Этногенез народов Балкан и Северного Причерноморья. Лингвистика, история, археология
С. Бернштейн, Л. Гиндин
(отв. ред.)

 

ЛИНГВИСТИКА, ФИЛОЛОГИЯ

 

15. К ЭТИМОЛОГИИ СЛАВ. *OCЬTЪ

В. Э. Орел

 

 

Общеславянское название уксуса *ocьtъ отразилось в ст.-слав. оцьтъ, оцетъ (SJS II, 632—633), болг. оцéт с параллельной формой оцéд (РСБКЕ II, 454; Геров III, 436), макед. оцет (PMJ II, 117), с.-хорв. òцат, resp. òcat (RJA VIII, 502), словен. ócet (SSKJ III, 246), польск. ocet (SJP V, 601—602), чеш. ocet (PSJČ III, 786), словац. ocet (несколько сомнительная форма, отсутствующая в SSJ, но засвидетельствованная в Mičatek, 135), др.-русск. оцьтъ, оцетъ (Срезневский II, 841), русск. óцет (Даль II, 775), укр. óцет (Гринченко III, 81), блр. вóцет, вóцат (БРС, 157). Южнославянские (судя по месту ударения, болгарские) формы этого слова явились источником рум. oţét также в значении 'уксус’.

 

Трудно с определенностью сказать, действительно ли данная лексема изначально охватывала столь значительную часть славянской языковой территории. То обстоятельство, что русск. óцет ограничивалось южными и западными говорами, а в литературном языке характеризуется как старославянизм (Даль II, 775), а также возможная вторичность укр. óцет (cp.: Machek, 408), заставляет с осторожностью подходить к восточнославянским данным. Впрочем, эта неясность не может оказать существенного влияния на принципиальную основу этимологии слав. *ocьtъ, которое давно определено как старое заимствование в славянский из лат. acētum 'кислое вино, уксус’ или, как иногда считают, непосредственно из гот. ake(i)t- 'уксус’ (последнее в свою очередь из того же латинского слова) [1].

 

Более ранняя попытка объяснить слав. *ocьtъ непосредственно из лат. acētum была оставлена по причинам фонетического порядка, поскольку такое толкование делает необходимым обоснование неожиданного рефлекса долгого лат. ē в -ь-. Исходя из этой этимологии, следовало бы, строго говоря, ожидать слав. *ocětъ или даже *ocitъ, если принять во внимание закономерное развитие лат. i и ē, слившихся в IV—V вв. н. э. в единую фонему ē̟. Таким образом, прямое сопоставление славянского и латинского

 

110

 

 

слов оказывается несостоятельным с фонетической точки зрения, что вынуждает обратиться к поискам каких-то промежуточных форм.

 

Именно этим объясняется привлечение гот. akeit-, с помощью которого была сделана попытка устранить указанное фонетическое затруднение. Однако и здесь возникает та же проблема передачи в славянском долгого корневого вокализма, которую в свое время попытался решить А. Стендер-Петерсен, предположив влияние незасвидетельствованного гот. *akĭd- из лат. acidus 'кислый’ [2]. Хотя такую возможность и нельзя полностью исключить (ср. хотя бы болг. оцéд, испытавшее, возможно, сходное влияние), опора на реконструируемую готскую форму, конечно, не может считаться достаточно надежной. Недавно, оставаясь в рамках той же готской гипотезы, аргументацию Стендер-Петерсена критически пересмотрел О. Семереньи, специально для этого случая сформулировавший целую фонологическую концепцию утраты противопоставления по долготе в позднем готском [3]. Принятие точки зрения Семереньи поставило бы слав. *ocьtъ во всех отношениях в один ряд со ст.-слав. цѧта, црькы [4].

 

Между тем нетрудно заметить, что в обоих случаях обоснование германской (готской) этимологии содержит порочный круг, так как в основу рассуждения кладутся факты, специально реконструируемые для того, чтобы каким-то образом мотивировать неожиданное развитие вокализма в слав. *ocьtъ. Возможно, действительное преимущество германской этимологии заключается в том, что она снимает вопрос о месте ударения, которое в готском, вероятнее всего, приходилось на первый слог (то же в слав. *ocьtъ).

 

Некоторые новые данные представляется возможным получить, введя в оборот материал албанского языка. В албанском имеется прилагательное i áthët 'кислый, кисло-сладкий’ (Fjalor, 21), которое обычно рассматривается как прямое продолжение и.-е. *а- (см.: Meyer EWA, 2; Pokorny, 18). Фонетически и морфологически допустимая, эта этимология может вызывать определенные сомнения лишь по той причине, что i áthët в албанском стоит особняком "(сближение его с алб. ùthull 'уксус’ фонетически неправомерно), особенно в сравнении с весьма продуктивным thártë 'кислый, терпкий’. Это немаловажное обстоятельство позволяет нам выдвинуть альтернативную

 

111

 

 

гипотезу, а именно сопоставить алб. i áthët с рассмотренной выше группой слов.

