22. Две древнерусские вислые печати начала XI в.
В. Л. Янин (Москва)
Возникновение древнерусской буллы (а следовательно, и акта) как массового явления относится к середине XI в. - времени княжения Ярослава Мудрого. Это обстоятельство достаточно наглядно демонстрируется наличными сфрагистическими материалами. К настоящему времени известно 14 печатей Изяслава-Дмитрия Ярославича [1], 9 печатей Святослава-Николая Ярославича [2], 1 печать Вячеслава-Меркурия Ярославича [3], 13 печатей Всеволода-Андрея Ярославича [4]. От более раннего времени дошли лишь две печати: одна из них, обнаруженная в Киеве при раскопках 1912 г., принадлежит Святославу Игоревичу (умер в 972 г.), другая, найденная в Новгороде при раскопках 1953 г., - Изяславу Владимировичу (умер в 1001 г.) [5]. Исключительная редкость ранних булл, надо полагать, соответствует столь же исключительной важности тех актов, которыми они некогда были скреплены. Тем более замечательна находка еще двух булл из числа древнейших.
* * *
В конце июня 1994 г. на Троицком-Х раскопе (руководитель работ П. Г. Гайдуков) в Новгороде вскрывались напластования культурного слоя первой четверти XI в. Для характеристики стратиграфической ситуации участка важно отметить, что в предыдущем сезоне полевые работы были здесь завершены на уровне нижнего горизонта 14-го пласта (т. е. на глубине 280 см), и в этом пласте (на глубине 275 см) был обнаружен клад западноевропейских монет, младшие монеты которого датируются временем не позднее конца 20-х гг. XI в. Это значит, что сокрытие клада произошло не позднее 30-х гг. того же столетия. 25-й ярус, к которому относится момент сокрытия клада, надежно датирован 1025-1055 гг. [6] Что касается 15-го пласта, вскрытием которого начался полевой сезон 1994 г., то до получения материалов дендрохронологического анализа возможно констатировать, что он откладывался, по общей оценке, в первой трети XI в.
293
28 июня в квадрате 1131 на глубине 293-300 см была обнаружена массивная свинцовая печать диаметром 32-36 мм, кружок которой шире, чем ее матрицы, имеющие диаметр около 23-25 мм (их края обозначены точечными ободками). На одной стороне буллы помещено погрудное изображение св. Георгия, с копьем у правого плеча и со щитом в левой руке. Его голову окружает точечный нимб. Изображение молодого кудрявого и безбородого святого точно соответствует иконографическому канону. По сторонам колончатые надписи:
Другая сторона печати совершенно замечательна. На ней помещено погрудное изображение человека в скрепленном у правого плеча массивной круглой фибулой корзне, в высоком остроконечном шлеме, верх которого завершен шаровидной шишечкой. Лицо молодое (т. е. безбородое), украшенное торчащими пиками усов. Имя и титул изображенного обозначены в колончатых надписях по сторонам:
Обе стороны печати побиты каким-то тупым инструментом, отчего не все буквы достаточно отчетливо видны. Во всяком случае, имя Ярослав читается однозначно, следует отметить изящество, с которым буква О в его имени сделана выносной и поставлена в начало колонки, что придает этой букве сходство с традиционным омикроном в обозначении святого (Ο ΑΓΙΟΣ). Не вызывает сомнений и смысл надписи в правой колонке: «Князь Роусский», хотя повреждения буллы лишают эту надпись важных лингвистических характеристик (К[ъ/о]НѦ[зь/ъ/е]?, РОУС[ь/ъ/е]?С[кыи/ъи/ы]?).
294
Не вызывает каких-либо сомнений и атрибуция печати. В эпоху, соответствующую стратиграфическим условиям находки, лишь один князь носил имя Ярослав - сын Владимира Святославича, получивший впоследствии прозвище «Мудрый». Ему же принадлежало и крестильное имя Георгий. Последнее обстоятельство подтверждается прямым указанием прологов («Блаженный и приснопамятный всея Рускыя земли князь Ярослав, нареченный во святем крещеньи Георгьии, сын Владимер крестившего землю Рускую») [7], сооружением им в Киеве монастыря св. Георгия [8], но, в первую очередь, существованием чеканенных им в Новгороде монет с надписью вокруг княжеского знака І-Арославле сребро и с изображением св. Георгия [9].
