Россія и Сербія. Историческій очеркъ русскаго покровительства Сербіи съ 1806 по 1856 годъ. Частъ II. Послѣ Устава 1839 года

Нил Попов

 

ГЛАВА III. ВОСТОЧНАЯ ВОЙНА

 

Восточный вопросъ до Священнаго союза, стр. 313—314

Включеніе Оттоманской имперіи въ общую систему покровительства, стр. 315—317

Египетскій вопросъ въ 1831—1834 годахъ, стр. 318—319

Вопросъ о Дарданеллахъ и Босфорскомъ проливѣ, стр. 320—321

Египетскій вопросъ въ 1839 году, стр. 322—323

Лондонскія конвенціи 1840 и 1841 годовъ, стр. 324—326

Участь Дарданеллъ и Босфора, стр. 326—327

Новыя волненія на Востокѣ и вопросъ о Святыхъ мѣстахъ, стр. 328—330

Отношенія Австріи къ Турціи предъ Восточной войной, стр. 330—332

Посольство князя Менщикова въ Константинополь, стр. 332—333

Вмѣшательство Франціи и Англіи въ русско-турецкіе переговоры, стр. 334—335

Посредничество Австріи, стр. 335—336

Занятіе Румынскихъ княжествъ русскими войсками, стр. 336—337

Взглядъ Австріи на это занятіе, стр. 337—339

Война между Россіей и Турціей, стр. 339—340

Вѣнская нота, стр. 340—341

Попытка Россіи склонить Австрію и Пруссію къ нейтралитету, стр. 341—342

Возстаніе въ Ѳессаліи и Эпирѣ и южнославянская пропаганда, стр. 343—344

Положеніе Греціи и Румыніи въ это время, стр. 345—346

Положеніе дѣлъ въ Сербіи, стр. 346—347

Разладъ сербскаго правительства съ русскимъ консульствомъ и адресъ Совѣта князю, стр. 347—349

Народное волненіе въ Сербіи и посредничество Австріи между Россіей и Сербіей, стр. 350—351

Поѣздка Фонтона по Сербіи, стр. 351—352

Значеніе Сербскаго народа относительно Восточнаго вопроса, стр. 353—355

Вооруженія Австріи, стр. 355—357

Циркуляръ попечительства внутреннихъ дѣлъ въ Сербіи въ виду войны, стр. 358—359

Записка бѣлградской дипломатической канцеляріи о нейтралитетѣ Сербіи, стр. 360—363

Двусмысленное положеніе Австріи относительно Турціи и Сербіи, стр. 364—366

Надежды Сербовъ на возстановленіе независимаго королевства Сербскаго, стр. 366—367

Вооруженія Сербіи, стр. 368—372. Планы Австрійцевъ, стр. 373—374

Прекращеніе греческаго возстанія, стр. 375

Запросы Австріи и Пруссіи русскому двору и политика мелкихъ германскихъ государствъ, стр. 376—377

Новыя требованія Австріи и договоры ея съ Портою, стр. 378—380

Положеніе Сербіи и меморандумъ ея правительства объ австрійскихъ замыслахъ, стр. 380—385

Перенесеніе военныхъ дѣйствій вдаль отъ сербскихъ границъ, стр. 385—386

Вѣнскія конференціи 1855 года, стр. 387—389

Парижскій конгрессъ, стр. 390

Вліяніе Австріи на Кара-Георгіевича и планы послѣдняго, стр. 390—391

Обвинительный актъ противъ Кара-Георгіевича, стр. 391—396

Народныя желанія и проектъ новаго устава, стр. 396—398

Борьба партій въ Сербіи, стр. 398—400

Заговоръ противъ Кара-Георгіевича и участь замѣшанныхъ въ него, стр. 400—402

Дѣйствія французскаго и австрійскаго консуловъ и турецкаго комиссара, стр. 403—404

Неудачное примиреніе князя съ Совѣтомъ, стр. 405

Происшествіе съ англійскимъ консуломъ и вмѣшательство Бульвера въ сербскія дѣла, стр. 406—407

Необходимость созвать скупщину и борьба партій по поводу этого вопроса, стр. 408—410

Созваніе народной скупщины и первыя дѣйствія ея, стр. 410—413

Сверженіе Кара-Георгіевича и временное правительство, стр. 413—15

Послѣднія дѣйствія народной скупщины и возвращеніе Милоша Обреновича въ Сербію, стр. 416—417

 

 

Какія причины вызвали Восточную войну? Почему Россія оставалась одинокою, безъ союзниковъ, въ продолженіе всей этой борьбы? Вотъ вопросы, отвѣчать за которые долгое еще время будутъ различно писатели разныхъ странъ и народностей. Всѣмъ извѣстно, что первымъ поводомъ къ войнѣ послужилъ вопросъ о Святыхъ мѣстахъ, а между тѣмъ всѣ европейскіе писатели въ одинъ голосъ говорятъ, что главною причиною войны были безмѣрныя притязанія русской дипломатіи относительно Порты и явныя намѣренія разрушить Османскую имперію. Въ Европѣ не нашлось ни одной державы, которая бы поддержала Россію въ неравной борьбѣ; и никто не задалъ себѣ вопроса, были ли союзники у Россіи на Востокѣ и между Славянами, и не получило ли бы ихъ участіе въ войнѣ надлежащее значеніе и вліяніе на исходъ ея, еслибъ русская дипломатія дѣйствовала иначе нетолько предъ самою войною, но и въ предшествовавшія ей десятилѣтія, еслибы она вмѣсто полунезависимости отъ Порты и своего покровительства успѣла дать имъ полную свободу и ввести ихъ въ кругъ европейскихъ государствъ?

 

Тотъ характеръ, который получилъ Восточный вопросъ въ дипломатической перепискѣ предъ войною, сталъ возникать и постепенно развиватьса не ранѣе первыхъ лѣтъ второй четверти нынѣшняго столѣтія. Въ концѣ прошлаго и началѣ настоящаго вѣка за то же самое дѣло смотрѣли иначе. У Екатерины Великой былъ и планъ великій, такъ называеный «греческій проектъ», замышлявшій возстановить христіанскую имперію на Босфорѣ; вмѣстѣ съ тѣмъ она стремилась

 

 

314

 

установить нейтралитетъ Румынскихъ княжествъ. Іосифъ II былъ болѣе корыстолюбивъ: онъ желалъ присоединить къ Австріи Малую Валахію, часть Сербіи, Босніи, Герцеговины и Албаніи, при чемъ имѣлъ въ виду распространеніе германизма. При заключеніи Тильзитскаго мира и на Эрфуртскомъ свиданіи Александръ I и Наполеонъ думали раздѣлить европейскую Турцію между Россіей, Франціей, и Австріей: Россіи предполагалось отдать Молдавію, Валахію и Болгарію, Австріи — Сербію и Боснію, Франціи — Албанію, Ѳессалію и Морею; Цареградъ съ береговою полосою долженъ былъ оставаться въ рукахъ Турокъ. По во всѣ эти планы русскіе государственные люди включали содѣйствіе самихъ христіанъ, особенно славянскаго происхожденія. Со временъ Петра I не было въ Россіи ни одного сколько нибудь продолжительнаго царствованія, которое бы не успѣло обмѣняться съ южными Славянами или обѣщаніемъ имъ помощи, или ходатайствомъ за нихъ даже предъ австрійскимъ правительствомъ, или призывомъ къ оружію. При Александрѣ I главнокомандующій дунайскою арміей адмиралъ Чичаговъ, предвидя разрывъ съ Австріей въ 1812 году, говорилъ о необходимости поднять Сербію, Боснію, Далмацію, Хорватію и всю Иллирію. Но послѣ Вѣнскаго, а особенно Ахенскаго конгрессовъ, послѣ первыхъ успѣховъ сербскаго и греческаго возстаній, произошла перемѣна не въ самой идеѣ, проникавшей отношенія Россіи къ восточнымъ христіанамъ и южнымъ Славянанъ, а въ формѣ этихъ отношеній. Сочувствіе русской дипломатіи къ нимъ осталось; но при этомъ стали заботиться не столько о ихъ освобожденіи, сколько о ихъ благосостояніи и внутреннемъ управленіи; отъ защиты и покровительства русская политика мало по малу перешла къ вмѣшательству въ ихъ внутреннія отношенія. Такая перемѣна отчасти объяснялась обязательствомъ государей, участвовавшихъ въ конгрессахъ, поддерживать всюду миръ и спокойствіе, хотя въ вѣнскомъ договорѣ и не говорилось о Турціи. Взаимное ручательство между государями трехъ державъ, заключившими Священный союзъ, не могло касаться ея и распространеніе покровительства русскою дипломатіей за Турцію явилось лишь аналогически, какъ слѣдствіе того порядка вещей, какой былъ признанъ на остальномъ материкѣ Европы. Этимъ объясняется и медленность, нерѣшительность дипломатическихъ переговоровъ по греческому вопросу, и недоконченнесть, умѣренность русскихъ требованій въ пользу Сербіи и Румынскихъ княжествъ послѣ такой блестящей войны, какъ война 1829 года. Мало того, жителей этихъ странъ

 

 

315

 

русская дипломатія постоянно удерживала отъ участія въ борьбѣ, чтò не могло производить на нихъ добраго впечатлѣнія; имъ казалось, что или ихъ силами презирали, или вели войну не за ихъ дѣло. На ихъ просьбы дать имъ возможность вооружиться обыкновенно отвѣчали отказомъ.

 

«Бѣдные, они думаютъ, что для нихъ настала година свободы и независимости отъ презрѣннаго ига, говоритъ одинъ изъ русскихъ дипломатовъ въ письмѣ отъ 1 октября 1828, посланномъ изъ подъ Варны; они спокойно и твердо уповаютъ на насъ, а у насъ руки связаны просвѣщенною Европой. Ты можешь понять, какое чувство умиленія возбуждается во мнѣ, когда я вижу счастіе этихъ людей, и мыслю о моментѣ разочарованія. Не будутъ ли они тогда проклинать тѣхъ, которыхъ они теперь благословляютъ, какъ своихъ спасителей? И глубокіе политики Запада будуть торжествовать!»

 

Эта сдержанность Россіи всего сильнѣе однакожь чувствовалась относительно народовъ, наиболѣе близкихъ ей во происхожденію. Греки по прежнему пользовались наибольшимъ вниманіемъ русской дипломатіи и это не возбуждало такихъ подозрѣній въ западной Европѣ, намъ помощь или совѣты, поданные Россіей Сербамъ или Болгарамъ. Тутъ вліяла вовсе не географическая близость послѣднихъ къ границамъ Россіи, а именно племенное родство. Румынскія княжества еще ближе находились къ Россіи, но вліяніе послѣдней на нихъ волновало только одну Австрію. Стало быть начало народности сильнѣе дѣйствовало за подозрительность европейскихъ дипдоматовъ; и понятно почему. Послѣ борьбы за свободу народовъ, угнетенныхъ Наполеономъ, идея народности была признана и въ дипломатіи. Союзъ въ Шомонѣ 1-го марта 1814 года заключенъ былъ съ цѣлію пріобрѣсти для Европы общій миръ, подъ покровительствомъ котораго права свободы всѣхъ народовъ были бы возстановлены и обезпечены; въ деклараціи, изданной въ Витри 25 марта 1814 года, сказано было, что цѣль союзниковъ состоить въ томъ, чтобы «возстановить въ Европѣ условія равновѣсія, могущія обезпечить миръ, позволить монархамъ блюсти за благоденствіемъ своихъ народовъ безъ внѣшняго вліянія, націямъ же уважать взаимную независимость». А Меттернихъ, безпрестанно указывавшій опасные пункты, куда слѣдовало обращать консервативную политику, умѣлъ время отъ времени защищать и Османскую имперію.

 

Но глубокое различіе религіозныхъ вѣрованій, полное противорѣчіе условіямъ европейской жизни, ничѣмъ не обезпеченное, страдальческое состояніе подданныхъ всегда вытѣсняли Османскую имперію изъ

 

 

316

 

ряда покровительствуемыхъ дипломатіей державъ. Какъ ни осторожна была дипломатія, но она должна была уступить и въ греческомъ вопросѣ, и въ сербскомъ, и въ румынскомъ. Не слѣдуетъ забывать также, что въ началѣ смио населеніе этихъ странъ участвовало въ борьбѣ съ Турками и положило основы своему освобожденію. Кромѣ того помощь, оказанная Европою Грекамъ, вызвана была тѣмъ сильнымъ сочувственнымъ настроеніемъ, какое питало къ нимъ европейское общественное мнѣніе. Помощь Сербамъ и Румынамъ со стороны Россіи вызвана была установившимися въ ней преданіями объ обязанности и выгодѣ поддерживать единовѣрныхъ и единоплеменныхъ христіанъ. Но дипломатія во всѣхъ трехъ случаяхъ умѣла сократить тѣ выгоды и успѣхи, которые выпадали на долю Сербовъ, Грековъ и Румынъ. Границы Греціи были урѣзаны, благодаря настояніямъ англійской дипломатіи. Объединенію Румынскихъ княжествъ всего болѣе противилась австрійская дипломатія, не желавшая видѣть между собою и Чернымъ моремъ не только русскаго владычества, но и небольшаго независимаго государства. Относительно Сербіи сама Россія остановилась на полпути, замкнувъ ее въ опредѣленныя границы, но не давъ ей полнаго освобожденія, хотя побѣды 1829 года и подчиняли русскому вліянію всю Европейскую Турцію. Милошъ уже самъ добился княжескаго титула и присоединилъ къ Сербіи нѣсколько новыхъ округовъ. А между тѣмъ никогда еще Европейская Турція не волновалась такъ, какъ во время заключенія Адріанопольскаго мира. Съ начала нынѣшняго вѣка до этого года въ рѣдкой изъ провинцій Турціи не повторились по нѣскольку разъ волненія, имѣвшія цѣлію ослабить или вовсе уничтожить зависимость отъ центральной власти и поставить выше ея мѣстное правленіе. Даже у Болгаръ, наиболѣе мирнаго племени между турецкими христіанами, уже существовали свои требованія, не безъизвѣстныя русской дипломатіи. Но при заключеніи Адріанопольскаго мира не былъ спрошенъ ни одинъ депутатъ отъ угнетенныхъ народностей, не было принято во вниманіе ни одно заявленіе котораго либо славянскаго племени, хотя война и начата была за неисполненіе Портою обѣщаній, данныхъ въ пользу христіанъ, хотя мысль о покровительствѣ народнымъ стремленіямъ и не была чужда отдѣльнымъ лицамъ, входившимъ въ составъ русскаго дипломатическаго корпуса.

 

«Вообще я того мнѣнія, говорилъ чиновникъ дипломатической канцеляріи при главной арміи, Фонтонъ, что Россія должна слѣдовать примѣру Англіи, т. е. поддерживать вездѣ народныя стремленія; отъ правительствъ, когда дѣло идетъ о спеціальныхъ интересахъ Россіи, мы никогда ничего добраго не дождемся».

 

 

317

 

Такимъ образомъ начинаетъ оказываться покровительство цѣлости Османской имперіи и въ тоже время вмѣшательство во внутреннія дѣла полуосвобожденныхъ земель.

 

«У насъ есть страсть надѣлять другіе народы разнаго рода учрежденіями, говорилъ тотъ же Фонтонъ въ 1828 году: подъ различными предлогами и названіями; мы осчастливили этими учрежденіями Іоническіе острова, Испанію, Францію, часть Германіи, ит. д.; нынѣ требуемъ, чтобы ихъ придерживались въ Португаліи, приготовленъ проектъ органическаго статута для княжествъ Молдавскаго и Валашскаго, имѣемъ и Сербію на примѣтѣ. Да Богъ вѣсть! можетъ быть придется и для блестящей Порты приготовить этакаго рода благотворительный статутъ!»...

 

«Валахію и Молдавію, назначенный полномочнымъ предсѣдателемъ Дивановъ, прибавлялъ онъ же въ 1830 году, генералъ Киселевъ приготовляется осчастливить введеніемъ органичеркихъ статутовъ. Въ Сербіи, напротивъ того, князь Милошъ Обреновичь не такъ благопріятенъ такому роду осчастливленія. Онъ собралъ скупщину, предъявилъ султанскіе фирманы, и народное собраніе тутъ же единогласно подтвердило его и его наслѣдниковъ князьями нынѣ почти независимаго княжества. Мы тутъ вѣрно неблагодарныхъ не найдемъ. Не должны мы однакожь думать, что нашъ консулъ будетъ здѣсь проконсуломъ и что ему стоитъ только приказывать. Да и къ чему, признаться?»

 

Но Фонтонъ ошибся: Сербія должна была принять уставъ изъ рукъ Порты и Россіи, который произвелъ въ ней перемѣну династіи и стоилъ нѣсколькихъ лѣтъ внутреннихъ потрясеній. Его необходимость объясняли излишнею властью, сосредоточившёюся въ рукахъ Милоша; но эта диктатура нужна была для Сербіи, ибо ея освобожденіемъ не кончалось дѣло освобожденія всего Сербскаго народа, которое было прервано именно тѣмъ обстоятельствомъ, что дипломатія, замкнувъ Сербію, эту небольшую окраину сербскихъ поселеній, въ опредѣленныя граиицы, обратила ея силы къ внутренней борьбѣ. Сербское княжество, до тѣхъ поръ неизвѣстное въ европейскомъ международномъ правѣ, потеряло чрезъ то половину своего значенія; ибо, подпавъ подъ дипломатическія обязательства, не могло уже сдѣлать ни шагу впередъ. Подобно Греціи оно потеряло возможность подчинять своему вліянію народное движеніе въ Болгаріи, Босніи и Албаніи [94].

 

Наконецъ въ 1831-мъ году поднялся египетскій вопросъ. По видимому христіанамъ представлялась неожиданная помощь во взаимной

 

 

318

 

борьбѣ между мусульманами. Но въ замыслахъ египетскаго паши приняла участіе европейская дипломатія. Стараго, честолюбиваго Мегмета-Али подбивала Франція, надѣявшаяся имѣть чрезъ него вліяніе на отдаленномъ Востокѣ, въ той части его, которую признано назвать Левантомъ. Войска египетскаго паши заняли всю Сирію, разбили Турокъ при Коніи, и дошли до Смирны. Восточный вопросъ приближалса къ одному изъ важнѣйшихъ своихъ кризисовъ; онъ готовъ былъ распасться на двѣ части: вопросъ о Левантѣ и вопросъ о христіанахъ Европейскоі Турціи. Мегмегь-Али самъ говорилъ одному изъ французскихъ дипломатовъ, что онъ дѣйствуетъ, имѣя въ виду примѣръ Греціи и Белгіи, которымъ европейская дипломатія помогла отдѣлиться отъ государствъ, связь съ коими для нихъ была неестественна. Мегметъ-Али во многомъ напоминалъ Милоша. Онъ говорилъ о себѣ:

 

«одинъ изъ главныхъ моихъ недостатковъ состоитъ въ плохомъ воспитаніи; мнѣ уже было 50 лѣть и я управлялъ десять лѣтъ Египтомъ, когда выучился, читать. Я сталъ собирать въ своей памяти все, чтò только видѣлъ и слышалъ; но впечатлѣніе полученное отъ того пропадало съ годами. Я сталъ каждаго человѣка, который умѣлъ читать, приглашать читать книги вмѣстѣ со мной. Теперь я читаю географію; особенно люблю читать военныя и политическія книги, а также газеты».

 

Но Мегмегь-Али былъ слишкомъ старъ, чтобы привести въ исполненіе свои планы во всемъ ихъ объемѣ. Правда между европейскими дипломатами были и такіе, которые думали, не выгоднѣе ли будетъ посадить въ Константинополѣ реформатора Мегметъ-Али на мѣсто революціонера Махмуда ІІ-го. Такъ по крайней мѣрѣ думалъ австрійскій интернунцій Прокешъ-Остенъ. Но противъ египетскихъ плановъ возстала Англія, торговые интересы которой въ Левантѣ не допускали тамъ преобладаніи французскаго вліянія. Русскій дворъ, находившійся во враждѣ съ французскимъ по нѣсколькимъ вопросамъ, усматривалъ въ Египетскомъ дѣлѣ благопріятный случай сдѣлать непріятность Франціи. Кромѣ того охраненіе Османской имперіи рѣшительно уже входило въ виды русской дипломатіи. Наконецъ въ честолюбивомъ пашѣ могли видѣть болѣе опаснаго соперника, чѣмъ султанъ. Вслѣдствіе всѣхъ этихъ причинъ между Портою и Россіей заключенъ былъ 26 іюня 1833 года Ункіаръ-Скелешскій договоръ «о взаимной подачѣ существенной помощи и самаго дѣйствительнаго подкрѣпленія», при чемъ въ ст. 5 говорилось:

 

«хотя обѣ Высокія договаривающіяся стороны имѣютъ чистосердечное намѣреніе, дабы сіе взаимное обязательство сохранило силу

 

 

319

 

до отдаленнѣйшаго времени; но какъ въ послѣдствіи обстоятельства могутъ потребовать нѣкоторыхъ измѣненій въ настоящемъ договорѣ, то постановлено опредѣлить срокъ дѣйствію онаго на восемь лѣтъ»;

 

а въ отдѣльвой секретной статьѣ было сказано:

 

«поелику Его Величество Императоръ Всероссійсюй, желая освободить Блистательную Порту Оттоманскую отъ тягости и неудобетвъ, которыя произошли бы для нея отъ доставленія существенной помощи, не будетъ требовать таковой помощи въ случаѣ, если бы обстоятельства поставили Блистательную Порту въ обязанность подавать оную; то Блистательная Порта Оттоманская, въ замѣнъ помощи, которую она въ случаѣ нужды обязана подавать, во силѣ правилъ взаимности явнаго договора, должна будетъ ограничить дѣйствія свои въ пользу Императорскаго Россійскаго Двора закрытіемъ Дарданельскаго пролива, то есть не дозволять никакимъ иностраннымъ военнымъ кораблямъ входить въ овый подъ какимъ бы то ни было предлогомъ».

 

Такимъ образанъ первые шаги Россіи въ Египетскомъ вопросѣ вполнѣ объяснялись отчасти тѣми отношеніями, въ которыхъ она находилась къ Франціи, отчасти пріобрѣтеніемъ той выгоды, которая указана была въ секретной статьѣ. Такъ возникъ Восточный вопросъ въ томъ видѣ и съ тѣмъ характеромъ, съ какимъ онъ явился и въ послѣдствіи. Гизо въ своихъ «мемуарахъ» прямо говоритъ, что тогда впервые появилось выраженіе «Восточный вопросъ», между тѣмъ какъ ни одно возстаніе въ христіанскихъ странахъ Европейской Турціи не было удостоиваемо столь громкаго названія. Такимъ образомъ отъ покровительства Грекамъ и Славянскимъ народамъ, котораго Россія держалась съ незапамятныхъ временъ, русская дипломатія перешла къ интересамъ отдаленнаго Востока, втянулась въ Восточный вопросъ во всемъ его объемѣ. Такому новому направленію русской политики должны были подчиниться и ея отношенія къ христіанскимъ народамъ въ Европейской Турціи. Если покровительство имъ, вмѣшательство въ ихъ внутреннія дѣла вызывало враждебныя чувства къ Россіи въ западной Европѣ; то съ той минуты, какъ Россія приняла участія въ Египетскомъ дѣлѣ, дипломатическое соперничество между ею и другими государствами должно было усилиться и рано или поздно привести къ войнѣ. Но съ какою же цѣлію и въ защиту какихъ, болѣе непосредственныхъ, выгодъ могла вмѣшаться Россія въ это дѣло?

 

Выступая противъ египетскаго паши, Россія должна была имѣть въ виду только собственные интересы и выгоды покровительствуемыхъ ею христіанъ.

