Равеннский экзархат. Византийцы в Италии

Олег Робертович Бородин

Часть I. ВИЗАНТИЙСКАЯ ИТАЛИЯ: ПРОБЛЕМЫ АДМИНИСТРАТИВНОЙ И СОЦИАЛЬНО-ПОЛИТИЧЕСКОЙ ЭВОЛЮЦИИ

 

Глава 1. РАЗВИТИЕ АДМИНИСТРАТИВНЫХ СТРУКТУР

 

 

1. Византийская администрация в Италии  70

2. Вооруженные силы Византийской Италии  77

3. Экзархат и фема  87

 

 

В первой главе монографии предпринимается попытка выявить социальный аспект развития административной системы Византийской Италии, определить направление ее трансформации. С этой целью здесь подробно рассматривается и анализируется состояние органов административного управления Равеннского экзархата на разных этапах его существования.

 

Несколько особняком стоит в научной литературе вопрос об организации и функциях войска в Византийской Италии. Со времени выхода в свет книги Ш. Диля продолжаются острые споры относительно того, было ли войско сословием, о соотношении понятий «exercitus» и «militia» и др. Данный круг вопросов анализируется в специальном разделе главы.

 

На основе выводов о развитии административных и военных структур в Равеннском экзархате появляется возможность рассмотреть остродискуссионный вопрос об экзархатах и фемах, к которому, благодаря усилиям Г. Острогорского [1], в последние десятилетия было привлечено пристальное внимание специалистов.

 

 

70

 

Значение проблемы состоит в том, что она непосредственно связана с историей фемного устройства — одним из важнейших сюжетов византиноведения. В то же время ее решение может пролить свет и на историю Равеннского экзархата (в широком смысле слова) как своеобразного военнд-административного, политического и социально-экономического феномена. Поэтому последний параграф данной главы посвящается проблеме соотношения экзархатов и фем.

 

 

1.1. ВИЗАНТИЙСКАЯ АДМИНИСТРАЦИЯ В ИТАЛИИ

 

В 554 г. правительство Юстиниана I издало специальный закон, определивший административное устройство Италии, а также регламентировавший отдельные стороны социальной и экономической жизни страны — «Прагматическую санкцию для Италии» [2]. В отечественной научной литературе была обоснована точка зрения о реставраторском содержании данного документа: византийский законодатель пытался восстановить и юридически закрепить систему общественных отношений, существовавших в Италии в позднеримскую эпоху. Инструментом достижения этой цели стала административная политика империи на Апеннинах. Согласно Прагматической санкции, создавалась стройная система гражданского управления страной, ориентированная на античные образцы. Во главе ее стоял префект претория Италии («praefectus praetorii per Italiani», он же «препозит Италии» — «praepositus Italiae») [3]. Префект имел резиденцию в Равенне, где располагалась и префектура претория. Как показал Ш. Диль [4], у префекта был заместитель-викарий, исполнявший «вместо префекта его функции в Риме» («vices illic ante hunc praefecturae gessit») [5]. В нем, вероятно, следует видеть прежнего римского префекта города. Гражданской администрацией провинций руководили judices provinciae [6], также имевшие в подчинении особый административный аппарат. Во главе расквартированной в Италии византийской армии стоял стратиг-автократор. (Такой титул носил, например, знаменитый Нарсес [7].) Войсками отдельных провинций руководили duces и magistri militum, а во главе гарнизонов крепостей стояли tribuni. Военные чиновники разных рангов также именовались judices, но законодатель специально подчеркивал различие функций «judices civiles» и «judices militares».

 

 

71

 

Такова была система управления Италией в краткий период территориальной целостности страны: с момента окончания Готской войны до начала лангобардского нашествия.

 

A priori можно предположить, что социально-экономическое развитие Италии от позднеантичных к средневековым реалиям должно было деформировать эту, архаичную в своей четкости, античную административную структуру. Лангобардское же нашествие явилось мощным катализатором этих процессов, т. к. разрушило византийскую систему управления в одних районах страны и создало совершенно новую военно-политическую ситуацию в других. Потребности обороны сразу выступили на первый план, и военные командиры сосредоточили в своих руках несравненно большую власть, чем предусматривалось по закону. Быстрота трансформации административной структуры Византийской Италии определялась тем, что страна оказалась в состоянии военного положения. Ранее всего, уже в 80-е гг. VI в., административная реформа изменила систему высшей власти: возникла должность экзарха — единого руководителя всей иерархии византийского управления.

 

Экзарх обладал исключительными прерогативами, которые историки сравнивают с царскими. Действительно, в области административной он возглавлял весь аппарат византийского управления Италией и осуществлял высшее руководство всеми сферами исполнительной власти. В области военной он являлся главнокомандующим всеми воинскими формированиями на территории Италии. В области юридической он был высшей судебной инстанцией, как непосредственно отправляющей юридические процедуры, так и апелляционной. Наконец, он же был наделен высшей церковной властью в стране. Претенденты на высокие церковные посты, в том числе епископы, утверждались экзархом. В VII в. экзарх получил право санкционировать итоги выборов римских пап [8]. (В Liber Diurnus мы находим образцы писем вновь избранного папы, обращенных к экзарху, с просьбой об утверждении в должности [9].) Экзарх сам вел переговоры с иноземными государями (например, с франкским королем в 80-е гг. VI в. [10]), от имени императора начинал в Италии войну и заключал мир. Он чеканил монету на собственном монетном дворе, сохранившемся в Равенне еще с V в., в месте, именуемом «Zecca», недалеко от монастыря Св. Аполлинария [11]. (Монета беспрерывно чеканилась в византийской Равенне с 552/553 по 741 гг.)

 

 

72

 

Непосредственно контролировал процесс ее чеканки руководитель финансового ведомства при экзархе, называвшийся «(palatinus) S(a)crarum l(argitionum) et monetarius auri», — Tjäder 35.

 

Двор экзарха отличался исключительной пышностью и не уступал дворам многих европейских властителей. Его постоянной резиденцией был дворец Теодориха Великого. Аудиенции у экзарха сопровождались особым церемониалом. При обращении к нему к титулу «экзарх» всегда добавляли предикат «excellentissimus». Атрибутами власти экзарха являлись высокий трон, находившийся во дворце Теодориха, и особая мантия, или «хламида» [12].

 

О положении экзархов в византийской придворной иерархии мы можем судить по тому факту, что они всегда являлись патрикиями, так что в бюрократическом обиходе итальянских канцелярий наименование «патрикий», как правило, обозначало экзарха [13]. Кроме того, некоторые экзархи носили титул «chartularius sacri palatii» (Смарагд, Элефтерий), а также «cubicularius» (Олимпий, Феофилакт, Схоластик, тот же Элефтерий) [14]. Таким образом, экзархи принадлежали к высшему кругу византийской служилой знати [15].

 

Рядом с экзархом отступила на второй план фигура префекта претория. В первые годы после завоевания Италии префект претория являлся вполне самостоятельным руководителем гражданской власти в стране. Он объявлял новые императорские законы и ставил свою подпись под эдиктами, предназначенными для Италии (ср. Прагматическую санкцию), назначал на гражданские должности чиновников, руководил финансами, управлял государственными имуществами, разбирал судебные дела и утверждал по ним приговоры [16], наконец, в первые годы византийского владычества брал на себя некоторые внешнеполитические и даже военные функции [17].

 

С появлением должности экзарха префекты лишились своих законодательных и внешнеполитических полномочий. Прочие же сохранили, однако осуществляли их впредь согласно указаниям и под контролем экзархов. Префекты непосредственно руководили высшим гражданским управлением страны — префектурой претория, где работали чиновники — praefectiani (Tjäder 6). Известны названия многих чиновничьих должностей, особенно многочисленных в главном финансовом ведомстве (scrinium gloriosae sedis): collectarii, apodectae, numerarii, apparitores, exceptores, cursores, nomenclatores, etc. [18]. Работа префектуры претория была поставлена под строгий контроль экзархов,

 

 

73

 

которые в ряде случаев давали чиновникам непосредственные предписания через головы префектов [19]. Деловая активность префектов в такой ситуации систематически снижалась. Все реже о них упоминают источники, в последний раз — в 639 г. (Tjäder 22) [20]. К середине VII в. должность префекта претория в Италии исчезает, и в дальнейшем все его функции осуществляет экзарх. Это — этапный момент в эволюции византийской системы власти на Апеннинах: переворот, начавшийся, как мы помним, на вершине административной пирамиды, но совершившийся к этому времени во всей системе управления, нашел полное выражение на высшей иерархической ступени, где гражданская власть оказалась целиком поглощенной универсальной властью экзарха.

 

Различные категории гражданских чиновников — judices civiles — существуют на протяжении всей истории экзархата, но их значение постепенно падает. Словосочетание «judex provinciae» (он же — «ргаеses provinciae») зафиксировано для Кампании, Сардинии, Сицилии [21] и продолжает встречаться в источниках. Однако сомнительно, что все сохранившиеся упоминания относятся именно к данной должности, а не являются описательными характеристиками других гражданских и военных магистратур [22]. Что касается полномочий judices provinciae, то в VII в. в их круг, бесспорно, входило рассмотрение некоторых судебных тяжб [23]. Еще в Прагматической санкции говорилось по этому поводу, что все тяжбы между двумя римлянами или те, в которых римлянин выступает как потерпевший, разбираются гражданскими судьями [24]. Как и в других параграфах Прагматической санкции, византийский законодатель, традиционно безразличный к этническим характеристикам, имел в виду под римлянами всех местных жителей, не входящих в византийскую администрацию. Сохранившиеся свидетельства дают возможность предположить, что позднее, в условиях, когда реальными главами провинций стали военные командиры, judices provinciae продолжали использоваться ими как судьи по делам лиц, не состоявших на государственной службе. Ш. Диль отмечает в связи с этим, что judices играли рядом с представителями военной администрации ту же роль, что фемные судьи — «δικαστάι» или «κριταί» — при стратигах фем [25]. То же можно сказать о judices более низких рангов.

 

О какой-либо иной деятельности judices в VII—VIII вв. ничего не известно. В Равенне, по всей видимости, не было judex’a provinciae, т. к. его функции с самого начала выполнял префект претория.

 

 

74

 

Упоминания о присутствии judices в окружении экзарха [26] чаще всего имеют в виду собирательное значение этого термина — «гражданские (а иногда и военные) чиновники, преимущественно среднего звена». Но ясно, что гражданские судьи — собственно judices — также имелись и в Равенне. Среди них — глава равеннского трибунала, выносившего приговоры («praejudicia» или «decreta») по гражданским делам, именовавшийся consiliarius. Деятельность этого чиновника нашла отражение в равеннских папирусах (Tjäder 38-41).

 

Высшими военными руководителями в отдельных итальянских провинциях являлись duces и magistri militum. Исторически эти должности отличались друг от друга тем, что magister militum считался чисто военным командиром, а dux имел также весьма широкие административно-территориальные полномочия. На практике в Византийской Италии данные отличия не всегда четко выражены. Иногда одни и те же лица равноправно именуются dux’ами и magistr’ами militum [27]. В других случаях magistri militum управляют областями и осуществляют в них те же функции, что и duces (в Неаполе в пер. пол. VII в., в Венето до 713 г., в Истрии, видимо, до конца византийского господства) [28]. Смешению терминов способствовало, вероятно, присутствие в византийском войске в Италии в конце VI в. германских dux’ов — федератов или перебежчиков, далеко не всегда получавших для управления область-дукат [29]. В то же время можно заметить, что полноправные военно-гражданские губернаторы — duces — появляются в большинстве итальянских провинций довольно поздно. Первое упоминание о dux’e Кампании относится к 661 г. [30], о dux’e Рима — к 713 г. [31], о dux’e Венето — ок. 718 г. [32], о dux’e Равенны — ко времени после падения экзархата [33]. Лишь в Римини уже в 591 г. служил dux Арицин. Однако он мог быть всего лишь одним из германских dux’ов — ренегатов [34]. Таким образом, складывание системы дукатов в Византийской Италии относится ко второй половине VII — первой половине VIII вв. Оно непосредственно связано с процессом формирования нового господствующего класса и, в частности, с беспрецедентным усилением военной элиты. Можно предполагать, что официальный титул «dux» получал от императора тот magister militum, который уже фактически обладал всеми присущими данной должности прерогативами. К 751 г. система византийского управления в Северной и Средней Италии включала Равеннский экзархат (в узком смысле слова), дукаты Римский, Неаполитанский, Венецианский,

 

 

75

 

возможно — дукаты Феррары и Перуджи [35], провинцию Истрия с magistr’ом militum во главе. В Пентаполе существовал дукат с центром в Римини [36], однако в отдельные моменты duces и magistri militum появлялись и в других городах региона [37].

