ТАК НАЗЫВАЕМАЯ ХРОНИКА ФРЕДЕГАРА

 

Свод древнейших письменных известий о славянах. Том II (VII–IX вв.). Составители С.А. Иванов, Г.Г. Литаврин, В.К. Ронин. Отв. редактор Г.Г. Литаврин. Москва 1995, с. 364-397

(Целия том в .djvu формат, 13.6 Мб)

 

 

            § 1. «Хроника Фредегара» — единственное значительное историческое сочинение, созданное в VII в. во Франкском государстве. Ни в одной из известных рукописей имени автора нет. Лишь в середине или во второй половине XVI в. на полях Сент-Омерского списка № 706 (XI в.) рукой неведомого гуманиста сделана латинская запись: «Полагаю, что это архидиакон Фредегар (Fredegarium)». Во французской форме Frédégaire это имя вновь появилось в «Собрании галльских и французских древностей» К. Фоше (Париж, 1579), а во втором издании книги 20 лет спустя встречается уже имя «Фредегар Схоластик», так как еще в 1577 г. Ж.-П. Массон в своих «Анналах» назвал «автора приложения к истории Григория (Турского. — В.Р.)» Scholasticus (The Fourth Book, XV—XVI; Ganshof. Een historicus, 5—6). Не исключено, что и неизвестный гуманист, и К. Фоше заимствовали имя хрониста из какой-либо рукописи, ныне утраченной. Однако это лишь гипотеза, и обычно памятник именуют «Так называемая хроника Фредегара» (cp.: Ganshof. Een historicus, 6; Quellen, 1).

 

Особенно острые споры шли около 100 лет о том, написана ли хроника одним, двумя или тремя авторами (подробный обзор дискуссии см.: Labuda. Państwo, 52—87; Quellen, 9—12). В настоящее время возобладала наиболее убедительная гипотеза о единственном авторе (Goffart. The Fredegar-problem; Erikson. The problem; Quellen, 9—12). Предполагается, что хроника составлена около 660 г. человеком романского происхождения, по-видимому, уроженцем Трансъюранской Бургундии, хорошо осведомленным в юридических, фискальных и дипломатических вопросах и, следовательно, близким к придворной канцелярии Меровингов. Наряду с особым вниманием к бургундским делам заметен и его повышенный интерес к городу Мец, центру восточной области Франкской державы — Австразии: очевидно, он и жил в Меце, при дворе короля Австразии. По своим политическим симпатиям он явно тяготел к той группировке австразийской знати, которую возглавляли майордомы Пипин I и его сын Гримоальд (автор удостаивает их особых похвал) и которая противилась усилению королевской власти, часто критикуемой в хронике за произвол и злоупотребления (Quellen, 12—13).

 

            § 2. Эту обширную компиляцию, сочетающую в себе жанры «всемирной хроники» и «истории народа» (франков), уже первые переписчики разделили на четыре книги. Из них лишь четвертая, охватывающая период с 584 по 642 г. и оставшаяся незаконченной, является оригинальным произведением.

 

364

 

 

В прологе к ней автор обещает рассказать «все, что, читая и слыша, а также видя, узнал как достоверное» (Fred. IV, prol., с. 123). Первые 36 глав (деление книг на главы также было введено одним из ранних переписчиков) составлены, по крайней мере отчасти, из текстов, уже существовавших прежде, далее же автор опирается или на собственные впечатления очевидца, или на другие источники, чаще всего устные. О событиях начиная с 622 г. он рассказывает особенно подробно, не пропуская ни одного года и относя, как правило, к каждому году по нескольку сообщений.

 

Ставя себе целью описать «деяния королей и войны, которые вели народы», хронист проявляет большой интерес как к Италии, Испании, Византии, так и к аваро-славянскому Подунавью, отражая все более пристальное внимание франкского двора в 20—30-х годах VII в. к положению на восточной границе королевства. Интерес автора к восточным соседям Меровингской державы мог объясняться и его предполагаемой личной близостью к династии австразийских майордомов: судьбы Австразии были непосредственно связаны с историей отношений Франкского государства со славянами и аварами. Именно в «Хронике Фредегара» впервые в литературе латинского Запада подробно рассказано о славянских племенах Центральной Европы, о возникновении там первого известного нам политического объединения славян — «державы» Само, а также о взаимоотношениях славян в Центральной Европе с аварами и германцами.

 

            § 3. Сведения о славянах хронист собрал, очевидно, при австразийском дворе в Меце. Там десятилетиями могли изустно передаваться и (1) рассказы купцов, ездивших к славянам и узнавших там об их борьбе с аварами и о том, как возникло «королевство Само», и (2) рассказ франкского посла Сихария о его миссии к Само, и (3) свидетельства участников похода 631 /632 г. против славян, и (4) воспоминания придворных о решениях короля, связанных с положением на восточной границе государства в 30—40-х годах VII в. Основанные на сообщениях лиц, непосредственно вовлеченных в описываемые события (ср.: Labuda. Państwo, 91—92), известия «Хроники Фредегара» о славянах, по-видимому, в целом достоверны. Вместе с тем сообщения эти, взятые, скорее всего, из вторых рук (мы почти не находим здесь деталей, характерных именно для рассказа очевидца) и записанные почти четверть века спустя после событий, о которых идет речь, неизбежно содержат, как мы убедимся, много неточностей, контаминаций, литературной топики и других черт традиции, ставшей уже легендарной. Следует иметь в виду и то, что, декларируя в прологе к книге IV стремление лишь к достоверности, автор не чужд, однако, и желания просто развлечь читателя занимательными историями. Наконец, некоторые пассажи, где упоминаются славяне, отчетливо тенденциозны (восхваление короля Дагоберта, когда он правил в Австразии; преувеличение его влияния на соседние народы; осуждение последующей политики короля; критика действий франкского посла при дворе Само и т.д.), и это мы также должны будем учитывать при интерпретации текста.

 

            § 4. Язык хроники отстоит очень далеко от классической латыни (смешение падежных окончаний; необычные огласовки, делающие некоторые слова неузнаваемыми; частые синтаксические ошибки, господство анаколуфов и т.д.). В нем заметны сильные рефлексы разговорной речи той языковой среды, в которой «варварская» латынь превращалась постепенно в один из романских языков (старофранцузский) и из которой, как предполагается, происходил сам автор. Поэтому отличить действительные ошибки от новообразованных форм здесь трудно.

 

365

 

 

Из стилистических особенностей отметим широкое использование формул: при описании сходных ситуаций хронист часто повторяет одни и те же лексические «блоки».

 

            § 5. Сохранилось 34 списка хроники. Древнейший из них — Парижский (cod. Parisiensis lat. 10910), возникший в конце VII или начале VIII в. предположительно в Меце. Восходит ли он непосредственно к архетипу, остается неясным. Другие рукописи (конец VIII—XV в.) с Парижским кодексом не связаны (перечень списков и стемму см.: The Fourth Book, XLVI —LVI; Quellen, 36—37).

 

 

I

 

IV. 48. Anno 40. regni Chlothariae homo nomen Samo natione Francos de pago Senonago plures secům negutiantes adcivit, exercendum negucium in Sclavos coinomento Winedos perrexit. Sclavi iam contra Avaris coinomento Chunis et regem eorum gagano ceperant revellare. Winidi befulci Chunis fuerant iam ab antiquito, ut, cum Chuni in exercitu contra gentem, qualibet adgrediebant, Chuni pro castra adunatum illorum stabant exercitum, Winidi vero pugnabant; si ad vincendum prevalebant, tunc Chuni predas capiendum adgrediebant; sin autem Winidi superabantur, Chunorum auxilio fulti virebus resumebant. Ideo befulci vocabantur a Chunis, eo quod dublicem in congressione certamine vestila priliae facientes, ante Chunis precederint. Chuni aemandum annis singulis in Esclavos veniebant, uxores Sclavorum et filias eorum strato sumebant; tributa super alias oppressiones Sclavi Chunis solvebant. Filii Chunorum, quos in uxores Winodorum et filias generaverant, tandem non subferentes maliciam ferre et oppressione, Chunorum dominatione negantes, ut supra memine, ceperant revellare. Cum in exercito Winidi contra Chunus fuissent adgressi, Samo negucians, quo memoravi superius, cum ipsos in exercito perrexit; ibique tanta ei fuit utiletas de Chunis facta, ut mirum fuisset, et nimia multitudo ex eis gladio Winidorum trucidata fuisset. Winidi cernentes utilitatem Samones, eum super se eligunt regem, ubi 30 et 5 annos regnavit feliciter. Plures prilia contra Chunis suo regimini Winidi iniaerunt; suo consilio et utilitate Winidi semper Chunus superant. Samo 12 uxores ex genere Winodorum habebat, de quibus 22 filius et quindecem filias habuit.

 

II

 

IV. 58. ...Timorem vero sic forte sua concusserat utelitas, ut iam devotione adreperint suae se tradere dicionem; ut etiam gente, que circa

 

366

 

 

§ 6. Текст приводится по изданию Б. Круша 1888 г. (Fred.), и поныне наиболее полному и незаменимому. Использованы, кроме того, издания Дж.М. Уоллеса-Хэдрилла с параллельным английским переводом (The Fourth Book, 1—79: только книга IV) и А. Кустернига с немецким (Quellen, 44—241: книги II, 53—IV), а также русский перевод двух фрагментов о Само Н.П. Грацианского (Грацианский. Славянское царство Само, 41—42, 44) и польский перевод фрагментов о славянах М. Плези (Plezia, 128— 133).

 

 

I

 

IV. 48. В год 40-й царствования Хлотаря [1] человек по имени Само, по рождению франк [2], из округа Сансского [3], увлек с собой многих купцов [и] отправился торговать [4] к славянам [5], прозываемым винидами [6]. Славяне уже начали восставать [7] против аваров, прозываемых гуннами [8], и царя их хагана [9]. Виниды уже издавна были «бефульками» [10] гуннов, ибо, когда гунны шли в поход против какого-либо народа [11], гунны, собрав свое войско, стояли перед лагерем, виниды же сражались. Если они оказывались в состоянии победить, тогда гунны подходили, чтобы захватить добычу. Если же винидов одолевали, то, поддержанные гуннами, они вновь обретали силы. «Бефульками» потому называли их гунны, что они шли впереди гуннов, образуя в сражении двойную боевую линию [12]. Гунны каждый год приходили зимовать к славянам, брали жен славян и дочерей их к себе на ложе; сверх других притеснений славяне платили гуннам дань. Сыновья гуннов, рожденные [ими] от жен и дочерей винидов, не выдержав, наконец, злобы и притеснения и отвергнув господство гуннов, как я упомянул выше, начали восставать [13]. Когда виниды пошли походом против гуннов, купец Само, о котором я рассказал выше, отправился с ними в поход [14]; и там столь большая доблесть [15] проявилась в нем против гуннов, что было удивительно, и огромное множество их было уничтожено мечом винидов. Узнав доблесть Само, виниды избрали его над собой королем; там он и царствовал благополучно 30 и 5 лет [16]. Во многие битвы вступали против гуннов виниды в его царствование; благодаря его совету и доблести виниды всегда одерживали над гуннами верх [17]. Было у Само 12 жен из рода славян; от них он имел 22 сына и 15 дочерей [18].

 

(Далее — о византийских интригах в том же году при дворе короля лангобардов.)

 

II

 

IV. 58. (Слушаясь совета Арнульфа, епископа Мваркого, и майордома Липина, Дагоберт так успешно правил Австразией, что снискал себе похвалу всех народов.) Страх же доблесть [19] его [20] внушала такой, что уже

 

367

 

 

limite Avarorum et Sclavorum consistent, ei prumptae expetirint, ut ille post tergum eorum iret feliciter, et Avaros et Sclavos citerasque gentium nationes usque manum publicam suae dicione subiciendum fiducialiter spondebant.

 

III

 

IV. 68. Eo anno Sclavi coinomento Winidi in regno Samone negu- ciantes Francorum cum plure multetudine interfecissent et rebus expoliassint, haec fuit inicium scandali inter Dagobertum et Samonem regem Sclavinorum. Dirigensque Dagobertus Sycharium legatarium ad Samonem, paetens, ut neguciantes, quos sui interfecerant aut res inlecete usorpaverant, cum iusticia faceret emendare. Samo nolens Sicharium vedere, nec ad se eum venire permitteret, Sicharius vestem indutus ad instar Sclavinorum, cum suis ad conspectum pervenit Samonem; universa quod iniunctum habuerat eidem nunciavit. Sed, ut habit gentiletas et superbia pravorum, nihil a Samone, que sui admiserant, est emendatum, nisi tantum placeta vellens instetuere, de hys et alies intencionibus, que inter partes orte fuerant, iustitia redderetur in invicem. Sicharius, sicut stultus legatus, verba inproperiae, quas iniunctas non habuerat, et menas adversus Samonem loquitur, eo quod Samo et populus regni sui Dagobertum diberint servicium. Samo respondens, iam saucius dixit: «Et terra quam habemus Dagoberto est, et nos sui sumus, si tamen nobiscum disposuaerit amicicias conservare». Sicharius dicens: «Non est possebelem, ut Christiani et Dei servi cum canebus amicicias conlocare possint». Samo ae contrario dixit: «Si vos estis Dei servi, et nos Dei canes, dum vos adsiduae contra ipsum agetis, nos permissum accepimus vos morsebus lacerare». Aegectus est Sicharius de conspectum Samones. Cum haec Dagoberto nunciassit, Dagobertus superveter iubet de universum regnum Austrasiorum contra Samonem et Winidis movere exercitum; ubi trebus turmis falange super Wenedus exercitus ingreditur, etiam et Langobardi solucione Dagoberti idemque osteleter in Sclavos perrixerunt. Sclavi his et alies locis e contrario preparaiites, Alamannorum exercitus cum Crodoberto duci in parte qua ingressus est victuriam optenuit. Langobardi idemque victuriam optenuerunt, et pluremum nummerum captivorum de Sclavos Alamanni et Langobardi secum duxerunt. Aost- rasiae vero cum ad castro Wogastisburc, ubi plurima manus forcium Venedorum inmuraverant, circumdantes, triduo priliantes, pluris ibidem de exercito Dagoberti gladio trucidantur et exinde fogaceter, omnes tinturius et res quas habuerunt relinquentes, ad propries sedebus revertuntur. Multis post haec vecebus Winidi in Toringia et relequos vastandum pagus in Francorum regnum inruunt; etiam et Dervanus dux gente Surbiorum, que ex genere Sclavinorum erant et ad regnum Francorum

 

368

 

 

с благоговением спешили [21] предать себя его власти; так что и народы, находящиеся близ границы аваров и славян [22], с готовностью упрашивали его, чтобы он благополучно шел позади них [23], и твердо обещали, что авары, и славяне, и другие народы [24] вплоть до империи [25] будут подчинены его власти [26].