 

 

320

 

Лишь въ томъ случаѣ, если бы Мегметъ-Али грозилъ низверженіемъ Махмуду, а возрожденіемъ Османской имперіи ея христіанскимъ подданнымъ, оправдывалось вооруженное вмѣшательство Россім въ Восточныя дѣла. Но ничто не показывало, чтобы у Мегмета-Али были такіе замыслы и чтобы у него были достаточныя средства овладѣть всѣмъ Востокомъ; между тѣмъ Россія сдѣлала съ своей стороны все, чтобы предупредить успѣхи честолюбиваго паши. Русскія войска явились на Босфорѣ и Египтяне отступили въ свои земли. При самомъ опасномъ оборотѣ дѣлъ всѣ усилія русской дипломатіи должны были ограничиться защитою Европейской Турціи. Того требовали выгоды христіанъ, а стало быть и выгоды Россіи. При распаденіи Османской имперіи на двѣ половины, вопросъ о судьбѣ христіанъ значительно упрощался. Имъ было бы легче бороться противъ мусульмавъ, оставшихся на европейскомъ берегу и при малѣйшемъ успѣхѣ съ ихъ стороны переселеніе Турокъ въ Азію, всегда обычное въ подобныхъ случаяхъ, приняло бы большіе размѣры. Но было еще другое болѣе важное доказательство, что дѣленіе Османской имперіи на два враждебныя другь другу государства могло содѣйствовать успѣхамъ самой Россіи на Востокѣ. Еще императоръ Александръ I вѣрно и справедливо сказалъ, что проливъ Босфора и Дарданеллы суть ключи его дома. Россіи дѣйствительно нуженъ былъ выходъ изъ Чернаго моря, ключи отъ котораго были въ рукахъ одной и той же державы, хотя и слабой. Было бы гораздо выгоднѣе для Россіи, еслибы эти ключи были въ двухъ рукахъ; точно также, какъ для всей Европы стало выгоднѣе, когда проходъ изъ Балтійскаго моря въ Сѣверное перешелъ во владѣніе Даніи и Швеціи. Оставляя оба пролвва въ рукахъ Порты, русская дипломатія конечно расчитывала на слабость и покорность ея. Но уже и тогда между русскими дипломатами находились люди, которые не соглашались съ вѣрностію такого разсчета. Еще въ 1829 году такъ разсуждалъ объ этомъ вопросѣ Фонтонъ въ своемъ письмѣ къ П. И. Бривцову:

 

«Напрасно мы льстимся надеждою, что Порта чѣмъ слабѣе, тѣмъ послушнѣе или покорнѣе будетъ; страхомъ дружба не пріобрѣтается. Да впрочемъ трусливый другъ хуже непріятеля. Заключи завтра съ Турціею оборонительный и наступательный договоръ, и будь у насъ съ Англіею война, думаешь ли ты, что на Порту можно будетъ положиться, и что она, если ей обѣщаютъ возвратить Крымъ, не пропуститъ Англичанъ черезъ Дарданеллы и Босфорскій проливъ? Нѣтъ, любезный другъ, отъ такого правительства, какъ Турецвое, намъ выгодъ

 

 

321

 

весьма мало, а неудобствъ и опасностей гибель. Имѣя самыя безкорыстныя намѣренія, мы не менѣе того возбуждали и возбуждаемъ недовѣріе другихъ Европейскихъ державъ. Слабость же Порты даетъ имъ возможность безпрестанно намъ противодѣйствовать, и завлекать насъ въ разорительныя и безполезныя войны. Съ какой стороны ни разсматривай, никакой пользы для Россіи не вижу имѣть такого слабаго сосѣда какъ Порту, и не менѣе того навлекать на себя стыдъ и терпѣть отъ нея не только притѣсненія единоплеменныхъ и единовѣрныхъ народовъ, но униженіе самой православной Восточной церкви. Что же дѣлать? какъ дѣйствовать? Меня объ этомъ не спрашивали; но я бы вотъ что сказалъ. Географическое положеніе Россіи на югѣ страдаетъ природнымъ недостаткомъ. Ей нельзя ждать до періодическаго потопа, о которомь я тебѣ разъ писалъ, то есть пять тысячь лѣтъ, въ надеждѣ, что тогда природными стихіями расширятся проливы Босфоръ и Дарданеллы. Россія на югѣ требуетъ простора, соотвѣтствующаго ея важности и вліянію, которое она должна имѣть на всѣ Европейскія дѣла. Пока Европа не найдетъ удобнаго способа удовлетворить этой необходимой надобности Россіи, до тѣхъ поръ Восточный вопросъ не будетъ рѣшенъ, а будетъ висѣть надъ міромъ какъ мечь Дамоклеса. Всякое рѣшеніе въ этомъ вопросѣ, которое не будетъ соотвѣтствовать потребностямъ Россіи, или противно будетъ нуждамъ и желаніямъ врожденнымъ народнымъ чувствамъ, будетъ рѣшеніе временное, непрочное».

 

Но въ 1833 году предпочтено было рѣшеніе временное и непрочное всякому другому. Подорвавъ замыслы египетскаго паши, русская дипломатія нанесла тѣмъ сильное пораженіе Франціи; но, оказавъ тѣмъ услугу Англіи, возбудила ея подозрительность условіемъ о Дарданеллахъ, включеннымъ въ секретную статью Ункіаръ-Скелешскаго договора. Такою цѣною была обезпечена за Портою Азіатская Турція, хотя отъ перехода ея подъ власть Мегмета-Али не могли потерпѣть торговые интересы Россіи, ибо у нея почти не было въ то время торговли съ Левантомъ, и хотя ничто не доказывало, что подъ властію Мегнетъ-Али малоазіатскіе христіане будутъ болѣе страдать, чѣмъ подъ властію безсильной Порты [95].

 

Египетскій вопросъ на время затихъ, и въ этотъ-то промежутокъ введенъ въ Сербію уставъ и удаленъ Милошъ, которому общею молвой приписывались тайныя связи съ Мегметомъ-Али и замыскы, подобные замысламъ египетскаго паши. Въ 1839 году Восточный вопросъ снова возникъ. Сынъ Мегмета Ибрагимъ-паша, посланный отцомъ, разбилъ войска султана

 

 

322

 

при Незибѣ прежде, чѣмъ французскіе курьеры, посланные къ нему съ приглашеніемъ остановиться, успѣли прибыть въ его лагерь. Франція и Англія, опасаясь новаго вмѣшательства Россіи въ Восточныя дѣла, спѣшили укротить пылъ египетскаго паши. Но русская дипломатія на этотъ разъ воздерживалась нѣкоторое время отъ подачи своего голоса, и хотя во Франціи съ торжествомъ провозглашали, что Россія изолирована, но въ этомъ сдержанномъ положеніи ея заключалась вся ея сила, ибо за нею оставалось право свободнаго выбора дѣйствій. Между тѣмъ Восточный вопросъ былъ предметомъ самыхъ усердныхъ сношеній между Парижемъ, Лондономъ и Вѣною, былъ предметомъ блестящихъ рѣчей во французской Палатѣ Депутатовъ и въ англійскомъ парламентѣ. Въ засѣданіи французской Палаты 20 іюня (2 іюля), Гизо говорилъ между прочимъ:

 

«Что касается Оттоманской имперіи, то я далекъ отъ мысли отрицать ея паденіе; оно очевидно. Однакожь надо быть осторожнымъ; не слѣдуетъ слишкомъ спѣшить такою предусмотрительностію; имперіи, долго существовавшія, также долго и разрушаются, и заставляютъ ждать своего паденія весьма продолжительное время. Провидѣніе, которое не раздѣляетъ нетерпѣнія и стремительности человѣческаго духа, кажется готовитъ новое обличеніе предсказаніямъ, предметомъ которыхъ служитъ Оттоманская имперія; оно низпосылаетъ это обличеніе на той же самой почвѣ, въ тѣхъ же самыхъ стѣнахъ, гдѣ иная имперія, имперія греческая, продолжала существовать не годы, но вѣка, послѣ того какъ проницательные люди предсказали ея паденіе. Разрушеніе Оттоманской имперіи продолжается уже пятьдесятъ лѣтъ. Она много потеряла; она потеряла провинціи, превратившіяся въ государства. Но какъ ихъ потеряла? Уже съ давняго времени это дѣлается не посредствомъ завоеваній; съ давняго времени ни одна изъ европейскихъ державъ не отняла у Оттоманской имперіи ничего войною, открытою силой.... Но какъ же это случилось? Какимъ образомъ Оттоманская имперія почти потеряла Придунайскія Княжества, совершенно потеряла Грецію и въ половину Египетъ? Это, дозвольте мнѣ такое выраженіе, камни, упавшіе естественнымъ образомъ отъ зданія. Что чужеземные происки и честолюбіе принииали участіе въ этихъ событіяхъ, я это знаю; но не они совершили ихъ; они не довели бы ихъ до конца; это были естественныя, самопроизвольныя отпаденія; эти провинціи сами и по внутреннему убѣжденію отдѣлились отъ Оттоманской имперія, которая не въ силахъ была удержать ихъ. И однажды отдѣлившись, чѣмъ онѣ сдѣлались? Попали ли онѣ въ руки той или другой великой европейской державы?

 

 

323

 

Вовсе нѣтъ. Онѣ постарались образоваться въ независимыя государства, устроиться подъ тѣмъ или другимъ покровительствомъ, болѣе или менѣе тяжкимъ, болѣе или менѣе опаснымъ, но которое позволяло и позволяетъ имъ существовать въ качествѣ особыхъ народовъ, новыхъ государствъ въ великой семьѣ европейскихъ націй. И можно ли при иныхъ условіяхъ относиться съ такимъ вниманіемъ къ тому, что происходитъ на Востокѣ?.... Въ продолженіе тридцати лѣтъ на Востокѣ и во владѣніяхъ Оттоманской имперіи вездѣ встрѣчается одно и тоже явленіе: вы видите эту имперію разлагающеюся естественнымъ образомъ въ томъ или другомъ краѣ, но не въ пользу той или другой европейской державы, а для того, чтобы начать образованіе какого нибудь новаго и независимаго государства. Никто бы въ Европѣ не потерпѣлъ, еслибъ завоеваніе принесло которой либо изъ старыхъ державъ увеличеніе на счетъ Оттоманской имперіи. Вотъ истинный смыслъ того направленія, которое приняло возрастающее распаденіе Оттоманской имперіи, и только при этихъ условіяхъ и въ этихъ границахъ Франція можетъ сослаться на него. Поддерживать Оттоманскую имперію ради европейскаго равновѣсія, а если силою вещей, естественнымъ ходомъ событій, произойдетъ какое либо отдѣленіе отъ нея, какая либо провинція оторвется отъ этой имперіи, клонящейся къ паденію, содѣйствовать преобразованію этой провинціи въ новое и независимое государство, которое получитъ мѣсто въ семьѣ другихъ государствъ и послужитъ въ свое время для основанія новой системы для европейскаго равновѣсія, которой суждено будетъ замѣнить прежнюю, не поддерживаемую болѣе ея элементами, — вотъ политика, которая прилична Франціи, которой естественно слѣдовать, и которой, я увѣренъ, она будетъ держаться».

 

Изъ этихъ словъ не трудно видѣть, что Франція не отказывалась отъ мысли образовать изъ Египта отдѣльное государство. Но отпаденіе Египта отъ Османской имперіи было бы приговоромъ для дальнѣйшаго существованія послѣдней. Лишь только бы совершилось оно, привлекшее къ себѣ вниманіе всѣхъ европейскихъ державъ и возбудившее соперничество между ними, отдѣленіе важное уже и потому, что отпадала бы мусульманская, богатая и значительная по своему географическому положенію провинція, какъ не замедлило бы обнаружится подобное же стремленіе во многихъ другихъ провинціяхъ, уже давно подготовленныхъ въ тому. Естественный путь того преобразованія Османской имперіи, на который укавывалъ Гизо, сталъ бы болѣе доступнымъ для многихъ частей ея,

 

 

324

 

болѣе широкимъ и безопаснымъ отчасти уже и потому, что общественное мнѣніе Европы въ то время благопріятствовало ему. Но такое настроеніе не могло быть одинаковымъ всегда, и союзъ Англіи съ Франціей оказался недостаточно прочнымъ, когда снова въ Египетскій вопросъ вмѣшалась Россія. Хотя Мегметъ-Аля уже и успѣлъ выговорить себѣ отъ Порты наслѣдственное право владѣнія въ Египтѣ и пожизненное въ Сиріи, хотя Франція ясно одобряла такой исходъ дѣла; но отношенія измѣнились. Франція осталась въ изолированномъ положеніи; а остальные европейскія державы потребовали, чтобы примиреніе между султаномъ и возставшимъ пашею совершилось при посредничествѣ европейскихъ державъ. Требованія Мегмета-Али были значительно сокращены, и 3 іюля 1840 года въ Лондовѣ заключена была конвенція, имѣвшая при себѣ отдѣльный актъ, въ которомъ было сказано между прочимъ:

 

«его Высочество султанъ обѣщаетъ даровать Мегмету-Али, ему и его потомкамъ по прямой линіи, управленіе Египетскимъ пашалыкомъ; и сверхъ того его Высочество обѣщаетъ даровать Мегмету-Али пожизненно, съ титуломъ акрскаго паши и съ начальствованіемъ надъ крѣпостью Сенъ-Жанъ д'Акръ, управленіе южною частью Сиріи. — Еслибы въ десятидневный срокъ Мегметъ-Али не принялъ таковаго уговора, то султанъ возьметъ назадъ предложеніе о пожизненномъ управленіи акрскимъ пашалыкомъ; но его Высочество еще согласится даровать Мегмету-Али, ему и его потомкамъ по прямой линіи, управленіе египетскимъ пашалыкомъ, лишь бы это предложеніе было принято въ слѣдующій десятидневный срокъ, то есть въ теченіи двадцати дней, считая со дня сдѣланнаго ему сообщенія, и лишь бы онъ равнымъ образомъ передалъ агенту султана должныя инструкціи своимъ сухопутнымъ и морскимъ военачальнинамъ о немедленномъ удаленіи въ предѣлы и гавани египетскаго пашалыка. — Всѣ трактаты и всѣ законы Оттоманской имперіи будутъ равномѣрно относиться къ Египту и къ вышеобозначенному акрскому пашалыку, какъ и къ прочимъ частямъ Оттоманской имперіи. — Сухопутныя и морскія силы, которыя будетъ содержать паша египетскій и акрскій, составляя часть силъ Оттоманской имперіи, будутъ всегда считаться содержимыми для государственныхъ нуждъ».

 

Если бы паша не согласился въ продолженіе двадцати дней на условія, предписанныя ему конвенціей, то султанъ могъ взять назадъ уступки, имъ предложенныя. Паша не согласился на условія, и англійскій флотъ, явившійся къ берегамъ малой Азіи, бомбардировалъ Бейрутъ; англійскія войска взяли приступомъ Сенъ Жанъ д'Акру и оттѣснили войска

 

 

325

 

Ибрагима паши въ Египетъ. Мегметъ-Али оказалса безсильнымъ; его средства не отвѣчали тѣмъ широкимъ замысламъ, которые ему приписывали. За тѣмъ адмиралъ Непиръ приблизился къ Александріи, заставилъ Мегмета Али войти въ переговоры и заключилъ съ нимъ конвенцію, въ которой выговорено было для паши право наслѣдственнаго владѣнія въ Египтѣ. Такимъ образомъ Англія, сильная тѣмъ, что Россія вступила въ союзъ съ нею, а Франція осталась въ одиночествѣ, рѣшила Восточный вопросъ, чтò не могло не возвысить ея значенія въ Малой Азіи и не отозваться выгодно для ея торговли. Впрочемъ Англія постаралась устранить всякое подозрѣніе на счетъ ея цѣлей въ этомъ дѣлѣ. Еще 5-го сентября 1840 года, размѣнивая конвенцію, уполномоченные четырехъ державъ

 

«рѣшили, съ цѣлію выставить въ истинномъ свѣтѣ безкорыстіе, руководившее ихъ дворами при заключеніи этого акта, формально объявить: что, при выполненіи обязательствъ, принятыхъ на себя по вышеозначенной конвенціи, договорившимися державами, государства эти не намѣрены искать никакого увеличенія территоріи, никакого исключительнаго вліянія, ни полученія какого либо преимущества въ торговлѣ для своихъ подданныхъ предъ другими націями».

 

Правда въ Лондонѣ сначала были недовольны поступкомъ Непира и въ Константинополѣ не согласились на условія, предложенныя имъ пашѣ; но потомъ, по убѣжденіямъ со стороны Франціи и не безъ вліянія Австріи, Порта фирманомъ 12 мая 1841 года признала за Мегметомъ-Али право наслѣдственнаго вдадѣнія въ Египтѣ, съ сохраненіемъ однакожь всѣхъ тѣхъ условій, которыя включены были въ прежнюю конвенцію и которыя дѣлали Египетъ болѣе зависимымъ отъ Порты, чѣмъ Сербія и Румынскія кнажества. Тогда и Франція приступила къ союзу остальныхъ державъ; а 1 іюля того же года отдѣльный актъ Ункіаръ Скедешскаго договора, заключенный между Россіей и Портой, замѣненъ былъ слѣдующею конвенціей, подписанною въ Лондонѣ:

 

«Его Высочество султанъ, съ одной сторовы, объявляетъ, что онъ имѣетъ твердое намѣреніе на будущее время соблюдать начало непреложно установленное какъ древнее правило его имперіи, и въ силу коего всегда было воспрещено военнымъ судамъ иностранныхъ державъ входить въ проливы Дарданеллы и Босфоръ, и пока Порта находится въ мирѣ, Его султанское Высочество не допуститъ ни одного военнаго иностраннаго судна въ сказанные проливы. — А ихъ величества императоръ всероссійскій, императоръ австрійскій, король венгерскій и чешскій, кородь французовъ, королева соединеннаго королевства

 

 

326

 

Великобританіи и Ирландіи и король Прусскій, съ другой стороны, обѣщаютъ уважать это рѣшеніе султана и сообразоваться съ вышеизложеннымъ началомъ. — Положено также, что, подтверждая неприкосновенность древняго правила Оттоманской имперіи, изложеннаго въ предидущей статьѣ, султанъ предоставляетъ себѣ, по прежнему, выдавать фирманы на проходъ легкихъ судовъ подъ военнымъ флагомъ, состоящихъ, по обычаю, въ распоряженіи посольствъ дружественныхъ державъ. Его Высочество султанъ предоставляетъ себѣ эту конвенцію довести до свѣдѣнія всѣхъ державъ, съ коими блистательная Порта находится въ дружественныхъ сношеніяхъ и предложить имъ приступить къ оной».

 

Высказывая свой взглядъ на значеніе этого договора, Гизо говоритъ, что этимъ актомъ Порта была изъята изъ подъ исключительнаго покровительства Россіи и введена въ кругъ общихъ интересовъ Европы. Пораженіе, нанесенное было сначало Франціи, было ослаблено этимъ договоромъ: Восточный вопросъ призванъ былъ на судъ европейскаго ареопага; Египетъ остался кліентомъ Франціи. Дарданеллы и Босфоръ, запертые по Ункіаръ Скелешскому договору для военныхъ державъ, заперты были теперь и для русскаго флота, и такимъ образомъ ключи къ Черному морю, оба берега Мраморнаго моря съ его проливами, остались въ рукахъ одной Порты, слабость которой могла подчинить ее не одному русскому, но и враждебному Россіи вліянію, чтò не разъ и случалось [96].

 

Нельзя не припомнить здѣсь словъ Фонтона, писанныхъ имъ за одиннадцать лѣтъ до окончанія Египетскаго вопроса.

 

«Проливы въ рукахъ Турціи нетолько лишаютъ насъ на югѣ нужнаго простора и вліянія на Восточныя дѣла, соразмѣрнаго величію и значенію Россіи, но могутъ подвергнуть насъ опасностимъ въ случаѣ господства другаго вліянія въ Константинополѣ. Чтобы этого избѣгнуть Россія принуждена, во чтò бы то ни стало, имѣть первенствующее вліяніе въ Константинополѣ, и этою необходимостію она всегда связана и противно своимъ интересамъ вовлекается безпрестанно въ политическія замѣшательства. Этому никогда конца не будетъ, пока нынѣшнее Турецкое государство существовать будетъ. Мы нынѣшнею войной и Адріанопольскимъ миромъ упрочили на время вліяніе свое въ Константинополѣ. Но долго ли это продолжится? Если исчислить, какихъ жертвъ намъ эта политика стòитъ, можно скоро постичь, что она несостоятельна. Рано или поздно она обанкрутится; итакъ заблаговременно слѣдуетъ тому конецъ положить. На это есть только два способа: первый способъ есть сдѣлать Восточный

 

 

327

 

вопросъ Славянскимъ вопросомъ, т. е. вознесть знамя славянщины и восточной вѣры, и на развалинахъ Австріи и Турціи создать новое исполинское Славянское государство. Но это — исполинское предпріятіе, котораго успѣхъ тѣмъ сомнительнѣе, что славянскіе народы, хотя они сильны числомъ, мужествомъ и самоотверженіемъ, не въ состояніи довершить его въ борьбѣ съ цѣлою западною Европою. Благоразумная политика требуетъ отказаться отъ этого и о томъ не мыслить. Остается другой способъ. Это раздробить нынѣшнюю Турцію на два государства: одно христіанское на Балканскомъ полуостровѣ, другое мусульманское въ Малой Азіи. Этимъ раздробленіемъ мы достигнемъ отверстія проливовъ и освобожденія единовѣрныхъ и единоплеменныхъ народовъ отъ Турецкаго владычества. И это все можетъ совершиться безъ нарушенія европейскаго равновѣсія. Въ слѣдствіе сего мы для достиженія этой цѣли моженъ и должны найти союзниковъ. Итакъ вотъ какая должна быть наша цѣль въ будущее время!»...

 

Но эта цѣль не была преслѣдуема и не могла быть приведена въ исполненіе, потому что на мѣсто обширнаго Восточнаго вопроса или ставился столь же обширный вопросъ Славянскій, не принимая во вниманіе, что его рѣшеніе, могло быть также раздроблено по частямъ, по отдѣльнымъ народностямъ; или идея о созданіи на Балканскомъ полуостровѣ одного христіанскаго государства, которая приводила къ другой крайности, предпочтительному предъ южными Славянами покровительству Грекамъ, чему дѣйствительно долгое время и подчинялась русская политика, особенно въ болгарскомъ церковномъ вопросѣ. Въ противоположность такой мысли сами Славяне выставили въ 1848 году мысль о федераціи; но и для этого предварительно нужно было политическое освобожденіе каждаго племени. Вотъ эта то послѣдняя задача и могла быть достойнымъ предметомъ русской политики, которая, избавляясь съ одной стороны отъ исполинскихъ плановъ, съ другой шла бы къ той же цѣли, но по частямъ и постепенно, не возбуждая противъ себя такой всеобщей зависти, какую вызвала рѣшая великіе вопросы: Восточный, Славянскій, и подчиняя имъ вопросы частные: сербскій, черногорскій, болгарскій. Уже полное освобожденіе однихъ Сербовъ полагало бы прочныя основы и для рѣшенія всего славянскаго и христіанскаго вопроса. Еще вѣрнѣе были мысли Фонтона объ опасностяхъ, какія соединялись для Россіи, вслѣдствіе оставленія обоихъ береговъ Мраморнаго иоря съ его проливами въ рукахъ Порты [97].

 

Какъ бы то ни было, усмиреніемъ Египетскаго паши спокойствіе Леванта

 

 

328

 

не было возстановлено. По удаленіи войскъ Ибрагима-паши изъ Сиріи началась борьба между Друзами и Маронитами, чтò опять дало поводъ Франціи вмѣшаться въ дѣла Османской Имперіи. Россія не принимала дѣятельнаго участія въ этомъ новомъ сирійскомъ вопросѣ. Франціа же, опираясь на это дѣло, основала цѣлую систему вмѣшательства въ судьбу тамошнихъ христіанъ. За тѣмъ вмѣшательство Франціи и Англіи обнаружилось въ вопросѣ о венгерскихъ бѣглецахъ и наконецъ въ вопросѣ о святыхъ мѣстахъ. Османская Имперія, эта мусульманская Польша, по выраженію Гизо, сдѣлавшись предметомъ общаго вниманія и общихъ опасеній со стороны европейскихъ державъ, должна была стать полемъ для ихъ соперничества между собою. Подъ вліяніемъ этого соперничества разрѣшались дѣла отдаленнаго Востока; ему же должны были подчиниться и интересы христіанскаго населенія Турціи.

 

Вопросъ о Святыхъ мѣстахъ возникъ вслѣдъ за той минутой, когда только что улеглись революціонныя движенія 1848 и 1849 годовъ, когда французская республика приближалась къ декабрскому перевороту, кинувшему ее въ властолюбивыя руки ея президента, захватившаго потомъ насильственно императорскій титулъ подъ именемъ Наполеона III, и наслѣдовавшаго двойную вражду въ русскому двору: вражду своей фамиліи, глава которой нѣкогда потерялъ свою власть, благодаря усиліямъ Россіи и ея императора Александра I, потраченнымъ на освобожденіе Европы отъ его владычества; и непріязненность французскаго двора временъ Людовика Филиппа, получившаго столько личныхъ огорченій отъ русскаго двора. Къ тому же Востокъ всегда могъ сдѣлаться поводомъ для борьбы и отмщенія за пораженіе Франціи въ Египетскомъ вопросѣ; и наконецъ самому Наполеону необходимо было втянуть Францію въ внѣшнюю войну, чтобы спокойно владѣть ею внутри, хотя онъ и твердилъ постоянно, что «имперія есть миръ». Не удивительно, что не прошло и года послѣ декабрскаго переворота, какъ Наполеонъ III вмѣшался во отношенія Россіи къ Портѣ и увлекъ за собой бóльшую часть Европы въ войну, которая стòила жизни полмилліону людей и до семи милліардовъ франковъ издержекъ, увѣряя однакожь, что французское правительство вступило въ войну единственно для защиты слабаго государства отъ замысловъ сильнаго и для поддержанія европейскаго равновѣсія.

