2. НЕКОТОРЫЕ ВОПРОСЫ МЕТОДИКИ ИЗУЧЕНИЯ ПРОБЛЕМ ЭТНОГЕНЕЗА СЛАВЯН
С. Б. Бернштейн
Формирование и ранняя история различных этнических групп со всеми их отличительными признаками (языковыми, культурными и антропологическими) — одна из труднейших проблем современной исторической науки. Исследователю приходится отвечать на вопросы, которые даже при редкой возможности непосредственного наблюдения сплошь и рядом не дают ясного и однозначного ответа. Трудности возрастают во много раз при изучении процессов этнообразования, происходивших в далеком прошлом. Отсюда проистекают глубокие разногласия не только между археологами и лингвистами, но и среди ученых одной специальности. Так, Б. А. Рыбаков тшинецко-комаровскую археологическую культуру (XV—XII вв. до н. э.) признает славянской, тогда как И. П. Русанова утверждает, что до VI—VII вв. н. э. ни одну из известных археологических культур нельзя с уверенностью причислять к славянским культурам. Она пишет:
«Этим периодом (т. е. VI—VII вв. н. э. — С. Б.) датируются самые ранние достоверно славянские археологические памятники, и с этого времени можно говорить о последовательном развитии славянской материальной культуры вплоть до позднего средневековья» [1].
Не менее глубокие разногласия существуют и среди тех лингвистов, которые интересуются не только реконструкцией отличительных особенностей праславянского языка, историческим его развитием, формированием его диалектов, но и процессами славянского этнообразования, вопросами прародины, контактами древних славян с родственными и неродственными племенами.
Разногласия между учеными объясняются многими причинами. Главное — отсутствие строгой методики и произвольность отбора фактов. Изучение литературы по славянскому этногенезу последних лет наглядно свидетельствует, что почти всегда отбору фактов предшествует
11
уже готовая схема. Приводятся в доказательство лишь те факты, которые подтверждают эту схему, и игнорируются те, которые ей противоречат. Сама система доказательств во многих случаях настолько произвольна, что реально считаться с ней не представляется возможным.
Авторы многих исследований по этногенезу (не только славянскому) не определяют своей позиции в важнейшем теоретическом вопросе — что они понимают под этногенезом вообще? Причисляя ту или иную археологическую культуру к славянскому этническому миру, археолог часто не отдает себе отчета в том, что он фактически решает лингвистическую проблему, так как принадлежность определенной культуры к славянской может значить только одно — носители этой культуры говорили по-славянски. Только на основе тождества технических приемов гончарного производства, изготовления орудий труда, оружия, типов жилища, характера захоронения трупов и т. д. решать проблемы этнообразования нельзя. Расхождения между культурными и языковыми признаками — обычное явление во все периоды человеческой истории. Тождество орнамента на керамических изделиях не всегда может служить доказательством этнического и языкового родства, так как сами возможности варьирования этих признаков весьма ограничены. Проблема типологических тождеств во весь рост стоит не только перед лингвистами, которые в последние 50 лет уделяют ей большое внимание, но и перед археологами. В этом отношении археологи отстают не только от лингвистов, но и от этнографов, которым уже удалось решить немало задач, имеющих непосредственное отношение к проблемам этнических универсалий.
Археологи обычно считают лингвистические данные при решении этногенеза второстепенными, не очень надежными, в какой-то степени случайными. Так, археолог В. В. Седов в монографии «Происхождение и ранняя история славян» утверждает, что
«славянский языковой материал для истории праславянских племен дает очень немного. . . Неоднократно предпринимаемые попытки использовать для более конкретной локализации раннеславянского региона ботаническую и зоологическую терминологию оказались несостоятельными» [2].
И здесь же в полном противоречии с собой автор пишет:
«Поскольку эти термины (названия лосося и угря. — С. Б.) восходят к праславянскому языку, нужно допустить, что славянский
12
регион древнейшей поры находился в пределах обитания этих рыб, т. е. в бассейнах рек, впадающих в Балтийское море» [3].