 

(Дагоберт превосходил славой всех прежних франкских королей, пока не перенес свою резиденцию в Париж.)

  

III

 

(После смерти своего брата, правившего между Луарой и Пиренеями, Дагоберт забрал его королевство и казну себе.)

 

IV. 68. В тот год [27] славяне, именуемые винидами, в королевстве Само в большом множестве убили франкских купцов [28] и разграбили [их] добро [29]; это было началом распри между Дагобертом и Само, королем славян. И направил Дагоберт посла Сихария к Само, добиваясь, чтобы [тот] приказал дать справедливое возмещение [30] за торговцев, которых его люди убили или у которых они незаконно отняли имущество. Само не захотел видеть Сихария и не позволил, чтобы тот к нему явился [31], [тогда] Сихарий, одевшись, как славянин [32], предстал вместе со своими людьми перед взором Само [и] передал ему все, что ему было поручено. Но, как свойственно язычеству и гордыне порочных, ничего из того, что совершили его люди, Само не поправил, пожелав лишь устроить разбирательство [33], дабы в отношении этих и других раздоров [34], возникших между сторонами, была осуществлена взаимная справедливость. Сихарий, как неразумный посол, произнес слова осуждения, которые [ему] не было поручено говорить, и угрозы против Само, ибо Само и народ его королевства должны-де [35] служить [36] Дагоберту [37]. Отвечая, Само, уже уязвленный, сказал: «И земля, которой владеем, Дагобертова, и сами мы его [люди], если только он решит сохранять с нами дружбу» [38]. Сихарий сказал: «Невозможно, чтобы христиане и рабы Божьи могли установить дружбу с псами» [39]. Само же возразил: «Если вы Богу рабы, а мы Богу псы, то, пока вы беспрестанно действуете против Него, позволено нам терзать вас укусами» [40]. [И] выгнан был Сихарий с глаз Само.

 

Когда он сообщил это Дагоберту, тот надменно приказал [собранное] со всего королевства австразийцев [41] войско двинуть против Само и винидов [42]; когда тремя отрядами войско напало на винидов, также и лангобарды [43], за плату от Дагоберта [44], выступили в то же время как неприятели против славян. Славяне, со своей стороны, в этом и других местах приготовились; войско алеманнов [45] с герцогом Хродобертом [46] в [той] стороне, где оно вторглось, одержало победу. Лангобарды также одержали победу, и большое количество пленных из страны славян увели с собой алеманны и лангобарды [47]. Когда же [48] австразийцы окружили крепость Вогастисбурк [49], где заперся внутри стен многочисленный отряд стойких винидов, и три дня сражались, то многие из войска Дагоберта были там же уничтожены мечом и оттуда бегом, оставив все палатки и вещи, какие имели,

 

369

 

 

iam olem aspecserant, se ad regnum Samonem cum suis tradedit. Estaque victuria, qua Winidi contra Francos meruerunt, non tantum Sclavinorum fortitudo optenuit, quantum dementacio Austrasiorum, dum se cernebant cum Dagoberto odium incurrisse et adsiduae expoliarintur.

 

IV

 

IV. 72. Eo anno in Abarorum cuinomento Chunorum regnum in Pannia surrexit viaemens intentio, eo quod de regnum certarint, cui deberetur ad sucedendum: unus ex Abares et alius ex Bulgaris, collicta multetudinem, uterque in invicem inpugnarint. Tandem Abaris Burgarus superant. Burgaris superatis, nove milia verorum cum uxoris et liberis de Pannonias expulsi, ad Dagoberto expetint, petentes, ut eos in terra Francorum manendum receperit. Dagobertus iobit eos iaemandum Badowarius recipere, dummodo pertractabat cum Francis, quid exinde fierit. Cumque dispersi per domus Baioariorum ad hyemandum fuissent, consilium Francorum Dagobertus Baioariis iobet, ut Bulgarus illus cum uxoris et liberis unusquisque in domum suam una nocte Baiuariae interficerint. Quod protinus a Baiovaries est impletum nec quisquam ex illis remansit Bulgaris, nisi tantum Alciocus cum septinientis viris et uxoris cum liberis, qui in marca Vinedorum salvatus est. Post haec cum Wallucum ducem Winedorum annis plurimis vixit cum suis.

 

V

 

IV. 74. Anno decerno regni Dagoberti, cum ei nunciatum fuissit, exercitum Winitorum Toringia fuisse ingressum, cum exercito de regnum Austrasiorum de Mettis urbem promovens, transita Ardinna, Magancia cum exercito adgreditur, disponens Renum transire, scaram de electis viris fortis de Neuster et Burgundia cum ducebus et grafionebus secum habens. Saxones missus ad Dagobertum dirigunt, petentes, ut eis tributa, quas fisci dicionebus dissolvebant, indulgerit; ipse vero eorum studio et utiletate Winidis resistendum spondent et Francorum limete de illis partebus custodire promittent.

 

VI

 

IV. 75. Anno undecimo regni Dagoberti, cum Winidi iusso Samone forteter severint et sepius, transcesso eorum limite, regnum Francorum vastandum Toringia et relequos pagus ingrederint, Dagobertus Mettis orbem veniens, cum consilio pontevecum seo et procerum, omnesque

 

370

 

 

возвратились в свои жилища. Много раз после этого виниды вторгались в Тюрингию и другие области [50] ради разорения Франкского королевства [51]. Также и Дерван [52], князь [53] народа сорбов [54], которые были из рода славян и уже издавна относились к Франкскому королевству [55], предался со своими людьми королевству Само [56]. Победу же, которую виниды стяжали над франками, принесла не столько храбрость славян, сколько безрассудство австразийцев, так как они видели к себе ненависть Дагоберта и беспрестанно подвергались ограблению [57].

 

(Далее — о действиях короля лангобардов против мятежного герцога Тосканы в том же году.)

 

IV

 

(Король лангобардов разорил и разрушил приморские города в Лигурии.)

 

IV. 72. В тот год [58] в царстве аваров, именуемых гуннами, в Паннонии возник сильный раздор, ибо боролись за царскую власть — к кому она должна перейти. Один из аваров, а другой из булгар, собрав множество людей, стали нападать друг на друга. Наконец авары взяли верх над булгарами [59]. Когда булгары были побеждены, то девять тысяч мужчин с женами и детьми, изгнанные из Паннонии, обратились к Дагоберту, прося, чтобы их приняли на жительство в страну франков. Дагоберт приказал баварам [60] принять их на зимовку, пока он вместе с франками обдумывал, что из этого выйдет. Когда же [булгары] были рассеяны по домам баваров для зимовки, Дагоберт по совету франков приказал баварам, чтобы тех булгар с женами и детьми они в Баварии, каждый в своем доме, в одну ночь убили [61]. Это тотчас же было баварами исполнено [62], [и] никого из тех булгар не осталось, кроме лишь Алциока с семьюстами мужчинами с женами и детьми [63]; он спасся в марке винидов [64]. После этого он со своими людьми прожил много лет с Валлуком [65], князем винидов.

 

(В том же году в Испании магнат Сисенанд с помощью Дагоберта захватил королевский престол.)

 

V

 

IV. 74. В год 10-й царствования Дагоберта [66], когда ему было сообщено, что войско винидов вторглось в Тюрингию, он с войском из королевства австразийцев двинулся из города Мец и, перебравшись через Арденны [67], подошел с войском к Майнцу, предполагая перейти Рейн; он имел при себе скару [68] из отборных храбрых мужей из Нейстрии и Бургундии с герцогами и графами [69]. Саксы [70] направили к Дагоберту послов, прося освободить их от дани, которую выплачивали в королевскую казну; сами же обязались с усердием и доблестью давать отпор винидам и обещали охранять в тех местах границу франков.

 

(Дагоберт удовлетворил просьбу саксов, но из их обещания мало что вышло.)

 

371

 

 

primatis regni sui consencientibus, Sigybertum, filium suum, in Auster regem sublimavit sedemque ei Mettis civitatem habere permisit. Chunibertum Coloniae urbis pontevecem et Adalgyselum ducem palacium et regnum gobernandum instetuit. Deinceps Austrasiae eorum studio limetem et regnum Francorum contra Winedus utiliter definsasse nuscuntur.

 

VII

 

IV. 77. Radulfus dux, filius Chamaro, quem Dagobertus Toringia docem instetuit, pluris vecibus cum exercito Winedorum demicans, eosque victus vertit in fogam. Uius superbiae aelatus et contra Adalgyselum ducem diversis occansionebus inimicicias tendens, paulatem contra Sigybertum iam tunc ciperat revellare.

 

VIII

 

IV. 87. Cumque anno octavo Sigybertus regnarit, Radulfus dux Toringiae vehementer contra Sigybertum revellandum disposuissit, iusso Sigyberti omnes leudis Austrasiorum in exercitum gradiendum banniti sunt...

 

Sigybertus deinde Buchoniam cum exercito transiens, Toringiam properans; Radulfus haec cernens, castrum lignis monitum in quodam montem super Unestrude fluvio in Toringia construens, exercitum undique, quantum plus potuit, coi legens, cum uxorem et liberis in hunc castrum ad se definsandum stabilibit. Ibique Sigybertus cum exercitum regni sui veniens, castrum undique circumdat exercitus; Radulfus vero intrinsecus ad prilio forteter praeparatus sedebat...

 

Radulfus superbia aelatus admodum, regem se in Toringia esse cinsebat; amicicias cum Winidis firmans, ceterasque gentes, quas vicinas habebat, cultum amiciciae oblegebat. In verbis tamen Sigiberto regimini non denegans; nam in factis forteter eiusdem resistebat dominacionem.

 

372

 

 

VI

 

IV. 75. В год 11-й царствования Дагоберта [71], когда виниды по приказу Само сильно неистовствовали и, часто переходя их границу, вторгались ради разорения Франкского королевства в Тюрингию и другие области, Дагоберт, прибыв в город Мец, по совету епископов и вельмож и с согласия всех знатных лиц своего королевства возвел Сигиберта [72], своего сына, на королевский престол в Австразии и позволил ему иметь резиденцией город Мец. (Управлять дворцом и королевством там Дагоберт назначил Куниберта, епископа Кёльнского, и герцога Адальгизела.) Известно, что в дальнейшем австразийцы с усердием и доблестью защищали границу королевства франков от винидов.

 

VII

 

IV. 77. Герцог Радульф, сын Хамара [73], которого Дагоберт поставил герцогом в Тюрингии [74], много раз сражался с войском винидов и, победив, обратил их в бегство [75]. Возгордившись этим и проявляя по разным поводам враждебность к герцогу Адальгизелу, он уже начал тогда мало-помалу восставать против Сигиберта.

 

VIII

 

IV. 87. И когда Сигиберт царствовал 8-й год [76], Радульф, герцог Тюрингии, задумал со всей силой восстать [77] против Сигиберта [78], [и] по приказу Сигиберта все левды [79] Австразии были в силу банна призваны выступать в поход [80].

 

(Перейдя Рейн, Сигиберт призвал в свое войско все подвластные ему народы за Рейном, после чего разгромил магната Фару, союзника Радульфа. Вся австразийская знать и войско договорились, что никто не сохранит жизнь Радульфу, но он все же спасся.)

 

Затем Сигиберт, пройдя с войском Бухонию [81], поспешил в Тюрингию. Узнав об этом, Радульф построил на некоей горе над рекой Унструт в Тюрингии крепость из бревен и, собрав отовсюду как можно больше войска, укрепился в этой крепости с женой и детьми, дабы защищаться. И когда Сигиберт прибыл [туда] с войском своего королевства, войско окружило крепость со всех сторон. Радульф же сидел внутри, твердо решившись на битву.

 

(Неопытность 11-летнего короля и сговор некоторых его военачальников с Радульфом позволили герцогу полностью разгромить войско Сигиберта, который едва добился от победителя права отойти назад за Рейн.)

 

Весьма возгордившись, Радульф стал считать себя в Тюрингии королем [82]. Утвердив дружбу [83] с винидами, он также другие народы, жившие по соседству, связал с собой отношениями дружбы. На словах он все же не отвергал власти Сигиберта, но на деле решительно противился его господству.

 

373

 

 

 

    КОММЕНТАРИЙ

 

1. Хлотарь II (ум. в 629 г.) — король Нейстрии с 584 г., в 613 г. объединил под своей властью все Франкское королевство. 40-й год его царствования — 623/624 г.

