Модернизация vs. война

Человек на Балканах накануне и во время Балканских войн (1912-1913)

 

III. События Балканских войн.

Деятельность общественных и тайных организаций. Оценки современников

 

1. Балканские войны 1912-1913 гг. и организация «Черная рука»

 

Я. В. Вишняков

 

 

Начало XX в. знаменовалось новым этапом развития балканского кризиса. 29 мая 1903 г. в результате кровавого переворота произошла смена правящей династии в Сербском королевстве, летом того же года крупное антитурецкое восстание вспыхнуло в Македонии, а в 1908 г. разразился известный аннексионный кризис, который рассматривался в Сербии как национальное унижение и активизировал сближение славянских государств для совместной борьбы против Османской империи. Дальнейшие события развивались со стремительной быстротой. Взятие реванша за 1908 г. путем присоединения Старой Сербии и Македонии становилась для сербской политической элиты реальностью. В марте 1912 г. оформился сербско-болгарский союз. В мае - между Белградом и Софией подписана военная конвенция. Аналогичные соглашения были заключены между Болгарией и Грецией. В свою очередь, 1 октября 1912 г. черногорский король Никола издал указ о мобилизации своей армии. Военная машина была запущена. 8 октября 1912 г. Черногория - первая из балканских стран объявила войну Османской империи. 18 октября, не получив ответа на формальную ноту с требованием проведения реформ в Македонии под контролем балканских стран, армии союзников перешли турецкую границу [1].

 

Уже 23-24 октября 1912 г. 1-я сербская армия нанесла туркам крупное поражение под Куманово и 26 октября сербские войска вошли в Скопье (Ускюб) [2]. 30 октября сербской армией был захвачен Призрен, а 4 ноября - Дьяково. Болгарская армия, в свою очередь, окружила Адрианополь (Эдрине); греческие войска осадили Янину, а 8 ноября заняли Битоль и Салоники. Положение османской армии стало критическим. В ходе кровопролитных боев в районе Битоли сербские и греческие войска соединились на северо-западе Греции в районе Флорины, что означало окончательное военное поражение Османской империи. 5 марта 1913 г. греки овладели Яниной, а 24 марта болгарская армия, при поддержке сербских частей, вошла в Адрианополь, что создало реальную возможность перехода Проливов под болгарский контроль. Российская дипломатия предприняла все возможные усилия для того, чтобы не допустить занятия османской столицы болгарской армией. В то же время сербские

 

 

272

 

войска предприняли военную экспедицию вглубь Албании, стремясь выйти к Адриатическому морю. К концу 1912 г. большая часть территории Албании попала под власть союзников.

 

30 мая 1913 г. в Лондоне были подписаны мирные соглашения, согласно которым практически вся европейская Турция переходила под контроль держав-победительниц. Стамбул уступал союзникам всю территорию к западу от линии Энез-Мидье, кроме Албании, которая должна была получить независимость. Однако окончание Первой балканской войны отнюдь не гарантировало установления на Балканах мира. Именно на Лондонской конференции родились истоки Второй балканской войны. На Адриатическом побережье образовывалось самостоятельное албанское государство, которое провозглашалось независимым от Турции и нейтральным княжеством с князем, назначаемым великими державами. Им стал германский принц Вильгельм Вид. Таким образом, Сербия лишалась надежд на выход к морю, взамен которого был предложен коммерческий порт на юге. По решениям этой же конференции, Румыния получила Силистрию. Компенсировать неудачу сербские политические и военные круги пытались за счет присоединения как можно большей части македонской территории, рассчитывая тем самым осуществить выход к Эгейскому морю. Столкновение двух вчерашних союзников - Сербии и Болгарии - стало неизбежностью. 1 июня 1913 г. Сербия и Греция подписали военную конвенцию, к которой присоединилась Черногория. Просербскую позицию заняло румынское руководство.

 

29 июня 1913 г. II и IV болгарские армии напали на сербские и греческие позиции в районе Брегальницы [3]. Умеренный кабинет Гешова, который предлагал решить вопрос о территориальных претензиях с помощью международного арбитража, вышел в отставку за месяц до начала новых военных действий. Вторая балканская война началась. В начале июля войну Болгарии объявили Румыния и Турция. 20 июля 1913 г. оправившиеся от поражения турецкие войска вступили в Адрианополь. И уже в конце того же месяца Болгария запросила мира. 30 июля в Бухаресте открылись мирные переговоры, завершившиеся подписанием 10 августа 1913 г. соответствующих соглашений. Сербия получила не только спорную, но и большую часть болгарской зоны в Македонии. Греция - южную Македонию, Салоники, часть Западной Фракии. Румыния получила Добруджу. 29 сентября между Болгарией и Турцией был подписан Константинопольский мир, согласно статьям которого, к Турции переходили обратно Восточная Фракия и Адрианополь. Болгарии удалось сохранить

 

 

273

 

за собой лишь Западную Фракию, дававшую ей выход в Эгейское море. По словам болгарского министра И. Гешова, «мученик возвышенного идеала, который он поставил себе в своей непреложной цели, Балканский союз умер мученической смертью» [4].

 

Таким образом, Болгария, которая, по словам того же Гешова, «была ограблена, погублена, унижена, обесславлена» [5], потеряла не только большую часть своих недавних завоеваний, но и некоторые исконные территории, что окончательно толкнуло ее в объятия германской политики. Д. Бьюкенен - посол Великобритании в России в 1910-1918 гг. отметил:

 

«Бухарестский мир с удовлетворением был приветствуем императором Вильгельмом по вполне понятным причинам. Этот мир переделал все, что сделала Первая балканская война, и создал такое положение, которым прекрасно воспользовалась Германия в начале Европейской войны. После его подписания король Фердинанд, как говорят, сказал: "Ma vengeance sera terrible" (моя месть будет ужасна), - и он сдержал свое слово» [6].

 

 

Управление страной взяли в свои руки представители Либеральной партии, придерживавшиеся прогерманской и проавстрийской ориентации в достижении идеала Сан-Стефанской Болгарии. По словам российского министра иностранных дел С.Д. Сазонова, «горечь обманутых надежд и затаенная злоба против тех, кого они считали виновниками испытанных ими разочарований, поставили судьбы болгарской политики в тесную связь с венским кабинетом, как это наглядно доказала мировая война 1914 года» [7].