Дело не в возможностях славянской ботанической и зоологической терминологии, а в уровне этимологического анализа, в учете новейших данных палеоботаники и палеозоологии. При использовании дендрологической терминологии в прошлом допускались грубые ошибки. Теперь в руках этимолога имеются надежные и проверенные данные.
Необходимо строже учитывать возможности влияния табу на историю древних названий растений и животных. Наличие своего древнего слова при решении вопросов прародины всегда надежнее, убедительнее, нежели его отсутствие. Славянские языки не содержат следов индоевропейского названия медведя, но хорошо сохраняют название волка. Славяне хорошо были знакомы с медведем и волком, но на название медведя был наложен строгий запрет, табу. Оно и не сохранилось. Таких примеров можно привести много.
Исследователь славянского этногенеза не ограничивается данными ботаники и зоологии. Значительно более надежные сведения можно извлечь из области орографической терминологии. Она содержит важные сведения для локализации древнейших славянских поселений. Пока специалисты по этногенезу совсем недостаточно привлекают этот ценнейший материал.
В итоге изучения древнейшей топонимики (главным образом гидронимики), семантического анализа праславянской лексики с особым вниманием к ее орографическому разряду, растительной и животной терминологии, на основе анализа заимствованной лексики праславянского периода лингвистам удалось убедительно осветить многие стороны жизни и быта праславян, определить в какой-то степени древнейшую территорию их поселений и более позднюю территорию в связи с миграционными процессами.
Общий вклад лингвистов в этногенетическую проблематику велик. Однако весь длительный период изучения этногенеза славян убедительно показал и очень слабые стороны лингвистических исследований. Праславянский лексический фонд, восстанавливаемый на основе изучения литературных славянских языков, диалектов, памятников письменности, славянских заимствований в неславянских языках, топонимики и антропонимики реально
13
в полном виде синхронно никогда не функционировал. Практически мы имеем дело со славянскими лексическими древностями, которые функционировали по-разному в течение нескольких тысячелетий. Мы знаем сравнительно хорошо терминологию славянского обычного права, но мы не можем эти термины распределить во временной плоскости. Этногенез славян — это проблема историческая, и решаться она может убедительно только на основе материала, хорошо проработанного в историческом плане. Стратификация праславянской лексики — первоочередная задача исследователей праславянского языка. Здесь большую помощь лингвистам могут оказать данные археологической науки.
В одном археологи имеют неоспоримое преимущество перед лингвистами. Они могут держать в руках предмет, точно изучить его форму, технику его изготовления, его функцию, изучить его в определенном культурном слое, характеризующемся целым набором реальных и точно установленных признаков, ясно представить себе территорию его распространения. Археологи лишь не знают, как назывался этот предмет, как обозначались процессы его изготовления, на каком языке говорили создатель и владелец этого предмета. Но без этого археологи не могут дать этнической характеристики изучаемой культуры. Многие из них не ограничиваются описанием культуры, но смело переходят границы своей науки и в той или иной степени пытаются решать вопросы языковой принадлежности носителей данной культуры. Славянская археология знает немало примеров подобного рода. Для археологов при решении вопросов этнической принадлежности культуры большую роль играют два фактора: территориальная преемственность и отсутствие резких смен археологической культуры на данной территории. Факторы эти, конечно, весьма существенны, но они могут служить серьезным основанием лишь при характеристике поздних культур (для славян — с начала нашей эры).
Этнографы всю этногенетическую проблематику пытаются решать на основе фактов славянского народного быта XIX—XX вв., сохранившихся пережиточно от более ранних эпох. Они не смогли выработать надежных критериев, на основе которых можно было бы сохранившиеся до нового времени пережитки древнего быта расположить в хронологической последовательности. Этнографы практически все свои данные проецируют на одну плоскость
14
без строгого временного приурочения. Если явления материального быта, производства могут в какой-то степени корректироваться данными археологии, то факты духовной культуры повисают в воздухе. Специалисты по этнографии славян находят в представлениях славян о вселенной, в обрядах и верованиях многочисленные пережитки язычества. Все это механически переносится в праславянщину. Но ведь каждый из этих пережитков имел свою историю, свои истоки. Одни могут восходить своими корнями еще к дославянской истории, другие относятся к раннему праславянскому периоду, третьи могли возникнуть еще позже. Какие-то черты могли сформироваться в результате своеобразного симбиоза позднеязыческих и христианских представлений и, таким образом, неся в себе какие-то признаки язычества, фактически не являются пережитками язычества в целом. Языческий период в истории славян был значительно длительнее периода христианского. Языческие представления и все с ними связанное претерпевали сложные преобразования в результате как внутреннего развития, так и различного рода влияний. Исследователи духовной культуры славян смогут принять участие в решении проблемы этногенеза славян лишь в том случае, если они выработают надежные критерии стратификации своего материала.
