11. Мирослав Крлежа и Балканские войны
Г.Я. Ильина
Бывают эпохи, когда исторические процессы наиболее ярко проявляются в культурной среде. Именно таким годами для Хорватии стал в историческом измерении хронологически небольшой период рубежа XIX и XX веков, напоминая по интенсивности и силе воздействия на общественный климат в стране в «иллирийские времена». В общей форме этот факт, собственно, не вызывает ни у кого возражений. Он признается и А.И. Филимоновой - одним из авторов недавно вышедшей книги «Югославия в XX веке». Отмечая выдвижение к началу этого столетия на первый план общественно-политической жизни светскую интеллигенцию,
A. И. Филимонова пишет, правда, имея в виду уже 1910-е годы: «Предвоенное молодежное движение представляло собой реакцию на давление Вены в период аннексионного кризиса и на клерикальные организации, старающиеся вовлечь хорватскую молодежь в ряды организации римско-католической церкви. Его отличала деятельность в культурной сфере, но с ярко выраженной югославянской направленностью. Так, существовал союз молодых представителей искусства «Лада» (1904), объединяющий сербов, хорватов, словенцев, а также болгар. В 1908 г. союз был трансформирован в организацию «Медулич», выступающую с национальных позиций. Настоящими выразителями национальных чаяний югославянских народов стали культовый скульптор И. Мештрович, писатели B. Черина, Т. Уевич» [1].
Все сказанное совершенно правильно, и хорошо, что сказано, хотя и вскользь, мимоходом. Но нельзя не видеть, что за этими фактами стоит огромный пласт явлений культурного плана, суть которых состояла в том, что у еще сохранявшего прочные позиции духовенства появился сильный соперник и оппонент в лице радикально настроенной молодежи и светской, прежде всего, гуманитарной и художественной интеллигенции. Именно с их деятельностью было связано формирование не только культурной, но и общественно-политической атмосферы 1900-х и 1910-х гг., оживление часто пересекающихся националистических и югославянских идей, определивших восприятие активной частью хорватского общества Первой и Второй балканских войн, в свою очередь ставших существенным фактором распространения идей славянской взаимности в тех
260
частях балканского региона, где они далеко не всегда были приоритетными. Активная часть художественной интеллигенции, отнюдь неоднородная по своим политическим взглядам, Б тяжелой ситуации германизации и мадьяризации, конформизма основных политических партий и сгущающихся репрессий стала застрельщиком и проводником обновительных идей и в культурной, и в политической сфере, давших этому времени название Хорватского модерна (Hrvatska moderna). Особенностью эпохи стала политизация общества зачастую через культурные акции, многие из которых получали широкий резонанс, привлекая внимание самых разных слоев населения, формируя «модерное самосознание» и гражданское отношение к тем или иным событиям внутренней и внешней жизни.
Естественно, я могу лишь пунктирно обозначить некоторые из них. Как известно, после сожжения в Загребе венгерского флага в 1895 г., исключенная из хорватских учебных заведений молодежь отправилась продолжать учебу в Вену и Прагу. Вернувшись через несколько лет на родину, молодые люди активно включились в общественную жизнь, кстати, тоже не стоявшую на месте. Начиная с организованных «Хорватским салоном» в 1898-1901 гг. выставок художников и скульпторов, сопровождавшихся литературными манифестациями (такие совместные акции художников и писателей вошли в практику), идет реорганизация сначала Общества хорватских художников (1897), затем Общества хорватских писателей (1900). По возвращении в Хорватию, «молодые» попали в уже оживленную среду и развернули в своих многочисленных, хотя и недолговечных изданиях бурные дискуссии о судьбах родины, ее культуры и искусства. Передавая друг другу своеобразную эстафету, эти издания превращались в клубы единомышленников. Поначалу дискуссии шли между самими «молодыми». «Венцы» (идеологи Б. Ливадич и М. Дежман Иванов) под влиянием австро-немецкого модернизма выступали за свободу индивида, за освобождение искусства от общественных функций и право на многообразие художественных форм. Они в основном и стали проводниками новых философских и эстетических концепций, новых средств изобразительности - символизма, неоромантизма, импрессионизма. Политически более активны были пражане во главе с критиками М. Марьяновичем и М. Шаричем, впитавшие многие идеи Т. Масарика об общественной роли искусства. Для них не были пустым звуком идеи славянской взаимности, идеи единства сербов и хорватов,
261
они, что очень важно, отказались от понимания хорватского пространства как исключительно хорватского.
