О Славянахъ въ Малой Азіи, въ Африкѣ и въ Испаніи

Владиміръ Ламанскій

(Г.) ИСТОРИЧЕСКІЯ ЗАМѢЧАНІЯ КЪ СОЧИНЕНІЮ «О Славянахъ въ Малой Азіи, въ Африкѣ и въ Испаніи»

 

 

I. О сношеніяхъ Русскихъ съ Греками  1—37

II. О Руси. Нѣсколько замѣчаній на книгу г. Куника 38—83

III. О Роксоланахъ 84—88

IV. Замѣтка о гор. Окакъ Ибнъ-Батуты 89

V. О важности вопросовъ объ отношеніяхъ міра Славянскаго къ Пиринейскому полуостр. 90—122

VI. Іеронимъ Пражскій 123—131

VII. Жижка 132—140

VIII. О Чешскомъ казачествѣ въ XV в. 141—154

IX. О Русскихъ гулящихъ людяхъ.

О Славянской стихіи въ Портѣ Оттоманской 155—164

О новѣйшихъ отношеніяхъ Славянъ къ Арабамъ 164—175

О важности для насъ изученія М. Азіи 175—178

Объ источникахъ и матеріалахъ исторіи Дубровника 178—184

X. Нѣкоторыя данныя изъ исторіи отношеній Россіи къ Пиринейскому полуострову до к. XVIII в. 185—227

 

 

I. (О сношеніяхъ Русскихъ съ Греками)

 

Славянскія поселенія въ Малой Азіи, значеніе Греческой военной границы, населенной Славянами, само собою наводитъ на болѣе или менѣе любопытныя соображенія. Позволяю себѣ обратить вниманіе читателя на тѣ изъ нихъ, которыя имѣютъ отношеніе къ столь близкому для насъ предмету къ изученію Славянскихъ языковъ въ Россіи и къ распространенію Русскаго языка внѣ предѣловъ Россіи.

 

Въ литературѣ нашей уже сознательно и ясно понята важность задачи — опредѣлить вліяніе Греческое на Россію и на Славянъ; малость или незначительность трудовъ, подъятыхъ понынѣ на ея рѣшеніе, быть можетъ, находятъ себѣ оправданіе въ нѣкоторой неполнотѣ, даже односторонности постановки вопроса и выраженія задачи.

 

Я бы сказалъ, насъ должна занимать исторія отношеній Грековъ къ міру Славянскому и обратно; тогда сами собою выступятъ на видъ слѣдующіе два вопроса, важность которыхъ предстанетъ каждому во всей своей очевидной ясности, лишь только будетъ понята ихъ возможность.

 

Какое вліяніе имѣли Греки на міръ Славянскій?

 

Какое вліяніе имѣли Славяне, въ свою очередь, на міръ Греческій?

 

Иными словами, — такъ какъ сила вліянія Греческаго на насъ Славянъ для всѣхъ очевидна, — Славяне столько получившіе

 

 

2

 

отъ Грековъ, внесли ли въ ихъ бытъ и образованность что-нибудь и съ своей стороны, какое донынѣ было и какое по этому будетъ въ послѣдствіи воздѣйствіе Славянъ на Грековъ?

 

Въ настоящее даже время, при всей неразработанности предмета, уму безпристрастному понятно заблужденіе всѣхъ, рѣзко толкующихъ о томъ, что стихія Славянская въ мірѣ Греческомъ была ничтожна и не заслуживаетъ никакого вниманія. Народность, давшая Византіи нѣсколькихъ Императоровъ, — Юстиніана I (527—565 г.), Юстина II (565—578 г.), Василія Македонянина (867—886 г.), патріарха (Никиту 766—780 г.), нѣсколькихъ полководцевъ, въ томъ числѣ Велисарія (изъ Дарданіи, родины Юстиніана, изъ мѣстечка Σκαπλιτζω), многихъ сановниковъ и самыхъ близкихъ къ престолу людей съ огромнымъ вліяніемъ (въ VI, IX, X и XI в.), народность эта не могла играть ничтожной роли въ имперіи. О происхожденіи многихъ другихъ лицъ, не малозначившихъ, еще непремѣнно умолчано. А сколько Славянъ занимали въ имперіи менѣе видныя мѣста, если многіе изъ ихъ соплеменниковъ достигли такого высокаго положенія въ государствѣ? А народный составъ военныхъ силъ Византіи, начиная съ VI в. до самаго ея паденія? А Славянскія поселенія въ Мореѣ ?

 

Теперь рѣзко утверждаютъ, что въ Мореѣ исчезли малѣйшіе слѣды Славянства.

 

Весьма желательно, чтобы люди, хорошо изучившіе всѣ мѣстныя нарѣчія и говоры, которые въ Мореѣ быть должны и не быть не могутъ, вмѣстѣ съ тѣмъ познакомились поближе съ языками Славянскими. Весьма также желательно путешествіе по Мореѣ Славяниста, хорошо знакомаго и съ Греческимъ языкомъ.

 

Грамматика Муллаха — почтенный вкладъ въ науку, однако далеко не удовлетворяетъ всѣмъ требованіямъ современнымъ, въ чемъ впрочемъ не вина трудолюбиваго автора.

 

Смѣю думать, что только по удовлетвореніи этихъ двухъ изъявленныхъ нами желаній, возможно будетъ рѣшительно отвѣчать такъ или иначе на вопросъ: сохраняются ли какіе-нибудь слѣды Славянства въ Мореѣ?

 

 

3

 

Только по подробномъ изслѣдованіи Славянскими путешественниками мѣстныхъ говоровъ, народныхъ пѣсень и напѣвовъ, мѣстныхъ обычаевъ и нравовъ, станетъ возможнымъ тотъ или другой рѣшительный отвѣтъ на настоящій вопросъ.

 

Слѣдуетъ также обратить вниманіе на топографію острововъ Архипелага. Достовѣрныя извѣстія о грабежахъ и набѣгахъ Славянъ въ VII и VIII в. на острова Кикладскіе, на Имбро, Тенедосъ и Самоѳракію; Славянскія поселенія въ Мореѣ, мѣстныя Славянскія названія въ Ѳессаліи, идя отъ востока на западъ къ берегамъ, омываемымъ Эгейскимъ моремъ, какъ напр. (см. карту Киперта Европ. Турціи) — Bokovitza, Vrestinitza, Knisovo, Klinowo, Niklitzi, Voivoda, Poliana, Sieklilza, Vulgara, Dranitza, Selitziani, Golo и Goritza (y самаго залива Вольскаго), Vysitza (тамъ же), Zagora (на бер. Эгейскаго моря) — позволяютъ предполагать, что Славяне Македонскіе, Ѳессалійскіе, Морейскіе высылали изъ среды своей поселенцевъ и на острова Греческіе. Въ подтвержденіе этой догадки укажу на нѣкоторыя обстоятельства.

 

Въ XI в. Славяне Адріатическіе посѣщали о-въ Корфу. См. Lup. Protosp. 1081 г.

 

Robertus dux intravit Tricarim mense octobri. Et in mense aprilis Archirici perrexit ad Michalam regem Sclavorum, deditque ejus filio suam filiam uxorem, et Robertus dux cum praefato Michaele imperatore perrexit Idrontum; missisque antea navibus in insula Corfo (Corfu), quae apprehenderunt eam, ubi et ipse post paululum una cum imperatore transfretavit, posueruntque in mense julii ante Durachium obsidionem per mare et per terram; quam stolus Veneticorum veniens dissipa vit, apertumque est mare Durachii. Hoc anno Botaniatim factus est monachus, et Alexius factus est imperator».

 

Въ 949, 960 и 963 г. Ѳракійскіе, Азійскіе и даже Русскіе Славяне участвуютъ въ войскѣ Греческаго императора въ его походахъ на Критъ.

 

Русскій Князь Олегъ Святославичъ, жившій внѣ Россіи, въ 1079—1083 г., два лѣта и двѣ зимы провелъ на островѣ Родосѣ.

 

Намъ извѣстны пока только отрывочные случаи, выхваченные изъ исторіи отношеній Славянъ къ островамъ Греческимъ въ періодъ VII—XI в. Сильное участіе Славянъ въ Венеціи,

 

 

4

 

большія морскія силы Славянъ Адріатическихъ, особенно Дубровничанъ, частыя странствованія православныхъ богомольцевъ убѣждаютъ насъ въ томъ, что сношенія Славянъ съ островами Греческими не прерывались и въ позднѣйшія времена.

 

Извѣстный, достойный нашего уваженія Василій Григоровичъ Барскій, разсказываетъ вь своемъ Путешествіи, что 10 мая прибылъ въ Кефалонію (съ о-ва Корфу), для поклоненія мощамъ св. Герасима. Во вторникъ 10 мая, оставшись на берегу съ вещами,

 

«учитель мой отецъ Рувимъ посла мя къ протопопу прошенія ради мѣста къ престоянію; къ нему же егда азъ пришедъ, пріятъ мя любезнѣ, понеже чѣловѣкъ благъ и добронравенъ есть, къ тому же и знаяше мало разглагольствовати Россійскимъ нарѣчіемъ, иже егда увѣда о насъ, абіе повелѣ принестися намъ со всѣмъ въ домъ свой».

 

Въ Корфу Барскій прибылъ 9 апрѣля 1725 г. вмѣстѣ съ спутникомъ своимъ Рувимомъ, пошедши въ церковь Св. Спиридона, нашли ее затворенною и потому остались въ притворѣ.

 

«И се сидящимъ намъ тамо въ притворѣ сніидошася къ намъ нѣцыи отъ Грековъ, и начаша насъ вопрошати, откуда есмы, и како къ нимъ пріидохомъ, и како грядемъ; мы же отвѣтствовахомъ по истинѣ вся: таже единъ вопроси насъ о сродникѣ своемъ, его же имѣяше на Москвѣ, и рѣкохомъ ему, како и въ коемъ чину пребываетъ, понеже знаяше ею добрѣ сопутешественникъ мой отецъ Рувимъ; за что оный Грекъ бывши благодаренъ за таковое извѣстіе, зва насъ въ домъ свой, недалече отъ Церкви Св. Спиридона стоящій....»

 

Путешественники наши весьма были огорчены, что не поспѣли къ тому времени, когда открываютъ мощи св. Спиридона

 

 «Moлихъ же — говоритъ Барскій — многихъ великородныхъ ктиторей церкви и самаго протопопа, да соберутъ ключи, и покажутъ намъ, понеже суть ключей четыре, и всякъ въ разныхъ держится рукахъ, аще сіе зѣло и трудно есть, понеже никому же показуютъ кромѣ уреченнаго времени, но понеже любимы бѣломъ, яко отъ странъ Россійскихъ есмы, того ради обѣщахуся всѣ».

 

Путешественники наши достигли своего желанія.

 

Въ сентябрѣ 1731 г. Барскій былъ на островѣ Патмосѣ.

 

 

5

 

«Храмъ св. Евангелиста Іоанна Богослова, украшенъ есть и иконостасомъ лѣпымъ, въ немъ же суть всѣ иконы Московскіе и стѣны храма иконописаны суть....» [1].

 

Барскій на Патмосѣ бывалъ очень часто и живалъ по долгу; трудился для него и конечно будущій историкъ о-ва Патмоса XVIII стол. не преминетъ упомянуть о немъ со всѣмъ должнымъ уваженіемъ. Позволяю себѣ объ этомъ предметѣ нѣсколько распространиться. Барскій сообщаетъ весьма любопытныя извѣстія объ одномъ іеродіаконѣ Макаріи, жившемъ въ то время на Патмосѣ, человѣкѣ, который безъ сомнѣнія займетъ одно изъ видныхъ мѣстъ въ ряду людей, приготовившихъ возрожденіе Грековъ.

 

Въ 1731 г. Барскій уже засталъ на Патмосѣ этого Макарія —

 

«иже прежде двадесятью лѣтами тамо начатъ жительствовати; сей убо родомъ отъ тогожде острова Патма, послѣди же отъиде въ Константинополь, и не мало лѣтъ тамо поживе, діаконъ сущій Архіерея Ираклійскаго; достигши же въ совершенную мудрость Еллинскаго и Латинскаго языка, преуспѣ и въ добродѣтеляхъ не мало ; таже оставя Архіерея, честь, славу и корысти, и ниже чинъ священства возхотѣ пріяти, но возвратився паки въ Патмъ островъ въ свое отечество, и сѣде въ оной обители при пещерѣ, служа Господеви и нощь, монастырю великому братъ сотворися, есть же мужь добродѣтеленъ, смиреномудръ, постникъ, цѣломудръ, незлобивъ, страннолюбивъ пользуя многихъ, мусикійскую хитрость добрѣ вѣдый... »

«сотвори училище, и собрашася къ нему ученики многіе, не токмо отъ Патма, но и отъ окрестныхъ странъ, и предаетъ ученіе грамматическое, риторское, философское и богословское, Еллинскимъ и Латинскимъ діалектомъ, и многіе отъ земледѣльцевъ философы и богословы, сотвори. Прежде бо въ Патмѣ толь просты бяху люди, яко ни церковнаго правила не знаху добрѣ чести, нынѣ же умно жишася премудрые и искусные мужи, еще въ мгрстѣмъ, якоже и въ духовномъ санѣ, нетокмо же тамо суть,

 

 

1. «Подножіе въ его храмы, — продолжаетъ Барскій, — и притворы постланно есть лѣпо мраморами, много сребренныхъ кандиловъ имать, ими же украшаютъ въ праздники нарочитые ноши, и сокровища книгъ много имущъ, рукописныя древнія съ кожаными листами, отъ иноковъ же многіе обрѣтаются искусны въ ученіи, говѣйны и добродѣтельны». (I, 374. 6-е изд.).