В специальном обсуждении нуждается вопрос о конкретном хронологическом определении обнаруженной в Новгороде печати. Ярослав Владимирович прожил долгую жизнь, занимая до 1019 г. новгородский стол, а с 1019 г. до смерти в 1054 г. «держа Русскую землю» в Киеве. Попытаемся решить проблему территориальной принадлежности этой буллы - является ли она памятником новгородского или киевского периода княжения Ярослава.
Летописи не сообщают года рождения Ярослава, называя его, однако, четвертым (после Вышеслава, Изяслава и Святополка) сыном Владимира. Известно также, что при разделении столов Владимиром «старейший» его сын Вышеслав получил Новгород, Изяслав - Полоцк, Святополк - Туров, Ярослав - Ростов. После смерти Вышеслава новгородский стол перешел к Ярославу, а в Ростов пришел Борис [10], обозначивший старшинство над собой Святополка знаменитыми словами «не буди мне възняти рук на брата своего стареишаго» [11]. Святополк родился после того, как Владимир «залеже жену братьню Грекиню, и бе непраздна», а этот эпизод описан под 980 г. [12] Между тем, сообщив о кончине Ярослава в 1054 г., летописец замечает: «Живе же всех лет 76» [13], - что относит время его рождения примерно к 978-979 гг. Некоторая условность дат X в. в Повести временных лет дает возможность предполагать в Ярославе и Святополке ровесников, равно претендовавших на киевский стол после смерти Владимира.
Летопись также не называет года смерти Вышеслава и начала княжения Ярослава в Новгороде, но, рассказывая о первом вокняжении Ярослава в Киеве в 1016 г., замечает: «И бы тогда Ярослав Новегорде лет 28» [14]. Это указание Лаврентьевской летописи возможно было бы использовать для обозначения
295
начальной даты пребывания его в Новгороде, определяя ее как 988 или 989 г., но такое решение не оставляет места для ростовского периода его княжеской деятельности. Следует, по-видимому, согласиться с С. М. Соловьевым, полагавшим, что 28 лет Ярослав пребывал на северных столах, сначала в Ростове, а затем в Новгороде [15]. В. Н. Татищев называет датой кончины Вышеслава 1010 г. [16], однако надежность такого сообщения подтвердить нечем.
Первое достоверное свидетельство пребывания Ярослава на новгородском столе относится к 1014 г., когда он отказался платить традиционный денежный урок Киеву. На следующий год 15 июля Владимир в разгар своего намерения идти в поход на Новгород умер, а Святополк, заняв киевский стол, учинил расправу над братьями Борисом, Глебом и Святославом, затем в 1016 г. был побежден Ярославом и новгородцами. Ярослав занял киевский стол, но пробыл на нем недолго. 14 августа 1017 г. Ярослав бежал в Новгород, уступив Киев Святополку и Болеславу, но в 1019 г. снова при содействии новгородцев окончательно овладел Киевом, где правил до смерти - 20 февраля 1054 г.
Это не значит, что Новгород больше не видел Ярослава. Под 1030 г. Софийская I летопись сообщает: «Того же лета иде великый князь Ярослав на Чюдь, и победи я, и постави град Юрьев, и прииде к Новугороду, собра от старост и поповых детей 300 учити книгам» [17]. В 1036 г. «иде Ярослав Новугороду и посади сына своего Володимера Новегороде, епископа постави Жидяту. И в се время родися Ярославу сын, нарекоша имя ему Вячеслав. Ярославу же сущю Новегороде весть приде ему, яко Печенези остоять Кыев. Ярослав събра вой многъ, Варягы и Словени, приде Кыеву и вниде в город свои...» [18].
Уже из этих сообщений видно, что скрепление некоего акта печатью Ярослава могло состояться и в новгородский, и в киевский период его княжеской деятельности. Впрочем, для получения в Новгороде акта с его печатью вовсе не требовалось личного посещения киевским князем Новгорода.
Хронологические уточнения поэтому могут быть сделаны только на основе изучения стилистических особенностей самой печати. Главная из этих особенностей - сочетание изображения св. Георгия с портретом самого князя и близость изображений св. Георгия на печати и новгородских монетах Ярослава Владимировича («Ярославлем сребре»).
Вопрос о прототипе «Ярославля сребра» не нов в нумизматической литературе. Он был поднят в 1860 г. в монографии
296
«О русско-византийских монетах Ярослава I Владимировича с изображением св. Георгия Победоносца» А. А. Куником, который указал на невозможность заимствования этого сюжета с византийских монет, коль скоро до XII в. изображение св. Георгия на таких монетах не употреблялось, и выдвинул предположение: «Можно думать, что Ярослав перенес на монету лик св. Георгия со своей печати,... не может быть сомнения в том, что Ярослав имел печать и, весьма вероятно, что на ней был вырезан лик его угодника» [19].