Между тем, несмотря на эстетические расхождения и разную степень общественной ангажированности представители обоих течений написали на своих знаменах слова «прогресс» и «модерн», понимая под ними освобождение от всяческих догм и традиционных штампов, открытость свободному выражению мнений, открытость миру и соседям-славянам, в том числе и сербам. Их собственная незашоренность рождала и нового, незашоренного читателя, причем не только в столице, но и в провинции. В результате к 1900-м гг. их победа над традиционными журналами в борьбе за читателей становится очевидной. Постепенно (хотя это слово может быть употреблено в данном случае условно в силу ограниченности временного отрезка) происходит примирение двух литературных поколений - «старшего» и «молодого». В редколлегию многолетнего традиционного журнала «Виенац» («Vijenac») входят самые значительные представители Модерна (Ц. Нехаев, М. Бегович, Б. Ливадич), и, наоборот, в журнале «Савременик» («Savremenik»), единственном из изданий Модерна долгожителе (он выходил с 1906 до 1941 г., с 1907 - стал органом Общества хорватских писателей) публикуются писатели старшего поколения. Собственно с этого времени складывается подлинное модернистское направление, отличительной чертой которого станет плюрализм художественных стилей от реализма до импрессионизма и неоромантизма и символизма. Помимо скульптора И. Мештровича с его Косовским и Видовданским циклами (скульптуры «Королевич Марко», «Мать» и «Воспоминание», 1907-1912), культовыми фигурами становятся писатели разных эстетических взглядов, но объединенных возрожденческими национальными и югославянскими идеями. Огромную популярность приобретают полные жизненного оптимизма и веры в судьбу Хорватии стихотворения и поэмы В. Назора («Славянские легенды», 1900, «Хорватские короли», 1912) - современники, причем из «молодых», назовут его «поэтом нас, завтрашних». В этот же ряд встанут также драмы И. Войновича «Смерть матери Юговичей» (1907) и «Воскрешение Лазаря» (1912). Именно И. Войновичу принадлежит ставший символом всей эпохи лозунг - «Негероическому времени вопреки», под которым в 1910 г. прошла выставка художников.
Как уже говорилось, идеи хорватской и сербской взаимности становятся не просто популярной фразой, они реализуются в практических делах, вовлекая в свою орбиту все больше сторонников. При этом
262
надо принимать во внимание, как пишет В.И. Фрейдзон, что утвердившееся в то время понятие «югославянский национализм» не содержало на практике демократического начала, признания равноправия народов, а рассматривалось лишь как путь к национальному освобождению [2]. Заслуга в распространении этих идей принадлежала еще одному культовому персонажу того времени - А.Г. Матошу, великолепному поэту и критику, который стал первым хорватским исследователем сербско-хорватских литературных связей. Этому же, кроме журналов, объединявших представителей Сербии, Хорватии и Словении, способствовало и издание в Загребе в 1910 г. «Альманаха хорватских и сербских новеллистов», в 1911 - «Антологии новейшей сербской лирики», подготовленной для Матицы Хорватской известным сербским критиком Б. Поповичем, а в 1913 - на кириллице книги «Современная Хорватия», выполненной по заказу Матицы Сербской М. Марьяновичем. Добавлю к этому, что в 1911 г. на Международной выставке в Риме Мештрович выставит свои работы - в сербском павильоне. В том же году в Загребе В. Черина начнет издание журнала «Вал» («Val») - органа хорватской и сербской молодежи, выражавшего интересы наиболее радикальной ее части. Своей целью он провозгласит «создание молодой современной, свободолюбивой, революционной молодежи Югославии в наших хорватских и сербских землях, ибо «основа нашего движения, главный пункт нашей ежедневной работы - народное единство Хорватов и Сербов и радикальный, опирающийся на знания, антиклерикализм» [3].
1912 год особенно насыщен событиями. В начале мая более 150 хорватских молодых людей самых разных политических и эстетических взглядов (среди них был и начинающий, а в будущем один из самых ярких хорватских поэтов - Тин Уевич) едут в Белград, где встречают теплый прием. В самой Хорватии начинаются радикальные выступления молодежи - в июне 1912 г. студентом Л. Юкичем совершено покушение на бана Славко Цувая, с апреля 1912 г. назначенного «королевским комиссаром». Среди его участников были В. Черина, сотрудник «Вала»; будущий писатель, а тогда гимназист, А. Цесарец и будущий известный литературный критик С. Галогажа. Напуганная протестными настроениями молодежи и популярностью югославянских настроений монархия ужесточает в Хорватии и так весьма суровый режим, а с началом Первой балканской войны проводится частичная мобилизация, запрещается целый ряд журналов, культурные мероприятия и выступления, организованные
263
в поддержку балканской войны, воспринимавшейся как освободительная для всех южных славян.