 

 

6

 

но отъ лѣта 1728 въ иныя окрестъ страны начаше разходитися и умножати Еллинское грамматическое ученіе; въ лѣто же 1729, за тщаніемъ и ходатайствомъ .... Макарія, за иждивеніемъ же нѣкоего купца богата Константинопольскаго создася новое училище пространное на подобіе монастыря съ нѣколтими келіями ради странныхъ учениковъ, и многіе тамо стекаются къ ученію, не токмо отъ убогихъ, но и отъ знаменитыхъ мужей дѣти отъ Царяграда, Солуня, Коркири, Крита, отъ Кипра и отъ иныхъ различныхъ странъ; прежде же и путь не свѣдомъ бяше въ островъ Патмъ, нынѣ же есть пресловутъ всюду ради храма св. Евангелиста Іоанна Богослова; и ради добродѣтели премудраго онаго мужа Макарія».

 

Такимъ образомъ — Барскій непреувеличенно говоритъ: «сице бо за тщаніемъ его и славою множися оное училище, яко Грекамъ бѣднымъ, въ плѣненіи сущимъ подъ игомъ работы Магометанской; мѣсто древнихъ Аѳинъ есть».

 

Не знаю, сохранились ли у Грековъ подробныя извѣстія объ этомъ славномъ труженикѣ просвѣщенія и народности, во всякомъ случаѣ для нихъ должны быть чрезвычайно дороги слова о немъ нашего Барскаго, такъ какъ онъ коротко зналъ Макарія. Барскій, живя въ Триполи, учителемъ своимъ Іаковомъ посланъ былъ въ 1733 г. на Патмосъ:

 

«ради нѣкоей потребы посланъ быхъ.... въ Патмъ къ великому учителю Макарію, ради нѣкійхъ еже въ вѣрѣ истязаній бываемыхъ тогда въ престолѣ Антіохійстѣмъ отъ папистовъ и уніатовъ».

 

Замѣчу кстати, что такъ послужилъ дѣлу Грековъ не одинъ Русскій. Не мало Русскихъ богомольцевъ перебывало на островахъ Греческихъ до Барскаго, и конечно большая ихъ часть поступали также подобно Барскому. Кстати напомнимъ, что въ XVII стол. одинъ Русскій, именемъ Парѳеній Небоза, былъ митрополитомъ Лаодикійскимъ....

 

Макарій скончался 17 января 1737 г.

 

«азъ же (плакахся) отца, наставника и благаго; ибо сей же предъ многими лѣты мнѣ историку сушу и въ Патмъ нарочно поклоненія ради святаго мѣста пришедшу, совѣтова мнѣ, да оставлю все странствованіе, и да приложу ся къ ученію Еллинскому, въ пользу себѣ же и отечеству». (II, 73).

 

Изъ этихъ словъ видно, что Макарій помышлялъ и о нашей Россіи, хорошо сознавалъ великую для нея пользу, отъ ученія Еллинскаго.

 

 

7

 

Мы Русскіе тѣмъ болѣе привязываемся къ этой высокой личности. Мѣсто его занялъ ученикъ его Герасимъ, который вскорѣ однако умеръ, оплакиваемый всѣми;

 

«азъ же — говоритъ Барскій — до умертвія скорбѣхъ, на точію лишенія ради отеческой его ко мнѣ любви и ревности крайней къ Россійскому роду, но ради великаго его искусства въ Еллиногреческомъ поученіи» (II, 74).

 

Барскій дорогъ для Грековъ, для острова Патмоса, не только этими и подобными о немъ извѣстіями, но и своими трудами. Такъ задержанный на немъ чумою, въ продолженіи шести мѣсяцевъ, онъ занялся составленіемъ Латиногреческой грамматики. Пусть говоритъ самъ Барскій, этотъ почтенный и слишкомъ мало оцѣненный нами, простой Русскій человѣкъ —

 

«и собравши отъ различныхъ граматикъ Латинскихъ, сочинихъ едину граматику Латиногреческую, съ разноположеніемъ необычнымъ и съ удобопонятнымъ сокращеніемъ, елико мощно, по желанію и прошенію случающихся мнѣ любомудрыхъ Грековъ, изъ нея же можетъ всякъ Грекъ книженъ, аще и несовершенъ грамматикъ, изучитися совершенно грамматикѣ Латинской: въ ней бо Латинскаго художества поученіе Еллинское, примѣры же Латинскіе обрѣтаются. Благодарю же всемудраго Бога за таковое просвѣщеніе, яко не допусти мя погубити всуе толикое время, но сподоби мя потрудитися за душевное спасеніе, на пользу братіи и ближнихъ нашихъ, и на честь отечеству моему; долженствую бо и азъ Грекомъ творити благодѣяніе, понеже и азъ многія благодати возпріимахъ во всемъ моемъ странствованіи, наипаче же въ Патмѣ отъ школы и отъ монастыря; ибо жители тамошніе чрезъ 6 лѣтъ никаковой на меня Турецкой дани не налагаху, но иноки отъ монастыря общимъ изволеніемъ по пяти хлѣбцевъ мнѣ на седмицу, милостину подаваху, еже аще бы не было, то не моглъ бы азъ въ Патмѣ толикое время прежити, и поучатися Еллинскому ученію, за которое благодѣяніе Господи ихъ спаси». (II, 75—6). [1]

 

 

1. Чтобы вполнѣ оцѣнить заслугу Барскаго, надо вспомнить, что уже въ Венеціи въ 1724 г. онъ сталъ только учиться по-Гречески; «послѣди же омерзѣ мнѣ дозѣла праздность, яко не имѣхъ что дѣлати, и не умѣхъ, едино точію ученіе Латинское, Русское и иное школьное знахъ, единъ бо отъ учащихся быхъ; есть же тамо семинаріумъ, си есть школа Греческая, въ ней же дѣти Греческіе отъ инннхъ странъ Греческихъ пришедшія учатся Италіанскому и Латинскому нарѣчію, даже до риторики. Семинаріумъ оное надлежитъ подъ протекціею большихъ нѣкіихъ бояръ Венеціанскихъ, иже не тако (мню) своея ради славы, яко паче Божія, даютъ коштъ большой, платяще дидаскалу, си есть, учителю, за оныя чуждыя дѣти, кормяще и одѣвагоще ихъ, даже чрезъ шесть лѣтъ».

 

Барскій выпросилъ позволеніе ходить туда учиться;

 

«еще повелѣ (дидаскалъ) ученикамъ своимъ да аще о чесомъ либо нибудь вопрошу, да показують ми и научаютъ, вси бо мя Греки любяху, яко едину съ ними имамъ вѣру». (I, 92—93).

 

Надъ Барскимъ посмѣивались, называли его въ насмѣшку Соломономъ —

 

«множицею бо книжицы моя и писаніе школьное вметаху въ огонь, и прочая негодная творяху; азъ же иногда сваряхся, иногда же на Господа возвергая печаль мою, молящи, да той мя препитаетъ и по печали дастъ радость». (I, 98).

 

 

8

 

Быть можетъ всѣ эти приводимыя здѣсь, подробности не покажутся излишними, по поводу относительной важности вопроса — имѣли ли Славяне въ свою очередь вліяніе на Грековъ? Въ заключеніе позволю себѣ указать еще на слѣдующія три обстоятельства.

 

Янина, давшая новой Греціи, нѣсколькихъ замѣчательныхъ людей, окружена со всѣхъ сторонъ мѣстностями и селеніями, носящими слѣдующія названія: Zagoriani, Glizani, Tzerkovitza, Gribovo, Tzerkovista, Michalitzi, Laskovetzi, Greveniti, Prilepi, Veitrista (см. карту Киперта). И сколько же изъ Янины вышло людей замѣчательнѣйшихъ, однихъ изъ главнѣйшихъ дѣятелей возрожденія Греціи. Братья Зосимы [1], Каплани [2], Ѳеодозіи, эти Греческіе Новиковы, все уроженцы Янины и окрестностей.

 

Зосимы и Каплани прожили весьма долго въ Россіи, и, оказавъ ей большія услуги, сами въ свою очередь испытали сильное ея вліяніе. На жизни же и трудахъ Ѳеодозіевъ яснѣе обнаруживается ихъ Славянское происхожденіе. Такъ Димитрій Ѳеодози написалъ даже на Русскомъ

 

 

1. О Зосимахъ см. Διαθήκη τοῦ Ἀοιδίμου Νικολάου Π. Ζωσιμα εὐγένους Γραικού καὶ ἱππότου τοῦ τάγματος τοῦ σωτῆρος. Ἐν Μοσκβα. ἐκ τῆς τυπογραφίας Α. Σεμενα. 1843. Здѣсь помѣщено одно завѣщанье Н. Зосимы. (144 стр. въ 8-ку). Въ другой же брошюрѣ съ такимъ же заглавіемъ ....Εν Μοσχαι, 1844, 183 стр., въ 8-ку, — передъ завѣщаньемъ помѣщено и извѣстье о жизни братьевъ Зосимъ. Они родились около 1750—1760 г.

 

2. О Каплани см. любопытную брошюру «Рѣдкій и благодѣтельный подвигъ Зоя Константиновича Каплани, въ Греціи 1736 г. родившагося, въ Москвѣ же 20 декабря 1806 г. скончавшагося». Москва, 1809, XXIII и 109 стр., въ 4-ку.

 

 

9

 

или лучше Славяно-Русскомъ языкѣ исторію, Петра Великаго и напечаталъ ее въ Венеціи [1].

 

 

1. «Житіе и славныя дѣла Государя Императора Петра Великаго Самодержца Всероссійскаго съ предположеніемъ краткой географической и политической исторіи о Россійскомъ царствѣ, нынѣ первѣе на Славенскомъ языкѣ списана и издана». Двѣ части въ больш. 4-ку. Въ Венеціи въ типографіи Димитрія Ѳеодозія. 1772. Con licenza de’superiori.

 

Книга эта была перепечатана въ Петербургѣ въ 1774 г. иждивеніемъ купцовъ Спбургскаго Копнина и Иркутскаго Байбородина. Одною изъ причинъ этой перепечатки, какъ объяснено въ «предувѣдомленіи отъ трудившимся въ напечатаніи сей книги» — что «самыхъ книгъ сея исторіи вывезено въ Россію столь мало, что многіе любители исторіи своего отечества, напослѣдокъ ни за какія деньги получить оныя не могли». — «Поправленія и замѣчанія принялъ на себя трудъ сдѣлать его сіятельство князь Михайло Михайловичъ Щербатовъ». — Слогъ «исправлять трудился коллежской секретарь Василій Алексѣевичъ Троепольской».

 

— Что Дм. Ѳеодози былъ уроженецъ Янинскій, видно изъ одного Греческаго его изданія: Horologium (graece). Venetiis. 1778. 12. 1. Παρὰ Δημητρίῳ Θεοδοσίου τῷ ἐξ Ἰωαννίνων. — Привожу тѣ мѣста, которыя лучше всего обнаруживаютъ взглядъ автора на Россію, его сочувствіе къ ней. Онъ хвалится успѣхами Русскихъ, гордится ими. Въ его словахъ отразились взгляды Славянъ на наше отечество. Въ предисловіи, кинувъ бѣглый взглядъ на Русь до-Петровскую и сказавъ, что терпѣла она отъ Татаръ, Турокъ и пр., продолжаетъ:

 

«Швеція лежитъ спрятана за Балтійскимъ моремъ, и о Россіи худаго и помыслить не дерзаетъ; а Польша принимаетъ законы отъ онаго престола, коего она нѣкогда въ презрѣніи и въ поруганіи имѣла. Сего предъ тѣмъ никто не могъ себѣ и вообразить, а еще менѣе оное предпріятіе, которое нынѣ всю вселенную въ несказанномъ удивленіи, а Малую Азію и всю Турецкую имперію въ крайнемъ трепетѣ и ужасѣ содержитъ. — Коль много кратъ испытывались всепресвѣтлѣйшіе Римскіе цесары высвободить христіанской родъ отъ ига оныхъ христопротивниковъ; но такое ихъ предпріятіе не могло никогда удаться по желанію, отъ большой части затѣмъ, что Французы держатъ всегда партію Турецкую, и для того всегдажъ такимъ цесарскимъ благохвальнымъ предпріятіямъ, своими на цесарскія области въ тѣ самыя времена нападеніями мѣшали и диверсій чинили. Изъ публичныхъ вѣдомостей извѣстно, что нынѣшнему Россійскому предпріятію хотѣли они такимъ же образомъ, по послѣдней мѣрѣ на западныхъ и южныхъ водахъ препятствовать; но когда удостовѣрены были, что хотя и Женщина управляетъ Россіей), но живетъ въ ней духъ Петра и сама она великая. ... то не отважились они сдѣлать ни попытки въ томъ, въ чемъ дѣлать были намѣрены, и что Римскимъ цесарямъ, Петра Великаго въ себѣ не имѣвшимъ, чинить они могли».