 

Dux подчинялся непосредственно экзарху и, в масштабе своей области, руководил войском и гражданской администрацией, назначал и смещал чиновников, контролировал действия судебных инстанций, собирал налоги и ведал финансами, организовывал епископские элекции и играл важную роль в церковном управлении [38]. Duces имели особое ведомство — «officium», в котором служили многочисленные чиновники [39]. В подчинении dux’ов находились коменданты городов и крепостей — tribuni или comites. Tribuni имелись как в Равенне, где вплоть до падения экзархата не было своего dux’a, так и в Пентаполе, в Римини. Уже с конца VI в, они обладали широкими полномочиями по отношению к гражданскому населению. К концу VII в. эти полномочия были официально закреплены в звании «dativus», которое присваивалось трибуну одновременно с предоставлением ему ряда судебных прерогатив [40].

 

Близкими сподвижниками dux’a являлись chartularii. Эти военные администраторы управляли отдельными частями дукатов (как, напр., Стефан, «хартуларий морской области» — «chartularius marinarum partium» на Сицилии [41]). Они могли играть значительную самостоятельную роль даже в столицах дукатов (видимо, в отсутствие dux’a или magistr’a militum). Хорошо известен пример хартулария Маврикия, ставшего в 640 г. инициатором разграбления папской сокровищницы в Риме, а в 642 г. предпринявшего попытку узурпировать власть в «Вечном городе» [42]. Наконец, рядом с dux’ом или magistr’ом militum находились консулы («consules» или «ypates») [43]. Определить их положение помогает Placitum de Rizano, где говорится: «...кто желал получить достоинство высшее, чем трибун, отправлялся к императору, который назначал его ипатом. Тогда тот, кто стал императорским ипатом, всюду выступал вторым вслед за magistr’ом militum» [44]. Следовательно, ипат или консул — второе лицо в дукате, по-видимому, своеобразный заместитель dux’a или magistr’a militum. Наряду с этим в источниках часто встречается сочетание «consul et dux» (преимущественно в Риме). Таким образом, эти два звания могли совмещаться, что неудивительно, т. к. «консул» — официальный византийский чиновничий титул [45].

 

 

76

 

Т. С. Браун полагает, что duces, одновременно носившие титул консула, отличались от dux’a — главы дуката и являлись его ближайшими подчиненными [46]. Его версия, в общем, близка к высказанной гипотезе о консуле-заместителе dux’a. Consules, chartularii, tribuni или comites вместе c duces и magistri militum образуют верхушку византийской армии и одновременно местной администрации на втором этапе византийского господства в Италии [47]. Ниже них стоят командиры среднего и низшего звена (условно — представители офицерского корпуса). Среди них «vicarii» — заместители dux’ов и трибунов, «domestici» — начальники отдельных подразделений, их помощники разных рангов — «primicerii», «secundicerii», «locoservatori» — коменданты небольших крепостей; военнослужащие, исполнявшие различные специальные функции: «optiones» — квартирмейстеры, «banditori» и «draconarii» — знаменосцы и т. д. [48] Эти категории военных, в разных сочетаниях упоминаемые в источниках, составляют прослойку optimates militiae — наиболее влиятельную часть населения итало-византийских городов. Ниже располагается многочисленный слой рядовых воинов — собственно militia.

 

Такова, в общих чертах, административная структура Византийской Италии. Легко заметить, что на протяжении двухсот лет своего существования она переживала всестороннюю и однонаправленную эволюцию. Отдельные ее звенья не всегда возможно обозначить, но две основные характеристики не вызывают сомнений:

 

            во-первых, развитие административной структуры региона протекало по пути усиления военных властей за счет гражданских. Соответственно, гражданские должности, паритетные военным, либо отмирают, либо понижаются на одну ступень по административной шкале: чиновник становится заместителем по гражданским делам у офицера соответствующего ранга (префект претория — у экзарха, judex provinciae у dux’a и т. д.). Заметим, что милитаризация общественной жизни, в принципе, характерна для Средневековья по сравнению с античностью;

 

            во-вторых, действует тенденция постепенного сосредоточения всех видов власти в одних руках. Если первоначально, после окончания Готской войны, административная система Италии строилась согласно классическому принципу разделения властей, то к моменту падения Равеннского экзархата она являлась столь же классическим выражением характерного для Средневековья правила совмещения в одних руках военной, гражданской и судебной власти.

 

 

77

 

Таким образом, основное направление эволюции административной системы в Византийской Италии — от позднеантичных форм организации власти к средневековым. Несомненно, ускорителем этого процесса стала лангобардская опасность. Перманентные военные действия выдвинули в обществе на первый план фигуру воина — защитника италийской Романии от посягательств варваров. Не случайно особенно глубокие и быстрые сдвиги в развитии административной структуры региона происходили в последней трети VI в. и совпадали с начальным периодом лангобардской агрессии. Однако административное устройство Равеннского экзархата, несомненно, эволюционировало в том же направлении, что и его экономическая жизнь (см. об этом ниже, во второй части монографии). Развитие этой сферы социальной действительности отражало, следовательно, базисные изменения, протекавшие в итало-византийском обществе в VI—VIII вв.

 

 

1.2. ВООРУЖЕННЫЕ СИЛЫ ВИЗАНТИЙСКОЙ ИТАЛИИ

 

Вопрос об эволюции византийского войска в Италии имеет два аспекта: социологический и организационный. В социальном плане данная проблема рассматривается в экономическом разделе книги. Но поскольку армия — это не просто своеобразная общественная группа, но определенная социально-административная структура с четкими задачами и целями, в этом аспекте ее развитие также нуждается в специальном исследовании [49].

 

К моменту окончания Готской войны регулярное византийское войско было единственной вооруженной силой на территории Византийской Италии. Его основой являлись воины-стратиоты («στρατιώται»), объединенные в нумеры («numeri», греч. «ἀριθμοί»): подразделения, насчитывавшие от 200 до 500 солдат во главе с трибуном [50]. Источники пестрят наименованиями таких нумеров в Италии [51], и в лексиконе италийца выражения «состоять в нумере» и «служить в армии» звучали как синонимы. (Так, папа Григорий Великий употребляет в последнем случае сочетание «in numeris militasse» [52].) Из других видов воинских формирований в Италии, безусловно, присутствовали scholae — подразделения дворцовой стражи.

 

 

78

 

Однако о них мы имеем всего лишь два ранних (VI в.) упоминания (Tjäder 24, 27). Они не играли значительной роли в военной истории Византийской Италии, а в VII в., по-видимому, исчезли. Ни о федератских формированиях, ни о пограничниках-лимитанах (вопреки мнению Л. М. Гартманна) [53] ничего неизвестно, и их присутствие в Византийской Италии маловероятно.

 

Нумеры дислоцировались в городах и крепостях, полностью или по частям (например, Феодосийский нумер частично располагался в Риме, частично в Равенне) [54]. В некоторых случаях они были расквартированы в специально построенных военных лагерях: известен такой лагерь в Истрии, где базировался numerus Tergestinus [55]. Естественно, нумер мог быть передислоцирован, переброшен из одного места в другое, и известия об этом сохранились в источниках. Каждое подобное подразделение имело штаб — «дом такого-то нумера» (известно упоминание о наличии его, например, в Римини: Domucella S. Georgii numeri Ariminensis — БК 62). Войско систематически получало государственное жалованье — «ругу», для выплаты которой назначались особые чиновники — сакелларии [56]. Эта руга была главным источником существования солдат и командиров в мирное время. Из всего сказанного вытекает, что византийское войско в Италии представляло собой часть регулярной императорской армии со всеми характерными для нее признаками [57].

 

Однако уже в первые месяцы лангобардского нашествия византийцы столкнулись в Италии с проблемой дефицита вооруженных сил. Тяжелые поражения, которые терпели греки в Италии в последней трети VI в., во многом объяснялись недостатком воинов, который постоянно усугублялся чувствительными потерями. Хронист Иоанн Бикларийский сообщает даже, с известным преувеличением, о гибели в Италии всех византийских солдат («omnino sunt caesi») [58]. Спорадические посылки на Апеннины дополнительных вооруженных контингентов (известны три случая: в 575, 579 и 591 г.) [59] не улучшали положения, и письма римских пап Пелагия II и Григория Великого не случайно наполнены призывами о помощи, обращенными к императорам и экзархам [60].

 

Единственно возможным выходом из критической ситуации было формирование войска на месте, в Италии. Так среди нумеров стали появляться подразделения, носившие имена итальянских населенных пунктов, в соответствии с той местностью, где производился воинский набор:

 

 

79

 

numeri victricum Mediolanensium (Tjäder 20), Veronensium (Tjäder 22), felicum Ravennatium (Tjäder 37), Ariminensium (БК 62), Tarvisianus [61], Tergestinus [62], Centumcellensium [63] etc.

 

Как и по всей территории империи, основой формирования этих нумеров был набор добровольцев, готовых служить за плату, из числа местных жителей [64], хотя именно из Италии (точнее из Сицилии) до нас дошло последнее в истории Византии свидетельство о призыве рекрут-тиронов [65]. За счет местного населения пополнялись с конца VI в. и прочие дислоцированные в Италии нумеры, независимо от их наименований. В этом отношении очень показательно известие о Павлацисе, воине numerus Arminiorum (639 г.), приходившемся сыном Стефану, примицеру numerus Veronensium (Tjäder 22). Иначе говоря, сын офицера Веронского нумера, бесспорно, формировавшегося в Италии, служил в нумере «Армянском». Используя местные людские ресурсы, византийцы сумели резко увеличить численность своего войска в Италии. Если считать, что все нумеры имели полный кадровый состав, то согласно подсчетам Т. С. Брауна, регулярная византийская армия в Италии составляла около 32000 воинов [66]. При этом, по выкладкам А. Пертузи, при численности нумера в среднем в 300-400 человек, в гарнизоне Равенны было 4200-5600 воинов, в Риме — 1200-1600, в Градо — 900-1200 человек [67].

 

Однако именно формирование войска из местных жителей явилось первой предпосылкой последующей иррегуляризации армии, т. к. в ее составе оказалось немало итальянских земельных собственников, для которых основным источником доходов являлась аграрная рента, и следовательно, служба в армии была средством повышения социального престижа, но не материальным условием существования. Те же военные, которые не имели своей земли, стали использовать общественный статус для ее приобретения (методом покупки, а чаще — аренды) [68]. Мощным ускорителем данного процесса явились систематические, часто многолетние, задержки в выплате жалованья (руги) византийским солдатам в Италии [69]. Конфликты, связанные с неуплатой жалованья воинам, отмечены источниками в 616 и 642 гг. В 616 г. равеннский экзарх Элефтерий подавил антивизантийское выступление в Равенне и Неаполе, вернулся в Равенну и «после выдачи руги воинам установился мир во всей Италии» [70]. Ясно, что в связи с уплатой руги возникли трения между солдатами и византийскими властями. В 640 г. в Риме видный византийский чиновник хартуларий Маврикий

 

 

80

 

спровоцировал разгром римским гарнизоном сокровищницы Латеранского дворца, внушив солдатам, что папа скрывает от них деньги, которые император посылал им «раз за разом» («per vices») [71]. Таким образом, сроки выплаты руги были пропущены уже несколько раз; воины не получали жалованья годами. Следовательно, к этому времени (ок. сер. VII в.) византийский гарнизон Рима мог уже длительное время существовать без жалованья. Перед нами — важное свидетельство превращения войска в специфическую социальную группу, связанную с местом дислокации определенными экономическими узами. Это войско-сословие, о чем позволяет судить и рассказ источника о разграблении Латерана в 640 г.

