Этногенез народов Балкан и Северного Причерноморья. Лингвистика, история, археология
С. Бернштейн, Л. Гиндин
(отв. ред.)

 

АРХЕОЛОГИЯ

 

30. ЭТНОКУЛЬТУРНЫЕ ИЗМЕНЕНИЯ НА БАЛКАНАХ НА РУБЕЖЕ ЭНЕОЛИТА И РАННЕГО БРОНЗОВОГО ВЕКА

Н. Я. Мерперт

 

 

Балкано-Дунайский район в силу своего географического положения, природных условий, системы связей, всей суммы условий исторического развития его населения играл роль ключевой территории на ряде этапов древнейшей истории нашего континента. С глубочайшей древности он являлся важнейшим «мостом», соединявшим его с Азией и имевшим особое значение уже в самом процессе заселения Европы человеком. В дальнейшем этот же район стал основным связующим звеном между Европой и передовыми культурными очагами Ближнего Востока. Здесь с максимальной оперативностью воспринимались позитивные воздействия последних, что определялось высоким уровнем собственного развития, опережавшего по темпу прочие области континента. Это обусловило очень раннее формирование в Балкано-Дунайском районе самостоятельного мощного культурного очага, оказавшего решающее влияние на весь ход развития обширных территорий Центральной и Восточной Европы.

 

Прежде всего это касается становления и распространения производящих форм экономики, которые складываются в Балкано-Дунайском районе раньше, чем на всем остальном континенте. Хронологически этот процесс лишь очень немного отстает от начала земледелия и скотоводства на Ближнем Востоке [1].

 

Природный потенциал этого района, обусловивший распространение на Балканы «неолитической революции» и связанных с ней важнейших экономических и культурных инноваций, был справедливо, а в значительной мере и провидчески определен еще классическими трудами

 

234

 

 

Н. И. Вавилова. Он включил Балканы и Эгейю в состав средиземноморского центра — одного из семи первичных «вавиловских центров» зарождения земледелия [2]. Палеоботанические материалы свидетельствуют о наличии здесь диких предков пшеницы-однозернянки, разновидностей двузернянки, ячменя, крупноплодного гороха и ряда других растений, доместицированных в ходе «неолитической революции» [3]. Уже в период докерамического неолита — не позднее VII тысячелетия до н. э. — появляются на Балканах первые земледельческие поселки [4]. Именно здесь было положено начало раннеземледельческим культурным общностям Европы, определившим все ее дальнейшее развитие [5]. Здесь с наибольшей четкостью фиксируется как последовательность развития этих общностей, так и определенные разрывы, нарушения последовательности, обусловленные внутренними экономическими, технологическими и культурными сдвигами, перегруппировками населения, а в отдельных случаях и появлением значительных новых его групп, позволяющих предполагать заметные этнические изменения.

 

Один из наиболее глубоких этнокультурных сдвигов в развитии Балкано-Дунайского района произошел во второй половине IV тысячелетия до н. э. Он неразрывно связан с чрезвычайно сложными и значительными событиями, охватившими в этот период ряд областей Центральной и Восточной Европы и заметно изменившими культурную характеристику континента в целом. Археологически для Юго-Восточной Европы этот период ознаменован переходом от энеолита к раннему бронзовому веку. Но сдвиг отнюдь не ограничивается этим технологическим моментом. Он носит гораздо более глубокий и многосторонний характер, охватывая фактически все стороны человеческой жизни, о которых можно судить по археологическим источникам. Культурные изменения чрезвычайно рельефны и фиксируются по всем доступным показателям (топография памятников, облик и структура поселков, домостроительство, каменная индустрия, металлургия и металлообработка, формы и орнаментация керамики, культовые изделия, искусство, погребальный обряд, формы хозяйства и их соотношение, антропологические и остеологические данные и пр.). Есть все основания говорить о комплексном характере изменений при минимальном числе черт преемственности со всеми соответствующими показателями предшествующих культурных

 

235

 

 

общностей. А это в свою очередь позволяет предполагать не только внутреннюю трансформацию или перегруппировку культурно близкого населения, но и определенные этнические сдвиги.

