Этногенез народов Балкан и Северного Причерноморья. Лингвистика, история, археология
С. Бернштейн, Л. Гиндин
(отв. ред.)

 

ЛИНГВИСТИКА, ФИЛОЛОГИЯ

 

8. ОБ ИРАНОЯЗЫЧНОМ И «ИНДОАРИЙСКОМ» НАСЕЛЕНИИ СЕВЕРНОГО ПРИЧЕРНОМОРЬЯ В АНТИЧНУЮ ЭПОХУ

Э. А. Грантовский, Д. С. Раевский

 

 

Одна из основных проблем истории Северного Причерноморья I тыс. до н. э. — этническая принадлежность его населения. Помимо внешних этноязыковых привнесений (греческие колонисты и др.) и возможного наличия в маргинальных зонах иных языков (северо-западной кавказской группы и др.) основная масса дошедшего до нас лингвистического материала обычно считается иранской. Но в том же материале не раз пытались выявить иные компоненты. Тут следует выделить индоарийскую гипотезу, разрабатывавшуюся в 20—40-х годах П. Кречмером применительно к Тамани и Прикубанью в связи с мнением о расселении индоариев из областей к северу от Кавказа. Поддержанная В. Бранденштайном, но отвергнутая В. Эйлерсом и М. Майрхофером, а также Р. Хаушильдом (литературу см.: Грантовский 1970, 15 и след., 20 и след.), она была возрождена и развита О. Н. Трубачевым (1975; 1976 и др.). Сначала он тоже имел в виду Восточное Приазовье, а затем причислил к районам обитания индоариев в античную эпоху Южный Крым, Нижнее Поднепровье

 

47

 

 

и другие области Северного Причерноморья, оставив иранцами лишь кочевых скифов и сарматов.

 

Проблема причерноморских «индоариев» имеет два аспекта: 1) принципиальная возможность их пребывания здесь и 2) его реальные доказательства для скифской эпохи. Первое теоретически допустимо и согласуется с выводом о длительном обитании индоиранцев и их разделении на две ветви в Юго-Восточной Европе (ср.: Абаев 1965; 1972; Грантовский 1964; 1970 и др.). Но конкретные аргументы о наличии здесь индоариев в античную эпоху вызывают возражения на разных уровнях исследования и собственно языковых и экстралингвистических данных.

 

Широкое распространение иранских языков в Северном Причерноморье I тыс. до н. э. можно считать доказанным, хотя имеются, конечно, имена, иранская атрибуция или этимология которых оспаривается, и такие, о языковой принадлежности которых судить вообще затруднительно. Это обычно и порождает попытки отыскать в Скифии следы иных этноязыковых групп. Но и отсутствие на сегодня иранского объяснения тех или иных имен еще не говорит об их неиранской принадлежности. Это подтверждается иноязычными передачами многих иранских имен из других регионов. Так, имя Κυαξάρης лишь по этой греческой передаче едва ли сочли бы иранским и явно не определили бы его иранскую форму (к счастью, известную по персидскому тексту: hUvaxštra). Для имени следующего мидийского царя — Ἀστυάγης лишь по передачам в аккадском и эламском определяется иранский оригинал: *štivaiga, с переходом ršt > št, происшедшим в части западно-иранских диалектов к VI в., но еще не в персидском надписей VI—IV вв. Имена Ахеменидов пяти поколений: Теисп, Кир I и II, Камбис I и II — известны и по персидским текстам, но часто считались неиранскими, и лишь факт ираноязычия их носителей стимулировал поиски иранской этимологии. В греческих передачах имена могли искажаться по разным причинам, например из-за уподобления сходно звучащим греческим словам: Σμέρδις для перс. Bardiya, Μεγα- для иран. Baga- ряда имен и т. д. (cp.: Schmitt 1967). Уподобленное греч. ἁρπαγή, имя Ἅρπαγος происходит от иран. *Arbaka, ср. инд. arbhaka, arbha; существование иран. *arbaka и *arba, неизвестных по иным иранским данным, удостоверяется ономастикой VIII—V вв. (Грантовский 1971, 300). Принадлежность таких имен, слов, фонетических явлений иранскому

 

48

 

 

очевидна лишь в свете имеющихся данных для Западного Ирана.

 

Скифский языковой материал представлен почти исключительно ономастическими данными, причем немногочисленными, разрозненными, в большинстве известными по одному источнику и лишь в иноязычной передаче. Истолкование их основано на сравнении с иными иранскими данными. Но сами древние иранские имена и лексика известны в ограниченном объеме, намного меньше древнеиндийских, поэтому закономерны индийские аналогии при толковании иранских фактов, будь то из Ирана, Скифии и проч., а также привлечение данных более поздних иранских языков. Однако последние и в совокупности не сохранили всего древнего лексического фонда и, кроме того, в большинстве принадлежат к иным диалектным группам, чем «скифский»; особо важны данные осетинского, но и он разделяет не все особенности скифского. По имеющимся данным определяется лишь часть особенностей скифских диалектов; между тем та или иная диалектная черта может — тем более в иноязычной передаче — резко изменить «общеиранскую» форму имени, поддающуюся этимологизации.

 

Эта специфика материала требует, чтобы этноисторические выводы опирались в первую очередь на надежные языковые интерпретации. Исследование же этого материала должно учитывать источниковедческий аспект, исторический контекст, в котором выступают привлекаемые имена, закономерности иноязычных передач при определении допустимой оригинальной формы имени; предлагаемые значения имен, в том числе сложных, должны быть семантически оправданны и по возможности иметь аналогии в ономастике и фразеологии. При ограниченности иранских данных, необходимых для соблюдения этих требований, тем более показателен неуклонный рост числа имен, убедительно объясненных из иранского (ср. последовательно у Вс. Миллера, М. Фасмера, и др.; многие важные этимологии даны В. И. Абаевым, в том числе на основе осетинских данных; интересен ряд этимологий Я. Харматты, например имени скифского царя у Гелланика Σάνευνος: *Sānavana 'побеждающий врагов’ (Harmatta 1951, 96—98), sāna известно по хотано-сакскому, согдийскому, осетинскому). Любые же альтернативные гипотезы, чтобы быть весомыми, должны базироваться на не менее тщательном и всестороннем анализе материала.

 

49

 

 

Ни одна из подобных гипотез этому условию пока не отвечает.