 

— Затѣмъ заговоривъ о Петрѣ, онъ останавливается на С.-Петербургѣ и хвастается имъ, какъ бы своимъ роднымъ городомъ.

 

«О семъ нынѣшнемъ Императорскомъ столичномъ градѣ имѣю я отъ нѣкоего моего пріятеля извѣстіе слѣдующее: я не говорю много, когда доказую, что сей Россійскій столичный градъ превосходитъ все то, что только великимъ подумать можно».

 

Затѣмъ описываетъ Неву, зданія и т. д. Перечисливъ заслуги Петра, прибавляетъ: «и чрезъ все то возвелъ онъ Россію на высочайшую степень силы и славы, а имя свое учинилъ у самаго отдаленнаго Россійскаго потомства безсмертнымъ». —

 

«Сего-то преславнаго Императора, несравненнаго героя, нынѣшняго царства Россійскаго основателя, просвѣтителя и отца житіе и славныя дѣла описаны почти на всѣхъ Европейскихъ языкахъ, единъ только Словенской былъ по сіе время таковаго утѣшенія лишенъ, за тѣмъ, что народы того языка на югозападу обитающіе самы того учинить средства не имѣли, а отъ Россіянъ того ожидать уже и утомились, и такъ остались всегда въ одномъ только напрасномъ желаніи, въ которомъ и я съ нимижъ находился, и которымъ единственно возбужденъ выдать настоящую о высокопомянутомъ Императорѣ Исторію на нашемъ Словянскомъ языкѣ».

 

Сначала онъ предпосылаетъ географическій очеркъ Россіи и очеркъ Русской исторіи до Петра, чтобы читатель увидѣлъ,

 

«коль въ глубокой тмѣ неученія и безпорядочнаго правленія находилась Россія, и что Петръ Великій былъ первый, который собственнымъ своимъ разумомъ и собственнымъ своимъ трудомъ оную изъ такой тмы вывелъ на свѣтъ, на котораго безъ блистанія великаго и удивленія смотрѣть не можно».

 

— Затѣмъ онъ говоритъ о пособіяхъ:

 

«мнѣ въ отдаленныхъ не ученыхъ странахъ живущему надобно было книги иностранныхъ писателей промыслить изъ Германіи, а Россійскихъ изъ Россіи, сколько могущество мое дозволяло, для чего и провелъ я пять лѣтъ въ сочиненіи сея Исторіи безъ перерыву».

 

Но иностранные писатели, — говоритъ авторъ, — не совсѣмъ справедливы,

 

«писали они все то, что могло служить къ мщенію и къ безславію Россійскаго народа. Гдѣ же было имъ мѣсто писать о Россійской церкви, то употребляли всѣ они не только сверху Россійскаго духовенства, juo и сверху самого Греко-Россійскаго исповѣданія такія хулы и безчестія, что безъ мерзости и читать ихъ нельзя».

 

Ему помогали извѣстіями и свѣдѣніями баронъ Петръ Шафировъ, бывшій тогда государственнымъ вице-канцлеромъ, и академикъ Миллеръ. — Любопытенъ взглядъ его на Французовъ. Сказавъ о недостаточности описанія Петровской побѣды надъ Шведами, находящагося въ сочиненіяхъ Вольтера, Рабенера и Лакомба, онъ прибавляетъ: «Французы отъ большой части въ писаніи исторіи самовольны» (Венец. изд. I, 288). Это же самовольство, легкость и неосновательность ставятъ въ упрекъ Французамъ и Русскіе, говоря напр.: «Французъ сытъ крупицей, пьянъ водицей, шиломъ брѣетъ, дымомъ грѣетъ».

 

Въ заключеніе этихъ длинныхъ выписокъ, за которыя вѣроятно не посѣтуютъ на меня читатели, коимъ книга Ѳеодози недоступна, привожу еще слѣдующее и послѣднее мѣсто, — весьма интересное замѣчаніе автора по случаю объявленія Петромъ войны Туркамъ въ 1711 г.

 

«Но истинѣ всѣ како единоплеменные Славенскіе тако и Греческіе и другихъ языковъ восточнаго Іерусалимскаго благочестія народы, которые чрезъ толь долгое время стонутъ подъ игомъ Отоманскимъ, начали уже воображати себѣ Петра Великаго, точно яко Израильскаго отъ Бога посланнаго ангела, который избавит ь ихъ отъ плѣни Мухамеданской, точно яко Египетской. Пророчество во гробѣ Греческаго императора Константина найденное удостовѣровало ихъ, что Турки имѣютъ всеконечно изгнаны быть изъ Царьграда народомъ рыжимъ или руссимъ (то есть червленикастымъ), коимъ Россіановъ быти разумѣютъ. Да и нынѣ тожъ думаютъ, и всѣ единовѣрные хотя въ неволѣ не явно, однакожъ въ тайнѣ, а паче сердечныя свои молитвы къ Богу о успѣхѣ оружія благочестиваго государства надъ злочестивыми и человѣкопоклонниками, ради освобожденія своего, и своего утѣсненнаго благочестія, непрестанно возсылаютъ» (II, 22).

 

 

10

 

Въ посвященіи своемъ Императрицѣ Екатеринѣ, онъ говоритъ, между прочимъ, что о Петрѣ Великомъ не мало уже книгъ написано,

 

 

11

 

и что онъ но справедливости отъ всѣхъ націй зовется великимъ, —

 

«то посему всравненіи сего слѣдуетъ, что весьма прилично было и житіе сего Государя на свойственномъ его Имперіи народа діалектѣ, въ которомъ и другій толъ многій націи сходны находятся, изъявить; дабы и оніи о великолѣпныхъ акціяхъ и преславныхъ толикаго и таковаго героя дѣлахъ полезнаго не лишились извѣстія».

 

Какъ смотрѣлъ Ѳеодози на Грековъ, можно видѣть изъ слѣдующихъ словъ —

 

«между Греками и Сербами съ времени ихъ еще бывшихъ государствъ вскорененная антипатія есть неразрушима. Гордость Греческая не можетъ развѣ по неволѣ терпѣти Славянскаго языка людей, а Сербы имѣютъ Грековъ въ такомъ презрѣніи, каковаго достойны всѣ не постоянные и гордые люди» (Венец. изд. I, 23).

 

Тотъ же самый Димитрій Ѳеодози издалъ и «Славяно-Сербскій Магазинъ», то есть собраніе сочиненій и переводовъ. Томъ 1. Часть 1. Венеція. 1768.

 

Панъ Ѳеодози, вѣроятно братъ Димитрія, также трудился для дѣла Славянскаго. Онъ издалъ — 1) Стихи и прозы (sic!) Карамзина. Poesie е Prose di Karamsin. Tradotte dal Russo per il Dr. Cetti. Mлетки (т. e. Венеція). Въ типографіи Пана Ѳеодозія. 1812. Рядомъ съ переводомъ напечатанъ и подлинникъ. 2) Етика или Философія Нравоучителна по системи Профессора Соави Досифеемъ Обрадовичемь издата. Въ т. Греко-Славянской у Пайо Ѳеодосія. 1803 [1].

 

Такимъ образомъ Ѳеодозіи, будучи Греками по воспитанію, вовсе однако не утратили Славянской народности, и въ силу ея тяготѣли такъ сказать къ міру Славянскому.

 

 

1. Для всѣхъ понимающихъ тѣсную связь исторіи Россіи съ исторіею прочихъ Славянъ (а кто ея не понимаетъ!) весьма живо и ясно должна предстать необходимость обращать въ исторіи Русскаго языка и литературы вниманье на исторію Славянскихъ типографій (вообще, не только Русскихъ) въ чужихъ краяхъ. Имъ предстоитъ великое развитіе въ будущемъ. Венеція въ этомъ отношеніи обращаетъ на себя особенное вниманье.

 

 

12

 

Ѳеодози были земляками братьевъ Зосимъ, Капланы, которые также не мало потрудились для Россіи, слѣдовательно для Славянства, и имена которыхъ неразрывно связаны съ возрожденіемъ единовѣрныхъ намъ Грековъ.

 

Второе же обстоятельство, котораго также нельзя терять изъ виду при вопросѣ о Славянской стихіи въ мірѣ Греческомъ, заключается по моему въ томъ, что самый Цареградъ и прилежащія къ нему мѣстности имѣли издавна поселенія Славянскія. Имена Бѣлградъ и Поле (Polja) ясныя тому доказательства. Монастырь Студійскій въ Цареградѣ, гдѣ жили Русскіе въ XIV в., былъ конечно всегда гостепріимно открытъ не только Русскимъ, посѣщавшимъ столицу, но и Болгарамъ и Сербамъ, сторону которыхъ почти постоянно держали Русскіе въ ихъ распряхъ съ Греками на Аѳонѣ.

 

Наконецъ значительныя перемѣны въ политической судьбѣ Грековъ, произведенныя Болгарами при царѣ Симеонѣ († 927 г.) и его предшественникахъ, при обоихъ Асѣняхъ, Сербами, начиная со Стефана Немани до Стефана Душа на включительно (1147—1356 г.), и единоплеменными и столько имъ обязанными Русскими, начиная съ 1453 г. (когда Москва, по выраженію современниковъ стала третьимъ Римомъ), до 1830 г. включительно, такія перемѣны, говорю я, рѣшительно, кажется, отнимаютъ всякое право и малѣйшую возможность у кого бы то ни было обвинять въ народномъ самохвальствѣ тѣхъ Славянскихъ писателей, которые настаиваютъ на необходимости и важности изученія вопроса — о вліяніи Славянъ и на Грековъ.

 

Въ заключеніе представлю вкратцѣ нѣсколько любопытныхъ и немаловажныхъ чертъ для характеристики современныхъ отношеній Грековъ къ народу Русскому; постараюсь нѣсколько пояснить ихъ исторически и наконецъ предложу на судъ читателей нѣсколько мыслей и соображеній касательно будущихъ нашихъ отношеній къ Грекамъ, которыя имѣютъ тѣсную связь съ вопросами объ умственномъ общеніи Россіи съ міромъ Славянскимъ и о распространеніи Русскаго языка внѣ нредѣловъ Россіи.

 

Одно наше духовное лицо въ путевыхъ замѣткахъ о Греціи, которую оно посѣтило въ 1850-хъ годахъ, сообщаетъ нѣсколько

 

 

13

 

весьма любопытныхъ подробностей, живо рисующихъ понятія Грековъ о Русскихъ и расположеніе ихъ къ Россіи.

 

«Городъ (Калаврита), зпаменитый исторически — говоритъ почтенный авторъ — какъ центръ Греческаго возстанія противъ Турокъ, представляется, подобно Коринѳу, кучею развалинъ.... Русское имя вскорѣ огласилось по городу, и когда мы посѣщали церковь, насъ уже окружала весьма значительная толпа народа, высказывавшаго веселое и живое чувство при взглядѣ на насъ» [1].

 

Почтенный авторъ пріѣзжаетъ въ Патры (или Патрасъ).

 

«Было часовъ 5, когда мы отправились съ квартиры — пора, въ которую весь городъ, въ теченіе дня укрываясь, высыпаетъ на улицу дохнуть прохладою. Съ нами шелъ нашъ вице-консулъ. Лишь только завидѣли насъ на улицѣ, другъ за другомъ стали подходить къ намъ сперва дѣти, потомъ и возрастные, а наконецъ всѣ, кто ни встрѣчалъ насъ, приставали къ намъ. Движеніе сдѣлалось общее. Со всѣхъ улицъ и переулковъ бѣжали къ намъ, шумѣли, толкались, забѣгали впередъ посмотрѣть на насъ, пытались много разъ принять отъ меня благословеніе — ῥουσσικὴν ἀγίαν εὐλογίαν (т. е. Русское святое благословеніе), какъ говорили и пр. Приближаясь къ церкви, я оглянулся и ужаснулся: за нами шелъ, казалось, весь городъ. Въ церкви говоръ и волненіе напомнили мнѣ весьма живо то блаженное время, въ которое мы, бывало, ожидали и встрѣчали государя императора. Его славное имя двигало и теперь толпами иноплеменнаго, но единовѣрнаго намъ народа. Εὐλογημένη ἡ Ῥωσσία! Εὐλογημένος ὁ Νικόλαος ὁ πατέρας μας! Ζήτω ὁ Αὐτοκράτως! Ζήτω ἡ Ῥωσσία. (Благословенная Россія! Благословенный Николай отецъ нашъ! Да здравствуетъ императоръ! Да здравствуетъ Россія!) Множество подобныхъ ублаженій разносилось по церкви» [2].

 

«Во все время пребыванія нашего въ Ѳивахъ, мы не переставали слышать по временамъ подземные удары, изъ коихъ три или четыре были весьма значительны.

 

 

1. Ж. Μ. Н. Пр. 1854. Мартъ. Христіанскія древности Греціи. С. 175 и сл.