 

Между тем два предшествующих периода — неолит и энеолит — ознаменованы в Балкано-Дунайском районе безусловной преемственностью в ходе почти трехтысячелетнего развития раннеземледельческих культур. Конечно, преемственность эту нельзя абсолютизировать, нельзя говорить лишь о последовательных ступенях вертикального развития единообразных по этническому и культурному содержанию групп. И здесь имели место определенные культурные изменения, появлялись новые элементы и новые традиции, происходило достаточно заметное культурное «переоформление». Ограничусь указанием на весьма рельефную смену традиции расписной керамики северобалканского среднего неолита (культура Караново I в Болгарии) традицией чернолощеной керамики (культура Караново III) с дальнейшим не менее рельефным изменением при переходе к украшенной графитным орнаментом керамике конца неолита и начала энеолита (культура Караново V). Более того, ни один хронологический пласт не может быть признан культурно единообразным не только для всей рассматриваемой территории, но и для конкретных ее регионов. В. С. Титов справедливо подчеркивает, что неолит Греции — не единое целое: в нем, как и в бронзовом веке, взаимодействуют различные культурно-исторические общности, что обусловливает необходимость изучения этих периодов не только по вертикали, с выделением хронологических ступеней, но и по горизонтали— с определением экономического, культурного, а возможно, и этнического многообразия внутри каждой ступени [6]. Подобное многообразие все более четко выявляется и в северобалканских неолитических и энеолитических культурах [7].

 

И все же связующие элементы, позволяющие говорить об определенной культурной преемственности, оставались доминирующими в Балкано-Дунайском районе на протяжении обоих указанных периодов. Выше уже отмечалось, что земледелие появляется на Балканах уже в VII тысячелетии до н. э. (докерамический неолит Фессалии), на рубеже VII и VI тысячелетий до н. э. земледельческие поселки возникают на Крите, в течение первой половины VI тысячелетия до н. э. они распространяются как на юге

 

236

 

 

Греции (пещера Франтчти), так и на севере, в середине и второй половине VI тысячелетия до н. э. — в прилегающих районах Югославии, во Фракии и в более северных районах полуострова. Для самых ранних звеньев этого процесса предполагаются воздействия из различных районов Анатолии, что документируется не столько собственно археологическими, сколько палеобиологическими данными: отсутствием на Балканах местных предков некоторых видов доместицированных впоследствии животных и растений [8]. Но уже к началу. V тысячелетия до н. э. полностью складывается самобытный Балканский центр производящего хозяйства. Культуры его, как позднее и их центральноевропейские производные, отличаются безусловной оригинальностью и самостоятельностью развития. Если и существуют отдельные свидетельства связей с Анатолией [9], то они немногочисленны и ни в коей мере не могут считаться определяющими. Развитие Балкано-Дунайского района имело свои истоки и шло своими путями. Оно протекало относительно стабильно и достигло апогея в энеолите, когда целая система взаимосвязанных, а в ряде случаев и родственных культур охватила значительную территорию Балкан, Среднего и Нижнего Подунавья, Северо-Западного Причерноморья (Караново VI — Гумельница, Салькуца, Винча—Плочник, Бубани-Хум I, Петрешти, Лендьел, Бодрогкерестур, Кукутени — Триполье и др.). Чрезвычайно высокий уровень многостороннего развития этих культур выражен серией весьма четких показателей — и большими сложными поселками, которые можно уже именовать протогородами, и весьма совершенными ремеслами, прежде всего горным делом и металлургией [10], и замечательными художественными изделиями, и сложностью культов, и далеко зашедшей социальной дифференциацией, столь четко представленной в знаменитом Варненском некрополе. Все это позволило X. Тодоровой писать, что «в эпоху энеолита формула „Ex Oriente Lux“ в значительной мере потеряла для Европы свой блеск из-за того обстоятельства, что на пути этих отдаленных культурных влияний вырос компактный этнокультурный комплекс с самостоятельным экономическим и культурным потенциалом, который сам сделался источником культурных импульсов. Поэтому для рассматриваемого периода скорее подходит формула „Ex Balcanis Lux“» [11].