 

2. Несмотря на ясное, казалось бы, свидетельство хрониста, происхождение Само остается загадкой. В анонимном зальцбургском трактате «Обращение бава- ров и карантанцев» (870 г. — см.: Wolfram. Die Geburt, 89, 487, Anm. 20) говорится: «Некий славянин (Sclavus) по имени Само, находясь у карантанцев, был князем того племени» (Conversio 4, с. 40). Далее идет история конфликта Само с франкским королем (см. гл. 68), изложенная не по «Хронике Фредегара», а в той тенденциозно искаженной версии, которая приведена в «Деяниях Дагоберта I» — компилятивном панегирическом сочинении, составленном в аббатстве Сен-Дени незадолго до 835 г. О происхождении же Само «Деяния» вообще умалчивают, так что утверждение, будто Само был славянином, или почерпнуто зальцбургским анонимом из местной карантанской устной традиции, которой он мог пользоваться наряду с «Деяниями» (Kos, 15—16, 22—23; Grafenauer. Novejša literatura, 158—159, 168), или же является его собственной логической конструкцией (князь славянского племени — следовательно, славянин) (ср.: Labuda. Państwo, 47—50, 125; Kollautz, Miyakawa. Geschichte und Kultur, II, 392). Хотя полностью отрицать влияние устной традиции на рассказ зальцбургского автора о Само нет оснований (ср. комментарий X. Вольфрама — Conversio, 24, 74—75), более вероятно, однако, что создатель полемического трактата, призванного доказать церковные права Зальцбургского архиепископа на Нижнюю Паннонию, использовал только ту информацию, которая содержалась в авторитетном для современников письменном тексте — в «Деяниях Дагоберта», единственном достоверно известном источнике сведений о Само в «Обращении». Основываясь на этих сведениях, автор трактата вполне мог дополнить их собственными логическими построениями, особенно если они (как в случае с происхождением Само) не противоречили исходной информации.

 

Этническая принадлежность Само издавна вызывает споры. Были высказаны гипотезы о его франкском, славянском, кельтском происхождении, опиравшиеся как на сообщения «Хроники Фредегара» и «Обращения», так и на различные этимологии его имени (подробный критический обзор этих гипотез см.: Labuda. Państwo, 96—101). Вслед за Й.Й. Микколой (Mikkola. Samo, 77—78), Г. Лабуда детально обосновал точку зрения, согласно которой имя Само (*Sam/*Samo) — кельтское, а сам он был галлоримлянином из Северной Галлии, где население было в VI — начале VII в. этнически смешанным, а христианство еще не проникло глубоко в сознание и быт местных жителей — став «королем» славян, Само, как видно из дальнейшего, следовал языческому обычаю полигамии и в гл. 68 прямо назван язычником (Labuda. Państwo, 96—124, 290). Мнение это было поддержано рядом ученых (Chaloupecký. Samon, 225; Kollautz, Miyakawa. Geschichte und Kultur, II, 432).

 

Иную позицию занял Х. Кунстманн: подобно тому как ниже хронист превращает титул «хаган» в имя аварского «царя» (regem eorum gagano), так и здесь эпитет, входивший предположительно в титул славянского правителя (*samъ, «единовластный»), переосмыслен как его личное имя и воспроизведен по характерной для хрониста «орфографической „системе“, основывающейся на чисто

 

374

 

 

акустической рецепции» (*samъ > Samo) (Kunstmann. Der Name Samo, 6—7; Kunstmann. Samo, 171—173; Kunstmann. Herkunft, 299—300; cp. коммент. 52, 65). Версия эта нашла себе сторонников (Claude. Aspekte, 74), но вызвала и сомнения: такое обращение хрониста со славянской лексикой не имеет аналогий (Strzelczyk. Państwo Samona, 213; Pohl. Die Awaren, 257—258). В принципе подобное переосмысление вполне могло иметь место: ошибка с «хаганом» достаточно убедительна, к тому же она встречается и у других средневековых авторов (см. коммент. 9); наконец, еще одно приводимое хронистом имя — Walluc(us) давно уже рассматривается многими исследователями как превращенный в антропоним славянский апеллятив *vladyka (см. коммент. 65). Вместе с тем эпитета *samъ в титулатуре славянских правителей мы в источниках не находим, поэтому гипотеза Х. Кунстманна также не помогает решить проблему этнической принадлежности Само. Напомним, что имя героя было записано автором — выходцем из Бургундии со слов неизвестных нам информаторов. Они же, в свою очередь, узнали его в славянской среде, где оно могло подвергнуться переогласовке, так что судить о его этимологии особенно трудно.

 

И сегодня слова хрониста понимаются обычно как однозначное указание на франкское происхождение Само (cp.: Kunstmann. Das Zentrum, 83, 91; Claude. Aspekte, 74; Johanek. Der «Aussenhandel», 245). Оправданно ли такое понимание? Выскажем лишь некоторые соображения:

 

            1) Еще в конце XVIII в. Ф. Пельцель заметил, что в «Хронике Фредегара» не используется формула: natione + этноним для обозначения этнической принадлежности героев (Pelzel. Samo, 224—226). Действительно, в книге IV и в оригинальных частях других книг хроники формулы: genere / ex genere / generis + этноним встречаются 21 раз, а формула: natione + этноним — только 4 раза, причем, как показал Г. Лабуда, нет уверенности, что в этих четырех случаях речь идет именно об этническом происхождении героя (Labuda. Państwo, 101—06). Только термин genus использует для обозначения этнического происхождения Григорий Турский (конец VI в.) (Greg. V. 7, 12; VIII. 15; X. 2, 26, с. 204, 206, 207, 380, 482, 519). В меровингских житиях VII в. слова genere / ex genere / generis мы находим в этой функции 12 раз (MGH SRM, II, 483; IV, 78, 94, 131, 136, 589, 676, 678; V, 35, 226, 243), prosapie — 1 раз (MGH SRM, II, 432) и natione — 2 раза (MGH SRM, III, 652; IV, 724). Формула: natione + этноним может, следовательно, указывать и на этническую принадлежность, но для периода до середины VIII в. такое словоупотребление не характерно.

 

В памятниках VI—VII вв. natio обозначает нередко социально-юридический статус, присущий человеку от рождения (cp.: Marculfi form. I. 3, 7, с. 43, 45, 47), систему права, в которой он родился. Поэтому, по мнению Э. Цёлльнера, Само был франком не по крови, а по правовой принадлежности (Zöllner. Die politische Stellung, 63). По предположению Г.Л абуды, речь шла, скорее, о принадлежности государственно-политической: он переводит natione Francos «родом из государства франков» (Labuda. Państwo, 101—106, 322, 324). Добавим, однако, что в некоторых контекстах термин natio имеет в VII в. конфессиональный (ср.: natione gentile — Form. Andecav. № 51, с. 22), а также географический смысл (ср.: natione barbara de regione Thoringa — Vita S. Radegundis I. 2, c. 365). Специальное исследование, проведенное Х.-Д. Калем, показало, что географическое значение термина natio в раннесредневековых памятниках преобладало; чисто этническая же интерпретация, хотя и не исключена, является лишь одной из возможных

 

375

 

 

(Kahl. Natio, 69—70, 76, 103—105). Наконец, неоспорима связь natio в VI—VII вв. с понятиями «рождение», «уроженец» (ср. примеры: Niermeyer. Lexikon, 714). Таким образом, хронист, на наш взгляд, отнюдь не говорит однозначно, что Само был франком по своей этнической принадлежности, т.е. происходил от родителей-франков. Natione Francos («по рождению франк») можно понять также в политическом, а еще скорее — в географическом смысле: «франк по месту рождения», «родившийся в стране франков»;

 

            2) Ниже автор прямо указывает, из какой области происходил Само (см. коммент. 3). Если это была область с этнически смешанным населением (весьма частое явление в меровингской Европе), то вполне возможно, что при создании хроники спустя более 30 лет после описываемых событий хронист уже не мог узнать точно, к какой именно этнической группе относился его герой (есть предположения, что гл. 48 была включена в текст книги IV позже других, дабы объяснить читателю предысторию событий, описанных в гл. 68, рассказать, как Само появился у славян и стал ими править. — Fritze. Awaren, 519; Tyszkiewicz. Problem, 102: гл. 48 — «австразийская интерполяция»). Автору не оставалось ничего другого, как отметить хотя бы место рождения Само, его принадлежность к той обширной территориально-политической общности, название которой дала малочисленная, но господствовавшая этническая группа — франки. Привыкший точно определять этническое происхождение своих героев, но не имевший, возможно, в случае с Само достаточной информации, хронист вынужден был ограничиться указаниями политико-географическими: Само — выходец из страны франков, из такого-то округа;

 

            3) Стать купцом было естественнее в то время для галлоримлянина, чем для собственно франка (ср.: Labuda. Państwo, 124). Действительно, наряду с евреями и другими выходцами с Ближнего Востока доминирующую роль в торговле Меровингского государства играло романизованное население Галлии. В памятниках VIII в. упомянуты также купцы германского происхождения — англосаксы, фризы. Но собственно франки нигде в других источниках среди занимающихся торговлей прямо не названы. Если бы Само был франком, это был бы единственный известный нам купец-франк меровингской эпохи (ср.: Claude. Aspekte, 65—74; Johanek. Der «Aussenhandel», 231, 240—247);

 

            4) Далее, в главе 68, хронист рассказывает о нападении славян на neguciantes Francorum (в «Деяниях Дагоберта» — negotiatores Francorum). В них можно видеть как франков, так и — что более вероятно — просто выходцев из Франкского королевства. В пользу такого понимания говорит то, что в «Обращении баваров и карантанцев» говорится о negotiatores Dagoberti regis (Conversio 4, c. 40), т.е. отмечена их политическая, а не этническая принадлежность. Таким же торговцем из страны франков можно считать и Само.

 

Итак, из текста хроники отнюдь не следует однозначно, что Само был франком по своему этническому происхождению. Гипотеза о том, что он был романизованным кельтом, галлоримлянином, представляется пока наиболее обоснованной. И все же вопрос остается открытым.

 

3. Слова de pago Senonago традиционней относятся к округу города Санс на Нижней Йонне, к юго-востоку от Парижа (MGH SRM, II, 144, п. 5; Mikkola. Samo, 78—79; Labuda. Państwo, 112—119, 124, 322; Kunstmann. Dagobert, 291, Anm. 45). В «Книге истории франков» (727 г.) этот округ назван paygus Sennonicus (LHF, 37, c. 307).

 

376

 

 

Отсюда — предложенная Й.Микколой реконструкция: Sen(n)onicus > *Senonacus > *Senonagus. Другая, более старая гипотеза (Суаньи в Эно, Бельгия) имеет сегодня лишь очень немногих сторонников (Verlinden. Slavenhandel, 5; Claude. Aspekte, 74; английский и немецкий переводчики также принимают Суаньи, но в комментариях не оспаривают и первой версии — The Fourth Book, 39—40, n. 1; Quellen, 208, Anm. 66; 209).

 

Еще одну интерпретацию этого названия предложил Х. Кунстманн. Отметив, что реконструированная Микколой форма Senonagus не соответствует обычным для меровингских авторов способам образования наименований округов, он высказал свое смелое предположение: хронист воспроизводит здесь по слуху славянский перевод первой части германского топонима Заальгау (Senonago < *Sĕnьńь go < Saalgau). Само, по мнению исследователя, происходил от первых франков, поселившихся к северу от Майна, в Нижней Франконии, около 600 г. (Kunstmann. Herkunft, 293—306, 311—312.). Однако столь ранняя датировка франкской колонизации этой области ничем не подтверждается, как и предположение, будто там уже в то время возникали славянские топонимы. Гипотеза Х. Кунстманна была встречена в основном скептически (см.: Strzelczyk. Państwo Samona, 215; Johanek. Der «Aussenhandel», 245, Anm. 164).

 

Напротив, в пользу «округа Сансского» говорит также то, что он был одной из наиболее этнически смешанных областей Северной Галлии, там соседствовали галлоримляне, франки, бургунды, алеманны, причем влияние германцев было незначительным (Gamillscheg. Romania Germanica, I, 134—135; Pfister. Die Bedeutung, 147—151). Без дополнительной информации судить об этнической принадлежности уроженца этого округа было трудно (ср. коммент. 2). Наконец, Парижский регион был с VII в. крупнейшим центром европейской торговли (Johanek. Der «Aussenhandel», 220—225, 240). Именно там уже в начале VII в. могли быть благоприятные условия для того, чтобы собрать «многих купцов» для поездки к славянам.

 

4. Термины negotium exercere, negotians во всех меровингских текстах указывают на занятие торговлей. В начале VII в. купцы из Франкского государства продавали в славянских землях главным образом оружие и предметы конской упряжи (Kostrzewski, Labuda. Frankonia, 67, 70; Kollautz, Miyakawa. Geschichte und Kultur, I, 234—235; II, 216—226; Zábojník. К výskytu, 205). Торговцем оружием был, очевидно, и Само (Claude. Aspekte, 75). Был ли он к тому же работорговцем, как считает Ш. Верлинден (Verlinden. Problèmes, 1094; Verlinden. Slavenhandel, 5—6), сомнительно: в памятниках VI—VII вв. на Западе говорится о рабах самого различного происхождения, но только не о славянах. Первое упоминание о славянах-рабах относится предположительно лишь к 30-м годам VIII в. (Johanek. Der «Aussenhandel», 246—247, 253—254). Упомянутая в хронике крупная торговая экспедиция была, вероятно, связана с тем, что до Западной Европы уже дошли вести о славяно-аварских конфликтах в Подунавье, создавших благоприятную конъюнктуру для торговли оружием.

 

5. Где жили славяне, к которым отправился Само и которые затем «избрали его над собой королем», точно установить невозможно. Ясно, что речь идет о пограничье Аварской державы, открытом для аварских набегов и для славяно-аварских культурных взаимовлияний, но не находившемся в начале VII в. под прочным контролем хагана. Как свидетельствует археология, такими областями могли быть тогда Южная Моравия, прилегающие к ней районы Нижней Австрии

 

377

 

 

и Юго-Западная Словакия (Avenarius. Awaren, 124—127, 250—251, Anm. 2—4, 11; Авенариус. «Государство Само», 67—68; Kučera. Typologia, 870; Čilinska. Zur Frage, 82—83; Klanica. Počátky, 216). Из главы 68 мы узнаем, что «держава» Само соседствовала с княжеством сорбов (в междуречье Эльбы и Заале — см. коммент. 54), а также с Тюрингией. Это означает, что под контролем Само находилась, по-видимому, и Чехия, тесно связанная в то время с Подунавьем (ср.: Třeštík. Vznik, 71—72).