В этом году происходит еще одно событие, правда, не имевшее общественного резонанса, но, тем не менее, весьма показательное для понимания умонастроения активной части хорватской молодежи того времени. Близкий этой группе молодежи и тоже вскоре ставший известным писателем Мирослав Крлежа бежит из Военной академии в Будапеште, курсантом которой он являлся, чтобы присоединиться к готовящейся к войне с Турцией Сербии (май 1912), а во второй свой побег он попадает в нее уже в самый канун Второй балканской войны (июнь 1913). На эпизоде с М. Крлежей я задерживаюсь более подробно, так как он, в силу оставленных автором свидетельств о времени и о себе, дает возможность представить состояние умов и чувств этой части хорватского общества. К интересующим нас годам Крлежа обращался неоднократно и непосредственно после них, и гораздо позднее, затрагивая как личные, так и общественные проблемы Хорватии, Балкан, Европы, всего человечества - в дневниках, текущей публицистике, книгах: «Поездка в Россию. 1925» (1926), «Поездка в Венгрию. 1947» (1953), «Мой расчет с ними» (1932), «Разговоры Мирослава Крлежи с П. Матвеевичем» (1974), в воспоминаниях «С Крлежей изо дня в день» (I-V, 1986), записанных Э. Ченгичем, многочисленных статьях, например, «О некоторых проблемах Энциклопедии» (1953, Крлежа был директором Лексикографического института, готовившего Югославскую энциклопедию) и, наконец, в своем последнем многотомном, преимущественно автобиографическом романе «Знамена» (I-V, 1977).
Выделю несколько моментов, относящихся непосредственно к нашей теме. Очень важно отметить, что Крлежа принадлежал к тому типу молодых людей, для которых с гимназических лет эстетические и политические увлечения были связаны неразрывно. Он родился в 1893 г., до 1908 г. учился в загребской гимназии, где и сдружился с А. Цесарцем, В. Чериной, с будущими руководителями КПЮ - Д. Цвиичем и Д. Хорватичем. В 1908 г. он направляется в Кадетскую школу в Печухе, а, окончив ее с отличием в 1911 г. и получив королевскую стипендию, поступает в Венгерскую военную академию - Людовициум - в Будапеште. Живя пять лет в казарме, он, однако, не терял связи со своими друзьями, и, как он писал, оставался под влиянием «предвоенного омладинского тумана нашей народной романтики с именами Супило, Мештровича, Назора, Пьемонта, ставшими символами «Sturm und Drang» того
264
времени» [4]. (Под югославским Пьемонтом выступала Сербия). Однако годы, проведенные в венгерской казарме, вырабатывают в нем обостренное чувство несовместимости с ней. «Грезя о международной солидарности, читая Толстого, Петефи, Ибсена, сочиняя стихи, - делает он запись в дневнике, - я обрывал в себе последние нити, связывавшие меня с Австрией и портупеей австрийского офицера» [5]. Все эти чувства обострились до крайности в канун балканских военных дней. Ему хотелось не только духовно быть связанным с друзьями, находившимися после покушения на бана в тюрьме или эмиграции, но и активно действовать. К 1911-1912 гг. Сербия становится для него неким идеалом: «Это было время, когда в задымленных кофейнях Пешта я сидел до поздней ночи, перелистывая антологию Богдана Поповича, и в тяжелой, душной атмосфере накаленных парламентских дебатов и рабочих забастовок, в этих стихах ощущал биение новых жизненных сил и иллюзий, которые нас в те годы так будоражили и так увлекали» [6]. Под впечатлением этих идей он и бежит в Сербию, чтобы вступить в борьбу с Турцией. Биограф Крлежи С. Ласич фиксирует его поездку в Белград в мае 1912 г. (в этом месяце, как уже отмечалось, в столице Сербии были также 150 хорватских студентов), во время которой он посещал военное министерство и некоторые другие государственные институты, но везде был встречен с сомнением и недоверием, от него требовали отказа от австрийского подданства и перехода в сербское [7]. Первый побег был неудачен. Во время второго, так как границы между Австрией и Сербией были закрыты, молодой человек по фальшивым документам окольными путями через Париж, Марсель и Салоники добирается до Скопье. Там его арестовывают как австрийского шпиона, и лишь случай помог ему избежать сербского военного суда. Он был отправлен в Белград и выдан Австрии, здесь арестован по требованию Людовициума, предан австрийскому военному суду, разжалован в рядовые и лишен права учиться в высших учебных заведениях империи.