 

«Вознегодовали все против Божией церкви и двинулись, презрев свои души, все вооруженные, кто только был в городе Риме, от мальчика до старика, в названный Латеранский дворец» [72].

 

Папскую казну разграбили, Маврикий же приказал, чтобы «войско (“exercitus”) оставалось в Латеранском дворце», а сам написал о случившемся экзарху. Итак, в 640 г. римское войско — получатели руги — это люди «от мальчика до старика». При этом только они составляют вооруженную часть горожан («все вооруженные, кто только был в городе...»). Их попытался использовать Маврикий, когда в 642 г. поднял в Риме мятеж против центральной власти. Он сговорился «с теми, с кем прежде опустошал Божью церковь, возмутился против патрикия Исаакия (Равеннского экзарха. — О. Б.) и направил посланцев по всем крепостям (“castra”), которые находились вокруг города Рима, и собрал их, и связал себя с ними присягой» [73]. Следовательно, к сер. VII в. часть формирующегося войска-сословия проживала в городе (именно в их число входят, конечно, женщины, дети, старики — те представители «войска», которые не составляют войско в собственном смысле слова), другая же часть воинов несла гарнизонную службу в близлежащих крепостях («castra»).

 

В дальнейшем получение жалованья играет все меньшую роль в жизни армии. Наконец, император Юстиниан II в годы своего первого правления (685-695) освободил от уплаты основного военного налога — «annona militaris» — патримонии Бруттия и Лукании и кассировал недоимки по его сбору, причитавшиеся с населения Сицилии [74]. Как известно, annona militaris шла, главным образом, на выдачу руги войскам, и данное известие — последнее (косвенное) упоминание о воинской руге в источниках по истории Византийской Италии.

 

 

81

 

С большой долей вероятности можно считать, что перед нами — одно из нескольких императорских распоряжений, в совокупности отменяющих сбор военной анноны по всей Италии, а значит, и выплату итальянской армии воинской руги. В таком случае, конец VII в. — это время окончательной иррегуляризации византийского войска в Италии.

 

Превращение итальянского exercitus в армию иррегулярную неминуемо сказывалось на его мобильности. На первом этапе византийского владычества та или иная воинская часть без затруднений могла быть передислоцирована. С середины VII в. exercitus уже не отрывается от своих постоянных баз. Войско способно выступить в более или менее кратковременный поход (в 642 г. из Равенны в Рим для подавления мятежа Маврикия, в 653 г. туда же для ликвидации последствий восстания экзарха Олимпия, в 668 г. из Истрии, Кампании и Сардинии в Сицилию для разгрома узурпатора Мезеция, в 692 г. из Равенны и Пентаполя в Рим с целью спасения от ареста папы Сергия I). Однако, выполнив свою миссию, армия непременно возвращается домой. Таким образом, войско каждой части византийских владений в Италии становится ее постоянным гарнизоном. На Апеннинах насчитывается пять таких воинских объединений: exercitus Ravennatis (по выражению Григория Великого, «первое войско Италии» [75]), Romanus, Neapolitans, Siciliae, Pentapolitanus. Все они, впрочем, входили в состав единого итальянского exercitus. До нашего времени сохранилась воинская печать (датируемая очень неопределенно: между 550-м и 650-м гг.) с надписью: «Богоспасаемое войско Италии» («Deus adjuta exercitus Italiae») [76].

 

Весьма показательным явлением в процессе иррегуляризации византийского войска в Риме является его постепенное подчинение римским папам. Материальной основой такого подчинения была зависимость войска от выплаты денег из папской сокровищницы. Еще в конце VI в. папа Григорий Великий заявлял:

 

«Как в Равенне благочестивые императоры имеют сакеллария для первого войска Италии, который в необходимых случаях финансирует ежедневные расходы, так в этом городе (Риме. — О. Б.) в подобных случаях сакелларий для них — я!» [77].

 

Поэтому столь правдоподобными показались воинам слова хартулария Маврикия о том, что папа утаивает якобы присланное императором воинское жалованье. Практически, во избежание эксцессов, папы часто уплачивали ругу солдатам из собственных средств [78]. В такой ситуации войско, естественно, все время ощущало свою зависимость от папской курии.

 

 

82

 

По мере того как выдача руги становилась явлением все более спорадическим, зависимость должна была ослабевать. Однако к этому времени значительная часть воинов в Риме (как и в Равенне) арендует земли церковного патримония [79], и таким образом, финансовая зависимость преобразуется в поземельную. Кроме того, местная по происхождению собственно римская армия психологически воспринимает римского папу как своего духовного отца. Не случайно византийские императоры вынуждены включать в текст присяги римского епископа своеобразную клятву:

 

«...христианнейшее Римское государство... беречь и защищать вместе с преданнейшими и сильнейшими воинами Римского государства в Италии; бунтовщиков же и врагов благородной империи... подчинять и низвергать не острием меча, но мудрыми советами, так, чтобы блистательное войско не понесло потерь» [80].

 

Правительство, как видим, признает, что папа способен использовать войско по своему усмотрению, и пытается ограничить его военную активность борьбой с внешними врагами империи; оно ясно понимает опасность для византийской власти участия во внутренних конфликтах в Италии римского войска во главе с папой. Характерно, что со времени разграбления Латерана хартуларием Маврикием властям ни разу не удавалось использовать римское войско в борьбе против папы. В таких случаях солдаты посылались из Равенны и Пентаполя, пока события 692 г. не продемонстрировали, что воины из других областей Италии также не желают выступать против римского престола. Что же касается воинов-римлян, то для них уже во второй половине VII в. римский папа является главным руководителем и авторитетом.

 

Несколько иной была ситуация в других регионах Италии. Здесь выдача руги производилась самими военными командирами (экзархом Элефтерием в 616 г., magistr’ом militimi Доном в 642 г.) [81]. Хотя за пределами Рима (например, в Равенне) [82] средства для уплаты жалованья часто черпались из церковной казны, местные иерархи не участвовали сами в их выдаче. Кроме того, в отличие от римских пап, архиепископы Равенны и Неаполя, патриархи Градо чаще всего не играли в Италии самостоятельной политической роли. Вследствие этого они и не стали региональными военными лидерами. Превращение византийской армии в местное воинское формирование привело в Риме к его переориентации на новых руководителей;

 

 

83

 

в других центрах оно вызвало к жизни совершенно несвойственную Византии практику выборов военных командиров самим войском и из своей среды.

 

Впервые это случилось в Равенне в ходе антивизантийского восстания в 710 г. Вторично — в Риальто, где выборы dux’a («дожа») превратились в традицию и были санкционированы византийским правительством в 742 г. [83]. Вскоре после обнародования иконоборческих эдиктов императора Льва.III Исавра «все провинции Италии» избрали себе dux’ов. Placitum de Rizano (804 г.) сообщает, что «под властью греков» местные поссессоры в Истрии имели actus tribunati, то есть право избирать трибунов, а также доместиков, викариев, локосерваторов [84]. «Тот же, кто хотел получить достоинство высшее, чем трибун, отправлялся к императору, который назначал его ипатом». Следовательно, правило выборности распространилось в Италии в последние годы византийского владычества также и на низший и средний командный состав войска, причем итоги таких выборов считались окончательными. Лишь высшие командиры, начиная с ипата или консула, нуждались в императорском утверждении (видимо, тоже после выборов на местах). Выборность воинских начальников стала еще одним важным симптомом «натурализации» византийского войска в Италии, превращения его в местное военное ополчение.

 

Эволюция войска в Равенне была завершена реформой, проведенной в ходе антиимперского восстания вновь избранным dux’ом Георгием. Георгий

 

«...разделил жителей города на 11 частей. Каждый воин выступал в соответствии со своей “militia” и “bandus”. Вот имена этих формирований: “Ravenna, bandus primus, bandus secundus, bandus novus, invictus, Constantinopolitanus, firmens, laetus, Mediolanensi, Veronense, Classensis, partes pontificis cum clericis”» [85].

 

Как видим, созданная равеннцами в ходе восстания военная организация является продолжением традиционной византийской. Во фразе «каждый воин выступал в соответствии со своей militia и bandus, т. е. Равенна, bandus primus...» «Равенна» отвечает понятию «exercitus», «bandus» — понятию «numerus». Иначе говоря, каждый воин в восставшей Равенне считался солдатом Равеннского exercitus и того или иного numerus: как в византийском войске. Дополнительное доказательство такого толкования можно видеть в том, что и «Стратегикон» императора Маврикия использует термин «bandus» для обозначения регулярных византийских воинских частей [86].

 

 

84

 

Среди названий bandi, упоминаемых в источнике, — такие как Mediolanensium, Veronensium, Letorum (Laetus), прежде существовавшие в византийском войске в Италии. Равеннский нумер («numerus Ravennatis») был разбит Георгием на два новых — «Равеннский первый и «Равеннский второй». Весьма вероятно, что и Константинопольский нумер появился в Италии ранее. Одновременно Георгий организовал несколько совершенно новых нумеров, однако вряд ли они отличались от прочих по своей структуре. Можно считать поэтому, что именно войско-exercitus явилось образцом для Георгия и стало основой нового воинского объединения, созданного восставшими. Этот перелом не был особенно резким, т. к. exercitus к началу VIII в. окончательно утрачивает регулярный характер. Отметим, что Георгий был вынужден в ходе восстания послать из Равенны воинские отряды для охраны пригородных крепостей — castra. В отличие от сер. VII в., в это время они уже не имели постоянных гарнизонов [87]. Совершая карательную акцию против равеннцев, воины Юстиниана II поднялись на стены города и стали кидать вовнутрь горящие предметы. Это было бы невозможно, если бы стены охранялись. «Войско»-exercitus находилось в это время в Равенне, но оно уже не было войском. Это была часть населения, пригодная для того, чтобы выступить в составе ополчения, однако не успевшая в критическую минуту подняться на защиту города.

 

В дальнейшем структура, созданная Георгием, сохранялась в Равенне многие десятилетия («вплоть до сего дня», — писал Агнелл в 40-х гг. IX в.) [88]. В истории Равенны реформа Георгия окончательно завершает процесс превращения византийской армии в местное иррегулярное воинское формирование. Для большинства других городов Италии и прежде всего для Рима такой гранью стали антииконоборческие восстания конца 20-х — начала 30-х гг. VIII в.

 

С военно-организационной точки зрения основные звенья эволюции войска в Византийской Италии в хронологическом порядке таковы: переход к формированию военных подразделений (numeri) в самой Италии; пополнение всех византийских частей на Апеннинах за счет местных уроженцев; многолетние задержки в выплате жалованья солдатам, а затем и полный отказ от выдачи руги; прекращение перебросок войск из одного города в другой, определившее постоянный состав exercitus отдельных провинций; превращение папы в неофициального руководителя римского exercitus; установление

 

 

85

 

выборности военных командиров; отказ от несения постоянной гарнизонной службы и службы по охране стен городов; наконец, спонтанная реформа внутренней структуры войска в соответствии с местными условиями, независимо от воли византийского правительства.

