До и после Версаля

Политические лидеры и идея национального государства в Центральной и Юго-Восточной Европе

 

9. Румынский сфинкс Ионел Брэтиану

В.Н. Виноградов

 

 

Речь пойдет об Ионе И.К. Брэтиану-младшем, знаковой фигуре в румынской истории, четырежды премьер-министре страны, ее некоронованном правителе в судьбоносные годы первой мировой войны. Произошло тогда нечто невиданное и неслыханное в европейских летописях — Румыния, разгромленная в пух и прах в 1916 г., в 1919, не одержав ни одной решающей победы, по Версальскому мирному урегулированию увеличила свою территорию вдвое, а население — и того больше. Не удивительно, что в национальной историографии личность Иона Брэтиану оценивается в хвалебных, на грани панегирика, тонах: Провидение предназначило его для «великих политических свершений», он — «гений политики, избравший единственный путь осуществления национального идеала государственного объединения». Его наделяют самыми приятными человеческими чертами, отмечая его «терпимость по отношению к политическим противникам, учтивость в обращении со всеми, душевное благородство, элегантность манер» [1].

 

Совсем иное впечатление сложилось о нем у современников, соприкоснувшихся с ним на мирной конференции 1919 г. в Париже: «Брэтиану, несомненно, самый непопулярный из собравшихся здесь министров. Он не единственный из государственных деятелей, сидевших во время войны между двух стульев и флиртовавших с обеими сторонами, но создается впечатление, что он опустился ниже других и его флирт был особенно бесстыден». Или совсем уж уничижительно: «Брэтиану — бородатая баба, страшный лицемер, провинциальный интеллигент из Бухареста, исключительно неприятный субъект» [2].

 

Но, по порядку.

 

Родился наш герой в 1864 г. в боярской семье с корнями в уезде Арджеш, не очень знатной, но состоятельной. Его отцу, тоже Иону, при разделе имущества досталось пять имений. И.К. Брэтиану-старший, оставил заметный след в истории родины, — участник революции 1848 г., видный борец за объединение Молдавии и Валахии в 1856-1859 гг., один из основателей национал-либеральной партии, единственный румын, возглавлявший правительство почти без перерыва двенадцать лет (1876-1888).

 

И.К. Брэтиану-младший, или Ионел, получил прекрасное образование, сперва дома, затем в лицее Св. Саввы в Бухаресте, лучшем в стране. Прослужил полгода волонтером в армии, во 2 артиллерийском полку, сдал экзамен на офицерское звание. И, наконец, шесть лет учился во Франции,

 

 

1. Iordache A. I.I.C. Bratianu. Buc., 1994. P. 565, 562.

 

2. Bonsel St. Suitors and Suppleants. N. Y., 1945. P. 171; Никольсон Г. Как делался мир в 1919 г. М., 1945. С. 198.

 

 

197

 

в парижских училищах Политехническом и Дорог и мостов [3]. Он хотел было получить докторскую степень по математике, но провалился на экзамене в Сорбонне. Если судить по письмам юного Ионела домой, он не смыкал глаз, корпя над книгами и чертежами. Строгий отец судил иначе — малый ленив, капризен и упрям.

 

Вернулся он на родину в 1889 г. не в самый благоприятный для себя момент: совсем недавно казалось бы непотопляемого отца «свергли» (именно таков бытующий в историографии термин) с поста главы правительства. Последние годы его правления известны как «визират Брэтиану», столь значительной властью он обладал и такие злоупотребления ею допускал, что сравнения стали черпать из сферы восточной деспотии. Премьер подбирал министров по своему хотению, пополняя кабинет незначительными, а то и темными, но послушными ему личностями. Не проходило и года, чтобы ни вспыхивал громкий скандал с казнокрадством. Особенно «славились» хищениями военное министерство и управление железных дорог. Попытки расследовать злоупотребления застревали в дебрях бюрократической процедуры, протесты пресекались. Газета «Чокоюл» («Мироед») описывала царившие нравы: «Ныне конституция страны попирается с первой статьи до последней, свободы растоптаны сбирами и агентами выскочек, румыны живут в состоянии осады, граждан преследуют прямо на улицах, будто они воры, их арестовывают, им угрожают» [4].

 

Под оппозиционным знаменем сплотились разные силы: либералыдиссиденты, представлявшие мелкую и среднюю буржуазию, с интересами которых «визирь» не считался, консерваторы, разбитые на несколько группировок. К протестантам примкнул даже брат Думитру, задвинутый в кулисы политической жизни. В марте 1888 г. у королевского дворца с кровопролитием была разогнана многолюдная демонстрация, после чего угрозы стали раздаваться и по адресу монарха. Король Карл понял — медлить дальше нельзя, и уволил своего любимца в отставку.

 

Ионел застал отца в меланхолии и болезнях. Пришлось взять на себя заботу по управлению поместьями, большая семья — родители, двое братьев и четверо сестер, — требовала немалых расходов. Он поступил на службу в государственную компанию железных дорог, диплом инженерапутейца давал престижное положение в обществе и высокий доход. Но не в духе Ионела было карабкаться по крутым ступеням чиновничьей лестницы, он мечтал о карьере политика. В 1891 г. скончался отец, страсти, связанные с его отставкой, улеглись, и либералы стали приглядываться к его наследнику: молод, прекрасно образован, энергичен, в речах призывает скрупулезно следовать принципам, носит громкое имя.

 

В партии — развал, лидер, старец Д. Стурдза пропах нафталином,

 

 

3. Биографические данные взяты из указанной книги А. Иордаке.

 

4. Цит. по: Краткая история Румынии. М., 1986. С. 215.

 

 

198

 

подвигнуть его на что-нибудь новое, значительное, невозможно. Путь в политику перед Ионелом открыт. В 1895 г. он становится членом палаты депутатов, в 1897 — уже министром общественных работ в краткосрочном кабинете Д.А. Стурдзы. Пост — технический, но он проявляет себя хорошим администратором и рачительным распорядителем средств, и набирает очки. На него начинают смотреть как на наследника засидевшегося в лидерах Стурдзы. Ждать пришлось долго. В 1902-1904 гг., в течение более двух лет, Ионел занимает важнейший пост министра иностранных дел в очередном либеральном кабинете. И тут он наталкивается на разбитое корыто внешнеполитического наследства отца.

 

Малые страны и в ХIХ в., и ныне проявляют маниакальную склонность к вовлечению великих держав в свои сомнительные внешнеполитические комбинации. Страдал этим недугом и Брэтиану-отец. В 1883 г. он отправился к канцлеру О. Бисмарку — записываться в незадолго до того созданный австро-германский военный союз. Он не поскупился на перечисление претензий к России, из которых вытекала необходимость отторжения у последней Бессарабии. Его россказни насчет будто бы нависшей над Румынией российской угрозе Бисмарк пропустил мимо ушей, считая их «неестественными и невероятными», и сотрудничество с Румынией скроил по своей мерке, а не по желанию бойкого собеседника. Тому он предложил подписать союзный договор прежде всего с Австро-Венгрией, а сам направил инструкцию послу в Вену: следует исключить всякую возможность для румын разжечь войну. Слово «Россия» вообще не должно фигурировать в документе, «иначе у Румынии всегда будет сильное искушение, если к тому представится юридическая возможность, ради румынских реваншистско-завоевательных вожделений, простирающихся до Днестра и далее, воспользоваться участием германо-австро-венгерских войск численностью почти в два миллиона».

 

Подписанный 3 октября 1883 г. договор отвечал всем пожеланиям Бисмарка: слово «Россия» исчезло из текста, стороны заверяли друг друга в сугубо оборонительном характере документа и обуревающем их стремлении защитить от всяких поползновений связывающую их «совершенную дружбу» [5]. Германия примкнула к союзу отдельным актом.

 

В монархии Габсбургов, в Трансильвании и Банате, проживало до трех миллионов румын, роптавших на отсутствие у них национальных прав. Их борьба встречала поддержку «за Карпатами», в Румынии. Вступив в союз с Веной, королевское правительство по сути дела принесло в жертву интересы трансильванцев. Альянс встретил бы резко отрицательный отклик в стране, будь текст договора опубликован. Но единственный его экземпляр

 

 

5. Die Grosse Politik der Europaischen Kabinette. B., 1921. B. 3. S. 263-266, 274, 269, 281-282; Ерусалимский А.С. Бисмарк. Дипломатия, империализм. М., 1968. С. 281-283, 263.

 

 

199

 

король Карл хранил за семью печатями в личном архиве.

 

Российский МИД узнал-таки о наличии союза. Возглавлявший ведомство Н.К. Гирс писал: Румыния «не дерзает признаться открыто в мечтаниях о Дакийском королевстве, тщательно избегает всего, что можно считать отказом от территорий, долженствующих однажды составить Великое Румынское государство» [6]. В отношениях между двумя странами прочно утвердились недоверие и подозрительность.