Исследователи этногенеза славян обязаны учитывать данные палеоантропологии. К сожалению, возможности использования данных этой науки весьма ограничены, что объясняется обычаем трупосожжения у древних славян. Тем не менее и в данной области имеются уже ценные наблюдения.
В исследовании этногенеза славян возможности историков, специалистов по раннему средневековью Европы тоже ограничены. Дело в том, что сохранилось сравнительно мало древних текстов, содержащих сведения о славянах первого тысячелетия н. э.
Итак, ни одна из перечисленных наук не является полноправным хозяином проблемы этногенеза славян. Ни лингвист, ни археолог, ни этнограф самостоятельно проводить исследования в этой области не могут. Многолетний опыт убеждает, что добиться здесь ощутимых результатов можно лишь совместными усилиями лингвистов, археологов, антропологов, этнографов: самостоятельное обращение археологов к данным лингвистической науки или лингвистов к данным археологии положительных результатов
15
не дает. Нужно искать новые формы подлинно коллективных исследований.
Организация и проведение этногенетических исследований требуют четкого и ясного разграничения таких областей науки, как глоттогенез, этногенез и этническая история.
Изучение индоевропейского праязыка, процессов его формирования, его связей с другими языками Старого Света, его распада на самостоятельные диалекты, ранняя история этих диалектов — вся эта проблематика подлежит ведению только лингвистов. На этом уровне устанавливать контакты с археологами бесперспективно. Таким образом, ранний период истории праславянского языка находится за пределами этногенеза славян. Его изучение следует начинать с III—II вв. до н. э.
Некоторые исследователи не делают различия между проблемами этногенеза и проблемами этнической истории. Всю этническую историю периода феодализма и даже нового времени они включают в общую проблему этногенеза. Такое толкование этногенетической проблематики особенно характерно для этнографов. Согласно этому взгляду данная проблематика включает в себя не только формирование праславян, но и формирование отдельных славянских народностей, а для некоторых авторов — даже формирование самостоятельных славянских наций. С подобным толкованием проблематики этногенеза славян согласиться нельзя. Изучение этногенеза славян имеет общую задачу, которая может решаться на разнородном материале (языковом, культурном, антропологическом). Изучение формирования болгарской, польской, русской и других славянских народностей в каждом случае имеет свой материал и свои самостоятельные задачи. Во многих случаях исследователю формирования болгарской народности важнее учитывать факты этнической истории неславянских народностей Балкан, нежели, скажем, польской народности.
Учитывая все сказанное, проблемы этногенеза славян нужно решать на фактах, идущих от начала нашей эры и до последних столетий I тысячелетия. Весь накопленный здесь опыт представителями разных наук говорит о необходимости применения в данном случае ретроспективного метода. Нужно начинать от конца I тысячелетия новой эры. Заранее определять нижнюю границу нет оснований. Она будет выявлена возможностями самого материала.
16
Проблемы этногенеза славян в настоящее время стоят в планах исследований многих научных учреждений разных стран. Было бы целесообразно не только установить самый тесный контакт между исследовательскими коллективами, но и в результате совместных усилий распределить задачи и поручения, чтобы избежать дублирования. На очереди созыв международной конференции по этногенезу славян.
ПРИМЕЧАНИЯ
1. Русанова И. П. Славянские древности VI—VII вв. Культура пражского типа. М., 1976, с. 5.
2. Седов В. В. Происхождение и ранняя история славян. М., 1979, с. 22.
3. Там же.