 

«Правда ли, что со стороны двухъ главныхъ державъ, которыя вели войну съ Россіей, со стороны французскаго и британскаго правительствъ, спрашиваетъ въ своемъ послѣднемъ сочиненіи историкъ

 

 

329

 

второй фанцузской имперіи Дюнойэ, участіе въ войнѣ было такъ свободно отъ личныхъ интересовъ, какъ старались доказать это во Франціи? Не видимъ ли мы, что Англіи выгодно было сдѣлать изъ французскаго императора союзника себѣ вмѣсто врага, одно имя котораго такъ пугало большинство Англичанъ своими историческими воспоминаніями? Не было ли Англіи выгодно поднять двухь, главныхъ ея соперниковъ другь противъ друга, въ надеждѣ, что они ослабѣють во взаимной борьбѣ? Не было ли ей пріятно разрушивъ флотъ одной изъ двухъ великихъ морскихъ державъ Европы, силы которыхъ, соединившись между собою, могли бы успѣшно дѣйствовать противъ могущества Англичанъ, словомъ — ослабивъ флоть русскій, наслаждаться зрѣлищемъ сравнительной слабости противъ себя одинокаго флота Франціи? Въ то же время Англіи выгодно было, при содѣйствіи французскихъ силъ, еще болѣе расширить кругъ свободныхъ рынковъ для ея торговой дѣятельности. Уже однихъ этихъ выгодъ достаточно было для Англіи, чтобы рѣшиться на участіе въ войнѣ. Дѣла нѣтъ, что она не увеличила своихъ владѣній на Востокѣ никакимъ островомъ, никакою гаванью, никакимъ стратегическимъ пунктомъ, въ видахъ усиленія своего владычества на моряхъ Леванта. Что касается до главы французскаго правительства, то для него необходимость войны истекала изъ личныхъ выгодъ, которымъ угрожало внутреннее состояніе Франціи послѣ переворота 2-го декабря. Ему не нужно было никакихъ завоеваній на обширныхъ пространствахъ Османской имперіи: ему нужно было завоевать не что иное, какъ самое Францію, Францію оппозиціонную и Францію народную, браннолюбивую. Священныя мѣста Палестины давно уже находились подъ покровительствомъ Франціи; но она съ легкомысліемъ, равняющимся только легкомыслію ея философовъ, пренебрегала своими правами; и въ то время какъ Россіи дѣйствительно покровительствовала греческой религіи, Франція позволяла обольщать себя пустою болтовней грекофиловъ. Равнодушіе Франціи было полнымъ даже въ 1850 году, когда одинъ изъ ея консуловъ, имѣвшій честность найдти свое положеніе въ Іерусалимѣ невыносимымъ, далъ поводъ французскому правительству обратиться къ Портѣ съ требованіемъ объ исполненіи трактатовъ. Французскій посланникъ въ Константинополѣ дѣйствовалъ настоятельно, а министръ иностранныхъ дѣлъ въ Парижѣ отвѣчалъ на запросы Россіи и Турціи съ такимь очевиднымь равнодушіемъ къ дѣлу, поднятому его подчиненнымъ, что русскій царь счелъ возможнымъ въ собственноручномъ письмѣ къ султану обратиться

 

 

330

 

съ совѣтомъ не придавать этому дѣлу большаго значенія, и оно не подвинулось впередъ до самаго конца 1851 года».

 

Но совершился декабрскій переворотъ, и вопросъ считавшійся прежде ничтожнымъ во Франціи, вдругъ получилъ первостепенную важность: чего не могли добиться въ продолженіе двухъ лѣтъ, получили въ какіе нибудь два мѣсяца. Порядокъ вещей, существовавшій въ Іерусалииѣ болѣе 60 лѣтъ долженъ былъ измѣниться. Но Турція колебалась, великій визирь, согласившійся удовлетворить требованіямъ Наполеона, потерялъ свое мѣсто, и Латиняне не только не получили обѣщаннаго имъ, но даже потеряли право исключительнаго пользованія въ Іерусалимскомъ храмѣ куполомъ Вознесенія. Французскій резидентъ оставилъ Константинополь; по потомъ долженъ былъ вернуться назадъ, въ качествѣ посланника, на военномъ пароходѣ «Карлъ Великій», которому Порта, послѣ нѣкоторыхъ колебаній, согласилась дать позволеніе на свободный проходъ чрезъ Дарданеллы, вопреки трактату 1841 года. Требованія русскаго и французскаго правительствъ пришли чрезъ то въ столкновеніе. Въ ноябрѣ Порта согласилась на уступки Франціи; но Русскій императоръ пригласилъ греческаго патріарха выѣхать изъ Іерусалима при малѣйшемъ измѣненіи въ установившемся тамъ порядкѣ вещей [98].

 

Что касается другихъ великихъ державъ, то Пруссія не имѣла никакой надобности вмѣшиваться въ вопросъ о Святыхъ мѣстахъ; а Австрія, недавній другъ Россіи, спасенный ею отъ гибѣли, сначала принимала лишь незначительное участіе въ этомъ вопросѣ. Она издавна привыкла къ тому, чтобы покровительство латинскимъ христіанамъ на Востокѣ оказывали Франція и ея дѣятельные агенты, и сверхъ того не таково было ея представительство въ Константинополѣ, чтобы она могла энергически высказаться по этому вопросу. Чрезвычайно важный постъ императорско-австрійскаго интернунція при высокой Портѣ, служившій въ прежнія времена лицамъ его занимавшймъ ступенью къ высшимъ государственнымъ должностямъ, не былъ тогда ни кѣмъ занятъ, ибо между Турціей и Австріей установились холодныя отношенія, почти перерывъ дипломатическихъ сношеній вслѣдствіе покровительства, которое Порта, сдѣлавшись слѣпымъ орудіемъ европейской пропаганды, руководясь французскими совѣтами и вовсе не сознавая своихъ интересовъ, оказала венгерской инсуррекціи и ея вождямъ. Продолженіе такого порядка вещей, при общемъ положеніи дѣлъ въ остальной Европѣ, ежедневно становившемся болѣе опаснымъ, нисколько не соотвѣтствовало выгодамъ

 

 

331

 

обѣихъ этихъ державъ. Но дружескія отношенія между ними могли быть возстановлены лишь тогда, когдабъ Порта дала австрійскому правительству возможность во всякомъ случаѣ съ послѣдовательностыо и энергіей держаться политики, сообразной съ его собственными интересами. Кромѣ этого главнаго пункта, предстояло еще рѣшить многіе, издавна остававшіеся нерѣшенными вопросы, тѣсно связанные съ дипломатическимъ достоинствомъ Австрійской имперіи и съ охраною уваженія, котораго она добивалась на Востокѣ. Ко всему этому присоединились еще затрудненія по дѣламъ Черногоріи, достигшія именно въ 1853 году высшей степени запутанности. Намъ нѣтъ надобности говорить какъ возникли и развились эти затрудненія. Достаточно сказать, что Порта уже была готова отправить значительную военную силу, чтобы принудить Черногорцевъ признать надъ собою ея верховенство, въ чемъ они всегда упорно отказывали ей, ссылаясь на свою прежнюю независимость и полагаясь на постоянно оказываемое имъ покровительство Россіи. На этотъ разъ поводъ къ распрѣ подали вторженія самихъ Черногорцевъ. Нападеніе на крѣпостцы Шпуцъ и Жаблякъ, сначала успѣшное, при дальнѣйшенъ ходѣ событій привлекло на границу Черногоріи турецкую армію подъ начальствомъ Омеръ-паши. Можетъ быть австрійское правительство, намѣреваясь оказать жителямъ Черногоріи, находившимся въ такой опасности, великодушное и безкорыстиое пособіе, имѣло въ виду освободить ихъ отъ покровительства Россіи, которое они издавна признавали; можетъ быть оно было къ этому побуждено и тогдашними отношеніями къ Портѣ и ролью, какую, по его предположенію, въ главной квартирѣ Омеръ-паши играла революціонная пропаганда. Какъ бы то ни было, но Австрія наконецъ приступила къ рѣшительнымъ мѣрамъ, которыя вмѣстѣ съ тѣмъ должны были проложить путь для возстановленія дружескихъ связей ея съ Оттоманскою имперіей. Въ январѣ 1853 года въ Константинополь прибылъ фельдмаршалъ лейтенантъ графъ Лейнингенъ въ качествѣ чрезвычайнаго посла австрійскаго императора. Сущность возложеннаго на него порученія состояма въ слѣдующемъ: покончить дѣло о выходцахъ изъ Венгріи, прекратить распрю съ Черногоріей и объявить, что на этихъ только условіяхъ могутъ быть возстановлены дружескія отношеніи Австріи къ Портѣ. Сосредоточеніе сильной арміи на границахъ Хорватіи и Далмаціи подъ начальствомъ бана, фельцейхмейстера барона Елачича, которому было предписано, въ случаѣ отказа со стороны Порты, вступить въ Турцію,

 

 

332

 

имѣло цѣлью оказать требованіямъ австрійскаго уполномоченнаго надлежащую поддержку. Вмѣстѣ съ тѣмъ на черногорской границѣ, какъ пунктѣ наиболѣе угрожаемомъ опасностью, явился въ качествѣ императорскаго коммиссара австрійскій генералъ-адъютантъ, а между тѣмъ одинъ изъ высшихъ офицеровъ австрійскаго генералъ квартирмейстерскаго штаба прибылъ въ главную квартиру Омеръ-паши и склонилъ его воздержаться отъ дальнѣйшихъ военнихъ дѣйствій до тѣхъ поръ, пока будетъ получено извѣстіе о томъ, какой успѣхъ имѣло порученіе, возложенное на фельдмаршалъ лейтенанта графа Лейнингена. Австрійскій уполномоченный, получивъ отказъ, уже готовился выѣхать изъ Константинополя; но въ послѣднія минуты Порта одумалась и безусловно согласилась на всѣ требованія Австріи. Такимъ образомъ отношенія Австріи къ Портѣ были возстановлены на прочномъ основаніи, а вслѣдъ за тѣмъ интернунціенъ въ Константинополь былъ назначенъ бывшій министръ торговли, баронъ фонъ-Брукъ [99].

 

Но въ отношеніяхъ Турціи къ Россіи въ это время водворялось напротивъ безпрерывно возраставшее обоюдное раздраженіе. Въ Іерусалииѣ былъ торжественно прочитанъ исходатайствованный Лавалеттомь въ пользу латинскихъ монаховъ фирманъ, которымъ доставлены были имъ нѣкоторыя преимущества относительно доступа къ Виѳлеемской церкви и ко гробу Пресвятой Дѣвы; такія преимущества Россія сочла посягательствомъ на права православной церкви. Во всякомъ случаѣ эти уступки Порты въ пользу латинства вообще считались за побѣду французской дипломатіи надъ русскою, а въ этомъ-то и заключалась сущность вопроса. Опять поднимался вопросъ объ уваженіи къ Россіи на Востокѣ, о томъ вліяніи и нравственномъ господствѣ, которыя она при помощи давней политики, дипломатическаго искусства и матеріальной силы успѣла пріобрѣсти себѣ въ продолженіе полутораста лѣтъ. Февраля 26-го генералъ-адъютантъ князь Меншиковъ, сопровождаеный многочисленною и блистательною свитою, прибылъ въ качествѣ чрезвычайнаго посла императора Николая въ Константинополь; 29-го онъ явился къ великому визирю, а 30-го министръ иностранныхъ дѣлъ Фуадъ-эфенди уже подалъ въ отставку. Много спорили о томъ, должно ли или нѣтъ порученіе возложенное на князя Меншикова почитать слѣдствіемъ порученія исполненнаго графомъ Лейнингеномъ. Въ Европѣ вообще господствовало мнѣніе, что князя Меншикова послали въ Константинополь съ намѣреніемъ не отстать отъ

 

 

333

 

Австрія и достигнуть такого же результата, какого достигла она столь быстро и неожиданно. Но есть основаніе думать, что посылка князя Меншикова была рѣшена и подготовлена уже въ то время, когда еще не была исполнена энергическая мѣра Австріи, изумившая и Петербургъ и Европу. Еще осеныо предшествовавшаго года въ Россіи были сдѣланы приготовленія, несомнѣнно имѣвшія цѣлью прибѣгнуть къ этому рѣшительному дипломатическому шагу разсчитывавшему въ случаѣ упорства со стороны Порты перейти къ военнымь дѣйствіямъ. Императоръ Никола II дѣлалъ смотръ корпусамъ южной русской арміи и кавалеріи, стоявшей въ военныхъ колоніяхъ, посѣтилъ Крымъ, причемъ передъ нимъ въ послѣдній разъ выстраивался черноморскій флотъ, осматривалъ Николаевъ и Севастополь, и назначалъ мѣста въ послѣднемъ, гдѣ надо было устроить укрѣпленія съ сухопутной стороны: все это въ соединеніи съ разными знаменательными, военно административными распоряженіями вело къ предположенію, что главное вниманіе русской политики, которое она долго обращала на Западъ, начинало теперь снова устремляться на берега Босфора. Если бы князь Меншиковъ не былъ задержанъ болѣзнію сначала въ Петербургѣ, а потомъ въ Одессѣ, то можетъ быть онъ прибылъ бы въ Константинополь прежде графа Лейнингена, или по крайней мѣрѣ одновременно съ нимъ. Здѣсь не лишне будетъ замѣтить, что тогда, почти во всѣхъ слояхъ русскаго населенія, обнаруживалось восторженное настроеніе умовъ. Предсказаніе о томъ, что по прошествіи четырехъ сотъ лѣтъ со дня кончины послѣдняго Палеолога, на храмѣ Святыя Софіи снова будетъ водруженъ крестъ, было въ то время распространено даже въ образованныхъ классахъ Россіи и произвело на весь народъ глубокое впечатлѣніе. Предподагаемое осуществленіе этого пророчества приходилось въ 1853-мъ году, а потому не удиввтельно, что въ Россіи была распространена вѣра въ это предсказаніе, и такимъ образомъ поддерживалось возбужденіе въ народѣ, дѣйствовавшее въ одинаковомъ смыслѣ какъ на высшіе, такъ и на низшіе слои общества. Иностранцы, знавшіе о такомъ настроеніи русскаго общества и имѣвшіе въ виду извѣстную всей Европѣ, непреклонную волю императора Николая и непоколебимую твердость, съ какою онъ настаивалъ на исполненіи своихъ предпріятій, полагали, что Россію не трудно будетъ увлечь снова на путь честолюбивыхъ замысловъ, направленныхъ къ распространенію русскихъ владѣній. Они не хотѣли вѣрить, чтобы русская дипломатіа надѣялась посредствомъ простой демонстраціи достягнуть желаемаго

 

 

334

 

результата, и начали трубить по всей Европѣ объ опасности, грозящей для нея отъ Россіи.

 

Какъ бы то ни было, на этотъ разъ счастіе не благопріятствовало русской дипломатіи. Считая не нужнымъ описывать ходъ переговоровъ, веденныхъ княземъ Меншиковымъ, и событія, какими они сопровождались, ограничимся только замѣчаніемъ, что на западѣ Европы видѣли въ миссіи князя Меншикова непремѣнное намѣреніе русскаго правительства нанести смертельный ударъ тому значенію, какимъ Порта еще пользовалась у своихъ христіанскихъ и мусульманскихъ подданныхъ, намѣреніе, будто бы сначала скрываемое, но потомъ мало по малу обнаруживавшееся во время переговоровъ. Англійскій посолъ, лордъ Стратфордъ Редклифъ, обѣщалъ Портѣ дѣятельную поддержку западныхъ державъ, и она рѣшительно отвергла русскій ультиматумъ, представленный въ нотѣ князя Меншикова 7 (19) марта. Прибытіе французскаго флота въ Саламинскій заливъ представило турецкому министерству, во главѣ котораго стоялъ Решидъ-паша, фактическое доказательство, что на этотъ разъ западная Европа не оставитъ Турцію безъ защиты. «И были ли одна кожь требованія Россіи, спрашиваетъ Дюнойэ, такого свойства, чтобы вмѣсто уступки имъ заставить Россію принять войну съ цѣлымъ Западомъ?» Онъ говоритъ, что оба требованія русскаго правительства, касавшіяся христіанскихъ церквей восточнаго исповѣданія, основывались на договорахъ Кайнарджійскомъ и Адріанопольскомъ. Лишь послѣ нѣсколькихъ мѣсяцевъ тщетныхъ переговоровъ, не получая законнаго удовлетворенія отъ Турціи, подстрекаемой другими, Россія рѣшилась занять Дунайскія княжества. «Трудно найдти въ требованіи Россіи въ пользу своихъ еднновѣрцевъ и даже въ той формѣ, подъ которою она окончательно представила свои запросы, что либо похожее на покушеніе противу независимости Порты». Бывшія незадолго предъ тѣмъ попытки Франціи и Австріи, по мнѣнію французскаго историка, не были скромнѣе русской. Онъ думаетъ что русское правительство начало войну не съ завоевательными цѣлями, а подчиняясь чувству раздраженія, которое неизбѣжно должно было явиться вслѣдствіе наполеоновскихъ интригъ. Онъ ссылается на меморандумъ, посланный изъ русскаго кабинета графу Кларендону, гдѣ было между прочимъ сказано, что предлагаемая Англіей относительно Турціи политика великодушія, которой всегда слѣдовало русское правительство, должна руководить всѣми правительствами европейскими; но Франція усвоила себѣ другую. За тѣмъ онъ приводитъ конфиденціяльную

 

 

335

 

ноту, отъ 15-го апрѣля 1853 года, въ которой покойный императоръ изъявлялъ готовность содѣйствовать въ согласіи съ Англіей, продолженію существованія Турецкой имперіи. «Чтò можно было сказать болѣе успокоивающаго, спрашиваетъ авторъ, болѣе удовлетворительнаго? Пускай уважаютъ Турецкую имперію, и я буду уважать ее; пускай не злоупотребляютъ ея слабостію, и я не только не буду ослаблять ее, но даже готовъ содѣйствовать ея поддержкѣ: таковъ былъ смыслъ русскихъ отвѣтовъ». Россія была поставлена въ такое положеніе, что ей оставалось выбирать одно изъ двухъ: или для поддержянія своего ультиматума исполнить высказанную въ немъ угрозу и занять въ видѣ залога Дунайскія княжества, или рѣшиться на уступку. Такая уступка не согласовалась съ порученіемъ, возложеннымъ на князя Меншикова, цѣль коего состояла въ томъ, чтобы возстановить и вновь упрочить на Востокѣ уваженіе къ Россіи, потерпѣвшее ущербъ. По этому русское правительство было вынуждено привести въ исполненіе военныя приготовленія, которыя сначала, составляли лишь демонстрацію съ цѣлью придать болѣе вѣса дипломатическимъ требованіямъ. 2-го іюля авангардъ 5 го корпуса русской арміи переправился черезъ Прутъ при Скулянахъ, а 25-го того же мѣсяца русскія войска вступили въ Букарештъ. Между тѣмъ на заявленную въ русскомъ ультиматумѣ угрозу занять княжества, Франція и Англія отвѣчали высылкою своихъ флотовъ, которые 2 (14-го) іюня бросили якорь въ заливѣ Безикскомъ у Тенедосскаго берега [100].

 

Тогда послѣдовалъ дѣятельный обмѣнъ нотъ и депешъ, меморандумовъ и протоколовъ, при которомъ державы, хотя не фактичееки, а лишь политически уже состоявшія между собою въ войнѣ, старались отдалить отъ себя нравственную отвѣтственность за починъ военныхъ дѣйствій. Съ обѣихъ сторонъ еще заботились о томъ, чтобы расположить въ свою пользу общественное мнѣніе Европы, и это служило нѣкоторымъ свидѣтельствомъ того, что за воинственнымъ, по видимому, настроеніемъ скрывалось въ сущности расположеніе мирное. Интересъ Австріи предписывалъ ей пользоваться этимъ расположеніемъ. Такъ какъ она съ обѣими сторонами состояла еще въ дружественныхъ отношеніяхъ, то, казалось, что вслѣдствіе своего привычнаго расположенія къ миру, притомъ по своему географическому положенію между враждующими сторонами, и гранича съ государствомъ, изъ-за котораго произошла распря, она естественно могла и должна была вступить въ посредничество. Поэтому всѣ вообще согласились, чтобъ Вѣна, какъ городъ находившійся въ нейтральномъ

 

 

336

 

государствѣ, была самымъ благопріятнымъ мѣстомъ для конференціи посланниковъ, имѣвшей цѣлью договориться о сдѣлкѣ, которая могла бы обѣими сторонами быть принята и удовлетворила бы требованія Россіи, не нанеся особеннаго ущерба интересамъ и достоинству турецкаго правительства. Калалось дѣло примиренія уже близилось къ успѣшному исходу. 10-го августа на этой конференціи былъ приготовленъ, одобренный императоромъ Николаемъ, проектъ ноты, которую Порта должна бы была отправить къ русскому правительству. Но Порта не согласилась принять безъ измѣненій вѣнскій проектъ ноты, и это придало дѣлу неожиданный оборотъ. Измѣненія эти отвергла Россія, имѣвшая право оскорбиться и тѣмъ уже, что Турція не захотѣла покориться посредническому рѣшенію, которому сама она безусловно подчинилась. Тогда вслѣдствіе противоположности обоюдныхъ воззрѣній, оказалось, что, не смотря на всѣ усилія дипломатіи, война была неизбѣжна. Тѣмъ не менѣе этотъ случай еще не ослабилъ усилій отвратить столкновеніе и рѣшить распрю мирнымъ образомъ. Императоры австрійскій и русскій съѣхались по случаю маневровъ союзныхъ германскихъ войскъ, сперва въ Оломуцѣ, а потомъ въ Варшавѣ, куда прибылъ и король прусскій, и лично старались достигнуть соглашенія. Въ Оломуцѣ, въ замѣнъ упомянутой вѣнской ноты, вторично былъ составленъ проектъ новой ноты, но прежде чѣмъ она была окончательно приготовлена, событіа разстроили все дѣло.