 

С образованием в 1892-1893 гг. франко-российского военнополитического союза установилось своего рода его равновесие с блоком Центральных держав. Мечты об аннексии Бессарабии увяли и остались уделом стародумов вроде «пруссака на престоле», короля Карла, и Д.А. Стурдзы. Взоры общественности устремились к Трансильвании. Ионел Брэтиану почувствовал: с «Центром» не по пути, страна находится по сути дела в состоянии международной изоляции. Поездка в Париж породила печальные размышления. Состоялась его протокольная аудиенция у президента республики, вот и все. Он писал матери: «Это единственный мой демарш здесь, ибо я пришел к выводу, что бесполезно предпринимать иные попытки при нынешнем состоянии умов у французов, которые знать нас не желают» [7]. Это была не более чем информация к размышлению, внешнеполитической концепции он не выработал, бросать вызов стародумам опасался, а через год последовала и отставка.

 

* * *

 

Грозный 1907 год начался для Ионела приятно — наконец-то он свил семейное гнездо, а ведь ему уже за сорок, и он пользуется успехом у женщин — статный, красивый брюнет, умный и прекрасно образованный собеседник и, наконец, у него видное положение в обществе. Какие-то кратковременные увлечения, конечно, случались. В 90-е гг. он сблизился с молодой вдовушкой, принцессой Марией Морузи. В результате их сентиментального романа на свет появился сын Георге. Чтобы дать ему имя, Брэтиану пошел с Марией под венец, но из храма «молодые» разъехались по своим домам, и вскоре последовал развод. Прошло десять лет, и Ионел влюбился всерьез. Выбор его пал на замужнюю женщину, тоже княжеского рода, Елизавету Штирбей. Той пришлось развестись с супругом, видным консерватором Алексанру Маргиломаном, чтобы соединить судьбу с Брэтиану. Политическая вражда ее мужей, прошлого и настоящего, сочеталась с личной неприязнью [8]. А весной грянул гром.

 

 

6. Архив внешней политики Российской империи (далее — АВПРИ). Ф. Отчеты. 1883 г. (микрофильм).

 

7. Iordache A. Op. cit. P. 78.

 

8. Ibid. P. 80.

 

 

200

 

* * *

 

13 (26) марта 1907 года. Заседание парламента. Происходит смена кабинета, и в условиях, совершенно необычных: в стране бушует крестьянское восстание. Нет ни раздраженной полемики между депутатами, ни потока обвинений в печати, ни попытки возбудить уголовное дело против уходящих консервативных министров. Дряхлый Д.А. Стурдза, в четвертый раз назначенный премьером, со слезами на глазах жмет руки уходящим и заявляет, что забыл о вражде к политическим противникам. Экс-министры

 

консерваторы отвечают ему подобными же любезностями. Олигархия сплачивает ряды, над ее господством нависла опасность [9].

 

Румынская пугачевщина, великий, страшный и кровавый крестьянский бунт, распространяется с быстротой пожара. Сотни и тысячи селян громят поместья, делят между собой «боярский» скот и запасы зерна, а то и сжигают усадьбы, помещики с семьями бегут в города, под защиту штыков. Клич «Требуем земли!» повергает в ужас и консерваторов, и либералов [10].

 

Ионел Брэтиану занимает ключевой пост министра внутренних дел. Подчиненные ему полиция и сельская жандармерия первыми столкнулись с повстанцами. Брэтиану попытался подорвать движение изнутри, приказав префектам уездов всеми возможными путями убеждать крестьян, что лишь мирным путем и сохранением спокойствия они добьются улучшения своей участи. Он разослал местным властям циркуляр об организации своего рода шпионской службы из «преданных и надежных людей» для сбора сведений о настроениях жителей, а там, где восстание налицо — о передвижениях повстанцев. Осведомителей он предлагал переодевать коробейниками и студентами.

 

Но не ведомству Брэтиану было справиться с разбушевавшейся стихией. Против вышедшего из повиновения народа была двинута регулярная армия. Страну разбили на военные округа, сформировали карательные отряды (рота, а иногда и батальон пехоты, 50 кавалеристов, 2 пушки), на железнодорожных станциях сосредоточили резервы, по первому сигналу отправлявшиеся в неспокойные места. В важных городах увеличили гарнизоны. Военный министр генерал А. Авереску в приказе по войскам заявлял: «Восстание может быть подавлено только силой оружия. Престиж армии поставлен на карту» [11]. Каратели действовали беспощадно, открывая огонь по «угрожающей» (но безоружной!) толпе. «Зачинщиков» расстреливали по приказу «суда», состоявшего из офицера и двух унтеров. Население целых сел подвергалось порке, в случае сопротивления деревни сжигались артиллерийским огнем, тысячи людей очутились за решеткой,

 

 

9. Desbaterile Adunarii deputatilor. 1906-1907. P. 826-827.

 

10. Подробнее о восстании см.: Виноградов В.Н. Крестьянское восстание 1907 г. в Румынии. М., 1958.

 

11. Rascoala taranilor din 1907. V. 1. Buc.,1948. P. 804.

 

 

201

 

тюремных помещений не хватало, и несчастными забивали трюмы барж, которые выводились на середину Дуная. 11-ю тысячами расстрелянных, запоротых до смерти, не вынесших ужасов застенков заплатила румынская деревня за попытку сбросить помещичье ярмо.

 

Брэтиану понимал, что пуля, штык и розги — не те средства, коими врачуют социальные раны. «Правительство не хочет и не может считать осадное положение нормальным. Господа, — твердил он твердолобым «боярам» собственной партии, — жизненно необходимо воспрепятствовать перерастанию политической борьбы в этом государстве в гражданскую войну между классами» [12].

 

Принятие законов «в пользу крестьян» растянулось на два года (1908-1910). Наделения землей они не дождались. Был установлен принцип, по которому арендная плата не могла превышать определенного предела, а заработки на сельскохозяйственных работах — упасть ниже минимума, но и то, и другое устанавливали по уездам комиссии, в которых помещики и представитель властей имели большинство. Закон о коммунальных пастбищах предусматривал их предоставление селянам из расчета 1 гектар на четыре головы скота. Создавались сельские кассы, которые могли предоставлять кредиты на покупку земли, но на столь обременительных условиях, что их услугами воспользовались немногие.

 

Указанные меры имели целью создать в деревне прослойку «справных мужиков» в деревне, и в этом их сходство со столыпинской реформой. Но в самих законах существовало столько оговорок и ограничений, а помещики так упорно и искусно их обходили, что на практике они мало что принесли деревне. Общее число зажиточных хозяйств с наделами в 19-50 гектаров выросло в 1903-1913 гг. с 36,6 до 48,8 тысяч. А на другом полюсе — 911 тысяч малоземельных дворов (с наделом до 5 га) и 370 тысяч безземельных [13]. Брэтиану накануне первой мировой войны, будучи главой правительства,предпринял еще одну попытку сдвинуть с места решение аграрной проблемы, но она за сугубо подготовительную стадию не вышла. Кризис 1914 года ее оборвал.

 

В декабре 1908 г. Стурдза скончался, и Ионел Брэтиану из кронпринца либеральной партии превратился в ее лидера, унаследовав и пост председателя совета министров на два года, ознаменовавшихся бурным ростом нефтедобычи и массовыми забастовками в промышленности. В 1913 г. он, в качестве офицера запаса, участвовал во второй балканской войне, очень удачной для Румынии, бескровный поход в Болгарию принес богатую добычу в виде Южной Добруджи. Кампания произвела на него сильное впечатление. Вот так нужно воевать!

 

4 (17) января 1914 г. Ионел Брэтиану на четыре бурных и судьбоносных

 

 

12. Discursurile lui I.I.C. Bratianu. Buc., 1933. V. 2. P. 439.

 

13. Agricultorii si repartizarea pamintului cultivat in 1913. Buc., 1915. P. 211-215.

 

 

202

 

в истории Румынии года занял пост премьер-министра. Летом все вопросы внутренней политики отошли на второй план, надвигалась война. Румыния — все еще участник блока Центральных держав. Но союз сгнил на корню. Взоры общественности были прикованы к Трансильвании, а не к Бесарабии. В июне месяце царь, плавая на яхте по Черному морю, посетил порт Констанцу. Министр иностранных дел С.Д. Сазонов его сопровождал. Король Карл встретил его, имея в свите Брэтиану. Пока монархи вели дружеские беседы, Сазонов произвел разведку внешнеполитической ориентации Румынии. Потом он навестил Бухарест и в компании Брэтиану совершил автомобильную поездку по Карпатским горам, причем экскурсанты пересекли границу и покатались по дорогам Трансильвании. В докладной записке императору Сазонов писал: в случае войны «Румыния присоединится к той стороне, которая окажется сильнейшей и которая будет в состоянии предложить ей наибольшие выгоды [14]. В отношении последнего условия у Антанты было серьезное преимущество в виде желанной Трансильвании. В одной частной беседе Брэтиану определил свою цель кратко и выразительно: он желает войти в зал мирной конференции под руку с победителем. Но угадать его в пороховом дыму, окутавшем Европу в августе, было невозможно. Следовало выжидать.