2. Тамъ же. С. 188.

 

 

14

 

Не смотря однакожь на всю поразительность своего положенія, бѣдные жители, при одномъ слухѣ о прибытіи Русскихъ, пришли въ движеніе и толпами ходили за нами между развалинами домовъ своихъ» [1].

 

— «И безъ того всѣмъ близкое и любезное имя Русскихъ въ это время возбуждало всеобщій восторгъ въ Греціи, и преимущественно въ клирѣ Греческомъ Мегаспилеонъ (большой монастырь, на западъ отъ Коринѳа) — центръ и исходная точка религіознаго воодушевленія Грековъ, естественно болѣе всѣхъ другихъ мѣстъ сочувствовалъ Россіи» [2].

 

Эти чувства расположенія Грековъ къ Русскимъ не ограничиваются нисколько однимъ, духовенствомъ. Такъ извѣстно, что съ 1798 до 1807 г. Русскіе принимали самое живое участіе въ дѣлахъ острововъ Іоническихъ. И что же, масса народонаселенія понынѣ любить вспоминать о нашей эскадрѣ, и преимущественно объ адмиралѣ Дмитріи Николаевичѣ Сенявинѣ.

 

Въ 1841 г., будучи въ Зантѣ, одинъ изъ почтенныхъ нашихъ моряковъ, такъ между прочимъ выражается, говоря о привязанности жителей къ Русскимъ: «Кто виновникъ радостнымъ привѣтствіямъ, съ какими насъ окружали иностранцы? Кто внушилъ имъ это уваженіе къ Русскому флагу?»

 

Всѣмъ этимъ преимущественноговоритъ тотъ же авторъ — мы обязаны Сенявину. Его «имя повторялось теперь на шканцахъ, на палубахъ и въ каютъ-кампаніи». О немъ «говорили съ замѣтнымъ оживленіемъ и всѣхъ разспрашивали пріѣзжавшія толпы?» Его «благословляютъ здѣшніе народы, разсказывая дѣтямъ о его временахъ, о ихъ благоденствіи при благословенномъ монархѣ, подъ управленіемъ адмирала Сенявина. Здѣсь всѣ знаютъ, помнятъ, и глубоко уважаютъ Дмитрія Николаевича».

 

«Любимый разговоръ нашихъ гостей былъ о немъ; они не говорили о его воинской славѣ или морской извѣстности; нѣтъ, они разсказывали о немъ самомъ, какъ о человѣкѣ безъ блеска и титла. Говорили, какъ онъ былъ строгъ и вмѣстѣ съ тѣмъ входилъ въ малѣйшія нужды жителей, всякаго самъ утѣшалъ,

 

 

1. Тамъ же. С. 223.

2. Тамъ же. С. 138.

 

 

15

 

каждому помогалъ, и его любили больше, нежели боялись. Въ какой дисциплинѣ держалъ онъ и своихъ и чужихъ, но любилъ, чтобы всѣ его окружающіе были имъ довольны и всегда веселы; самъ изобрѣталъ удовольствія, давалъ пиры и всѣ уважали его не на словахъ, а дѣйствительно какъ отца-командира; наконецъ заговорили объ его отъѣздѣ. Какъ это неожиданное извѣстіе всѣхъ поразило! не хотѣли ему вѣрить; не могли видѣть Французскаго флага, Греки бунтовались, но адмиралъ Сенявинъ усмирилъ ихъ, и весь народъ со слезами провожалъ его. И теперь при этомъ разсказѣ, у нѣкоторыхъ навертывались слезы. Зантіоты желали знать всѣ подробности объ адмиралѣ: когда онъ умеръ? гдѣ похороненъ? какой сдѣланъ памятникъ? остались ли у него дѣти» и пр. [1]

 

Въ XVIII ст. побѣды Румянцова, Суворова, бой Чесменскій не могли не производить на Грековъ весьма сильнаго впечатлѣнія. Самый приходъ Русскихъ въ Морею въ 1770 г., хотя исходъ его былъ весьма неудаченъ, впрочемъ не по нашей винѣ [2], имѣлъ весьма сильное вліяніе — горсть Русскихъ несетъ имъ свободу, доставляетъ побѣды надъ ихъ давнишними угнетателями.

 

 

1. Ст. г. Арцымовича: Адмиралъ Дмитрій Николаевичи Сенявинъ. Морск. Сборн. 1855. № 12. С. 266 и сл. — См. Маякъ 1843. Воспоминанія Русскаго моряка (въ 1841 г.). И. Сущова.

 

2. Истинно драгоцѣнный документъ «Собственноручный журналъ капитанъ-командора С. К. Грейга въ Чесменскій походъ» (Морск. Сб. 1849. 10. С. 645 и сл. № 11. С. 715 и сл. № 12. С. 785 и сл.. Сѣв. Арх. 1823. ч. 8. № 22. Подвиги капитана Баркова въ Мореѣ и взятіе древняго Лакедемона или Спарты, что нынѣ Мизитра, въ 1770 г.) — не допускаетъ теперь ни малѣйшаго сомнѣнья въ томъ, что виною неудачи возстанія Морейскаго были не Русскіе. О дѣйствіяхъ пѣхотнаго капитана Баркова см. с. 715 и сл. Съ небольшимъ отрядомъ Майнотовъ и горстью Русскихъ Барковъ скоро овладѣлъ Миситрою и принудилъ Турокъ къ капитуляціи, до 3,500 человѣкъ.

 

«Но только что обезоруженіе ихъ было окончено, какъ Майноты, незнавшіе законовъ войны.... и ослѣпленные успѣхомъ, предались остервенѣнію и съ совершеннымъ безчеловѣчіемъ начали рѣзать и убивать беззащитныхъ Турокъ, мущинъ, женщинъ и дѣтей».

 

Барковъ съ 12 Русскими солдатами напрасно останавливалъ Майнотовъ; они стали стрѣлять но нашимъ часовымъ. Городъ былъ преданъ разграбленію. Турокъ погибло множество. Грейгъ при этомъ весьма основательно разсуждаетъ:

 

«Нѣкотораго оправданія такого безчеловѣчія со стороны Грековъ можно искать въ жестокомъ съ нѣми обращеніи ихъ утѣснителей. Какъ бы то ни было, но это происшествіе, гибельное для Турокъ, было столь же неблагопріятно и пользѣ Русскихъ, и имѣло слѣдствіемъ всѣ тѣ неудачи, которыя они въ послѣдствіи испытали въ Мореѣ. Если бы капитуляція была соблюдена со всею точностью, то очень вѣроятио, что ни одно изъ остальныхъ укрѣпленій, занятыхъ Турками, не было бы сильно защищаемо, такъ какъ Турки начинали уже оставлять Морею и желали только совершить безопасно свое отступленіе. Правда, Коронъ все еще держался; но нѣтъ сомнѣнія, гарнизонъ его сопротивлялся Русскимъ не столько отъ желанія удержать за собой эту крѣпость, какъ отъ страха пройти безъ оружія чрезъ край, наполненный сильными партіями неумолимыхъ Грековъ. Во всякомъ случаѣ съ этого времени начались неудачи Русскихъ въ Мореѣ, не смотря на то, что сила ихъ возрасла въ послѣдствіи отъ прибытія остальной части флота».

(Морск. Сб. 1849. С. 777 и сл.).

 

 

16

 

Въ 1698 г., Бояринъ Борисъ Петровичъ Шереметевъ, въ бытность свою въ Венеціи, 16 Февраля принималъ у себя Греческаго митрополита Венеціанскаго — «и поздравлялъ боярина побѣдами, которыя бояринъ одержалъ йодъ часъ бытности своей въ Бѣлгородѣ, надъ непріятелями креста святаго, и говорилъ съ бояриномъ много, желая великому государю, его царскому величеству щасгливыхъ побѣдъ и одолѣнія надъ непріятелями креста святаго, и освобожденія греческаго ихъ царства отъ ига поганскаго, и говорилъ, яко въ прошедшее время, непрестанно Господа Бога молилъ со всѣми христіанъ!, которые суть подъ его паствою, о здравіи вел. госуд. его царскаго величества и о совершенной побѣдѣ надъ непріятелями».

 

Греки, со взятія Цареграда Турками, преимущественно обратили свои взоры на единовѣрную Россію, сношенія ихъ съ нами съ тѣхъ поръ стали еще тѣснѣе.

 

Въ XVII стол. стало общимъ убѣжденіемъ не только Грековъ, Русскихъ, но и Турокъ, что Царьграду быть взяту Русскими. Такъ Петръ Великій, въ письмѣ своемъ къ Андрею Виніусу, отъ 5 окт. 1 697 г. изъ Амстердама, — передавая слова Бейта, бывшаго въ сраженіи при Центѣ, — говоритъ между прочимъ, что узналъ отъ него —

 

«нѣкоторый паша взятъ въ полонъ, который передъ генералисимусомъ цесарскимъ и предъ всѣми генералы распрашиванъ, въ которомъ распросѣ межъ иными словами сказалъ, что де у нихъ нынѣ есть такое пророчество, что въ 1699 г. Царьгородъ взятъ будетъ отъ Русскихъ; о чемъ и прежъ сего слыхали, только не отъ такихъ знатныхъ.

 

 

17

 

Въ чемъ да будетъ воля Господня, отъ котораго побѣды происходятъ, и волею Его высятся и ни во что примѣняются» [1].

 

Извѣстныя предсказанія о взятіи Цареграда Русскими, весьма любопытны для историка, дорожащаго не одними внѣшними политическими событіями, но интересующагося въ особенности понятіями и воззрѣніями, присущими той или другой эпохѣ. Предсказанія эти одинаково были распространены, какъ въ Греческой, такъ Русской и Славянской литературахъ [2], но что еще важнѣе, не оставались достояніемъ книгъ, а переходили къ массамъ и становились устными преданіями. Такъ какъ въ исторіи отношеній Русскихъ и вообще Славянъ къ Грекамъ, предметъ этотъ занимаетъ весьма важное мѣсто, то я и рѣшаюь указать здѣсь на одно обстоятельство, которое можетъ наглядно возсоздать процессъ образованія въ массахъ разныхъ преданій и басней о взятіи Цареграда.

 

Въ 1674 г., по случаю дѣлъ Малороссійскихъ, въ Кіевѣ стоялъ Московскій воевода Юрій Трубецкой.

 

 

1. См. Устрялова — Петръ Великій въ Голландіи и Англіи. Прилож. 5. — 10 же сент. 1697 г. Петръ В. изъ Остенбурга (Голландской верфи) писалъ патріарху въ Москву:

 

«Мы въ Нидерландахъ, въ гор. Амстердамѣ, благодатію Божіею и вашими молитвами, при добромъ состояніи живы, и послѣдуя Божію слову, бывшему къ праотцу Адаму, трудимся; что чинимъ не отъ нужды, но добраго ради пріобрѣтенія морскаго пути, дабы искусясь совершенно, могли, возвратясь, противъ враговъ имени Іисусъ Христа побѣдителями, а Христіанъ, тамо будущихъ, свободителями, благодатію Его, быть. Чего до послѣдняго издыханія желать не перестану» (тамъ же. С. 17.).

 

Весьма любопытны слова Нартова, въ этомъ отношеніи кажется заслуживающія полнаго довѣрія. Въ своемъ сочиненіи «Достопамятныя повѣствованія и рѣчи Петра Великаго» Нартовъ говоритъ:

 

«Государь разсказывалъ графу Шереметьеву и гепералъ-адмиралу Апраксину, что онъ въ самой молодости своей, читая Несторовъ лѣтописецъ, видѣлъ, что Олегъ посылалъ на судахъ войска подъ Царьградъ, отъ чего съ тѣхъ поръ поселилось въ сердцѣ его желаніе учинить то же противъ вѣроломныхъ Турокъ, враговъ Христіанъ, и отмстить обиды, которыя они обще съ Татарами Россіи дѣлали, и для того учредилъ кораблестроеніе въ мѣстѣ, и такую мысль его утвердила бытность его въ 1694 г. въ Воронежѣ, гдѣ обозрѣвая онъ мѣстоположеніе рѣки Дона нашелъ способнымъ, и чтобъ по взятіи Азова пройти и въ Черное море» (Москвитянинъ. 1842. XI. С. 141).

 

Въ 1723 г. по случаю ботика былъ данъ торжественный обѣдъ.

 

«Во время стола, — говоритъ Нартовъ, — когда пили здоровье ботика, то Петръ Великій говорилъ: «здравствуй, дѣдушка! потомки твои по рѣкамъ и морямъ плаваютъ и чудеса творятъ! время покажетъ, явятся ли они и предъ Стамбуломъ» (тамъ же. С. 117).

 

2. См. Повѣстъ о Цареградѣ. Чтеніе И. И. Срезневскаго. Спб. 1855. С. 41 и сл.

 

 

18

 

Его обязанностью между прочимъ оьыо слѣдить за всѣмъ, что дѣлается и предпринимается въ Турціи; почему отъ всѣхъ приходившихъ изъ Турціи онъ отбиралъ сказки и показанія и отсылалъ ихъ въ Москву. Такъ 17 мая 1674 г. прибылъ изъ Турціи въ Кіевъ кіевскій житель Греченинъ Янь Павловъ. Отъ него между прочимъ записали слѣдующій разсказъ, который само собою не замедлилъ распространиться въ народѣ.