 

Несмотря на скудость ранних данных, с самого появления античных свидетельств о языке населения Северного Причерноморья для всей Скифии и ряда соседних областей известны бесспорно иранские имена, например легендарного царя Колаксая (был известен грекам с VII в., ср. у Алкмана, fr. 23), царя Спаргапита (по Геродоту, жил в VII в.), Саневна и др.; ряд гидронимов, в том числе Пантикапа (Ингулец?) и происходящее от идентичного названия (видимо, Керченского пролива) имя возникшего в VII в. Пантикапея (с индоиран. panti 'путь’ и вост.-иран. kapa 'рыба’, ср. в осетинском, согдийском и др.); отраженное в Πόντος Ἄξείνος, уже в VI—V в. заменявшемся на Π. Εὔξεινος, название Черного моря Axšaina 'синий, серый’ и др. (иранское слово без индийского соответствия) [1]; ряд названий соседних со Скифией племен у Гекатея, Гелланика, Геродота и др. Эти имена, как и многие из более поздних надписей из разных районов Северного Причерноморья, определяются как иранские и без дополнительных данных. Существенны выводы из комплексного рассмотрения серий взаимосвязанных имен. Остановимся на трех таких сериях: легенда о происхождении скифов (Herod. IV, 5—7 и параллельные материалы), пантеон (IV, 59 и дополнительные данные), скифская династия.

 

В тексте названной легенды Геродот приводит девять имен. Иранский характер и значение части этих имен или их элементов очевидны и общепризнаны (вторая часть имен трех братьев: xšaya- 'царь’, Παραλάται — ср. Paraδāta иной иранской традиции). Предлагались иранские этимологии всех имен легенды, и, хотя частично их формы и значения вызывают разногласия, имеются четкие доказательства иранизма ономастики легенды в целом. Так, Σκόλο-ται содержит тот же элемент, что и имя скифского вождя Scolo-pitus (Трог: Iust. II, 4,1), и окончание -ta, известное по этнонимам из скифо-сарматского мира и как окончание мн. числа в наиболее близких языках: осетинском, хорезмийском, согдийском. Основная часть имени — диалектная форма с l < δ (ср. в ряде восточноиранских языков и в Παραλάται самой легенды) от *Skuδa, формы имени скифов, определяемой по переднеазиатским данным и по греч. Σκύθαι; форму с l дает и имя царя Σκύλης (см.: Дьяконов 1956, 242 и след.; 1980; 1981, 99 и след.;

 

50

 

 

Грантовский 1970, 89 и след.; Трубачев 1980, 118; Szemerényi 1980, 16—23, с литературой, там же см. об этимологии иран. *skuđa). Имя Αὐχάται тоже объяснено как форма мн. числа (Абаев 1949, 186 и др.) и имеет параллель в ед. числе: Auchus у Валерия Флакка (Argon. VI, 60) [2]; тут рядом с Авхом упомянут и Colaxes (Κολάξαις Геродота), и об обоих сообщаются неизвестные Геродоту сведения, восходящие к скифской традиции (Грантовский 1960, 5, 18; Раевский 1977, 22—24). Мотивы легенды, видимо, были известны грекам с VII в., а ее вариант у Геродота имеет характер целостной фольклорной записи и должен рассматриваться как единый комплекс, в том числе по принадлежности упоминаемых имен к одному диалекту. К его особенностям относится и метатеза в группе «согласный-| r» (ср. в ряде скифо-сарматских имен и в осетинском, факультативно в согдийском и проч.): Αρπό-ξαις с *ārpa- (ср. осет. arf 'глубь’, 'глубокий’) < *āpra, от āp- 'вода’ (Абаев 1949, 154, 236, 242 и след.; для формы без метатезы ср. также имя Апра — персонажа у Флакка, Argon. VI, 638—640, видимо соответствующего Арпоксаю Геродота, см.: Раевский 1977, 68 и след.). В целом имена легенды у Геродота обнаруживают правильное без исключений следование не нормализованной иранской, но диалектной норме: окончание -ta, упомянутая метатеза, переход δ > l, ri > li (как в сармато-алано-осетинском), сама фонема l (частая в скифо-сарматских диалектах и в осетинском, см.: Абаев 1965, 12, 35—41, 123 и след.).

 

Устанавливаемый таким образом системный и именно иранский характер языковых данных легенды не позволяет вырывать те или иные имена из ее контекста, объявляя их неиранскими, как это не раз было и с самим этнонимом Сколоты. В русле индоарийской гипотезы тоже иногда считают неиранскими такие имена, как скифы, сколоты, Скил (Лелеков 1980, 126). О. Н. Трубачев как раз их оставляет иранскими (1980, 118), но отказывает в иранском происхождении прародителю скифов Таргитаю в связи с концепцией об индоариях в Старой Скифии (1979, 35). Но и этот персонаж — элемент единого мифологического комплекса, имеющий четкие соответствия в иных версиях скифской легенды, включая привязанные к более восточным районам, а также у других иранцев; есть и убедительная иранская этимология его имени (Абаев 1949, 163; ее можно подтвердить дополнительными ономастическими и мифологическими аналогиями).

 

51

 

 

При толковании родоначальника скифов как, «видимо, не скифа» и индоария «довершающим» аргументом служит «близость» имен Ταργιτάος и меотянки Τιργαταώ, уже ранее сочтенной О. Н. Трубачевым индоарийкой из-за сходства имени с женским именем середины II тыс. до н. э. из Алалаха Tirgutawia, «несмотря на недостаточную ясность этимологии» (Трубачев 1976, 60; 1977, 16, 23; 1978, 38—39). Точнее, этимологий этих трех имен вообще не предлагаются. Сходными же по звучанию, особенно в иноязычной передаче, бывают разные имена из одних и тех же (ср. у Геродота Μεγάβυζος и Μεγάβαζος для иран. Bagabuxša и *Bagabāzu) или различных языков. Имя Тиргутавийя, вероятно, местное, переднеазиатское (арийские же имена клинописных текстов II тыс. обычно мужские); сравнение его с Тиргатао не более весомо, чем сближение имени Таргитай с монгольским именем Таргутай и забайкальским топонимом Тиргитуй (Болтенко 1960, 40). Сходство же и различие имен Таргитай и Тиргатао объяснимо при иранской этимологии: вторая часть общая, к tava() 'мощь’, 'мощный’ (об иранских именах, включая скиф. Партатуа-Прототий с тем же элементом, ср.: Грантовский 1970, 122, 203 и след., 234—236); первые части разные: в Τιργαταώ *tirga < tigra 'острый’, 'стрела’ (в том числе в именах) с gr > rg (как в том же слове и в осетинском), Ταργιτάος же закономерно сохраняет древнее rg. Итак, нет оснований видеть в именах легенды какие-либо неиранские элементы.