Предположение А. А. Куника сохраняло умозрительный характер вплоть до появления в 1884 г. капитального труда Г. Шлюмберже по византийской сфрагистике [20], давшего И. И. Толстому возможность указать среди византийских булл X-XI вв. многочисленные аналогии погрудному изображению св. Георгия на новгородских монетах. Отсутствие же печати самого Ярослава побудило исследователя так сформулировать свой прогноз: «Едва ли может подлежать какому-либо сомнению, что у Ярослава Мудрого была печать, доказанный факт скопирования типа его монеты с печати, подтверждая это, дает возможность с некоторою вероятностью восстановить и самый вид этой печати. У усердного насадителя византийской культуры, каковым представляется нам по летописям Ярослав, уже a priori можно предполагать существование печати византийского образца, соответствующей современному ему в Византии вкусу. Судя по аналогии, печать эта могла иметь на лицевой стороне погрудное изображение св. Георгия, а на обороте, вероятно, надпись ΚΕ ΒΟ ΤΩ ΣΩ ΔΟΝΑΩ ΓΕΩΡΓΙΩ ΑΜΗΝ или, может быть, русский перевод этих слов» [21].
Прогноз И. И. Толстого, казалось бы, блестяще оправдался, когда в 1962 г. в Новгороде при раскопках была найдена печать сына Ярослава Мудрого Изяслава-Дмитрия, употреблявшаяся в новгородский период его княжения (1052-1054 гг.). Явно подражая «Ярославлю сребру», она несет на одной стороне изображение небесного патрона владельца - св. Димитрия, а на обороте - его княжеский знак в окружении благопожелательной формулы на греческом языке [22]. Развивая и уточняя концепцию Куника - Толстого, возможно предположить, что новгородская печать Ярослава должна бы сочетать изображение св. Георгия на одной стороне с изображением княжеского знака - на другой.
Однако найденная теперь печать Ярослава - иная. Если булла Изяслава прямо продолжает линию «Ярославля сребра», как бы поддерживая закрепленную монетным типом «новгородскую традицию», то печать Ярослава, выпадая из этой линии,
297
оказывается в окружении других сфрагистических и нумизматических фактов.
И. И. Толстой в работе 1893 г. привел многочисленные аналогии, призванные продемонстрировать зависимость типов монетного Чекана Владимира Святославича и Святополка Окаянного от монетных типов Византии X - начала XI вв. [23] Между тем, собранные позднее материалы византийской сфрагистики самым убедительным образом свидетельствуют о непосредственной зависимости исходной композиции древнерусской монетной чеканки (златников и сребреников Владимира «I типа») от византийской императорской печати X в. Эти печати несут на одной стороне изображение императора с регалиями власти, а на обороте - поясную фигуру Христа [24]. Именно так оформлены первые выпуски монет Владимира Святославича: на одной их стороне помещено изображение князя, а на обороте - поясная фигура Христа. Весьма примечательно, что, если на протяжении почти всего X в. император на печатях сжимает в правой руке державу, то при Василии II и Константине VIII (976-1025) на место державы помещен крест на длинной рукояти. Именно такой крест в правой руке князя изображен на златниках и сребрениках Владимира «I типа» [25].
Такие монеты никогда не встречаются в кладах вместе с остальными тремя типами сребреников Владимира и сребрениками Святополка, тогда как названные здесь остальные монеты обращались совместно. Из этого следует, что эмиссии монет Владимира «I типа» и остальных сребреников разделены значительным промежутком времени, в течение которого монеты «I типа» успели полностью выйти из обращения. Если, принимая во внимание наличие на всех древнерусских монетах христианских эмблем, отнести чекан монет «I типа» к ближайшим после крещения годам, то датировать остальные типы сребреников Владимира следует временем, близким к концу его княжения, на что указывает и их совместное обращение с монетами Святополка [26].