 

Общим итогом Балканских войн стало включение в состав Сербии части территории Ново-Пазарского санджака, создание общей границы между Сербией и Черногорией. В состав Сербии вошла также Вардарская Македония. Территория Сербского королевства значительно расширилась; почти в два раза - до 4,5 млн. человек - увеличилось и население страны. Казалось, мечта сербской военной и политической элиты о Сербии как новом «Пьемонте» близка к осуществлению. Однако вхождение в состав Королевства новых земель, населенных несербским населением, требовало решить проблему их интеграции в состав Сербии, что только усугубило внутриполитический кризис между правящей Радикальной партией и офицерским корпусом. Конфессиональный и религиозный состав населения новоприобретенных территорий также был крайне сложен. Еще в декабре 1904 г. полковник Ф.А. Шостак, посланный в Македонию в составе международной жандармерии, образованной в соответствии с решениями Мюрцштегской конвенции, отмечал, что на обострение

 

 

274

 

ситуации в регионе влияет не столько греко-болгарско-сербская вражда, сколько состояние самого местного населения, к началу XX в. так и не сумевшего решить этноконфессиональный вопрос: «Кто мы?» Он пишет:

 

«В остальных участках борьба между местными жителями-патриархистами и экзархистами на почве церковно-школьного соперничества продолжается беспрерывно, разжигаемая комитскими деятелями; в ней принимают участие, главным образом, недовольные священники и учителя, хотя и амнистированные, но лишенные права вернуться к своей прежней деятельности, - и убийства следуют за убийствами, совершенные к тому же зачастую с проявлением чисто зверской жестокости. Называть эту борьбу исключительно расовой, греко-болгарской, будет вряд ли правильно: почти все враждующие говорят по-турецки, и по-гречески, и по-болгарски, но в обоих последних случаях объясняются наречием настолько перемешанным словами из других двух языков, что ни греки, ни болгары их сразу и не поймут, как и они не понимают говорящих на чисто греческом или северно-болгарском языках. Поэтому будет, вероятно, правильнее всего считать их всех македонцами (выделено в оригинале. - Я.В.), но одних патриархистами, а других экзархистами; первые, пока остаются патриархистами, называют себя греками, а перешедшие в экзархисты, хотя и звались до этого греками, тотчас переименовывают себя в "болгар". Мне пришлось встретить семью, где отец-патриархист называл себя греком, мать-экзархистка - болгаркой, старший сын, оставшийся патриархистом, значился греком, брат его - болгарином. Со смертью отца, сын - патриархист перешел также в экзархисты и из грека сделался болгарином» [8].

 

 

К 1912 г. ситуация в крае никак не поменялась, что дало повод российскому корреспонденту газеты «Раннее утро» - свидетелю событий Первой балканской войны, язвительно заметить:

 

«Я забыл упомянуть еще одну национальность - "македонцев", впрочем, кто-то удачно сострил, что македонцы - это не национальность, а профессия. Их очень много, происхождения они разного и на вопрос о национальности гордо отвечают: мы македонцы. Они-то и есть главные сеятели смут и политических интриг, попеременно служа сегодня Болгарии, завтра Сербии, а там и Турции, - в зависимости от того, кто больше платит» [9].

 

 

Именно поэтому вопрос об управлении, создании новых административных учреждений, статусе новых земель стоял крайне остро, хотя сербский премьер Н. Пашич в беседе с корреспондентом российского телеграфного агентства в Вене В.П. Сватковским весьма оптимистически оценивал положение вещей.

 

 

275

 

«Нет, - говорил сербский премьер, - македонцы будут спокойны. Главное, священников их уже прислали к нам. Мы будем платить им жалование не менее 50 франков в месяц, вместо прежних 30-40 и они будут довольны объяснить народу перемену положения. Одной из главных задач будет обеспечить население от террора болгарских банд, и это нам удастся легче, нежели туркам» [10].

 

 

Причем еще в ходе Первой балканской войны сербские военные власти не только показали полную административную неспособность в установлении общего порядка на захваченных территориях, но и открыто выражали презрительное отношение к местному христианскому населению [11]. Вот, например, как описал Н. Шевалье первые часы пребывания сербской армии в Ускюбе (Скопье):

 

«Не хватало выдержки даже на первое время скрыть свою традиционную вражду к болгарам и грекам, в особенности к первым, и не успело население Ускюба, преимущественно болгары, выкинуть для встречи войск, кроме сербских, также болгарские национальные флаги, как ретивые сербские войники, обходя дома, срывали болгарские и греческие флаги, указывая вывесившим их домовладельцам, что Ускюб и Северо-Западная Македония - отныне составляют сербские владения, и что в восстановленной Старой Сербии иноземным флагам незачем развеваться. Болгарское население, политически более развитое, чем сербы, и руководимое столь просвещенным и гуманным пастырем, как болгарский митрополит Неофит (русский воспитанник, кончивший Киевскую духовную академию), не желая омрачать торжества первых дней освобождения христиан Македонии от многовекового турецкого ига, сдерживало свой справедливый гнев и молча переносило обиды» [12].

 

Шевалье при этом показательно резюмировал:

 

«Армия престолонаследника Александра вступила в Ускюб с большим запасом патронов и снарядов, с громадным воинским пылом, но упустила захватить с собой хотя бы немного культуры и христианской любви к ближнему» [13].

 

 

Причем устанавливаться такой «новый порядок» стал не только в Македонии, но и в Старой Сербии [14], в том числе и при непосредственном участии сербских четников, что прекрасно иллюстрируют воспоминания того же Н. Шевалье. Вот как он описывает их бой с арнаутами у деревни А-во:

 

«Арнауты не приняли удара и разбежались по разным углам своей деревни. Вот тут-то началась расправа: четники обстреливали все дома арнаутов, не пропуская буквально ни одного окна, ни одной двери; через три часа ответные выстрелы арнаутов прекратились, и в деревне словно все вымерло; тогда четники приступили к обходу всех домов и находили в них одних стариков, детей и женщин, забаррикадированных

 

 

276

 

в задних помещениях. Везде валялись раненые и трупы, а там, где случайно уцелел арнаут, его приканчивали ятаганом.