 

Обратимся к именам скифского пантеона. Как пример «нескифского в скифском» О. Н. Трубачев приводил имена Ойтосир и Табити (1976, 54), давая их индоарийскую этимологию (1977, 19, 23), а позднее к «непонятным из иранского» отнес теонимы: Οἰτόσυρος, θαμιμασάδας, Ἀπί, Αργίμπασα, Παπαῖος (1979, 29; ср. также у Лелекова (1980, 126) об именах Папай, Апи, Аргимпаса); имеющиеся иранские объяснения при этом игнорируются. В других случаях сведения о скифских богах и их имена сопоставляют с широким кругом фракийских, греческих, балто-славянских, малоазийских и иных данных (см., например: Ельницкий 1960); на такой основе и сам скифский язык определяют как особый индоевропейский неарийский (Петров 1968).

 

Различные особенности скифской религии и мифологии указывают на их индоиранскую принадлежность и имеют параллели в иных культурах арийского мира, от общеарийских

 

52

 

 

аналогий до черт, сохранившихся для осетинской традиции. Данные о самих богах, которых, по Геродоту (IV, 59), почитали все скифы и сами цари Скифии (IV, 127), скудны, но в целом соответствуют характеру главных божеств иранских религий (cp.: Nyberg 1938, 253—256; Абаев 1962; Widengren 1965, 158—161). Имеющие общие функции или восходящие к единым образам, боги различных арийских традиций часто, однако, именовались по-разному, а в качестве имен за ними легко закреплялись их эпитеты (индийская Сарасвати близка богине иранцев, именуемой в Авесте Ардвисурой — с прозвищем anähitä, прилагавшимся и к иным богам, — а позже в Иране Апахитой; имя иранского Веретрагны соответствует эпитету Индры vr̥trahan и т. д.; к V в. до н. э. среди ведущих богов Индии и Ирана почти не было одноименных). Имена скифских богов у Геродота также находят соответствия в эпитетах или именах арийских мифологических персонажей, за исключением, пожалуй, имени «скифского Посейдона»: тут трудно установить уже греческую форму из-за больших разночтений в рукописях (варианты см.: Латышев 1890, 25). Но как раз этого бога, по Геродоту, почитали лишь царские скифы — бесспорно иранцы.

 

Имя Ταβιτί О. Н. Трубачев толкует как «*ta(d)-bitī „бьющая“. . . Ср. др.-инд. tad „это“ и *bitī. . .» (Трубачев 1977, 23). Первый элемент, впрочем, мог бы быть и иранским, а об и.-е. *bhe- 'бить’ О. Н. Трубачев пишет, что его продолжений «практически не знают ни индоарийские, ни иранские языки» (Трубачев 1978, 42). Да и само такое объединение местоимения и глагола едва ли правомерно. К тому же это толкование вовсе не учитывает сущности образа Табити, отраженной в ее отождествлении с Гестией и в контекстах ее упоминания Геродотом (IV, 59, 127; cp. IV, 68). Иранисты не раз (Nyberg 1938, 254, 464; Абаев 1962, 448; 1979, 236 и след.; Widengren 1965, 158) сопоставляли ее функции и имя: «согревающая», «пылающая» и т. п., причастие жен. рода *Tapatī, *Tāpayatī или *Tapantī ( > *Taviti) от арийск. tap- (и.-е. *tep-); -β- должно указывать на иранское диалектно-хронологическое развитие. Позже Ж. Дюмезиль привлек индийский рассказ о Tapatī 'Согревающей’, с телом сияющим, как пламя, дочери бога солнца (называемого тут же Tapana 'Согреватель’), с сюжетным соответствием в осетинской традиции о дочери солнца Ацирухс 'Чудесный свет’

 

53

 

 

(Dumézil 1978, 123—145; обе вступают в брак со смертным — индийским царем и нартским героем; с учетом Herod. IV, 7 127 Дюмезиль реконструирует мотив брака Табити с Таргитаем; сходную гипотезу о ее браке с Колаксаем см.: Раевский 1977, 87—109). Заметим еще, что слова от того же корня tap- широко представлены в иранском в значениях 'греть, сиять’ и др., в курд. tāw и перс. āf-tāb 'солнце’, в персидских женских именах (Рубинчик 1970, II, 738): Тāбāн (при tābān 'блестящий’ и т. п.) и Тāбанде — причастие наст, времени глагола 'сиять’ и проч. Итак, имя Табити, восходящее к арийской эпохе, у ираноязычных скифов прилагалось к одному из главных божеств.

 

Имя скифского Зевса Παπαῖος не столь выразительно для определения его значения. Оно могло у иранцев-скифов означать: 'отец’ (см. работы X. Нюберга, В. И. Абаева, Г. Виденгрена) или 'покровитель’ — к рā(у)- 'охранять’ от основы papa- и проч. (ср. авест. pāpō. vačah; pāyu — эпитет Ахурамазды и др.). В толковании западноиранских имен *Pāpa, *Pāpaka и др. (Benveniste 1966, 17; Gershevitch 1969, 218; Грантовский 1970, 259) существуют те же колебания. Оба объяснения соответствовали бы данным о скифском Зевсе легенды и пантеона.

 

Имя его супруги, скифской Геи, — Ἀπι. Отмечалось, что оно представляет собой «обычное иранское слово для „воды“» (Nyberg 1938, 254; Widengren 1965, 159): āp-, в древнеперсидском, возможно, āpi- (Kent 1950, 168); имя объясняли и как *Āpi 'Дочь Вод’ (Brandenstein 1953, 189); допустимо и *Āp(i)yā 'водная’, 'происходящая от вод’ (ср. вариант в рукописях — Ἀπία, предпочитаемый С. А. Жебелевым —1953, 33). В Авесте обожествленные Воды (*Āpah, Āpō) считались женами Ахуры; в календаре имеются месяц и день Вод; с ними тесно ассоциируется Ардвисура. Апи особо сближают с ней или с вступающей в брак с богом неба связанной с водами зороастрийской богиней земли (X. Нюберг, Г. Виденгрен). В дошедших версиях самой скифской традиции прародительница связана то с землей, то с водами рек (Грантовский 1960, 7 и след.; Раевский 1977, 44—49).