 

Между тѣмъ какъ кабинеты безплодно истощались въ усиліяхъ достигнуть мирнаго соглашенія, русскія войска значительно распространились по Дунайскимъ княжествамъ, занявъ всю Молдавію и Валахію. Въ Константинополѣ это движеніе русскихъ войскъ въ княжествахъ произвело, по видимому, впечатлѣніе еще болѣе сильное, чѣмъ содержаніе проекта вѣнской ноты. Порта приняла военныя мѣры для сопротивленія русскимъ въ Дунайскихъ княжествахъ. Гвардейскія войска и два корпуса, стоявшіе въ Румеліи и Болгаріи, были выдвннуты на Дунай подъ начальствомъ Омеръ-паши, а между тѣмъ позади Балканскаго хребта собірались соразмѣрные съ потребностыо резервы. Сентября 21-го два французскихъ и два англійскихъ линейныхъ корабли выступили изъ Безикской бухты и стали на якорь у Константинополя. Въ офиціальныхъ объявленіяхъ было сказано, что прибытіе этихъ кораблей имѣло цѣлію оградить султана отъ опасностей, какими ему угрожало фанатическое настроеніе старой турецкой партіи и доставить министрамъ Порты возможность дѣйствовать съ полною свободою. Подъ покровомъ флаговъ

 

 

337

 

англійскаго и французскаго собрался Диванъ, и 26 сентября въ торжественномъ засѣданіи опредѣлилъ объявить войну Россіи, а вслѣдъ за тѣмъ это опредѣленіе было утверждено султаномъ Абдудъ Меджидомъ. Такимъ образомъ Порта были вынуждена объявить войну по наущенію западныхъ державъ, которыя имѣли въ виду, разорвавъ трактатъ 1841-го года, открыть своимъ флагамъ доступъ къ Босфору и защитить столицу Турціи отъ нападенія рускихъ морскихъ силъ. И въ то время, какъ императоры австрійскій и русскій договаривались о составленіи проекта новой ноты, для мирнаго окончанія распри, Турція, объянивъ войну Россіи, требовала вмѣстѣ съ тѣмъ, чтобы въ четырнадцатидневный сромъ русскія войска были выведены изъ Дунайскихъ княжествъ, вслѣдствіе чего проектъ новой ноты потерялъ свое значеніе, и событія приняли грозный оборотъ. Послѣдній посредникъ между Россіей и Турціей, Австрія поспѣшила восползоваться своимъ выгоднымъ положеніемъ. Къ этому побуждало ее многое. Не смотря на свои отношенія къ Россіи, установившіяся съ 1849 года, австрійское правительство сознавало, что помощь, оказанная тогда ему русскимъ правительствомъ, много содѣйствовала укрѣпленію русскаго вліянія не только въ низовьяхъ Дуная, но даже и въ среднемъ теченіи его. Такой помощи всегда опасались въ Вѣнѣ: принцъ Евгеній Савойскій, Марія Терезія, Іосифъ II постоянно держались того мнѣнія, что дружба Россіи, даже самыя услуги ея должны быть принимаемы весьма осмотрительно, по причинѣ тѣхъ связей, которыя легко могутъ возникnуть между Россіей и австрійскими Славянами. Особенно старался австрійскій дворъ помѣшать Россіи овладѣть Румынскими княжествами и такимъ образомъ отдѣлить австрійскую имперію отъ Чернаго моря, и получить перевѣсъ на нижнемъ Дунаѣ. Въ этомъ смыслѣ присоединеніе Буковины къ Австріи въ прошломъ столѣтіи давало ей важный опорный пунктъ для дѣйствій на Молдавію и Валахію. Послѣднее обстоятельство давно уже и очень вѣрно поминали въ Россіи. Такъ, по словамъ Фонтона, когда въ 1807 году, «князь Прозоровскій назначенъ былъ главнокомандующимъ арміи, онъ, передъ отъѣздомъ изъ Петербурга, имѣлъ свиданіе съ императоромъ Александромъ, чтобы принять послѣднія приказанія; на столѣ, въ кабинетѣ Его Величества, была разложена карта Турціи и смежныхъ державъ, и государь сталъ излагать планъ дѣйствій для рѣшительнаго и скораго успѣха. Не дѣлая никакихъ возраженій, князь Прозоровскій упиралъ только пальцемъ на Буковину и Трансильванію, въ то мѣсто, гдѣ Карпаты

 

 

338

 

образуютъ вдавшійся въ Россійскія владѣнія уголъ. Князь Прозоровскій тогда даже пальца не снималъ, когда это могло мѣшать движеніямъ руки императора. Не понимая причины этой странности, царь, съ довольнымъ нетерпѣніемъ, спросилъ у князя: отчего онъ ничего не говоритъ, а только пальцемъ мѣшаетъ? — «Извините Ваше Величество, отвѣчалъ князь Прозоровскій, но я былъ въ задумчивости! Я вижу на этомъ пунктѣ сто тысячь бѣлыхъ мундировъ, которые такъ моимъ дѣйствіямъ мѣшать будутъ, какъ мой палецъ свободному движенію руки Вашего Величества» [101]. Этою-то возможностью господствовать надъ сообщеніями Россіи съ Придунайскими княжествами и Балканскимъ полуостровомъ, рѣшилась воспользоваться въ началѣ Восточной войны Австрія, болѣе шестидесяти лѣтъ не принимавшая вооруженнаго участія въ дѣлахъ Востока, и чрезъ то утратившая значительную долю вліянія на христіанскія населенія, расположенныя на югъ отъ Дуная. Кромѣ того ей нужно было смыть съ себя то безславіе, которое она приняла на себя въ глазахъ своихъ народовъ, сознавшись въ своей слабости и призвавъ Россію на помощь въ 1849 году. Вѣнскихъ правителей тяготила та дружеская услуга, которая оказана была имъ со стороны Россіи завоеваніемъ Венгріи. «Венгрія у ногъ Вашего Величества!» эти слова русскаго фельдмаршала не давали покоя велико-германской партіи, засѣвшей въ Вѣнѣ со временъ Баха. Добыча, полученная изъ чужихъ рукъ, рѣдко внушаетъ получившему ее чувство благодарности къ неожиданному благодѣтелю. Ни отверженныя въ 1849 г. русскимъ дворомъ предложенія депутацій отъ Мадьяръ изъ Венгріи и Сербовъ изъ воеводства, ни прямое нежеланіе воспользоваться тогда стѣсненнымъ положеніемъ Габсбургскаго дома и присоединить къ Россіи хоть Восточную Галицію, населенную русскимъ племенемъ, — ничто не могло вразумить вѣнскихъ министровь на счетъ характера русской политики, принявшей на себя неблагодарную роль охранительницы чужаго спокойствія, за которую она взялась безкорыстно во имя Священнаго Союза, уже давно забытаго самою Австріей. И вотъ теперь, когда загорѣлась война между Россіей и Портой за права Восточныхъ христіанъ, Австрія, припомнивъ мудрое правило, что ни одно государство не обязано жертвовать своими выгодами на пользу другаго, воспользовалась какъ нельзя лучше обстоятельствами войны и безъ большихъ пожертвованій водворила свое вліяніе въ тѣхъ мѣстностяхъ сѣверной Турціи, гдѣ до тѣхъ поръ пользовалась исключительнымъ вліяніемъ Россія. Со стороны Австріи вовсе не было въ этомъ случаѣ той черной неблагодарности, которою обѣщалъ

 

 

339

 

удивить весь міръ вѣнскій министръ князь Шварценбергъ. Австрія хотѣла только возстановить свое значеніе на нижнемъ теченіи Дуная и задумала вытѣснить Русскихъ изъ Румынскихъ княжествъ. Исполнить это было не очень трудно.

 

Еще 9-го октября 1853 года начальникъ турецкой арміи въ Болгаріи препроводилъ къ князю Горчакову, начальствовавшему русскими войсками, требованіе очистить Дунайскія княжества; въ тотъ же день адмирадъ Дондасъ получилъ чрезъ лорда Редклифа приглашеніе Порты вступить съ флотомъ, находившимся подъ его командою, въ Босфоръ. Разумѣется князь Горчаковъ едва удостоилъ отвѣтомъ требованіе турецкаго главнокомандующаго. Поэтому можно было ожидать, что первые пушечные выстрѣлы раздадутся вскорѣ на нижнемъ Дунаѣ. Однако случилось иначе; военныя дѣйствія начались вдали отъ Дунайскихъ княжествъ, на границахъ Азіатской Турціи, точно также какъ первый дипломатическій поводъ къ войнѣ былъ поданъ отдаленною Палестиною. Впрочемъ на Дунаѣ князь Горчаковъ, командовавшій не очень значитедьными силами, остававшимися безъ всякой поддержки со стороны моря, не могъ предпринять никакихъ наступательныхъ дѣйствій. Притомъ согласно съ увѣреніями, данными императоромъ Николаемъ австрійскому императору и прусскому королю въ Оломуцѣ и Варшавѣ, подтвержденными даже послѣ объявленія войны со стороны Турціи, русскіе военоначальники должны были ограничиваться только оборонительными дѣйствіями на лѣвомъ берегу Дуная. Сверхъ того раздробденіе незначительныхъ русскихъ силъ было еще необходимымъ слѣдствіемъ и политическаго порученія, возложеннаго на князя Горчакова. Программа русской политики состояла въ томъ, чтобы занимать Моддавію и Валахію, господствовать въ нихъ, и распространять русское вліяніе по всей странѣ. Такая цѣль могла быть достигнута лишь повсемѣстнымъ присутствіемъ русскихъ войскъ въ княжествахъ, присутствіемъ, которое казалось тѣмъ болѣе нужнымъ, что тотчасъ послѣ начала военныхъ дѣйствій между покровительствующею державою и Турціей, господари, по повелѣнію Порты, сложили съ себя свои обязанности и выѣхали изъ княжества, при чемъ въ Валахіи правительственная власть перешла въ руки административнаго совѣта, въ которомъ предсѣдательствовалъ русскій генералъ-адъютантъ, баронъ Будбергь; а въ Молдавіи должность русскаго коммисара исправлялъ генералъ Сакенъ. Съ своей стороны и Омеръ-паша имѣлъ важныя причины не сосредоточивать свои войска и воздерживаться отъ наступательнаго

 

 

340

 

движенія на Букарештъ. Западныя державы не были еще въ войнѣ съ Россіей и совсѣмъ не такъ еще безусловно обязались защищать Пррту, чтобы она, предпринимая во что бы то ни стало наступательныя дѣйствія, могла съ увѣренностію ожидать отъ нихъ поддержки; одна же Порта была не въ состояніи собственными средствами привести къ благопріятному исходу какое нибудь обширное предпріятіе. Между тѣмъ на азіатскомъ театрѣ войны, на Риза-пашу напалъ 26-го ноября Андрониковъ и на Ахмедъ-пашу 1-го декабра Бебутовъ, при Башъ-Кадыкъ-Ларѣ: оба турецкіе военачальника потерпѣли рѣшительное пораженіе и войска ихъ были совершенно разсѣяны. Главные турецкіе начальники въ Азіи, Селимъ и Абди-паша, не посмѣли выдти изъ Эрзерума и Карса, чтобы помочь подчиненнымъ имъ пашамъ и спасти лучшую часть ихъ войска, такъ велика была ихъ неспособность и безпечность. Нападеніе Турокъ на русское Закавказье не только было отбито, но Русскіе еще сами вторглись въ Турцію. Азіятская турецкая армія на долгое время была уничтожена, и Шамиль, который долженъ былъ выдти на помощь Туркамъ изъ Дагестанскихъ горъ, на этотъ разъ остался невидимкою. Около того же времени русскій флотъ одержалъ при Синопѣ не менѣе блистательную, какъ и неожиданную побѣду. 18 ноября русская эскадра, подъ начальствомъ адмирала Нахимова, сокрытая густымъ туманомъ, подошла къ синопскому рейду и совершенно истребила 11 турецкихъ военныхъ кораблей, состоявшихъ подъ командою Османъ-паши, и укрывшихся на этомъ рейдѣ отъ буря, застигшей ихъ на пути къ кавказскому берегу. Это военное событіе огласилось по всей Европѣ и произвело сильное впечатлѣніе. Съ него начался, какъ вообще полагаютъ, новый и важнѣйшій поворотъ въ Восточномъ вопросѣ, ибо непосредственнымъ его слѣдствіемъ (хотя уже спустя пять недѣль) было вступленіе союзныхъ флотовъ въ Черное море. Впрочемъ, важность значеніе этого происшествія были излишне преувеличены. Разницы въ томъ не было, оставались ли союзные флоты въ Безикскомъ заливѣ или вошли въ Черное море и стали якоремъ у замковъ, защищающихъ входъ въ Босфоръ. Пройдя 26 октября черезъ Дарданеллы они уже переступили за линію, отдѣлявшую войну отъ мира.

 

Дипломатія и послѣ битвы при Синопѣ усердно хлопотала о соглашеніи. Еще засѣдавшая въ Вѣнѣ, какъ бы постоянное посредническое судилище, конференція посланниковъ подписала 23-го ноября новый протоколъ и присоединила къ нему тождественную коллективную ноту,

 

 

341

 

въ которой четыре державы поручали своимъ представителямъ въ Константинополѣ пригласить Порту, чтобы она присоединилась въ этому протоколу. Но это вторичное посредническое предложеніе было уже предупреждено въ Константинополѣ тамошними дипломатами, которые до полученія упомянутой вѣнской ноты и независимо отъ нея составили подобный же проектъ и представили его Портѣ для подписанія. Въ отвѣтѣ своемъ отъ 19-го декабря, Решидъ-паша отказался отъ того и другаго предложенія, хотя въ вѣжливыхъ выраженіяхъ. Правда, и послѣ того въ дипломатическихъ канцеляріяхъ продолжалась еще значительная дѣятельность, писались многочисленныя ноты и депеши, которыми до дѣйствительнаго объявленія войны Россіи обмѣнивались между собою европейскіе кабинеты. Даже и въ послѣдовавшемъ 24-го декабря вступленіи союзныхъ флотовъ въ Черное море дипломатія не хотѣла видѣть повода къ войнѣ (casus belli). Въ Европѣ все еще какъ бы боялись начать войну. Наконецъ принято было въ высшей степени странное постановленіе, не соотвѣтствовавшее ни войнѣ, ни миру. Союзныя державы назначили Россіи демаркаціонную линію въ Черномъ морѣ, за которую не должны были переходить русскія военныя суда, а если бы перешли, то были бы отражены непріятельскими судами. Россія требовала объясненія этой мѣры, но на ея вопросы западными державами не было дано отвѣта. Правда нить дипломатическихъ переговоровъ не совсѣмъ еще была прервана, но въ размѣниваемыхъ депешахъ содержались только обоюдные укоры. Равнымъ образомъ и личная переписка государей Россіи и Франціи, будучи ведена гласно передъ всею Европою, могла почитаться лишь прощальною перепискою, очень вѣжливою конечно, но не чуждою раздраженія.

 

Между тѣмъ со сгороны Россіи послѣдовала попытка отвлечь Австрію и Пруссію отъ западныхъ державъ съ сохраненіемъ нейтралитета. Таково было предложеніе, которое сдѣлалъ отъ имени русскаго государя обѣимъ державамъ генералъ адъютантъ графъ Орловъ, пріѣзжавшій въ концѣ января въ Вѣну съ особеннымъ порученіемъ. При этомъ однакожь русскій кабинетъ не принималъ никакихъ другихъ обязательствъ, кромѣ того что при окончательномъ устройствѣ новаго положенія Востока онъ пригласить своихъ союзниковъ на совѣтъ. Менѣе всего могла согласиться на то Австрія, которой распространеніе войны и народнаго движенія на всемъ Балканскомъ полуостровѣ могло грозить большою опасностью. Условія были такъ невыгодны для Австріи, что

 

 

342

 

не могли быть приняты, и 3 февраля графъ Орловъ уѣхалъ изъ австрійской столицы, не исполнивъ возложеннаго на него порученія. Циркуляромъ отъ 10-го февраля вѣнскій кабинетъ объявилъ о положеніи, которое онъ можетъ и долженъ принять относительно русскихъ предложеній. Въ то же время въ первый разъ въ офиціальномъ дипломатическомъ документѣ было упомянуто о расположеніи австрійскихъ войскъ на южной границѣ имперіи, съ цѣлію вліять на ходъ событій. Такимъ объявленіемъ отношенія Австріи къ Восточному вопросу выяснились полнѣе и рѣшительнѣе; и почти въ тоже самое время не осталось болѣе никакого сомнѣнія относительно дальнѣйшаго образа дѣйствій со стороны Франціи и Англіи. Корреспонденція англійскаго посла въ Петербургѣ, Серъ Гамильтона Сеймура, съ его министерствомъ, русскій меморандумъ 1842 года, переданный, при посѣщеніи Англіи императоромъ Николаемъ, лорду Абердину, и вызванныя этимъ документомъ депеши, были предъявлены парламенту и дали поводъ западнымъ политикамъ и публицистамъ прокричать о честолюбивыхъ, высокомѣрныхъ планахъ Россіи, угрожавшихъ будто бы опасностью европейскому равновѣсію. Впечатлѣніе, произведенное этимъ, не могло быть изглажено уже ничѣмъ. Особенно въ Англіи, торговые интересы которой заставляли ее трепетать за участь Турціи, общественное мнѣніе было взволновано болѣе чѣмъ гдѣ либо. Тамъ уже не возбуждали къ борьбѣ, а настойчиво искали ея; самъ парламентъ повелительно требовалъ войны. 28 февраля былъ заключенъ оборонительный и наступательный союзъ между Англіей, Франціей и Портой, а 1-го марта англійскій консулъ въ Петербургѣ передалъ канцлеру русской имперіи ультиматумъ западныхъ державъ, и непремѣнное требованіе ихъ вывести русскія войска изъ Дунайскихъ княжествъ. Россія не отвѣчала на это требованіе. 16-го марта французскій министръ Фульдъ сообщилъ сенату и законодательному корпусу, что императоръ Наполеонъ, отъ имени французской націи, объявилъ русскому императору войну. Въ тотъ же самый день въ палатѣ лордовъ и въ нижней палатѣ было прочтено посланіе королевы, въ которомъ объявлено, что съ сего часа Великобританія и Ирландія состоятъ въ войнѣ съ Россіей. День спустя въ томъ и другомъ государствѣ былъ обнародованъ манифестъ о войнѣ. Отвѣтомъ русскаго императора на этотъ ианифестъ была переправа войскъ чрезъ Дунай [102].

 

Въ дѣйствіяхъ русскихъ войскъ въ Малой Валахіи многіе искали связи съ обстоятельствомъ, которое сперва не обратило на себя вниманія,

 

 

343

 

но въ это время, т. е. въ началѣ 1853 г., приняло угрожающіе размѣры и встревожило державы, заинтересованныя въ Восточномъ вопросѣ. Въ горахъ Ѳессаліи вспыхнуло возстаніе, которое очевидно при участіи греческаго правительства угрожало распространиться мало по малу отъ границъ Греціи черезъ древній Эпиръ до Македоніи и Албаніи. Послѣдняя уже со временъ Али-паши янинскаго почти освободилась отъ господства Порты и повиновалась лишь своимъ полунезависимынъ старѣйшинамъ. Здѣсь возстаніе нашло пригодную для себя почву и могло расчитывать на значительное пособіе со стороны Арнаутовъ. Еслибы оно проникло на плоскую возвышенность за Манастыромъ (Битоліей) и Ускіупомъ, то легко могло бы подать руку справа черезъ Приштину и Новый Пазаръ Сербіи, безъ того уже взволнованной, а слѣва недовольнымъ жителямъ Босніи и Герцеговины, гдѣ со времени послѣдней экспедиціи Омеръ-паши хотя и было тихо, однако мятежъ все еще тлѣлъ подъ пепломъ. Въ Европѣ были весьма неправы, проклиная это возстаніе и негодуя на него. Называли его преждевременнымъ и незаконнымъ, но оно было столь же законно, какъ увѣнчанныя пальмою мученичества и нѣкогда прославленныя геройскими подвигами греческое или сербское возстанія. Его проклинали только потому, что оно приписывалось русскимъ проискамъ. Но и греческое возстаніе, которому вся Европа оказывала сочувствіе, было причинено совсѣмъ не вождями паликаровъ. Послѣдніе были только орудіемъ его, а возникло оно вслѣдствіе великаго движенія гетеристовъ въ 1821 году, движенія, которое теперь только притихло до благопріятнаго времени. Но при тогдашнихъ обстоятельствахъ Ѳессалійское возстаніе было въ высшей степени непріятно для европейской дипломатіи, ибо ослабляло силы Порты, вынуждало ее отдѣлять въ Ѳессалію значительныя части турецкой арміи, и по своему нравственному впечатлѣнію оказывалось лучшимъ союзникомъ Россіи. Для Австріи, вслѣдствіе географическаго положенія сосѣдственныхъ съ нею областей Турціи, это возстаніе могло имѣть значеніе еще болѣе важное. Въ Сербіи не было еще взрыва вслѣдствіе борьбы внутреннихъ партій, но волненіе въ этой сторонѣ безпрерывно возрастало. Еще въ декабрѣ австрійскія власти напали на слѣдъ южнославянсной пропаганды, которая исходя изъ комитета политическихъ бѣглецовъ, распространялась между южными Славянами Австріи и въ княжествѣ Сербскомъ. Было дознано, что тогда образовалось общество, подъ именемъ «Славянскаго союза», составившее себѣ уставъ и имѣвшее цѣлью пользоваться по возможности

 

 

344

 

замѣшательствами на Востокѣ для возбужденія общаго возстанія южно-славянскихъ племенъ. Это общество имѣло весьма много приверженцевъ въ средѣ такъ называвшейся велико-сербской партіи, которая возникла послѣ неудачь 1849 года и стремилась создать одно большое Сербское королевство. Съ другой стороны не менѣе опасны были для Австріи многочисленные венгерскіе и польскіе эмигранты, собравшіеся въ Видинѣ и Нишѣ, явно покровительствуемые видинскимъ градоначальникомъ Сами-пашего, и всячески старавшіеся причинять затрудненія ненавистной Австріи. Эти люди также нашли средства провести свое вліяніе въ сосѣдственной съ Австріей Сербіи, гдѣ они находили благопріятное убѣжище и удобный опорный пунктъ для своихъ дальнѣйшихъ дѣйствій въ Майданпекской рудокопнѣ, въ которой было собрано множество служащихъ всѣхъ націй. Безпрерывно возраставшее внутреннее броженіе въ Сербскомъ княжествѣ усилилось еще болѣе при извѣстіи о распространявшеися въ Ѳессаліи и Албаніи мятежѣ, и вскорѣ нашло для себя благовидный предлогъ, когда на южной границѣ Сербіи стали скопляться значительныя массы Турокъ, имѣвшія цѣлью пресѣчь мятежникамъ сообщеніе съ Сербіей. Въ началѣ января Турки проникли до окрестностей Ужицы, куда на встрѣчу имъ не замедлило выступить сербское ополченіе. Такимъ образомъ во внутренности княжества уже стояли другъ противъ друга вооруженныя иррегулярныя толпы, и достаточно было малѣйшей искры, чтобы воспламенить накопившіеся горючіе матеріалы. Русскія войска были расположены въ Малой Валахіи на столько близко къ сербскому берегу Дуная, что во всякомъ случаѣ могли подать помощь борьбѣ, если бы она вспыхнула. Такимъ образомъ Австрія съ двухъ сторонъ вдругъ могла быть застигнута непредвидѣнными событіями, которыхъ дальнѣйшія послѣдствія нельзя было предугадать, и опасность отъ которыхъ была знакома Австріи съ 1848 года. Поэтому распространеніе Ѳессалійскаго мятежа, грозя приблизить военныя дѣйствія въ австрійскимъ областямъ, побудило Австрію выступить наконецъ изъ выжидательнаго положенія, въ которомъ она все еще оставалась и приступить къ рѣшительнымъ военнымъ приготовленіямъ [103].

 

Но прежде, чѣмъ перейти въ вопросу о вооруженіяхъ, которыми Австрія готовилась пригрозить Сербіи, а потомъ и Румынскимъ княжествамъ, взглянемъ въ какомъ положеніи находились въ этихъ странахъ разныя партіи. При этомъ не надо забывать, что народная масса во всѣхъ трехъ

 

 

345

 

Придунайскихъ княжествахъ точно также какъ и въ Греціи, отличалась привязанностію къ Россіи и привѣтствовала новую войну, какъ зарю полнаго освобожденія отъ турецкаго владычества. Греки возстали въ Ѳессаліи и греческое правительство поддерживало это возстаніе, не смотря на то, что въ короловствѣ издавна была партія, враждебно относившаяся къ русскому вліянію. Эта партія всегда подозрѣвала, что петербургскій кабинетъ желалъ имѣть въ греческомь правительствѣ только своего вѣрнаго кліента, врага Турокъ, но никоимъ образомъ сосѣда независимаго и способнаго стать соперникомъ на Востокѣ.

 

«Грецію, говорила эта партія, подняли изъ ея могилы, воскресили, но оставили въ узкой темницѣ; освободили лишь часть Греческаго народа, подобно тому какъ въ Сербія освобождена только восточная окраина земель, заселенныхъ Сербами. Русскій дворъ желалъ бы видѣть Грецію въ такомъ же положеніи, въ какомъ находятся Молдавія и Валахія».