 

Мы кончили обход, - рассказывает воевода, - как вдруг мимо нас стали пролетать пули; мы огляделись и увидели арнаутку лет 45, спокойно целившуюся в нас.

 

- Я повалил ее из винтовки и приказал четникам обыскать как следует (выделено в оригинале. - Я.В.) все дома, женщин и детей.

 

Теперь, закончил воевода, там все спокойно. Я не хотел его смущать щекотливыми вопросами, и без того догадавшись, какой ценой достигнуто это спокойствие в албанской деревне. Четники, неруководимые офицерами регулярных войск, не блещут великодушием и рыцарством» [15].

 

 

Даже если предположить в этих словах некоторое преувеличение, свойственное усердию пера российского репортера, то все же общая картина положения населения новоприсоединенных областей выглядит весьма реалистично, что иллюстрируется мемуарами российского посланника в Сербии Г.Н. Трубецкого, дважды побывавшего в Митровице, - в 1908 и 1915 гг. Сравнивая свои впечатления от «столицы разбойничьего царства», он отмечал, что в 1908 г. «во всей Митровице только двое носили европейские шляпы - это были русский и австрийский консулы». Он подчеркивал, что «на меня пахнуло тогда какими-то отдаленными временами, словно это была Запорожская Сечь. И, конечно, Албания была сплошной вольницей, а Митровица каким-то разбойничьим гнездом». Осенью 1915 г. российский дипломат с удивлением увидел, что

 

«прежние времена сменились новыми. Я не узнал гордых арнаутов. Куда делись эти молодцы, щеголявшие своими кинжалами, пистолетами и винтовкой? Как потухли их взоры, сверкавшие мрачным пламенем, как поникли их головы! <...> Вся эта перемена была достигнута не только завоеванием края у турок, но и суровым беспощадным подавлением албанского восстания после войны, когда целые селения почти поголовно исчезали с лица земли и пощады не давалось иногда даже детям. Странно было теперь видеть арнаутов, чинящих дорогу под наблюдением прикрикивающего на них старого досмотрщика - серба» [16].

 

 

Трудно в этой связи не согласиться с мнением популярного в начале XX в. российского писателя E.H. Чирикова, также побывавшего на фронте Первой балканской войны как корреспондент газеты «Киевская мысль», который образно заметил:

 

 

277

 

«Вообще эту войну приличнее называть войной мести, чем идеализировать ее поэтическими эпитетами "борьбы за освобождение братьев"» [17].

 

 

Такое «умиротворение» стало возможным благодаря жесткому курсу правительства Н. Пашича. В конце 1913 г. возглавляемой им Радикальной партией для освобожденных краев было разработано дискриминационное «Положение об общественной безопасности», фактически дискредитировавшее всю систему сербской власти на данных сложных полиэтничных территориях, что только усилило проблему межнациональных и межэтнических отношений. Согласно его статьям,

 

«не признающие государственной власти, скрывающиеся от нее, только за это проявление возмущения наказываются до 5 лет каторжных работ. Свидетельством наличия такого уголовного дела является решение полицейских властей, объявленное в общине, откуда родом мятежник (бунтовщик, непокорный). Подобного мятежника имеют право убить все находящиеся на государственной службе, а также и военные лица, если он не сдается им по первому требованию. Если в какой-либо общине произойдет несколько случаев непризнания государственной власти (мятежа) и мятежники в 10-дневный срок не вернутся по требованию полицейских властей по домам, то полицейские власти имеют право расселить их семью, куда будет признано удобным. Точно также могут быть расселены обитатели тех домов, в коих укрывалось оружие или вооруженные люди, или преступники вообще; кроме того, виновные подвергаются еще и наказанию согласно настоящему положению. Решение о расселении выносит начальник округа, в котором находится селение. Решение выполняется немедленно и безаппеляционно. Кто, зная совершителя какого-либо преступления, не пожелает об этом донести, наказуется каторжными работами до 5 лет» [18].

 

 

Действительно, такие меры смогли на некоторое время принести во вновь присоединенные края внешнее успокоение. Однако взаимная ненависть на ментальном уровне была столь же остра, как и глубока. Понятно в этой связи, что только одними репрессиями решить вопрос о глубинной интеграции новых территорий в состав Сербии было невозможно.

 

В свою очередь, «маленькие победоносные войны» окрылили не только многих сербских политиков. У сербской военной элиты, значительная часть которой была связана с организацией «Объединение или смерть», также появилась реальная возможность осуществить свои планы по собиранию «еще не освобожденных земель». Следующим шагом могло стать присоединение к Сербии славянских земель, находившихся под

 

 

278

 

властью Австро-Венгрии. Опять, как в 1908-1911 гг., встал вопрос о том, какая внутренняя сила будет играть решающую роль в этом процессе, а вместе с тем и в общей политике страны. С. Чиркович отметил по этому поводу:

 

«В ходе Балканских войн были серьезно поколеблены два основополагающих принципа прежней политики Сербии - этничности и парламентской демократии. Завоевания в Албании и Македонии показали, что Сербия выходит за рамки отстаиваемой десятилетиями стратегии освобождения сербского народа. Предстоящая же схватка с Турцией стала причиной усиления военных кругов, и без того влиятельных после переворота 1903 г. Наряду с конституционными факторами - королем, кабинетом и парламентом - политику государства стала определять и группа офицеров во главе с полковником Драгутином Димитриевичем Аписом (1876-1917). Офицерская организация "Объединение или смерть" ("Черная рука") выступала за агрессивную внешнюю политику, поддерживала связи с сербскими организациями в соседних государствах, а также занималась разведывательной деятельностью. Офицеры, полагавшие, что военный режим лучше подходит для достижения целей национальной политики, сформировали особый центр влияния, который угрожал существованию демократии и парламентаризма в Сербии» [19].