 

237

 

 

И действительно, в процессе формирования раннеземледельческой ойкумены Центральной и Восточной Европы Балканскому полуострову безусловно принадлежит роль исходной территории. Основными направлениями расширения ойкумены, расселения раннеземледельческих групп и диффузии их экономических и культурных достижений были на этом этапе север, северо-запад, северо-восток. Обратные воздействия в периоды неолита и энеолита минимальны: слишком резок был контраст между южной зоной, где господствовали уже производящие формы экономики, обусловившие общие прогрессивные сдвиги во всех областях жизни общества, и северной зоной, куда эти формы лишь начинали проникать при сохраняющейся доминанте присваивающего хозяйства (достигшие этой зоны крупные земледельческие общности неолитического периода, подобные культурам линейноленточной и альфёльдской линейной керамики, сами были связаны прежде всего с балканским импульсом). Подчеркну, что такой же характер соотношения двух зон фиксируется и для прочих областей активных контактов древнейших центров производящего хозяйства со смежными степными и лесостепными территориями (достаточно показательны здесь раннеземледельческие культуры неолита и энеолита Кавказа и Средней Азии в соотношении с северной степной периферией этих регионов).

 

Я не буду касаться вопроса об этническом содержании балканских раннеземледельческих культур указанных периодов. Вопрос этот чрезвычайно дискуссионен. Прямых показателей для его разработки археология не имеет и иметь не может. Что же касается показателей косвенных (характера и соотношения культур), то их учет позволяет считать наиболее вероятной гипотезу о наличии на Балканах доиндоевропейского-неиндоевропейского неолитического субстрата (или субстратов), определившего развитие и ряда энеолитических культур (прежде всего с расписной керамикой). Это не исключает возможности весьма раннего появления в регионе и других групп, гипотетически связанных с индоевропейской линией этнолингвистического развития (культурная общность серо-черной лощеной керамики, распространявшаяся с запада на восток и в Анатолии) [12]. Но эти группы не были здесь доминирующими. Гипотеза извечного (во всяком случае с периода мезолита) господства и беспрерывного последовательного развития индоевропейцев (или протоиндоевропейцев)

 

238

 

 

на Балканах («континуитета») вплоть до появления исторически известных этнических групп [13] с археологическими данными согласована быть не может. Один из наиболее значительных противоречащих ей факторов — уже упоминавшийся этнокультурный сдвиг второй половины IV тысячелетия до н. э.

 

В этот период стабильность развития Балкано-Дунайской раннеземледельческой ойкумены и преемственность ее последовательных культур были резко нарушены. Это коснулось всей энеолитической системы, которая фактически прекратила существование. Ее сменила новая система, отмеченная минимальными показателями преемственности с предшествующей и связанная с совершенно иными культурными традициями. Территориально она еще значительнее предшествующей. Ее составляют баденская культура, культуры Болераз, Костолац, Вучедол в Среднем Подунавье, культуры Чернавода III, Челей, Коцофени, Фолтешти и группы «скорченных и окрашенных» погребений в Нижнем Подунавье, Бубани- Хум II в Сербии, памятники типа Критсаны II, Ситаграй IV—V, Дикили Таш (EBI—II) в Северной Греции и прилегающих районах Югославии, памятники раннего бронзового века Болгарии (Главчовска могила на северо-западе, Юнаците, Кирилло-Мефодиево, Караново VII, Эзеро, Веселиново II на юге, Эзерово на северо-востоке и др.), Эгейского бассейна (Полиохни, Терми), Северо-Западной Анатолии (Кумтепе, Троя I—II).

 

Механика сложения этой огромной системы и последовательность составивших ее культур представляют особую и весьма значительную проблему [14]. Но для рассматриваемой темы важны прежде всего сам факт распространения системы на Балкано-Дунайский район и резкое отличие ее от предшествующего энеолитического культурного массива. Весьма близок ей и ряд других культур Центральной Европы (Рживнац, культура радиальной керамики и др.). На юге ей соответствует и определенным образом связана с ней раннеэлладская культура. Особо следует подчеркнуть сложные, но несомненные исторические, а в конкретных случаях и генетические связи системы с такими значительными центрально- и восточноевропейскими этнокультурными общностями, как культура шаровидных амфор, культуры шнуровой керамики, ранние скотоводческие культуры каспийско-черноморских степей и прежде всего древнеямная культурно-историческая

 

239

 

 

область. Все эти феномены находились в постоянном взаимодействии, без учета которого не могут быть поняты ни их собственные судьбы, ни этнокультурный сдвиг IV тысячелетия до н. э.

