубокій слѣдъ въ памяти не только насъ, современниковъ, но — надѣюсь—и отдаленнаго потомства».
Антонъ Будиловичъ.