 

31 июля (ст. ст.) в королевской резиденции Синая состоялся коронный совет. Открывший его «пруссак на престоле» огласил текст союзного договора с державами Центра. Сам он не ведал сомнений в торжестве фатерлянда. Реакция собравшихся его поразила, если не потрясла, — лишь один участник совещания его поддержал. Все остальные высказались в пользу ожидания, даже германофилы, надеявшиеся, что прусский меч рассечет гордиев узел страха и колебаний, и сотрудничество с рейхом возобновится. Брэтиану выступил взвешенно и весомо: немцы и австрийцы не сочли даже нужным информировать Бухарест, что развязывают войну. Румыния не заинтересована в уничтожении окружающих ее малых стран (намек на готовившуюся расправу над Сербией). Общественность страны исполнена чувства солидарности с трансильванцами, добивающимися национальных прав, и отвергает союз с Австрией. Саsus foederis не существует, ибо связывающий страну с центральными державами трактат по форме носит оборонительный характер [15]. Карл скоро сошел в могилу, и, видимо, не без влияния перенесенного им нервного потрясения. Единственная дочь королевской четы умерла в детстве, на престол вступил племянник Фердинанд, человек, исполненный чувства долга перед принявшей его страной. Положение Брэтиану укрепилось еще более, ему уже не приходилось преодолевать

 

 

14. Международные отношения эпохи империализма (далее — МОЭИ). Т. 3. М.; Л., 1933. С. 388; см. также: Кросс Б.Б. Констанцское свидание // Ученые записки Шуйского пединститута. Вып. 8. Шуя, 1958.

 

15. Iordache A. Op. cit. P. 219-220.

 

 

203

 

стойкие прогерманские симпатии венценосца.

 

Xарактерно, что объявления нейтралитета не последовало, а появился манифест о вооруженном выжидании. В Вену и Берлин Брэтиану направил депеши, в которых в тоне извинении сообщал, что страна не может выступить на их стороне по причине военной неготовности, настроений общественности и угрозы русского вторжения. Дверь, ведущую к возвращению к «друзьям», он не захлопывал. Однако переговоры о сотрудничестве велись с Антантой, а раскаяние мыслилось в качестве запасного и вынужденного варианта, на случай решительной победы германской группировки. 18 сентября (1 октября) был подписан секретный румынорусский протокол, по которому Россия обязалась уважать территориальную целостность соседки и признавала за той право «присоединить населенные румынами области Австро-Венгерской монархии», заняв их своими войсками «в момент, который сочтет нужным».

 

В исторической литературе достигнутую договоренность часто расценивали как соглашение о нейтралитете и награде за него, в румынской — даже как «беспримерное дипломатическое достижение». Мы подобного взгляда не разделяем. В тексте нет и намека на то, что Россия займет Трансильванию своими войсками и в порыве благодарности передаст ее в румынские руки. Сазонов счел нужным информировать и Брэтиану, и своих коллег в Лондоне и Париже, что речь идет о допущении Румынии «овладеть самой, без нашей помощи, Трансильванией и Южной Буковиной», т.е. в ходе войны на стороне Антанты. Брэтиану предоставлялась лишь возможность выбора времени [16].

 

Союзники сочли, что Сазонов продешевил, и отвергли сделку. Протокол фактически содержал молчаливое согласие на раздел Австро-Венгрии, к чему Париж и Лондон еще не были готовы.

 

Уже в сентябре 1914 г. в румынской печати прозвучал призыв: «Пересечем Карпаты! Пробил час освобождения братьев!» Агитация то взмывала волнами, то стихала, причем подъем ее совпадал с успехами сил Согласия на фронтах, а затишье — с их неудачами; журналисты немели, шумные уличные манифестации прекращались, со страниц газет исчезали обвинения премьера в том, что тот вот-вот проспит благоприятный случай для вмешательства. А Брэтиану ждал и ждал, полагая, что война обречена быть длительной и по мере истощения сторон цена за румынское участие в ней будет возрастать..

 

Видный историк А.Д. Ксенопол еще в августе опубликовал в популярной газете «А девэрул» («Правда») статью под характерным, можно сказать многозначительным заголовком «С Австрией — ни за какую цену!»: «Захватить в ходе войны у России хоть пядь земли — значит поставить навечно под угрозу само наше существование», предупреждал маститый автор.

 

 

16. Виноградов В.Н. Румыния в годы первой мировой войны. М., 1969. С. 123-124.

 

 

204

 

Редактор этого издания К. Милле опасался — как бы сесть не в ту телегу. Но еще опаснее — опоздать к столу, за которым рассядутся победители. Как жаль, что нельзя все рассчитать заранее. К маю 1915 ему все же удалось преодолеть сомнения: «Выступать или не выступать? Выступать! [17]». А Брэтиану «продолжает политику усыпления страны» бесконечными оттяжками. На помощь публицистам пришли художники. На одной из карикатур Брэтиану изображался в виде утомленной одалиски, обхаживаемой немцами, на другой Антанта хором уговаривала премьера вступить в дело, а тот, в пижаме и с будильником в руках, ответствовал: «Сейчас без пяти минут десять, а в десять часов я ложусь в постель, что бы ни происходило» [18].

 

Страсти бушевали. Газета «Вииторул» даже пожалела власть предержащих: «Все средства пущены в ход: король оскорбляется, армия унижена, в правительство кидают грязью» [19].

 

Война затягивалась, противники зарылись в окопы, горячие головы в Румынии несколько успокоились. Выжидание приносило немалые доходы узкой прослойке истеблишмента. Зерно и нефть тысячами вагонов и цистерн отправлялись в Германию и Австрию, помещики благоденствовали, банковский капитал рос как на дрожжах. А цены на хлеб поползли вверх, у булочных разыгрывались бурные сцены, а потом начались многотысячные митинги протеста с требованием: «Долой спекулянтов!» Власти «принимали меры», которые почему-то на спекулянтов не воздействовали. А в парламенте число сторонников Брэтиану росло, они курили фимиам премьеру и возглашали: «Молчи и действуй!»

 

Российскую ставку неучастие соседки в войне долгое время устраивало, на юго-западе граница на протяжении 400 верст не требовала защиты. Румынский военный потенциал оценивался скромно; рядовой состав ее армии котировался высоко, офицерский вызывал много замечаний, генералы не ставились ни во что. Переговоры с Брэтиану велись не спеша и под настойчивым давлением французов, на которых завораживающе действовала цифра — полмиллиона румынских штыков. Ситуация круто изменилась летом 1915 г. В мае войска генерала А. Макензена прорвали российскую оборону под Горлицей, и царская армия, жестоко страдая от нехватки оружия, покатилась на восток. Дипломатические батареи С.Д. Сазонова оказались опрокинутыми, на них шло наступление со всех сторон — из Парижа, Лондона, Бухареста и из собственной Ставки, превратившейся в сторонницу вовлечения Румынии в войну. Брэтиану воспользовался положением и выговорил исключительно благоприятные условия присоединения Румынии к Антанте: ее будущая граница была проведена с включением населенных венграми земель по левобережью Тиссы и населенных

 

 

17. Adevarul. 04.08.1914; 10.09.1914.

 

18. Adevarul. 30.05.1915; 22.07.1915; 24.07.1915.

 

19. Viitorul. 05.12.1915.

 

 

205

 

сербами на западе Баната. Оставалось лишь определить дату выступления и подписать конвенцию. И тут до посланника С.А. Поклевского стали доходить слухи, будто коллеги Брэтиану по кабинету, дотоле покорные его воле, выступили против заключения договора, считая момент неподходящим, будто премьер в гневе собрался подать в отставку, но те же коллеги, убоявшись остаться без его испытанного руководства, уговорили его их не покидать. На встрече с Поклевским Брэтиану, с видом огорченным и смущенным, сообщил тому, что время для заключения конвенции еще не наступило, но он считает ее как бы подписанной и условия оговоренными.

 

Действительно, с точки зрения священного эгоизма время не наступило. Российская армия откатилась на сотни верст, британский десант на Галлиполийском полуострове, что в Дарданелльском проливе, истекал кровью. Наступление союзников под Артуа во Франции закончилось катастрофой. По логике Брэтиану, следовало продолжать выжидание, что он и сделал, застолбив при этом территории, на которые он претендовал. Но у него хватило выдержки не переметнуться на сторону Центральных держав, что сделали царь Болгарии Фердинанд и глава ее правительства Малинов на горе своей стране.