 

Въ такихъ выраженіяхъ обвинилъ Россію еще въ 1843 году греческій посланникъ въ Парижѣ Колдети въ въ своемъ разговорѣ съ Гизо, забывая о томъ, что всего этого требовала Англія, захватившаа въ свои руки даже Іоническіе острова и господствовавшая тогда надъ ними. Не смотря на нерасположеніе этой партіи къ Россіи, въ 1853 году Греки готовы были соединить свои усилія съ ея силами, ибо того требовали ихъ собственныя выгоды, но были обмануты своими же друзьями, Франціей и Англіей, которыя поспѣшили усмирить ихъ. Таже участь ожидала и Румынскія княжества. Въ нихъ так же была весьма распростанена партія, возненавидѣвшая русское вмѣшательство въ дѣла обоихъ княжествъ, особенно когда въ 1848 году Моддавія и Валахія подверглись продолжительному занятію русскими войсками, отмѣнѣ прежняго избирательнаго права господарей и назначенію ихъ Россіей и Турціей, но не пожизненно, а на семь лѣть. Но эти самые господари, Барбо Стирбей и Григорій Гика, при первомъ движеніи русскихъ войскъ къ берегамъ Прута въ іюнѣ 1853 года, удалились въ Вѣну; а русскія войска далеко не было встрѣчены общимъ сочувствіемъ въ обоихъ княжествахъ. Для Румыновъ война съ Турціей не могла имѣть такого значенія какъ для Грековъ. За Дунаемъ, въ Османской имперіи, не оставалось уже ни одного клочка земли, который могъ быть присоединенъ къ Румынскимъ княжествамъ: Румыны, жившіе внѣ княжествъ, были въ подданствѣ у Австріи и Россіи. Въ случаѣ побѣды Россіи надъ Турціей Румынскія княжества не пріобрѣтали ничего, а ихъ внутреннее управленіе еще болѣе подчинялось вліянію Россіи. Правда партія, враждебная

 

 

346

 

ей и называвшая себя либерально-народною, помирилась бы съ русскимъ покровительствомъ, если бы оно признало конституцію 1848 года, но на это у нея не было никакихъ надеждъ. А потому не удивительно, что въ сентябрѣ 1853 года австрійскій дворъ, уже напрашивавшійся на союзъ съ Франціей и Англіей, получилъ докладную записку, подписанную четырьмя бывшими господарями Валахіи и Молдавіи: Стирбеемъ и Бибеско, Стурдзой и Григорьемъ Гикой. Они, разсчитывая на содѣйстіе знатнѣйшихъ бояръ, предлагали Австріи распространить свою власть на Румынскія княжества, если Россія будетъ побѣждена союзниками. Вѣнскій дворъ отправилъ послѣ того въ Яссы и Букарештъ маіора Тома съ порученьемъ освѣдомиться о расположеніи высшихъ классовъ въ обоихъ княжествахъ относительно Австріи. Страннѣе всего было то, что австрійскій агентъ свободно разъѣзжалъ по Молдавіи и Валахіи, въ то самое время какъ онѣ заняты были русскими войсками. Нѣтъ никакого сомнѣнія, что предложеніе бывшихъ господарей навело вѣнскихъ министровъ на мысль о занятіи Румынскихъ княжествъ. Но въ послѣдствіи и Австрійцы и Румыны были разочарованы въ своихъ ожиданіяхъ: первымъ не удалось оставить за собой Молдавію и Валахію; вторые убѣдились, что австрійское владычество опаснѣе для нихъ турецкаго [104].

 

Оставалась Сербія, и въ началѣ войны никто не могъ бы сказать, приметъ ли она участіе въ борьбѣ или нѣть. Расположеніе ея населенія къ Россіи было внѣ всякихъ сомнѣній, нерасположеніе къ Турціи и Австріи также было извѣстно всѣмъ. Но въ Сербіи народъ не имѣлъ большаго политическаго значенія, ибо уставъ княжествя не признавалъ народной скупщины, а правительство Кара-Георгіевича старалось всѣми силами не допускать ея власти. Народное расположеніе могло бы получить вліяніе на дѣла, еслибъ въ самомъ правительствѣ образовалась сильная партія, требовавшая военнаго союза съ Россіей. Но такая партія была малочисленна и ея члены не занимали важныхъ мѣстъ. Мы оставили внутреннюю жизнь Сербіи въ ту минуту, когда во главѣ ея министерства сталъ Илья Гарашанинъ, продолжатель дѣлъ Петроніевича. Онъ всегда относился враждебно въ русскому вмѣшательству въ сербскія дѣла, и при самомъ началѣ своей власти запретилъ Сербамъ посѣщать русское консульство; ибо русскій консулъ Туманскій не совѣтовалъ князю ввѣрять Гарашанину такую важную должность, какъ должность княжескаго представника и попечителя иностранныхъ дѣлъ. Гарашанинъ ни отъ кого не скрывалъ, что сербское правительство желаетъ опереться «на либеральныя державы

 

 

347

 

Запада», Англію и Францію. Вѣнскіе министры поддерживали Кара-Георгіевича въ этомъ направленіи; льстя его самолюбію, они доказывали ему необходимость избавиться отъ несовмѣстнаго «съ его достоинствомъ» русскаго покровительства. Находившійся въ это время въ Константинополѣ князь Меншиковъ потребовалъ чрезъ Порту, чтобы Кара-Георгіевичь немедленно уволилъ Гарашаннна отъ его званія. Такое же требованіе представилъ лично князю и генеральный консулъ Туманскій. Князь отвѣчалъ уклончиво, но когда Туманскій объявилъ, что если Гарашанинъ не будетъ уволенъ чрезъ 24 часа, то онъ прекратитъ сношенія съ сербскимъ правительствомъ, тогда Кара-Георгіевичъ уступилъ. Княжескимъ представиквомъ и попечителемъ иностранныхъ дѣлъ назваченъ былъ Алексѣй Симичь, какъ извѣстно, сторонникъ уставобранителей. Но Гарашанинъ по прежнему продолжалъ управлять дѣлами, хотя уже и не имѣлъ офиціальнаго званія. Помощникомъ Гарашанина и Симича въ сношеніяхъ съ иностранными державами особенно съ Франціей былъ начальникъ дипдоматичесной канцеляріи Іованъ Мариновичь, получившій воспитаніе въ Парижѣ. Такимъ образомъ таже самаа партія продолжала пользоваться преобладаніемъ въ Сербскомъ княжествѣ, опираясь на французскаго генеральнаго консула въ Бѣлградѣ Сегюра, не благопріятствовавшаго видамъ русской дипломатіи. Но съ одной стороны вслѣдствіе слабаго характера князя, эта партія не безъ основанія сомнѣвалась въ томъ, что ея господство продержится долгое время; съ другой же стороны именно это господство соединено было съ опасностью и угрожало нарушить спокойствіе страны, ибо большинство населенія относилось весьма неблагопріятно къ дѣйствіямъ правительства и общественное неудовольствіе проявлялось даже въ самомъ Совѣтѣ. А потому, желаа предупредить взрывъ народнаго негодованія и овладѣть княземъ, господствовавшая партія употребида всѣ зависѣвшія отъ нея мѣры, угрозы и лесть, а также содѣйствіе французскаго консула, чтобы убѣдить Кара-Георгіевича ослабить и если можно уничтожить въ Сербіи вліяніе Россіи и сочувствіе къ ней Сербскаго народа.

 

Новыя требованія русскаго генеральнаго консула объ удаленіи изъ правительства еще нѣсколькихъ лицъ, нерасположенныхъ къ Россіи, помогли имъ, задѣвъ самолюбіе князя, и они поспѣшили воспользоваться этимъ случаемъ для своихъ цѣлей. По ихъ настоянію Кара-Георгіевичь отвѣчалъ отказомъ. За тѣмъ онъ обратился къ бѣлградскому пашѣ и иностраннымъ консуламъ съ жалобой на «тиранство» Россіи.

 

 

348

 

По внушенію тѣхъ же людей, Совѣтъ въ своемъ засѣданіи 20 марта составилъ адресъ на имя князя, такого содержанія:

 

«Въ виду прискорбныхъ и необыкновенныхъ событій, совершившихся внутри нашего отечественнаго правленія, Совѣтъ не исполнилъ бы своихъ священнѣйшихъ обязанностей, еслибы не возвысилъ своего голоса и не засвидѣтельствовалъ своей преданности къ князю и постоянной заботливости о правахъ Сербскаго народа. Удаленіе Ильи Гарашанина отъ высокой должности, къ исполненію которой онъ былъ призванъ довѣріемъ и расположеніемъ Вашей Свѣтлости, и въ которой онъ ознаменовалъ себя многими удачными дѣйствіями, произвело глубокое огорченіе въ Совѣтѣ. Вмѣстѣ съ тѣмъ Совѣтъ питалъ надежду, что такая жертва, признанная необходимою по мудрой предусмотрительности князя, въ состояніи будетъ возстановить дружественныя отношенія между правительствомъ Его Свѣтлости и высокою покровительствующей державой и даже усилить его, чрезъ чтò уменьшено будетъ самое значеніе жертвы, которая вознаграждена будетъ иными, не менѣе важными выгодами. Но къ сожалѣнію Совѣтъ узналъ чрезъ своего президента, что русское генеральное консульство представило Вашей Свѣтлости новыя требованія, которыя явно нарушаютъ уставъ княжества и народныя права, и должны произвести на всѣхъ Сербовъ самое тягостное впечатлѣніе. Даже малѣйшее сомнѣніе въ желаніи Вашей Свѣтлости поддержать и сохранить драгоцѣнныя права, которыя Сербскій народъ пріобрѣлъ цѣною столькихъ пожертвованій, было бы величайшею несправедливостію. Совѣтъ вполнѣ убѣжденъ, что никто лучше Вашей Свѣтлости не знаетъ, до какой степени будетъ изумленъ и огорченъ Сербскій народъ, какъ будетъ оскорбленъ въ своихъ законнѣйшихъ чувствахъ и своемъ достоинствѣ, если его правительство уступитъ въ вопросѣ объ уваженія и охраненіи законныхъ основъ политическаго существованія Сербіи. Совѣтъ убѣжденъ, что Ваша Свѣтлость въ своей глубокой мудрости уже предусмотрѣли и приняли всѣ надлежащія мѣры къ защитѣ утвержденныхъ правъ. Совѣтъ представляетъ сіе Вашей Свѣтлости не съ цѣлію предложить средства для разрѣшенія столь великихъ затрудненій, но единственно для того, чтобы показать, что онъ, въ согласіи съ Вашею Свѣтлостью и цѣлымъ народомъ, признаетъ необходимость сохраненія устава, что онъ раздѣляетъ заботливость Вашей Свѣтлости о интересахъ отечества, и готовъ всѣми силами, словомъ и дѣломъ поддерживать Вашу Свѣтлость во всемъ, что вы сочтете необходимымъ для

 

 

349

 

поддержанія существующаго въ нашей странѣ благосостоянія и пріобрѣтенныхъ правъ, которыми Сербія пользуется подъ защитою великихъ державъ. Совѣтъ заявляетъ это въ томь убѣжденіи, что Сербскій народъ во всемъ его составѣ питаетъ тѣ же самыя желанія и чувствованія, и что владѣтельная и покровительствующая державы отнесутся съ справедливымъ вниманіемъ къ Сербскому народу и его правамъ, которыя дарованы ему по ихъ великодушію».

 

Итакъ изъ среды Совѣта снова послышались старыя рѣчи въ пользу устава, въ пользу правъ Совѣта и несмѣняемости чиновниковъ, раздававшіяся уже пятнадцать лѣтъ по Сербіи. Этоть адресъ подписанъ былъ предсѣдателемъ Совѣта, Стефаномъ Стефановиченъ, и первымъ секретаренъ, Яковомъ Живановичемъ, опять находившимся на службѣ въ княжествѣ. Особая депутація поднесла его князю, при чемъ предводитель ея снова изъявлялъ сожалѣніе Совѣта о удаленія Гарашанина отъ его должности и готовность содѣйствовать князю въ сохраненіи устава и народныхъ правъ. Князь отвѣчалъ Совѣту посланіемъ отъ 23 марта, въ которомъ говорилъ, что раздѣляетъ чувствованія Совѣта, благодарилъ за выраженіе ихъ и увѣрялъ, что уже приняты надлежащія мѣры для устраненія на будущее время затрудненій между его правительствомъ и русскимъ консульствомъ. Эти мѣры состояли въ томъ, что князь послалъ въ Константинополь жалобу на вмѣшательство русскаго правительства во внутреннія дѣла Сербіи и эту жалобу, вмѣстѣ съ адресомь Совѣта, сообщилъ французскому и англійскому консуламъ, прося чрезъ нихъ защиты у парижскаго и лондонскаго кабинетовъ; а попечительство внутреннихъ дѣлъ разослало по всѣмъ окружнымъ начальствамъ циркуляръ «о притязаніяхъ Россіи». Но возбужденное такими поступками неудовольствіе русскаго двора произвело сильное впечатлѣніе даже на такіе классы Сербскаго народа, которые не были тѣсно связаны съ русскими интересами и не принадлежали къ числу противниковъ своего правительства. Русскій генеральный консулъ Туманскій уклонился послѣ этого отъ всякихъ личныхъ и офиціальныхъ сношеній съ княземъ и членами сербскаго правительства.

 

Такимъ разрывомъ между русскимъ консульствомъ и господствовавшею въ Сербіи партіей, напоминавшимъ всѣмъ памятное прекращеніе дипломатическихъ сношеній между Ващенкою и уставобранителями послѣ перваго избранія Кара-Георгіевича, усердно воспользовались приверженцы Обреновичей, чтобы возстановить народъ противъ князя и его сотрудниковъ. Такъ какъ этому враждебному для Кара-Георгіевича движенію

 

 

350

 

благопріятствовало преимущественно духовенство, пользовавшееся весьма сильнымъ вліяніемъ на народъ; то было не удивительно, что съ одной стороны народное неудовольствіе расло съ каждымъ днемъ и распространялось безпрепятствепно во всей странѣ, а съ другой стороны княземъ и вообще правительствомъ все болѣе и болѣе овладѣвалъ страхъ, и они съ недоумѣніемъ ожидали, какія событія принесетъ ближайшая будущность. Это тревожное состояніе усилилось еще болѣе, когда въ Совѣтъ внесено было нѣкоторыми изъ членовъ его предложеніе извиниться предъ русскимъ правительствомъ за вышеупомянутый адресъ и снова поручить Сербію дальнѣйшему покровительству и благоволенію императора Николая. Такое предложеніе свидѣтельствовало о силѣ, какую русское вліяніе пріобрѣло снова въ это время даже въ высшихъ слояхъ сербскаго общества. Правда, предложеніе это повело только къ бурнымъ преніямъ въ Совѣтѣ, которыя были прерваны въ слѣдствіе водворившагося въ засѣданіи безпорядка, и не имѣло никакихъ практическихъ послѣдствій; но оно доказывало въ какое шаткое положеніе поставилъ бы себя князь, еслибы сталъ упорствовать противъ преобладающаго, благопріятнаго для Россіи, настроенія народа. Народнымъ волненіемъ старалась пользоваться партія Обреновичей, и слухъ о томъ, что нѣкоторые изъ совѣтниковъ готовы пригласить на престолъ Михаила Обреновича разнесся по всей Европѣ. Михаилъ Обреновичь поспѣшилъ разослать циркулярно ко всѣмъ своимъ приверженцамъ въ Сербіи и внѣ ея письмо, которое въ свое время надѣлало много шума. Въ этомъ письмѣ Михаилъ, отвергая приписываемые ему честолюбивые замыслы, вмѣстѣ съ тѣмъ весьма ясно указывалъ на ошибки сербскаго правительства. Отказываясь отъ чести быть Сербскимъ княземъ, онъ въ то же время давалъ замѣтить, что для Сербіи нѣтъ другаго выхода изъ ея затруднительнаго положенія. И дѣйствительно общая оппозиція разныхъ правительственныхъ партій противъ князя и его попечителей, нерасположеніе къ нимъ духовенства и волненіе въ народѣ могли повести къ опаснымъ послѣдствіямъ, въ виду совершившагося разрыва съ русскимъ дворомъ; ибо циркуляры попечительства внутреннихъ дѣлъ поняты были народомъ по своему, совсѣмъ въ другомъ смыслѣ, чѣмъ хотѣла господствовавшая партія. Народъ увидалъ изъ нихъ только одно, что князь снова поссорился съ Россіей, положившей первыя основанія для политическаго существованія Сербіи, что онъ опять навлекъ на себя гнѣвъ русскаго государства, и хочетъ теперь вооружить Сербовъ противъ Россіи, поднять

 

 

351

 

православный Сербскій народъ противъ единовѣрной и единоплеменной съ нимъ державы. Волненіе народа, толпами приходившаго въ Бѣлградъ и другіе города, вскорѣ дошло до того, что Кара-Георгіевичу и его правительству стало угрожать паденіе. Въ это самое время, 5-го іюля, умеръ русскій генеральный консулъ Туманскій, и Сербамъ, преданнымъ Россіи, не къ кому было даже обратиться за совѣтомъ.

 

Австрійское правительство поспѣшило прислать въ Сербію съ особымъ порученіемъ Майергофера, имѣвшаго большія связи между правительственною партіей въ княжествѣ. Онъ проѣхалъ въ Крагуевацъ, гдѣ въ то время находился князь, и передалъ ему отъ имени вѣнскаго министерства совѣтъ соблюдатъ строжайшій нейтралитетъ при усиливавшенся разладѣ на Востокѣ, а съ другой стороны устранить неудовольствія, возникшія между сербскимъ правительствомъ и Россіей, отставивъ Іована Мариновича, хотя въ сущности этотъ опытный чиновникъ, имѣвшій свяви въ Парижѣ, еще болѣе былъ непріятенъ для самой Австріи, у которой въ то время были самые коварные замыслы противъ Сербіи. Вмѣстѣ съ тѣмъ австрійскій дворъ, уже начинавшій простирать свое вліяніе на дѣла Дунайскихъ княжествъ, поспѣшилъ обратиться къ русскому кабинету съ горячимъ представленіемъ объ опасномъ положенія Сербіи вслѣдствіе распри князя съ Россіей, грозившемъ по его мнѣнію, неизбѣжнымъ мятежемъ и переворотомъ; онъ настоятельно просилъ, чтобы русскій дворъ предотвратилъ низверженіе Кара-Георгіевича, возвративъ ему свою милость. Не смотря на то, что Кара-Георгіевичь и его министры постоянно старались ослабить въ Сербскомъ народѣ сочувствіе къ Россіи и не разъ подавали русскому министерству поводъ къ справедливому негодованію, императоръ Николай, желая всегда и вездѣ охранять существующій правительственный порядокъ, тотчасъ же согласился исполнить желаніе Австріи, совпадавшее съ принципами, постоянно руководившини его политикой. Въ Сербію былъ посланъ совѣтникъ русскаго посельства въ Вѣнѣ Фонтонъ въ качествѣ чрезвычайнаго коммисара отъ русскаго правительствя. Выборъ былъ удаченъ, ибо Фонтонъ извѣстенъ былъ своимъ расположеніемъ къ Сербіи. Онъ явился туда съ полною надеждою произвести примиреніе между правительствомъ и народомъ; но порученіе данное ему было обоюдоостро: онъ долженъ былъ объявить народу, что въ случаѣ мятежа австрійское войско вступитъ въ Сербію для возстановленія порядка, и вмѣстѣ съ тѣмъ долженъ былъ приготовить Сербовъ къ предстоявшей войнѣ, обѣщая имъ съ одной стороны новыя льготы

 

 

352

 

въ случаѣ успѣха Россіи, а съ другой требуя, по примѣру 1828 и 1829 годовъ, спокойствія и сдержанности во время борьбы Русскихъ съ Турками. Такоко было странное положеніе русской дипломатіи, въ которомъ она находилась со временъ Вѣнскаго конгреса до Парижскаго мира, желая соединить несоединимое: вѣрность во что бы то ни стало всякому существующему порядку и готовность освободить страдавшіе на Востокѣ отъ этого порядка народы. Кара-Георгіевичь и его правительство приняли Фонтона не безъ страха и раболѣпія; они все еще вѣрили въ счастливую звѣзду Россіи, сіявшую такъ ярко въ восточныхъ странахъ со временъ Адріанопольскаго мира. Народъ встрѣтилъ русскаго коммисара съ величайшимъ восторгомі., ибо видѣлъ, что Россія не желаетъ разрыва съ Сербскимъ народомъ. Фонтонъ объѣхалъ нѣкоторые изъ окруювъ Сербіи и вездѣ нашелъ самый радушный, самый горячій пріемъ. Во всѣхъ городахъ и большихъ селеньяхъ, чрезъ которыя онъ проѣзжалъ, говорилъ онъ отъ имени русскаго правительства, что Россія не желаетъ низверженія Кара-Георгіевича, и убѣждалъ народъ поддерживать своего князя и его правительство. По при этомъ Фонтонъ не считалъ нужнымъ скрывать отъ Сербовъ надежды, которыя возбуждены были въ немъ самомъ поднявшимся Восточнымъ врпросохъ. Въ поѣздкахъ его сопровождали приверженцы велико сербской партіи, мечтавшіе о возстановленіи Сербскаго королевства. Фонтонъ вездѣ освѣдомлялся о военныхъ силахъ и оборонительныхъ средствахъ Сербіи, а въ Тополѣ у гроба Кара-Георгія съ жаромъ говорилъ собравшемуся народу о подвигахъ его перваго вождя, положившаго начало освобожденію Сербіи. По отѣздѣ Фонтона народъ продолжалъ питать глубокое отвращеніе къ своему слабому правительству, но уже не грозилъ ему низверженіемъ. Кара-Георгіевичъ еще разъ сохранилъ за собою званіе князя. Противники его и стоявшій во главѣ ихъ Вучичь, пользовавшійся народнымъ волненіемъ для своихъ цѣлей, должны были искать примиренія съ нимъ [105].

 

Но еще не улеглось народное волненіе, вызванное распрею князя съ русскимъ правительствомъ, какъ вѣсть о занятіи русскими войсками Румынскихъ княжествъ и о приближеніи ихъ къ границамъ Сербіи взволновала все населеніе княжества. Народъ, надѣявшійся съ помощію Россіи освободить своихъ ближайшихъ соплеменниковъ отъ турецкаго владычества, схватился за оружіе и сербскому правительству представилась новая не менѣе трудная задача: не противясь народному порыву, направить его въ другую сторону. Но обратить оружіе Сербовъ противъ

 

 

353

 

Россіи правительство не могло и не смѣло. При первомъ же распоряженіи въ этомъ смыслѣ и князь и правительство были бы низвергнуты въ тотъ же день. Это очень хорошо понимали французскій и англійскій агенты, проживавшіе въ Бѣлградѣ. По ихъ представленіямъ союзныя державы стали требовать только одного, чтобы Сербія осталась нейтральною; а Порту стали склонять къ тому, чтобы она признала за Сербіей право нейтральности. Такое признаніе было уже огромнымъ пріобрѣтеніемъ для противниковъ Россіи: оно лишало Россію ея естественнаго и вѣрнѣйшаго союзника въ войнѣ съ Турціей, Сербскаго народа; оно предупреждадо возможность возстанія всѣхъ окружавшихъ Сербію Славянскихъ народовъ, для которыхъ она служила точкою опоры и примѣромъ; оно дѣлало для русскихъ войскъ затруднительнымъ походъ чрезъ плодоносныя равнины западной Болгаріи, для котораго Сербія составляетъ необходимую основу дѣйствій. И дѣйствительно, вслѣдствіе объявленія нейтральности Сербіи, русскія войска, которыя прежде стягивались въ Малую Валахію, какъ бы для похода черезъ западную Болгарію на Софію, Пловдивъ (Филипополь) и т. д., отведены были къ устьямъ Дуная и походъ былъ предпринятъ на черноморскую Болгарію, гдѣ мѣстность въ высшей степени неблагопріятна и населеніе по преимуществу мусульманское представляло русскимъ войскамъ болѣе враждебныхъ, чѣмъ дружественныхъ элементовъ.

 

Такой взглядъ на Сербскій народъ и его значеніе въ Восточномъ вопросѣ былъ раздѣляемъ тогда многими и не былъ ошибоченъ. Предъ самою Восточною войной въ Лейпцигѣ появилась замѣчательная брошюра на нѣмецкомъ языкѣ, разбиравшая вопросъ о судьбахъ сербской народности и ея историческомъ значеніи для Востока и обратившая тогда на себя общее вниманіе. Въ предисловіи къ ней было сказано:

 

«въ настоящее время нельзя болѣе говорить о Восточномъ вопросѣ, не упоминая о Славянствѣ, существованіе котораго еще недавно называли химерой, историческое право котораго еще недавно отрицали, способность котораго къ государственному устройству и самостоятельной жизни оспариваютъ еще и теперь, значеніе котораго однако отвергать нельзя, ибо съ нимъ тѣсно связана судьба Европы, ибо имъ сохранена Австрія отъ распаденія во время послѣдней революціи. Съ тѣхъ поръ Славянство въ Австріи пріобрѣло національное значеніе; значеніе его и для Турціи, въ европейскихъ областяхъ которой считается около семи съ половиной милліоновъ Славянъ сербскаго и болгарскаго пленени, не можетъ болѣе

 

 

354

 

оставаться втунѣ. Признаніе значенія за Славянствомъ знаменуеть вступленіе въ новую эпоху Восточнаго вопроса, который получаетъ теперь чрезъ то національно славянскій характеръ. И въ савомъ дѣлѣ если Славянство вообще имѣетъ историческую будущность, то это возможно только по разрѣшеніи Восточнаго вопроса. Сюда должны обратиться для рѣшенія давно предчувствуемой духовной борьбы между Востокомъ и Западомъ. Но томительная неизвѣстность, на чью сторону выпадетъ рѣшеніе, дѣлаетъ то, что его то желаютъ ускорить съ лихорадочной поспѣшностью, то стараются отодвинуть вдаль съ боязливой робостью. А потому и нельзя предсказать возможный успѣхъ этого дѣла; но кто знаетъ, не ближе ли его рѣшеніе, чѣмъ вообще предполагаютъ?»