На этом этапе в оформлении типа русских монет произошли существенные изменения. Исчезает изображение Христа, а на его место помещается княжеский знак, занимающий центральную часть поля сребреников, тогда как на монетах Владимира «I типа» он был скромно помещен над плечом князя. Вторая заметная особенность - появление нимба вокруг головы князя. Хотя еще Л. Стефани привел многочисленные факты, свидетельствующие о том, что нимб мог восприниматься не только как символ святости, но и как регалия высшей власти [27], трудно отделаться от впечатления,
298
что мы наблюдаем здесь или проявление наивного лукавства или, скорее, вполне сознательное программное действие, подчеркивающее исключительность князя в системе новой веры. Существует еще и третья особенность: включение идеи небесного патроната в оформление монет. Имеется в виду изображение св. Георгия на новгородских монетах Ярослава, изображение св. Петра на двух типах сребреников Святополка [28] и дополнение традиционной легенды словами «Святого Василия» на одной из разновидностей сребреника Владимира «IV типа» (самого позднего в чекане этого князя) [29].
Рассматривая найденную в Новгороде печать князя Ярослава в свете перечисленных здесь фактов, возможно обнаружить ряд существенных признаков, в большей степени присущих «киевской», а не «новгородской» традиции. Во-первых, это изображение самого князя, продолжающее линию подобных изображений на монетах Владимира и Святополка. Во-вторых, написание имени Ярослава с выносным О, представляющее более тактичную аналогию с нимбом на изображениях Владимира и Святополка. В-третьих, если новгородская печать Изяслава Ярославича опирается на «новгородскую» традицию «Ярославля сребра», то черниговские и киевские печати Святослава-Николая Ярославича, сочетающие изображение князя (уже без нимба) с изображением св. Николая Мирликийского [30], прямо наследуют принцип оформления буллы Ярослава Владимировича, подкрепляя ее включение в линию «киевской» традиции.
По-видимому, публикуемая печать относится ко времени окончательного вокняжения Ярослава в Киеве в 1019 г., когда он «нача вой свои делити, старостам по 10 гривен, а смердам по гривне, а новгородцом по 10 гривен всем, и отпусти их всех домой, и дав им правду и устав списав, тако рекши им: “по сеи грамоте ходите, якоже списа вам, такожде держите”» [31]. Надо полагать, что награда новгородцам за их помощь, обеспечившую победу над Святополком, не ограничивалась наделением их гривнами, но включала и закрепленные специальными актами пожалования; от одного из таких актов, возможно, и происходит наша печать. В этой связи следует заметить, что изучаемая на Троицком раскопе группа усадеб, где эта печать была найдена, в XII в. принадлежала крупному боярскому роду, из числа представителей которого многие носили громкие имена и избирались в посадники [32]. Находка здесь же печати Ярослава указывает на несомненную элитарность владельцев этих усадеб уже в начале XI в.
299
300
Находка печати Ярослава Владимировича замечательна в историко-культурном отношении. Если исследователям давно знакомы изображения Владимира и Святополка на их монетах - пусть схематичные и условные, но все же передающие некие их общие типические черты, то древних изображений Ярослава Мудрого мы до сих пор не знали. Прижизненный портрет Ярослава, несомненно, имелся в киевской Софии, где изображена вся его семья. Однако от этой фрески уцелела лишь та половина, где помещена женская часть семьи [33]. Было высказано практически недоказуемое, хотя и остроумное предположение, что именно Ярослав изображен на фреске в сцене охоты на медведя в лестничной башне киевского Софийского собора [34]. Наконец, широко известна скульптурная реконструкция портрета Ярослава Мудрого, предпринятая М. М. Герасимовым по черепу князя [35].
Изображение на печати не имеет явного сходства с реконструкцией М. М. Герасимова, и это понятно и неизбежно, коль скоро реконструкция ориентирована на восстановление облика мудрого старца. Подчеркнутые признаки старости, практически скрывающие черты лица прическа и борода не дают основы для сопоставления с изображением на печати молодого персонажа с воинственно торчащими усами, которые являются, безусловно, достоверной деталью его облика. Однако М. М. Герасимов оставил не только окончательную реконструкцию, но и фиксацию промежуточных этапов процесса восстановления. Наиболее важным оказывается тот, где голова Ярослава еще не снабжена волосами. Опубликованная фотография этого этапа передает волевое лицо с горбатым хищным носом [36], психологическая характеристика Ярослава здесь вполне соответствует изображению на печати. Любопытно было бы синтезировать оба этих изображения.
* * *
Фотография второй впервые публикуемой буллы была любезно прислана Π. П. Толочко, за что выражаю ему самую глубокую признательность. Свинцовая печать диаметром 27-32 мм была найдена в Вышгороде близ Киева при раскопках 1934-1937 гг. Печать, как и другие находки этих раскопок, долгое время оставалась недоступной для исследователей, так как руководивший работами Ф. Н. Молчановский был в 1937 г. изъят из жизни вместе с материалами исследований органами НКВД [37].