 

В процессе эволюции войска в Италии изменялось, естественно, и его место в общественной структуре страны. Изучая этот вопрос, Ш. Диль впервые отметил, что войско-militia объединило в своих рядах ту часть городского населения, которая стояла выше плебса и примерно соответствовала слою крупных и средних земельных собственников — possessores. Он полагал, однако, что речь идет об особом городском ополчении, отличном от собственно византийской армии [89]. Эта идея была развита в дальнейшем в специальной монографии П. Рази [90]. Такая трактовка понятия militia не вытекает из источников, которые повсеместно используют данный термин как синоним exercitus. Иных же терминов для обозначения войска в Италии источники не знают. Мнение о наличии какого-то специфического ополчения — militia основано исключительно на умозрительных доводах. Среди них — участие militia в возмущениях против центральной власти, активная роль войска в выборах римского папы и т. д. Данные явления, однако, легко объясняются как конкретно-историческими причинами, так и общими тенденциями развития военной организации в Италии [91]. Противопоставляя exercitus и militia как регулярную армию и народное ополчение, историки, в сущности, противопоставляют друг другу разные этапы в развитии одного и того же общественного организма — византийского войска в Италии. Гипотеза о существовании особого, отличного от него городского ополчения — результат историографического недоразумения.

 

В то же время мысль Ш. Диля о том, что основу войска составили проживавшие в городах земельные поссессоры, представляется верной. Сам факт их присутствия в составе армии в VII—VIII вв. не вызывает сомнений. Но остается спорным вопрос, насколько полным было взаимное соответствие войска-exercitus и слоя городских собственников. Так, А. Гийу полагает, что военная структура Византийской Италии была основана на своеобразной всеобщей воинской повинности населения городов [92]. Безусловно, такая повинность была введена в Равенне во время восстания 710-711 гг. Однако ее введение можно считать лишь временной мерой.

 

 

86

 

Во-первых, следует вспомнить, что она коснулась и духовенства, не составившего отдельный нумер, но образовавшего «partes pontificis cum clericis». В будущем духовенство в Равенне не подвергалось мобилизациям. Во-вторых (и это главное), если бы войско включило в себя все городское население, то exercitus растворился бы в других социальных слоях. Между тем, мы систематически встречаем его в источниках как в VIII, так и в IX вв. Exercitus в последний период истории Византийской Италии стал привилегированной социальной группой, обладавшей правом носить оружие и избирать представителей военной администрации, которая давно подчинила себе гражданскую. Ни той, ни другой привилегией в обычных условиях не обладали иные слои населения, что, конечно, не исключало возможности всеобщих вооруженных выступлений в минуты особой опасности или участия всех горожан в выборе dux’a в момент народного восстания.

 

Exercitus в Византийской Италии, следовательно, был достаточно четко обособлен от других категорий населения. Вобрал ли он в себя целиком слой городских поссессоров? В условиях обычной для раннего Средневековья скудости статистических данных при решении этой проблемы допустимы разные точки зрения. Так, Т. С. Браун, имея в виду спорадические известия о земельных собственниках, состоявших на военной службе, замечает: «Естественно считать, что отдельные possessors вступали в армию, но нельзя говорить о слиянии с армией целого класса» [93]. Думается все же, что точку зрения английского исследователя можно несколько скорректировать. Вспомним, что Прагматическая санкция 554 г. установила порядок избрания гражданских руководителей провинций (judices) земельными собственниками — possessors [94]. В процессе трансформации общественных структур Византийской Италии роль гражданских администраторов узурпировали военные — duces и tribuni, причем и эти должности со временем стали выборными. У нас нет оснований думать, что наиболее влиятельная часть населения городов — проживавшие здесь крупные и средние поссессоры — лишилась в это время избирательного права, несмотря на то, что Прагматическую Санкцию никто официально не отменял. Скорее всего, эти люди сохранили свои права, влившись в состав новой привилегированной прослойки. Для этого они имели лучшие возможности, чем любая другая социальная группа, т. к. в отличие от лиц, живших за счет

 

 

87

 

собственного производительного труда, присваивали земельную ренту, а значит, в период постепенной иррегуляризации войска могли нести воинские обязанности, подолгу не получая руги. В условиях социальных потрясений VI—VIII вв. позднеантичные поссессоры не могли сохраниться полностью. Какая-то их часть, разорившись и потеряв имения, сошла с исторической арены. Но остальные влились в состав слоя средневековых землевладельцев. Конечно, новый господствующий класс включил в себя и иные общественные группы, в первую очередь чиновников и военных, не имевших первоначально недвижимости в Италии. Местные земельные поссессоры образовали с ними единую амальгаму. Экономическое благополучие этого нового социального слоя зависело прежде всего от обладания землей; высокий общественный статус его представителей определялся принадлежностью к привилегированному сословию «militia» или «exercitus».

 

 

1.3. ЭКЗАРХАТ И ФЕМА

 

Интерес византинистов к проблеме соотношения экзархатов и фем вытекает прежде всего из принципиальной важности исследования фемного устройства для познания закономерностей перехода Восточной империи от античности к Средневековью, превращения Восточно-Римской империи в Византийскую. Видный югославский византинист Г. Острогорский отмечал, что «учреждение фем продолжало развитие, начатое основанием экзархата при Маврикии» [95]. Эта мысль, впрочем, высказывалась еще Ш. Дилем — единственным историком, специально и тщательно изучавшим и оба экзархата (Равеннский и Карфагенский), и фемы. В работе о византийской Африке Ш. Диль отмечал, что экзархаты представляют собой «великолепный пример медленного перехода к режиму фем» [96]. Сходная мысль применительно к Равеннскому экзархату высказывалась им и прежде [97]. С нею были согласны Л. М. Гартманн [98] и Ф. И. Успенский [99]. Несколько позже другой крупный византиновед Э. Штайн писал: «Создание экзархатов уже предвосхищало средневизантийские институты, для которых первые, частично, послужили моделью» [100]. Мнение об экзархате как предшественнике и прообразе фемы можно считать господствующим в современной науке. Оно вместе с тем не является единственным.

 

 

88

 

Например, Я. Караяннопулос в своей полемичной монографии о фемном устройстве в Византии писал, имея в виду экзархаты: «...мы с полным правом заключаем, что первые фемы... существовали уже во времена правления Маврикия» [101]. По Караяннопулосу, экзархат — то же, что и фема. Еще дальше отстоит от господствующей точка зрения венгерского историка Е. Дарко. Отметив, что на Востоке империи еще в V-VI вв. военная и гражданская власти в той или иной провинции в случае угрозы ее безопасности сосредоточивались в одних руках, а уже в VII в. возникли фемы, Дарко заключал: «В экзархатах полное смешение двух властей произошло только к концу VII века, весьма вероятно, что под влиянием Востока» [102]. Таким образом, мысль Дарко состоит в том, что в некоторых отношениях именно фемы были предшественницами экзархатов.

 

Естественно, что решение историками вопроса о соотношении экзархатов и фем строилось на сопоставлении этих явлений и зависело от их понимания (точнее, от понимания фемного устройства, т. к. экзархаты все оппоненты трактовали и трактуют по Дилю, Гартманну, Гийу й Брауну). До сих пор по поводу сущности понятия «фема» среди исследователей нет согласия, хотя наиболее широко распространена точка зрения на фему как на военно-административную структуру, сочетавшую в себе следующие основные черты:

 

1. Фема — организация территориальная [103].

 

2. Власть на территории фемы, как военная, так и гражданская, сосредоточена в руках ее главы (стратега). Принцип объединения военной и гражданской властей в большей или меньшей степени характерен и для всей административной структуры внутри фем.

 

3. Войско фемы состоит из стратиотов, имеющих земельные участки и обязанных нести военную службу, причем эта обязанность вытекает из факта владения данными участками.

 

Впервые такая характеристика фемы была обоснована русским ученым Ф. И. Успенским [104] и нашла широкое, хотя и не всеобщее, признание в науке. В последние десятилетия ее (главным образом, по 3-му пункту) оспаривает большая группа историков. Так, Я. Караяннопулос считает, что наделы стратиотов — «продукт длительного развития, хотя и параллельного развитию фем, однако протекавшего независимо от него» [105]. Греческий историк собрал значительный материал, свидетельствующий о спонтанном, автономном формировании стратиотского землевладения.

 

 

89

 

Его точку зрения поддержали такие видные византинисты, как П. Лемерль и У. Каэги [106]. Специальные исследования Э. Гликаци-Арвейлер и Э. Антониадис-Бибику также подтвердили это заключение [107].

 

Еще дальше в названном направлении пошел английский византинист Дж. Хэлдон, выдвинувший концепцию, согласно которой в Византии вплоть до переписи стратиотских земель при Константине VII Багрянородном вообще не существовало официальной связи между военной службой и собственностью на землю. Согласно Дж. Хэлдону, до пер. пол. X столетия обязанность несения военной службы в Византии являлась личной, а не поземельной [108].

 

Суть расхождений Я. Караянопулоса и Дж. Хэлдона с их оппонентами касается времени и способа складывания системы стратиотской военной повинности. Но поскольку нельзя отрицать, что фема, как прежде всего военная организация в своем классическом виде, опиралась на войско стратиотов, совершенно независимое друг от друга развитие этих структур невозможно в принципе. Когда фемы сформировались, наличие стратиотского землевладения являлось важнейшей чертой их социальной жизни, чего не отрицает и Караяннопулос. Дж. Хэлдон, постулирующий отсутствие юридической взаимосвязи между несением военной службы и обладанием земельным наделом, признает тем не менее, что, как правило, именно земельная собственность обеспечивала стратиоту возможность нести воинские обязанности [109]. Поэтому сопоставление фем с экзархатами, в частности, по названному параметру можно считать правомочным. В то же время необходимо учитывать, что в VI—VIII вв. мы, действительно, еще не вправе (а в XI—XII вв. уже не вправе) [110] говорить о существовании универсальной системы стратиотского землевладения. В данном разделе монографии всем этим спорным вопросам уделяется некоторое внимание лишь постольку, поскольку это важно для сравнения экзархатов и фем.

 

Несомненно, что оба экзархата — и Равеннский, и Карфагенский — представляли собой территориальные единицы. Равеннский экзархат охватывал в 584-751 гг. все византийские владения в Италии, кроме Сицилии и Сардинии, а также Истрию и Далмацию [111], Карфагенский — византийские территории в Северной Африке, исключая Египет [112]. Власть Карфагенского экзарха распространялась также на Сардинию (вплоть до лангобардского завоевания острова). Фемы, как показал Г. Острогорский, также уже в VII в. являлись территориальными образованиями [113].

 

 

90

 

Так как те и другие возникли в течение VI-VII вв., можно считать, что они представляли собой формы административно-территориального устройства, характерные для эпохи перехода от античности к Средневековью.

 

Соединение в руках правителей экзархатов и фем военной и гражданской властей не вызывает сомнений [114]. Вместе с тем констатации этого факта явно недостаточно для сравнения. Известно, например, что полная власть в той или иной провинции время от времени предоставлялась ее главе и ранее (как правило, в случае усиления военной опасности). Соответствующие данные наличествуют для Писидии, Ликаонии, Фракии, Исаврии, Галатии, Еленопонта и др. [115] В обстановке Готской войны такими полномочиями в Италии обладали Велизарий и Нарсес [116]. Вместе с тем Равеннский, а вскоре и Карфагенский экзархаты стали, вероятно, первыми административными объединениями, где соединение властей было проведено в жизнь как принцип управления, а не как временная мера. Нежеланием правительства полностью отказаться от дуализма в управлении объясняется длительное существование наряду с экзархами префектов претория, некогда — высших византийских чиновников в Италии и в Африке, а затем — подчиненных экзархам руководителей гражданской администрации [117]. В фемах не существовало гражданских чиновников такого ранга. В то же время трудно принять безоговорочно тезис Э. Дарко о том, что в экзархате, в отличие от фем, в смягченной форме было сохранено отделение военной власти от гражданской [118]. Префекты Италии и Африки ни в каком отношении не могли соперничать с экзархами и всегда следовали их указаниям [119]. Что касается гражданской администрации, то весьма разветвленная ее сеть существовала и в феме. (Это продемонстрировал еще Ф. И. Успенский на основе анализа сочинений Константина Багрянородного и ибн Хордадбега [120].)