 

«Да онъ же Янъ, будучи въ Царь городѣ, слышалъ отъ Турковъ, что въ салтанскихъ палатахъ, гдѣ въ то время православія бывала церковь, а нынѣ полата, и въ той полатѣ, въ то число, какъ въ Софейской церквѣ звонъ былъ, объявился старъ человѣкъ, сидитъ во святительскихъ одеждахъ, въ креслахъ, въ рукахъ держитъ посохъ, а передъ нимъ горитъ въ лампадѣ свѣча; и Турки де видя то, писали къ салтану и салтанъ де велѣлъ его изъ той палаты кинуть на море и Турки де, по его велѣнью, того человѣка кинули въ море, и послѣ де того, тотъ человѣкъ объявился, опять въ тѣхъ же полатахъ, сидитъ въ креслахъ, въ тѣхъ же святительскихъ одеждахъ, свѣча предъ нимъ горитъ по прежнему; и Турки де къ салтану и о томъ писали, и салтанъ де велѣлъ ту палату задѣлать, чтобъ никто въ нее не ходилъ» [1].

 

Повторяю, сношенія Грековъ съ Россіей) стали несравненно тѣснѣе съ 1453 г., когда на наше отечество, отстоявшееся отъ Татаръ и постепенно начинавшее переходить въ наступленіе, народы православные устремили свои взоры, полные надеждъ и упованія.

 

 

1. Въ извѣстномъ объясненіи Георгія Схоларія (1421 г.) сказано:

 

«Родъ русыхъ (ξανθὸν γένος) вмѣстѣ съ прежними обладателями побѣдитъ всего Исмаила, и овладѣетъ Седьмихолмымъ. Тогда сожжется междоусобная война и длиться будетъ до пятаго часа. Трижды воскликнетъ гласъ: Стойте, стойте со страхомъ! Спѣшите бодро на право, найдете мужа великодушнаго, добродѣтельнаго и мощнаго. Онъ будетъ нашимъ владыкой; онъ другъ мой, его принявъ, исполните волю мою» (Повѣсть о Царегр; И. И. Срезневскаго. С. 42).

 

Такъ въ Видѣніяхъ Даніила по старинному Русскому переводу:

 

«Изъидѣте на десныя страны Седьмохолмаго, и обрящете человѣка у двоюстолпу стояща, сѣдинами праведна и молитва носяща, взоромь остра, разумомъ же кротка, срѣдняго врьстою, имѣющаго на десной нозѣ посреди голени бѣлѣгъ, возъмѣте его, и вѣнчайте царя : то есть вашъ владыка». (Тамъ же. С. 43).

 

 

19

 

Предки наши прекрасно понимали это, какъ то можно видѣть напр. изъ заключительныхъ словъ повѣсти о Цареградѣ, одного изъ замѣчательнѣйшихъ памятниковъ старинной Русской словесности.

 

Потеря Цареграда была наказаніемъ Божьимъ для Грековъ за ослабленіе ихъ въ вѣрѣ христіанской, говоритъ повѣсть. —

 

«А Греки въ томъ во всемъ ослабѣли и правду потеряли, и Бога разгнѣвили неумолимымъ гнѣвомъ, и вѣру христіанскую невѣрнымъ на поруганіе выдали, и нынече Греки хвалятся государствомъ царствомъ благовѣрнаго царя Русскаго отъ того взятья Мегметева и до сихъ лѣтъ, а инаго христіанскаго царства вольнаго и закону Греческаго нѣтъ; и надежу на Бога держатъ и во умноженіе вѣры христіанской и благовѣрнаго царства Русскаго; хвалятся и государемъ царемъ вольнымъ и до сѣхъ лѣтъ. А коли на спорѣ съ Латыняны Латынскія вѣры доктуры спираются съ Греки, на васъ на Грековъ Богъ разгнѣвался неумолимымъ своимъ гнѣвомъ такъ, какъ на Жидовъ, и выдалъ васъ Турскому царю въ неволю и за вашу гордость и за неправду; видите и сами, какъ Богъ гордымъ противляется, за неправду гнѣвается, а правда Богу сердечная радость, а вѣрѣ красота. Они же о томъ хвалятся и сказываютъ, есть у насъ царство вольное и царь вольной, благовѣрный государь, царь и великій князь всея Руссіи, и въ томъ царствѣ велико Божіе милосердіе и знамя Божіе, новые чудотворцы, и отъ нихъ милость Божія, такова, какъ отъ первыхъ».

 

Вотъ нѣсколько крупныхъ чертъ, живо рисующихъ отношенія Россіи къ міру Греческому, начиная съ 1453 г.; онѣ доказываютъ окончательно важность и необходимость вопроса — о вліяніи Славянъ и на Грековъ.

 

Какъ же Славянъ, возразятъ мнѣ, а говорится объ одной Россіи?

 

Но Россія, повторяю, своимъ постепенномъ возвышеніемъ и возрастаніемъ весьма много была обязана своимъ соплеменникамъ, Болгарамъ, Сербамъ, и др.; сознаніе единства происхожденія съ ними, и въ слѣдствіе того непрестанныя съ ними сношенія и связи доставили народу Русскому возможность не только отстоять свою вѣру и народность, но и усилиться и окрѣпнуть, и затѣмъ уже перейти въ движеніе наступательное и

 

 

20

 

такимъ образомъ въ свою очередь имѣтъ вліяніе на нѣкогда грозныхъ и страшныхъ враговъ своихъ.

 

Не надо также забывать, что побѣды Русскихъ надъ Турками значительно способствовали болѣе и болѣе возраставшему вліянію Россіи на міръ Греческій, и что въ тоже время онѣ были приготовлены Поляками, которымъ въ отношеніи Турокъ много обязана вся Европа. Вѣдь было время, когда отъ Полыни ожидали спасенія, какъ Славяне, такъ и Греки, подвластные Турціи; только разность вѣръ, еще болѣе дѣйствія езуитовъ и религіозная нетерпимость заставили ихъ окончательно положиться на одну Россію [1].

 

 

1. Вотъ что писалъ королю Владиславу IV посланникъ Польскій, Мясковскій, при дворѣ Цареградскомъ въ 1611 г.

 

«Wspomnij sobie Chocim i Osmana; sam was tam Bóg obronił i zima. Pokąd tedy defensive tylko w domach, opłotkach, bronić się im będziem, pokąd prosić, skarżyć, okupować się im nie przestaniemy, a w gniaździe ich samem, za Perekopem nie namacamy i drogą tąż do nich, którą oni do nas, nie trafimy, dotąd n wszystkiego pogaństwa i świata ludibrio będziemy. Tańsiby byli Turcy snadni, a mogą mole sua ruere za lada odmianą i śmiercią cesarską. Darliby sobie Tatarowie oczy z nimi, a możniejsi, zwłaszcza Aziatscy paszowie, rwaliby imperium między się, a my tu po Dunaj, i za Dunaj, o co Multani wierni, Raguszowie, Bulgaria, Macedonia, którym Turcy przybrać munsztuku nie mogą, Pana Boga proszą. Nuż tak wiele więźniów naszych, których, w Konstantynopolu, na galerach i w Tracii na 130,000 samiż Turcy kładą i wiadomi Grecy, ciężko wszyscy wzdychają do nieba, żeby którego pana chrześciańskiego, a mianowicie króla JMCi Polskiego, nad Dunajem, ztamląd na stolicy wschodniej victorem et triumphatorem ujrzeli.» (Zbiór pamiętn. o dawnej Polszczę, przez Niemcewicza. V. 78—79).

 

Мораванинъ Пешина такъ писалъ въ 1663 г., обращаясь къ Полякамъ:

 

«Agite ergo, et depositis cura Moschis discordiis, si non abjectis, saltem intermissis, nos in communi hoste communibus viribus propulsando juvate. — Quo facto etiam Moschorum Imperator a nobis in societatem armorum eo facilius allicietur, qui si cum valido gentis suae exercitu bellum Turcis intalerit, ad recuperanda ea loca circa Tanaim et Maeotidem, quae aliquando amisit, multum profecto rebus Turcicis obesse, nobis vero prodesse poterit. — Etsi nulla sit consilii ratio, nonne vos satis movere, vestrosque animos sollicitare debeat miserabilis aspectus vicinorum populorum, ut ὁμογλώττων fratrum ac gentilium vestrorum, Slavorum, Croatarum, Moravorum, Silesiorum, Bohemorum etc. an pudorem vobis non excitent tot in dies caedes, tot vincula et fumantia late incendia villarum, ultorem eo ipso poscentia? crudeles estis, si non sucurritis: impii, si nos veluti piacula quaedam hosti dilacerandos sinitis, aliudque nihil animus ominari poterit, quam quod jam certo immineat illud inevitabile fatum, ut juxta sermonem Domini apud Ezechiel: Magog sit Princeps Capitis Mosoch; Princeps scilicet (o Dii meliora!) universae Henetae seu Slavonicae gentis: de qua jam ante quadraginta circiter populos sub jugum misit». (Ucalegon. 119—150).

 

Въ 1674 г. Юрій Трубецкой, изъ Кіева, доносилъ царю Алексѣю Михайловичу, что одинъ Кіевскій мѣщанинъ, торговый человѣкъ, воротясь изъ земли цесарской, изъ города Шленска, разсказывалъ про Яна Собѣсскаго:

 

«А зъ Глинянаго поля королевское величество пойдетъ къ Волосской земли вскорѣ на Турковъ войною, потому : присылали къ королевскому величеству изъ Волосской и изъ Мутьянской земли владѣтели, чтобъ онъ, королевское величество, съ войски своими шелъ къ Волоской земли въскорѣ; а какъ онъ къ Волоской земли пришедъ, и они де Волохи и Мутъяне и Сербы всѣ королевскому величеству поддадутся, и пойдутъ на Турковъ войною, за одно съ Поляки; потому что имъ Волохомъ и Мутьяномъ и Сербомъ отъ Турковъ великая налога». (Симб. Сборникъ. 1845. — Малор. Дѣла 1673—74 г. № 17. С. 17—18).

 

Въ томъ же 1674 г. 30 септ. воротился изъ Волошской земли, изъ города Яссъ, одинъ Кіевскій мѣщанинъ и сказывалъ:

 

«А Волохи де и Мутяне и Греки и Сербы молятъ Бога безпрестанно, чтобъ великаго государя ратные люди или Поляки пришли къ Волоской земли на Турковъ войною; а какъ придутъ, и они великаго государя ратнымъ людемъ и съ Поляки учтутъ помочь чинитъ, и пойдутъ на Турковъ войною за одно; потому что имъ отъ Турковъ великая налога» (ib. № 23. С. 23).

 

Вернувшійся изъ Царьграда Грекъ, Янъ Павловъ, Кіевскій житель, разсказывалъ (1674. Май):

 

«А какъ де онъ былъ въ Турской земли, и въ то время былъ слухъ, что великій государь со всѣми своими войски пришелъ въ Кіевъ и хочетъ итти войною въ Турскую землю, и въ то де время Турки гораздо того боялись, а Волохи и Сербы и Греки и Мутьяне и Арбанащи Булгаре молятъ Бога безперестанно, чтобъ вел. госуд. ратные люди пришли къ Волоской земли; а какъ придутъ и они де всѣ будутъ у вел. госуд. въ подданствѣ и пойдутъ войною съ Русскими людьми за одно на Турковъ» (ib. С. 157).

 

Русскій посолъ въ Польшѣ еще въ 1673 г. не разъ писалъ Московскому двору о необходимости итти на Турокъ.

 

«Тяпкинъ увѣдомлялъ, — говоритъ А. Н. Поповъ, — что къ нему постоянно приходятъ «Волошскіе и Мутьянскіе великіе люди» и просятъ уговорить царя воевать съ Турками безъ опасенья. Они боятся Россіи, знаютъ, что мы сейчасъ же отъ нихъ отложимся и соединимся съ нею, какъ единовѣрцы. Самыя Польскія области православнаго исповѣданія охотно соединятся съ нами, продолжаетъ Тяпкинь, ибо Поляки сильно преслѣдуютъ ихъ вѣру. Протестантовъ и кальвинистовъ не смѣютъ трогать, потому что за нихъ стоятъ Бранденбургскій курфирстъ и Шведскій король; еслибъ царь заступился за православныхъ въ договорахъ съ Польшею! Нечего бояться Турецкихъ замысловъ и ухищреній другихъ государствъ: съ помощью Божьею надо, не теряя времени, ударить на Крымъ; время таково, что, кажется, Богъ споспѣшествуетъ новому государю покорить подъ ноги его всѣхъ враговъ и супостатовъ. Слѣдуетъ испытать государю перваго счастья, объ этомъ умоляютъ всѣ православные народы, находящіеся подъ игомъ мусульманскимъ и не менѣе тяжелымъ Латинскимъ; вопіютъ къ Господу, чтобы православнаго монарха послалъ имъ на избавленіе". (Русское посольство въ Польшѣ въ 1673—1677 годахъ. Соч. А. Попова. Спб. 1834. С. 196).