 

 

В этом контексте курс правящей Радикальной партии на ускоренное создание «новой», послушной армии был очевиден. Н. Пашич в беседе с В.П. Сватковским в октябре 1913 г. особо подчеркнул, что «наша первая задача, к которой мы приступим немедленно, это реорганизовать и увеличить армию до полумиллиона», причем строевых частей - «400 тысяч штыков, 100 тысяч артиллерии, кавалерии и технических войск». Сербский премьер планировал также пропорциональное увеличение численности офицерского состава [20]. В свете новых перспективных задач, устранение политического влияния офицеров-"чернорукцев" стало первоочередной задачей правительства Пашича. В этой же связи В.А. Артамонов особо подчеркивал:

 

«С окончанием первой войны отношения радикалов и военных вообще стали натянутыми, как из-за вопроса о способе управления новыми краями, так и по поводу сербо-болгарских отношений. Опасаясь возобновления "милановщины", личного режима, пользовавшегося армией против радикалов, последние стараются держать военных в руках. Некоторые полагают даже, что разлад в офицерском корпусе считается радикалами до известной степени благоприятным явлением, с партийной точки зрения» [21].

 

 

279

 

Российский дипломатический корпус также со всей серьезностью следил за непростыми отношениями военных и политических кругов страны. В одном из своих донесений, отправленном 23 июня (6 июля) 1914 г., т.е. буквально сразу после печально знаменитого Сараевского выстрела, посланник в Цетинье A.A. Гирс резюмировал причины нового внутриполитического кризиса в стране:

 

«Сербские офицеры, громадное большинство которых прямо или косвенно причастно к государственному перевороту 1903 г., всегда были, как и весь народ, демократичны до мозга костей. Патриотизм их вне всяких сомнений; но после насильственного удаления Обреновича они заразились, так же, несомненно, преторианским духом, а две балканские войны возрастили в них крайнее самомнение. Уверенные, что сербской армии придется в недалеком будущем сыграть большую роль в деле укрепления сербского государства, они уже заблаговременно заботятся о сохранении за нею первенствующего в стране положения и ведут упорную борьбу с гражданской властью, олицетворяемую в настоящее время радикалами с Пашичем во главе» [22].

 

Он же отмечал далее:

 

«Привязанности к той или другой династии у них нет; предвидя неминуемое объединение Сербии и Черногории, они пока мало озабочены вопросом о том, кто окажется на объединенном сербском престоле, одинаково отрицательно относясь и к королю Петру, и к королю Николаю. Им нужно процветание сербства, и ради него они не остановятся ни перед какими династическими соображениями. Такие взгляды и задачи лежат в основе деятельности существующего среди офицеров общества "Црна Рука", преследующего исключительно патриотическую в вышеприведенном толковании - цель. Общество это действует негласно, правительством игнорируется, но не преследуется; настроение членов его по отношению к королю Петру враждебное. Во время пребывания в России наследного королевича Александра (в янв.-февр. 1914 г.) несколько офицеров членов общества "Черной руки", под впечатлением известий о благосклонном приеме, которого удостоился сербский престолонаследник при русском дворе, явились к королю Петру и предложили ему воспользоваться благоприятно слагающимися для Сербии обстоятельствами и отречься от престола в пользу своего сына, отличившегося во время войны. Король, как потом рассказывали, ответил офицерам, что добровольно он не отречется ни в коем случае и предпочитает погибнуть от руки требующего такого отречения. На это офицеры ответили, что такою ценою они не желают добиться перехода престола в другие руки. Нельзя не признать, что нынешние

 

 

280

 

настроения многих сербских офицеров чреваты всякими последствиями. Трудно сказать, каково будет их поведение в ближайшем будущем, но очевидно, что они сохраняют господствующую роль во вех событиях, в которые развернется то, что ныне происходит на почве сербо-черногорского объединения и last but not least - отношений Сербии к австро-венгерской монархии (курсив наш. - Я.В.)» [23].

 

 

Российский посланник при этом подчеркнул, что

 

«короля Петра офицеры уже давно упрекают в том, что преувеличенно, по соображениям личного эгоистического свойства, истолковывая свои обязанности конституционного правителя, он не только не принимает действительного участия в делах армии, но и не обнаруживает никакого интереса к жизни и трудам офицеров, уклоняясь даже от установленных обычаем внешних проявлений своей связи с армией, как ее верховного вождя» [24].

 

 

Внутриполитическая ситуация в стране накануне Первой мировой войны все более напоминала сценарий недавних событий 29 мая 1903 г.

 

В январе 1914 г. в отставку был отправлен военный министр М. Божанович, причем поводом к разбирательству стал поступок члена «Черной руки» В. Вемича [25], застрелившего в ходе Первой балканской войны солдата, который отказался выполнить его приказ. Осенью 1913 г. военный трибунал приговорил его к 10 месяцам (sic!) тюрьмы, причем одновременно, за проявленную храбрость в боях Вемич был произведен в майоры и награжден золотой медалью. В этой же связи король издал указ о его помиловании. Эта история стала поводом для нападок на министра со стороны радикального печатного органа - газеты «Самоуправа» [26]. В.А. Артамонов, однако, прямо указывал главные причины отставки военного министра:

 

«Главною, однако, причиной недовольства кабинета генералом М. Божановичем является подозрение, если не убеждение, что генерал действует по указанию "военной партии", основанной для борьбы с радикалами, мешающимся в дела армии, разводящими "аферы" и недостаточно энергично стремящихся к объединению всех сербов в одном государстве» [27].

 

 

Н. Пашичу в борьбе с «црнорукцами» удалось провести на пост главы военного ведомства своего ставленника. В.А. Артамонов в донесении от 23 декабря /10 января 1914 г. отмечал по этому поводу: «Между тем, Н. Пашичу удалось найти весьма подходящее лицо на пост военного министра. 4 января состоялось решение, а 5 января подписан указ о назначении военным министром Душана Стефановича. Это назначение встречено весьма благоприятно обществом, в виду весьма хорошей репутации

 

 

281

 

нового министра. Полковнику Д. Стефановичу 43 года; он офицер генерального штаба, пожелавший перевестись в пехоту по антипатии к партийному духу, царящему в сербском генеральном штабе; командовал не менее 5 лет полком, в том числе во время обеих кампаний. После войны выполнял очень трудную обязанность председателя комиссии по разграничению с Грецией, и, наконец, только что был назначен на важный для сербов пост военного агента в Румынии» [28]. Столкновение стало неизбежным. Именно поэтому разразившийся вскоре «спор о приоритете» имел под собой более глубокие основания, чем просто вопрос о том, кто будет иметь старшинство в новоприсоединенных территориях - гражданские или военные власти.