 

Следует отметить, что соединение властей на нижних этажах административного здания не в меньшей степени свойственно экзархату, чем феме. Как в феме турмарх, следующий за стратегом официал, обладал военными и гражданскими полномочиями [121], так в экзархатах стоявшие ниже экзархов «duces» и «tribuni» сосредоточивали в своих руках оба вида власти. Существование подобных административных единиц в рамках фем было явлением широко распространенным.

 

 

91

 

Некоторые из них в дальнейшем сами получали статус фем и, вероятно, воспринимались до этого как фемы в феме, младшие фемы (например, турма Кивериотов, друнгариат Эгейского моря, катепанат Никополь, дукат Калабрия, клисура Стримон и др.) [122]. Для экзархатов такое устройство также было вполне обычным, причем в подчинении у dux’a находился высший гражданский чиновник области — «praeses» или «judex provinciae» (параллель экзарху и префекту претория) [123]. В связи с этим нельзя признать обоснованным упомянутое мнение Дарко об окончательном объединении гражданской и военной властей в экзархатах под влиянием примера фем. Этот принцип был проведен в жизнь в экзархате не позднее и не менее последовательно, чем в феме, отличия же диктовались конкретной исторической обстановкой. По существу, соединение властей было одним из проявлений феодализации в сфере публичной власти, и этим можно объяснить тот факт, что оно характерно и для фем, и для экзархатов.

 

Значительно более сложной представляется проблема соотношения военного устройства фем и экзархатов. Специально изучавший ее Г. Острогорский сформулировал свой вывод так: «Организация вооруженных сил в византийских фемах демонстрирует известное сходство с их устройством в Равеннском экзархате. В то же время связь между военной службой и земельной собственностью в Италии и Византии устанавливалась разными способами. В Италии собственники стали воинами, а в Византии воины сделались собственниками. Поэтому я не могу отождествить итальянских воинов с византийскими стратиотами, как, в остальном, не могу отождествить и экзархов со стратигами фем. Однако остается один факт, и это — факт существенного значения: как в византийских провинциях в Италии с конца VI века, так и в Малой Азии начиная с VII века произошли перемены, которые придали имперскому управлению откровенно военный характер. И в Византии, и в Италии возник новый класс воинов — собственников земли, поскольку и в той и в другой стране служба была связана с земельной собственностью» [124].

 

Заключение Г. Острогорского нуждается в уточнениях как по отношению к фемам, так и по отношению к экзархатам. Вопрос о путях формирования стратиотской земельной собственности до сих пор нельзя считать решенным. При ответе на него многие видные специалисты солидарны с Г. Острогорским. Так, В. Тридголд и М. Хенди почти одновременно и независимо друг от друга пришли к выводу, что

 

 

92

 

наделы официально ассигновались стратиотам из государственного земельного фонда [125]. Развивая эту мысль, В. Тридголд впоследствии высказал предположение о том, что главным источником пополнения этого фонда были конфискации собственности у политических противников правящих императоров [126]. Впрочем, американский византинист сам признает, что и он, и М. Хенди основывают свою точку зрения лишь на косвенных свидетельствах. Нельзя не признать, что огромный материал, обработанный Я. Караяннопулосом и его последователями с целью обоснования независимого развития фемного устройства и стратиотского землевладения, во всяком случае, позволил им доказать, что таковые не были введены по всей империи однократным законодательным актом, а являлись продуктами долгого исторического развития [127].

 

«Стратиотские наделы возникли частично из наделов limitanei, частично — из земельных владений, предоставлявшихся военнопленным, иногда — с обязательством военной службы, наконец, — из свободной земельной собственности ветеранов, переходящей по наследству, разумеется, с обязательством или, лучше сказать, с тенденцией или правом военной службы» [128], — отмечал греческий историк.

 

Еще В. Г. Васильевский высказывал мысль, что стратиотские наделы часто образовывались «объявлением частных земель, находящихся в руках крестьян, воинскими» [129]. Развивая эту мысль, Г. Г. Литаврин высказал предположение, что «уже в ходе организации первых фем в Малой Азии, в VII-VIII веках, при генеральной описи недвижимого имущества подданных, для определения размеров государственных повинностей, следующих за обладанием собственностью, наиболее состоятельные крестьяне с имуществом примерно в четыре литры и более, имевшие к тому же в составе своей семьи мужчин, способных к несению военной службы (не обязательно домохозяев), вносились вместе с землею (до 4 литр) в воинские списки» [130]. А. Пертузи особенно настаивал на роли в возникновении слоя стратиотов прежних «limitanei», которые после разрушения «limes» были отброшены вглубь страны и использовались местными властями для защиты наиболее угрожаемых районов. Так появились первые военные базы территориального характера. В дальнейшем «limitanei» поселились в них на правах собственников земли [131]. В целом можно полагать, что для формирования сословия стратиотов имели то или иное значение все перечисленные пути, приведшие в конечном счете к созданию единой системы воинской условной

 

 

93

 

земельной собственности — стратиотского землевладения. Вряд ли можно абсолютизировать, как это делает Г. Острогорский, путь превращения воинов в собственников, т. е. испомещения солдат на земле с обязательством несения военной службы.

 

Лишь частично отражает ситуацию и тезис Г. Острогорского о том, что в Равеннском экзархате «собственники стали воинами». В Италии интенсивно развивались два процесса — процесс включения местных земельных собственников в византийскую армию и процесс превращения военных, служивших в экзархате, в собственников, а чаще — держателей земли [132]. Таким образом, здесь как воины становились собственниками, так и собственники воинами. Более того, в Италии самым распространенным и естественным для византийского чиновника (в том числе и находящегося на военной службе) способом получения земельного имения был путь аренды на землях государства и Церкви, хотя, как отмечал в частности Т. Браун, нельзя исключать возможности и предоставления воинам государственных земель [133]. О последствиях этого в сфере организации войска следует сказать особо.

 

В Византии аренда никогда не накладывала на съемщика земли обязательств по несению военной службы. На основе итальянского материала (данные Piatitimi de Rizano о выборах из среды арендаторов фиска трибунов, консулов и локосерваторов) [134] можно предположить, что здесь, на Апеннинах, правительство стремилось сделать получение аренды на государственной земле условием исполнения некоторых административных и военных обязанностей. Весьма вероятно, что если в Византийской Италии практически проводилось поселение солдат на государственной земле, то они испомещались на положении арендаторов фиска. Одно из поселений на землях фиска в Истрии именовалось Numerus Tergestinus [135], и здесь, вероятно, было расселено византийское воинское подразделение [136]. В тексте Placitum de Rizano поступления в казну с Numerus Tergestinus названы в общем списке арендных взносов, и видимо, формально считались таковыми. Не исключено, что аренда воинов на государственной земле в Византийской Италии эволюционировала в сторону превращения в условную собственность, с обязательством несения военной службы, хотя данный процесс и не успел завершиться до падения Равеннского экзархата [137]. Это неудивительно, ибо и в самой Византии подобный аграрно-правовой институт (стратиотское землевладение) оформился лишь в VIII—IX вв. [138]

 

 

94

 

Что касается земель итальянских собственников, в том числе и военных, то свобода, с которой они ими распоряжались (дарили, обменивали, продавали и т. п.), показывает, что право собственности на землю не налагало на них никаких дополнительных обязательств.

 

Наконец, земельная аренда у Церкви — наиболее распространенный тип земельного держания византийских официалов в Италии — в принципе, не могла привести к возникновению каких-либо обязанностей арендатора по отношению к государству. Она, напротив, ставила съемщиков земли в зависимость от Церкви (в частности, внеэкономическую, вследствие заключения договора — pactus между контрагентами сделки). После прекращения выплаты руги обладание землей стало для этих людей важнейшим экономическим условием службы в войске, т. к. предоставляло для этого материальные возможности. Поскольку среди церковных арендаторов мы встречаем военных различных рангов, вплоть до трибунов и dux’ов, несомненно, что на последнем этапе византийского господства эти люди, связанные поземельными узами не с империей, а с Церковью, имели тем не менее право избирать и избираться на высшие военные посты. В этом заключалось одно из проявлений основной тенденции развития войска в Италии — превращения его из византийского в местное. Служба в нем в данный период фактически налагала на воина обязательства не столько по отношению к центральной власти, сколько по отношению к своему городу, епископии, к папству, наконец, к самому exercitus. Эта смена социально-политической и психологической ориентации воинов ярко проявилась в ходе многочисленных сепаратистских движений.

 

Итак, юридическая основа формирования войска в Византийской Италии отличалась от фемной. Если в фемах основной, в конечном счете победившей, тенденцией было формирование единой системы стратиотских земельных держаний от государства на условиях несения военной службы, то в Равеннском экзархате подобная тенденция присутствовала как подчиненная и второстепенная. Здесь скорее следует говорить о складывании сложной, несколько аморфной, системы включения в привилегированное войско-сословие собственников и арендаторов самых различных по юридической принадлежности земель. При этом нельзя определенно утверждать, что обладание землей вообще являлось здесь обязательным условием принадлежности к exercitus, хотя на практике подобная статистическая закономерность и проявлялась.

 

 

95

 

Правда, в этой связи необходимо заметить, что если полностью принять тезис Дж. Хэлдона об отсутствии в самой Византии вплоть до X в. юридической связи между военной службой и земельным наделом воина, то положение дел в Равеннском экзархате и в фемах может показаться идентичным. В рамках данной монографии нет возможности специально анализировать с опорой на источники концепцию английского медиевиста. Заметим, однако, что обосновывая ее, Дж. Хэлдон весьма часто ссылается на пример Италии, по сути дела, априорно рассматривая ее в разряде фем [139]. При крайнем дефиците фактического материала собственно византийского происхождения для VII—VIII вв. этот прием ставит под сомнение и полученный исследователем конечный результат. Во всяком случае, до сих пор его точка зрения не является господствующей.

 

Нет оснований для заключения о наличии зависимости между владением землей и службой в армии в византийской Северной Африке. Вплоть до падения Карфагенского экзархата его военная защита обеспечивалась регулярными войсками, составлявшими гарнизоны многочисленных крепостей и расквартированными вдоль границ владений империи [140]. Каких-либо сведений о роли римского населения в ее организации не сохранилось. Туземное население (берберы) привлекалось к военной службе в составе своих племен и вместе со своими вождями, в сущности, в качестве федератов [141]. Местные землевладельцы не обладали здесь таким влиянием, как в Италии [142]. Вандальское завоевание нанесло мощный удар крупной собственности античного типа, а также земельной собственности куриалов и среднего слоя населения городов [143]. Реставраторская политика Византии в Африке не могла полностью восстановить влияние этих социальных слоев, но в то же время привела к значительному сокращению слоя мелких свободных собственников земли [144]. В конечном счете, в наибольшем выигрыше остались государство и Церковь. В Византийской Африке практически не сохранилось такого слоя земельных собственников, который бы мог и хотел обеспечить эффективную вооруженную защиту страны. Поэтому оборона Карфагенского экзархата строилась на иной основе, в сущности, сохраняла позднеантичную организацию.