 

Неоднократно делались попытки связать отмеченные изменения с единой инвазией нового населения, сыгравшей решающую роль в культурном и этническом переоформлении Балкано-Дунайского района. Истоки такой инвазии искали в Центральной и Северной Европе, в Анатолии, в каспийско-черноморских степях. Однако все попытки однозначного решения проблемы сталкиваются с неразрешимыми противоречиями.

 

В этой связи необходимо отметить, что резкие культурные изменения и процесс формирования новой гигантской системы культурных общностей связаны с целым рядом факторов, таких как техническая ограниченность развития раннеземледельческих коллективов, приведшая в конце энеолита к внутреннему их кризису, взаимодействие и определенное сближение исторически связанных групп населения, первоначальные импульсы, определившие культурную трансформацию и направленность распространения ее на Балкано-Дунайский район. Подобные импульсы не единичны, а воздействия их связаны не с тотальной инвазией, а с длительным процессом и различными формами (культурные контакты, диффузии, инфильтрация отдельных групп, крупные вторжения и т. п.).

 

Поиски основных импульсов рассматриваемого процесса в Троаде [15] не соответствуют данным новейших исследований. Решающие контакты с Анатолией, обусловившие появление на Балканах земледелия, постулируются для значительно более раннего времени (VII— VI тысячелетия до н. э.). Раннеземледельческие культуры Балкано-Дунайского района, как уже отмечалось, глубоко своеобразны и аналогий в Малой Азии не имеют. Свидетельства контактов для V—IV тысячелетий до н. э. минимальны. Они возрастают лишь к концу этого периода в связи с формированием новой системы культур [16]. Однако в этой системе Троада является территориально ограниченным восточным форпостом (хотя ныне влияния его прослеживаются до Восточной Анатолии [17]), не имеет местных корней и занимает отнюдь не наиболее раннюю хронологическую позицию [18].

 

Основные и наиболее значительные культурные общности новой системы локализуются на Европейском континенте,

 

240

 

 

где фиксируются наиболее ранние звенья их, а следовательно, и первоначальные импульсы [19]. Последние связаны с заметным усилением активности и возрастанием общей исторической роли центрально- и восточноевропейских групп населения, воспринявших производящую экономику и выработавших новые ее формы. К этим группам перешла теперь доминанта во взаимодействии с раннеземледельческими племенами южной зоны, переживавшими в конце энеолита определенный внутренний кризис. Соотношение между зонами резко изменилось. И именно центрально- и восточноевропейские элементы характерны для новой системы, прежде всего для ранних ее звеньев.

 

Процесс формирования новой системы включал ряд различных компонентов и носил весьма динамичный характер. Наряду с земледельческими коллективами значительную роль играли в нем подвижные скотоводческие племена. С ними связаны динамика процесса и территориальный его размах, а также определенная «контактная непрерывность» внутри новой системы культурных общностей. Кочевые скотоводческие группы были не столько творцами культурных явлений, сколько «передаточной средой», обусловившей реальные контакты отдаленных областей, культурную интеграцию на гигантских территориях, дифференциацию внутри последних и специфику развития конкретных районов. Особо подчеркнем, что нигде вклинения таких групп не означали полной смены населения, везде фиксируются взаимные влияния и проникновения степных и местных элементов, причем в Центральной Европе и Среднем Подунавье последние безусловно преобладали [20]. В каждом конкретном случае роль взаимодействующих сторон должна рассматриваться особо. Но вместе с тем не подлежит сомнению особая роль степных скотоводов в создании отмеченной «контактной непрерывности», лежащей в основе формирования всего рассматриваемого этнокультурного пласта.