 

Формальным поводом к началу нового противостояния явилось издание сербским правительством указа о порядке отправления церковной службы по поводу сербских побед в Балканских войнах. Отныне почетные места у алтаря должны были занимать не офицеры, а сербские чиновники. Указ о «старшинстве гражданских властей в Новой Сербии над военными» был введен по инициативе министра внутренних дел Стояна Протича и предполагал введение первенства гражданских чинов над военными при всех тожественных церемониях. При этом, как доносил В.А.Артамонов, в июне 1914 г., «условия жизни в Новой Сербии схожи с условиями самых заброшенных углов Дальнего Востока: правительство не находит желающих служить там, несмотря на 10% прибавки содержания. При необходимости внезапно удвоить весь административный персонал в государстве пришлось взять на службу многих заведомо негодных чиновников. Их плохое поведение, вымогательства и проч. дискредитировали сербское управление и, естественно, офицерский корпус, поставленный распоряжениями министра внутренних дел в подчиненное положение, на второе место в крае, который они только что завоевали и который, в сущности, находится на "военном положении". В небольшом городке какой-нибудь срезский мальчик, т.е. полицейский начальник, молодой человек, часто едва лишь покинувший школьную скамью, оказывается во всех случаях, при всех церемониях старше полкового командира, полковника» [29].

 

Непосредственным поводом к изданию соответствующего указа послужил открытый конфликт в Битоли между одним из руководителей «Черной руки», начальником дивизии генералом Дамианом Поповичем и начальником местного округа, что вылилось в очередной министерский кризис. Д. Попович демонстративно подал в отставку. К весне 1914 г.

 

 

282

 

события достигли своей кульминации. Была распущена Скупщина, а Н. Пашич подал в отставку, однако в мае 1914 г. король возвратил его на пост главы правительства. Российский военный агент отмечал в донесении от 4 (17) июня 1914 г.:

 

«Война объединила всех; мелкие дрязги, различия в мнениях о способе создания Великой Сербии - все было забыто. Но уже после первых успехов начали происходить мелкие недоразумения и неприятности между радикалами и военными. Последние, реабилитированные войною, подняли высоко голову. Члены правительства, депутаты Скупщины, приехавшие посмотреть Скопье и рассчитывавшие на удобства при железнодорожном переезде, были весьма нелюбезно встречены начальником военных сообщений, полковником К. Смиляничем, которому вагоны и поезда были чрезвычайно нужны для военных перевозок. Вскоре засим какой-то господин, родственник министра финансов г. Пачу, пожелал устраивать в Скопье какие-то гешефты, перевозить свои товары и требовал незаконных послаблений. Помощник начальника полевого штаба генерал Живоин Мишич без церемонии отделал этого господина, а в частном разговоре отозвался оскорбительно и о самом министре. К тому же генерал Мишич не скрыл своего мнения о необходимости для Новой Сербии военного управления в течение известного периода лет, чтобы честным и справедливым управлением привлечь население на сторону Сербии. Это не совпало с планами радикалов» [30].

 

 

На сторону обиженного офицерского корпуса встали «младорадикалы» - Л. Давидович, М. Драшкович [31] и либерал В. Велькович, вступившие в прямой контакт с Димитриевичем-Аписом. В стране назрела реальная опасность нового военного переворота - повторения событий мая 1903 г. Димитриевич, через помощника командира Шумадийской дивизии полковника Плазину, переправил в Македонию письмо своему родственнику подполковнику Душану Глишичу, в котором содержался прямой призыв к военному путчу, причем Апис настаивал на походе войск из Скопье в сербскую столицу [32]. После смены власти в Македонии, продолжение событий следовало бы ожидать уже в самом Белграде. Однако вопреки воле Аписа, его инструкции исполнены не были, поскольку офицеры восприняли этот план как авантюру, граничащую с безрассудством. «Прошу вас отказаться от того пути, на который вы задумали встать, поскольку вас на том пути никто не будет сопровождать. Мы должны довести сие до вашего сведения, чтобы вы не допустили какую-то непоправимую ошибку, которая станет фатальной для страны и для вас», - написал в ответном письме подполковник Глишич [33]. Апис же в

 

 

283

 

борьбе с радикалами еще больше усилил контакт с сербской оппозицией. В.А. Артамонов писал в донесении от 4(17) июня 1914 г.:

 

«Особенно деятельное заступничество за унижаемый офицерский корпус проявили "молодые радикалы", вошедшие, по-видимому, в соглашение с воеводой Путником и "Черной рукой" об отмене "уредбы о приоритете" в случае перехода власти к оппозиции. Было очевидно, что даже и король недоволен отношением радикалов к офицерскому корпусу. Однако, так как оппозиционные партии не смогли столковаться по вопросу об общей программе, о коалиционном кабинете и совместном производстве выборов в новую Скупщину, то, в конце концов, король оставил у власти кабинет Пашича, сделавшего известные уступки; а именно "уредба о приоритете" будет изменена в том смысле, что гражданские власти будут занимать первое место лишь при церемониях, имеющих политический характер, а во всех остальных случаях старшинство представителей гражданских и военных властей будет определяться по их чинам и получаемому содержанию» [34].

 

 

В свою очередь, Н. Пашичу удалось привлечь на свою сторону главу российской дипломатической миссии Н.Г. Гартвига, поскольку, по словам Ю.А. Писарева «русская дипломатия вынашивала в это время идею восстановления Балканского союза, и ей казались опасными авантюрные планы организации "Черная рука"» [35]. Этот же факт отмечает Н.П. Полетика, по мнению которого, «"Черная рука", которую Гартвиг не мог контролировать, стала опасна для проведения его политики, что привело его к полной поддержке Пашича. Сербский премьер, в свою очередь, расставил для членов "Черной руки" "опасные сети"» [36]. Сам же Н.Г. Гартвиг, в оправдание собственных действий, отмечал, что общество «Черная рука», которое «пользуется всяким походящим случаем, чтобы сеять раздор и неудовольствие среди военных», «никогда не встречало ни малейшего сочувствия со стороны армии, благоразумно воздерживающейся от вмешательства в дела внутренней политики» [37].