301
Печать несет на одной стороне погрудное изображение мужчины в пластинчатом доспехе, в венце, украшенном крестом, и нимбе, с державой в правой руке. Колончатая надпись справа почти нечитаема. Вокруг точечный ободок. На оборотной стороне - погрудное изображение св. Петра с благословляющей правой рукой. По сторонам колончатые надписи, из которых читается левая:
Типические признаки буллы вполне определенны. Та ее сторона, где изображен снабженный регалиями власти мужчина, явно подражает византийской императорской печати. Наиболее близкие образцы обнаруживаются среди булл Константина VII (944-959 гг.) и Василия II (976-1025 гг.) [38]. Однако изображенный на вышгородской печати персонаж, в отличие от указанных прототипов, снабжен нимбом, что вводит буллу в круг древнерусских сфрагистических фактов и квалифицирует рассмотренное изображение как портрет князя, владевшего матрицами этой буллы.
Крестильное имя князя - Петр - выражено патрональным изображением на оборотной стороне. Между тем, это имя в том же качестве, как уже отмечено выше, присутствует на двух типах сребреников Святополка, которого, следовательно, в крещении звали Петром. В XI в. известен еще один князь, получивший при крещении имя Петр, - внук Ярослава Мудрого Ярополк Изяславич, однако он действовал в 70-х и 80-х гг. XI в., когда давно сложились иные сфрагистические типы [39].
Найденная в Вышгороде печать Святополка Окаянного является ближайшей аналогией найденной в Новгороде печати Ярослава Мудрого. Обе они сочетают изображения самого владельца буллы и его небесного патрона. Обе принадлежат практически к одному узкому промежутку времени, взаимно подкрепляя предложенные относительно них выводы.
302
Примечания
1. Янин В. Л. Актовые печати древней Руси X-XV вв. T. 1. М., 1970, с. 166-167, № 3-9; Сотникова Μ. П. Новые сфрагистические материалы XI-XV вв. в собрании Эрмитажа // Нумизматика в Эрмитаже. Сборник научных трудов. Л., 1987, с. 158, рис. 1; Коваленко В. П., Молчанов А. А. Древнерусские сфрагистические памятники домонгольского времени из Чернигова // Российская археология. 1993, № 4, с. 208-211, рис. 1,1; они же. Печать киевского князя Изяслава Ярославина (1054-1078 гг.) из Чернигова // Архітектурні та археологічні старожитності Чернігівщини. Чернігів, 1992, с. 75-76.
2. Янин В. Л. Указ. соч., с. 167-168, № 10-13; Сотникова Μ. П. Указ.соч., с. 167, рис. без №; Коваленко В. П., Молчанов А. А. Древнерусские сфрагистические памятники..., с. 209-211, рис. 1,2 и 1,3; Коваленко В. П., Куза А. В., Орлов P. С. Раскопки в Новгороде-Северском // Археологические открытия 1979 г. М., 1980, с. 281.
3. Янин В. Л., Указ. соч., с. 168, № 14.
4. Там же, с. 168-170, № 15-22; Янин В. Л. К вопросу о хронологии печатей Всеволода Ярославича // Сообщения Государственного Эрмитажа, вып. 40. Л., 1975, с. 64-66; Szemioth A., Wasilewski T. Sceaux byzantins du Musée National de Varsovie. Deuxième partie // Studia źródłoznawcze, t. XIV. 1969, p. 84-85, tabl. IV; Коваленко В. П. Новый вариант печати великого князя Всеволода Ярославича // Советская археология. 1982, № 4, с. 245-246, рис. 1; Булкин В. А., Булкин Вас. А., Смирнов В. Н., Ратнер И. Е. Работы в Полоцке // Археологические открытия 1978 г. М., 1979, с. 430-431.
5. Янин В. Л. Актовые печати Древней Руси X-XV вв. Т. 2, с. 166, № 1-2; Молчанов А. А. Печать Святослава Игоревича (К вопросу о сфрагистических атрибутах документов внешней политики Древней Руси X в.) // Внешняя политика Древней Руси. Юбилейные чтения, посвященные 70-летию со дня рождения В. Т. Пашуто. Тезисы докладов. М., 1988, с. 50-52.