 

К северу от Черного моря «контактная непрерывность» и культурная интеграция прослеживаются от Подунавья и Центральной Европы по степной полосе вплоть до Кавказа и Прикаспия (древнеямная культурно-историческая область) [21]. Южное Причерноморье исследовано в данном аспекте еще далеко не достаточно. Но и здесь фиксируется распространение элементов новой системы с запада — с Балкан — через Эгейю и Северо-Западную Анатолию вплоть до Кавказа и Прикаспия. Выявляется огромная

 

241

 

 

«циркумпонтийская зона», отмеченная во второй половине IV—III тысячелетии до н. э. особо активными и многосторонними контактами, определенной культурной интеграцией (что убедительно обосновано Е. Н. Черных для конкретных культурных проявлений, прежде всего для металлургии) [22], многочисленными переселениями различных масштабов и в различных направлениях. Эта зона включала и исконные земледельческие области, и степь с ее ранним и специфичным развитием скотоводства (в том числе и коневодства) и транспортных средств, и ряд горных массивов (прежде всего Карпаты и Балканы, восточнее — горы Анатолии и Кавказа). По всей зоне прослеживается цепь самостоятельных, но взаимосвязанных культурных звеньев, охваченных в рассматриваемый период весьма близкими и предельно динамичными событиями. Одним из свидетельств этих событий явилось широкое распространение по очерченной территории каменного фортификационного строительства, зафиксированного именно для конца IV—II тысячелетия до н. э. в Подунавье, на Балканах, в Эгейе, по всей Причерноморской Анатолии, на Южном и Северном Кавказе, в причерноморских степях [23]. Это — прямой показатель многочисленных передвижений и заметного обострения военной ситуации внутри «циркумпонтийской зоны». Вместе с тем на значительных участках «зоны», а иногда и в весьма отдаленных друг от друга ее регионах распространяются единые культурные и идеологические феномены. Достаточно привести лишь несколько хорошо известных примеров. Курганный обряд с индивидуальными скорченными погребениями распространен по всей полосе каспийско-черноморских степей вплоть до Центральной Европы и Балкан на западе и Закавказья на юго-востоке, т. е. на большей части «циркумпонтийской зоны» (в западной части «зоны» наряду с этим распространен близкий, но бескурганный обряд, охватывающий и Западную Анатолию). Почти по всей этой территории — от Северного Кавказа до Балкан и Анатолии (Троя I) — встречены характерные антропоморфные стелы. Определенное сходство керамики рассматриваемого периода в Центральной Европе, на Балканах, в Эгейе и на Кавказе, как и распространение шнуровой орнаментации, боевых топоров, специфических украшений, повозок и пр. по всей Центральной, Восточной и Юго-Восточной Европе, а частично и Анатолии, не объяснимы без учета «контактной непрерывности» и активных перемещений внутри

 

242

 

 

«циркумпонтийской зоны», включая и южную ее половину.

 

Археологически это наиболее вероятная и реально выявляемая контактная зона центральноевропейских, степных, балкано-дунайских, анатолийских культурных общностей, которые могут быть связаны с процессом становления конкретных групп индоевропейцев. Процесс этот весьма сложен и многообразен. Он включал как разделение групп, первоначально единых, так и сближение групп, первоначально различных, но втянутых в контактную зону и охваченных характерными для нее интегрирующими явлениями. Распространение близких элементов внутри зоны было обусловлено наряду с наличием изначальных общих импульсов отмеченными «контактной непрерывностью», тесним общением между группами, наличием «передаточной сферы» в виде подвижных скотоводческих коллективов, быстрые и далекие передвижения которых охватывали значительные участки зоны и придавали особую динамику происходившим внутри нее событиям экономического, культурного и этнического характера. Вместе с тем в различных районах зона непосредственно соприкасалась с территориями древнейших культурных очагов Восточного Средиземноморья и Ближнего Востока, с областями формирования кавказских, семитских, угро-финских языков, свидетельства взаимодействия которых с индоевропейскими языками отмеченной зоны совершенно закономерны [24].