 

На сторону Пашича, под влиянием российского посланника в Белграде, окончательно склонился престолонаследник Александр. Как заметил сам Гартвиг, «питая глубокое уважение и доверие к Пашичу, престолонаследник, одно время увлекшийся, наравне с воинствующей партией, успехами сербского оружия, готов был осудить премьера за нерешительность действий; но вскоре, под влиянием дальнейших событий, он осознал свою ошибку и ныне является самым ярым сторонником осторожной и благоразумной политики первого государственного мужа

 

 

284

 

Сербии» [38]. Британский исследователь Первой мировой войны С. Фей резюмировал в этой же связи: «Князь Александр первоначально покровительствовал этой организации. Говорят, что он дал 26 тыс. динаров в виде субсидии ее газете "Пьемонт", а также делал разные подарки офицерам и оплатил Димитриевичу расходы по лечению осенью 1912 г. [39]. Но тогда он дал понять, что хотел бы стать во главе этого общества, а офицеры по разным соображениям не пожелали понять этот намек, то князь Александр почувствовал себя обиженным. С этого времени между ним и организацией "Черная рука" началось отчуждение, которое усилилось еще больше, когда он принял сторону Пашича и радикалов в так называемом "вопросе о приоритете"» [40].

 

На фоне «спора о приоритете» разгорелся еще один скандал, связанный с ревизией расходуемых средств «Офицерской задруги» - организации, объединявшей всех офицеров сербской армии, председателем которой стал Д. Попович - «родоначальник» конфликта. По словам Артамонова, «его выступление как бы в защиту умышленно принижаемого радикалами офицерского корпуса создало ему популярность» и, как следствие, способствовало единогласному избранию его в председатели офицерской «Задруги» [41].

 

В то же время вопрос учета расходуемых «Офицерской задругой» средств стал еще одним поводом для столкновения офицерских кругов страны с лидерами радикалов. В.А. Артамонов в мае 1914 г. указывал, что причины столкновения офицеров с радикалами связаны,

 

«во-первых, с указом о старшинстве в Новой Сербии гражданской власти над военными властями, а во-вторых, с ревизией отчетности Офицерской задруги, прекратившей с января 1911 года выплаты процентов по займу в 4 млн. франков в петербургский международный коммерческий банк. К апрелю 1914 года задолженность по просроченным векселям составила 2143023,40 франков, а по векселям, срок платежа которых еще не подошел, - 1625000 франков [42].

 

 

В связи с этим офицерская задруга обратилась к правлению банка с предложением оплатить «немедленно все причитающееся с нее в настоящее время проценты. Что же касается капитального долга, то таковое имеет быть произведено в течение 8 лет 96 равными долями» [43]. При этом, российский военный агент особо подчеркивая, что «известные суммы расходовались на патриотические великосербские цели, на поддержание великосербского журнала "Пьемонт"», пишет о причастности к этим делам не только известного сербского генерала Р. Путника («многое очевидно, делалось с молчаливого согласия или

 

 

285

 

попустения воеводы Путника»), но и самого наследника Александра. «Как мне весьма доверительно сообщил посланник, осведомленный Н. Пашичем, перед ревизией Задруги вексель генерала Путника на 9000 франков, полученных им из Задруги, был погашен королевичем Александром из личных средств» [44].

 

А вот, что говорится в уже упоминавшемся нами донесении A.A. Гирса Г.Н. Трубецкому от 6 (23) июля 1914 г.:

 

«Возникший между Пашичем и офицерством конфликт на почве проверки деятельности "Офицерской задруги" - явление частичного порядка в общей планомерной борьбе с правительством известных кругов армии, получившее остроту благодаря тому обстоятельству, что центральной фигурой его явился в тот момент Дамиан Попович, командующий войсками под Скутари и в некоторых других пунктах Албании. Попович - один из самых видных участников низвержения и убийства короля Александра. После того, как правительство решилось, наконец, от него освободиться и уволило его в отставку (под предлогом непринятия надлежащих мер для отражения албанского набега), офицерство, в виде протеста, поспешило избрать его в совет своей "Задруги". Конфликт был вслед за тем перенесен в Скупщину, но возникший при этом министерский кризис разыгрывался не по поводу отставки Поповича, а на почве столкновения между гражданскими и военными властями в Новой Сербии, где последние, как известно, потребовали признания за ними преимущественных перед первыми прав управления. Кризис разрешился, впрочем, довольно быстро; выйдя временно в отставку, Пашич снова стал во главе правительства, и дело о Дамиане Поповиче пока заглохло, но надолго ли, сказать нельзя. Весь этот эпизод имел, однако, только один вполне определившийся результат, а именно, усиление недовольства офицерства королем Петром (курсив наш. - Я.В.[45].

 

 

В свою очередь, В. А. Артамонов оценивал эти события следующим образом: «Оппозиция воспользовалась случаем для нападок на правительство и вступилась за оскорбленный офицерский корпус, обвиняя правительство в дурном управлении новыми краями, в стремлении унизить офицерский корпус, и т. д. Правительство в лице министра внутренних дел старалось обвинить некоторую часть офицерского корпуса (пресловутую „Черную руку") в стремлении к преторианству, а Задругу в плохом бесконтрольном управлении, неисполнении своих обязательств по отношению к С.-Петербургскому банку и расходовании управляющим Задругой чиновником Ч. Йовановичем средств Задруги на посторонние

 

 

286

 

цели (например, издание газеты "Пьемонт", органа военной партии и т. п.). Вероятно, эти вопросы (о старейшинстве властей, об упорядочении дел в Офицерской задруге) могли бы быть решены и приведены к благоприятному результату без шума и без создания недовольства в известной части офицерского корпуса. Нетактичность, резкость, грубость некоторых членов правительства (С. Протича, В. Янковича) сплотила против правительства офицерский корпус и заставила в лице его делегатов на выборах управления Офицерской Задруги выступить демонстративно против правительства. Остается сожалеть об этом, так как такого рода столкновения подрывают престиж и правительства и офицерского корпуса за границей, а вместе с тем в бесплодных прениях тратится время на заседаниях Скупщины, тогда как спешные заказы вооружения ожидают, когда дойдет до них очередь» [46].