 

Таким образом, принципы формирования войска в Равеннском и Карфагенском экзархатах, с одной стороны, и в фемах — с другой

 

 

96

 

(если не трактовать последние по Дж. Хэлдону) были различны. В то же время в Равеннском экзархате большая часть византийской армии, действительно, составлялась из лиц, живших эксплуатацией земельной собственности. В этом отношении Равеннский экзархат стоит ближе к обычной, классической феме, чем к Карфагенскому экзархату. По-видимому, сам факт создания экзархата не влек за собой автоматически определенных изменений в способах формирования армии. Таковые оставались прежними (как в Африке) или трансформировались под воздействием специфических местных условий (как в Италии). В конечном счете, местные условия определяли и структуру фем. Видимо, можно считать опровергнутой концепцию Э. Дарко о том, что фемы представляли собой рецепцию опыта военной организации кочевых племен Среднего Востока [145], и гипотезу Э. Штайна о создании византийским правительством фем под влиянием военно-административных реформ персидских шахов Кавада I (488-496, 498-531) и Хосрова I Ануширвана (531-579) [146]. Причем основным доводом против обеих точек зрения является кардинальное различие социальных условий в Византии и на Востоке. Весьма неоднородной была и социально-экономическая структура самой империи. Поэтому разные фемы также не могли быть устроены совершенно идентично. В более позднее время фемы, образованные в Италии (Сицилия и Лонгивардия), видимо, оборонялись, главным образом, силою войск, присылаемых из Византии. О существовании здесь стратиотского ополчения сведений нет [147].

 

Итак, сравнение Равеннского экзархата с «образцовой», «чистой», «теоретически выведенной» фемой и сравнение его с конкретными фемами, существовавшими в той же Италии, неизбежно должно дать различные результаты. Экзархат как административную структуру объединяет с фемой принцип единства власти и смешанного военногражданского управления, осуществляемого правителем области, что естественно для административной системы раннего Средневековья. Сходство между этими структурами можно видеть также в их военизированном характере, примате военной власти над гражданской. Равеннский экзархат (в отличие от Карфагенского) формально напоминает фему и тем, что здесь существует тесная взаимосвязь между земельной собственностью и военной службой. Но эта зависимость, как мы видели, имеет различное содержание в экзархате и в классической феме.

 

 

97

 

Сопоставляя организацию войска в Равеннском экзархате и в фемах, обычно имеют в виду характеристики юридические. Между тем отличия в системе формирования армии в Византийской Италии и в фемах проявлялись не только в правовой сфере (набор собственников или арендаторов; с обязанностью несения военной службы, вытекающей из права собственности, или без таковой и т. д.). Для Равеннского экзархата и для фем характерна различная социальная база армии. Не вызывает сомнения тот факт, что стратиоты вплоть до X в. являлись, в основном, непосредственными производителями-крестьянами [148]. Переход к войску тяжеловооруженных катафрактов совершался на протяжении X-XI вв. и был уже проявлением разложения фемного военного строя [149]. Г. Острогорский считает, что таким же, как и в фемах, был социальный состав войска в Византийской Италии. Он пишет: «Большая заслуга Ш. Диля состоит в обосновании факта, что этот класс (exercitus. — О. Б.) рекрутировался из местных мелких собственников и занял то место, которое при старом порядке занимали собственники (possessores)» [150]. В этом исследователь видит сходство Равеннского экзархата и фем. Однако обратимся к Ш. Дилю. Он действительно говорит о собственниках и даже мелких собственниках («petits proprietaires-possessores») как основе войска [151]. Но кого он понимает под «possessores»? Это понятие он расшифровывает совершенно недвусмысленно: «possessores» это те, кто в IV-V вв. платил «налог людьми» («praebitio tironum») [152], т. е. поставлял государству рекрутов из числа своих колонов и либертинов. Это уже собственность второго порядка, мелкая эксплуататорская, а в общем — средняя собственность. Городской possessor обладал собственностью размером более 25 югеров (С. Th. XII, I), т. е. имением, поместьем, хотя и небольшим. В условиях Северо-Восточной Италии размеры таких имений, как правило, были больше — до ста и более югеров. Как показал итальянский правовед Г. Сальвиоли, «possessores» в собственном смысле слова, а также «possessores mediocres» и «minores» составляли средний слой собственников, промежуточный между «potentiores», «illustres», с одной стороны, и «agricolae», «vicani propria possidentes», с другой. Характерно, что в позднеантичной традиции понятия «mediocres» и «minores possessores» имели не столько экономическое, сколько юридическое значение. Они отличали от «possessores curiales» тех землевладельцев, которые хотя и имели необходимый для куриала минимум земли (25 югеров), но в курию не входили.

 

 

98

 

Такого собственника Г. Сальвиоли определяет следующим образом: «possessor» — «видовое наименование, применявшееся к городскому или сельскому жителю, жившему продуктами земли, которая обрабатывалась другими» [153], т. е. колонами и рабами.

 

В Равеннском экзархате свободная трудовая мелкая собственность не была распространена широко. Основой войска здесь были собственники средние и крупные. Мелкие собственники — горожане, сами обрабатывавшие свои участки, — принадлежали к plebs infra muros posita — категории населения, отличной от possessores. Весьма важно и другое. Стратиоты были населением аграрным. «Possessores» в Италии (как в античный, так и в византийский период ее истории) жили, главным образом, в городах. Это заключение касается как средних и крупных, так и большинства мелких земельных собственников. Обосновывая вывод о том, что именно «possessores» были основой «exercitus», П. Рази не случайно упоминал о позднеантичном принципе участия горожан в защите городских стен [154]. Поскольку possessores составили массовую базу итальянской армии, постольку она формировалась из числа земельных собственников-горожан, живших, в основном, за счет эксплуатации чужого труда, связанных местными культурными и идейными традициями, находившихся под влиянием местной знати. Византийские чиновники и военные, использовавшие иные пути для приобретения земли, по образу жизни слились с ними, составив прослойку средних и крупных аграрных арендаторов, живших в городах за счет получения земельной ренты. Всем этим объясняется самостоятельная по отношению к Византии линия поведения exercitus Italicus в последние десятилетия истории Равеннского экзархата, вылившаяся в конце концов в открытую оппозицию правительству. В результате в лице exercitus итальянский сепаратизм получил собственную вооруженную силу. Думается, что здесь находится ключ к пониманию кардинального отличия Равеннского экзархата от фем. Фемное переустройство Византии сопутствовало важнейшему социально-политическому перевороту в ее судьбе — превращению космополитической позднеантичной государственности в государственность, в основном, греческую; превращению Восточно-Римской империи в собственно Византию [155]. Отпадение от нее негреческих территорий на Востоке и на Западе стимулировало данный процесс. Фемная система была отражением этих изменений, их оформлением в административной сфере.

 

 

99

 

Равеннский экзархат долго оставался единственным крупным владением Византии, неорганичным для нее и унаследованным от Восточно-Римской империи. Для новой византийской государственной системы он был образованием глубоко чуждым, прежде всего в социальном плане, владением, захваченным империей, а не ее частью. Поэтому говорить о сходстве фем с Равеннским экзархатом можно, лишь рассматривая и экзархаты, и фемы как своеобразные административные структуры, существовавшие в рамках византийской государственности. Такое сходство обнаруживается прежде всего потому, что и экзархат, и фема были административными системами стадиально близкими, соответствующими примерно одному этапу общественного развития. Если же рассматривать их как целостные социальные организмы, то приходится заключить, что Равеннский экзархат имел немного общего с обычной византийской фемой.

 

Вместе с тем нельзя отрицать принципиальной возможности влияния опыта византийского управления в экзархатах на фемную реформу [156] (тем более что император Ираклий, видимо, сыгравший в ее проведении в жизнь известную роль [157], был сыном карфагенского экзарха), но не в деле формирования фемного войска, а в некоторых общих принципах административной организации. С другой стороны, предполагать, что военная организация Равеннского экзархата (Карфаген пал в 641 г.) была примером для византийских реформаторов, трудно еще и потому, что ее специфические черты проявились в полной мере лишь к середине VII в., когда exercitus Italicus стал самостоятельной социальной силой. С этого момента его непокорность или, по меньшей мере, ненадежность давали правительству мало оснований считать военно-административное устройство Равеннского экзархата удачным.

 

В то же время в период расцвета фемного строя экзархаты могли восприниматься в Византии как образования, идентичные фемам. Константин Багрянородный в трактате «О фемах» заключает, например:

 

«Тогда (при Юстиниане I. — О. Б.) были покорены франки вместе с готами, и с тех пор до сего дня так называемая Лонгивардия состоит в разряде фем» [158].

 

Это заявление можно расценить как причисление Равеннского экзархата к разряду фем. Однако необходимо помнить, что в период унификации административной структуры Византии понятие «фема» трактовалось расширительно:

 

 

100

 

как естественная универсальная форма территориального членения империи. К примеру, устройство фемы Оптиматов Константин VII сам не считает соответствующим общеимперским нормам, говорит о ней как о феме «лишь по названию», но все же рассматривает в числе прочих фем [159]. Вообще же вопрос о том, как сами византийцы оценивали экзархаты спустя почти двести лет после их исчезновения, принадлежит скорее идеологической, чем административной истории.

 

* * *

 

На основе анализа эволюции административного, в том числе — военного, устройства Равеннского экзархата можно сформулировать ряд заключений.

 

o   Административная система Византийской Италии в VI—VIII вв. развивалась по пути вытеснения форм и методов управления, характерных для античности, средневековыми формами и методами. Это нашло проявление:

 

o   в отказе от классического принципа разделения властей и сосредоточении в руках административно-территориальных руководителей разных рангов (экзархов, бих’ов, трибунов) как военной, так и гражданской властей;

 

o   в «милитаризации власти», подчинении гражданской администрации военным командирам;

 

o   в забвении позднеримских принципов войскового устройства, в иррегуляризации армии, в превращении ее в местное территориальное воинское формирование.

 

Все названные явления тесно связаны с возникновением особой привилегированной сословной группы, средневековой по своей социальной сущности: войска — «exercitus».

 

В организационном плане экзархат обнаруживает определенное сходство с фемой. Это объясняется тем, что и экзархаты, и фемы представляли собой административно-политические структуры одного стадиального уровня, т. к. сформировались в условиях перехода от античности к Средневековью в рамках Восточно-Римской империи. Возможна, в ограниченных масштабах, и прямая рецепция византийским правительством административного опыта экзархатов при создании фем. В социальном отношении Равеннский экзархат принципиально отличается от фемы, т. к. не является органической частью Византийской империи.

 

 

101

 

Протекающие здесь процессы, в том числе и в административной сфере, приводят к его отделению, обособлению от Византии. Поэтому чем более ярко выраженными становятся специфические черты внутреннего устройства Равеннского экзархата, тем более очевидным становится тот факт, что Равеннский экзархат не является фемой.

 

 

---

  

1. Острогорски Г. Равенски егзархат и постанак византијских тема // Острогорски Г. Сабрана дела. Кн. 3. Београд, 1970. С. 130-140.

 

2. Прагматическая Санкция для Италии является точно датированным документом. В этой связи представляется ошибочным ее отнесение к 544 г. в недавней «Истории Равенны». (Глава написана Я. Ферлугой. См. Storia di Ravenna... Т. II, Parte 1. Р. 355.)

 

3. Const. Pragm., § 28.

 

4. Diehl Ch. Op. cit. P. 161-162.

 

5. Greg. Magn., Ер. IX, 35.

 

6. Const. Pragm., § 12.

 

7. Proc. Caes. Bell. Goth., IV, 21.

 

8. Естественно, экзарх утверждал результаты римских епископских элекций от имени императора. Соответствующие официальные распоряжения («jussiones») были направлены василевсом Константином Погонатом папе Бенедикту II (684-685). См.: Liber Pontificalis... Т. I. Р. 363 и комментарий Л. Дюшеня: Op. cit. Р. 364.

 

9. Liber Diurnus... Р. 50-54.

 

10. Troja С. Codice diplomatico longobardo... T. I. Napoli, 1852. № 46. P. 130-134.

 

11. Dal Corno T. F. Op. cit. P. 110; Mauli I. Le zecche nell’antica Ravenna (402/404-751) // Felix Ravenna, 3 ser. Vol. 33(84). 1961. P. 79-134.