 

Прежде всего необходимо рассмотреть вопрос о том, как соотносится алб. i áthët со слав. *ocьtъ. В этой связи обращает на себя внимание то обстоятельство, что стадия, непосредственно предшествующая алб. (i) áthët, раннеалб. (с редукцией во втором слоге, вообще говоря, любого гласного), является точным коррелятом и может быть источником слав. *ocьtъ: раннеалб. а = слав. о, раннеалб. = слав. c, раннеалб. ə =слав. ь, раннеалб. t = слав. t. Поскольку, кроме того, место ударения в обоих словах совпадает, значения достаточно близки, а заимствований такого консервативного облика из славянского в (ранне)-албанский мы не знаем [5], предложенное тождество оказывается значимым, и мысль о заимствовании данного слова из раннеалбанского в славянский с дальнейшей его экспансией на значительной части славянской территории (как в ряде других сходных случаев) становится весьма вероятной [6].

 

Теперь обратимся к вопросу о соотношении алб. i áthët и лат. acētum, гот. akeit-. Возможность заимствования i áthët из лат. acētum следует категорически исключить, поскольку перед гласной переднего ряда лат. -с- в старых заимствованиях регулярно предстает в виде алб. -q-, ср.: qéndër 'центр’ < лат. centrum, qep 'лук’ < лат. саера, qytét 'город’ < лат. civitatem и т. п. Кроме того, албанский, как правило, сохранял место старого латинского ударения, и, будь это слово действительно латинским заимствованием, место ударения в нем и сохранение начального а- (обязательно редуцировавшегося в данной позиции без ударения до нуля звука) были бы необъяснимы.

 

Совершенно иным образом обстоит дело с гот. akeit-, где место ударения соответствует албанскому, а долгое ei (фонетически ī) второго слога закономерно должно было преобразоваться (в отличие от славянского!) в раннеалб. ё. Остается под вопросом передача гот. -k- перед переднерядным гласным через раннеалбанскую аффрикату . Однако оснований для сомнения здесь нет, поскольку внешние данные указывают на палатальное вплоть до аффрикатизации произношение в позднем готском в этой позиции k; это явствует из славянских передач типа упомянутых выше ст.-слав. цѧта, црькы, где Ц- нельзя объяснить

 

112

 

 

как последствие второй палатализации (см. ЭССЯ 3, с. 199). Факт субституции гот. -k- через слав. -c- позволяет полностью отождествить гот. akeit- и раннеалб. .

 

Мы приходим, таким образом, к следующей картине развития: лат. acētum было заимствовано в гот. akeit-, откуда через посредство раннеалб. - попало в славянский в регулярной форме *ocьtъ. Краткость данной этимологической заметки вынуждает нас аргументировать предложенную точку зрения почти исключительно фонетическими соображениями и оставить за пределами этимологического построения его неотъемлемую часть — групповую реконструкцию славянских лексем, имеющих сходную историю. Поэтому в заключение подчеркнем, что рассмотрение как единого целого лексического материала латинского и германского происхождения, проникшего в, славянский через раннеалбанское посредство, существенным образом модифицирует принятые воззрения на характер и масштабы славяно-раннеалбанских этнолингвистических контактов.

 

 

ПРИМЕЧАНИЯ

 

1. К тому же лат. acētum с метатезой *atēcum восходит и др.-в.-нем. eʒʒih, нем. Essig 'уксус’. Наиболее важные соображения в поддержку того или иного варианта этимологии слав. *ocьtъ см.: Miklosich, s. 219; Младенов С. История на български език (Прев. на И. Дуриданов). София, 1979, с. 205; Фасмер III, с. 176—177; Popović I. Geschichte der serbokroatische Sprache. Wiesbaden, 1960, S. 592; Shevelov O. Y. A prehistory of Slavic. Heidelberg, 1964, p. 302.

 

2. Stender-Petersen A. Slavisch-germanische Lehnwortkunde. Göteborg, 1927, S. 369.

 

3. Szemerényi О. Germanica I (1—5). — KZ, 1979, Bd 93, Hft. 1, S. 103-125.

 

4. См.: Мейе А. Общеславянский язык. Μ., 1951, с. 74.

 

5. Малоудачной представляется недавняя попытка обнаружить такие лексемы, см.: Duridanov I. Zur Bestimmung der ältesten slavischen Entleimungen im Albanischen. — In: Akten des internationalen albanologischen Kolloquiums. Innsbruck, 1977, S.. 688—696.

 

6. Проблема глубокого проникновения отдельных балканизмов (в том числе албанского происхождения) в славянскую языковую область в развернутой форме рассмотрена в исследовании: Десницкая А. В. К вопросу о балканизмах в лексике восточнославянских языков. — В кн.: Славянское языкознание. VIII Международный съезд славистов. Доклады советской делегации. М., 1978, с. 159—171. Ряд этимологий славянских лексем, история которых сходна с судьбой исследуемого здесь слова, см.: Орел В. Э. Состав и характеристика субстратного апеллативного фонда балкано-славянских языков. Автореф. канд. дис. М., 1981, а также серий статей: Орел В. Э. «Балканские этимологии» в книгах: Славянское и балканское языкознание. М., 1982; Общеславянский лингвистический атлас. Материалы и исследования. М., 1982.

 

[Previous] [Next]

[Back to Index]