 

В 1916 г. ситуация изменилась в корне. 22 мая (4 июня) войска Юго-Западного фронта под командованием генерала А.А. Брусилова совершили прорыв австрийской линии обороны. Неприятель в ходе отступления потерял полтора миллион человек убитыми, ранеными и попавшими в плен, от нанесенного удара габсбургская армия уже не смогла оправиться.

 

Дела у союзников на западе обстояли несравненно хуже, французская армия таяла в боях под Верденом. В Париже питали преувеличенное представление о военном потенциале Румынии, настояния о вовлечении ее в войну превратились в домогательства

 

В самой Румынии общественность под влиянием Брусиловского прорыва взвилась на дыбы. Антантофильская пресса забила в барабан: «Армия генерала Брусилова не может угнаться за австрийцами», она «продвигается с невиданным порывом. Гнилая австрийская куча разбросана» русскими штыками, «австрийцы и германцы бегут, очертя голову».

 

«Достаточно было загреметь русским орудиям на нашей границе, чтобы общественное мнение Румынии снова взволновалось», — констатировала газ. «Адевэрул». Ей вторила «Акциуня»: «Мы должны спешить, пока наша помощь еще имеет какое-то значение» [20].

 

Голова кружилась от открывавшихся перспектив, газетчики оторвались от тверди земной и устремились в облака грез: «Когда Румыния выступит, Австро-Венгрия и Болгария совершенно ослабеют и наверное поймут, что их нахальству пришел конец». «Венгры в отчаянии».«Война на

 

 

20. Adevarul. 24.05.1916; 19.06.1916; Actiunea. 23.06.1916.

 

 

206

 

Балканах закончится так, как хочет Румыния» [21].

 

Сочувствовавшая Центральным державам пресса оконфузилась, — только что она сравнивала Россию с громадным размалеванным огородным пугалом, которое ткни палкой, оно и развалится, и вдруг такой пассаж. Последовали невнятные утверждения — предсказаниями заниматься рано, изменения стратегической обстановки русским добиться не удалось, Германия «решительно превосходит своих противников изобилием военных материалов, артиллерией, в особенности тяжелой, решающей судьбу. всех сражений» [22].

 

Нападки на Сфинкса, то бишь Брэтиану, возобновились с новой силой: этот «политический шарлатан» все еще считает, что момент не наступил, «отставка правительства Брэтиану вернет веру в честь и мужество общественной и национальной жизни». Газета «Епока» сокрушалась: «Мы вместо политических деятелей имеем лабазников и свиней Эпикура». И во главе их, конечно, «ленивый, неспособный, недобросовестный и лживый Брэтиану, окруженный всякого рода дельцами» [23].

 

А в Петербурге давление союзников с целью вовлечь Румынию в войну достигло такой степени, что товарищ министра иностранных дел Нератов назвал его «подлинным шантажом». Посол Франции Морис Палеолог преследовал Сазонова по пятам. Ему на помощь пришел президент Р. Пуанкарэ, адресовавший свои настояния непосредственно царю.

 

17 июня, после «обмена взглядов» с генералом Ж. Жофром начальник штаба верховного главнокомандования М.В. Алексеев снял свои прежние возражения против вовлечения Румынии в схватку. Существовали обстоятельства, объяснявшие податливость Ставки. Казалось, что Австро-Венгрия близка к развалу и румынский удар в Трансильвании превратит возможность в действительность. Но удар нужен был срочно, пока габсбургские войска находились в полном расстройстве и немцы еще не успели залатать линию фронта. Отсюда — мелькнувшая в переписке фраза — выступление нужно «теперь или никогда», т.е. пока не выдохлось брусиловское наступление.

 

Иначе рассуждал Брэтиану. Он использовал создавшуюся обстановку для выдвижения новых и новых требований. Граница в Буковине подверглась пересмотру, и город Черновцы отошел к Румынии. Премьер обусловил участие своей страны в войне принятием серии требований: опережающим российским наступлением в Карпатах, англо-французским на Салоникском фронте, сосредоточением крупных российских сил в Добрудже на случай появления там болгар. Запросы насчет поставок в Румынию снаряжения, вооружения, обмундирования и еще многого другого создавали

 

 

21. Adevarul. 19.08.1916; Nationalul. 10.08.1916; Dreptatea. 13.06.1916.

 

22. Iasul. 22.03.1916; Argus. 28.05.1916, 15.07.1916.

 

23. Adevaru l. 14.06.1916; 21.06.1916; Epoca. 21.04.1916.

 

 

207

 

впечатление, что румынскую армию надо было заново вооружить, одеть и обуть.

 

Лицемерие вошло у Брэтиану в плоть и кровь, чуть ли не накануне выступления он заверял посланника Австро-Венгрии, что никакие неприятности с румынской стороны ей не угрожают. Зачем? Опытный дипломат граф О. Чернин в своих депешах в Вену называл срок румынского вторжения с точностью до недели. 4 (17) августа на дому у брата премьер-министра Винтилы в совершеннейшей тайне состоялось подписание договора. Брэтиану выговорил по нему полное равноправие Румынии в процессе будущего мирного урегулирования [24]. Впадая в утопизм, он обязывался выступить лишь против Австро-Венгрии, и тем самым подвел мину под собственные требования, не пожелав объявить войну Болгарии, не посчитавшись с пожеланиями французов. Он не мог настаивать на посылке 200-тысячного российского контингента в Добруджу. С трудом удалось убедить Ставку направить туда две пехотные и одну казачью дивизию.

 

* * *

 

В ходе почти двухлетней переговорной Одиссеи Брэтиану проявил себя как недюжинный дипломат, упорный, настойчивый, хладнокровный, бесконечно терпеливый человек, цепкий в дебатах; он совершенно затмил официального руководителя ведомства иностранных дел Э. Порумбару. Выявилась, однако, и его ахиллесова пята: он не обладал геополитическим мышлением. Налаживание союзных отношений — материя сложная и тонкая, прочное сотрудничество можно установить лишь при учете интересов не только своих, но и партнерских. На это Брэтиану был решительно не способен, горячий патриотизм ослеплял его. Его усилия сводились к тому, чтобы поставить Великобританию, Францию и Россию на службу Румынии. Он потратил драгоценное время, выторговывая у союзников все новые и новые уступки, и упустил момент, когда в июне-июле румынский удар в Трансильвании мог бы принести серьезные стратегические обязательства. Сам он не раз и не два нарушал принятые и оговоренные результаты, но почему-то верил, что партнеры на это не способны и придавал чрезвычайное значение подписанным бумагам. В конце концов антантовская дипломатия потеряла терпение. Министр-президент Франции А. Бриан заметил: если союзникам при заключении мира не удастся добиться желаемых условий, «Румынии волей-неволей придется склониться перед т.н. force majeure, не настаивая на осуществлении державами неисполнимых требований». На том и порешили. Союзники пребывали в полном согласии — за военную прогулку образца 1913 г. румыны не получат ничего: «если они хотят

 

 

24. Pingaud A. Histoire diplomatique de la France pendant la grande guerre. T. 2. P., 1939. P. 193; Kiritescu C. Istoria rasboilui pentru intregirea Romaniei. Ed. a 2. Buc., f.a. V. 2. P. 362; Царская Россия в мировой войне. Л., 1925. № 137.

 

 

208

 

быть великими, — считал Алексеев, — пусть сперва пройдут через горнило войны» [25]. Ионел Брэтиану приобрел репутацию политика коварного и лживого, и церемониться с ним не собирались.

 

* * *

 

Попытка Брэтиану предвидеть все и вся являлась с самого начала никчемной, его планы стали разваливаться еще до начала вступления страны в войну. Российские атаки в Карпатах захлебнулись. На Салоникском фронте генерал Жеков нанес болгарскими войсками упреждающий удар по союзникам, и те перешли к обороне. 14 (27) августа посланник Маврокордат вручил в Вене декларацию о войне. В течение нескольких дней последовало ее объявление со стороны Германии, Турции и Болгарии.

 

В ночь на 15(28) августа румынские войска перешли границу и стали углубляться в Трансильванию, имея превосходство сил в 2,4 раза в пехоте, в 3 раза в артиллерии, не говоря уже о том, что значительную часть вражеских сил составляли нестроевые части — караульные, команды выздоравливающих, гарнизоны городов из великовозрастных солдат. «Оборонявший» один из горных перевалов полк, состоявший из чехов, как мрачно шутили в будапештском сейме, «исчез, да так, что никто не мог сказать, куда же он делся». Но венгры дрались отчаянно. Почему румынский план «зет» предусматривал не быстрый разгром врага, а систематическое занятие местности, остается загадкой. По словам генерал-квартирмейстера немецкой армии Э. Людендорфа, румыны ползли со скоростью улитки [26] (ради справедливости скажем, что все же быстрее — 2-3 километра в день), а австро-германцы лихорадочно собирали силы для отпора, и не только. Румынское наступление продолжалось две недели, удалось занять город Сибиу и подойти к Брашову. А 3(16) сентября началась переброска войск на юг. В разгар боев часть армии оказалась на колесах и вне военных операций.