 

12. Dal Corno T. F. Op. cit. P. 107.

 

13. См.: Diehl Ch. Op. cit. P. 174.

 

14. В последнем случае очевидно, что эти экзархи были евнухами. См.: Guilland R. Rechérches sur les institutions byzantines. V. I. Berlin-Amsterdam, 1967. P. 392. В источниках экзархи — хартуларии: Marini 129; Greg. Magn., Ep. I, 16a etc; экзархи — кувикуларии: Liber Pontificalis... T. I. P. 319, 337-338, 383 etc.

 

 

361

 

15. Вообще же титул «экзарх» широко употреблялся как вполне официальный и в светской, и в церковной среде. Наряду с равеннскими существовали карфагенские экзархи. В более позднее время (X в.) чиновник, носивший титул «экзарх», выполнял обязанности церемониймейстера при византийском дворе. Одновременно существовала должность «экзарх» в канцелярии эпарха Константинополя. Экзархами назывались главы некоторых торговых корпораций. С другой стороны, еще в эпоху античности в Греции именовали экзархами главных жрецов того или иного храма. С IV в. в Восточной Римской империи титула «экзарх» удостаиваются главные епископы (митрополиты) той или иной области (6-е правило Сердикийского поместного собора 343 г.). Позднее, с укреплением патриархий, экзархами начинают именоваться представители (иногда — наместники) патриархов, облеченные специальными полномочиями (ср.: Иоанн, экзарх Болгарский). С XIV-XV вв. входит в норму сочетание того и другого подхода к званию экзарха в церковной иерархии: так называются теперь авторитетные епископы, правящие церковной провинцией из нескольких епархий от имени и по поручению главы Церкви. В этом качестве титул «экзарх» сохранился в Православной церкви до наших дней (напр., в XIX — нач. XX в. — «Экзарх Грузии», в настоящее время — «Патриарший экзарх Всея Украины» и т. д.). Подробнее о титуле «экзарх» см.: Куев К. Към въпроса за титлата «екзарх» в старобългарската литература // Известия на института за история. Т. 14-15. София, 1964. С. 325-346.

 

16. См.: Diehl Ch. Op. cit. P. 158-159.

 

17. Agnellus. Op. cit. P. 338, 340-341; Paul. Diac., II, 29-30.

 

18. Diehl Ch. Op. cit. P. 163-164.

 

19. Greg. Magn., Ер. VII, 3; XII,6.

 

20. В более позднее время упоминается титул «praefecturius» (Tjäder 44), по мнению Ш. Диля — «сын префекта», что дает основание не считать должность префекта исчезнувшей (Diehl Ch. Op. cit. P. 165-166). Ho T. С. Браун показал, что «praefecturius» — буквальный перевод греческого «άπὸ ἔπαρχων», вполне самостоятельного титула гражданских чиновников (Brown Т. S. Op. cit. Р. 136)

 

21. Greg. Magn., Ер. III, 1-2, 15; 1, 68; IX, 6; X; 22; Liber Pontificalis... T. I. P. 369.

 

22. См. об этом рассуждения Ш. Диля: Op. cit. Р. 136-137.

 

23. Liber Pontificalis... T. I. P. 369.

 

24. Const. Pragm., § 23.

 

25. Diehl Ch. Op. cit. P. 138.

 

26. Greg. Magn., V. 24; Agnellus. Op. cit. P. 354.

 

27. Greg. Magn., Ер. I. 48, 61; IX, 6, 18.

 

28. Liber Pontificalis... T. I. P. 400; Gesta episcopum Neapolitanum... P. 424; Greg. Magn., Ер. IX, 93; Placitum de Rizano... P. 5.

 

29. В конце VI в. среди 26-ти византийских dux’ов в Италии было 14 германцев. Brown Т. S. Op. cit. Р. 73.

 

30. Monumenta ad Neapolitani ducatus historiam pertinentia... T. I. P. 19.

 

31. Liber Pontificalis... T. I. P. 392.

 

 

362

 

32. Johannis Diaconi Chronicon Venetum // MGH, Scriptores, VII. Hannoverae, 1846. P. 11.

 

33. Fantuzzi M. Monumenti Ravennati. T. I. P. 111. (Если не учитывать факта избрания горожанами dux’a во время восстания 710/711 гг.).

 

34. Greg. Magn., Ер. I, 56. Впрочем, Т. С. Браун идентифицировал его как армянина (по известному ономастическому справочнику: F. Justi. Iranisches Namenbuch. Marburg, 895. См.: Brown T. S. Op. cit. P. 253).

 

35. Diehl Ch. Op. cit. P. 38-39.

 

36. Liber Pontificalis... T. I, 373. Greg. Magn., Ep. II, 31.

 

37. В Синигалии — см. ниже; в Озимо Greg. Magn., Ер. IX, 99.

 

38. Diehl Ch. Op. cit. P. 144-145.

 

39. См. подробнее: Ibidem. P. 149-154. К сожалению, из-за дефицита источников Ш. Диль характеризует административный аппарат дукатов, главным образом, на основе византийских, а не итальянских документов, т. е. выстраивает его по общеимперскому образцу.

 

40. Brown Т. S. Op. cit. Р. 116.

 

41. Greg. Magn., Ер. V, 41.

 

42. Liber Pontificalis... Т. I. Р. 328, 331.

 

43. См. напр., в Равенне: Liber Pontificalis... Т. I. Р. 491.

 

44. Placitum de Rizano... Р. 53-54.

 

45. Guilland R. Op. cit. T. II. P. 53-54.

 

46. Brown T. S. Op. cit. P. 151.

 

47. Cp. письмо папы Стефана II (756 г.): «duces, cartularii, comites, tribunentes». Codex Carolinus / Ed. Ph. Jaffe. B., 1867. P. 8; Liber Diurnus... P. 52: «consul... viri magnifici tribuni militiae»; Ibidem. P. 55-56: «consules et gloriosi duces...», «...consul... magnifici tribuni...» etc.

 

48. См. подробнее об этих должностях и рангах: Brown Т. S. Op. cit. Р. 58-60.

 

49. Более подробно данный вопрос рассматривается в статье: Бородин О. Р. Эволюция войска в Византийской Италии в VI—VIII вв. (военно-организационный аспект) // Византийский Временник, 46, 1986. С. 124-138.

 

50. Grosse R. Römische Militärgeschichte von Gallienus bis zum Beginn der byzantinischen Themenverfassung. B., 1920. S. 274; Guillou A. Régionalisme et indépendance... P. 151.

 

51. Сводку этих известий см. у Ш. Диля: Diehl Ch. Op. cit. P. 316.

 

52. Greg. Magn., Ер. IV, 37.

 

53. Hartmann L. M. Untersuchungen... S. 52.

 

54. Greg. Magn., Ep. II, 45; Tjäder 16.

 

55. Placitum de Rizano... P. 52.

 

56. Greg. Magn., Ep. II, 45; V, 30; 36, 38, 39; IX, 240.

 

57. Об общих принципах материального обеспечения византийской армии см.: Patlagéan E. L’impòt pagé par les soldats au VI^e siècle // Armeés et fiscalités dans le Monde antique. P., 1977. P. 303-309.

 

58. Johannis Biclarensis Chronicon // PL. T. 72. Col. 867.

 

 

363

 

59. Johannis Biclarensis Chronicon... Col. 865; Menandri Protectoris fragmenta. P. 331-332; Georgius Cedrenus. Σύνοψις ἰστορίων / Ed. J. Bekker. Bonnae, 1838. P. 695.

 

60. PL. T. 72. Col. 704; Greg. Magn., Ep. II, 45; V, 36 etc.

 

61. CIL, V, 1593.

 

62. Placitum de Rizano... P. 52.

 

63. Дарственная грамота 744 г. См.: Guillou A. Régionalisme et indépendance... P. 310-311.

 

64. Об этом главном в Византии способе пополнения армии см.: Teall J. К. The Barbarians in Justinian’s Army // Speculum. Vol. XL. № 2. 1965. P. 296.

 

65. Greg. Magn., Ер. II, 38.

 

66. Brown T. S. Op. cit. P. 84.

 

67. Pertusi A. Ordinamenti militari, guerre in Occidente e teorie di guerra dei Bizantini // Settimane di Studio del Centro Italiano di Studi sull’ Alto Medioevo, XV, T. II. Spoleto, 1968. P. 682.

 

68. Об этом см. ниже, в части II, главе 3.

 

69. См. специальную работу: Бородин О. Р. Солдатское жалованье («руга») в войске Равеннского экзархата // Классы и сословия средневекового общества. М., 1988. С. 18-22.

 

70. Liber Pontificalis... Т. I. Р. 319.

 

71. Ibidem. Т. I. Р. 328.        72. Ibidem.        73. Ibidem. Т. I. Р. 331.        74. Ibidem. Т. I. Р. 366, 369.

 

75. Greg. Magn., Ер. III, 14.

 

76. Zacos G. and Veglery A. Byzantine Lead Seals. T. I, Part I. Basel, 1972, No 807. P. 583-584.

 

77. Greg. Magn., Ер. V, 39. Следует отметить, что отечественная исследовательница Д. П. Лыс перевела окончание фразы («...ita in hac urbe in causis talibus eorum saccelarius ego sum») следующим образом: «...так в этом городе я казначей лангобардов». Слово «eorum» — «их» — было отнесено к лангобардам, упомянутым за несколько фраз до этого, и само высказывание приобрело совершенно иной смысл: «Я так часто откупаюсь от лангобардов, что меня уже можно считать их казначеем». (Лыс Д. П. Рост политической роли Римской церкви в период понтификата Григория I (590-604) // Социально-экономические проблемы истории Древнего мира и Средних веков. Сборник трудов. М., 1974. С. 108). С такой трактовкой трудно согласиться. Письмо адресовано византийской императрице, обращаясь к которой папа Григорий вряд ли стал бы столь опасно иронизировать над собой, сообщая, что систематически финансирует лангобардов. Слово «eorum», вероятно, следует относить либо к византийским воинам (прямо в тексте не названным, но подразумеваемым вследствие упоминания о равенском «exercitus» в начале фразы), либо к употребляемым на их нужды расходам (в источнике — «expensas»).

 

 

364

 

78. Greg. Magn., Ер. V, 36, 38.

 

79. Применительно к Риму см. «Собрание канонов кардинала Деусдедита»: Die Kanonensammlung des Kardinals Deusdedit..., № CCXIV, CCLI, CCXIII etc.

 

80. Liber Diurnus... P. 110.

 

81. Liber Pontificalis... T. I. P. 331.

 

82. Greg. Magn., Ep., IX, 240.

 

83. См. об этом: Diehl Ch. La république de Venice. P., 1967. P. 36. Источник сообщает, что первый dux был избран спустя 150 лет после прихода лангобардов в Италию, т. е. в 718 или в 719 гг. (Johannis Diaconi Chronicon Venetum... P. 11.)

 

84. Placitum de Rizano... P. 53.

 

85. Agnellus. Op. cit. P. 370.

 

86. На это обратил внимание Дж. Хэлдон (Haldon J. F. Recruitment and Conscription in Byzantine Army. A Study on the Origins of the Stratiotika Ktemata. 550-950. Wien, 1979. P. 32).

 

87. Agnellus. Op. cit. P. 369. Возможен был и иной вариант: крепость постепенно превращалась в небольшой городок с постоянным населением. Такова судьба Червии, Сарсины и ряда других населенных пунктов. В Истрии в такое поселение превратился военный лагерь, сохранивший прежнее название. См.: Placitum de Rizano... Р. 52.

 

88. Agnellus. Op. cit. P. 370.

 

89. Diehl Ch. Op. cit. P. 312-315.

 

90. Rasi P. «Exercitus Italicus» e milizie cittadine dell’alto medioevo. Padova, 1937.

 

91. См. более подробное обоснование этого положения: Бородин О. Р. Эволюция войска... С. 130-131, 137-138.