 

За тѣмъ, указывая на славянскій элементъ въ Турціи и на его исторіческое значеніе, авторъ старался опредѣлить то направленіе, какое приметъ Восточный вопросъ, и роль, какая должна выпасть при этомъ случаѣ на долю Сербскаго народа. При этомъ авторъ указывалъ за ту связь, какая установилась исторически между русскою и сербскою народностями въ такихъ словахъ:

 

«Задолго до появленія панславистической литературы сочувствіе Сербскаго народа было обращено къ Россіи. Русскій элементъ есть единственный, котораго Сербы возлѣ себя не чуждаются; русское имя есть единственное, которое Сербъ считаетъ за равное своему по происхожденію. На возрастающее значеніе Россіи въ современной исторіи Сербскій народъ въ своемъ положеніи смотритъ съ утѣшеніемъ, а народъ этотъ, справедливо негодуя при всякомъ постороннемъ вмѣшательствѣ въ свои дѣла, ни мало не задумываясь приглашаетъ мировымъ судьею въ своихъ запутанныхъ вопросахъ Россію и соглашается съ ея приговоромъ. На Русскухъ Сербы смотрятъ, какъ на старѣйшихъ, мудрѣйшихъ и могущественныхъ братьевъ: интересъ однихъ необходимо долженъ быть интересомъ другихъ».

 

Здѣсь авторъ старался разъяснить, что связь между русскою и сербскою народностями не создана теоріями панславизма, которыя въ самой Россіи нерѣдко считались враждебными ей, но вытекала изъ нѣкоторыхъ общихъ основъ внутренней жизні обоихъ народовъ. Вмѣстѣ съ тѣмъ чрезъ всю брошюру развивались доказательства того важнаго значенія, которое имѣютъ Сербы среди остальныхъ южныхъ Славянъ, и стало быть того неотразимаго вліянія, которое рано или поздно они должны получить на судьбу Турціи и Австріи. Заслуга автора несомнѣнна: онъ умѣлъ установить правильный взгляд на предметъ, отдѣлитъ его отъ панславистическихъ теорій и оцѣнить

 

 

355

 

собственно историчесную важность заданнаго имъ себѣ вопроса. Но брошюра его не достигла своей цѣли. Изданная въ центрѣ нѣмецкой книжной торговли, она разъясняла политическое значеніе Сербскаго народа предъ западной Европой, враждебно относившеюся во всѣмъ самостоятельнымъ элементамъ, на которые могла распасться Османская имперія. Эта брошюра принесла бы бòльшую пользу, если бы была написана и издана въ Россіи, гдѣ такъ мало знали о народахъ Европейской Турціи и само правительство и общество. Всего лучше оцѣнидо эту брошюру австрійское правительство, которое тогда едва ли не лучше знало задушевныя стремленія и истинныя силы южныхъ Славянъ, чѣмъ русскаа дипдоматія. Удивительно ли, что, при такомъ значеніи Сербовъ среди ихъ южныхъ соплеменниковъ, самая нейтральность Сербіи казалась успѣхомъ для союзныхъ державъ, начинавшихъ борьбу съ Россіей.

 

Нейтральность Сербіи была признана самою Портой посредствомъ осол баго хаттишерифа, изданнаго въ концѣ мѣсяца ребюль-эвеля 1270 года (въ декабрѣ 1853 г.) Этимъ хаттишервфомъ, прочитаннымъ въ Бѣлградѣ въ январѣ 1854 года, султанъ утверждалъ за Сербіей уже прямо отъ себя, безъ согласія съ покровительствующимъ дворомъ, всѣ тѣ нрава и преимущества, которыя дарованы были Сербскому княжеству прежними обявательствами Порты, данными Россіи. Хаттишерифъ надписанъ былъ на имя самого князя и Сербія приравнивалась въ немъ къ Валахіи и Молдавіи, при чемъ говорилось, что война между Россіей и Портой не нарушаетъ правъ и привилегій Сербіи и не должна касаться ея предѣловъ. Этимъ хаттишерифомъ Порта какъ бы уничтожала покровительство Россіи надъ Сербіей, принадлежавшее ей по прежнимъ договорамъ. Еще до обнародованія хаттишерифа, едва прибывшій въ Бѣлградъ, новый русскій нонсулъ Мухинъ, вмѣстѣ съ архивомъ консульства, переѣхалъ въ Землинъ; но Австрія постаралась, чтобы онъ удалился и оттуда, ибо она все еще опасалась русскаго вліянія на Сербскій народъ. Были и другія причины недовѣрія Австріи къ Россіи [106].

 

Еще лѣтомъ 1853 года, когда отказъ Порты принять русскій ультиматумъ впервые сообщилъ событіямъ тревожный оборотъ, число австрійскихъ войскъ въ Сербскомъ воеводствѣ и Темешварскомъ Банатѣ, сопредѣльныхъ съ княжествомъ Сербскимъ, было сравнительно небольшое. Въ іюнѣ 1853 года, военный и гражданскій губернаторъ Баната, фельдмаршадъ лейтенантъ графъ Коронини, былъ призванъ въ Вѣну для участія въ совѣщаніяхъ, въ которымъ предполагалось

 

 

356

 

приступить по случаю опаснаго положенія дѣлъ на Востокѣ. Въ іюлѣ и августѣ вдоль всей сербской границы расположились значительныя военныя силы. 13 ноября губернаторъ Баната былъ уполномоченъ приготовить къ военному положенію, договорясь съ баномъ Хорватіи, Славонскіе граничарскіе полки, а въ случаѣ надобности выступить съ ними и расположиться въ Трансильваніи. Вмѣстѣ съ тѣмъ ему были присланы двѣ баттареи 12-фунтовыхъ пушекъ и ракетная батарея. Вооруженіе крѣпостей Темешвара, Осека и Петроварадина было усилено, а для обезпеченія продовольствія арміи собрано въ богатомъ Банатѣ значительное количество хлѣба и другихъ припасовъ. На случай переправы большаго числа войскъ заключенъ съ обществомъ пароходства по Дунаю договоръ, по которому общество обязалось доставлять пароходы не только для перевозки войскъ и разныхъ припасовъ, но и для употребленія ихъ съ военною цѣлію. Телеграфная линія продолжена до Оршовы и проходя черезъ область Румынско-Банатскаго полка, была окончательно устроена самими граничарами съ рѣдкою быстротой и энергіей. Фельдмаршалъ-лейтенантъ графъ Коронини могъ уже располагать, кромѣ прежнихъ своихъ войскъ, присланными ему въ подкрѣпленіе 14 баталіонами пѣхоты и пограничными войсками, тремя кавалерійскими полками и достаточною артиллеріей. 16-го января 1854 года, послѣдовало предписаніе подвинуть эти войска къ Землину, а 21 было велѣно образовать въ этой мѣстности отдѣльный корпусъ.

 

До тѣхъ поръ войска, высланныя австрійскимъ правительствомъ для защиты юго-восточной границы у нижняго теченія Савы и Дуная, состояли между собою лишь въ слабой связи. Разные отряды ихъ, хотя и подчиненные временно военному губернатору Баната, однако все еще составляли нераздѣльную часть тѣхъ корпусовъ, отъ которыхъ они были взяты и лишь 28-го января были соединены въ одно цѣлое. Въ повелѣніи объ этомъ предметѣ было сказано, что, вслѣдствіе господствующихъ въ Сербіи обстоятельствъ, которыхъ дальнѣйшее развитіе, при возникшей между Русскими и Турками войнѣ въ сосѣдствѣ Австріи, не можетъ быть предусмотрѣно, императоръ имѣя въ виду охранять интересы монархіи и прилегающихъ къ Турціи австрійскихъ пограничныхъ областей, находитъ нужнымъ выставить тамъ корпусъ въ 25.000 человѣкъ на полномъ военномъ положеніи, и вмѣстѣ съ тѣмъ повелѣваетъ сформировать позади этихъ войскъ соразмѣрный имъ резервъ. При этомъ было еще объявлено, что въ случаѣ надобности въ означенной мѣстности будетъ

 

 

357

 

сосредоточена армія въ 150.000 человѣкъ, авангардомъ которой послужатъ упомянутыя выше войска.

 

Начальство надъ сформированнымъ вновь ворпусомъ было поручено графу Коронини, а самый корпусъ названъ Сербско-банатскимъ армейскимъ корпусомъ по имени мѣстности, въ которой онъ былъ расположенъ. Чтобы находиться ближе къ театру событій, графъ Коронини отправился 24-го января въ Землинъ, гдѣ и расположилъ свою главную квартиру. Корпусъ былъ подкрѣпленъ еще одною пѣхотною бригадой (генералъ-маіора графа Дегенфельда) и обильно снабженъ техниками и всякими, нужными для постройки мостовъ матеріалами; а такъ какъ дѣйствовать ему пришлось бы въ гористой мѣстности, то въ нему было прикомандировано 200 вьючныхъ лошадей, съ особенными, такъ называеными горными сѣдлами, назначенныхъ для перевозки армейской поклажи и продовольствія. Что касается до продовольствія арміи, то по этому предмету были приняты сообразныя съ обстоятельствами мѣры. Кромѣ того печальный опытъ, вынесенный изъ войны съ Турками, при императорѣ Іосифѣ, во время которой австрійскія войска потеряли чрезвычайно много людей въ низовьяхъ Савы и Дуная отъ лихорадокъ, причиненныхъ вреднымъ дѣйствіемъ воздуха, наполненнаго болотными испареніями, настоятельно побуждалъ озаботиться о принятіи необходимыхъ санитарныхъ мѣръ. Поэтому первоначально въ Вершецѣ, Землинѣ и Румѣ были устроены три походныхъ гошпиталя со всѣми принадлежностями на 500 больныхъ въ каждомъ, а потомъ въ мартѣ еще три такіе же госпиталя въ Панчовѣ, Ирекѣ и Футакѣ, да еще лечебницы на судахъ для нѣсколькихъ сотъ больныхъ.

 

Въ половинѣ февраля весь девятый корпусъ, стоявшій въ нижней Австріи былъ двинутъ въ Бачку и Сремъ, чтобы въ случаѣ надобности присоедннить его къ Сербско банатскому корпусу. Вмѣстѣ съ тѣмъ и всѣмъ войскамъ, находившимся въ Хорватіи, Славоніи и Далмаціи, велѣно было стать на полное военное положеніе и подъ начальствомъ бана принять участіе въ наступательныхъ дѣйствіяхъ, могущихъ послѣдовать въ Босніи и Герцеговинѣ. 18 февраля десятый корпусъ выступилъ въ походъ; 22-го передовыя части его достигли Бачки, а 8 марта несмотря на чрезвычайво неблагопріятную погоду, очень затруднявшую движеніе войскъ по обоимъ берегамъ Дуная, весь корпусъ прибылъ къ мѣсту своего назначенія и главная квартира его расположилась въ Новомъ Садѣ. Войска эти имѣли назначеніе дѣйствовать наступательно или оборонительно,

 

 

358

 

смотря по обстоятельствамъ. Хотя главное намѣреніе, съ какимъ эта армія была выставлена, состояло въ томъ, чтобъ присутствіемъ ея сдерживать славянскія стремленія въ пограничныхъ австрійскихъ областяхъ и воинственный пыль въ сосѣдственной Сербіи, и австрійскія войска ограничивались потому только наблюдательнымъ положеніемъ; однако, какъ полагали въ Вѣнѣ, могли случиться такія событія, которыя могли бы подать поводъ и къ положительнымъ дѣйствіямъ со стороны обсерваціоннаго корпуса. Могло случиться, напримѣръ, что князь Сербскій, твердо сохраняя вѣрность султану, утратилъ бы чрезъ то уваженіе своего народа, и вслѣдствіе внезапнаго народнаго движенія былъ бы вынужденъ прибѣгнуть къ дѣятельному пособію Австріи; могло также быть, что и князь, увлеченный настроеніемъ своего народа, подастъ поводъ представителямъ Порты, поставленнымъ въ затруднительное положеніе, обратиться къ Австріи и просить ее о возстановленіи въ княжествѣ порядка. А потому и въ томъ и въ другомъ случаѣ Австрія, поставившая себѣ непремѣннымъ долгомъ блюсти за сохраненіемъ порядка вдоль своихъ южныхъ границъ, и намекавшая о своей готовности дѣйствовать то Кара-Георгіевичу, то Портѣ, была бы вынуждена оказать и дипломатическое и матеріальное пособіе какъ князю, такъ и пашѣ, чего ей очень хотѣлось [107].

 

Наконецъ, еслибы оказались явные признаки, что русскія войска располагаются вступить въ Сербію, то это угрожало бы Австріи величайшими опасностями. На такой случай начальнику австрійскихъ войскъ было предписано быстрымъ движеніемъ предупредить Русскихъ и тѣмъ воспрепятствовать распространенію всеобщаго возстанія на Балканскомъ полуостровѣ, которое для Австріи было крайне опасно, ибо грозило ей внутреннею революціей. Тавимъ образомъ положеніе, принятое австрійскою арміей, было выраженіемъ политики ея правительства — оборонительной, выжидательной, но готовой ко всякимъ случайностямъ. Сербія же не имѣла никакихъ поводовъ опасаться вступленія австрійской армія до тѣхъ поръ, пока ея правительство было въ состояніи сохранить въ княжествѣ спокойствіе и отразить всякое внѣшнее и внутреннее посягательство. При взаимныхъ свиданіяхъ князя Александра съ австрійскимъ военачальникомъ, происходившихъ въ февралѣ, первый высказывалъ полную готовность дѣйствовать по желанію Австріи, и неодновратно заявлялъ безусловное довѣріе къ благосклонности и дружескому расположенію австрійскаго двора. Тѣмъ не менѣе изъ его настойчивыхъ увѣреній, будто

 

 

359

 

онъ рѣшительо можетъ при однихъ собственныхъ средствахъ достигнуть вышеупомянутой цѣли, можно было понять, что въ Сербіи не будутъ довольны, если въ нее вступятъ австрійскія войска. Въ виду всего этого сербское правительство дѣйствительно заботилось о сохраненія внутренняго мира въ княжествѣ, хотя и не оставляло вооруженій. Разосланъ былъ циркуляръ отъ попечителя внутреннихъ дѣлъ къ окружнымъ начальникамъ, отъ 12 февраля 1854 года, такого содержанія:

 

«Я васъ уже предупреждалъ о необходимости приготовляться къ оборонѣ нашего отечества. Теперь окружающія насъ затрудненія увеличились. Турецкія войска находятся около нашихъ границъ и расположены вблизи оныхъ, чтобы наблюдать за нами. Со стороны Австріи также поставлены австрійскія войска съ тѣми же самыми видаив. Со стороны Валахіи приблизились къ нашимъ предѣламъ войска русскія, состоящія въ войнѣ съ Турками. А съ остальныхъ сторонъ на насъ и наши поступки обращено особенное и напряженное вниманіе путемъ политики. Намъ объявлено, что если на нашей землѣ произойдутъ малѣйшія безпокойства, или если мы выйдемъ изъ законнаго положенія и примемъ участіе въ настоящей войнѣ, то упомянутыя войска нападутъ на наше отечество и покорятъ насъ силою оружія. Говорятъ, что лишь только одно изъ упомянутыхъ иностранныхъ войскъ вступитъ въ нашу землю, остальныя два войска сдѣлаютъ то же самое. Такимъ образомъ наше отечество можетъ сдѣлаться полемъ общей войны, поприщемъ кровавой борьбы; и тогда благосостояніе наше можетъ быть разрушено и ниспровергнуто, политическое бытіе уничтожено. А потому намъ остается неизбѣжнымъ слѣдствіемъ не принимать никакого участія въ настоящей войнѣ, находиться въ добрыхъ и пріязненыхъ отношеніяхъ съ дворами господствующимъ, покровительствущимъ и остальными, избѣгать разсужденій о воюющихъ сторонахъ и не подавать на границахъ повода къ несогласію и замѣшательствамъ. Такой образъ дѣйствій вытекаетъ изъ интересовъ нашего отечества и одобренъ господствующииъ, покровительствующимъ и остальными дворами. А потому нашъ Господарь и Князь предписываетъ: 1) сохранять повсюду спокойствіе; 2) не терпѣть порицанія дѣйствій сербскаго правительства, ии злословія относительно воюющихъ державъ, а равно и сосѣдней: въ первомъ случаѣ виновныхъ наказывать по закону, во второмъ удержвиать приличными мѣрами; 3) окружные и срезскіе старѣйшины должны наблюдать за иностранцами, живущими въ Сербіи, или путешествующими по ней; 4) должны поручать самимъ жителямъ

 

 

360

 

заботиться о сохраненіи спокойствія и избѣжаніи предосудительныхъ разговоровъ о политическихъ обстоятельствахъ нашихъ и окружаюшихъ насъ земель; 5) должны возбуждать въ народѣ довѣріе къ своему Господарю, поставленнымъ отъ него властямъ и ихъ распоряженіямъ, объяснять народу причины, почему мы должны оставаться нейтральными въ настоящей войнѣ; 6) должны предупреждать всякое воинственное настроеніе при упражненіяхъ народнаго войска, ибо мы не можемъ воевать ни противъ Турокъ, ни противъ Русскихъ, ни противъ Нѣмцевъ. И вы, и подчиненные вамъ чиновники, и мѣстные старѣйшины народа, — строго соблюдайте въ исполненіи своихъ обязанностей наибольшую точность, ревность, разсудительность, умѣстность и безпристрастіе, обходитесь съ народомъ хорошо, пристойно и сообразно съ вашимъ званіемъ, такъ чтобы онъ остался къ вамъ въ любви, почтеніи, довѣріи и повиновеніи. Въ заключеніе присоединяю, что нашъ свѣтлѣйшій князь и Господарь разрѣшилъ употреблять наистрожайшія мѣры для сохраненія въ нашемъ отечествѣ непоколебимаго мира».

 

Копіи съ этого циркуляра окружные начальники должны были доставить срезскимъ для сообразныхъ съ нимъ дѣйствій.

 

Въ самомъ правительствѣ также происходили оживленныя пренія о томъ, чего держаться въ виду всеобщей борьбы. Была партія, желавшая войны по крайней мѣрѣ съ Австріей, была партія, совѣтовавшая твердо держаться нейтралитета. Князь, попечительство и Совѣтъ разбирали этотъ вопросъ со всѣхъ сторонъ. Споры были прекращены мнѣніемъ, которое подалъ, вслѣдствіе новаго запроса со стороны Россіи чрезъ того же Фонтона, начальникъ дипломатической канцеляріи въ Бѣлградѣ, Іованъ Мариновичъ, получившій образованіе во Франціи. Онъ представлялъ:

 

«Тамъ какъ настоящее положеніе политики и для сильнѣйшихъ державъ исполнено затрудненій и опасности, то не удивительно, что оно и нашей малой землѣ представляетъ великія затрудненія. Если державы, которыя считаютъ свое народонаселеніе десятками милліоновъ, и которыя располагаютъ сотнями тысячь войскъ, какъ напримѣръ Австрія и Пруссія, не смѣютъ точно и рѣшительно опредѣлить и ясно показать свою политику; то нискольно не удивительно, что и правители Сербіи принуждены быть осторожными и слѣдовать то одному, то другому направленію, ожидая пока обстоятельства разовьются и покажутъ, какую политику можно будетъ избрать положительно и ей слѣдовать. Но кто

 

 

361

 

ищеть извѣстности и положительности въ политикѣ, тотъ осуждаетъ себя за всегдашнія неудачи, ибо безусловной извѣстности въ политикѣ нѣтъ. Исторія и ежедневныя происшествія то ясно доказываютъ. Запросы, на которые мы должны такъ или иначе отвѣчать, принуждаютъ насъ выйти изъ роли воздержанія и ожидаиій и сдѣлать шагъ впередъ, который никакъ не можетъ остаться безъ всякаго слѣдствія въ хорошемъ или худомъ смыслѣ на нашу будущность. Всѣ эти вопросы мы рѣшали неохотно и желали отъ нихъ уклониться, но при всемъ томъ мы должны были рѣшить ихъ такъ или иначе прежде, нежели по нашему мнѣнію наступила та политическая извѣстность, которая могла бы предостеречь насъ отъ погрѣшностей. Такой же случай предстоитъ намъ и теперь при запросѣ, который дѣлаетъ намъ Россія, и отъ отвѣта на который уклониться нельзя. Чего ищетъ отъ насъ Россія? — Чтобъ мы остались нейтральными, пока война остается въ настоящихъ размѣрахъ; а когда она сдѣлается важнѣе, то и мы должны принять въ ней участіе, посылая волонтеровъ и т. п. Говоря строго, Порта не должна была признавать за Сербіей права оставаться нейтральною въ сей войнѣ, потому что Сербія — вассальная провинція Турціи, а по всѣмъ правиламъ народныхъ отношеній только тотъ можетъ быть нейтральнымъ, кто независимъ, кто имѣетъ право объявлять войну и заключать миръ и т. д. Далѣе самые трактаты, на которыхъ основано существованіе Сербіи, уничтожены войною; почему Порта не имѣетъ никакихъ другихъ обязанностей относительно Сербіи, кромѣ тѣхъ, которыя налагаетъ на нее собственная польза. Она бы могла отъ насъ требовать не только помощи и участія въ войнѣ, но и другихъ удобствъ, сопряженныхъ съ такимъ положеніемъ дѣлъ, — удобствъ, для достиженія которыхъ она могла бы употребить силу. Мы бы не захотѣли и слышать о томъ, а потому должны были бы вступить въ борьбу съ Турціей за сохраненіе только настоящаго выгоднаго для насъ положенія, подвергнуться всѣмъ бѣдствіямъ, случайностямъ и невзгодамъ войны, чтò все отклонено тѣмъ счастливымъ обстоятельствомъ, что Порта согласилась на нашу нейтральность. Такимъ образомъ Сербія находится въ мирѣ и безъ всякаго труда и пожертвованій обезпечила себѣ то, чего должна была добиваться съ пожертвованіями и не будучи увѣрена въ успѣхѣ. Нейтральность наша, признанная самою Турціей, есть уже великій шагъ впередъ, который ставитъ насъ какъ бы на степень независимой державы уже и потому, что эта нейтральность не есть условленная между нами только и Турціей, но вмѣстѣ съ тѣмъ и обязанность

 

 

362

 

предъ остальными державами, которую мы приняли за себя добровольво. Мы дали знать Портѣ, что въ настоящую войну будемъ нейтральны и намѣрены силою оружія отражать всякія войска, которыя вознамѣрятся вступить въ Сербію и сдѣлать наше отечество поприщемъ военныхъ дѣйствій. Мы чрезъ нашего капу-техайю въ Цареградѣ, а чрезъ представника здѣшнему пашѣ, объявила категорически, что противостанемъ Русскимъ, если вздумаютъ они войти въ Сербію, а равнымъ образомъ не позволимъ вступить въ Сербію и турецкимъ войскамъ. Мы объявили о томъ представителямъ союзныхъ державъ въ Константинополѣ — дорду Редклифу и генералу Бараге Д' Илье. Эти обѣщанія повторены и здѣсь Ренуару, здѣшнему французскому агенту. Французскій министръ иностранныхъ дѣлъ отвѣчалъ, что Франціи цѣнить такое мудрое дѣйствіе Сербіи и пока Сербы будутъ такъ поступать, имъ нисколько не должно опасаться вступленія турецкихъ войскъ въ ихъ страну. Такія выраженія можно принять за нѣкоторое обезпеченіе со стороны Франціи нейтральности за Сербіей. То же самое повторено было и г. Фонбланку (англійскому консулу). Австріи по поводу переговоровъ о вооруженіи, мы дали два раза письменное увѣреніе, что остаемся въ мирѣ и не хотимъ принимать ни малѣйшаго участія въ войнѣ между Россіей и Турціей, вслѣдствіе чего Австрія выразила свое удовольствіе. Россія знала о нашихъ намѣреніяхъ и вполнѣ одобрила нашу нейтральность, какъ о томъ свидѣтельствуютъ письма графа Несельроде, г. Фонтона и разговоръ Янковича съ графомъ Орловымъ и барономъ Мейендорфомъ. Изъ всего этого можно видѣть, что наша нейтральность не есть дѣло случайное, къ которому Европа равнодушна, и которое мы можемъ по нашей волѣ измѣнять и нарушать, не давая никому въ томъ отчета. Нейтральность эта приняла для насъ характеръ обязанности, не соблюденіе которой не только можетъ повлечь за собою войну, но и лишеніе всякой политической защиты для Сербіи со стороны Европейскихъ государствъ. А что рѣшеніе нашего дѣла будетъ зависѣть отъ Европы, это видно изъ того, что Франція и Англія ищутъ, чтобы Турція оставила имъ двумъ право, при заключеніи мира съ Россіей, назначить условія, которыхъ онѣ обѣ пожелаютъ, и Порта безъ сомнѣнія на это согласится; поэтому дѣла Порты въ отношеніи къ Россіи перенесутся на западъ. Стало быть наше положеніе сдѣлается и тягостнѣе и опаснѣе, если мы отступимъ отъ нашихъ обѣщаній и увѣреній о нейтральности. Здѣсь можно прибавить, что лордъ Редклифъ писалъ г. Фонбланку, что Сербія

 

 

363

 

при рѣшеніи Восточнаго вопроса будетъ отстранена и пренебрежена, если она изъ лобви къ Русскимъ отступитъ отъ положенія, которое должна сохранить относительно Порты. Наша нейтральность можетъ быть нарушена только путемъ несправедливости и насилія; въ такомъ случаѣ мы подвергнемся лишь временнымъ бѣдствіямъ и страданіямъ, и можемъ искать помощи и правды тамъ, гдѣ будетъ выгоднѣе. Если нарушимъ нейтральность въ пользу Россіи, то это будеть значить, что мы жертвуемъ настоящимъ довольно обезпеченнымъ положеніемъ изъ видовъ нѣкотораго расширенія нашихъ предѣловъ въ случаѣ побѣдъ Россіи. Однимъ словомъ, мы ставимъ въ игру наше настоящее хорошее положеніе и нашу будущность, желая выиграть болѣе, и рискуемъ потерять то, чтò теперь имѣемъ. Мы выходимъ изъ законнаго положенія, которое признано всей Европой, для того чтобы вступить въ незаконное гдѣ, правда, мы будемъ имѣть Россію за насъ, но цѣлую Европу противъ насъ. Чтò изъ того можетъ выдти? Предположить торжество Россіи надъ Европой можетъ только человѣкъ, не желающій слушать внушеній здраваго смысла. Можетъ случиться то, что воюющія стороны, истощившись въ усиліяхъ страшной, но неблагодарной войны, захотятъ прекратить бѣдствія борьбы признаніемъ прежняго положенія дѣлъ; или сама Россія отступить отъ своихъ широкихъ требованій, высказанныхъ ею въ Константинополѣ. Ни въ томъ, ни въ другомъ случаѣ Россія не пріобрѣтеть ничего сверхъ настоящаго своего положенія, которое мы можемъ удержать и не принимая участія въ войнѣ. Если послѣ различныхъ случайностей и бѣдствій, неизбѣжно соединенныхъ со всякой борьбой, наибольшій выигрышъ, который намъ представится, будетъ сохраненіе настоящаго положенія нашего; то отчего же не оставаться въ немъ и безъ испытанія бѣдствій? Если вся Европа возстала на защиту Турецкаго царства, то развѣ можно надѣяться, что она дозволитъ намъ взять что либо отъ Турціи? Русская дипломатія прямо объявляетъ, что расширеніе предѣловъ Россіи въ Европѣ кончилось: будетъ ли для насъ возможнымъ при помощи ея то, чтò невозможно для нея самой? Если Русскіе не щадятъ самихъ себя, жертвуютъ милліонами рублей, сотнями тысячь людей, зная напередъ, что эти жертвы навѣрное не принесутъ осязательныхъ выгодъ, то неудивительно, что, будучи нашими друзьями и жалѣя о насъ, сами не приглашаютъ насъ прямо раздѣлить ихъ судьбу. Говорятъ, что можно ожидать участія Австріи, а вслѣдъ за ней и всего Германскаго союза въ войнѣ на пользу Россіи. Но это рѣшительно невозможно.