 

Что же произошло на линии Дуная и в Добрудже?

 

Соотношение сил и здесь сложилось в пользу румыно-российской группировки. Но генерал А. Макензен, имея под своей командой уступавшие неприятелю по численности болгарские, немецкие и турецкие войска, перешел к активным действиям первоначально с ограниченной целью — поселить в румынском генштабе тревогу и заставить его приступить к переброске сил на юг и тем самым позволить державам Центра перейти в наступление в Трансильвании. Результаты превзошли ожидания, румыны неожиданно быстро сдали крепость Тутракан (Туртукай) и отступили на левый берег Дуная. В румынской историографии неудача объясняется

 

 

25. Красный архив. Т. 32. 1929. С. 70; Т. 29. С. 2.

 

26. The Times History of the War. V. 11. 1917. P. 210; Людендорф Э. Мои военные воспоминания. Т. 1. М., 1924. С. 269.

 

 

209

 

многими причинами — целые дивизии были укомплектованы плохо подготовленными резервистами, между отдельными частями имелся разрыв в километры, врагу удавалось создавать превосходство сил на направлениях главного удара [27]. Почему войска Антанты, имея общее численное преимущество, оказывались в меньшинстве в местах решающих боев, остается секретом командования.

 

В середине сентября австро-германцы перешли в наступление и на севере, и на юге. В Могилев, где располагалась Ставка, посыпались просьбы о помощи — от начальника румынского генштаба генерала Д. Илиеску, И. Брэтиану, короля и даже королевы Марии, которая вспомнила, что приходится внучкой Александру Второму и двоюродной сестрой царю Николаю. Брэтиану в телеграмме от 23 сентября (6 октября) просил срочно прислать войска, ссылаясь на нависшую над страной опасность. Через два дня он повторил свои настояния: «24 часа имеют большое значение», сообщая при этом не внушавшие доверия данные о численности вражеских сил (500-600 тысяч человек). Цифра эта представлялась генералу М.В. Алексееву крайне преувеличенной. Он полагал, что вражеские войска насчитывают 251 батальон пехоты и 70 эскадронов кавалерии. «Силы эти, — в явном раздражении информировал он генерала Д. Илиеску, — вовсе не столь грозные, чтобы говорить о критическом или крайне тяжелом положении Мы имеем 331 румынский, 52 русских батальона» [28].

 

Но от академических рассуждений и арифметических подсчетов было уже мало толку. Румынская оборона трещала по швам, и, по мнению антантовского командования, по причине неспособности генералов. Британский военный атташе подводил невеселые итоги (запись от 10 октября): «1-ую и 2-ую армии следует считать деморализованными, но не потому, что не годились войска, а потому, что управление плохо» [29]. Происходила чехарда с высшим составом, и, как мрачно шутили обыватели, способного полководца Авереску перебрасывали с места на место, словно святые мощи. Бои в Трансильвании в сентябре-октябре происходили тяжелые, и во многих случаях румынские войска сражались храбро, но устоять не смогли. В отступлении на юге участвовал и 47 российский корпус. Командовавший им генерал А.М. Зайончковский, известный историк, качеств умелого военачальника не проявил.

 

В румынской историографии военные неудачи традиционно списываются на союзников: «Наступления на других фронтах запаздывали, русские в ответ на обращения премьер-министра призывали к терпению, французы — тоже. Эта позиция промедления по отношению к румынам являлась

 

 

27. Cupsa I. Armata romana in campaniile din anii 1916 si 1917. Buc., 1967. P. 47, 51, 63-64, 69.

 

28. Российский государственный военно-исторический архив (далее — РГВИА). Ф. 2003. Д. 60. Л. 29, 39, 109.

 

29. Там же. Ф. 2003. Д. 72. Л. 69.

 

 

210

 

ошибочной». Совсем иную оценку давал фельдмаршал П. Гинденбург: «Румыния была побеждена, конечно, не по вине своих союзников» [30].

 

Через Карпаты австро-германцам удалось прорваться в конце октября. День 15 ноября выдался для румын тяжелым: немцы захватили мост через реку Олт у Каракала, и открыли путь в центральные области страны, генерал Крафт преодолел перевал Красная Башня и вступил в Молдавию, а Макензен форсировал Дунай. 19 ноября войска Центральных держав сомкнулись и двинулись на Бухарест. Брэтиану не решился оставить столицу без сопротивления, было дано сражение расстроенными войсками, безнадежное и повлекшее за собой большие потери. 12 (25) ноября началась эвакуация из Бухареста разного рода учреждений, в изгнание отправилось и правительство. Оборонительные бои продолжались до нового года. В первые дни января смертельно уставший неприятель прекратил атаки.

 

Как же удалось оборвать его победоносный марш?

 

«История Румынии», выпущенная в Москве попечением Румынского посольства, дает довольно путаное объяснение: «Наступление австро-немецких войск было остановлено ценой тяжелых потерь. После занятия противником в начале 1917 г. городов Фокшаны и Брэила фронт стабилизировался по линии Восточных Карпат и реки Сирет» (Сереет) [31]. По смыслу выходит — остановили врага румынские войска, о других вообще не упоминается. Но вот данные Ставки о состоянии румынской армии на 3 декабря: в строю осталось 70 тысяч человек из 620 тысяч, имевшихся в августе; из 23 дивизий «разбежались» 2, сдались в плен еще 6. Позволительно спросить — как могли деморализованные остатки войск остановить победоносного противника? Защищать родину было некому. Генерал Авереску записывал в дневнике: «Все зависит от силы сопротивления русских, а последнее, в свою очередь, от пропускной способности железных дорог» [32].

 

Сказать, что в Румынию хлынул поток войск из России, нельзя по той причине, что две страны соединяла единственная одноколейка, по которой удавалось «протиснуть» десяток эшелонов в сутки. Замысел Ставки — создать прочную линию обороны за спиной сражающейся румынской армии, провалился, остатки войск союзника не годились даже в качестве временного заслона. Русские части снимались прямо с колес и, после утомительного пешего марша, бросались в бой. Снабжение наладить не удалось, горячей пищи они не получали. Ничего похожего на братство по оружию не существовало. Солдаты не понимали, почему они должны защищать Румынию, когда сами румыны бегут.

 

В январе 1917 г. линия фронта, названного румынским по местоположению,

 

 

30. Iordache A. Op. cit. P. 310; Воспоминания Гинденбурга. Пг., 1922. С. 23.

 

31. История Румынии. М., 2005. С. 493–495.

 

32. Стратегический очерк войны 1914-1918 гг. Румынский фронт. М., 1922. С. 108; Averescu A. Notite zilnice din rasboiu. F.a. P. 1114.

 

 

211

 

все же стабилизировалась. Он протянулся на 430 верст, из которых румыны (44 500 штыков и 2 100 сабель) занимали 30, а русские, численностью около 400 тысяч, остальные 400 верст. Из приведенных данных видно, кто же остановил наступающего противника.

 

В дальнейшем число российских солдат и офицеров на фронте превысило миллион. Они обеспечили на четверти территории страны сохранение румынской государственности, за их завесой удалось воссоздать боеспособную национальную армию. Сто тысяч россиян в гимнастерках покоятся в румынской земле. Но тщетно искать на ней хотя бы один монумент в их память, и поныне не раздалось ни слова признательности им, одна критика. Авторы упомянутой «Истории Румынии» говорят о какой-то «русской осечке» [33]. Россия, оказывается, не выполнила своих обязательств по защите Добруджи и вообще опоздала с приходом на помощь. Никаких обязательств не существовало и не могло существовать, расчет строился на то, что Румыния с ее 600-тысячной армией добьется успеха в боях.

 

* * *

 

В конце 1916 г. в Яссы пробирался новый посланник А.А. Мосолов. Поезд плелся со скоростью черепахи по забитой составами одноколейке. А за окнами он видел «толпы беглецов, представлявших остатки румынской армии. Это были не регулярные части, а насильственно собранное сборище избегнувших гибели людей, в большинстве своем больных, оборванных, с драньем, накинутым на плечи поверх грязного белья». Мемуары королевы Марии включают главу под названием «Болезни, хаос и интриги». Дневниковые записи А. Авереску отличаются военной лаконичностью: «Население мрет от холода и голода». Статистика сохранила страшные цифры: 70% родившихся в «свободной зоне» в 1917 г. младенцев не прожили и года, в некоторых селах не выжил ни один из новорожденных. В 1917—1918 гг. умерло (не считая потерь армии) 240 тысяч человек, родилось и выжило всего 48 тысяч [34].