 

Для имени скифского Аполлона О. Н. Трубачев дает индоарийскую этимологию: «ait-asura „бог света“: Οἰτόσυρος (Герод., Гес.). Ср. др.-инд. éta „сияющий“, ásura „добрый дух“» (Трубачев 1977, 19). Предполагаемая форма не кажется реальной. Возможность сочетания éta ('пестрый, яркий' и т. п.,

 

54

 

 

часто о масти животных, cp.: Mayrhofer 1, 127) с asura требовала бы подтверждения. Членение имени произвольно; при иранских толкованиях выделяют sūra (инд. çūra) 'могучий’, 'герой’ — частый эпитет богов или часть их имени (ср. Ardvī-sūrā). Но надежное объяснение имени затруднено различиями его греческих фиксаций, особенно начала, где в связи с иными дошедшими написаниями для иранского принимают g- или v- (литературу см.: Widengren 1965, 159; возможны и иные иранские толкования). Передача же Οἰ- для ai- неадекватна, и уже поэтому этимология с aita- уязвима. Более того, давая ссылку «Герод., Гес.», О. Н. Трубачев не приводит написания у Гесихия и не объясняет, как можно согласовать его с Геродотовым. Форму Гесихия Γοιτόσυρος (Γ- и у Оригена, с. Gels. VI, 39: Γογγόσυρος) часто принимают и для изданий Геродота. Тогда передача с О добыла бы неверна (либо, быть может, имела густое придыхание, ср.: Мищенко 1888, II, 435: Гойтосир Οἱτόσυρος, чтò могло бы передавать и иран. g-; так, 'Υστάσπης у Геродота ближе не к др.-иран. Vištāspa, а к более позднему Guštāsp). По иному объяснению (Nyberg 1938, 464), Г-, как бывает у Гесихия, — результат искажения неизвестной поздним переписчикам дигаммы; тогда *Woi- и Oi- передавали бы Vai-. Итак, имя начиналось с V- или G- (в крайнем случае с Н-), но отнюдь не с А-.

 

В разных написаниях известно и имя скифской Афродиты Урании. О. Н. Трубачев и Л. А. Лелеков упоминают лишь форму Ἀργίμπασα (но и на ней основаны иранские этимологии И. Марквэрта и Э. Герцфельда). Она представлена в некоторых рукописях Геродота, но в других — Ἀρίππασα и Ἀρτίμπασα (см.: Hude 1908). Форму с -τ- дает и Гесихий (Ἀρτιμηασα вместо Ἀρτίμπασα); она засвидетельствована и эпиграфически (в двух надписях вольноотпущенников из Тускула — GIG III, 6014 a, b; ср.: How, Wells 1912, 325; Widengren 1965, 160). Тогда Ἀρτι- совпадает с Arti (авест. Aši), именем известной иранской богини (см.; Nyberg 1938, 254, 464; Абаев 1962, 449 и след.; там же ср. о близости функций ее и скифской богини). Все имя *Artimpasā, по Х. Нюбергу и Г. Виденгрену, значит «смотрящая за arti» (для сочетания второй части имени с обозначением функции божества см. авестийский пример: Nyberg 1938, 464). В Авесте предмет заботы богини уже стал ее собственным именем (а она сама — олицетворением абстрактного понятия); тогда скифское

 

55

 

 

имя отражает промежуточную стадию этого развития. Итак, пантеон скифов служит примером эволюции арийского религиозного наследия в конкретной ираноязычной среде.

 

Теперь о скифской династии. Она происходила из среды кочевых царских скифов, ираноязычие которых не оспаривает и О. Н. Трубачев. Но группу имен членов царского дома — Гнур, Савлий, Иданфирс, Анахарсис — он считает неиранскими и «приуроченными к Старой Скифии», где имелось «земледельческое индоарийское население» (Трубачев 1979, 35 и след., 40). Скифские цари и их родичи бывали, конечно, и там, по ничто не указывает на особую связь кого-либо из них с этими районами. О. Н. Трубачев останавливается на именах Анахарсиса и его отца, по Геродоту — Гнура, а по Лукиану — Давкета: Δαυκέτης. Возводя последнее к греч. δαῦκος 'вид зонтичного растения, пастернак, морковь’, он видит в нем «кальку местного Γνοῦρος»— испорченной передачи др.-инд. gandīra 'какое-то огородное растение’ или gārjara 'морковь’; так Анахарсис становится «сыном Пастернака» (Трубачев 1979, 36). Но эти индийские слова не только мало похожи на Γνοῦρος, но, не имея индоевропейской этимологии (cp.: Mayrhofer I, 147, 318, 327), едва ли относятся к доиндийскому прошлому ариев. Само Ἀνάχαρσις возводится к mahari 'великий мудрец’, начальное же А- 'не’ толкуется как «вторичное наращение имени, так сказать, уже после осуждения скифами Анахарсиса за следование обычаям греков» (там же, с. 35 и след.). Но привативное а- вряд ли дало бы тут значение, удовлетворяющее такому толкованию; согласно же традиции, скифский царевич посетил Элладу, уже нося имя Анахарсис. Предложена и достаточно корректная иранская этимология: *ana-hvarti > ana-xvarci 'невредимый’ и т. п.— с осетинским соответствием, указывающим и на ее семантическую, правомерность; раннее развитие ti > ci и особенности греческой передачи вполне допустимы (Абаев 1949, 153, 169, 206, 214).

 

Принадлежность скифских царей к ираноязычной среде следует и из надежно определимых имен: первый из названных Геродотом предков Анахарсиса — Σπαργαπείθης (обе части имени иранские, к тому же оно соответствует имени массагета Σπαργαπίσης, Herod. I, 211); царь V в. — Ἀριαπεἰθης (с той же второй частью, так что и arya- тут из иранского); его сын — Σχύλης (ср. выше) и др. В надписи на перстне Скила назван Ἀργότας — видимо, царь нач. V в.

 

56

 

 

(Виноградов 1980); то же имя известно на Боспоре: Ἀργότας (КБН № 75, II в. до н. о.) и Ἀργόδας (№ 510, I в. н. э., с закономерным для этого времени озвончением); в имени (ср.: Абаев 1949, 154; 1958, 65 и след.) отражена метатеза того же типа, что в языке скифской легенды у Геродота. Цари скифов считали своим предком Колаксая; эпическими или реальными царями были Саневн (см. выше) и Ариант (Herocl. IV, 81). Иранские имена носили вожди скифов в Передней Азии: Ишпакай, Партатуа-Прототий, Мадий, а также Сколопит, происходивший из скифского царского дома (Iust. II, 4, 1).