 

Имѣя въ виду читателей, которымъ большая часть Русскихъ книгъ и сочиненій мало доступна, я рѣшаюсь еще на слѣдующую выписку, близко касающуюся этого же предмета. Во Времянникѣ № 2 была напечатана любопытная «Скаска Самойла Пунверицкаго Концеляриста Войсковаго» 1693 г. Его слова о Туркахъ служатъ новымъ подтвержденіемъ что еще въ XVII стол. Россія была грозна для Турокъ, сама сознавала это, и уже въ то время имѣла великое вліяніе на православное населеніе Турціи.

 

«Турская власть, — говоритъ Самойло, — зѣло дешева стала, что и хану противъ прежняго ни въ какомъ дѣлѣ не могутъ повелѣвать; а свидѣтельство тому то: писалъ нынѣ ханъ къ Мултянскому государю, чтобъ онъ сверхъ прежнихъ дачъ далъ многіе тысячи левковъ, и господарь писалъ къ везирю о такой большой дачѣ, и везиръ противъ того письма ничего не сказалъ, только плечми сжалъ.... Да и везиря нынѣшняго мало любятъ и на самого султана Ахмета наступаютъ здоровѣе, для того и изъ Царяграда никуды не выходитъ. Разбои великіе востали, что не токмо великихъ людей побиваютъ на дорогѣ, но и на села наѣзжаютъ, а смирить ихъ некому, для того что власть Турская издешевѣла».

 

Далѣе говоритъ онъ:

 

«Сами Турки угадываютъ, что послѣднее время государству и что держало ихъ по се время смотрѣніе Божіе, что православныхъ царей рати нейдутъ и надежду одну ищутъ на Татарскую силу, которая кой бы часъ за наступленіемъ войскъ царскаго величества была принуждена, то тотъ часъ разбѣгутся. А сами Турки и Татары говорятъ самое время способное нашей погибели и паденью государства. Самъ Богъ сердце отвращаетъ, что царскихъ и казацкихъ силъ нѣтъ, объ которыхъ если только услышатъ, тотчасъ всѣ разбѣгутся».

— «Турки всю надежду свою при послѣдней бѣдѣ своей на Татаръ полагаютъ, хотя и Татары зѣло мѣшаются и многіе христіане говорятъ, что имъ послѣдняя кончина пришла бы, если бы войска ихь царскаго пресвѣтлаго величества Московскія и Казацкія хотя только поднялись, и Днѣпръ очистили, разоривъ Турскіе городки, и Буджакъ толькобъ разорили, что зѣло не трудно есть учинити; тотчасъ бы нѣсколько десять тысячь слыша о Казацкихъ войскѣхъ Мултяне, Сербы и Болгары, чающіе со усердіемъ подъему великихъ государей войскъ въ тѣ страны пришествія, приближилисъ ся и соединились на Турковъ, которымъ учинилибъ замѣшаніе, понеже тамошніе христіане зѣло Господа Бога о томъ молятъ и свою надежду на нихъ великихъ государей полагаютъ, и за ихъ царское пресвѣтлое величество вси единомышленно и слезно Господа Бога молятъ, не имѣя по Господѣ Бозѣ и Пречистой его Матери много упованія, надежды и заступленія отъ насилія бусурманскаго».

 

 

21

 

Точно также пригодились намъ побѣды надъ Турками войскъ цесарскихъ, т. е. нашихъ же соплеменниковъ. Наконецъ во всѣхъ позднѣйшихъ дѣлахъ Русскихъ съ Турками всегда участвовали и соплеменники наши, Славяне, напр. въ Мореѣ (Морск. Сб. 1849. С. 654), на островахъ Іоническихъ (М. Сб. 1855. № 5. С. 166) и проч.

 

 

22

 

Какъ бы ни были слабы и ничтожны предъидущія замѣчанія наши, однако онѣ весьма достаточны для того, чтобы обличить не только возможность, но и важность и необходимость вопроса — какое вліяніе Славяне, столько получившіе отъ міра Греческаго, имѣли на него въ свою очередь?

 

Безъ предварительныхъ подробныхъ изысканій умъ строгій и безпристрастный никогда не рѣшится въ настоящее время утверждать, что это вліяніе было слабо, ничтожно, хотя такое предположеніе,

 

 

23

 

повидимому могло бы быть совершенно оправдано современнымъ состояніемъ литературы одного изъ замѣчательнѣйшихъ нынѣ представителей племени Славянскаго. Литература народа есть выраженіе лучшихъ его стремленій и сочувствій, высшій представитель его подвиговъ.

 

Имѣетъ ли Русская литература какое-нибудь вліяніе на Грековъ? — Вопросъ этотъ просто страненъ и дикъ, такъ какъ съ одной стороны почти ни одна Русская книга не проникаетъ къ Грекамъ, столько намъ сочувствующимъ, а съ другой стороны современная литература наша (мы не разумѣемъ здѣсь духовныхъ нашихъ писателей) не представляетъ почти ничего или очень мало сочиненій и даже статей, хотя напр. о современной Греціи, ея матерьяльномъ, политическомъ, умственномъ и нравственномъ состояніи, тогда какъ напр. о Бельгіи мы имѣемъ уже нѣсколько дѣльныхъ трактатовъ. Мудрому направленію Бельгіи нельзя не сочувствовать, и намъ долго еще придется учиться отъ нея, и даже быть можетъ всегда, какъ учатся у нея понынѣ нѣкоторымъ предметамъ народы, далеко и насъ и ее опередившіе въ цивилизаціи, напр. Англія. Просвѣщеніе приводитъ народы въ болѣе и болѣе дружное общеніе, не насилуя въ то же время ихъ самостоятельности. А общеніе народовъ предполагаетъ постоянный обмѣнъ плодовъ производительности народной, отъ простыхъ механическихъ издѣлій до высочайшихъ созданій искусгва и до глубочайшихъ открытій въ наукахъ. Пишущій эти строки всегда съ искреннею радостью встрѣчаетъ всякое дѣльное сочиненіе о Бельгіи и т. п. краяхъ, и постоянно желаетъ, чтобы такихъ трудовъ появлялось въ нашей молодой литературѣ, какъ можно болѣе и чаще; но съ тѣмъ вмѣстѣ онъ не можетъ не изъявить самаго глубокаго и столь же искренняго сожалѣнія, которое, онъ увѣренъ, раздѣлить съ нимъ всякой просвѣщенный человѣкъ, — сожалѣнія о томъ, что Русская литература не можеть представить ничего, подобнаго предъидущимъ трактатамъ, о современномъ мірѣ Греческомъ. А между тѣмъ возьмите хоть одно королевство Греческое: успѣхи совершенные имъ въ послѣднее время, какъ въ отношеніи экономическомъ, такъ и умственномъ, по истинѣ изумительные и заслуживаютъ глубокаго вниманія всякаго,

 

 

24

 

имѣющаго притязаніе на прозваніе Европейца. Взгляните на карту, представьте себѣ географическое положеніе Греціи, вникните въ стремленія острововъ, даже Іоническихъ, обсудите внимательнѣе современное состояніе Оттоманской Порты, и вы лучше насъ поймете, что Греціи предстоитъ будущее несравненно болѣе блистательное, чѣмъ напр. Бельгіи. Если уже пробудился въ насъ интересъ къ Бельгіи, то не пробудится ли въ насъ несравненно сильнѣйшая симпатія къ Греціи? Ранѣе или поздо она проявиться должна, и тѣмъ скорѣе, чѣмъ быстрѣе станетъ распространяться у насъ просвѣщеніе и чѣмъ болѣе литература наша станетъ принимать характеръ дѣльности и оригинальности.

 

Но симпатія эта давно уже существуетъ, симпатія крѣпкая, взаимная, что ведетъ себя очень издавна и что запечатлѣна кровью съ обѣихъ сторонъ.

 

Хотя отрицать ея нѣтъ возможности и ни одинъ благомыслящій человѣкъ и не рѣшится, однако все-таки могутъ сказать: «если бы она существовала, то оставила бы по себѣ слѣды въ литературѣ Русской ; такъ какъ всякая литература есть выраженіе лучшихъ стремленій народа, и т. д, какъ вы сами же выразились».

 

Теперь я не стану говорить, что слѣды эти есть и весьма ясные, а спрошу только — отвѣчаетъ ли когда идеалъ дѣйствительности, наше же опредѣленіе литературы есть ея представленіе идеальное, мысль о ней, какою она должна быть, а не какою она есть въ дѣйствительности. Опредѣленіе это вообще идетъ ко всякой литературѣ, но въ частности къ одной литературѣ оно примѣнимо болѣе, нежели къ другой.

 

Сказать, что Русская литература вполнѣ выражаетъ Русскій народъ, значить подписать смертный приговоръ не только всему его прошедшему, но и всей ея будущности, такъ какъ она не проявила и ве обнаружила еще многихъ сторонъ народа Русскаго.

 

Въ противномъ случаѣ надо утверждать, что мы, Русскіе, не нуждаемся въ изученіи своей исторіи, что мы достигли полнаго самосознанія.

 

Наконецъ Русская литература развивалась, какъ извѣстно, далеко не такъ свободно, легко и правильно, какъ развивается всякой бодрый,

 

 

25

 

здоровый организмъ, въ которомъ жизнь бьетъ и играетъ весело и безпрепятственно. Ея ростъ, какъ и всего Русскаго государства, нерѣдко принималъ направленіе одностороннее. Налегая на однѣ стороны, мы часто пренебрегали другими, не менѣе почтенными и достойными развитія. Недостатокъ или даже отсутствіе въ Русской литературѣ болѣе или менѣе замѣчательныхъ сочиненій, которыя бы знакомили насъ съ современнымъ состояніемъ міра Греческаго, ни коимъ образомъ не свидѣтельствуетъ о недостаткѣ и тѣмъ менѣе отсутствіи сочувствія Россіи къ своимъ единовѣрцамъ. Надо при этомъ вспомнить, что огромная масса Русскаго народа, которая и поддерживаетъ эту давнишнюю симпатію, еще къ сожалѣнію не имѣетъ своей литературы, а тотъ небольшой классъ, для котораго единственно она но недавнее время существовала, по большей части знакомъ съ литературами иностранными. Большую бы услугу оказалъ наукѣ тотъ, кто бы собралъ и разобралъ все, что было писано у насъ о новыхъ Грекахъ; не мало напр. вышло въ свое время однихъ стихотвореній, привѣтствовавшихъ ихъ возстаніе, учебниковъ словарныхъ, грамматическихъ. Наконецъ не слѣдуетъ терять изъ виду и дѣйствій филеллиновъ въ Россіи : стоитъ только вспомнить Каподистрію, Александра Ипсиланти, братьевъ Зосимъ, служившихъ въ Россіи и имѣвшихъ между Русскими своихъ друзей, на которыхъ въ свою очередь они не могли не имѣть нѣкотораго вліянія.

 

Къ изученію современнаго міра Греческаго насъ приводитъ не одно чувство любознательности; оно вызывается необходимостью уяснить себѣ нашу собственную исторію, такъ какъ она тѣсно связана и переплетается съ исторіею міра Греческаго, съ древнѣйшаго до настоящаго времени включительно.

 

Слѣдовательно мало сказать, что съ большимъ распространеніемъ просвѣщенія въ Россіи и Русская литература обогатится замѣчательными произведеніями о мірѣ Греческомъ. Нѣтъ, это обогащеніе тѣсно зависитъ отъ успѣховъ нашихъ въ нашей собственной исторіи.

 

Нѣтъ сомнѣнія, что тогда и Греки живо сознаютъ необходимость изученія Русскаго языка и знакомства съ Русскою литературою, въ которой они тогда много могутъ найти для себя важнаго.

 

 

26

 

Распространенію Русскаго языка на Западѣ, кромѣ нашей собственной вины, нашей малой производительности, долго еще будутъ мѣшать старые предразсудки, отъ которыхъ не легко отвыкать никому. «Какъ въ самомъ дѣлѣ стать изучать языкъ этихъ Русскихъ, этихъ Московитовъ и Козаковъ, которыхъ отцы наши такъ недавно еще величали варварами и полудикарями, которые еще на нашей памяти за великую честь себѣ поставляли услыхать отъ насъ, что они много на насъ и мало на себя похожи».

 

Распространеніе Русскаго языка въ Грекахъ не можетъ встрѣтить такого препятствія, такъ какъ давнишнее ихъ сочувствіе къ намъ само идетъ на встрѣчу умственному и литературному общенію нашему съ ними. А вѣдь потребность въ немъ уже становится для насъ весьма ощутительною, возрастаетъ съ неудержимою силою, съ каждымъ нашимъ шагомъ впередъ въ изученіи и постиженіи нашего прошедшаго, настоящаго и будущаго, въ нашемъ самосознаніи.

 

Изученіе міра Греческаго (новаго съ IV в.) важно для Россіи въ троякомъ отношеніи.

 

Греческое вліяніе на насъ Славянъ вообще было громадное. Изученіе и опредѣленіе въ нашемъ быту и образованности стихіи Греческой уже вмѣняютъ намъ въ обязанность основательное и всестороннее изученіе міра Греческаго.