 

В этой ситуации король Петр, чья власть балансировала между армией и правительством, решился уйти из большой политики. Уже 11 (24) июня 1914 г., т. е. за четыре дня до Сараевского покушения, был обнародован королевский указ о возложении монарших прерогатив на престолонаследника Александра, ставшего принцем-регентом при своем престарелом отце. Желание «Черной руки» формально было выполнено. Однако это была «пиррова победа» Аписа. Пашич, в свою очередь, 16 июня 1914 г. сформировал новый «послушный» кабинет министров, нанеся, таким образом, скрытый удар по «Черной руке».

 

Столкновение военных и политических кругов страны в 1913-1914 гг. окончилось победой сербского правительства и Радикальной партии, а по позициям «Черной руки» был нанесен существенный удар, что привело к значительному ослаблению ее влияния на политику страны. Однако канун Первой мировой войны сербское государство встретило в состоянии очередного политического кризиса, носившего системный характер. Генерал Панта Драшкич в своих мемуарах весьма показательно подметил эту внутреннюю черту сербской политики, проходящей красной нитью через всю государственную историю страны начала XX в.: «Как только мы, сербы, перестаем ожидать опасность, мы немедленно начинаем грызться между собой» [47]. Выход из сложившейся ситуации мог быть только один - уничтожение одной из сторон конфликта. «Спор о приоритете» открыл это противостояние. Закончил его знаменитый Салоникский процесс 1917 г., приведший к окончательной ликвидации организации «Черная рука».

 

 

287

 

ПРИМЕЧАНИЯ

 

1. Начало Первой балканской войны вызвало сильнейший патриотический подъем среди населения Сербии. Как замечал по этому поводу российский журналист И. Табурно, - свидетель событий 1912-1913 гг., на призывные пункты в течение первых трех дней после объявления мобилизации явилось 95% призывников. Через неделю их было уже 98%. «Бывали случаи, - отмечал российский корреспондент, - что офицеры, лишенные физической возможности участвовать в походе вследствие тяжелой болезни, в отчаянии застреливались» (Табурно И. О сербских битвах (впечатления очевидца войны сербов с турками 1912 г. ). СПб., 1913. С. 23).

 

2. Сербские войска были разделены на четыре армии. Первой командовал королевич Александр, второй - Степа Степанович, третьей - Боже Янкович, четвертой - Михайло Живкович. Описание боя под Куманово приводится в книге И. Табурно (см.: Табурно И. Указ. соч. С. 36-55).

 

3. Отметим, что российский военный агент в Сербии В.А. Артамонов категорически отказался ехать на театр военных действий Второй Балканской войны. Объясняя сербскому монарху причины своего поступка, он подчеркнул, что не получал соответствующих инструкций, а кроме того, «совершенно воздержался от этой поездки, оставаясь, во-первых, на точке зрения "братоубийственной" войны, а во-вторых, с военной точки зрения, потому что, находясь в кампании с австрийцем и итальянцем, я должен был бы подвергнуться одинаковому с ними режиму, что было бы оскорбительно, а выгодно для австрийца и невыгодно для сербов» (Российский Государственный военно-исторический архив (далее - РГВИА). Ф. 2000. Д. 3048. Л. 20).

 

4. Гешов И.Е. Балканский союз. Воспоминания и документы. Пг., 1915. С. 79.

 

5. Там же. С. 80.

 

6. Бъюкенен Д. Мемуары дипломата. М., 2001. С. 112.

 

7. Сазонов С.Д. Воспоминания. М., 1991, С. 121. Еще в сентябре 1913 г. российский военный агент в Турции полковник Леонтьев предупреждал о необходимости скорейшего изменения политики России по отношению к Болгарии:

 

«Игра стоит свеч, ибо вопрос идет о сотнях тысяч штыков и о том направлении, какое могут принять в будущей и по существу неизбежной борьбе, в которой может быть и нам волей-неволей придется принять непосредственное участие. Очень уж велика

 

 

288

 

разница - будут ли славянские армии действовать с нами заодно, или же, по примеру недавнего прошлого, займутся взаимоистреблением к вящей радости торжества врагов России и славянства»

(РГВИА. Ф. 2000. Д. 3048. Л. 34).

 

Пророчество Леонтьева полностью оправдалось в ходе Первой мировой войны.

 

8. Архив внешней политики Российской империи (далее - АВПРИ). Ф. 139. Оп. 631. Д. 11. Л. 205-206.

 

9. Шевалье Н. Правда о войне на Балканах. Записки военного корреспондента. СПб., 1913. С. 90.

 

10. АВПРИ. Ф. 340 (личный архив Сватковского). Оп. 793. Д. 6. Л. 136.

 

11. Местное население пыталось найти защиту у российского дипломатического представителя. Н. Шевалье писал:

 

«Русское консульство в эти дни положительно походило на конак, в который обращались и перс, лавку которого разграбили, и грек, у которого без денег и без реквизиционной расписки отобрали последнюю лошадь, и болгарский селяк, у которого угнали стадо баранов, и турок, у которого отняли силой сбережения и увели сына в крепость, и албанцы, молившие о помощи и защите. В русское консульство, словно в казначейство, турецкие купцы приносили мешки золота, десятки тысяч турецких лир, умоляя г. Калмыкова хранить их у себя»

 

(Шевалье Н. Указ. соч. С. 61—62).

 

12. Там же. С. 93-94.

 

13. Там же. С. 77. Он же пишет:

 

«Но какая разумная цель побуждала сербов ежедневно сочинять бюллетени о покорности и преданности албанцев Ускюбского санджака, о твердой власти и порядке в сфере военного управления сербской армии, когда каждый из тех, для кого сочинялись эти сообщения видел своими глазами совершенно обратное и, если его лишали возможности передавать правду, то, во всяком случае, никакая власть не в состоянии была заставить его лгать»

 

(Там же. С. 74).

 

14. Под термином «Старая Сербия» следует понимать северо-западную Македонию, Косово и Метохию, Прешево, Буяновац, Пчине и Рашку. В географическом смысле это понятие возникает в ходе Первого сербского восстания (1804-1813), как определение ядра средневековой сербской государственности. Этим же понятием в начале XX в. оперировали не только ученые, но и политические деятели Сербии (см. подробнее: Тимофеев А.Ю. Крест, кинжал и книга. Старая Сербия в политике Белграда 1878-1912 гг. СПб., 2007. С. 5).