 

Остановимся еще на отдельных примерах, включая относимые к Старой Скифии. Местность и горький источник на ее территории назывались по-скифски Ἐξαμπαῖος, а по-гречески — Ἱραί ὁδοί (Herocl. IV, 52, 81). Скифское имя объясняли, видя тут перевод (ср.: Dumézil 1978, 305 и след.). О. Н. Трубачев идет иным путем, толкуя его как «непригодная вода»: к др.-инд. а ('не’) -kamá ('пригодный’) -páya ('вода, жидкость’), подчеркивая широкий круг значений инд. paya- в отличие от авест. payō «лишь молоко» (Трубачев 1977, 19; Trubačev 1977, 132—134). Но если принять само это толкование, то допустимо и иран. *a-xšama-paya ( с обычным ξ для иран. xš); инд. paya и др. 'молоко, питье, сок’ и т. п. по значению едва ли отличны от иранских соответствий, означавших не только молоко (основное значение и в индийском), но и иные напитки и жидкости, а-рау- (< *pe-) 'литься, переливаться’ и проч. (в Авесте, также в сакском: Bailey 1979, 252), что приложимо и к источнику; инд. kam-, kama- имеет соответствие в иран. xšam-, известном по древнейшему иранскому тексту — Гатам (Ys. 29, 9) и по хотано-сакскому (Bailey 1979, 66 и след.). Так что эта этимология лишь увеличила бы фонд иранских имен из Скифии.

 

Характерен пример с этнонимом Ἀλαζῶνες или Ἀλιζῶνες. По О. Н. Трубачеву, «так индоарийцы Старой Скифии звали ближайших иноплеменных соседей» — «другой род»: инд. , ибо «по-ирански „род“ — zantu-, в то время как по-индийски jana-» (Трубачев 1979, 36 и след.). Но соответствие к инд. jana : иран. zana, прилагающееся и к семейно-родовым группам, племени, народу, представлено в ново- и среднеиранских языках, известно в Авесте и древнеперсидском, а также по иранским именам с ассирийской эпохи (Bartholomae 1904; Kent 1950; Brandenstein, Mayrhofer 1964, 157; Mayrhofer I, 416 и след.; Грантовский 1970,

 

57

 

 

213 и след, и т. д.). В первой части имени О. Н. Трубачев видит архаическое инд. *ali (до перехода в ari 'чужой’) — пример «сохранения ламбдацизма в языковых реликтах» Северного Причерноморья (Трубачев 1979, 37). Но это явление, как отмечалось, присуще иранскому скифскому и сармато-алано-осетинским диалектам и в случаях сохранения и.-е. l, и в новообразованиях, включая ri, ry > (li), что представлено и для arya-, этимологически связанного с ari-, именами: Ἀλέ-ξαρθος (КБН, № 1051), Ἀλανοί и др. (см.: Абаев 1949, 156, 189). Если бы в имени алазонов содержалось *ali 'чужой’ (но допустимо и ala-, ali < arya), оно тоже могло быть иранским, как в осет. æcæg-æl-on 'истинно чужой, чужак’ (о человеке, роде, народе), где æl, по Абаеву (1958, 101), — из *ari-, *arya- 'чужой’, а по Семереньи (Szemerényi 1977, 149) — сохраняет и.-е. l. Впрочем, такое объяснение имени алазонов (и иранское, и индийское) затруднено передачей -ζωνες для zana/jana, так что имя как минимум искажейо по уподоблению греч. ἀλαζών 'хвастун’ и т. п. или известному уже Гомеру (II. II, 856) малоазийскому этнониму Αλιζῶνες (к этому уподоблению cp.: Strab. XII, 3, 21).

 

В подтверждение своей этимологии О. Н. Трубачев цитирует Геродота (IV, 17): «другое племя, которые называются ализоны», видя в греч. ἄλλο ἔθνος «кальку» этнонима (Трубачев 1979, 37, 40). Но у Геродота этот и подобные обороты относятся и к другим народам, а в Скифском логосе недалеко от упоминания алазонов находим вполне аналогичный пассаж со словами Μελάγχλαινοι, ἄλλο ἔθνος (IV, 20). Имя меланхленов элемента «другой», понятно, не включает; само же оно восходит к иранскому этнониму Σαυδοράται ('одетые в черное’, см.: Абаев 1949, 184; 1979, 43—44).

 

В титуле rex упомянутого в двух надписях царя роксоланов или сарматов Rasparaganus О. Н. Трубачев (1978а) видит «глоссу» к первой части имени, считая его индоарийским: *rāj-para-g(h)ana 'царь Врагов-убивающий’, причем утверждается, что первые два слова или их значения неизвестны в иранском, а третье имело бы в нем иную форму: jan. Позже Ф. Елоева (1980) отметила, что все они отражены в иранской лексике, объясняя имя с тем же значением по-ирански: *raz/s-paragana. Но оба толкования явно искусственны и едва ли нужны, ибо все имя убедительно объясняется на сармато-алано-осетинских материалах (Абаев 1949, 182 и след.).

 

58

 

 

Не отрицая ираноязычия сарматов — и савроматов, принимаемых за тот же народ, — О. Н. Трубачев полагает, что сам этноним сложился у «индоариев» Старой Скифии, от которых греки и узнали об этом народе. Имя толкуется как «*sar-mat — „женские, принадлежащие женщинам“... с суффиксом -ma(n)t-/-va(n)t- от ... *sar (по-ирански было бы *har) „женщина“» (Трубачев 1979, 40 и след.). Но такое образование и его значение едва ли возможны и чисто формально, а существование арийского sar- 'женщина’ по меньшей мере относительно. Его подтверждение О. Н. Трубачев ищет в самой ономастике Северного Причерноморья, кроме того ссылаясь на инд. ap-saras и авест. ha-irišī 'женщина, самка’ (Трубачев 1979, 41; ср. 1976, 56; 1977, 20—22; 1978, 38). Но имя Apsarā имеет и иные этимологии (Mayrhofer I, 40 и след.; II, 388; III, 629), а авест. ha-irišī, очевидно, иное значение (ср.: Szemerényi 1977, 34—43). Толкование О. Н. Трубачева опирается на якобы содержащееся в текстах «устойчивое соположение имени и определения „сарматы женовладаемые“: Σαυροματῶν δέ ἐστὶν ἔθνος γυναικοκρατούμενον (Scyl. Cary and. 70); Sauromatae Gynaecocratumenoe. .. (Plin., NH VI, 19)» (Трубачев 1979, 40). Но в обоих случаях названы не сарматы, а савроматы, что вовсе не соответствует предлагаемому *sar-mat. Грекам же в первые века пребывания их в Северном Причерноморье народ у Танаиса был известен именно как Σαυρομάται. Имя Σαρμάται — это или более поздняя форма (и тогда она не может определять толкования имени, под которым греки узнали этот народ), или это вообще разные названия различных народов, причем сарматы пришли с востока позже (М. И. Ростовцев, Д. А. Мачинский и др.). Их имя связывают c Sairima Авесты, Sarm, Salm последующей иранской традиции; оно содержит также окончание мн. числа -ta, как и имя савроматов. Иранскую принадлежность последнего, независимо от его значения, подтверждают имена Sauromaces, Saurmag (Абаев 1949, 184) — формы ед. числа с суф. -aka > -ag (ср. осет. sawdar, sawdaræg 'одетый в черное’ и мн. числа sawdaratæ Σαυδαράται).