 

О распространении же власти Само далеко на юг говорит то, что в 631/632 г. в войне против «короля винидов» франки сочли необходимым привлечь себе на помощь лангобардов, шедших из Италии (см. коммент. 43—44). «Держава» Само должна была занимать обширную территорию, так как три войска (франки, алеманны и лангобарды), наступая с разных сторон, действовали там против славян совершенно независимо друг от друга (Fred. IV. 68, с. 155). Наконец, в «Обращении» прямо говорится, что Само, «находясь у карантанцев, был князем этого племени» (Conversio 4, с. 40). Не исключено, что зальцбургский аноним, не найдя в «Деяниях Дагоберта» известий о том, где правил Само, просто соединил рассказ о нем с историей хорошо известных в Зальцбурге славян в Карантании (Labuda. Państwo, 48—50, 125, 132—136). Но возможно и то, что предки карантанцев VIII—IX вв. действительно были в той или иной мере подвластны Само (Grafenauer. Novejša literatura, 154—162; Grafenauer. Zgodovina, 349—353; Avenarius. Awaren, 137, 164, 251, Anm. 4; Авенариус. «Государство Само», 67; Ditten. Bemerkungen, 523—525; Wolfram. Die Geburt, 95, 341) или — что гораздо вероятнее — вошли с ним в тесный союз (Łowmiański. Początki, IV, 239—242; Bertels. Carantania, 104—107; cp. также коммент. 64). Только это объясняло бы участие соседних с ними лангобардов в войне против «короля винидов». Итак, обширная «держава» Само представляла собой, очевидно, временную конфедерацию славянских племен, вступивших тогда в борьбу в аварами, причем границы этой конфедерации были подвижны, могли изменяться: одни племена отпадали, другие присоединялись (как сорбы в 631/ 632 г. — см. главу 68).

 

Центр «державы» располагался, по-видимому, в ее северо-западной части, так как именно на этом направлении должны были действовать главные силы короля Дагоберта, пришедшие из Франкского королевства, а сами славяне «по приказу Само» многократно вторгались в Тюрингию (Fred. IV. 68, 75). Понятно, что приказы Само имели наибольшую силу там, где находилось средоточие его власти, которое, таким образом, не могло быть сильно удалено от границ Франкского королевства. Трудно поэтому согласиться с локализацией центра «державы» Само в Юго-Западной Словакии — в Братиславе (Kučera. Typologia, 870—872; ср., напротив: Friesinger. Die Slawen, 9; Chropovský. Včasnoslovanský vývoj, 96). Как справедливо подчеркивал А. Авенариус, смысл и значение обширной «империи» Само состояли в борьбе с аварами (Avenarius. Awaren, 125). Вполне естественно, что наиболее вероятные очаги такой борьбы (славянские земли на левобережье Среднего Дуная) и могли стать ядром антиаварской конфедерации. Из той же хроники мы знаем, что и после решающей победы над «гуннами» Само еще много раз лично «советом и доблестью» помогал «винидам» против них, так что его резиденция не должна была находиться слишком далеко от славяно-аварского пограничья. Расположенные в стратегически важных пунктах славянские поселения, с которыми связаны известные некрополи VII в.

 

378

 

 

в Южной Словакии (Девинска Нова Вес, Загорска Быстрица, Желовце и др.), очевидно, прикрывали центр «державы» от аваров (Glińska. Zur Frage, 81—82; указывая на археологические свидетельства присутствия в Южной Словакии аваров, Х. Фризингер вообще отрицает существование там власти Само — Friesinger. Die Slawen, 9).

 

Для самого же центра больше подходили Южная Моравия и прилегающие к ней северо-восточные районы Нижней Австрии (ср.: Labuda. Państwo, 137—147, 186—189, 288; Avenarius. Awaren, 125—127; Авенариус. «Государство Само», 67—70; Poulik. Mikulčice, 32—48; Friesinger. Die Slawen, 9—10; Pohl. Die Awaren, 260—261), расположенные ближе, чем Словакия, и к области сорбов, и к Тюрингии. Кроме того, в отличие от Словакии, где археологически прослеживается славяно-аварское культурное взаимодействие уже в первой половине VII в. (Čilinská. The development, 239—246), к западу от Моравы следов такого взаимодействия нет, и мы вправе предполагать, что именно там прочно и безраздельно господствовали в эпоху Само силы, враждебные аварам.

 

Далее же к западу непосредственные славяно-аварские контакты и столкновения маловероятны, поэтому там центр «державы» Само едва ли мог возникнуть: попыток искать его на верхнем Майне, во Франконии (Vaněček. Souvislost, 215—220; Kunstmann. Das Zentrum, 69—101), большинство исследователей не поддержало (ср.: Kučera. Typologia, 870; Strzelczyk. Państwo Samona, 216). По-прежнему сохраняют силу два критерия локализации ядра «империи» Само, выдвинутые Х. Ловмяньским («с одной стороны, близость аварских центров, с другой — собственная широкая и сильная поселенческая основа»), и его вывод: «Не видно, чтобы районы на Майне отвечали этим условиям» (Łowmiański. Początki, III, 198; IV, 303—304).

 

Наконец, недавно З. Кланица предложил искать резиденцию Само к северу от Крконош и Есеников: там (например, в северной части Нижней Силезии) в начале VII в. уже были славянские города, где мог жить Само со своими женами и детьми; на территории же Чехии и Словакии столь ранних укрепленных поселений еще не обнаружено (Klanica. Počátky, 172, 216; ср., напротив: Chropovský. Včasnoslovanský vývoj, 96—97). Однако могли ли эти северные земли быть главным очагом борьбы с аварами и политическим центром конфедерации племен, простиравшейся далеко на запад и на юг? Вопрос остается открытым, пока дальнейшие успехи археологии не дадут на него убедительного ответа.

 

6. Из многочисленных в хронике написаний этого этнонима (Winidi, Winedi, Winodi, Winiti, Wenedi, Venedi, Vinedi) мы используем для транслитерации преобладающую: Winidi. Как обозначение славян этот этноним был более употребителен в обыденной разговорной речи, чем «книжный» термин Sclavi (подробнее см. выше, с. 360, коммент. 1). Этноним Winidi в разных написаниях встречается в «Хронике» 24 раза, Sclavi — 11, Sclavini — 4, Esclavi — 1 раз. Заметное преобладание первого этнонима вполне соответствует устному характеру источников, использованных в этих главах.

 

7. начали восставать — ceperant revellare. Используя здесь и ниже эту формулу, хронист явно имеет в виду не единовременный акт мятежа, а длительный процесс высвобождения славян из-под давления со стороны аваров (ср. ниже в главе 77: герцог Радульф против короля Сигиберта paulatem ... ciperat revellare. И здесь перед нами — постепенно нарастающее неповиновение).

 

379

 

 

Открытое сопротивление натиску аваров (ср. коммент. 13) славяне стали, возможно, оказывать еще до поражения хагана под Константинополем в 626 г.: так, по словам хрониста, в 623/624 г., когда Само отправился к «винидам», те «уже начали восставать...». Аварам, вновь занятым в то время борьбой с Византией (Avenarius. Awaren, 112—114), эти локальные конфликты не казались, видимо, столь серьезными и не помешали хагану в 626 г. еще раз выступить с большим войском к Константинополю. Лишь крупное поражение аваров в 626 г. позволило славянам на несколько десятилетий остановить их экспансию на север и на запад от Паннонии.

 

8. Отождествление аваров и гуннов характерно как для «Хроники Фредегара» (cp.: Fred. II. 57; III. 55, 65; IV. 72, с. 80, 108, 110, 157), так и для всей средневековой латинской литературы. Повторив путь других восточных кочевников, центральноазиатские племена различного происхождения, объединенные общим именем «авары» и властью единого предводителя, явились в 60-х годах VI в. в Паннонию и создали там могучую полиэтническую державу (Avenarius. Awaren, 57—59, 74—84; Szymański, Dąbrowska. Awarzy, 32—34; Pohl. Die Awaren, 27—37, 328—329), правителем которой был хаган (Deér. Untergang, 758-762, 774-779; Pohl. Die Awaren, 174—178).

 

9. В латинской литературе средневековья титул «хаган» (caganus, cacanus, gaganus) часто принимали за имя аварского вождя (cp.: Glossar, II, 288—291).

 

10. Вслед за другими переводчиками (cp.: Quellen, 209; Plezia, 129) мы оставляем этот уникальный, в других источниках не встречающийся термин без перевода, так как его происхождение и значение не ясны. Вероятнее всего, он восходит к слав. * byvolci, «погонщики буйволов», «волопасы» (Mayer. Zu Fredegars Bericht, 118—119; Mittellateinisches Wörterbuch, I, 1407; Kunstmann. Herkunft, 299; Tyszkiewicz. Problem, 103—104). Хронист же переосмыслил непонятное ему славянское слово или как лат. Bi(s) + fulti, «имеющие двойную опору» (ср. ниже в тексте: Chunorum auxilio fulti) (Mayer. Zu Fredegars Bericht, 116—117), или как лат.-герм. bi(s) + *fulka, «двойное войско» (ср. ниже собственную попытку хрониста объяснить этот термин: двойная боевая линия — см. коммент. 12) (ср.: Labuda. Państwo, 330—331). По мнению А. Коллауца и Х. Миякавы, befulci — латинизация др.-в.-нем. *beifolc, который, в свою очередь, является переводом некоего аварского слова, означавшего вспомогательный отряд воинов (Kollautz, Miyakawa. Geschichte und Kultur, I, 229—230; II, 438—440; Avenarius. Awaren, 130—131). Как мы видим, вопрос об этимологии слова befulci тесно связан с проблемой источников, использованных в хронике. Точное значение термина также спорно. Быть может, в глазах аваров славяне были лишь «волопасами», поскольку считались вспомогательным отрядом, обслугой, не игравшими главной роли в войне (Mayer. Zu Fredegars Bericht, 119).

 

11. Термином gens раннесредневековые авторы обозначают, как правило, большие, иерархически организованные этнополитические общности, происходившие, как считалось, от одного предка, имевшие общую историческую традицию и опыт совместной военной и политической деятельности. Термин этот обычно оставляют без перевода или — с некоторыми оговорками — передают очень общим словом «народ» (ср.: Jarnut. Aspekte, 83-89; Pohl. Strategie und Sprache, 93).

 

12. боевую линию — věstila priliae. Издатель Б. Круш предложил понимать эти слова как vexilla proelii — самостоятельный боевой отряд, боевая линия.

 

380

 

 

Сражаясь впереди аваров, славяне как раз и составляли с ними двойную боевую линию, о которой здесь говорится (cp.: MGH SRM, II, 144, n. 9; Mayer. Zu Fredegąrs Bericht, 116—117; Quellen, 209). Сведения хрониста подтверждаются сообщением византийской «Пасхальной хроники» об участии легковооруженных славян в осаде аварами в 626 г. Константинополя (см. наст. изд., с. 76). Ясно, что авары могли распоряжаться славянским войском по своему усмотрению, но как именно было организовано их тактическое взаимодействие, сказать трудно (ср.: Tyszkiewicz. Problem, 102—105).

 

13. У аварских кочевников до 20-х годов VII в. зимовки у покоренных народов после весенне-летне-осеннего кочевания были составной частью их хозяйственно-культурного уклада, характерного и для других евразийских кочевых народов в ранний период их развития, до появления постоянных зимних стойбищ (см.: Szymański, Dąbrowska. Awarzy, 66). Описание насилий аваров над славянами в «Хронике Фредегара» традиционно сопоставляют со знаменитым рассказом «Повести временных лет» об аварах и дулебах: «Си же обри воеваху на словѣнѣхь и примучиша дулѣбы, сущая словѣны, и насилье творяху женамь дулѣбьскимь: аще поѣхати будяще обьрину не дадяше вьпрячи коня ни вола, но веляше вьпрячи 3 ли, 4 ли, 5 ли жень в телѣгу и повести обьрена, и тако мучаху дулѣби» (ПВЛ, 14).

 

Описанные в обоих памятниках отношения аваров и славян подразумевают длительный (по меньшей мере 20—25 лет, пока вырастут дети, прижитые аварами со славянками) и тесный симбиоз. Такой симбиоз мог иметь место на центральной территории Аварского хаганата, в Паннонии, на среднем Муре, где в раннесредневековых текстах отмечен топоним Dudleipin, связываемый с дулебами (см.: Fritze. Awaren, 507—510, 517—520). Напротив, на предполагаемой территории «державы» Само — в Южной Моравии, северных районах Нижней Австрии, на юго-западе Словакии — археологических свидетельств такого тесного славяноаварского симбиоза не найдено, и славянское население развивалось здесь в начале VII в. вполне самостоятельно (Čilinská. The development, 249). Налицо, таким образом, явное противоречие, которое может объясняться по-разному.

 

По мнению А. Авенариуса, здесь в весьма обобщенном, окрашенном легендой описании сведены воедино известия, относящиеся к разным регионам: и к центру хаганата, где зависимость славян от аваров была особенно сильна, и к его периферии, где и началась борьба против завоевателей. Выступления славян, представляющиеся автору хроники восстаниями против уже установившегося аварского господства, были в действительности сопротивлением славян к северу от Дуная аварской экспансии, распространившейся с начала VII в. и на эти периферийные области к северу и западу от Паннонии (Avenarius. Awaren, 127—135; Авенариус. «Государство Само», 70—71). То, что аваро-славянские отношения были различны в разных регионах и их «нельзя свести к простой формуле» (В. Поль), подчеркивают и другие исследователи (см: Pohl. Das awarische Khaganat, 45; Pohl. Die Awaren, 113—114; Fritze. Die Awaren, 517—522, 545).