 

Оно вызывается въ то же время и другимъ требованіемъ, законнымъ и необходимымъ, особенно съ тѣхъ поръ, какъ совершилось тѣсное соприкосновеніе Россіи съ Западною образованностію, — требованіемъ нашимъ ясно понять и уразумѣть міръ Западно-Европейскій, что невозможно безъ самостоятельнаго изученія его исторіи, его прошедшаго, а этотъ Западъ, этотъ міръ Романо-Германскій, весьма многое заимствовалъ отъ Византіи, весьма многимъ ей обязанъ. При всей своей непріязни къ ней, при всей своей нетерпимости, онъ самъ сознавалъ ея превосходство предъ собою во многихъ отношеніяхъ. Одинъ изъ замѣчательнѣйшихъ представителей своего времени (XV в.), строгій приверженецъ католицизма и далеко не безпристрастный къ иновѣрцамъ, Эней Сильвій Пикколомини, бывшій на престолѣ папскомъ подъ именемъ Пія II,

 

 

27

 

такъ говорилъ о Цареградѣ половины XV в.:

 

«Manserat Constanlinopolis ad nostrum usque tempus vetustae sapientiae monumentum, litterarum domicilium et arx philosophiae. Nemo Latinorum satis doctus haberi poterat, nisi Constantiuopoli aliquamdiu in litteris vixisset. Quod florente Roma doctrinarum nomen habuerunt Athenae, id nostra tempestate Constantinopolis obtinebat» (Epist. 162),

 

т. e. «Константинополь до нашего времени оставался памятникомъ древней мудрости, жилищемъ наукъ и словесности, твердынею философіи. Никто изъ Латинцевъ не могъ быть достаточно образованъ, если нѣкоторое время не прожилъ въ Константинополѣ, въ занятіяхъ словесностью. Что для наукъ въ цвѣтущее состояніе Рима были Аѳины, то въ наше время былъ Константинополь».

 

Кажется ясно, что безъ основательнаго знакомства съ образованностью Византійскою, намъ не понять вполнѣ образованности Романо-Германскаго міра. Послѣ же Петра Великаго, послѣ же того тѣснаго сопроникновенія Россіи съ Европою Западною, основательное и многостороннее изученіе ея исторіи стало одною изъ настоятельныхъ потребностей нашихъ.

 

Стремясь къ самосознанію возможно-полному, мы Русскіе въ изученіи Россіи и вообще міра Славянскаго, не можемъ не обращать самаго строгаго вниманія не только на то, что получили Славяне отъ другихъ народовъ, но и на то, что въ свою очередь они принесли и дали другимъ народамъ. Важный, какъ мы видѣли, вопросъ о томъ, какое вліяніе имѣли Славяне на Грековъ, вступая въ ряды занимательнѣйшихъ вопросовъ отечественной науки, въ то же время для своего разрѣшенія настойчиво требуетъ основательнаго и многосторонняго изученія міра Греческаго.

 

Чтобы выразиться, какъ можно сжатѣе, слѣдуетъ сказать, что Россія вынуждена къ необходимости основательнаго и многосторонняго изученія міра Греческаго для возможно-полнаго и удовлетворительнаго рѣшенія въ высшей степени важныхъ и необходимыхъ для ея самосознанія вопросовъ: 1) о вліяніи Грековъ на Россію, 2) о влияніи Россіи на Грековъ, 3) о вліяніи Грековъ ( Византіи) на Западную Европу, исторію которой Россія, столько ей обязанная, должна изучать основательно и многосторонно.

 

Само собою разумѣется, что эти три общіе вопроса распадаются

 

 

28

 

въ свою очередь на безчисленное множество частныхъ вопросовъ, весьма важныхъ и требующихъ для своего рѣшенія трудовъ самыхъ разнообразныхъ. Эта благодарная почва, вообще обработанная мало, манитъ къ себѣ Русскихъ ученыхъ едва ли не всѣхъ спеціальностей, богослововъ и философовъ, математиковъ и натуралистовъ, филологовъ и этнографовъ, историковъ и юристовъ, художниковъ и археологовъ.

 

Предпринимая какой-нибудь трудъ, будетъ ли то отдѣльное лицо или цѣлое общество, необходимо ему прежде всего ясно поставить вопросъ, сознать тѣ непремѣнныя условія, которыя благопріятствуютъ добросовѣстному и основательному его рѣшенію, и наконецъ по возможности точнѣе вычислить тѣ выгоды, которыя саму, собою придутъ отъ подъятыхъ усилій. Послѣднее нужно по многимъ отношеніямъ: 1) для повѣрки важности вопроса, которая измѣряется результатами подъятыхъ для его рѣшенія усилій. Вопросами пустыми и праздными заниматься не слѣдуетъ. 2) Для заинтересованія отдѣльныхъ лицъ и цѣлыхъ обществъ, прямо и непосредственно въ трудѣ нашемъ не участвующихъ. Весьма часто бываетъ, что люди своимъ равнодушіемъ и даже прямымъ противодѣйствіемъ задерживаютъ ходъ того или другаго дѣла, только потому, что, по незиапію его, они имѣютъ самыя темныя понятія о его результатахъ; и если вы имъ облегчите ихъ пониманіе, то они сами же станутъ всѣми зависящими отъ себя средствами такъ или иначе иомогать вамъ. Такимъ образомъ увеличится сумма условій, благопріятныхъ для успѣшнаго рѣшенія вопроса. 3) Для сближенія съ тѣми лицами и обществами, которыя совершенно независимымъ путемъ въ трудахъ своихъ идутъ къ тѣмъ же результатамъ и пр.

 

Оговорившись такимъ образомъ, пишущій эти строки позволяетъ себѣ въ заключеніе поставить на видъ читателю нѣсколько мыслей и предположеній, осуществленіе которыхъ могло бы, по его мнѣнію, подвинуть впередъ — изученіе въ Россіи міра Греческаго, не осталось бы безъ благихъ послѣдствій на распространеніе Русскаго языка внѣ предѣловъ Россіи.

 

Вникая въ три вышеприведенные вопроса, мы приходимъ къ тому заключенію,

 

 

29

 

что многостороннее изученіе міра Славянскаго есть непремѣнное условіе удовлетворительнаго ихъ рѣшенія.

 

   О вліяніи Грековъ на Россію. При семъ нельзя забывать, что стихія Византійская проникала къ намъ отчасти черезъ нашихъ соплеменниковъ, что людямъ, не имѣющимъ понятія о мірѣ Славянскомъ, многое можетъ казаться и дѣйствительно кажется въ Россіи чужимъ, Византійскимъ, Греческимъ то, что между тѣмъ есть обще-Славянское, а также и наоборотъ.

 

   О вліяніи Византіи на западную Европу. Вопросъ этотъ приводитъ къ необходимости аналитическаго разложенія — Византійской образованности, Романо-Германской образованности. Та и другая имѣли огромное вліяніе на Россію.

 

Западная же образованность проникала къ намъ отчасти черезъ Западныхъ нашихъ соплеменниковъ, которые, будучи отъ насъ оторваны разностію религіозныхъ убѣжденій, были однако соединены съ нами сознаніемъ общаго происхожденія, сходства въ языкѣ, нравахъ и обычаяхъ, на сколько то позволяла разность закона.

 

Наконецъ Славянская стихія въ Австріи, въ Венгріи и Венеціи, исторія Дубровника и вообще Далмаціи, исторія Чехіи и Польши блистательно доказываютъ, что Славяне не мало потрудились и внесли съ своей стороны въ образованность Западно-Европейскую.

 

Вспомните только имена Гуса, Іеронима Пражскаго, Жижки, Прокопа Великаго, Юрія Подѣбрадскаго, Матвѣя Корвина, Яна Собѣсскаго, Яна Замойскаго, Господнетича, Дудича, Франковича, Радзивила, Ласскаго, Арцишевскаго, Кловіо, Голара, Глука, Шопена, Листа, Коперника, Залужанскаго, Гетальди, Лейбница [1], Кошковича, Снядецкаго, Пуркини, Рокитанскаго, Шкоды, Чейки, Гаммерника, Кандури, Амоса Коменскаго, Менинскаго, Кальбина, Антона, Катанчича, Шафарика, Лелевеля, Палацкаго, Скарбека, Воловскаго, Цѣшковскаго и мн. др.

 

Есть возможность не только предполагать, но и доказать, что стихія Византійская проникала въ западную Европу отчасти черезъ Славянъ.

 

 

1. Лейбницъ самъ сознавалъ свое Славянское происхожденіе. Kollar — Cestopis, str. 241—2.

 

 

30

 

   O вліяніи Россіи на Грековъ. Это вліяніе было подготовлено нашими соплеменниками, безъ нихъ оно было бы невозможнммъ. До народа Русскаго другіе народы Славянскіе имѣли на Грековь весьма сильное вліяніе. Побѣды Русскихъ надъ Турками, заставившія Грековъ видѣть въ Россіи свою избавительницу, были не только подготовлены побѣдами другихъ Славянъ, но и одержаны отчасти съ помощію сихъ послѣднихъ.

 

Итакъ успѣхи изученія міра Греческаго у насъ въ Россіи находятся въ самой тѣсной зависимости отъ успѣховъ изученія міра Славянскаго, т. е. отъ изученія Славянскихъ языковъ и литературъ въ Россіи и отъ умственнаго литературнаго общенія нашего со Славянами.

 

Не трудно усмотрѣть, что эти три вышеуказанные нами вопроса, заслуживая такого усиленнаго вниманія со стороны Русскихъ, въ то же время въ высшей степени важны и для современныхъ Грековъ. Ихъ литература и наука отечественной исторіи, движимыя народнымъ стремленіемъ къ самосознанію, не могутъ обходить вопросовъ объ отношеніяхъ Грековъ (новыхъ — съ IV в.) къ Западу, къ Россіи и вообще къ міру Славянскому.

 

Отсюда понятна для Русскихъ и Грековъ необходимость взаимнаго ихъ литературнаго общенія.

 

Въ высшей степени желательно и даже необходимо предпринять нѣсколько мѣръ, наиболѣе удобоисполнимыхъ и своевременныхъ для того, чтобы подвинуть въ Россіи изученіе міра Греческаго. Смѣю думать, что мѣры, предлагаемыя здѣсь ниже, способны облегчить достиженіе этой цѣли.

 

Прежде всего, какъ уже сказано, надобно желать, чтобы распространилось и облегчилось въ Россіи изученіе Славянскихъ языковъ и литературъ и какъ можно тѣснѣе завязалось умственное и литературное общеніе наше со Славянами. Въ зависимости отъ этого, смѣю думать, мѣры, необходимыя для успѣшнаго въ Россіи изученія міра Греческаго, своимъ ближайшимъ послѣдствіемъ будутъ имѣть для народа русскаго обогащеніе его самосознанія и распространеніе его языка внѣ предѣловъ его отечества.

 

 

31

 

   1) Желательно было бы, чтобъ въ среднихъ учебныхъ заведеніяхъ нашихъ снова введено было преподаваніе древняго Греческаго языка.

 

Напрасно нѣкоторые думаютъ, что оно отнимаетъ понапрасну много времени, лишаетъ бодраго, практическаго взгляда на жизнь, не приноситъ никакой пользы для Россіи.

 

У насъ вообще пропадаетъ много времени даромъ, мы еще не научились дорожить этимъ капиталомъ, мало понимаемъ весь глубокій смыслъ поговорки богатаго практическимъ умомъ народа: время — деньги (time is money).

 

Вовсе не такъ трудно, какъ то нѣкоторымъ кажется, совмѣстить въ гимназическомъ курсѣ — преподаваніе наукъ естественныхъ съ преподаваніемъ древняго Греческаго языка.

 

Классическое образованіе не можетъ помѣшать никакой дѣятельности. Практическій смыслъ Англичанина и банкирскія занятія не мѣшали Гроту начать и исполнить его великій историческій трудъ. Глубокія и продолжительныя занятія Омиромъ не мѣшали Гладстону занять почетное мѣсто въ ряду замѣчательнѣйшихъ государственныхъ людей Англіи и быть однимъ изъ превосходнѣйшихъ знатоковъ финансоваго дѣла.

 

Пользу отечеству приносятъ не одни люди, занимающіеся промышленностью или торговлею. Полезность не всегда измѣряется аршинами и фунтами; иначе любой лавочникъ стоялъ бы выше Пушкина, Иванова, Глинки. Занятія искусствами трудъ въ высшей степени производительный; высокія созданія отечественнаго искусства — для всякаго народа богатство нетлѣнное, и Шекспиръ для Англіи дороже многихъ ея фабрикъ и заводовъ. Слабое развитіе въ Русскомъ обществѣ истиннаго изящнаго вкуса, а въ Русской литературѣ здравой эстетической критики, не только что оправдывается пренебреженіемь нашимъ языка древне-Греческаго и его литературы, но едва ли не имѣетъ въ немъ одну изъ главнѣйшихъ причинъ. Забавно, право! толкуютъ о дѣльности, практичности взгляда и не знаютъ, что непремѣннымъ условіемъ просвѣщеннаго человѣка въ Англіи поставляется знакомство съ Греческимъ языкомъ и

 

 

32

 

ею литературою въ странѣ, но преимуществу дѣловой и дѣльной.