 

В обстановке разрухи и нужды предстояло восстановить порядок, наладить производства, вновь сформировать армию. Едва успев распаковать чемоданы, депутаты парламента собрались на сессию. 11 декабря 1916 г. группа консерваторов-антантофилов во главе с Таке Ионеску вошла в состав правительства, ставшего национальным. В тронной речи короля Фердинанда прозвучала знаменательная фраза: крестьянин, сражающийся в армии, имеет право на ту землю, которую защищает; парламент обязан «осуществить по окончании войны аграрную и избирательную реформы».

 

 

33. Стратегический очерк ... С. 115—117; История Румынии. С. 395.

 

34. Mosoloff A. Ma mission en Roumanie // Bibl. Acad . Romane. F. Arhiva palatului. M. 20. № 7. P. 54; Marie, Queen of Roumania. The Story of my Life. V. 3. L., 1935. P. 101; Averescu A. Op. cit. P. 1234; Situatia clasei muncitoare din Romania. Buc., 1964. P. 81.

 

 

212

 

Палата депутатов единогласно приняла ответ на тронную речь, составленный в духе войны до победного конца [35].

 

Генералу К. Презану понадобилось несколько недель, чтобы собрать потерявших свои полки людей. Была проведена дополнительная мобилизация на незанятой неприятелем территории, армию полнили юнцами, вывезенными, а то и выведенными из оккупированных областей. В страну прибыла французская военная миссия во главе с генералом А.М. Бертело. К лету 1917 г. была сформирована сильная армия, в ней насчитывалось 15 пехотных дивизий, 2 кавалерийские дивизии, 4 полка тяжелой артиллерии, 12 авиаэскадрилий, всего 400 тысяч бойцов [36].

 

* * *

 

Утром 23 февраля 1917 г., когда Мосолов завтракал в столовой миссии, в комнату стремительно вошел Брэтиану; он увлек дипломата в кабинет и молча протянул ему телеграмму о свержении царя. Шесть дней почта задерживала вести о Февральской революции в тщетной надежде на то, что события примут другой оборот [38]. Когда же печать разомкнула уста, король Фердинанд отправился в объезд войск, обещая предоставить крестьянам после войны землю, а народу — всеобщее избирательное право. Король передал командование армией генералу К. Презану, чтобы возможные военные неудачи не бросили тень на монархию.

 

А российская армия, подтачиваемая введенными в ней демократическими порядками, теряла боеспособность и разваливалась. В сражениях в июле-августе, известных под общим названием битвы при Мэрэшешти, это выявилось в полной мере. Основную тяжесть боев вынесли румыны, им же принадлежала честь победы над самим фельдмаршалом А. Макензеном.

 

Тревоги Брэтиану, вызванные событиями в России, шли по нарастающей. Большевики, придя к власти, обратились ко всем воюющим с призывом к миру. Кабинет встал перед мучительным вопросом — что делать? О поездке в Брест-Литовск и присоединении к начавшимся там переговорам речь не шла. Предстоял выбор между сопротивлением в одиночку или сепаратным перемирием. Правительство склонялось к последнему решению. В качестве подставного лица, на которое можно было свалить ответственность за сепаратные действия, использовали генерала Д.Г. Щербачева, все еще числившегося командующим российскими войсками на фронте, хотя они вышли из повиновения. Именно Щербачев выступил с инициативой вступления в переговоры с немцами. О реакции союзников можно судить по дневниковым записям генерала А.М. Бертело (3 декабря):

 

 

35. Desbaterile Adunarii deputatilor 1917-1918. P. 2.

 

36. Analele. 1967. № 3. P. 11.

 

37. Mosoloff A. Op. cit. P. 125.

 

 

213

 

«У меня впечатление обрушившегося удара. Я отправился к Брэтиану и в присутствии посланников и перед Щербачевым с негодованием протестовал против совершенного по отношению к союзникам предательства». Запись от 7 декабря: ночью пришла радиограмма — «Французское правительство с негодованием протестует против перемирия, заключенного на Румынском фронте, расценивая его как капитуляцию. Клемансо» [39]. Реакция других правительств Антанты была сходной. С точки зрения международного права Румыния нарушила условия конвенции от 4 (17) августа 1916 г., запрещавшие сепаратное перемирие с неприятелем, и Антанта освободилась от обязательства поддерживать зафиксированные в нем румынские территориальные требования.

 

Совершенно иная ситуация сложилась вокруг другой акции Брэтиану. После Октябрьской революции российская армия, изгнавшая офицеров и руководимая солдатскими комитетами, устремилась домой лавиной. В ночь с 8 на 9 декабря (ст. ст.) состоялось заседание румынского правительства. Некоторым министрам она представлялась еще грозной силой и нападение на нее с целью разоружения опасным. Брэтиану преодолел колебания коллег. 11 декабря Молдавия, за исключением Ясс, была разделена на 8 военных зон под контролем генерального штаба. В последний момент возникло неожиданное затруднение — Щербачев запросился в отставку, заявив, что у него нет ни одного человека, которому он бы доверял. По словам И. Брэтиану, создалось «безвыходное положение — в отсутствие российского главнокомандующего невозможна военная акция, ее нельзя предпринять без российского прикрытия, хотя бы номинального». Щербачева удалось уговорить, и он «возглавил» разоружение «собственной» армии [39].

 

Отступавшие войска не ожидали подобного коварства от «союзников», одни части сдавали оружие без сопротивления, и солдаты пробирались дальше на родину. Другие сопротивлялись, и тогда их расстреливали или загоняли за колючую проволоку в концентрационные лагеря. Расправа с российской армией явилась прелюдией к вторжению в Бессарабию.

 

В последние дни 1917 г. в Петроград поступили сведения о появлении в Бессарабии первых румынских отрядов. Совнарком реагировал быстро и решительно, потребовав прекратить нападения на отступающие войска, очистить бессарабскую территорию и прибег даже к экстраординарной мере — посланника К. Диаманди и еще четырех сотрудников миссии отправили в Петропавловскую крепость. Дипломаты in corpore заявили энергичный протест. Заключение длилось сутки, и г-н Диаманди со товарищи покинул темницу, негодуя по поводу «инфракции» международного права. Он не поскупился на описание перенесенных им лишений:

 

 

38. Torrey Gl. General Berthelot and Roumania. N.Y., 1987. P. 126, 128.

 

39. Ibid. P. 134.

 

 

214

 

«холодная, плохо освещенная камера для уголовников, железная кровать без простыни», на обед — несъедобная бурда «в грязной белой жестяной миске с выщербленной деревянной ложкой» [40]. О вопиющей «инфракции» международного права, о нападении на российскую армию, он, разумеется, умолчал..

 

Весь состав румынской миссии выслали за рубеж. Советская власть порвала с Румынией дипломатические отношения, но состояния войны не наступило. Бессарабия подверглась оккупации, и к ее пределам быстро приближались красные войска...

 

Нарастало давление Центральных держав с требованием заключения мира. Подписывать документ с тяжелыми и унизительными условиями, взваливать на свои плечи ответственность за поражение Брэтиану не желал. 26 января (8 февраля) 1918 г. он ушел в отставку под самым что ни на есть благовидным предлогом — вести переговоры с неприятелем должна не столь одиозная в его глазах фигура.

 

Правительство возглавил генерал А. Авереску, а позднее — лидер консерваторов-германофилов А. Марголоман, знакомый нам как первый муж супруги Брэтиану Елизаветы. Король вызвал его из Бухареста и назначил на высокий пост в надежде, что со своим добрым знакомым немцы обойдутся помягче.

 

Авереску пошел на заключение с представителями советской власти протокола об эвакуации Бессарабии. Но началось вторжение австро-немецких войск на Украину, исчезло опасное соседство с большевиками, и о протоколе забыли. В Бессарабии оккупанты опирались на Сфатул цэрий (Совет страны), который в появляющихся ныне в Бухаресте и Кишиневе изданиях выдается за некую разновидность парламента: «Сфатул цэрий» стал новым свободно избранным законодательным органом. Он принял руководство Бессарабией и судьбой народа, который его избрал» [41]. Это неверно, на самом деле совет не избирался населением, а состоял из делегатов от некоторых общественных и национальных организаций с преобладанием в нем молдаван (хотя они составляли лишь половину населения). В декларации самого Сфатула от 2 декабря 1917 г. о нем говорилось, как о временном органе, «составленном из представителей организационных групп революционной демократии, отдельных народностей и органов местного самоуправления». Никаких претензий на ранг парламента тогда не отмечалось. В проекте конституции Молдавской республики (март 1918 г.) говорилось: «Решение вопроса о вхождении Молдавской демократической

 

 

40. Российский центр хранения и изучения научной документации. Ф.5 (Секретариат Совнаркома). 1918. Ед. хр. 1807; U.S. National Archives. Microfilm publications. Microcopy 316. Roll 11.