 

Вызывают возражения толкования при разработке индоарийской гипотезы и многих других исторических, а также археологических данных, которым отведена важная роль как при выборе областей, где ведутся поиски индоариев, так и при толковании конкретных фактов. Приняв мнение об индийской принадлежности синдов и

 

59

 

 

затем расширяя ареал индоариев в Причерноморье, О. Н. Трубачев (1976, 50 и след.) обратился сначала к меотам, опираясь на Страбона, причислившего синдов к меотским племенам (XI, 2, 11). Но меоты тут — собирательное понятие; к ним отнесены, между прочим, аспургианы с явно иранским именем (ср. еще: «Аспург, переводчик сарматов» — EIL, № 555), отражающим, кстати, ту же метатезу, что в именах Тиргатао и Арготов Боспора и Скифии. О. И. Трубачев ссылается и на титулатуру боспорских царей; но в ней (КБН, № 6, 10, 25, 40 и др.), как бы дробно — с перечислением племен — или обобщенно ни обозначались меоты, синды всегда обособлены, так что из нее вовсе не следует, что «синды — часть меотов» (Трубачев 1976, 51). Зато уже Гелланик (fr. 92) противопоставлял синдов «меотам скифам». Отметим попутно, что отождествление меотов с митаннийцами — более чем гипотетичное — никак не указывало бы на участие меотов в азиатских походах скифов (Трубачев 1977, 16) пятью веками позже падения Митанни.

 

Затем О. II. Трубачев (1977; 1979а) отнес к индоариям тавров: то, что они, по Геродоту, были не скифами, «не позволяет отнести. . . их к иранцам» (1977, 13). Но у Геродота нескифские народы включают и иранцев, а нескифской землей (IV, 21) названа и область савроматов, происходивших от скифов и говоривших на близком языке (IV, 110—117); тавры же и их страна противопоставлены (IV, 99) как раз Старой Скифии, которую О. Н. Трубачев отводит индоариям, и по той же логике следовало бы счесть тавров неиндийцами. В подтверждение родства тавров с синдами и меотами Трубачев (1977, 13) отмечает, что археологи «установили различные связи между областью тавров и Западным Кавказом», со ссылкой на А. М. Лескова; но у того идет речь о ранних крымско-кубанских аналогиях, не связанных (Лесков 1965, 145—146) с генезисом культуры тавров, и о сходстве таврских комплексов с кобанской культурой (там же, с. 134—135), а она не имеет отношения к синдо-меотскому ареалу. С индоариями Крыма О. Н. Трубачев связывает эпизод из Жития Стефана Сурожского о походе князя Бравлина с русской ратью из Новгорода (вар.: из русского Новгорода), который из-за даты события (ок. 800 г.) считает не Великим, а «каким-то другим Новгородом», предлагая отождествить его с Неаполем Скифским близ Симферополя (Трубачев 1979, 133—135; 1977, 27). Но скифский город погиб не

 

60

 

 

позже IV в. Именование города русским увязано с этимологией Русь от инд. ruka- 'светлый’ и с допущением, что скифская столица «предположительно носила и эпитет „светлый“», лишь потому, что тут в XVI—XVIII вв. существовало местечко Акмечеть. Сам Бравлин, подобно Анахарсису, получил, по О. Н. Трубачеву, индоарийское имя *Pravlïn(a) 'раздавленный, поверженный’ post factum — по происшедшему с ним при взятии Сурожа несчастному случаю.

 

Перейти из таврского Крыма в Поднепровье О. Н. Трубачеву помогает наличие там скорченных захоронений и «связи» тавров с Ольвией и Березанью (Трубачев 1979, 29,) документируемые, однако, лишь несколькими предположительно таврскими черепками (Лесков 1965, 161); редкие же на Днепре скорченные погребения характерны вовсе не для одних тавров. Важная роль отводится и известию Плиния (IV, 84) о Синдской Скифии на Южном Буге и Днепре, но возражения Трубачева (1979, 32 и след.) против мнения о перенесении ее сюда с Кубани не устраняют трудностей толкования текста: он содержит явные географические несообразности, объяснимые лишь смешением у Плиния двух Гипанисов — Буга и Кубани (ср.: Десятчиков 1973, 136). Сам Плиний (IV, 83) признает реальность лишь одного Гипаниса — Буга, а его сообщение об искусственном русле реки по сути идентично данным Страбона (XI, 2, 11) о Гипанисе-Кубани (Скржинская 1977, 25, 30). Сооружение в древности такого канала, возможное в дельте Кубани, исключено в низовьях Южного Буга: его русло пролегает глубоко в коренных известняковых породах. И не случайно Геродот и Страбон знают синдов и Синдику лишь на Тамани. О. Н. Трубачев же отождествляет «Синдскую Скифию» и Старую Скифию Геродота и относит к индийским имена, связанные с ней реально или приуроченные искусственно.

 

По сути общими концептуальными, а не собственно лингвистическими соображениями продиктована индоарийская атрибуция многих имен из Северного Причерноморья, включая имеющие убедительные иранские этимологии или те, которые можно — особенно по греческой передаче — счесть и индийскими, и иранскими (как и ряд современных топонимов, ср. гидроним Апока в Крыму, по Трубачеву (1977, 19) — к инд. *āpака). В иных случаях привлечены языковые критерии (см. о них: Трубачев 1976, 55; 1977, 14). Но сами такие показатели

 

61

 

 

(инд. s = иран. h, ks = š) выделяются, во-первых, на основе этимологий, исходящих из посылки, что данные имена индоарийские (хотя они объяснимы и иначе, из иранского), во-вторых, путем неприемлемых реконструкций (ср. выше: Ойтосир, савроматы-сарматы), в-третьих, не являются специфически индийскими (суф. -in, «ламбдацизм» и др.).