 

   2) Желательно, чтобы съ высшимъ образованіемъ соединялось знаніе ново-Греческаго языка и исторіи Греческой (съ IV в.).

 

Знаніе ново-Греческаго — полезно для филолога, посвящающаго свои труды изученію языка древне-Греческаго и его литературы. Избѣгая многословія, укажу на Кораи ; — полезно для филолога, занимающагося сравнительнымъ языкознаніемъ, которое безплодно безъ знакомства съ исторіею языковъ; полезно для всѣхъ, имѣющихъ нужду въ Византійцахъ (подъ языкомъ ново-Греческимъ разумѣю здѣсь не одинъ народный, современный, но и такъ называемый средній). Съ непонимающими важности литературы Византійской — говорить въ этомъ отношеніи неудобно.

 

Изученіе Византійской исторіи никому такъ не важно и необходимо, какъ Русскимъ; то же самое должно сказать и объ изученіи судьбы Грековъ въ господство Турецкое, и до новѣйшаго времени. Обиліе предмета и содержанія и малая разработанность, особенно Византійской исторіи, отнимаютъ у профессоровъ такъ-называемой Всеобщей исторіи всякую возможность какъ знакомить своихъ слушателей съ исторіею Византійскою, такѣ и самимъ основательно ознакомиться съ нею.

 

Безъ такихъ средствъ нельзя ожидать особенныхъ успѣховъ въ занятіяхъ Русскихъ ученыхъ — Византіею и вообще міромъ Греческимъ. Европейская наука, въ лицѣ лучшихъ своихъ представителей, давно уже призываетъ Россію выслать преемниковъ Бандури, Дюканжу и Тафелю. Насъ Русскихъ давно и, къ сожалѣнію, не несправедливо упрекаютъ иностранцы, говоря, что мы все выѣзжаемъ на фразахъ, а дѣла не дѣлаемъ. Долго ли этому продолжаться?

 

Предложенное выше не новость. Чтожь дѣлать, что часто о старомъ приводится говорить, какъ о новомъ. Давно ли въ Россіи заведены каѳедры Славянскихъ языковъ и литературъ? Понынѣ большинство образованныхъ людей нашихъ мирится съ этимъ какъ бы нововведеніемъ старины

 

 

33

 

(такъ какъ въ старину Русскій образованный человѣкъ знакомъ бывалъ не только съ Польскимъ, но и съ Чешскимъ, Сербскимъ и Болгарскимъ языками) только потому, что эти каѳедры открыты и на Западѣ, въ Европѣ.

 

Распространеніе знанія языка и судебъ Византіи далеко бы подвинуло впередъ изученіе Русской и Славянской филологіи и исторіи, современное состояніе которыхъ еще далеко не блестящее. Въ короткое время оно бы доставило Россіи нѣсколькихъ дѣльныхъ спеціалистовъ, ученыхъ, которые бы своими трудами принесли отечеству много чести и пользы. Къ сожалѣнію мы все еще не можемъ отвыкнуть отъ дилетантизма, питающагося фразами, этого безплоднаго и непроизводительнаго дилетантизма, что толкуетъ о необходимости жизни, идей, и ничего не разумѣетъ подъ этими словами, кромѣ фразъ, отсутствія критики и знаній. Мы ни мало не убѣждаемся въ тѣсной, неразрывной связи всѣхъ наукъ, отъ которой происходитъ, что успѣхи ихъ взаимно обусловливаются другъ другомъ.

 

   3. Необходимо умственное и литературное общеніе съ Греками.

 

Истинно непростительно въ настоящее время, особенно по открытіи Русскаго общества торговли, совершенное отсутствіе въ Россіи книгъ и изданій Гречсскихъ, а въ Греціи книгъ и изданій Русскихъ.

 

Отсюда вредъ для обѣихъ сторонъ чрезвычайный. Желательно, чтобы общественныя библіотеки наши постоянно имѣли въ виду — обогащеніе и пополненіе отдѣленія ново-Греческой литературы. Въ Петербургѣ люди, спеціально занимающіеся этимъ предметомъ, не имѣютъ возможности достать себѣ книгъ самыхъ необходимыхъ. Безъ сомнѣнія, въ такомъ же положеніи находятся въ королевствѣ Греческомъ и на островахъ люди, знакомые съ языкомъ Русскимъ и интересующіеся единовѣрною Россіею. Газета «le Nord» еще не великій посредникъ. — Напомню читателю, что въ половинѣ XVIII стол., нашъ Барскій встрѣчалъ на островахъ Греческихъ людей, знакомыхъ съ языкомъ Русскимъ ; что въ настоящее время въ Греціи переводятъ исторію Карамзина;

 

 

34

 

что въ 30-хъ или 40-хъ годахъ нынѣшняго столѣтія, на островѣ Халки, по указанію Греческаго іерарха Константина Типальдо, были изданы Славянская Грамматика для Грековъ, и Славянская Христоматія «съ дѣльнымъ предисловіемъ и словаремъ Славяно-Греческимъ». (Стурдза. Москвитянинъ).

 

Слѣдовало бы ученымъ обществамъ и заведеніямъ нашимъ обмѣнивать свои труды и изданія съ Греческими.

 

То же самое могли бы сдѣлать и журналисты наши, которые изученію міра Греческаго въ Россіи могли бы со дѣйствовать и другими способами, напр. помѣщеніемъ переводныхъ и оригинальныхъ статей о народѣ Греческомъ, приглашеніемъ, хоть черезъ Русскихъ дипломатическихъ чиновниковъ, Греческихъ литераторовъ — писать въ ихъ журналы письма, статьи, которыя бы знакомили Русскихъ читателей съ современнымъ состояніемъ Грековъ, въ литературномъ, экономическомъ и политическомъ отношеніяхъ.

 

Осуществленіе этихъ предложеній нисколько не умалитъ, напротивъ возвыситъ внутреннее достоинство нашихъ журналовъ, и не уменьшить, а увеличитъ число ихъ подписчиковъ: читающая Россія плохо знаетъ, но къ чести своей, не гордится своимъ невѣдѣньемъ единовѣрныхъ своихъ братьевъ, столь къ намъ привязанныхъ и оказавшихъ намъ услуги громадныя, просвѣтившихъ Русь христіанствомъ, давшихъ ей и всему Славянскому міру великихъ учителей, св. первоучителей Кирилла и Меѳодія, — и затѣмъ, цѣлый рядъ достойныхъ наставниковъ, въ числѣ которыхъ всякому извѣстны незабвенныя имена Максима Грека, Лихуда, Паисія Лигарида, Булгара, Ѳеотоки, и проч.

 

Желательно также, чтобы и Русскіе писатели и ученые съ своей стороны посылали свои статьи въ журналы Греческіе, знакомя Грековъ съ литературнымъ и экономическимъ состояніемъ Россіи.

 

Главнѣйшимъ слѣдствіемъ такихъ мѣръ было бы распространеніе Русскаго языка между Греками.

 

Русская книжная торговля получитъ новый рынокъ, книжный товаръ увеличитъ свой сбытъ, который съ теченіемъ времени станетъ все болѣе и болѣе возрастать.

 

 

35

 

Не священная ли обязанность платить добромъ за добро? не въ нравѣ ли будетъ потомство осыпать насъ презрительными упреками и насмѣшками, если мы не потрудимся и подумать объ исполненіи задачи, завѣщанной намъ предъидущими поколѣніями?

 

Не должно ли писателей Русскихъ томить стремленіе вносить и свою лепту въ образованность Греческую, подражать примѣру тѣхъ великихъ Грековъ, которымъ образованность Русская столько обязана?

 

Посылкою въ Грецію своихъ сочиненій, помѣщеніемъ статей своихъ въ Греческихъ журналахъ для ознакомленія ихъ читателей съ состояніемъ Русской литературы, указаніемъ Русскихъ книгъ, достойныхъ перевода на Греческій языкъ — они приготовили бы бывшимъ и будущимъ Державинымъ, Пушкинымъ, Гоголямъ, читателей въ отечествѣ Софокла, Ѳукидида, Платона.

 

Желательно наконецъ развитіе въ Русскомъ обществѣ истинной любознательности и проявленіе ея въ жизни, напр. въ охотѣ и страсти къ путешествіямъ. Нельзя не сознаться, что вообще изустные и письменные разсказы Русскихъ образованныхъ людей объ ихъ путешествіяхъ, могутъ служить однимъ изъ яркихъ обличеній того состоянія неразвитости, въ которомъ безмятежно почіетъ Русская мысль. Вялость, безцвѣтность и пошлость наблюденій, спорятъ о первенствѣ съ слабостью истинныхъ, плодотворныхъ знаній. Боязнь обмолвиться, рабское поклоненіе авторитету, безотчетные заказные восторги, которымъ не вѣришь, поклоненіе блеску и мишурѣ и совершенный индиферентизмъ не на словахъ, а на дѣлѣ, къ тому, что достойно уваженія, къ жизни, къ самостоятельной мысли и къ самобытному труду — вотъ почти всѣ отличительные признаки разсказовъ большинства нашихъ путешественниковъ о Европѣ.

 

Оттого то мы такъ и боимся ѣздить по тѣмъ странамъ, гдѣ путеводители плохи, гдѣ нѣтъ великолѣпныхъ гостинницъ; къ тѣмъ народамъ, о которыхъ авторитеты наши отзываются, по нѣкоторымъ предразсудкамъ, не совсѣмъ доброжелательно. А между тѣмъ, эти земли для Русскаго особенно занимательны.

 

 

36

 

Избави насъ Богъ, отвергать пользу путешествій по западной Европѣ; намъ только кажется, что большая часть Русскихъ образованныхъ людей по нынѣ путешествуютъ, не томимые жаждою знанія, не тревожимые дерзкою, отважною пытливостью вѣчно работающей и незнающей покою мысли, а больше для разсѣянія, бѣжа скуки, нагнанной въ Россіи праздностью, или безтолковою суетливостью. Что слова эти не несправедливы, доказывается тѣмъ, наприм., что Русскіе образованные люди почти никогда не отправляются напр. въ Славянскія земли, которыя, однако, заслуживаютъ благосклоннаго вниманія Русскихъ образованныхъ людей уже потому одному, что лежатъ въ Европѣ и совершенно имъ неизвѣстны.

 

Еслибъ въ Русскомъ обществѣ жила любознательность, то явилась бы и потребность пополнить столь замѣчательный пробѣлъ въ системѣ своихъ географическихъ свѣдѣній. Можно вполнѣ быть Европейцемъ, и въ то же время путешествовать по землямъ Славянскимъ. Такъ Нѣмцы, Французы, Англичане, замѣтивъ въ системѣ своихъ географическихъ познаній большіе пробѣлы касательно внутренней Африки, непрестанно высылаютъ изъ среды своей неутомимыхъ и отважныхъ путешественниковъ, которые не перестаютъ обогащать науку своими открытіями и наблюденіями.

 

Нѣтъ сомнѣнія, съ пробужденіемъ въ Русскомъ обществѣ самодѣятельности и истинной любознательности, наши образованные люди въ своихъ путешествіяхъ, чаще и чаще станутъ посѣщать земли Греческія. Они безъ сомнѣнія завяжутъ и скрѣпятъ то умственное и литературное общеніе наше съ Греками, которое въ настоящее время становится одною изъ настоятельныхъ потребностей Русской литературы.

 

Путешествіе по Греціи, островамъ, М. Азіи — людей свѣдущихъ и ученыхъ, обѣщаетъ принести богатые плоды для Русской и Славянской науки, для Русскаго искусства, такъ какъ памятники Греческаго христіанскаго искусства изслѣдованы вообще недостаточно, а между-тѣмъ заслуживаютъ внимательнаго изученія, особенно со стороны Русскихъ. Трудно отказаться отъ мысли, что въ монастыряхъ Греческихъ могутъ еще найтиться весьма замѣчательные рукописные памятники,

 

 

37

 

не только Греческіе, но и Славянскіе [1]. О важности этнографическаго путешествія по Мореѣ уже было сказано.

 

Все это, кажется, своевременно, удобоисполнимо и могло бы, смѣю думать, подвинуть въ Россіи изученіе новаго міра Греческаго (съ IV в.), которое ближайшимъ своимъ послѣдствіемъ будетъ имѣть для народа Русскаго обогащеніе его самосознанія и распространеніе Русскаго языка внѣ предѣловъ отечества.

 

 

1. Славный ученый Хорватскій Кукулевичь-Сакцинскій въ 1850 г. нашелъ въ Корфу не только нѣсколько Русскихъ, но и одну небольшую Славянскую рукопись Сербскаго письма, гдѣ между прочимъ помѣщено «Житіе кнеза Лазаря». Кукулевичь справедливо при семъ замѣтилъ, что весьма желательны поиски Славянскихъ ученыхъ въ монастыряхъ и библіотекахъ Греческихъ, гдѣ могутъ быть найдены памятники Славянской письмеппости, такъ какъ Славяне во всѣ времена, по причинѣ единовѣрія и торговли, находились съ Греками въ самыхъ тѣсныхъ связяхъ (Аrkiv za Povestn. Jugosl. IV. 347).

[Previous]

[Back to Index]