 

41. Русско-румынское соглашение об уходе румынских войск из Бессарабии см.: Документы внешней политики СССР (далее — ДВП СССР). Т. 1. М., 1961. Док. 90; История Бессарабии. Кишинев, 2001. С. 81.

 

 

215

 

республики в политический союз с каким-либо государством на основе конфедерации, федерации, персональной или реальной унии» должно приниматься «путем народного голосования (референдума)» [42]. В других документах подобные вопросы относились к компетенции Учредительного собрания. Одно ясно — сами отцы-основатели Сфатул цэрия считали, что он должен заниматься текущими делами, и не более.

 

В условиях оккупации обо всем этом забыли. «По совету» румынского правительства и генерала Бертело главари Сфатул цэрий провозгласили автономию, затем самостоятельность и, наконец, объединение с Румынией на основе самоуправления. Поскольку это не вязалось с унитаристскими порядками в королевстве, совету было предписано от автономии отказаться, что он и сделал. Все это происходило уже без участия генерала Щербачева, ясские правители перестали нуждаться в услугах марионетки. Военный министр К. Янковеску пригласил Щербачева к себе и спросил, кем тот собственно является и на каком основании пребывает на румынской земле (комментарий Бертело: Какое хамство!) [43]. Объявленный советской властью вне закона, выставленный из Румынии Щербачев отправился в эмиграцию. Совнаркомы России и Украины резко протестовали против объединения, расценив его как акт, «лишенный международно-правовой силы», и «насмешку над бессарабским населением». Советская власть никогда не признавала вхождения Бессарабии в состав Румынии. Такую же позицию занимало Белое движение. П.Н. Милюков издал в Лондоне сборник, отвергая в нем законность осуществленного в Кишиневе «народного волеизъявления» [44].

 

Ультимативное требование фельдмаршала А. Макензена о срочном заключении мирного договора прозвучало 23 января (5 февраля) 1918 г. и застало Брэтиану еще в кресле премьер-министра. Он попытался добиться у союзников санкции на заключение сепаратного акта, ссылаясь на безвыходное положение страны, но натолкнулся на твердый отпор. Военные миссии Антанты в Яссах придерживались иной точки зрения на соотношение сил в регионе. Они полагали, что командование противника может рассчитывать лишь на немецкие и венгерские части, ибо «австрийские и турецкие находятся в состоянии разложения и сражаться не будут». По подсчетам генерала Бертело, на конец января под командованием Макензена находилось 5 немецких дивизий ослабленного состава (без тяжелой артиллерии, переброшенной на Западный фронт, туда же отправили всех

 

 

42. Там же. С. 201—202; Левит И.Э. Молдавская республика. Ноябрь 1917 — ноябрь 1918. Кишинев, 2000. С. 280—281. Эта и другая книга автора — «Движение за автономию Молдавской республики» (Кишинев, 1997) — содержат подробный документированный анализ событий в Бессарабии.

 

43. Torrey Gl. Op. cit. P. 156.

 

44. ДВП. Т. 1. С. 248-249; Torrey Gl. Op. cit. P. 156, 140, 141; The Case for Bessarabia. L., 1919; Studii si referate de istoria moderna. V. 6. Buc., 1979. P. 62.

 

 

216

 

солдат моложе 35 лет), 13 австрийских, 2 болгарских и 1 турецкой. Все, кроме германских — сомнительной надежности. Вывод — неприятель «неспособен в данный момент на серьезное наступление против румынской армии». Боеспособных солдат у него — 100 тысяч, у румян — вчетверо больше [45]. Посланники вручили Брэтиану коллективную ноту: «Наши правительства подтверждают свою полную веру в то, что Румыния, верная своим благородным традициям и жизненным интересам, будет, как и в прошлом, с прежней энергией продолжать борьбу и свяжет свою судьбу с союзниками». Разглагольствования Брэтиану об особых заслугах Румынии в борьбе с большевиками, его намеки на то, что переговоры с немцами можно затянуть до бесконечности, не произвели на них впечатления: «все т.н. длительные переговоры могут быстро завершится сепаратным миром». Преемник Брэтиану, генерал А. Авереску, уверял партнеров, что Румыния, даже заключив мир, «будет всегда считать себя связанной с Антантой» [46]. Но не излияний же в душевной преданности, а пушек на поле боя ожидали от него!

 

Румынские «верхи» решились на капитуляцию. 24 апреля (7 мая) в Бухаресте был подписан мирный договор, по тяжести условий сравнимый разве что с Брестским. Предстояло утвердить его в парламенте. Либеральная партия во главе с Брэтиану в патриотическом негодовании бойкотировала выборы, и ответственность за принятие унизительного акта с себя сняла. Королю оставалось подписать ратификационную грамоту. Но Фердинанд тянул и медлил. Силы держав Центра таяли на глазах, немецкое командование бросало в бой последние резервы, гибли восемнадцатилетние юнцы. По всем канонам реальной политики следовало возвращаться в Сердечное Согласие. Только бы не упустить момент и вовремя «выхватить саблю из ножен», чтобы на ней засверкали лучи победы! 6 ноября монарх отправил в отставку правительство Маргиломана, причем бесцеремонно, заявив, что того требуют посланники Антанты. «К власти» пришел кабинет генерала К. Коанды. Берем эти слова в кавычки, ибо самой влиятельной фигурой оставался «опальный» и даже находившийся под следствием за вовлечение страны в войну Брэтиану. Его частную квартиру открыто посещали дипломаты и министры, свидетели заметили даже любопытную оговорку: Коанды, переступив порог жилища, вежливо спросил, дома ли премьер-министр.

 

Стремясь действовать наверняка, ясские правители все же переосторожничали. 9 ноября поступили сведения, что войска Антанты готовятся к переправе через Дунай, и Макензен просил их повременить, чтобы позволить

 

 

45. По американским оценкам — 300 тысяч солдат в строю и еще 160 тысяч подготовленных. — U.S. National Archives. Op. cit. Roll 6. P. 4.

 

46. Papers Relating to the Foreign Relations of the U.S. 1918. V. 1. Wash., 1933. P. 754–755, 713.

 

 

217

 

ему вывести свои войска и избежать кровопролития. В 9 часов вечера того же дня немцам вручили ультиматум правительства Румынии: им предлагалось в 24 часа покинуть ее территорию или сложить оружие [47].

 

Срок ультиматума истек в 9 часов вечера 10 ноября, в 11 часов утра 11-го (по Парижскому времени) вступило в силу Компьенское перемирие. В. Канчиков, бывший депутат парламента, записывал в своем дневнике: «Немец, побитый на западе, скованный по рукам и ногам, молит столько времени о перемирии», а в Яссах вдруг проявляют решительность и воинственность: «В этом есть что-то смешное» [48]. Из дипломатического мешка явно торчало пропагандистское шило. Немцы физически не могли за одни сутки убраться из Румынии, складывать же оружие им было не перед кем, румынская армия после заключения Бухарестского мира существовала в миниатюре. Никто за пределами ясских кабинетов не воспринял всерьез возвращение румынского блудного сына. Предстояло выдержать суровое испытание на Парижском конгрессе, что было явно не по плечу фигурантам в генеральских мундирах. 12 декабря Ионел Брэтиану вновь возглавил правительство. Следовало поставить конгресс перед совершимся фактом объединения румынских земель с прихватом спорных территорий. Сфатул цэрий в Бессарабии, собрание румын в Альба-Юлии в Трансильвании, и Румынский совет в Буковине провозгласили его.

 

* * *

 

18 января 1918 г. мирный конгресс приступил к работе. Брэтиану в Париже встретили неприветливо, возвращение в Антанту было шито белыми нитками. В портфеле у него лежала телеграмма министра иностранных дел Франции Э. Пишона: «Соглашение от 27 августа 1916 г. с правовой точки зрения перестало существовать после заключения с нашими врагами Бухарестского договора». «Большая четверка» недвусмысленно предупреждала любителей ставить ее перед совершившимися фактами, к которым, несомненно, относился Брэтиану: «Мы заявляем, что любая попытка предвосхитить решения мирной конференции, захватить или оккупировать вооруженными силами какиелибо земли не только не будут способствовать делу тех, кто прибегает к подобным методам, а напротив, чревата нанесением им вреда в глазах союзников». Румыния рассматривалась не как союзное, а как примкнувшее государство, т.е. без всяких перед нею обязательств [49].