 

Один из главных критериев — отнесение выделяемой в именах лексики к собственно индийской и противопоставление ее иранской. Но, как отмечалось, отсутствие того или иного слова в дошедшем иранском материале еще не говорит о том, что оно не употреблялось некогда иранцами; еще показательнее, что при использовании этого критерия привлекаются слова, их формы и значения, известные в иранских языках и даже в самих древних текстах (см. выше, примеры легко можно умножить). Вместе с тем для индоарийских этимологий используются и слова, возможно восходящие к доарийскому субстрату индийского, а также явно поздние по происхождению формы пракрита и иных индийских языков. Более того, к «реликтам языка индоарийцев Северного Причерноморья» отнесен и топоним Дооб у Новороссийска— предположительно к *do-ab 'двуречье’, с аналогией: «Doab, область между Джамной и Гангом, в Индии» (Трубачев 1977, 20); но это название идет из персидско-таджикского и появилось в Индии лишь в средние века. Оно хорошо известно в иранском мире: в Средней Азии и Иране, в том числе Западном, например на северо-востоке Луристана, к северо-западу от Хорремабада, или в Курдистане, к западу от Санендеджа — Доаб, Дуаб наших карт и справочников. Толкования многих имен из древних текстов требуют дополнительных доказательств или неприемлемы вследствие произвольной трактовки источников и греческих передач (см. выше, ср. также этимологии имен Καβαθάξης Zorsines : Ζωρθίνης и т. д.; Трубачев 1976, 56; 1977, 20; Trubačev 1977, 130 и др.).

 

В целом, по нашему мнению, пока не указано ни одного явно индоарийского имени во всей припонтийской ономастике, и это — решающий фактор при оценке состояния индоарийской гипотезы в настоящее время. Напротив, совокупность надежно определенных иранских имен оставляет незыблемым вывод об ираноязычном этническом элементе как основном и пока единственно бесспорном среди местного населения Северного Причерноморья античной эпохи, хотя, как отмечалось выше, это не исключает принципиальной

 

62

 

 

возможности сохранения отдельных индоарийских пережитков, прежде всего в топонимике данного региона.

 

 

ПРИМЕЧАНИЯ

 

1. Раннее усвоение греками этого названия явно противоречит тезису, что оно бытовало лишь у степняков-кочевников, а по сути все побережье было занято индоарийскими (берега Боспора, Старой Скифии, таврского Крыма) и фракоязычными (киммерийцы Боспора и Нижнего Поднестровья) племенами, имевшими свои названия Черного моря. Как довод о фракоязычии киммерийцев привлекается (Трубачев 1976, 40) киммерийская глосса у Страбона V, 4, 5 — без указания, однако, что она относится к «киммерийцам» Апеннинского полуострова и едва ли пригодна для толкования этноязыковой ситуации в Причерноморье, тем более в свете мифологизированного расширительного понимания киммерийцев в античном мире. Впрочем, по самому О. Н. Трубачеву, «единственный более или менее достоверный языковой факт» (Трубачев 19, 75, 42), относящийся к киммерийцам, — их этноним; ираноязычные же имена их династов — «недостаточный аргумент о принадлежности всего этноса» (ср.: Трубачев 1980, 118). Но последний довод явно неубедителен в данном случае, тем более при посылке, что иранцы появились в Причерноморье лишь с приходом кочевых скифов. Сам этноним Κιμμέριοι Трубачев (1975) возводит к «фракийской праформе» *kir(s)-mar-o, от выводимого отсюда же *Kers-mar 'Черное море’, и реконструирует аналогичное по значению индоарийское название этого моря — по имени Азовского моря у Плиния: Tem-arun-da 'кормилица Черного моря’. Членение, этимология и атрибуция последнего гипотетичны, а возведение имени киммерийцев к *kir(s)-mar-o неубедительно хотя бы потому, что учитывает лишь греческую форму, где начальное К- явно вторично и восходит к G-, ср. ассир. и вавил. Gāmir(a), Gimiri, Gimirā, библ. Gmr, арм. Gamir-k', а также груз. gmiri 'богатырь’, осет. гуымиры 'великан’. См. также: Дьяконов 1981, где предложена и иранская этимология: *g(ā)m-īra.

 

2. Формы ед. числа таких имен с -ta: массагет, сармат и пр. (ср. и само Авхат у Флакка — VI, 132) — образованы в греко-римской среде (понятно, без учета правил грамматики скифских языков); формы ед. числа без -ta идут из иранского, ср. пары: Σκύλης и Σκόλοται, Μασσάγης и Μασσαγέται (см. уже: Миллер 1886, 282) и другие примеры (Абаев 1949, 219—220).

 

 

ПРИНЯТЫЕ СОКРАЩЕНИЯ

 

Абаев 1949 — Абаев В. И. Осетинский язык и фольклор, I. М.—Л., 1949.

 

Абаев 1958 — Абаев В. И. Историко-этимологический словарь осетинского языка, т. I. М.—Л., 1958.

 

Абаев 1962 — Абаев В. И. Культ «семи богов» у скифов. — В кн.: Древний мир. М., 1962.

 

Абаев 1965 — Абаев В. И. Скифо-европейские изоглоссы. М., 1965.

 

63

 

 

Абаев 1972 — Абаев В. И. К вопросу о прародине и древнейших миграциях индоиранских народов. — В кн.: Древний Восток и античный мир. М., 1972.

 

Абаев 1979 — Абаев В. И. Историко-этимологический словарь осетинского языка, т. III, Л., 1979.

 

Болтенко 1960 — Болтенко Μ. Ф. Herodoteanea. — В кн.: Матеріали з археологіі Північного Причорномор'я, вип. 3. Одеса, 1960.

 

Виноградов 1980 — Виноградов Ю. Г. Перстень царя Скила. — СА, 1980, № 3.

 

Грантовский 1960 — Грантовский Э. А. Индоиранские касты у скифов. (XXV Международный конгресс востоковедов. Доклады делегации СССР). М., 1960.