 

По словам Л. Тышкевича, «приведенная хронистом версия генезиса славянского восстания была его собственным вымыслом и необязательно должна была опираться на установленные факты» (Tyszkiewicz. Problem, 106). Однако достоверность отдельных элементов картины, нарисованной в хронике, подтверждается как рассказом русского летописца, так и другими известиями. Так, смешение аваров с представителями иных этносов и складывание таким путем полиэтнической

 

381

 

 

региональной элиты, на которую опиралось аварское господство, но которая могла при случае отвергнуть власть хагана, отмечены также в византийских «Чудесах св. Димитрия» (история Кувера) (Lemerle, 228—229; ср.: Pohl. Strategie und Sprache, 297). История потомков аваров от их браков с иноплеменниками в рассказе византийского автора VII в. помогает лучше понять известие в «Хронике Фредегара» о «сыновьях гуннов» (об их возможной ведущей роли в выступлении славян против аваров см.: Fritze. Awaren, 522). Но смешение аваров с иноплеменниками происходило скорее в самой Паннонии и в балканских областях, а не на Левобережье среднего Дуная, где сложилась «держава» Само. Итак, имея яркие свидетельства господства аваров над славянами в центре хаганата, мы мало знаем о том, как складывались отношения на периферии, где под руководством Само славяне утвердили в ходе вооруженной борьбы свою независимость от аваров.

 

14. Версия В. Халоупецкого, будто Само был не купцом, а политическим эмиссаром франкского короля у славян (Chaloupecký: Samon, 230, 231), в настоящее время отвергнута. Но и более осторожная гипотеза, будто Само по поручению короля выступил посредником между ним и славянами, чтобы помочь им оружием против аваров и утвердить тем самым политический контроль Меровингов в Среднем Подунавье (Labuda. Państwo, 265—277; Conversio, 73; Claude. Aspekte, 74, Anm. 464), не находит достаточного подтверждения в тексте:

 

            1) Занимательная история о том, как на далеком славяно-аварском Востоке купец из Франкского государства стал королем (ср. коммент. 2), выступает в главе 48 как самостоятельный вставной эпизод, подобный рассказу о персидской царице в главе 9. Хотя глава 48 и предваряет повествование о войне короля Дагоберта против Само (глава 68), но в самой главе 48 хронист никак не связывает эту историю с политикой франков. Между тем для такого умолчания не было никаких причин;

 

            2) В главе 48 прямо сказано, что Само отправился к славянам торговать (см. коммент. 4). Рассчитывая, вероятнее всего, создать себе выгодные политические позиции среди местного населения (что было в средние века важным условием успешной торговли у отдаленных народов — ср.: Sprandel. Handel, 10), Само вмешался в войну против аваров, оставаясь в глазах окружающих именно торговцем (Samo negucians). Лишь в бою славяне смогли «узнать», оценить его способности воина и полководца (см. коммент. 15). Хотя купцам в то время приходилось быть и хорошими воинами, а Само, несомненно, прибыл во главе целого отряда вооруженных людей (ср.: Kollautz, Miyakawa. Geschichte und Kultur, I, 233; Sprandel. Handel, 11), показательно, с каким удивлением говорит хронист о воинской доблести своего героя (tanta ei fuit utiletas... ut mirum fuisset «столь большая доблесть... что было удивительно»), необычной как раз для торговца, а не для специального представителя франкского короля, посланного помочь славянам в войне.

 

Все это, разумеется, не значит, будто поездка Само не могла иметь, кроме торговых, также дипломатических и разведывательных целей или что Само, действуя самостоятельно, не мог затем получать от франков какой-либо поддержки. Как видно из главы 68, уже в первой трети VII в. гегемония Меровингов простиралась и на сорбов к востоку от Заале (см. коммент. 54—55), так что положение в Подунавье должно было волновать франков. Больше всего привлекал

 

382

 

 

тогда внимание их королей «аварский фактор». Еще свежо было в памяти серьезное и неудачное для франков столкновение с аварами в 596 г. (Paul. IV. II, с. 120). В 610—612 гг. на Западе был даже слух, будто в междоусобной борьбе Меровингов королева Брунхильда собиралась призвать на помощь аваров (Epist. Wisigoth. 11, 12, с. 677, 679). Резкая активизация аварской экспансии, приведшая в 618—626 гг. к частым нападениям на Византию, несомненно, должна была тревожить франкских королей и побуждать их в поисках противовеса вступать в более тесные контакты с по дунайскими славянами (ср. в главе 68 слова Само о его «дружбе» с Дагобертом).

 

15. utilitas. Так же перевел этот термин и Н.П. Грацианский (Грацианский. Славянское царство Само, 42). Здесь и во многих других контекстах utilitas / utelitas обозначает некую главную добродетель военного вождя и правителя, соединяющую в себе силу, энергию, мудрость, т.е. вообще способность эффективно распоряжаться своей властью (cp.: Fred. II. 57, 62; IV. 25, 38, 55, 58, с. 81, 87, 131, 139, 148, 150; отсюда и терминологические оппозиции utilitas — ignavia, utilitas — stultitia). Как справедливо указал Л. Босль (Bosl. Leitbilder, 14—17), utilitas подразумевает также удачливость, особую благодать, проявляющуюся в успешности действий носителя этой добродетели. Неверно сводить utilitas к личному мужеству (bravery, courage), как сделано в английском переводе (The Fourth Book, 41). Ближе к истине, на наш взгляд, А. Кустерниг, который переводит этот термин сначала как «осмотрительность и храбрость» (Umsicht und Tapferkeit), а ниже как «способности» (Tüchtigkeit) (Quellen, 211; cp. польский перевод: zdolność — Plezia, 129). См. также коммент. 19.

 

16. Характер власти «короля» Само нам не известен. Термином rex (в отличие от dux) хронист всегда обозначает правителя независимого, полновластного (cp.: Fred. III. 5; IV. 87, с. 94, 165): только за таким правителем меровингская политическая традиция признавала королевский титул. Избрание «королем» чужака, иноземца помогало примирить интересы различных славянских племенных и родовых групп. В чрезвычайных условиях постоянной внешней опасности («виниды» и при Само еще не раз воевали с аварами, а затем со своими германскими соседями) военный вождь (князь, «король») обладал огромным авторитетом и властью. Только при реальной угрозе извне и благодаря частым победам Само, подтверждавшим в глазах подданных его права харизматического правителя, он смог в тогдашнем славянском обществе «царствовать благополучно 35 лет». Конкретных сведений о его политических функциях у нас нет. Как можно заключить из глав 68 и 72, племена, примкнувшие к союзу, сохраняли своих князей (Дерван у сорбов и, может быть, Валлук в «марке винидов» — см. коммент. 64). Обширная антиаварская конфедерация многих племен не могла быть прочной и после смерти Само (около 660 г.), скорее всего, распалась: Дальнейших известий о ней нет. Ни социальные, ни политические предпосылки для возникновения у славян в Среднем Подунавье устойчивого государства в VII в. еще не сложились.

 

17. Эти войны в аварами Само вел, очевидно, до 630 г., когда острый военно-политический кризис Аварского хаганата после поражения 626 г. под Константинополем (см. главу 72 и коммент. 59) сделал возможными стабилизацию славянской «державы» и усиление ее позиций в Центральной Европе (ср. коммент. 28).

 

383

 

 

18. Это первое свидетельство многоженства у славян, о котором сообщают затем многие раннесредневековые писатели (см. сводку известий: Нидерле. Славянские древности, 188—189). Многоженство могло быть для Само формой политических союзов с ведущими славянскими родами в его «державе», что делало его власть более прочной.

 

19. Глава 58 воспроизведена в «Деяниях Дагоберта», причем термин utelitas заменен другим — iudicialis potestas (Gesta 22, с. 408). Автор «Деяний» явно имеет в виду как раз способность хорошо править страной. В английском и немецком переводах utelitas передана в этом месте как «решительность» (resolution — The Fourth Book, 49; Entschlossenheit — Quellen, 225). Более прав все же Х.-Д. Каль: «способность царствовать» (Reichstüchtigkeit) (Kahl. Die Bayern, 186).

 

20. Речь идет о Дагоберте I (ум. в 639 г.), сыне Хлотаря II, франкском короле (629—639). В 623—629 гг. он правил в Австразии. Эта восточная область расселения франков (ядро ее составляли земли между Маасом и Рейном) была в 511—613 гг. одним из четырех, затем трех самостоятельных королевств Меровингов. В 613 г. Австразия вместе с Нейстрией и Бургундией образовала единое Франкское королевство. Но и тогда она сохраняла значительную автономию, а в 623—629 гг. и с 633 г. имела даже собственного короля. Власть короля Австразии распространялась и на присоединенные или зависимые от франков германские земли к востоку от Рейна (cp.: Ewig. Die Fränkischen Teilreiche, 107—114; Ewig. Die Merovinger, 128; Schlesinger. Zur politischen Geschichte, 30-31).

 

21. с благоговением спешили — devotione arripere. Devotione переводят также «с почтением» (Plezia, 129), «со всем смирением» (Quellen, 295). Arripere в этом и других контекстах означает «спешить» (cp.: Fred. IV. 43, 90, с. 142, 166). Субъект действия — cunctae gentes, о которых в тексте сказано выше.

 

22. Речь могла идти о тюрингах и баварах (cp.: Ewig. Die Merowinger, 129).

 

23. Неясное место. В английском переводе: «желали, чтобы он пришел к ним» (desired him to come to them), и предложение на этом обрывается (The Fourth Book, 49). Однако post tergum во всех контекстах означает «(вслед) за кем-либо» (cp.: Fred. III. 71; IV. 38, 40, 42, 90, с. 112, 139, 140, 141, 166), а сама эта фраза тесно связана с последующим текстом о подчинении аваров и славян. Немецкий перевод — более вольный: «... чтобы он своим счастьем усилил их тыл» (er solle ihnen mit seinem Glück den Rücken stärken) (Quellen, 225; cp.: Kahl. Die Bayern, 186). Возможно, «народы» просят Дагоберта о военной поддержке, об укреплении их тыла в борьбе с аварами и славянами.

 

24. Вопреки мнению А. Кустернига мы склонны считать gentium nationes плеоназмом. Та же формула встречается и в другом месте хроники (Fred. II. 6, с. 46) в той же стилистической функции: обобщающее завершение перечня («...и прочие народы»). Нельзя, однако, полностью исключать того, что выражение это имеет восходящее к Библии значение «языческие народы» (cp.: Quellen, 225, Anm. 39; Kahl. Natio, 66, Anm. 5).

 

25. Имеется в виду Византийская империя, для обозначения которой хронист неоднократно использует термины manus publica, pars publica, res publica (Fred. IV. 33, 58, 64, 66, 69, c. 133, 150, 152, 154, 155).

 

26. Это редкое по неопределенности выражения и испорченности языка известие издавна рассматривалось как свидетельство реальных намерений франкского

 

384

 

 

короля распространить свою власть далеко на восток — на аваро-славянские земли в Среднем Подунавье, до самых границ византийской сферы господства на Балканах (Mikkola. Samo, 93—94; Labuda. Państwo, 274; Avenarius. Awaren, 136—137).

 

Однако в главе 58 речь идет о другом. Благодаря советам Арнульфа, епископа Мецского, и майордома Пипина, заслуги которых хронист всячески подчеркивает, правление Дагоберта в Австразии оказалось столь успешным, что снискало ему похвалу «всех народов», вызвав повсюду уважение и страх. Такой образ сильного и авторитетного властителя, у которого ищут покровительства все соседние народы (причем ни один народ конкретно не назван), — характерный панегирический топос раннесредневековой литературы (ср. АМр, а. 692, с. 15; Einhard 16, с. 19; на это указал недавно также Х.-Д. Каль — Kahl. Die Bayern, 186-187).

 

Примечательно, что среди участников состоявшегося несколько лет спустя карательного рейда франкского короля против Само (см. главу 68) тюринги и бавары даже не упоминаются (см. коммент. 60). Очевидно, к концу 20-х годов VII в. германские соседи славян и аваров, ранее воевавшие с ними, не были непосредственно заинтересованы в союзе с франками ради завоевания аваро-славянского Востока и потому едва ли обращались в действительности за покровительством и помощью к королю франков. О самом же Дагоберте «Книга истории франков» (727 г.) сообщает: «миролюбивый, как Соломон, он безмятежно правил Франкским королевством» (LHF, 42, с. 314). В отношении аваров Дагоберт вел последовательную политику мира. Ни о завоевательных внешних войнах Дагоберта, ни о планах таких войн в 20-х годах VII в. ничего не известно. Поэтому в словах хрониста о том, что пограничные народы призывали Дагоберта покорить все gentium nationes «вплоть до империи» мы видим не отражение реальных завоевательных намерений, но лишь риторическую фигуру, призванную подчеркнуть силу и авторитет властителя.

 

27. 631/632 г.

 

28. Имеются в виду не обязательно торговцы-франки, но вообще купцы из Франкского государства (см. коммент. 2). Говорит ли хронист о «большом множестве» славян или самих торговцев, не ясно, поэтому мы сохраняем неопределенность и двусмысленность выражения.

 

29. Далее Само предлагает «осуществить взаимную справедливость» «в отношении этих и других раздоров» между франками и славянами, из чего следует, что нападению на купцов уже предшествовал какой-то иной конфликт между сторонами. О том же могло бы свидетельствовать и отмеченное ниже недружественное обхождение Само с послом Дагоберта. Ухудшение франко-славянских отношений около 630 г. было связано, скорее всего, с начавшимися тогда же острыми межплеменными распрями в Аварском хаганате (см. главу 72 и коммент. 59). Ослабление аваров означало усиление их соседей и изменило всю стратегическую ситуацию в регионе. Ни для Само, ни для Дагоберта их политические контакты на антиаварской основе не были уже столь важны, как прежде. На передний план выходили теперь накопившиеся между партнерами противоречия.