6. Гайдуков П. Г., Янин В. Л. Новгородский клад западноевропейских монет конца X - первой половины XI в. // Третья всероссийская нумизматическая конференция. Тезисы докладов. М., 1995, с. 26-27.
7. Киевлянин, печатный пролог, кн. III. М., 1850, с. 66; см.: Соловьев С. М. Сочинения в восемнадцати книгах, кн. 1, т. 1-2, М., 1988, с. 319-320.
8. ПСРЛ. T. 1. Изд. 2-е, вып. 1. Л., 1926, стб. 151, т. 2. Изд. 2-е. СПб., 1908, стб. 139.
9. Сотникова Μ. П., Спасский И. Г. Тысячелетие древнейших монет России. Сводный каталог русских монет X-XI вв. Л., 1983, с. 196-198, № 222-224.
10. Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов. М.-Л., 1950, (при дальнейших ссылках НПЛ), с. 159.
11. ПСРЛ, т. 1, Изд. 2-е, вып. 1, стб. 132.
12. Там же, стб. 78.
13. НПЛ, с. 182.
14. Там же, стб. 142.
15. Соловьев С. М. Указ. соч., с. 311.
303
16. Татищев В. Н. История Российская в семи томах. Т. 2. М.; Л., 1963, с. 70.
17. ПСРЛ, т. 5, СПб., 1851, с. 136.
18. ПСРЛ, т. 1, Изд. 2-е, вып. 1, стб. 150-151.
19. Куник А. А. О русско-византийских монетах Ярослава I Владимировича с изображением св. Георгия Победоносца. Историко-нумизматическое исследование. СПб., 1860, с. 114.
20. Schlumberger G. Sigillographie de l’Empire Byzantin. Paris, 1884.
21. Толстой И. И. Случай применения византийской сфрагистики к вопросу по русской нумизматике // Труды VII археологического съезда в Ярославле Т. 2. М., 1891, с. 80-81.
22. Янин В. Л. Актовые печати древней Руси X-XV вв. T. 1, с. 165, № 3.
23. Толстой И. И. О древнейших русских монетах X-XI вв. // Записки имп. Русского археологического общества, Новая серия, т. 6, вып. 3-4, СПб., 1893.
24. Такой сфрагистический тип сложился в середине IX в. при Михаиле III и существовал непрерывно до 70-х гг. XI в.: Zacos G., Veglery A. Byzantine Lead Seals. Vol. 1. Basel, 1972, No 56-91; Лихачев Н. П. Моливдовулы греческого Востока // Научное наследство, т. 19. М., 1991, табл. LXXVI, 8-10, 13-15, табл. LXXVII, 1-4.
25. Сотникова Μ. П., Спасский И. Г. Указ. соч., с. 115-139, № 1-51.
26. Янин В. Л. Денежно-весовые системы русского средневековья. Домонгольский период. М., 1956, с. 168-169.
27. Стефани Л. Нимб и лучезарный венец в произведениях древнего искусства. СПб., 1863.
28. Сотникова Μ. П., Спасский И. Г. Указ. соч., с. 191-196, № 208-218.
29. Там же, с. 179-180, № 175.
30. Янин В. Л. Актовые печати древней Руси X-XV вв. T. 1, с. 167-168, № 10-13.
31. НПЛ, с. 175-176.
32. Янин В. Л., Зализняк А. А. Новгородские грамоты на бересте (из раскопок 1984-1989 гг.). М., 1993, с. 6-15.
33. Каргер М. К. Портреты Ярослава Мудрого и его семьи в Киевской Софии // Ученые записки ЛГУ, № 160, Серия исторических наук, вып. 20. Л., 1954, с. 143-180.
34. Писаренко Ю. Г. «Охотник на медведя» с фрески Софийского собора в Киеве // Ярославская старина, вып. 1. 1994, с. 13-17.
35. Герасимов М. М. Опыт реконструкции физического облика Ярослава Мудрого // Краткие сообщения Института истории материальной культуры АН СССР. Вып. 7. 1940, с. 72-76.
36. Там же, с. 74, рис. 18, г.
37. В последние годы из этих раскопок был издан сребреник Владимира «I типа» (Сотникова М. П., Спасский И. Г. Указ. соч., с. 129, № 19-2).
38. Zacos G., Veglery A. Op. cit.. No 70, 71, 75.
39. Янин В. Л. Русская княгиня Олисава-Гертруда и ее сын Ярополк // Нумизматика и эпиграфика, IV. М., 1963, с. 142-164.