 

Именно в пределах «циркумпонтийской зоны», начиная с рассматриваемого периода, ряд культурных общностей отмечен последовательностью и преемственностью развития вплоть до конкретных, исторически засвидетельствованных групп индоевропейской языковой семьи. При всех дискуссиях, касавшихся этнической принадлежности создателей культур шнуровой керамики, связь их с развитием индоевропейского этноса — конкретно славян и балтов — не вызывает сомнений. До раннего железного века и формирования исторических фракийцев и иллирийцев прослеживается цепь культурных звеньев, начиная с культур раннего бронзового века Среднего и Нижнего Подунавья и севера Балканского полуострова. С раннеэлладской культурой связывается один из догреческих индоевропейских этнолингвистических пластов Греции [25]. Связь степных культур Северного Причерноморья и Прикаспия с индоиранским этносом безусловна [26].

 

243

 

 

Вопросы развития анатолийских групп индоевропейцев (лувийской, палайской, хеттской) должны рассматриваться прежде всего с учетом культур раннего бронзового века этой части «циркумпонтийской зоны»: и здесь преемственность начинается с того же периода (Кумтепе, Троя, Бейджесултан и др.).

 

В целом рассмотренная территория и происходившие на ней со времени раннего бронзового века этнокультурные события полностью соответствуют лингвистической теории контактных зон, языковых союзов и скрещивания языков [27]. А. А. Формозов справедливо отметил, что идеи, развиваемые этой теорией, «лучше всего соответствуют археологическим материалам. Все поиски праиндоевропейской археологической культуры окончились ничем. Гораздо убедительнее выглядят попытки наметить зоны с группой близких по облику археологических культур, где могли складываться индоевропейские или финно-угорские языки» [28].

 

Одна из таких попыток и представлена выше. В заключение должен подчеркнуть, что она касается индоевропейской проблемы лишь на определенном хронологическом срезе последней, отнюдь не исключая возможности иных построений для более ранних этапов этнической истории.

 

 

ПРИМЕЧАНИЯ

 

1. Dakaris S. I., Higgs Е. S., Hey R. W. The Klimat, Environment and Industries of Stone Age Greece, pt 1. — PPS, 1964, v. XXX; Higgs E. S., Vita-Finzi C. The Klimat, Environment and Industries of Stone Age Greece, pt 2. — PPS, 1966, v. XXXII.

 

2. Вавилов H. И. Учение о происхождении растений после Дарвина. — В кн.: Вавилов Н. И. Избранные произведения. Л., 1967, т. 1, с. 314—317.

 

3. Milojčič V., Boessneck J., Hopf M. Die deutsche Ausgrabungen auf der Argissa Magula in Thessalien. — In: Das Präkeramische Neolithikum sowie der Tier- und Pflanzenreste. Bonn, 1962, I; Renfrew J. Agriculture. — In: Teocharis D. R. Neolithic Greece. Athens, 1973, p. 149 sqq.

 

4. Milojčič V. Präkeramisches Neolithikum auf der Balkanhalbinsel. — Germanica, 1960, v. 38, N 3/4, S. 321—335; Титов В. С. Неолит Греции. М., 1969, с. 99—103; Teocharis D. R. Neolithic Greece, p. 33—38.

 

5. Титов В. С. Древнейшие земледельцы в Европе. — В кн.: Археология Старого и Нового Света. М., 1966, с. 29 след.

 

6. Титов В. С. К вопросу о соотношении этнолингвистических слоев и культурно-исторических общностей на юге Балканского п-ова. — КСИА, 1970, 123, с. 32—42.

 

244

 

 

7. Vajsova (Todorova) H. Stand der Jungsteinzeitforschung in Bulgarien. — Slovenska Archeologia, 1966, v. XIV, S. 15—48; Georgien G. Verbreitung und Entwicklung der neolitischen Kulturgruppen in Bulgarien. — In: Actes de Premier Congrès International des Etudes Balkaniques et Sud-Est Européennes. Sofia, 1970, v. I.

 

8. Титов В. С. Период неолита в Греции. — В кн.: Новое в советской археологии. М., 1965, с. 72—76; Он же. Древнейшие земледельцы в Европе; Mellaart J. Prehistory of Anatolia and its Relations with the Balkans. — In: L’ethnogenèse des peuples balkaniques. Sofia, 1971.

 

9. Титов В. С. Неолит Греции, с. 169 сл.; Он же. Проблема хронологии неолита и энеолита Юго-Восточной Европы. — СА, 1974, 4, с. 23—48.