 

 

289

 

15. Шевалье Н. Указ. соч. С. 69-70. О том, что в албанских селах зверствовали именно сербские четники указывал и И. Табурно, отметивший: «Говорят, сербские войска жгли арнаутские селения. Прежде всего, я должен категорически опровергнуть это: войска ничего не поджигали, наоборот, старались воспрепятствовать поджогам, но ничего не могли делать». Причем в арнаутах, как отмечал российский журналист, «сдающихся, а затем начинающих стрелять в доверчивого и великодушного противника» также трудного увидеть признаки «великодушия и рыцарства». Он приводит не менее показательные примеры поведения пленных или раненых арнаутов. «На носилках сербские санитары несут двух раненых: одного серба и одного арнаута. Оба ранены тяжело. Серб не в состоянии уже двигаться, арнаут ранен не так тяжело. Санитары поставили носилки рядом, а сами пошли на зов недалеко лежащих в поле раненых. Возвращаются и видят ужасную картину: арнаут имеющимся у него ножом зарезал раненого серба» (Табурно И. Указ. соч. С. 63).

 

16. Трубецкой Г.Н. Русская дипломатия 1914—1917 гг. и война на Балканах. Монреаль, 1983. С. 190-191.

 

17. Чириков E.H. Поездка на Балканы. Заметки военного корреспондента М., 1913. С. 142.

 

18. РГВИА. Ф. 2000. Д. 3166. Л. 10-11 об.

 

19. Чиркович С. История сербов. М., 2009. С. 312. Организация «Объединение или смерть» («Черная Рука») была основана в марте 1911 г. Ее идейным вдохновителем стал чиновник сербского МИДа Богдан Раденкович. Председателем Общества был выбран начальник белградской жандармерии Илия Радивоевич. В состав Верховной управы новой организации также входили полковник Илия Йованович, майоры Войа Танкосич и Милан Васич, а также Милан Гр. Милованович - полковник генерального штаба и помощник начальника штаба сербской армии. Радивоевич был убит в ходе Балканских войн в 1913 г., и его место председателя занял Д. Димитриевич-Апис, ставший подлинным лидером этого Общества.

 

20. АВПРИ. Ф. 340. Оп. 793. Д. 6. Л. 135.

 

21. РГВИА. Ф. 2000. Д. 3168. Л. 11-11 об.

 

22. МОЭИ. Серия III. T. IV. 1914-1917. М.-Л., 1931, С. 147-148.

 

23. Там же. С. 148-149.

 

24. Там же. С. 147.

 

 

290

 

25. На квартире Велимира Вемича 3 марта 1911 г. было принято решение об организации общества «Объединение или смерть», а сам Вемич стал секретарем этой организации. На Салоникском процессе 1917 г. Вемич был одним из главных обвиняемых.

 

26. РГВИА. Ф. 2000. Д. 3168. Л. 11.

 

27. РГВИА. Ф. 2000. Д. 3168 Л. 11; МОЭИ. T. V. С. 454.

 

28. МОЭИ. T. V. С. 441.

 

29. МОЭИ. T. V. С. 455-456.

 

30. МОЭИ. T. V. С. 455.

 

31. Г.Н. Трубецкой называл Драшковича «самым выдающимся членом кабинета». По словам российского дипломата, «он был еще молодой, чрезвычайно привлекательный искренностью и горящий силою своего патриотизма, человек. Вместе с тем, он обладал редким в Сербии качеством деловитости; на слова его можно было надеяться больше, чем на слова других. А это много значило в Сербии, где славянская халатность давала себя чувствовать» (Трубецкой Г.Н. Указ. соч. С. 90).

 

32. Об этом в своих воспоминаниях пишет участник переворота 29 мая 1903 г., имевший близкие отношения с руководством «Черной руки», А. Антич (Антић А. Белешке. Зајечар. 2010. С. 264). См. также: Макензи Д. Апис. Гениальный конспиратор. М., 2005. С. 166-167.

 

33. Маккензи Д. Указ.соч. С. 169.

 

34. МОЭИ. T. V. С. 458.

 

35. Писарев Ю.А. За кулисами суда в Салониках над организацией «Объединение или смерть» (1917) // Новая и новейшая история. 1979. № 1. С. 111; Он же. Тайны первой мировой войны. Россия и Сербия в 1914— 1915 гг. М., 1990. С. 30.

 

36. Полетика Н.П. Сараевское убийство. Исследование по истории австро-сербских отношений и балканской политики России в период 1903-1914 гг. Л., 1930. С. 403.

 

37. МОЭИ. Серия III. Т. III. М.-Л., 1933. С. 330.

 

38. МОЭИ. Серия III. T. IV. С. 63.

 

39. В августе 1912 г. Димитриевич-Апис с группой офицеров, куда входили Чедомир Попович, Божин Симич, Милан Милованович, Велимир Вемич, Радое Пантич, Милан Видоевич и Милан Заваджил были посланы с секретной миссией в Албанию, целью которой было установление контактов с местными военными кругами с тем, чтобы добиться от них благожелательного нейтралитета в будущей войне с Османской империей. Вскоре после возвращения из Албании Апис заболел странной

 

 

291

 

болезнью, лекарства от которой не смогли найти в Белграде. После достаточно продолжительного пребывания в белградском военном госпитале, он был отправлен на лечение в Берлин, причем за счет престолонаследника Александра. Официальный диагноз гласил об отравлении Аписа некипяченым козьим молоком, хотя факт попытки его отравления нельзя отрицать полностью. Из-за болезни Д. Димитриевич не принял участия в Балканских войнах (см. подробнее: Животић А. Апис на Косову 1912 године // Војно-историјски гласник. Београд, 2005. Бр. 1-2).

 

40. Фей С. Происхождение мировой войны. Т. 2. M.-Л., 1934. С. 89.

 

41. МОЭИ T. V. С. 456.

 

42. МОЭИ. Серия III. С. 131.

 

43. Там же. С. 131.

 

44. РГВИА. Ф. 2000. Д. 3168. Л. 18-18об.

 

45. МОЭИ. Серия III. С. 146-147.

 

46. РГВИА. Ф. 2000. Д. 3168. Л. 15-15об.; МОЭИ. T. V. С. 450-451.

 

47. Драшкић П. Mоји мемоари. Београд, 1990. С. 117.

 

[Previous] [Next]

[Back to Index]