 

 

364

 

До тѣхъ поръ, пока Австрія не приметъ участія въ борьбѣ, до тѣхъ поръ послѣдняя сохранитъ видъ войны за границы двухъ большихъ государствъ; но лишь только Австрія вмѣшается, война приметъ характеръ борьбы за принцицы. А такая война можетъ быть только пагубною для Австріи. Единственное средство для Австріи избѣжать борьбы за начала въ настоящее время есть политика, согласная съ желаніями западныхъ державъ. И въ томъ и въ другомъ случаѣ единственно возможная для насъ роль — сохраненіе полной нейтральности, т. е. сохраненіе добрыхъ сношеній не только съ Россіей, но и съ остальными державами, которыя участвуютъ въ рѣшеніи судьбы Турціи. Этимъ мы избѣжимъ вторженія въ нашу землю войскъ русскихъ, турецкихъ и австрійскихъ и дипломатической вражды Англіи, Франціи, а можетъ быть и Пруссіи» [108].

 

Трудно было не согласиться съ правильностію такого взгляда на отношенія Сербіи къ воевавшимъ сторонамъ. Война открылась за Святыя мѣста, за права православной церкви; но Сербская церковь давно достигла независимости. Война шла не за разложеніе Турціи на составныя ея части, а за преобладаніе на Востокѣ соперничавшихъ между собою великихъ державъ; для Сербіи не могло быть особыхъ побужденій привлечь къ себѣ преимущественное покровительство которой либо изъ нихъ. Наконецъ ни съ чьей стороны не было выставлено вопроса объ освобожденіи всего Сербскаго народа, не была провозглашена борьба за начало народности; — изъ за чего же Сербія должна была подвергать себя всѣмъ ужасамъ и случайностямъ войны? Становилось ясно, что Сербія не могла двинуть своихъ ополченій ни въ которую сторову, а потому не могла быть опасною и для Австріи.

 

Но у Австріи, по ея увѣренію, были ясныя причины къ вооруженію. Новая поѣздка неутомимаго Фонтона на берега нижняго Дуная не осталась безъ послѣдствій. Онъ не заѣзжалъ въ Бѣлградъ, но однако велъ изъ Землина сношенія съ вліятельнѣйшими членами сербскаго правительства и Совѣта, а также съ вождями оппозиціонной партіи, и дѣйствовалъ на мѣры правительства и на самое настроеніе Сербскаго народа. Оставивъ Землинъ, онъ отправился въ Букарештъ, ѣхалъ медленно, часто пріостанавливаясь въ области Граничаръ и въ Трансильваніи. Въ каждомъ городѣ пріѣздъ его возбуждалъ всякаго рода манифестаціи по обоимъ берегамъ Дуная. Притомъ именно въ это времи гораздо дѣятельнѣе, чѣмъ когда либо, оружіе доставлялось въ Сербію, и со стороны австрійскаго правительства нужны были строжайшія мѣры,

 

 

365

 

чтобы пресѣчь контрабанду и смирить явно обнаружившееся волненіе своихъ южныхъ Славянъ. Сначала Турки не тревожились сосредоточеніемъ австрійскихъ войскъ; комендантъ бѣлградской крѣпости, Иццетъ-паша, равно какъ и коммисаръ Порты, Этемъ-паша, пріѣхавшій въ январѣ въ Сербію съ вышеупомянутымъ фирманомъ, которымъ торжественно подтверждались права и привилегіи Сербскаго княжества, заявили австрійскому военачальнику самыя дружелюбныя чувствованія. Порта поступила очень ловко, что въ столь критическое время постаралась такою благоразумною мѣрою пріобрѣсти довѣріе сербскаго правительства и отнять у его народа всякій предлогъ къ жалобамъ на посягательства на его права; притомъ отъ Турокъ не ускользнуло, что такъ какъ они имѣли очень слабые опорные пункты въ Сербіи, то для нихъ была весьма выгодна поддержка такого государства, какъ Австрія, и что сосредоточенныя ею войска должны произвести свльное впечатлѣніе на умы въ Сербіи, и служить охраною турецкимъ гарнизонамъ. Сверхъ того австрійскій циркуляръ отъ 10-го февраля ясно свидѣтельствовалъ, что въ окончательномъ выводѣ демонстрація Австріи была обращена противъ Россіи. Но венгерскіе и польскіе эмигранты усердно старались посѣять въ Туркахъ недовѣріе и во чтò бы то ни стало воспрепятствовать возникавшему согласію Австріи съ Портою, такъ какъ оно угрожало ихъ собственнымъ интересамъ. Они обнаружили въ Нишѣ и Видинѣ и въ своемъ передовомъ постѣ, Майданпекѣ, лихорадочную дѣятельность; особенно отличались венгерскіе эмиссары Берзенчи и Тюрръ. Хотя Клапка, жившій въ Женевѣ, разослалъ къ своимъ приверженцамъ въ турецкомъ лагерѣ циркуляръ, въ которомъ совѣтовалъ имъ держаться выжидательнаго положенія, однако они продолжали затѣвать проекты, подобные напримѣръ плану раздѣла, въ силу котораго Кошутъ, отъ имени Венгріи, уступалъ упомянутому выше «Славянскому Союзу» Славонію и Хорватію, если этотъ «Союзъ» не откажется содѣйствовать плану венгерско-польснаго похода, предпринять который эти люди считали возможнымъ, пользуясь тогдашними политическими замѣшательствами. Вскорѣ они завязали сношенія съ разными лицами, даже въ австрійскихъ областяхъ, и между тѣмъ какъ вниманіе и дѣятельность австрійскихъ властей были отвращены отъ собственной страны наблюденіемъ за греко-славянскимъ движеніемъ, при арестѣ одного католическаго священника, который тайно провезъ изъ Смедерева въ Австрію какого-то эмиссара, были найдены доказательства того, какъ далеко былъ распространенъ заговоръ.

 

 

366

 

Ясно, что органамъ австрійскаго правительства было не легко держаться повсюду на стражѣ и дѣйствовать нетолько противъ агентовъ «Союза», но и противъ домашнихъ враговъ и недовольныхъ. Агенты «Союза» успѣли внушить Турецкимъ властямъ подозрѣніе противъ намѣреній Австріи. Хотя въ Константинополѣ, подъ вліяніемъ австрійскаго интернунція, подозрѣніе это разсѣялось, но не то было въ провинціяхъ. Здѣсь эмиграція безъ труда убѣдила турецкихъ начальниковъ, что Австрія собрала на границѣ войска съ цѣлію враждебною для Турціи. Дѣло дошло до того, что комендантъ бѣлградской крѣпости Иццетъ-паша объявилъ Сербскому князю о своемъ намѣреніи, вмѣстѣ съ княжескимъ правительствомъ, силою отразить австрійскія войска, если они переступятъ черезъ турецкую границу. Во всякомъ случаѣ странная предстояла бы задача австрійскимъ войскаиъ, если бы по вступленіи ихъ въ Сербію имъ пришлось во первыхъ дѣйствовать противъ Турокъ въ крѣпостяхъ, потомъ противъ Сербовъ въ чистомъ полѣ, и наконецъ за одно съ Турками противъ Русскихъ!

 

Около этого времени и въ турецкомъ лагерѣ, и въ образѣ дѣйствія сербскаго правительства и въ настроеніи націи была замѣтна значительная перемѣна. Спокойное и наблюдательное положеніе, которое въ началѣ князь Александръ Кара-Георгіевичь и сербское правительство, увѣренньіе въ Австріи, сохраняли относительно австрійскаго обсерваціовнаго корпуса, видимо стало замѣняться инымъ положеніемъ, которое доказывалось усиленіемъ вооруженій, ни разу впрочемъ не пріостанавлввавшихся съ самаго начала Восточнаго кризиса. Не смотря на дурную погоду, князь внезапно и безъ всякаго повода, отправился объѣзжать страну, а наконецъ поселился въ своемъ лѣтнемъ мѣстопребываніи — Крагуевцѣ, чтò было дѣломъ необычайнымъ въ такую пору года. Вмѣстѣ съ тѣмъ кассы: государственная и народная, равно какъ правительственная типографія и другія важныя заведенія были перемѣщены также въ Крагуевацъ, лежащій въ срединѣ княжества. Все это свидѣтельствовало, что князь желалъ угодить взволнованному народу и этимъ отчасти обезпечить собственную безопасность, отчасти же, обнаруживая опасеніе, что австрійскія войска вступятъ въ княжество и займутъ его, возбудить воинственный духъ націи и поощрить ее къ вооруженному сопротивіенію. Австрійцамъ достаточно было обратить вниманіе на время, когда въ сербскомъ правительствѣ обнаружилось это направленіе, согласовавшееся съ усиленнымъ волненіемъ народа, чтобы

 

 

367

 

заподозрить, что оно состоило въ тѣсной связи съ происходившими тогда приготовленіями въ переходу Русскихъ черезъ Дунай, вслѣдствіе чего и дѣйствія въ Малой Валахіи почти совсѣмъ прекратились. Дѣйствительпо никогда сношенія сербскихъ офицеровъ съ русскою арміей не были такъ дѣятельны, какъ въ кто время. Многіе изъ нихъ были у Русскихъ и въ тотъ разъ, когда князь Горчаковъ, посѣтивъ Малую Валахію, произвелъ не далѣе какъ въ 1.500 шагахъ отъ Калафата смотръ бывшимъ тамъ русскимъ войскамъ, которыя въ числѣ болѣе 20.000 человѣкъ проходили передъ нимъ церемоніальнымъ маршемъ и съ музыкою. Когда при этомъ Турки съ валовъ Калафата пустили нѣсколько ядеръ, то русскіе солдаты отвѣчали только громогласными криками «ура!» Этотъ смотръ произвелъ сильное впечатлѣніе на единовѣрцевъ и приверженцевъ Россіи по ту сторону Дуная, которые взирали на русскаго орла съ такимъ же сочувствіемъ, какъ и Сербы присутствовавшіе при церемоніи. Никогда Сербскій народъ не мечталъ такъ сильно, какъ въ это время о возстановленіи независимаго великаго Сербскаго государства; никогда всѣ сербскіе патріоты не надѣялись такъ положительно на распространеніе своихъ границъ отъ Тимока до Габрова и Тернова, — и это настроеніе становилось тѣмъ опаснѣе въ глазахъ вѣнскихъ правителей, что толпы народа вооружились, не дожидаясь призыва со стороны правительства, и собравшись въ Нижней Крайнѣ, готовились оказать пособіе Русскимъ при переходѣ ихъ черезъ Дунай. Испуганные этимъ явленіемъ, турецкіе начальники тѣхъ мѣстностей, заслышавъ только о предполагаемой переправѣ Русскихъ между Груей и Радуевцемъ, собрали всѣ свободныя войска, находившіяся въ Видинѣ и расположили ихъ между Тимокомъ и Дунаемъ, гдѣ появился тогда состоявшій полковникомъ въ русской службѣ Эпиротъ Костанда, съ нѣсколькими сотнями болгарсно-сербскихъ крейсерныхъ судовъ.

 

Эта то экспедиція можетъ быть и подала поводъ къ распространившемуся въ то время въ Австріи слуху, будто русскіе военачальники, сами собою, на собственный страхъ, и подвергаясь опасности, что русское правительство отречется отъ нихъ, намѣревались совершить упомянутый выше переходъ черезъ Дунай у Радуевца и, переправясь, подать помощь сербскому ополченію и произвеств взрывъ столь давно подготовляемаго южнославянскаго возстанія; но были удержаны внезапно полученнымъ въ самую рѣшительную минуту приказомъ изъ Букарешта. Какъ бы то нибыло, но обстоятельство, что именно въ это время вооруженія производились

 

 

368

 

въ Сербіи съ усиленною дѣятельностію, показалось страннымъ графу Коронини и дало ему поводъ потребовать отъ князя Сербіи новыхъ объясненій о причинахъ вооруженій и народнаго движенія, бывшихъ въ столь сильномъ противорѣчіи съ мирными и дружескими увѣреніями, которыя князь заявлялъ, пріѣзжая въ Землинъ, и высказывалъ неоднократно нетолько австрійскому генеральному консулу въ Бѣлградѣ, но и австрійскому правительству чрезъ своего агента въ Вѣнѣ Янковича [109].

 

Въ чемъ же состояли вооруженія Сербіи, возбудившія подозрительность австрійскаго генерала? — Военныя силы Сербіи, возникшія еще при Милошѣ и Михаилѣ, но встрѣчавшіяся тогда съ неодобреніемъ Порты, стали развиваться особенно съ 1848 года. Сербія уже имѣла свои рудники, не разъ осмотрѣнные европейскими минералогами и въ Майданпекѣ выстроены были большія зданія, дорого стоившія, но неокупавшіяся скудною добычею руды; ибо въ началѣ самое управленіе Майданпекомъ было слабо и неопытно. Но вмѣстѣ съ тѣмъ заведена была первая военная школа, и кромѣ того правительство стало посылать въ Пруссію и Бельгію молодыхъ людей для изученія разныхъ отраслей военнаго искусства. Въ Крагуевцѣ и Бѣлградѣ основаны были литейные заводы, гдѣ первыя пушки лилъ, хоти и неуспѣшно, нѣкій Днѣпрекъ, учившійся въ Бельгіи. Но ружья всегда покупались за границей; такъ въ 1847 г. начальникъ военнаго отдѣленія при попечительствѣ внутреннихъ дѣлъ, Миловой Петровичь, купилъ въ Ліежѣ 10.000 ружей, стрѣлявшихъ на 1.200 метровъ, а въ 1848 тесть князя Ефремъ Ненадовичь, ѣздившій съ нѣсколькими офицерами въ Россію, привезъ изъ нея 10.000 ружей русскаго издѣлія. Въ 1852 году въ Сербію прибылъ изъ Франціи Лубри, получившій надзоръ за оружейнымъ заводомъ въ Крагуевцѣ. Исправивъ его, онъ слилъ нѣсколько шести фунтовыхъ пушекъ и двѣ гаубицы. Этотъ первый успѣхъ произвелъ всеобщую радость. Рабочимъ князь выдалъ 50 дукатовъ въ награду. Городу возвѣщена была такая радость выстрѣлами изъ 11 пушевъ; по всѣмъ улицамъ ходили толпы народа съ пѣснями и музыкой; князь приказалъ, чтобы подъ окнами дома, гдѣ жилъ Лубри также играла музыка, и прислалъ ему нѣсколько бутылокъ шампанскаго; а чрезъ нѣсколько дней отъ имени правительства ему поднесены были часы съ гербомъ Сербіи. Въ пользу литейнаго и оружейнаго завода отовсюда посыпались народныя жертвы: кто давалъ одинъ дукатъ, а кто и нѣсколько. Въ маѣ 1853 года явился опытный инженеръ изъ Швейцаріи Оделли, которому назначено было по 1.200 талеровъ въ годъ съ чиномъ полковника. Этотъ

 

 

369

 

человѣкъ сдѣлался душою оборонительныхъ приготовленій Сербіи въ 1853 и 1854 годахъ. Онъ изобрѣлъ особые лафеты для горной артиллеріи. При немъ всѣ работы пошли живѣе и еще успѣшнѣе. Подарки за подарками сыпались на него и его семейство не только отъ правительства, но и отъ народа. Явились и сербскіе ученые артиллеристы изъ-за границы.

 

Въ теченіе всего 1853 года, сербское правительство, конечно не очень явно, старалось улучшить недостаточное вооруженіе княжества, обращая при этомъ преимущественное вниманіе на артиллерію и вообще на огнестрѣльное оружіе народнаго ополченія. Упомянутое выше сосредоточеніе боснійскихъ Турокъ на южной границѣ Сербіи и ихъ движеніе къ Ужицѣ подало желанный поводъ вести вооруженія болѣе явно и подъ предлогомъ опасности, угрожавшей южной части княжества, дать имъ такой размѣръ, который въ сущности былъ слѣдствіемъ опасеній, возбужденныхъ скопленіемъ австрійскихъ военныхъ силъ на сѣверной границѣ страны, такъ какъ оно, разумѣется, тревожило Сербію. Въ началѣ февраля, стало быть именно въ то самое время, когда изъ собранныхъ Австріей на нижней Савѣ и на Дунаѣ войскъ былъ составленъ отдѣльный корпусъ, сербское правительство предписало вооружить всѣхъ вообще жителей края, способныхъ действовать оружіемъ. Каждый изъ 17 округовъ княжества долженъ былъ выставить 6.000 человѣкъ, изъ которыхъ однако сначала только шестая часть имѣла поступить подъ знамена. Каждому человѣку было приказано запастись ружьемъ, двумя пистолетамн и ятаганомъ; сверхъ того въ каждомъ мѣстечкѣ правительственные коммисары приступили къ сбору продовольствія, при чемъ всѣ платящіе подати были обязаны представить по 5 окъ овощей и по 3 ока ячменя. Изъ собранныхъ такимъ образомъ припасовъ каждый человѣкъ, выступающій въ походъ, долженъ былъ запастись 10 оками овощей и 10 оками муки, остальная же часть запасовъ должа была храниться въ резервѣ для употребленія на войнѣ и стоять подъ надзоромъ общинныхъ властей. Вскорѣ за тѣмъ былъ совершенно запрещенъ вывозъ какъ хлѣба въ зернѣ, такъ и вообще всякаго продукта, употребляемаго въ пищу.

 

Собранныхъ въ главныхъ мѣстахъ каждаго округа людей въ продолженіе всего февраля и марта тщательно обучали военнымъ упражненіямъ особенно же стрѣльбѣ. Для образованія хорошихъ офицеровъ и унтеръ-офицеровъ, было устроено въ Крагуевцѣ военное училище, куда поступали мало по малу способнѣйшіе молодые люди — постоянно въ числѣ 600 человѣкъ, а отуда, по окончаніи ученія, они разсылались для исполненія

 

 

370

 

разныхъ должностей къ войскамъ. На ряду съ регулярной кавалеріей изъ людей, умѣвшихъ ѣздить верхомъ, формировались иррегулярные вонные отряды, которые должны были вооружиться какимъ нибудь огнестрѣльнымъ оружіемъ, ханджаромъ и саблею. Такъ одинъ только срезъ, лежащій близъ австрійской границы, долженъ былъ выставить 800 такихъ конниковъ. Значительнѣйшія вооруженія происходили по части артиллеріи подъ руководствомъ упомянутаго Орелли. 40 новыхъ пушекъ (20 двѣнадцати фунтовыхъ и 20 шести-фунтовыхъ) были отлиты на княжеской литейнѣ въ Крагуевцѣ; сюда же свезли еще 45 орудій изо всѣхъ прочихъ частей края, такъ что въ тогдашнемъ мѣстопребываніи правительства набралось до 86 пушекъ, да сверхъ того въ Бѣлградѣ находилось 12 шестифунтовыхъ полевыхъ орудій. Изъ числа этихъ пушекъ 72 были уже вполнѣ снабжены всѣмъ нужнымъ для похода, а въ арсеналѣ, гдѣ работы производились стольже неутомимо, какъ на литейнѣ, былъ готовъ запасъ лафетовъ и станковъ на сто пушевъ. Для снабженія орудій упряжью принимались всѣ возможныя мѣры и между прочимъ было издано воззваніе въ патріотизму гражданъ, которые приглашались жертвовать лошадей. Самъ князь доставилъ 100 лошадей, воевода Кничанинъ 12; взяты были также лошади съ казеннаго конскаго завода въ Тюпріи, и сверхъ того агенты правительства закупали тайно вьючныхъ и тяглыхъ лошадей въ ближайшихъ мѣстностяхъ австрійскихъ владѣній.

 

Кромѣ существовавщаго и въ постоянной дѣятельности находившагося пороховаго завода въ Тополѣ было устроено еще два завода, одинъ въ Бѣлградѣ, другой въ Свилайнацѣ на Моравѣ, и пороху было заготовлено весьма достаточное количество. Даже самыя женщины изготовляли гильзы для патроновъ и разныя другія такого же рода принадлежности. Еще прежде всѣмъ ружейнымъ мастерамъ въ краѣ было приказано заняться выдѣлкою и улучшеніемъ ружей, а сбруя для верховыхъ лошадей и сѣдла были собираемы реквизиціоннымъ путемъ. Вмѣстѣ съ тѣмъ Орелли вызвалъ въ Крагуевацъ одного гессенскаго фейерверкера для изготовленія конгревовыхъ ракетъ. Въ концѣ мая, когда вооруженія производились съ усиленною дѣятельностію въ Сербіи, призванвое въ оружію ополченіе было собрано въ главныхъ мѣстахъ семнадцати округовъ.

 

Изъ 102.000 человѣкъ всего ополченія было составлено 64 регулярныхъ баталіона по 1.000 человѣкъ въ каждомъ на половину изъ людей уже служившихъ, а остальные были назначены въ резервъ. По единогласнымъ и надежнымъ показаніямъ, въ этомъ числѣ войскъ было въ то

 

 

371

 

время 48.000 пѣхоты, снабженной частію ударными, частію старыми двухствольными ружьями, 6.000 кавалеріи и 800 артиллеристовъ, которые были вполнѣ снаряжены, хотя впрочемъ пѣхота терпѣла недостатокъ въ пистонахъ, а кавалерія въ сабляхъ. По предложенію Орелли каждаго человѣка слѣдовало еще снабдить лопатою и киркою, для чего въ Крагуевцѣ изготовили 12.000 лопатъ. Чтобы неотстать въ усиліяхъ отъ всего края, и города выставляли свой контингентъ добровольныхъ ополченцевъ; напримѣръ Бѣлградъ выставилъ 1.000 человѣкъ горожанъ, Крагуевацъ 600 и т. д. Сверхъ того были созваны подъ знамена всѣ прежде служившіе солдаты. Вся эта вооруженная сила состояла подъ командою пяти вице-воеводъ, которые избрали своимъ мѣстопребываніемъ главные города: Бѣлградъ, Смедерево, Алексинацъ, Валѣво и Ужицу. Каждый изъ нихъ завѣдывалъ тремя или четырьмя округами. Главное начальство было поручено воеводѣ Кничанину.