 

Репутация у Брэтиану — хуже некуда, лицемер и лжец. Казалось, он приперт к стенке, ему остается лишь подписать продиктованные большой

 

 

47. Arhiva ministerului afacerilor externe. 71-1914. E2. Nepaginat.

 

48. Cancicov V. Impresiuni si pareri personale. V. 2. Buc.,1921. P. 655.

 

49. 1918 la romani V.2. Buc., 1983. P. 1284; Spector St. Rumania at the Paris Peace Conference. N. Y., 1962. P. 80; Iordache A. Op. cit. P. 410.

 

 

218

 

четверкой условия, несмотря на то, что он продемонстрировал мастерство и цепкость в дебатах. Но не такой был человек Ионел Брэтиану, чтобы сдаться, он упрям, уверен в себе и верит в свою счастливую звезду и в свое везение. И ему повезло, и повезло сказочно.

 

21 марта 1919 г. в Венгрии победила советская власть. Гидра большевизма вползла в центр Европы. Заседавшие в Париже миротворцы принялись за поиски средств, как эту гидру придушить, и их не обнаружили. Европейская общественность смертельно устала от войны, интервенция в Россию популярностью не пользовалась,о чем свидетельствовало восстание матросов французской эскадры на Черном море. Тупик. И тут свои услуги предложил Ионел Брэтиану На словах его намерения были чисты как слезы ребенка: он испрашивал у держав разрешения на то, чтобы позволить Румынии «сопротивляться большевизму не только в собственных интересах, но и в интересах всей Европии и даже, не преувеличивая, в интересах мировой цивилизации», и выразил готовность защищать оную не только на берегах Днестра, но и Тиссы. У него появилось влиятельное генеральское лобби во главе с маршалом Фернаном Фошем, жаждавшим расправиться с венгерскими мятежниками. И что значили несколько преувеличенные румынские территориальные притязания по сравнению с этим порывом? 10 апреля Брэтиану передал в Бухарест утешительную новость: «Французы наконец-то разобрались в ситуации и ролью в ней Румынии». О запальчивых словах Д. Ллойд-Джорджа, сравнившего Брэтиану с «разбойником, выжидающим удобного случая, чтобы стащить территорию», никто не вспоминал. Американский историк Ст. Фишер-Галац описывал ситуацию и поведение Брэтиану не в столь возвышенных тонах, как наш герой: «Заявляя, что Великая Румыния превратится в бастион против большевистской России и коммунистической Венгрии, он получил от союзников мандат на разрушение государства Белы Куна» [50].

 

7 июля румынские войска переправились через реку Тисса и 3 августа заняли Будапешт. По исполнении задания им следовало вернуться на линию разграничения. Но таковой не существовало, Брэтиану отказывался признать линию, предписанную ему Советом четырех и проходившую в Трансильвании несколько восточнее той, что была обозначена в соглашении от 27 августа 1916 г. и предоставлявшую часть Баната сербам. Завязался длительный и тяжелый конфликт. Тем временем в оккупированной части Венгрии интервенты обирали страну, что называется, до нитки. Верховный совет Антанты пытался их урезонить (5 сентября 1919 г.): Венгрию «опустошают войска, действующие по приказу из Бухареста, лишая

 

 

50. Штейн Б.Е. «Русский вопрос» на Парижской мирной конференци. М.; Л., 1949. С. 308; Iordache A. Op. cit. P. 410; Ficher-Galati St. Twentieth Century Rumania. N. Y.; L., 1970. P. 27; Mantoux P. Le deliberations de Conseil de quatre. 2 . P., 1955. P. 352.

 

 

219

 

ее транспортных средств, угоняя скот. Лошади, сельскохозяйственный инвентарь, сырье, машины, железнодорожное оборудование, даже имущество детских садов вывозится в Румынию». Союзники, говорилось в декларации, «с неохотою вынуждены задать вопрос — а находится ли Румыния в их составе?» Брэтиану на протесты и ухом не повел, он знал, что репрессий не последует. Правда, поговорили было о прекращении поставок в Румынию продовольствия. Но зачем же наказывать ни в чем не повинное население [51]?

 

13 сентября наш герой, убедившись, что своего не добьется, ушел в отставку с поста премьер-министра: Румынии-де навязывают условия, не соответствующие ее «достоинству и независимости, историческим и экономическим интересам». Оппозиционные газеты вышли со статьями под злорадными заголовками: «Диктатор удаляется», «Бегство тирана».

 

Преемники упрямством Сфинкса не обладали, они заключили сделку, по которой , в обмен на признание предписанной им границы с Венгрией союзники дали санкцию на вхождение Бессарабии в состав Румынии. Соединенные Штаты наотрез отказались участвовать в этой акции и «одобрить политику, направленную на расчленение России» [52], которая не имела прецедента в истории: Великобритания, Франция и Италия, формально не находившиеся в войне с Россией и уверявшие весь свет, что питают к ней самые дружеские чувства, в нарушение норм международного права дали согласие на отторжение части ее территории (т.н. Парижский протокол от 29 октября 1920 г.) И тут не обошлось без лицемерия: 8 сентября генерал Авереску направил в Москву телеграмму, заверяя, что румынское правительство «желает восстановления вековых добрососедских отношений между Румынией и Россией на возможно более прочных основах» Но, на фоне произведенной вскоре аннексии — какие уж тут «добрососедские отношения»! 1 ноября Совнаркомы РСФСР и УССР заявили решительный протест против учиненного произвола. Ни советская власть, ни Белое движение никогда не признавали румынскую оккупацию Бессарабии [53].

 

 

51. Deak F. Hungary at the Paris Peace Conference. 1952. P. 473, 492.

 

52. Государственный департамент США пытался разобраться в ситуации. Государственный секретарь Р. Лансинг спросил Брэтиану на заседании Совета министров иностранных дел 2 июля 1919 г., «расположена ли Румыния провести плебисцит в Бессарабии?». Тот ответил категорическим отказом (см.: Iordache A. Op. cit., P. 441). Сменивший Лансинга Бейнбридж Колби 6 октября 1920 г. обратился к президенту В. Вильсону с письмом, в котором говорилось: «Имея в виду наш постоянный отказ одобрить политику, направленную на расчленение России, ... я склонен сообщить в инструкции послу (в Париже. — Авт.) Уоллесу, что мы не подпишем договор относительно Бессарабии.». Резолюция президента гласила: «Я вполне одобряю Вашу точку зрения и надеюсь, что Вы направите предложенные Вами инструкции. В.В.» (US National archives. 871 A / 14. Bessarabia 1).

 

53. Бессарабия на перекрестке. С. 247-248; Известия. 12.09.1920; ДВП СССР. Т. 3. Док. 165.

 

 

220

 

* * *

 

Демонстративная отставка Брэтиану в сентябре 1919 г. не означала его ухода с политической арены. Еще пять лет (1922-1926, 1927) он занимал премьерское кресло, и либеральная партия под его руководством являлась звездой первой величины на небосклоне власти. Это были годы, именовавшиеся в советской историографии периодом временной и частичной стабилизации капитализма. В 1921 г. появился акт об аграрной реформе, несравненно более серьезный, чем все предшествовавшие, потеснивший помещичье землевладение — румынские правящие сферы учитывали и свой опыт 1907 г., и соседство с Россией, где тогда колхозов не существовало и крестьяне хозяйствовали на своей земле. В 1923 г. при министерстве Брэтиану была принята новая конституция, предусматривавшая введение всеобщего избирательного права, но сохранившая важные прерогативы за королем. Страна быстро развивалась, причем промышленность — опережающими темпами. Брэтиану правил твердой рукой, расправлялся с коммунистами, со зверской жестокостью подавил Татарбунарское восстание в Бессарабии (1925) Он одержал верх над т.н. карлистской оппозицией, неформальным объединением враждебных ему и рвавшихся к власти сил, объединившихся вокруг наследника престола принца Кароля, человека тщеславного, авантюристического склада, стремившегося свалить старого Брэтиану. Конфликт закончился изгнанием честолюбца из страны (январь 1926 г.) под предлогом недостойного семейного поведения — забыл о супруге, принцессе Елене, связал себя прочными узами с мадам Е. Лупеску, особой отнюдь не безупречного поведения. Престол «занял» шестилетний Михай, разумеется, под присмотром регентства, — ныне единственный оставшийся в живых кавалер советского ордена Победы. Выборы 1927 г. увенчались триумфом либеральной партии, она собрала 60% голосов. Ион Брэтиану-младший уходил из жизни с высоко поднятой головой, в ранге премьер-министра.

 

7 июля 1927 г. скончался король Фердинанд. 24 ноября вслед за своим сувереном ушел в мир иной Ионел Брэтиану.

 

[Previous] [Next]

[Back to Index]