 

Грантовский 1964 — Грантовский Э. А. Ираноязычные племена Передней Азии в IX—VIII вв. до п. э. Автореф. канд. дис. М., 1964.

 

Грантовский 1970 — Грантовский Э. А. Ранняя история иранских племен Передней Азии. М., 1970.

 

Грантовский 1971 — Грантовский Э. А. О распространении иранских племен на территории Ирана. — В кн.: История Иранского государства и культуры. М., 1971.

 

Десятчиков 1973 — Десятников Ю. М. Сатархи. — ВДИ, 1973, № 1.

 

Дьяконов 1956 — Дьяконов И. М. История Мидии. М.—Л., 1956.

 

Дьяконов 1980 — Дьяконов И. М. Выступление на Круглом столе «Дискуссионные проблемы отечественной скифологии». — НАА, 1980, № 6.

 

Дьяконов 1981 — Дьяконов И. М. К методике исследований по этнической истории («Киммерийцы»), — В кн.: Этнические проблемы истории Центральной Азии в древности (II тыс. до н. э.). М., 1981.

 

Елоева 1980 — Елоева Ф. О западных связях скифов. — В кн.: Симпозиум «Античная балканистика». М., 1980.

 

Ельницкий 1960 — Ельницкий Л. А. Из истории древнескифских культов. — СА, 1960, № 4.

 

Жебелев 1953 —Жебелев С. А. Северное Причерноморье. М.—Л., 1953.

 

Латышев 1890 — Известия древних писателей греческих и латинских о Скифии и Кавказе. Собрал и издал В. В. Латышев. СПб., 1890.

 

Лелеков 1980 — Лелеков Л. А. выступление на Круглом столе «Дискуссионные проблемы отечественной скифологии». — НАА, 1980, № 5.

 

Лесков 1965 — Лесков А. М. Горный Крым в I тыс. до н. э. Киев, 1965.

 

Миллер 1886 — Миллер Вс. Эпиграфические следы иранства на Юге России. — ЖМНП, октябрь 1886.

 

Мищенко 1888 — Геродот. История в девяти книгах. Пер. Ф. Г. Мищенко, т. I—II. М., 1888.

 

Петров 1968 — Петров В. Π. Скіфи. Мова і етнос. Київ, 1968.

 

Раевский 1977 — Раевский Д. С. Очерки идеологии скифо-сакских племен. Опыт реконструкции скифской мифологии. М., 1977.

 

Рубинчик 1970 — Персидско-русский словарь в 2-х т. Под ред. Ю. А. Рубинчика. М., 1970.

 

64

 

 

Скржинская 1977 — Скржинская М. В. Северное Причерноморье в описании Плиния Старшего. Киев, 1977.

 

Трубачев 1975 — Трубачев О. H. Temarundam «matrem maris». К вопросу о языке индоевропейского населения Приазовья. — В кн.: Античная балканистика, 2. М., 1975.

 

Трубачев 1976 — Трубачев О. Н. О синдах и их языке. — ВЯ, 1976, № 4.

 

Трубачев 1977 — Трубачев О. Н. Лингвистическая периферия древнейшего славянства. Индоарийцы в Северном Причерноморье. — ВЯ, 1977, № 6.

 

Трубачев 1978 — Трубачев О. Н. Некоторые данные об индоарийском языковом субстрате Северного Кавказа в античное время. — ВДИ, 1978, № 4.

 

Трубачев 1978а — Трубачев О. H. RASPARAGANUS REX ROXALANORUM. — В кн.: Античная балканистика, 3. М., 1978.

 

Трубачев 1979 — Трубачев О. Н. «Старая Скифия» (Ἀρχαίη Σχυθίη) Геродота (IV, 99) и славяне. Лингвистический аспект. — ВЯ, 1979, № 4.

 

Трубачев 1979а — Трубачев О. Н. Таврские и синдомеотские этимологии. — В кн.: Этимология 1977. М., 1979.

 

Трубачев 1980 — Трубачев О. Н. Выступление на Круглом столе «Дискуссионные проблемы отечественной скифологии». — НАА, 1980, № 5.

 

Bailey 1979 — Bailey H. W. Dictionary of Khotan Saka. Cambridge, 1979.

 

Bartholomae 1904 — Bartholomae Chr. Altiranisches Wörterbuch. Strassburg, 1904.

 

Benveniste 1966 — Benveniste E. Titres et noms propres en Iranien ancien. P., 1966.

 

Brandenstein 1953 — Brandenstein W. Die Abstammungssagen der Skythen. — WZKM, 1953, Bd 52.

 

Brandenstein, Mayrhofer 1964 — Brandenstein W., Mayrhofer Μ. Handbuch des Altpersischen. Wiesbaden, 1964.

 

Dumézil 1978 — Dumézil G. Romans de Scythie et d’alentour. P., 1978.

 

Gershevitch 1969 — Gershevitch I. Amber at Persepolis. — In: Studia classica et orientalia Ant. Pagliaro oblata, vol. 2. Roma, 1969.

 

Harmatta 1951 — Гарматта А. Мифологические северные племена у Гелланика. — Acta Antiqua Hung., t. 1. Budapest, 1951.

 

How, Wells 1912 — How W., Wells J. A commentary on Herodotus, vol. 1. Oxford, 1912.

 

Hude 1908 — Herodoti Historiae. Rec. C. Hude, t. 1. Oxford, 1908.

 

Kent 1950 — Kent R. Old Persian. New Haven, 1950.

 

Mayrhofer — Mayrhofer M. Kurzgefasstes etymologisches Wörterbuch des Altindischen, Bd I—IV. Heidelberg, 1956—1980.

 

Nyberg 1938 — Nyberg H. S. Die Religionen des alten Iran. Leipzig, 1938.

 

Schmitt 1967 — Schmitt R. Modisches und persisches Sprachgut bei Herodot. — ZDMG, 1967, Bd 117.

 

Szemerényi 1977 — Szemerényi О. Studies in the kinship terminology of the Indo-Europeans. — In: Acta Iranica, 16. Leiden, 1977.

 

Szemerényi 1980 — Szemerényi O. Four Old Iranian ethnie names: Scythian — Skudra — Sogdian — Saka. — SBA WW, 1980, Bd 371.

 

65

 

 

Trubačev 1977 — Trubačev О. Nichtskythisches im Skythien Herodots. — IF, 1977, Bd 82.

 

Widengren 1965 — Widengren G. Die Religionen Irans. Stuttgart, 1965.

 

[Previous] [Next]

[Back to Index]