 

30. Из других контекстов, где встречается глагол emendare, явствует, что речь шла именно о денежном возмещении (cp.: Greg. IX. 18, с.432; Cont. Fred. 37, 38, с. 184, 185).

 

385

 

 

31. Для лучшего понимания этого эпизода следует иметь в виду, что к тому времени на Западе уже сложился устойчивый церемониал приема послов (iuxta morem legatorum — Paul. III. 30, с. 109). Отказ местного правителя лично принять послов считался актом в высшей степени недружественным (cp.: Greg. IX. 1, с. 415).

 

32. Эпизод с переодеванием не ясен. По-видимому, в славянской одежде (о возможностях ее реконструкции см.: Klanica. Počátky, 201—205) Сихарий смог обмануть бдительность стражи и пробраться к Само.

 

33. О placitum как собрании для разрешения споров см. также: Fred. IV. 35, 37, 85, с. 134, 138, 164.

 

34. Здесь и в ряде других контекстов intentio означает «раздор», «острые разногласия» (cp.: Fred. IV. 53, 72, с. 147, 157).

 

35. В косвенной речи автор последовательно использует индикатив, если сказанное соответствует действительности, и конъюнктив, если оно выражает лишь представление говорящего (см.: Quellen, 30). Как явствует из контекста (см. коммент. 37), здесь конъюнктив (diberint) также имеет эту функцию: хронист дает понять, что ответ Сихария не отражает реального положения вещей, субъективен, вызван лишь вспышкой эмоций, которую позволил себе посол.

 

36. Какого рода servicium имел в виду Сихарий, не известно, но ясно, что термин этот выражал идею политической зависимости славян от франкского короля.

 

 

37. Предложение Само устроить совместное разбирательство для удовлетворения взаимных претензий явно не отвечало ожиданиям Сихария, несомненно раздраженного к тому же теми трудностями, которые ему пришлось преодолеть, чтобы попасть к Само. Дав волю гневу, «неразумный посол» вышел за пределы своих полномочий. Рассказывая о дипломатических миссиях, автор хроники всегда проводит четкую грань между тем, что послу было поручено говорить (iniunctum habens), и тем, что он говорил «от себя» (ex se) (cp.: Fred. IV. 51, 71, с. 146, 156). Здесь хронист также четко разделяет то, чего добивался через своего посла Дагоберт (возмещение за купцов), и то, с чем затем обратился к Само разгневанный Сихарий. Считая требование короля справедливым, автор осуждает «гордыню» Само, не пожелавшего исправить нанесенный купцам ущерб. Но столь же резко осуждает он и Сихария, позволившего себе угрожать Само и давать собственное толкование отношений между Дагобертом и «королем винидов». Утверждение, будто славяне «должны служить Дагоберту», хронист целиком приписывает запальчивости самого посла. Франкский же монарх, таким образом, отнюдь не высказывал устами своего посла притязаний на власть над славянами, как это полагали некоторые исследователи (Labuda. Państwo, 265—266; Avenarius. Awaren, 136—137; напротив, еще В. Новотный считал, что Сихарий излагает здесь лишь собственную точку зрения — Novotný. České dějiny, 218). Если бы подчинения «державы» Само добивался сам Дагоберт, хронист не умолчал бы об этом. Так, описывая аналогичный конфликт с бретонцами, он приводит слова Дагоберта, который прямо потребовал от этих ближайших и давних соседей франков, «чтобы то, что совершили дурного, они быстро поправили и предали себя его власти» (Fred. IV. 78, с. 160). От далеких же «винидов» король ожидал только возмещения конкретного ущерба.

 

 

38. Вопреки мнению, высказанному рядом исследователей (Mikkola. Samo, 94; Labuda. Państwo, 265—267, 278; Avenarius. Awaren, 136; Pohl. Die Awaren, 257),

 

386

 

 

слова Само отнюдь не свидетельствуют о том, что он признавал зависимость от франков:

 

            1) Выраженная Сихарием идея такой зависимости (servicium) явно противоречила представлениям славянской верхушки и, как прямо пишет хронист, «уязвила» (iam saucius) Само;

 

            2) В ответной речи Само отстаивает принципиально иную концепцию отношений с Франкским государством, определяя их как amiciciae. Характерное для раннесредневековых варварских народов понимание «дружбы» как особого института международного права — формально установленные отношения полного равенства на основе взаимной верности и помощи советом и делом (ср.: Fred. IV. 45, 69, 85, 86, 87, 90, с. 144, 155, 164, 165, 167; ср. также: Fritze. Die fränkische Schwurfreundschaft, 83—87, 93—102, 110—116; Wielers. Zwischenstaatliche Beziehungsformen, 81—98, 119; Schneider. Brüdergemeine, 84—85, 123—124; Ронин. Международно-правовые формы, 41—42). Именно так, по мнению В. Фритце, понимает amiciciae и Само (Fritze. Die fränkische Schwurfreundschaft, 114—115). Примечательно, что Само говорит о «сохранении дружбы»: очевидно, до конфликта, приведшего к инциденту с купцами, в период частых войн славян против аваров, связи «державы» Само с франками были довольно тесными (ср. коммент. 14, 29) и воспринимались славянами как «дружба». О подчинении же «винидов» власти Меровингов не было и речи;

 

            3) О том, что и на Западе в то время Само не считали зависимым правителем, убедительно свидетельствует титул rex, которым автор равно наделяет и его, и самого Дагоберта (ср. коммент. 16);

 

            4) Когда хронист хочет представить какой-либо народ или правителя зависимыми от Меровингов, он пишет: франкский король «приказал» (iobit / iobet — ср.: Fred. IV. 72, с. 157). Обращение же Дагоберта через посла к Само обозначено термином paetens, указывающим на совершенно иные взаимоотношения. Термин этот хронист применяет обычно к обращениям других правителей и народов к франкскому королю, причем конкретный политико-правовой характер апелляций, обозначаемых термином petere, мог быть весьма различным: отчаянная мольба протоболгар, бежавших из Паннонии, «принять их на жительство в страну франков» (Fred. IV. 72, с. 157); просьба саксов, находившихся в зависимости от Дагоберта, «освободить их от дани» (Fred. IV. 74, с. 158); уважительное обращение византийского императора к франкскому королю, дабы он крестил евреев в своем королевстве (Fred. IV. 65, с. 153). В главе 68 с уважительным обращением, скорее настойчивой просьбой, чем собственно требованием (отсюда наш «нейтральный» перевод: «добиваясь»), выступает сам Дагоберт, направляя посла к Само. Это также говорит о более или менее равноправных отношениях франков и славян в тот период;

 

            5) Из слов Само о том, что Дагоберт может располагать его землей и подданными, вовсе не следует однозначно, будто славянский правитель согласен подчиняться франкскому королю. Сказанное выше заставляет видеть здесь скорее чисто дипломатическую, «протокольную» формулу, выражающую готовность к взаимным союзническим услугам в рамках равноправных отношений «дружбы». Вспомним, как у хрониста Видукинда Корвейского обращаются к франкскому королю саксы — его «союзники и друзья» (socii Francorum et amici): «Народ саксов, преданный тебе и послушный твоим повелениям...» (Widukind. I. 9, с. 15), — формула, выступающая как элемент дипломатического этикета в отношениях

 

387

 

 

равноправных партнеров. Слова Само, таким образом, отнюдь не подтверждают высказываний Сихария, и говорить о реальной политической зависимости «державы» Само от Меровингов (Labuda. Państwo, 265—266, 276 — 278; Vaněček. Souvislost, 215; Kostrzewski, Labuda. Frankonia, 68; Avenarius. Awaren, 136) нет оснований.

 

 

39. Уподобление язычников псам, восходящее к евангельской аллегории «бросить хлеб псам» (Матф. 15. 26) и ряду других новозаветных текстов (Фил. 3. 2; Отк. 22. 15), — известный топос средневековой литературы (ср. в той же хронике: Fred. IV. 9, с. 126; ср. также: Conversio 7, с. 46; подробнее см.: Dickerhof. Zum Heidenbild, 42—43, 55, 57—61, 68). Теоретически «дружба» с язычниками считалась недопустимой (ср.: Wielers. Zwischenstaatliche Beziehungsformen, 98), хотя найти у меровингских писателей примеры amicitia между христианами и язычниками нетрудно: король-христианин Гундобад и король-язычник Хлодвиг; Сигиберт I и авары; герцог Тюрингии Радульф и «виниды» (Greg. IV. 23, с. 155; Fred. II. 18, 19; IV. 87, с.100, 165).

 

40. Такой ответ на это оскорбление также является литературным топосом. Так, в «Славянской хронике» Гельмольда (XII в.) князь ободритов говорит саксонской знати, назвавшей его псом: «Если же пес будет сильным, он будет больно кусать» (Helmold. I. 16, с. 34).

 

41. В 629—633 гг. в Австразии не было своего короля, но хронист и здесь, как и всюду, именует ее regnum Austrasiorum.

 

42. Как мы постарались доказать выше, ни «король винидов», ни сам Дагоберт не стремились к полному разрыву. Но в условиях, когда их политические отношения, нацеленные против аваров, утратили прежнее значение (ср. коммент. 29), отказ Само дать возмещение за пострадавших купцов привел к карательной экспедиции, вроде той, которой Дагоберт в сходной ситуации угрожал пять лет спустя бретонцам (Fred. IV, 78, с. 160). Как акцию возмездия понимает этот поход и автор «Обращения баваров и карантанцев»: король «приказал отомстить за ущерб, который нанес ему Само» (Conversio 4, с. 40). Однако война против славян приобрела огромный размах, и объяснить его можно лишь исходя из общей стратегической ситуации. Поведение Само, как его мог изобразить Дагоберту обиженный посол, угрожало сделать положение в Среднем Подунавье весьма опасным для франков. К тому же, как видно из дальнейшего, такое ухудшение отношений действительно повлекло за собой нападения «винидов» на восточные пределы Франкского королевства, так что Дагоберт с самого начала мог иметь реальные основания для опасений. Именно эти опасения полностью утратить контроль над ситуацией в регионе и побудили в конечном счете короля двинуть три больших войска против Само.

 

Мы склонны согласиться с М.П лезей и А. Кустернигом, которые переводят superveter (т.е. superbiter) как «гордо», «надменно» (Plezia, 129; Quellen, 237), а также с Х.-Д. Калем (Kahl. Die Bayern, 185, Anm. 75a), усматривающим в этом слове оттенок осуждения хронистом поведения короля. Далее в той же главе и в ряде других весьма критически оцениваются некоторые аспекты политики Дагоберта в период, когда тот уже покинул Австразию (ср. коммент. 57). Ниже, в главе 68, хронист объясняет поражение короля в войне со славянами его острым конфликтом с австразийцами. Зная о таком конфликте и о его фатальных последствиях, автор вполне мог считать, что в тех условиях решение собранное

 

388

 

 

«со всего королевства австразийцев войско двинуть против Само» (т.е. сделать главную ставку на австразийцев, а не на более лояльных нейстрийцев и бургундов, на которых король стал опираться в дальнейшем, — см. главу 74 и коммент. 69) было ошибкой Дагоберта, проявлением его чрезмерной самонадеянности, переоценки им собственных возможностей. Разумеется, все это лишь гипотеза.

 

43. Лангобарды с 618 г. находились с франками в отношениях «вечной дружбы» (Fred. IV. 45, с. 144). Здесь имеются в виду, несомненно, фриульские лангобарды — соседи славян.

 

44. В «Деяниях Дагоберта» вместо solucione вставлено ad solatium, «на помощь» (Gesta 27, с. 410). Вслед за английским переводчиком (The Fourth Book, 57) А. Кустерниг также понимает solucione как искажение solatio (Hilfstruppen — Quellen, 237, Anm. 96), но допускает и возможность перевода «за плату». По нашему мнению, речь идет именно о плате союзникам за помощь в войне (ср. перевод Н.П. Грацианского: «лангобарды... нанятые Дагобертом»). Такая практика была достаточно распространена (Ann. Fuld. а. 869, с. 69; Widukind. I. 9, с. 14). Предположение же, будто в поход выступила лишь небольшая группа лангобардских наемников в составе алеманнского войска (Kunstmann. Das Zentrum, 99—100), не подтверждается текстом, где о лангобардах ясно говорится как о самостоятельной военной силе.

 

45. Алеманнское герцогство между верхним Рейном и Лехом находилось в VI—VII вв. в тесной политической зависимости от Меровингов. Остается спорным, было ли оно тогда вообще единым (Behr. Das alemannische Herzogtum, 154—160, 170—171, 202; Keller. Fränkische Herrschaft, 10—13, 25—26, 30). Определенно можно утверждать лишь, что оно еще не было в то время стабильным «племенным» герцогством с точно установленными границами, соответствующими границам расселения алеманнов. Политико-административная структура, в рамках которой складывалась в VII в. территориально-этническая общность алеманнов, испытывала на себе значительное воздействие франкской королевской власти. Меровинги участвовали в создании там церковной организации, дополняли новыми нормами местное обычное право, утверждали или прямо назначали и смещали герцогов. Те, со своей стороны, признавали власть франкских королей и участвовали в их войнах, оставаясь во всем прочем вполне самостоятельными (Wenskus. Die deutschen Stämme, 192—194; Keller. Fränkische Herrschaft, 10—26, 30; Geuenich, Keller. Alamannen, 147—155).

 

46. Имя Хродоберт, или Хродеберт, и то большое доверие, которое оказал герцогу Дагоберт, заставляют думать, что тот состоял в близком родстве с кем- либо из австразийской придворной знати (где известны имена с основой Chrod-) (Keller. Fränkische Herrschaft, 26) или даже сам был франком (Wenskus. Die deutschen Stämme, 193; Quellen, 237, Anm. 97).