Личный опыт столкновения с австрийской и сербской военщиной определил писательский интерес Крлежи к военной теме. «Сознательно я пережил обе балканские войны, а Первая мировая была третьей. Пережил их как огромный моральный шок. Они стали для меня огромным моральным шоком. То есть я понял, что такое вообще война. Эти три войны для меня важны, так как они сформировали меня как личность» [8], - написал он в статье 1966 г. Естественно, надо учитывать, что приводимые оценки относятся к более позднему времени и содержат видение зрелого человека, но все же в них присутствует автобиографический момент, дух тех
265
лет, передается «отсвет пожара кумановского сражения по всей стране», восприятие Первой балканской войны как «исторического факела, словно отдававшего посмертную честь и озарявшего бесчисленные могилы погибших поколений» [9], а также разочарование, охватившее после Брегалницы, «преподавшей урок циничного макиавеллизма малых балканских династий», когда развеялись иллюзии «целого югославянского поколения» («О некоторых проблемах Энциклопедии») [10].
Уже осенью 1913 г., после, по его словам, «злополучного балканского похода» Крлежа задумывает свой «первый антивоенный, антимилитаристский роман» [11]. Этот замысел позднее выльется в прославивший писателя цикл рассказов «Хорватский бог Марс», первый из которых - «Хорватская рапсодия» - появится в 1917 г. А в конце жизни он вновь вернется к этой теме и продолжит художественное осмысление событий 1913-1922 гг., в том числе «своих трех войн» - Балканских и Первой мировой, - в объемном романе, символически названном им «Знамена».
В центре этого произведения находится известный в мировой литературе конфликт поколений, но разработанный на специфическом хорватском материале. Поколение отцов олицетворяет Камило Эмерицкий-старший - высший чиновник государства, шеф Кабинета королевства хорвато-славонско-далматинского политического управления Австро-Венгрии, молодое поколение - его сын Камило Эмерицкий-младший (образ во многом автобиографический), прошедший трудный путь интеллектуального возмужания от романтического националиста, сподвижника террориста, затем югослависта и, наконец, сторонника коммунистических идеалов. В первых двух книгах романа на фоне Балканских войн, общественной и культурной обстановки в Хорватии тех лет и политических баталий в австрийских, венгерских и хорватских околоправительственных кругах раскрываются перипетии не только «хорватской, но и балканской, южнославянской, подунайской австро-венгерской, а, по сути, человеческой, исключительно человеческой, судьбы» [12]. Внимание писателя приковано не к самим событиям - они лишь отправная точка, - а к вызываемым ими движениям мысли, передаче идейного, духовного поиска путей в многоголосой атмосфере разных мнений и взглядов. Почти все персонажи, и в первую очередь отец и сын, втягиваются в бесчисленные дискуссии, споры с самими собой, размышления по самым острым вопросам времени. Сменяя знамена, герой вновь и вновь подвергает рефлексии те или иные факты. Ключевые моменты, вокруг которых концентрируется действие, обрастают массой политических, исторических и
266
историко-культурных ассоциаций и аналогий, вовлекаемых в общий поток напряженной схватки идей. Одна из глав романа так и названа - «Негероическому времени вопреки».
На страницах произведения встречается множество лиц - и вымышленных и исторических - например, Франо Супило, Любомир Йованович Чупа, Драгутин Димитриевич Апис, Стеван Михаилович Груич (я специально выбрала относящиеся к теме имена), лидеры хорватских и венгерских политических партий, цитируются телеграммы с фронта, упоминаются политические и культурные деятели прошлого и настоящего, многочисленные герои мировой художественной литературы и близкой автору - хорватской, сербской, венгерской. Немалую роль играет при этом и авторский голос, объективирующий разноречивые субъективные мнения, естественно, не теряющие образной формы. Приведу в качестве иллюстрации данную автором заключительную оценку Балканских войн:
«Прошел год после Куманова, а перед рождеством в новогоднюю ночь Война уже стреляла пробками из-под шампанского на лондонских банкетах, и только было переселилась в Париж, в фешенебельные отели, чтобы урегулировать среди балканских народов кое-какие финансовые формальности, как вдруг была вызвана телеграммой, срочно вернуться домой. Вернулась, и точно молнией подожгла всю Македонию, от Косова до Брегальницы. Никто не верил, что балканским «цыганам» удастся отыскать лозунг, который их объединит, чтобы при помощи оружия низвергнуть турецкое владычество. Накануне битвы под Брегальницей не было человека, который мог бы поверить, что болгары, эти легендарные герои Кирк-Килиса и Люле Бургаза, проиграют войну. А песенка была спета: турки освободили большую часть Фракии, Балканский союз приказал долго жить; Лондонский мир лопнул; арнауты подняли восстание во имя свободы равенства и братства. В Косово свирепствует холера. И это было только начало, запомните хорошо, начало безумия всех народов...» [13].