 

92. Guillou A. Régionalisme et indépendance... Р. 161.

 

93. Brown Т. S. Op. cit. P. 107.

 

94. Const. Pragm., § 12.

 

95. Острогорски Г. Историја Византије. Београд, 1959. С. 113.

 

96. Используется второе издание монографии: Diehl Ch. L’Afrique Byzantine. Histoire de la Domination Byzantine en Afrique (533-709). Vol. 1-2. New York. P. 480. (Тома имеют сплошную пагинацию.)

 

97. Diehl Ch. Etudes sur l’administration... P. 85.

 

98. Hartmann L. M. Untersuchungen... S. 72 fig.

 

99. Успенский Ф. И. История Византийской империи. Т. I. СПб., Б. г. С. 654, 790.

 

100. Stein Е. Introduction a l’histoire et aux institutions byzantines // Traditio, 7 (1949/51). P. 160.

 

101. Karayannopulos J. Die Entstehung der byzantinischen Themenordnung. München, 1959. S. 69.

 

102. Darkó E. La militarizzazione dell’ Impero Bizantino // Atti del V Congresso internazionale di Studi Bizantini. T. I. Roma, 1939. P. 89.

 

 

365

 

103. Известно, что первоначально слово «θέμα» означало «войско» («λαός», «στράτευμα»), а в более специальном значении — «конкретное войско, дислоцированное в той или иной области». Видимо, такое наполнение термина позволило в дальнейшем применить его к самим административным единицам. Изредка термин «θέμα» в первичном значении встречается и в VII—IX вв. (например, у Феофана Исповедника: Theophanis Chronographia... Р. 290. Об этом см.: Pertusi A. Nuova ipotesi sull’origine dei «temi» bizantini // Aevum, 28, 1954. P. 127-128, 135.) Однако то, что «θέμα» в основном, историко-административном, смысле слова обозначает единицу территориальную — область, военный округ, — вряд ли можно оспорить.

 

104. Успенский Ф. И. Военное устройство Византийской империи // Известия русского археологического института в Константинополе, Т. VI. Вып. I. София, 1900. С. 154-204.

 

105. Karayannopulos J. Die Entstehung... S. 85 fig.

 

106. Lemérle P. Esquisse pour une histoire agraire de Byzance // Revue Historique, 219, 1958. P. 48-70; Kaegi W. Some Reconsiderations on the Themes (Seventh-Ninth Centuries) // Jahrbuch der Österreichischen Byzantinischen Geselschaft, XVI. Graz-Köln, 1967. P. 39-53; Idem. Byzantine Military Unrest. 471 — 843. An Interpretation. Amsterdam, 1981. Здесь же — библиография по вопросу происхождения фем: Р. 174-175.

 

107. Arweiler Н. Byzance et la mer. La marine de guerre, la politique et les institutions maritimes de Byzance aux VII^e-XV^e siècle. (Bibliothèque Byzantine). P., 1965. P. 45-92; Antoniadis-Bibicou H. Etudes d’histoire maritime de Byzance. A propos du thème de Caravasiens. P., 1966.

 

108. Haldon J. F. Recruitment and Conscription in the Byzantine Army... P. 17-19 sqq. В соответствующем духе написана и следующая книга Дж. Хэлдона: Idem. Byzantine Praetorians. An Administrative, Institutional and Social Survey of the Opsikion and Tagmata. C. 580-900. Bonn, 1984. Показательно, что в подробнейшем (670 страниц) исследовании об образовании фемы Опсикий автор вообще ни разу не упоминает о связи воинов с землей.

 

109. Haldon J. F. Recruitment and Conscription... P. 66-79.

 

110. В поздний период термин «фема» сохраняется для обозначения прежних и вновь образованных административных единиц, хотя их военно-социальная база претерпевает большие изменения. См., напр.: Арутюнова-Фиданян В. А. Административные перемены на Востоке Византии в X-XI вв. (К вопросу о «кризисе» фемного строя) // Византийский Временник, 44. 1983. С. 68-80. В сущности, в это время осуществляется «формирование качественно новой, более гибкой и сложной социально-административной структуры» (Она же. Армяно-византийская контактная зона... С. 45).

 

111. Guillou A. Régionalisme et indépendance... Р. 16.

 

112. Точный перечень территорий, входивших в Карфагенский экзархат, см.: Diehl Ch. L’Afrique Byzantine... P. 469.

 

113. Острогорски Г. Равенски егзархат и постанак византијских тема... С. 137-138.

 

 

366

 

114. См. о Равеннском экзархате — выше, в разделе об административном устройстве; о Карфагенском — Diehl Ch. L’Afrique Byzantine... P. 484-488; о фемах — Geizer G. Die Genesis der Byzantinische Themenverfassung // Abhandlungen der philologisch-historischen Klasse der Königl. Sächsischen Geselschaft der Wissenschaften, Bd. XVIII, № 5, Lpz., 1899; Успенский Ф. И. История Византийской империи. Т. I. СПб., Б. г. С. 789-812.

 

115. Darkó Е. Op. cit. Р. 89.

 

116. См.: Proc. Caes. Bell. Goth., I, 5; IV, 25 etc.

 

117. Для Италии — Diehl Ch. Etudes sur l’administration... P. 157-167; для Африки — Idem. L’Afrique Byzantine... P. 489-491.

 

118. Darkó E. Op. cit. P. 90.

 

119. Diehl Ch. Etudes sur l’administration... P. 157-159.

 

120. Успенский Ф. И. Военное устройство... С. 155.

 

121. См.: Φιλόθεου κλητορολόγιον, 139. Цит. по изд.: Bury J. В. The Imperial Administrative System in the Ninth Century with a revised Text of the Kletorologion of Philotheus (The British Academy Supplemental Papers, I). L., 1911. Характеристику полномочий турмарха см. здесь же: Р. 41-42.

 

122. См. об этом: Ферлуга J. Ниже војно-административне единице тематског уређење. Прилог изучавању тематског уређења од VIII до X веке // Зборник радова. Византолошки институт, № XXXVI. Београд, 1953. С. 61-68.

 

123. Для Италии см.: Diehl Ch. Etudes sur l’administration... P. 141-156; для Африки: Idem. L’Afrique Byzantine... P. 492-499.

 

124. Острогорски Г. Равенски егзархат... С. 140.

 

125. Treadgold W. The Military Lands and the Imperial Estates in the Middle Byzantine Empire // Harvard Ukranian Studies, 7, 1983. P. 619-631; Hendy M. Studies in the Byzantine Monetary Economy. C. 300-450. Cambridge, 1985. P. 634-640.

 

126. Treadgold W. Byzantium and Its Army. 284-1081. Stanford, California, 1995. P. 172.

 

127. Karayannopulos J. Die Entstehung... S. 16-23, 59-70. Концепцию Kaраяннопулоса развивают в последние годы его ученицы М. Григориу-Иоанниду и А. Ставриду-Зафрака. См. Γρηγορίου - Ιωαννίδου Μ. Παρακμή και πτώση του θεματικού θεσμού. Θεσσαλονίκη, 1985; Stauridou-Zafraka A. Slav invasions and the theme organisation in the Balcan peninsula // Βυζαντινά. Θεσσαλονίκη, T. 12, 1992.

 

128. Ibidem. S. P. 88.

 

129. Васильевский В. Г. Материалы для внутренней истории Византийского государства. Меры в защиту крестьянского землевладения // Труды. Т. 4. Л., 1930. С. 289, Прим. I.

 

130. Литаврин Г. Г. Византийское общество и государство в X-XI веках. М., 1977. С. 248.

 

131. Pertusi A. Nuova ipotesi... Р. 126-150.

 

132. Diehl Ch. Etudes sur l’administration... P. 300-303, 293-299.

 

 

367

 

133. Brown Т. S. Op. cit. P. 108.

 

134. Placitum de Rizano... P. 53-54.

 

135. Ibidem. P. 53.

 

136. Benussi B. Nel Medio Evo. Pagine di storia istriana. Parenzo, 1897. P. 47.

 

137. «Бесспорно, что в греческой Италии мы не находим ни малейших следов существования воинских наделов (“κτῆματα"), предоставляемых императором за военную службу», — отмечал Ш. Диль. Diehl Ch. Etudes sur l’administration... P. 317.

 

138. Antoniadis-Bibicou H. Op. cit. P. 100-113.

 

139. См. напр.: Haldon J. F. Recruitment and Conscription... P. 68, 73, 74, 75 etc.

 

140. Diehl Ch. L’Afrique Byzantine... P. 97-298.

 

141. Ibidem. P. 323-324.

 

142. Удальцова З. В. Политика византийского правительства в Северной Африке при Юстиниане // Византийский Временник, VI, 1953. С. 103.

 

143. См.: Дилигенский Г. Г. Северная Африка в IV-V веках. М., 1961. С. 255 сл.

 

144. Удальцова З. В. Политика византийского правительства в Северной Африке... С. 111.

 

145. Darkó Е. Influences touraniennes sur l’evolution de l’art militaire des Grecs, des Romains et des Byzantins // Byzantion, 12, 1937. P. 137 sqq.

 

146. Stein E. Ein Kapitel vom persischen und vom byzantinischen Staat // Byzantinisch-Neugriechische Jahrbücher, I, 1920. S. 50 flg. (особо см.: S. 82-87). Критику обеих концепций см. у Я. Караяннопулоса: Die Entstehung... S. 8-9.

 

147. См. о поздних италийских фемах: Gay I. L’Italie Meridionale et l’Empire Byzantine. P., 1904. P. 167-183; о феме Лонгивардия см. особо: Pertusi A. Contributi alla storia dei «temi» bizantini dell’Italia Meridionale // Atti del 3 Congresso internazionale di Studi sull’Alto Medioevo, Spoleto, 1959. P. 495-518.

 

148. Кучма В. В. Командный состав и рядовые стратиоты в фемном войске Византии в конце IX-X вв. // Византийские очерки. 1971. С. 86-97.

 

149. Литаврин Г. Г. Византийское общество... С. 248-250; Glicatzi-Arweiler Н. Recherches sur l’administration de l’Empire Byzantine aux IX^e-XI^e ss. P., 1960. P. 5-20 etc.

 

150. Острогорски Г. Равенски егзархат... С. 133.

 

151. Diehl Ch. Etudes sur l’administration... P. 312.

 

152. Ibidem. P. 318.

 

153. Salvioti G. Sulla distribuzione della proprietà fondiaria in Italia al tempo dell’Impero Romano. Studi di Storia economica (Studio I) // Archivio giuridico «Filippo Serafini», NS. Vol. III (LXII), fasc. II. P. 502-503.

 

154. Rasi P. Op. cit. P. 124-143.

 

155. «Восточная империя перестает быть продолжением Римской с VII и, в особенности, с VIII века, она становится с тех пор представительницей византинизма», — писал Ф. И. Успенский. (Успенский Ф. И. История Византийской империи... Т. I. С. 13).

 

 

368

 

156. Автор не согласен с мнением Я. Караяннопулоса о том, что таковой не было вообще, т. к. несомненно появление в VII в. целого ряда фем как вполне официальных административных единиц. Правительство должно было, как минимум, легализовать их возникновение.

 

157. Так считали Г. Острогорский (Острогорски Г. Време постанка тематског уређења... // Его же. Сабрана дела. Кн. 3. С. 125-126), В. Эннслин (Ensslin W. Kaiser Herakleos und die Themenfassung // Byzantinische Zeitschrift, 46, 1953. S. 362-368).

 

158. Constantini Porphirogeniti De Thematibus / Ed. A. Pertusi. Città di Castello, 1952. P. 96.

 

159. Ibidem. P. 69-70.

[Previous] [Next]

[Back]