 

47. По предположению Х. Кунстманна, именно с этими пленными славянами, которых увели с собой алеманны, связано и появление некоторых топонимов на Windisch- в нынешнем Баден-Вюртемберге, и бытование там, в долине Неккара, в средние века предания, связывавшего короля Дагоберта с неким «язычником-славянином» (Kunstmann. Dagobert, 282—298).

 

48. В «Деяниях Дагоберта» дальнейший текст отсутствует, а вместо него вставлена одна фраза, превращающая поражение героя в его победу: «Король же, опустошив ту страну, возвратился в свое королевство» (Gesta 27, с. 410).

 

389

 

 

49. Как убедительно показали И. Кейрж, а затем М. Благова, речь идет об укрепленном месте (Kejř. Wogastisburk, 399—410; Bláhová. Terminologie, 10, 42—44), а не о поселении купцов, как полагали некоторые исследователи (Hensel. Die Anfänge, 33—35; Kučera. Typologia, 878—880; Kunstmann. Herkunft, 311). Считать же его временным военным лагерем, простейшим и непрочным сооружением (Labuda. Państwo, 247—251; Leśny. Wogastisburg, 546) не позволяет не только само описание битвы, но и анализ терминологии: Вогастисбурк во всех списках хроники назван castrum, а этим термином (особенно в соединении с топонимом) автор обозначает, как правило, укрепленные центры (ср.: Kejř. Wogastisburk, 403—404; Bláhová. Terminologie, 20—23, 36—37, 41—42). Так как франкские короли в своих походах стремились в первую очередь овладеть «столицей» противника, то очевидно, что Вогастисбурк был стратегически важным пунктом, прикрывавшим резиденцию Само с запада.

 

Существует несколько этимологий названия крепости. Наиболее признанная: castrum Wogastisburc — германизированная форма славянского топонима *Uogastь gradъ (от антропонима *Ugostь или, в VII в., *Uogostь) (Mikkola. Samo, 96—97; Schwarz. Wogastisburg; Profous, Svoboda. Místní jména, IV, 422—423). О других этимологиях см.: Frinta. Wogastisburg; Gregor. Wogastisburg. Среди предложенных локализаций (подробнее см.: Leśny. Wogastisburg, 546; Třeštík. Objevy, 570—571, pozn. 79) издавна соперничают две гипотезы:

 

            1) Вогастисбурк = Угошть у Кадани на Огрже в Северо-Западной Чехии (Sedlaček. О poloze, 250—252; Mikkola. Samo, 95—97; Schwarz. Wogastisburg; Schwarz. Sprache und Siedlung, 212; Schwarz. Die Mainwenden, 1—17).

 

            2) Вогастисбурк = Вугастесроде на горе Штаффельберг около Штаффельштейна, в верховьях Майна, к северу от Бамберга (Grünwald. Wogastiburk. 102—108; Frinta. Wogastisburg; Fischer. Wogastisburg, 360—364).

 

В последнее время к этим двум гипотезам добавилась третья: Вогастисбурк — Бурк (ныне в черте города Форхгейм-на-Регнитце в Верхней Франконии), основанная на этимологии: Wogastisburc < *vъ gosti burc, т.е. на старом, уже опровергнутом представлении о нем как о поселении купцов (Kunstmann. Der Name Samo, 20—21; Kunstmann. Herkunft, 299, 310—312; Jakob. Burk; Jakob. Frühslavische Keramikfunde, 154, 160; cp. скептическую рецензию E. Стржельчика: Strzelczyk. Państwo Samona, 213—214).

 

Ни одна из этих трех лингвистических гипотез не подтверждается убедительно археологическим материалом. Между тем проведенные Й. Бубеником раскопки славянского городища VII—X в. на горе Рубин у Подборжан в Северо-Западной Чехии (Бубеник. Рубин Доланки, 226—227) дали серьезные основания полагать, что там и находилась знаменитая крепость (Třeštík. Objevy, 571, pozn. 79). Эта гипотеза пока наиболее предпочтительна, хотя недавно З. Кланица предложил искать Вогастисбурк не на территории Чехии, а скорее в Нидерлаузице в Германии, где славянские грады начала VII в. уже хорошо известны. В этом случае войско Дагоберта должно было идти через земли сорбов (Klanica. Počátky, 172, 196, 216). Однако вопрос все еще не считается решенным (ср.: Měřinský, Tejřal. [Рец.], 435).

 

 

50. Термин pagus мы переводим здесь и в главе 75 не как «округ» (ср. выше, главу 48 и коммент. 3), а менее определенным словом «область», поскольку к востоку от Рейна этим термином обозначали в VI—VII вв. исторически сложившиеся

 

390

 

 

населенные и освоенные пространства самой разной величины и характера организации, границы которых в ходе внутренней колонизации изменялись (ср.: Niemeyer. Der Pagus, 195—197, 207—208, 222; Nonn. Pagus, 35—39, 45, 248—252).

 

51. После завоевания Меровингами в 531—534 гг. Тюрингского королевства и особенно с конца VI в. собственно Тюрингия (между Унструтом, Заале, Веррой и верхним Майном) считалась, как мы видим, частью regnum Francorum, сохраняя, однако, значительную самостоятельность (Schlesinger. Zur politischen Geschichte, 19—20). На восточной границе Тюрингии Франкская держава непосредственно соседствовала со славянами. Под «другими областями», на которые нападали славяне, хронист мог понимать области на верхнем Майне.

 

52. По мнению Х. Кунстманна, автор и здесь, как и в случае с именем Само (см. коммент. 2), превращает в антропоним эпитет, входивший, возможно, в состав княжеского титула (*Dervanъ > < *dervьnь «старый», «старший») (Kunstmann. Samo, 173—174; Kunstmann. Herkunft, 299—300). Другую этимологию этого имени (*Dervanъ < *dervo, «дерево», «лес») см.: Schlimpert. Slawische Personennamen, 39.

 

53. Термином dux хронист обозначает правителя, не обладавшего всей полнотой независимости (ср. коммент. 16): ниже говорится о тесных связях Дервана и его народа с Меровингским государством.

 

54. Это первое упоминание сорбов в латинских памятниках. Территориально-этническая общность сорбов, или сербов (об этнониме *Sьrbъ см.: Die Slawen, 12), воспринимавшаяся ее соседями как единая gens Surbiorum, образовалась, как показал Х. Брахманн, на рубеже VI —VII вв. в ходе расселения пришедших с юго-востока славян — носителей «серой» керамики рюссенской фазы лейпцигской группы в южной части междуречья Эльбы и Заале, между средней Заале и средней Мульде (Brachmann. Slawische Stämme, 102—105, 136, 167—168, 241—250). Там и должно было располагаться в 20—30-х годах VII в. княжество Дервана. Предположение, будто хронист имеет в виду небольшую группу сорбов, осевшую тогда же на р. Унструт к западу от Заале, в пределах Франкской державы (Herrmann. Staatsbildung, 26—29; Die Slawen, 37), вызывает некоторые сомнения: термин gens предполагает все же относительно крупную и целостную этнополитическую общность (см. коммент. 11).

 

55. Если, как явствует из глав 68, 74 и 75, пограничной областью Франкского государства считалась Тюрингия, то это значит, что сорбы, жившие к востоку от Заале, находились лишь в политической зависимости от Меровингов. Связи с сорбами, очевидно, помогали франкским королям в начале VII в. удерживать в повиновении германские племена на левобережье Заале (ср.: Łowmiański. Początki, II, 332—333; Strzelczyk. Słowianie, 156; Fritze. Awaren, 544—546).

 

56. Внутри своей племенной общности Дерван обладал, по всей видимости, значительной властью: именно он выступает в тексте субъектом внешнеполитической акции княжества («предался со своими людьми королевству Само»). По мнению Й. Херрманна, cum suis обозначает не всех подвластных Дервану сорбов, а лишь его дружину (Herrmann. Staatsbildung, 26). Терминологический узус хрониста не противоречит такому пониманию, однако едва ли в этом кратком известии позиция князя и его дружины отделяется от позиции gens Surbiorum в целом.

 

391

 

 

57. Выше хронист прямо осуждает Дагоберта за частые посягательства на имущество церкви и светской знати. При этом он дает понять, что наиболее враждебно воспринимали такое поведение короля и активнее всего противились ему австразийцы, особенно после того как с 631 г. Дагоберт поселился в Нейстрии, избрав своей постоянной резиденцией Париж и окружив себя советниками из числа уже не австразийских, а нейстрийско-бургундских магнатов (Fred. IV. 60—61, с. 150—151; о недовольстве австразийской знати см.: Friese. Studien, 20—21; Ewig. Die Merowinger, 129). Но едва ли можно переводить dementacio просто как «деморализация» (The Fourth Book, 58), «низкий боевой дух» (Quellen, 239), так как при этом утрачивается оттенок осуждения, с которым хронист относится и к поведению самих австразийцев. Так, выше он противопоставляет им майордома Пипина, также недовольного злоупотреблениями короля, но сохранившего ему верность. Избегая открытой вражды с Дагобертом, он пытался воздействовать на него осторожными увещеваниями, проявил готовность к компромиссам, за что навлек на себя, по словам автора, «ненависть» австразийцев (Fred. IV. 61, с. 151).

 

58. 631/632 г. Датировка этих событий колеблется от 630/631 г. до «времени после 636 г.» (ср.: Бурмов. Въпроси; Reindel. Grundlegung, 154; Bána. Bulgaren, 105; Kollautz, Miyakawa. Geschichte und Kultur, I, 160). Датировку 631/632 г. подробно обосновал Х. Кунстманн (Kunstmann. Untersuchungen, 17—19; см. также: Wolfram. Die Geburt, 95, 341).

 

59. Это известие связывают обычно с рассказом византийского писателя Феофана (IX в.) о пяти сыновьях хана Великой Булгарин Кубрата: двое из них, идя с востока, оказались в Паннонии, причем «один остался... в подчинении у хагана аваров», а другой достиг Италии (Чичуров, с. 61, 162; ср.: Златарски. История, I/1, 120; Бешевлиев. Първобългари, 43, 46—47). Лишь Х. Кунстманн высказал убеждение, что между рассказом в «Хронике Фредегара» и легендой о сыновьях Кубрата нет никакой связи (Kunstmann. Untersuchungen, 17—18).

 

Вопрос о происхождении «паннонских булгар» все еще вызывает споры. Но появились ли протоболгарские племена в Паннонии уже в V в., оказавшись затем в составе Аварского хаганата (Ангелов. Образуване, 118—126; Бешевлиев. Първобългари, 9—22), или только в 20-х годах VII в. — как вспомогательные войска на службе хагана (Bóna. Bulgaren, 104—106), очевидно, что на рубеже 20 —30-х годов VII в. представители протоболгар входили в правящую элиту Аварской державы, полностью сохраняя свою этническую идентичность как Bulgares (ср.: Pohl. Das awarische Khaganat, 43; Pohl. Die Awaren, 228.). Они-то и смогли бросить вызов аварской власти, выдвинув своего кандидата на трон хагана. По мнению И. Боны, с притязаниями на власть над Аварской державой выступили тогда протоболгары, жившие не в Паннонии, а к востоку от Карпат, и именно там шла война. Протоболгарские же воины в Паннонии изменили в этот момент хагану и после победы аваров вынуждены были бежать на запад (Bóna. Bulgaren, 107). Однако отсутствие всяких сведений об аварах между 631 /632 и 663 гг. говорит скорее о том, что острый политический кризис разразился как раз в центре хаганата — в Паннонии, как об этом прямо пишет и автор «Хроники Фредегара».

 

60. Баварское герцогство между Лехом, Энсом и Альпами находилось в VI—VII вв., как принято думать, в такой же политической зависимости от Меровингов, что и герцогство алеманнов (ср.: Wenskus. Die deutschen Stämme, 192-194;

 

392

 

 

Reindel. Grundlegung, 139—140, 143—144, 154). Тем удивительнее, что в главе 68 в числе народов, выступивших вместе с Дагобертом против Само, бавары вообще не названы. Сколько-нибудь убедительного объяснения этому до сих пор нет (cp.: Reindel. Grundlegung, 152—154; Kahl. Die Bayern, 185, Anm. 75—75a). Традиционную точку зрения, будто баварские герцоги так же зависели от франкских королей, как и герцоги алеманнов, поставил под сомнение Х.-Д.Каль. По его мнению, политическая экспансия Меровингов в VI в., ориентированная на Тюрингию и Северную Италию, как бы обошла баваров стороной. Влияние франков на внутреннее устройство и политику Баварии было в VI—VII вв. минимальным, и этим объясняется также неучастие баваров в войне Дагоберта против Само. В рассказе же о булгарах хронист, восхваляя Дагоберта, сознательно преувеличивает его возможности воздействовать на баваров, создавая впечатление полной подчиненности герцогства франкскому королю (Kahl. Die Bayern, 170—193, 219—223). Сомнения в том, насколько рассказ о булгарах может быть использован как свидетельство зависимости Баварии от Меровингов, высказывал ранее и В. Шлезингер (Schlesinger. Zur politischen Geschichte, 40).

 

Действительно, хронист, как мы уже видели в главе 58 (см. коммент. 26), во многих местах творит панегирическую легенду о Дагоберте, преувеличивая его власть над соседними народами. Дважды используя в главе 72 термин iobit / iobet и отмечая, что приказ короля «тотчас же был баварами исполнен», автор явно стремится подчеркнуть, как велик был авторитет франкского монарха также и в Баварии. Вместе с тем, не вдаваясь в подробный анализ реальных отношений Баварии с Франкским государством в VI—VII вв., заметим, что, даже если бавары на самом деле действовали по софственной инициативе, какие-то их контакты с франкскими властями в этой чрезвычайной ситуации вполне могли иметь место.