 

10. Черных Е. Н. Горное дело и металлургия в древнейшей Болгарии. София, 1978.

 

11. Тодорова X. Энеолит Болгарии. София, 1979, с. 5.

 

12. Титов В. С. К вопросу о соотношении. . ., с. 40.

 

13. Георгиев В. Исследования по сравнительно-историческому языкознанию. М., 1958; Georgier V. L’ethnogenèse de la péninsule balkanique d’après les données linguistiques. — In: L’ethnogenèse des peuples balkaniques. Sofia, 1971.

 

14. Roman P. I., Németi I. Cultura Baden în România. Bucureşti, 1978; Езеро. Раннобронзовото селище. София, 1979.

 

15. Kalicz N. Die Peceler (Badener) Kultur und Anatolien. Budapest, 1963.

 

16. Mellaart J. Prehistory of Anatolia. . .

 

17. Yakar J. Troy and Anatolian Early Bronze Chronology. — In: Anatolian Studies, 1979, v. XXIX, p. 53—67.

 

18. Езеро, c. 498—502.

 

19. Roman P. I., Németi Ἰ. Cultura Baden. . ., p. 63—75.

 

20. Jovanovič B. Indoevropljani i eneolitski period Jugoslavije. — In: Praistorija jugoslavskih zemalja. V. III. Eneolitsko doba. Sarajevo, 1979, s. 406 sq.

 

21. Мерперт H. Я. История населения степной полосы Восточной Европы в III тысячелетии до н. э. Автореф. дис. . . . докт. ист. наук. М., 1968; Он же. Древнейшие скотоводы Волжско-Уральского междуречья. М., 1974; Он же. Из истории древнеямных племен. — В кн.: Проблемы археологии Евразии и Северной Америки. М., 1977.

 

22. Черных Е. Н. Об европейской зоне Циркумпонтийской металлургической провинции. — In: Acta Archaeologica Carpatica, 1977, XVII, p. 29—53; Он же. Горное дело и металлургия. . .; Он же. Металлургические провинции и периодизация эпохи раннего металла на территории СССР. — СА, 1978, 4; Chernykh Е. N. Metallurgical Provinces of 5th — 2nd Millenia in Eastern Europe in Relation to the Process of Indo-Europeization. — Journal of Indo-European Studies, 1980, v. VII, N 3/4.

 

23. Мерперт H. Я. Древнейшие каменные крепости Болгарии. — В кн.: Новое в археологии. М., 1972, с. 46—56.

 

24. Трубецкой H. С. Мысли об индоевропейской проблеме. — ВЯ, 1958, 1, с. 65—77; Гамкрелидзе Т. В., Иванов В. В. Древняя Передняя Азия и индоевропейские миграции. — VIII Всесоюзная конференция по Древнему Востоку. Тезисы докладов. М., 1979, с. 33—36; Они же. Миграции племен — носителей индоевропейских

 

245

 

 

диалектов с первоначальной территории расселения на Ближнем Востоке в исторические места их обитания. — ВДИ, 1981, 2; Кнабе Г. С. Словарные заимствования и этногенез (К вопросу о «балтийских» заимствованиях в восточных угро-финских языках). — ВЯ, 1962, 1; Jokt A. J. Uralier und Indogermanen. Die älteren Berührungen zwischen den uralischen und indogermanischen Sprachen. Helsinki, 1973.

 

25. Титов В. С. К вопросу о соотношении этнолингвистических слоев. . ., с. 39.

 

26. Кузьмина Е. Е. Происхождение индоиранцев в свете новейших археологических данных. — В кн.: Этнические проблемы Центральной Азии в древности. М., 1981.

 

27. Трубецкой Н. С. Мысли об индоевропейской проблеме; Толстов С. П. Проблема происхождения индоевропейцев и современная этнография и этнографическая лингвистика. — КСИЭ, 1946, 1, с. 3—13; Церетели Г. Н. О языковом родстве и языковых союзах. — ВЯ, 1968, 3, с. 3—18 и др.

 

28. Формозов А. А. Проблемы этнокультурной истории каменного века на территории европейской части СССР. М., 1977, с. 135.

 

[Previous] [Next]

[Back to Index]