По роману нельзя восстановить ход исторических событий. Цель его в другом - воссоздать настроения и мысли людей, их ожидания и разочарования, и в целом - воссоздать мозаичную картину духовного состояния общества, подготовившего дальнейшее его очень противоречивое развитие.
Национально-югославянские настроения, получившие подпитку в канун и во время Балканских войн, насколько это было возможно, сохранялись и после них. В начале 1914 г. В. Черина начинает новое
267
издание - двухнедельник «Вихор» («Vihor», вышло 9 номеров), целью которого было «полное и всестороннее освещение всех современных вопросов культурно-национальной жизни Хорватов, Сербов и Словенцев» [14]. Для его сторонников по-прежнему образцами являлись Мештрович, Матош и Назор. Как написал в этом журнале в статье о Матоше И. Андрич «Вся Хорватия безобразно храпит. Бодрствуют только террористы и поэты» [15], выразив охватившее общество пессимистическое настроение. В январе того же года в Риеке М. Марьянович издает еженедельник «Книжевне новине» («Književne novině», вышло 26 номеров), который объединяет на своих страницах сербских, хорватских и словенских авторов (О. Жупанчич, В. Назор, У. Донадини, Ю. Козак, И. Секулич). Здесь же были опубликованы первые пьесы М. Крлежи. Оба журнала вскоре были запрещены. И. Андрич (как член «Молодой Боснии») и И. Войнович (за свои югославянские взгляды) были арестованы, В. Черина, М. Марьянович и Т. Уевич отправились в эмиграцию, А. Цесарец и М. Крлежа рядовыми австрийско-венгерской армии сражались на фронте - один в Сербии, другой в Галиции.
Так заканчивалась эпоха Модерна и начиналась эпоха новых политических и эстетических идей, несколько отодвинутая Первой мировой войной, но не остановленная. Разошлись в разные лагеря деятели предшествующей эпохи. Уже в ходе Первой мировой войны с журналами У. Донадини «Кокот» («Kokot, 1916) и А.Б. Шимича «Виявица» («Vijavjca», 1917) в хорватскую литературу вошел экспрессионизм с его гиперболизацией вселенского хаоса и кричащим отрицанием войны как символа человеческого страдания. И. Андрич и М. Црнянский в 1918 г. основывают в Загребе журнал откровенно югославянской ориентации - «Книжевни юг» («Kniževni jug»), а в 1919 г. А. Цесарец и М. Крлежа начинают издавать первый литературно-общественный журнал социалистического направления «Пламен» («Plamen»), заложив основы революционной литературы Югославии. Тин Уевич и М. Марьянович, вернувшись из эмиграции, отошли от политики и активной общественной деятельности. При всем том эти во многом сформировавшиеся в первые десятилетия XX в. писатели вошли в первый ряд своих национальных литератур.
ПРИМЕЧАНИЯ
1. Филимонова А.И. Хорватские земли и Воеводина // Югославия в XX веке. М., 2011.С. 130-131.
268
2. Фрейдзон В.И. История Хорватии. СПб., 2001. С. 229.
3. Цит. по: Šicel M. Povijest hrvatske književnosti: književnost modeme. Zagreb, 1978. Knj. 5. S. 52.
4. Lasić S. Krleža. Kronologija života i rada. Zagreb, 1982. S. 90.
5. Ibid.
6. Ibid. S. 93.
7. Ibid. S. 94.
8. Lasić S. S. 97.
9. Krleža M. 99 varijacija. Beograd, 1972. S. 45-46.
10. Lasić S. Ibid. S. 106.
11. Ibid. S. 108.
12. Čengić E. Sa Krležom iz dana u dan. Zagreb, 1986. Knj. 1. S. 296.
13. Крлежа M. Знамена. M., 1985. Кн. 1. С. 464.
14. Цит. по: Šicel M. Povijest hrvatske književnosti... S. 55.
15. Ibid.