 

61. Из предложенных исследователями различных мотивировок такого решения (cp.: Zöllner. Die politische Stellung, 252; Kunstmann. Untersuchungen, 20—21) наиболее убедительна такая: в период, когда конфликты со славянами угрожали стать хроническими, Дагоберт опасался возможных осложнений в отношениях с аварами и предпочел раз навсегда отделаться от опасных гостей. Если же бавары действовали самостоятельно (см. коммент: 60), то и для них этот мотив должен был иметь решающее значение.

 

62. Сомнения в достоверности этого рассказа не раз высказывались, начиная от приводимых хронистами цифр и до практической возможности, точнее, невозможности тайно организовать и в течение одной ночи осуществить одновременно во многих местах убийство более чем 8000 семей (ср.: Bóna. Bulgaren, 106; Kahl. Die Bayern, 187). Несомненно, рассказ, составленный почти на 30 лет позже описываемых в нем событий, имеет некоторые черты легенды: особая «уплотненность» действия («в одну ночь», «тотчас же исполнили»), гиперболы, круглые, «точные» цифры и т.д.; весьма вероятны также библейские реминисценции (Есфирь 3. 13), на что справедливо обратил внимание Х.-Д. Каль (Kahl. Die Bayern, 187, Anm. 81a). Но все это, конечно, не значит, будто за легендой не скрывается какая-то реальная история. Произойти она могла скорее всего между Энсом и Трауном, в нынешней Верхней Австрии, о чем свидетельствует напоминающий о булгарах средневековый топоним Pulgarn близ Раффельштеттена на Дунае (Kunstmann. Untersuchungen, 24—40). Отголосок кровавой резни 631/ 632 г. Х. Кунстманн видит в описании гибели бургундов в «Песни о Нибелунгах»

 

393

 

 

(Kunstmann. Untersuchungen, 49—94), но это остается лишь смелой гипотезой (ср. скептическую рецензию Е. Стржельчика — Strzelczyk. [Рец.]; ср. также: Kahl. Die Bayern, 188. Anm. 82a).

 

 

63. О предлагавшихся этимологиях имени Alciocus см.: Kunstmann. Untersuchungen, 16, 90—91; Бешевлиев. Алциок-Алцеко, 31. По предположению В. Поля, поддержанному X. Вольфрамом, это не личное имя, а титул, имеющий тюркскую этимологию (Alciocus < alti-oq «шесть стрел») и понятый хронистом как имя (Pohl. Die Awaren, 184, 270; Wolfram. Die Geburt, 488, Anm. 18).

 

Как пишет лангобардский историк Павел Диакон (конец VIII в.),

 

«вождь булгар по имени Алцеко (Vujgarum dux Alzeco nomine), неизвестно по какой причине покинув свой народ, мирно вступил в Италию и со всем подвластным ему войском явился к королю Гримоальду, обещая, что будет ему служить и жить в его стране».

 

Лангобардский король (его правление относят в настоящее время к 665—671 гг. — Wolfram. Die Geburt, 95, 341) отправил протоболгар в Беневенто, где они и поселились (Paul. V. 29, с. 154). Этот вождь протоболгар и был предположительно тем младшим сыном хана Кубрата, который со временем оказался в Италии (см. коммент. 59) (ср.: Златарски. История, I/1, 119—120; Dujčev. Alciocus; Бешевлиев. Първобългари, 43, 46—48. Бешевлиев. Алциок-Алцеко, 32—33). Сходство имен давно уже заставило большинство исследователей отождествить Алцеко с Алциоком (Kos. О knezu Alcioku, 251—258; Deér. Untergang, 738; Dujčev. Alciocus; Kunstmann. Untersuchungen, 13—16, 90—91; Pohl. Die Awaren, 269—270, 436—437, Anm. 11).

 

В. Златарски, напротив, считал известие об Алциоке недостоверным, полагая, что оно является позднейшей вставкой, основывающейся уже на тексте Павла Диакона; при этом указывалось, что в главе 28 «Деяний Дагоберта», воспроизводящей рассказ из «Хроники Фредегара» об истреблении протоболгар в Баварии, эпизода с Алциоком нет (Златарски. История, I/1, 118—120). Но ведь сообщение об Алциоке содержит и сведения, которых у Павла Диакона почерпнуть было нельзя. Автор же «Деяний», как мы помним, часто искажает текст «Хроники Фредегара». Опуская известие о спасшихся протоболгарах, он подчеркивает тем самым авторитет франкского короля: все его повеления исполняются в точности (велел уничтожить всех — «никого из них не осталось»).

 

Недостаточно убедительными кажутся нам и новые аргументы, выдвинутые против идентификации имен Алцеко и Алциок В. Бешевлиевым: 1) маловероятно, чтобы за 30 лет (между 632 г. и серединой 60-х годов VII в.) 700 спасшихся протоболгар настолько увеличили свою численность, что смогли заселить несколько городов Южной Италии, как сообщает далее Павел Диакон; 2) Алцеко у лангобардского историка назван dux — носил ли этот титул также Алциок, живя у «князя Валлука» в «марке винидов»? (Заметим, что отнюдь не ясно, можно ли понимать Vulgarum dux у Павла Диакона как особый титул, или dux — это просто «вождь», «предводитель».); 3) Алцеко «покинул свой народ», Алциок же долго жил у «винидов» (Бешевлиев. Алциок-Алцеко, 32—33). Наконец, Д. Ангелов видит в Алциоке и Алцеко вождей двух разных групп паннонских протоболгар (Ангелов. Образуване, 189—190), но предположение это ничем не аргументировано.

 

64. Мы оставляем термин marca без перевода, так как он встречается в хронике один раз и точное значение его остается неясным. Исходя из наиболее общего смысла этого термина в памятниках VI —VIII вв. (ср.: Niermeyer. Lexikon, 651—653;

 

394

 

 

Schmidt-Wiegand. Marca, 75—81, 87—89), а также из контекста, можно заключить, что речь шла о соседней с Баварией славянской области, составлявшей часть некоего более обширного политического целого, но имевшей четкие границы и собственного правителя. Нет необходимости приводить здесь содержащиеся в тексте хроники убедительные доказательства того, что под «маркой винидов» автор понимал Карантанское княжество в Восточных Альпах (см. о нем ниже, с. 459, коммент. 1 и с. 498, коммент. 47). Эта гипотеза давно уже утвердилась (ср.: Goll. Samo; Grafenauer. Razvoj, 215; Grafenauer. Zgodovina, 349—353; Łowmiański. Początki, IV, 242—243; Ditten. Bemerkungen, 523—524; Bertels. Carantania, 105).

 

Именно Карантания выступала в VII в. как убежище, в частности, для претендентов на власть в соседнем Фриульском герцогстве (Paul. V. 22, с. 152), а в начале VIII в. — как независимое княжество с относительно сильной наследственной княжеской властью (Conversio 4, с. 42). Союз альпийских славян с Само (см. коммент. 5) делал Карантанское княжество, очевидно, еще более защищенным и устойчивым, обеспечивая и протоболгарским беженцам там надежное укрытие. После смерти Само и распада конфедерации племен натиск аваров на отдельные славянские области усилился, и это, как считает М. Кос, вынудило Алциока перебраться в 662 или 663 г. из «марки винидов» в Италию (Kos. О knezu Alcioku, 251—258; ср. коммент. 63).

 

Трудно согласиться с И. Беуцем, будто marca Vinedorum была не особым политическим образованием, а лишь «пограничной зоной» «империи» Само (Beuc. Problema formiranja, 82—83). Наличие в «марке винидов» собственной, и притом стабильной (Алциок «прожил много лет с Валлуком» — с одним и тем же правителем), княжеской власти, надежность границ этой области при ее значительной отдаленности от предполагаемого центра «державы» Само (см. коммент. 5) говорят именно об особом политическом образовании, а не просто об участке территории.

 

65. Имя Walluc(us) (в некоторых списках X—XI вв. Walduco) понимают обычно как превращение в антропоним искаженного славянского апеллятива *vladyka (Walluc(us)/Walduco < *valduka < *vladyka), обозначавшего у альпийских славян верховного правителя, князя (Mikkola. Avarica, 160; Kos, 38—39; Kronsteiner. Personennamen, 85). Х. Кунстманн выводит это «имя» от эпитета *velьkъ, «великий», «старший», входившего, возможно, в состав княжеского титула (Kunstmann. Samo, 174—177; Kunstmann. Herkunft, 299—300; cp. коммент. 2 и 52).

 

66. 632/633 г.

 

67. Хронист явно включает здесь в горную систему Ардена также массив Хунсрюк между Мозелем и Рейном, где проходила дорога от Меца на Майн (ср.: Quellen, 245, Anm. 27).

 

68. Скара (ср. ст.-франц. eschiere) — небольшой быстрый и мобильный отряд воинов, способный выполнять самостоятельную оперативную задачу или нести гарнизонную или транспортную службу (Niermeyer. Lexikon, 943; Ganshof. L’armee, 119—120).

 

69. По-видимому, Дагоберт извлек урок из поражения при Вогастисбурке, рассчитывая теперь в столкновениях со славянами больше на нейстрийцев и бургундов, чем на австразийцев.

 

395

 

 

70. Речь, несомненно, идет о саксах, живших с 30-х годов VI в. на северных землях бывшего Тюрингского королевства между Гарцем и реками Унструт, Боде и Заале и находившихся в политической зависимости от Меровингов. Со времен Хлотаря I, с 50-х годов VI в., эти саксы должны были платить франкскому королю дань в 500 коров ежегодно (см.: Schlesinger. Zur politischen Geschichte, 20—21; Wenskus. Die deutschen Stämme, 131—134).

 

71. 633/634 r.

 

72. Сигиберт III (631/632—656), король Австразии (633/634—656).

 

73. Chamar(o) — возможно, не имя собственное, а франкская форма среднелатинского термина camararius (> *chamar), обозначавшего хранителя королевской сокровищницы. Отцом Радульфа считается камерарий Дагоберта I франк Радо из Нейстрии (Friese. Studien, 17—21, 169; Ewig. Die Merowinger, 128, 195).

 

74. Поражение Дагоберта в войне против Само повлекло за собой частые вторжения славян в приграничные области Франкской державы. Надежды защитить франкские рубежи руками саксов не оправдались. Все более опасное для Меровингов положение на восточной границе заставило короля пойти навстречу политическим амбициям австразийской знати и изменить систему управления как Австразией (восстановление в 633/634 г. самостоятельного королевства), так и Тюрингией, назначив туда — еще до 634 г. — герцогом франка Радульфа. Как полагают многие исследователи, в сферу его власти кроме собственно Тюрингии была включена также область Вюрцбурга на среднем Майне (Friese. Studien, 24; Kunstmann. Herkunft, 304). Однако сколько-нибудь заметная франкская колонизация Тюрингии тогда еще не началась, позиции местной племенной знати оставались очень сильными, что создавало благоприятную почву для сепаратизма. И чем важнее становились задачи охраны границы от славян, тем большую независимость приобретал правитель Тюрингского герцогства, лишь формально подчинявшийся франкскому королю (Schlesinger. Das Frühmittelalter, 337—338; Schlesinger. Zur politischen Geschichte, 22, 30, 33—34; Friese. Studien, 15—16, 21).

 

75. В 634—635 гг. столкновения между тюрингами и славянами-сорбами стали особенно частыми, и с этим связано, несомненно, и появление у сорбов в междуречье Эльбы и Заале первых укрепленных центров, археологически датируемых второй четвертью VII в. (Die Slawen, 195—196).

 

76. 641 г.

 

77. Формулы paulatem... ciperat revellare (гл. 77, см. коммент. 7) и vehementer... revellandum disposuisset отражают, как нам представляется, две последовательные фазы процесса: постепенно нараставшее неповиновение завершилось открытым мятежом.

 

78. Сепаратистские устремления Радульфа несомненно усилились, после того как в 639 г. со смертью Дагоберта единое Франкское королевство вновь распалось, а в Нейстрии и Бургундии стал править младший брат Сигиберта Хлодвиг II (Fred. IV. 79, с. 161).

 

79. Термин leudes (от франк. *leod) в памятниках VI—VII вв. очень многозначен (cp.: Olberg. Leod, 98—103). Здесь — «все свободные воины королевства» (cp.: Fred. IV. 58, 78, с. 149, 160).

 

80. Значение термина banniti (от ср.-лат. bannum, bannire) — «обязанные распоряжением короля под угрозой штрафа нести какую-либо службу в силу

 

396

 

 

принадлежащего королевской власти банна». Банн здесь — право призыва на военную службу (cp.: Scheyhing. Bann).

 

81. Бухонией, или Бухонским Лесом, в VI—VIII вв. называли покрытую лесами гористую местность на р. Фульда, между горами Рён и Фогельсберг и р. Верра (Niemeyer. Der Pagus, 147, 207, 218; Schlesinger. Zur politischen Geschichte, 9, 19).

 

82. Утверждение местными правителями своей фактической независимости находило выражение в их стремлении к королевскому титулу (ср. коммент. 16). В конце VII в. в Тюрингии, согласно «Житию св. Бонифация» Виллибальда, правили reges (Willibald, 6, с. 32) — очевидно, преемники Радульфа (ср.: Friese. Studien, 38, 49—50, 163, 169). Опираясь на «дружбу» со славянами и другими соседями, Тюрингское герцогство и далее, более 70 лет подряд, оставалось фактически независимым (Schlesinger. Das Frühmittelalter, 338 — 341).

 

83. О «дружбе» как институте международного права раннего средневековья см. коммент. 38—39. «Дружба» Радульфа со славянами, прежде всего с сорбами, создавала благоприятные условия для их постепенного мирного расселения к западу от Заале (ср.: Strzelczyk. Słowianie, 158; Brachmann. Slawische Stämme, 111—114, 117). Другие «соседние народы» — по-видимому, саксы (Ewig. Die Merowinger, 143).

[Back to Index]