 

Устроить лагери предполагали сперва между нижними частями Млавы и Моравы, погомъ у Тимока, наконецъ при устьѣ Дрины. Впрочемъ о средоточеніи подвижныхъ колонъ — хотя бы въ числѣ нѣсколькихъ тысячь человѣкъ — стали помышлять не ранѣе мая и іюня; а въ это время Ефремъ Ненадовичь и Еремія Станоевичь собрали по небольшому отряду: первый при Шабцѣ, а второй близъ Гроцки, по близости къ австрійской границѣ. Въ половинѣ апрѣля по всему протяженію сербской границы былъ протянутъ кордонъ: отъ Вишницы и Бѣлграда до Желѣзныхъ воротъ; при этомъ слѣдуетъ замѣтить, что конечно для того, чтобы скрыть его отъ Австрійцевъ, кордонъ шелъ болѣе внутри страны, откуда онъ простирался до Радуевца при устьѣ Тимока (по причинѣ близости въ театру войны онъ былъ здѣсь значительно усиленъ); на западѣ онъ шелъ по берегу Дрины до впаденія ея въ Саву, а отсюда до Топчидера вдоль австрійской границы онъ тянулся съ соблюденіемъ вышеупомянутой предосторожности. Для установленія связи между различными постами разъѣзжали патрули пандуровъ. Не довольствуясь наблюденіемъ границы посредствомъ кордона, сербское правительство озаботилось еще укрѣпить нѣкоторые, казавшіеся ему особенно важными, пункты и дли этой цѣли пригласило прикомандированнаго къ французскому консульству инженера Мондена участвовать въ занятіяхъ сербскаго военнаго министерства, но въ послѣдствіи поручило это дѣло чешско-моравскому амигранту, инженерному офицеру Цаху. Послѣдній, объѣхавъ страну въ сопровожденіи полковника Николича, составилъ планъ укрѣпленнаго лагеря

 

 

372

 

при Пожаревцѣ, для вооруженія котораго уже были привезены орудія изъ Крагуевца; въ горахъ же, въ урочищѣ Здрѣло у Млавы, которое почитается важнымъ потому, что тамъ пролегаеть единственная большая дорога въ Чернорѣцкій округъ и его главный городъ Заечаръ, онъ заложилъ шанцы. Тому же полковнику Николичу, который былъ воспитанъ въ Россіи, состоялъ въ частыхъ, весьма дружескихъ сношеніяхъ съ русскими, и нерѣдко былъ посылаемъ въ главную русскую квартиру, да еще совѣтнику Стефану Стефановичу былъ порученъ, въ качествѣ правительствеввыхъ коммисаровъ, надзоръ надъ всѣми оборонительными укрѣпленіями. Дороги, мосты и гати были повсюду исправлевы, суда, имѣвшіяся на рѣкахъ, описаны съ означеніемъ ихъ числа и подчинены надзору, всѣ доходы страны и общинныхъ кассъ употреблены на оборонительныя устройства, и уже въ половинѣ марта, по прибытіи князя въ Крагуевацъ, поголовная подать изъ 15 округовъ была внесена въ казначейство, которое вслѣдствіе этого въ короткое время получило въ свое распоряженіе 7.000.000 піастровъ звонкою монетою [110].

 

Все исчисленное выше достаточно доказываетъ, что финансовыя и военныя пособія, развитыя въ то время княжествомъ Сербіей, вполнѣ оправдали предусмотрительность русскихъ государственныхъ людей, сотрудниковъ императора Александра I, которые въ созданіи независимнаго государства за берегахъ Моравы усматривала оплотъ Славянства и удобный опорный пунктъ для дальнѣйшихъ, на будущее время дѣйствій въ южно-славянскихъ земляхъ.

 

Всѣ взволнованныя области нетерпѣливо ждали сигнала въ возстанію, и когда генералъ Лидерсъ перешелъ черезъ Дунай, весь Сербскій народъ готовъ былъ возстать, какъ одинъ человѣкъ, чтобы при первомъ призывѣ Россіи поспѣшить на помощь угнетеннымъ единовѣрцамъ въ Болгаріи и дѣйствовать совокупно съ Русскими. Призыва не послѣдовало. Помѣшали ему конечно не на скоро возведенныя Турками укрѣпленіи при Нишѣ и не турецко-боснійскій обсерваціонный корпусъ, расположенный при Бѣлинѣ, который за изъятіемъ одного регулярваго линейнаго баталіона, присланнаго изъ Сараева, и эскадрона кавалеріи изъ Баньялуки, съ немногими трехъ-фунтовыми пушками, состоялъ только изъ дикой толпы иррегулярныхъ Босняковъ и баши-бузуковъ.

 

Подготовленное общее движеніе уже не входило въ планы русскихъ военачальниковъ, чему отчасти были причиною австрійскія знамена, развѣвавшіяся на берегахъ Дуная. Тѣмъ неменѣе въ виду сербскихъ вооруженій

 

 

373

 

Австрійцы не оставались въ бездѣйствіи. По присоединеніи 9-го корпуса къ войскамъ графа Коронини, послѣдній могъ распорижаться, дѣйствуя въ Сербіи силою въ 40.000 или 50.000 человѣкъ. Въ такомъ случаѣ одна бригада 9-го корпуса должна была двинуться по берегу Дрины къ боснійско-сербской границѣ, чтобы удержать сообщеніе съ хорвато-далматскимъ корпусомъ, который состоялъ изъ 33.000 человѣкъ пѣхоты и 8.000 конницы. На тотъ же случай были исправлены укрѣпленія и увеличены гарнизоны и вооруженія крѣпостей Рачя въ Сремѣ, Осека, Брода и Старой Градишки въ Славоніи; сверхъ того въ концѣ марта въ Петроварадинъ присланы 42 тяжелыя орудія со всѣми принадлежностями. Присылка такого значительнаго осаднаго парка ясно свидѣтельствовала, что въ случаѣ наступательныхъ дѣйствій въ Сербіи главныя усилія были бы обращены противъ Бѣлграда, еслибы Турки и Сербы вздумали защищать его. Вниманіе австрійскаго военачальника было преимущественно обращено на эту крѣпость, чтобы изъ нея сдѣлатъ опорный пунктъ для дальнѣйшихъ операцій. Австрія не прочь была занять навсегда Сербское княжество и другія придунайскія эемли: она вѣрила еще въ возможность присоединеній въ виду вооружившейся Европы. Были приняты во вниманіе всѣ опыты войны подъ начальствомъ принца Евгенія Савойскаго и Лаудона, и при современномъ усовершенствовавін военнаго дѣла и оружія въ успѣхахъ сомнѣнія не могло быть. Были заранѣе сдѣланы всѣ приготовленія, чтобы вдругъ перевести черезъ рѣку значительное число войскъ, подъ прикрытіемъ которыхъ былъ бы устроенъ прочный мость. Землинъ обнесли полевыми укрѣпленіями; для сообщенія со внутренними областями Австріи устроили на судахъ мостъ черезъ Тиссу; на случай движенія впередъ въ Сербскомъ княжествѣ въ магазинахъ Землина, Панчева и Митровицъ собрали запасы продовольствія на три мѣсяца. Не менѣе обширныя приготовленія были сдѣланы и на случай какого либо наступательнаго движенія русскихъ войскъ изъ Болгаріи и Малой Валахіи. Для противодѣйствія тому было предположено быстро занять Краинскій и Чернорѣцкій округи Сербіи до Тимока. Графъ Коронини имѣлъ въ своемъ распоряженіи обильный запасъ приготовленныхъ въ генеральномъ штабѣ свѣдѣній о театрѣ предполагаемыхъ военныхъ дѣйствій; такъ что на основаніи этихъ свѣдѣній можно бы составить хорошую карту, которой однако къ сожалѣнію до сихъ поръ еще пѣтъ. Сверхъ того во внутренность Босніи и Сербіи были посланы агенты для развѣдокъ о состояніи вооруженій въ послѣдней. О планѣ дѣйствій и подробностяхъ

 

 

374

 

исполненія оба корпусные начальники, въ Новомъ Садѣ и Землинѣ, договорились между собою уже въ началѣ апрѣля. На основаніи этого плана полагалось, что сербско-банатскій корпусъ могъ поспѣть къ пунктамъ переправы въ пять или шесть дней, а 9-й корпусъ обыкновеннымъ маршемъ въ девять дней, форсированнымъ же въ пять дней.

 

Война передввгалась за Дунай: русскіявойска были уже на южномъ берегу; туда же намѣрена была направить свои силы и Австрія. Но еще военные походы 1828 и 1829 гг. показали, что наструпательныя дѣйствія во внутренности Болгаріи илив Румеліи возможны лишь при содѣйствіи флота, постоянно сопровождающаго армію вдодь берега Чернаго моря, доставляющаго необходимое продовольствіе и военные запасы и подвозящаго подкрѣпленіе людьми; а потому наступательныя дѣйствія въ этихъ краяхъ въ 1854 году не могли имѣть успѣха, ибо въ это время съ одной стороны русскій флотъ не могъ дѣйствовать въ виду занявшихъ Черное море флотовъ западныхъ державъ, а съ другой и потому что передовыя войска англо-французскихъ вспомогательныхъ войскъ уже высадились на турецкій берегъ и готовы были вступить въ Болгарію. Что переходъ черезъ Дунай долженъ былъ служить знакомъ для дальнѣйшихъ операцій, доказывалось прибытіемъ къ русской арміи фельдмаршала, который расположилъ свою главвую квартиру 14-го апрѣля въ Яссахъ, а 22 го въ Букарештѣ. Имя фельдмаршала Паскевича, тѣсно связанное со всѣми успѣхами русскаго оружія въ царствованіе императора Николая I, свидѣтельствовало, что русское правительство, призвавъ его къ завѣдыванію военными дѣйствіями, имѣло въ виду обширные планы. Между тѣмъ Франція и Англія, объявивъ войну Россіи, приняли мѣры, которыя должны были доставить имъ возможность оказать дѣятельное пособіе Турціи не однѣми лишь морскими, но и сухопутными силами, тѣмъ болѣе, что присылка вспомогательныхъ войскъ была необходима не только для ободренія Порты, но и для подкрѣпленія Омеръ-паши, армія котораго была ослаблена высылаемыми изъ нея отрядами въ Албанію и Ѳессалію, гдѣ все еще существовалъ мятежъ. Въ продолженіе апрѣля и мая на Востокъ были переправлены три французскія дивизіи, подъ начальствомъ маршала Сентъ-Арно, и англійскій вспомогательный корпусъ подъ командою лорда Раглана. Войска эти высадились въ Галиполи, откуда часть французской кавалеріи была выдвинута въ видѣ авангарда въ Адріанополю и Балканской линіи.

 

Чтобы предохранить турецкую армію отъ раздробденія и сосредоточитъ всѣ ея силы

 

 

375

 

тамъ, гдѣ предстояла надобность отражать нападеніе, нужно было, пользуясь тѣмъ временегь, пока мало по-малу перевозились англо-французскія войска, какъ можно поспѣшнѣе положить конецъ возстанію въ Ѳессаліи, ибо оно, распространяясь въ тылу и во флангѣ турецкихъ и союзныхъ войскъ, могло имѣть опасныя для нихъ послѣдствія и, составляя диверсію повело бы къ необходимости отдѣлять для противодѣйствія ему значительные отряды, которыми бы ослаблялась армія, назначенная дѣйствовать противъ Русскихъ. Западныя державы очень хорошо поняли, что цѣли своей они всего вѣрнѣе могутъ достигнуть, если пресѣкутъ въ самомъ источникѣ пособія, которыми поддерживался мятежъ.

 

Не подлежало ни малѣйшему сомнѣнію, что пособія эти доставлялись изъ Греческаго королевства, которое дѣйствовало, разумѣется, въ собственномъ интересѣ, считая благопріятными для себя тогдашнія обстоятельства, и надѣясь, что въ случаѣ успѣха русскаго оружія, оно будетъ вознаграждено за свое косвенное содѣйствіе увеличеніемъ территоріи и разширеніемъ своей сѣверной границы, въ самомъ дѣлѣ весьма неудовлетворительной. Постоянныя подкрѣпленія людьми, подходившія изъ пограничныхъ греческихъ округовъ, подвозы оружія и боевыхъ снарядовъ, дѣятельная поддержка посредствомъ свѣдущихъ офицеровъ, которые добровольно присоединились въ качествѣ вождей къ возстанію, почти офиціальная присылка королевскаго адъютанта Завелласа, сопровождаемаго большою свитою, наконецъ, явная агитація, запальчиво веденная греческою журналистикой, — все это свидѣтельствовало о соучастіи Еллинскаго правительства въ возстаніи. И хотя со стороны европейской журналистики было болѣе чѣмъ неприлично ставить Грекамъ въ преступленіе усилія, которыя съ ихъ точки зрѣнія были столь же естественны какъ и законны, однако интересы западныхъ державъ предписывали имъ принять энергическія мѣры для прекращенія подобныхъ дѣйствій со стороны Греціи. По этому когда переговоры съ аѳинскимъ правительствомъ, которымъ предшествовалъ разрывъ дипломатическихъ сношеній между Греціей и Портой, не повели къ желаемой цѣли, то находившейся на пути въ Турцію французской дивизіи Форея было предписано подкрѣпить военною демонстраціей препровожденный отъ 8 мая къ греческому правительству ультиматумъ западныхъ державъ. Король Оттонъ уступилъ силѣ; новое направленіе его политики было скрѣплено перемѣною министерства; въ Пиреѣ была оставлена французская бригада Мейрана съ небольшимъ отрядомъ англійскихъ войскъ, чтобы наблюдать

 

 

376

 

за исполненіемъ данныхъ обѣщаній и служить единственною, но могущественною поддержкою ненавистнаго народу министерства Калерджи. Какъ успѣшна была эта мѣра доказываетса тѣмъ, что Ѳессалійское возстаніе быстро ослабѣло и вскорѣ за тѣмъ послѣ пораженія, нанесеннаго вождю паликаровъ Хаджи-Петро, совершенно прекратилось.

 

Въ слѣдствіе чрезвычайныхъ мѣръ, принятыхъ воюющими сторонами, чтобы приготовиться къ столкновенію, ожидавшемуся въ то время на поляхъ Болгаріи и повидимому имѣвшему вскорѣ послѣдовать, Австрія и Пруссія, но географическому своему положенію, находившіяся между обѣихъ враждовавшихъ сторонъ, были наконецъ принуждены вытти изъ выжидательнаго положенія, въ которомъ онѣ все еще оставались даже послѣ того, какъ Франція объявила войну Россіи. Именно положеніе Австріи было столь важно для всѣхъ участвовавшихъ въ войнѣ, что каждое заявленіе австрійскаго кабинета получало не малое значеніе. По этому протоколъ 28-го марта, подписанный всѣми членами вѣнской конференціи, за исключеніемъ Россіи, произвелъ чрезвычайно сильное впечатлѣніе во всей Европѣ не только потому, что имъ и по открытіи войны торжественно подтверждалось, заявленное въ цуркулярной депешѣ отъ 9 февраля единомысліе Австріи и Пруссіи съ западными державами, не только потому что имъ признавалось за европейскій принципъ сохраненіе цѣлости Оттоманской имперіи и ближайшимъ слѣдствіемъ этого объявлялось необходимымъ, чтобы русскія войска были выведены изъ Дунайскихъ княжествъ; но и потому что четыре державы, подписавшія протоколъ, коллективно обязались не приступать безъ предварительнаго соглашенія между собою ни къ какой сдѣлкѣ съ русскимъ дворомъ, несогласной съ этими явно высказанными принципами. По этому Австрія и Пруссія офиціальнымъ образомъ стали относительно спорнаго съ Россіей пункта на ту же самую точку зрѣнія, исходя изъ которой Англія и Франціа уже начали враждебно дѣйствовать противъ Россіи, но не сходились съ морскими державами только въ отношеніи къ матеріальнымъ средствамъ, къ которымъ слѣдовало прибѣгнуть для того, чтобы сообщить силу мнѣнію, высказанному ими собща. Чтобы и въ этомъ сблизиться съ союзниками и опредѣлить главныя основы своего образа дѣйствія, Австрія и Пруссія заключили между собою 8-го апрѣля оборонительный и наступательный союзъ, которымъ взаимно гарантировала другъ другу неприкосновенность своихъ владѣній, и уговорились въ спеціальныхъ военныхъ мѣрахъ, какія имъ слѣдовало бы принять въ случаѣ надобности двинуть

 

 

377

 

свои войска въ походъ. Было условлено пригласить всѣ союзно-германскія государства, чтобы они приступили къ этому союзу, для чего къ трактату была приложена сепаратная статья. Въ этой статьѣ были обсуждены опасности общаго положенія дѣлъ, особенно проистекавшія отъ тогдашнихъ замѣшательствъ на Востокѣ и отъ грознаго расширенія русскихъ военныхъ дѣйствій, и поставлены на видъ уже принятыя Австріей мѣры, чтобы предварительно лишь дипломатическимъ путемъ склонить Россію къ прекращенію дальнѣйшаго похода во внутренность Турціи и къ скорѣйшему выводу русскихъ войскъ изъ Дунайскихъ княжествъ. Истинная цѣль трактата 8-го апрѣля обнаруживалась вполнѣ лишь выборомъ австрійскаго уполномоченнаго, который одною уже подписью своего имени сообщилъ трактату военное значеніе. Посылка къ берлинскому двору генералъ-квартирмейстера арміи, фельдцейгмейстера барона фонъ-Гесса, ясно свидѣтельствовала, что австрійское правительство уже тогда было расположено приступить къ военнымъ мѣрамъ въ обширныхъ размѣрахъ. Несомнѣннымъ признакомъ этого направленія австрійской политики было заключеніе особенной военной конвенціи между Австріей и Пруссіей. Но при дальнѣйшемъ ходѣ событій, приступившая къ союзу съ Австріей, ея постоянная соперница и на сей разъ не оказала ей надлежащаго содѣйствія. Пруссія испугалась послѣдствій добровольно ею заключеннаго трактата 8-го апрѣля, и своими колебаніями подтвердила подозрѣнія людей полагавшихъ, что заключая этотъ трактатъ она имѣла въ виду только надѣть узду на свою расхрабрившуюся союзницу. Мелкіе члены Германскаго союза также предоставили Австрію самой себѣ. Бамбергская нота, составленная въ концѣ мая на конференціи посланниковъ среднихъ германскихъ государствъ, въ отвѣтъ на представленное 11-го мая Австріей и Пруссіей предложеніе Германскому союзу, свидѣтельствовала объ умѣренной политикѣ нѣмецкихъ государей, чтò не помѣшало Австріи преслѣдовать цѣли заявленныя въ апрѣльскомъ трактатѣ.

 

Успѣшныя дѣйствія русскихъ войскъ въ Болгаріи и дѣятельность, съ какою въ концѣ мая и началѣ іюня была ведена осада Силистріи, должны были убѣдить австрійское правительство, что всѣ его усилія не произвели ни малѣйшаго вліянія на русскую политику. Промедливъ шесть недѣль, принесенныхъ въ жертву памяти о прежнихъ дружественныхъ связяхъ, Австрія рѣшилась препроводить къ Россіи требованіе, чтобы она прекратила военныя дѣйствія въ Турціи и вывела свои войска изъ княжествъ. Но выборъ удобнаго времени для исполненія этого требованія

 

 

378

 

все еще предоставлялся русскому двору, ибо депеша отъ 22-го мая къ графу Эстергази, въ которую, какъ въ самую мягкую дипломатическую форму, было облечено это требованіе, все еще обращалась къ личнымъ чувствованіямъ русскаго императора, ходатайствуя только объ опредѣлительномъ назначеніи точнаго и — какъ слѣдуетъ надѣяться — не отдаленнаго срока, когда русскія войска будутъ выведены. Австрійское министерство, излагая въ упомянутой депешѣ положеніе дѣлъ, о прекращеніи коего оно настоятельно просило отъ имени своего государя, обращалось въ послѣдній разъ къ мудрости русскаго императора, называя это положеніе неисчерпаемымъ источникомъ бѣдствій для Австріи и Германіи, чѣмъ и отнимало у прусскаго кабинета, считавшаго себя защитникомъ германскихъ интересовъ, всякую возможность отказать Австріи въ поддержкѣ принятой ею мѣры. А потому баронъ фонъ-Мантейфель, также препроводилъ отъ 31 іюня къ прусскому послу въ Петербургь депешу, написанную однако въ выраженіяхъ менѣе сильныхъ, чѣмъ австрійская. Затѣмъ произведя рекрутскій наборъ въ 95.000 человѣкъ и заключивъ національный заемъ въ 500 милліоновъ гульденовъ, австрійское правительство нашло нужнымъ приступить къ новымъ дипломатическимъ переговорамъ, которые должны были служить дополненіемъ къ мѣрѣ, уже принятой имъ въ Петербургѣ.

 

Уже въ концѣ мая Порта уполноночила австрійское Правительство занять войсками нѣкоторыя части турецкой территоріи. Въ виду того обстоятельства, что еще не вполнѣ было прекращено возстаніе въ Эпирѣ, австрійское правительство считало нужнымъ прежде всего занять морскими силами Арту и Превезу, а сухопутныя двинуть въ Албанію и Черногорію, такъ какъ особенно изъ послѣдней возобновилось вторженіе въ сосѣдственные съ нею герцоговинскіе и албанскіе округи. Въ отвѣтѣ Решидъ-паши, послѣдовавшемъ 24 мая на конфиденціальныя по этому предмету предложенія австрійскаго интернунція барона фонъ-Брука, было заявлено желаніе Порты закончить происходившій объ этомъ дѣлѣ обмѣнъ нотъ заключеніемъ формальной конвенціи, имѣющей обязательную силу для обѣихъ сторонъ. Готовность, съ какою Порта согласилась на предложеніе Австріи, довѣріе заявленное ею этимъ предложеніямъ въ обширныхъ инструкціяхъ, которыя она разослала къ мѣстнымъ властямъ и къ своему гражданскому коммисару въ Эпирѣ Фуаду-эфенди, были плодомъ вліянія пріобрѣтеннаго австрійскимъ интернунціемъ во время его кратковременнаго

 

 

379

 

пребыванія въ Константинополѣ, вліянія продолжавшаго безпрерывно возрастать до тѣхъ поръ, пока баронъ фонъ-Брукъ не былъ отозванъ въ Вѣну для болѣе важнаго назначенія. Вслѣдъ за тѣмъ Диванъ сообщилъ коммисарамъ Порты въ Албаніи, а также пашамъ Скутарскому, Янинскому, Трикальскому и Ларисскому о предстоящемъ появленіи въ водахъ Арты и Превезы австрійскихъ военныхъ кораблей, равно какъ и о предполагаемомъ вступленіи сосредоточенныхъ въ Которскомъ округѣ сухопутныхъ войскъ въ сосѣдственныя съ этимъ округомъ части Албаніи, и предписалъ оказать означенный войскамъ друхественный пріемъ. Порта приказомъ отъ 2-го іюня уполномочила генералъ губернатора Босніи, Хуршидъ-пашу, договориться съ управлявшимъ Далмаціей фельдмаршалъ-лейтенантомъ барономъ Мамулою о введеніи, въ случаѣ надобности, австрійскихъ войскъ, расположенныхъ въ Дубровникѣ (Рагузѣ), въ предѣлы боснійскаго виляйета, постоянно тревожимаго Черногорцами. Но на этотъ разъ мѣры западныхъ державъ и занятіе ихъ войсками Греціи предупредили расположеніе австрійскаго правительства. Цѣль подавленія эпирскаго возстанія была достигнута и Черногорцы поневолѣ притихли. Австрійцамъ не довелось водрузить свое знаия ни въ Сербіи, ни въ боснійскихъ равнинахъ, ни въ албанскомъ побережьи [111].

 

Въ тоть же самый день, когда турецкимъ властямъ было разрѣшено, по собственному ихъ усмотрѣнію, въ случаѣ надобности просить о введеніи въ Турцію австрійскихъ войскъ, въ самомъ Константинополѣ былъ составленъ важный госудерственный актъ. Австрійскій интернунцій и турецкій министръ иностранныхъ дѣлъ заключили въ кіоскѣ Решидъ-паши тотъ важный договоръ, который открылъ австрійскимъ войскамъ путь для вступленія въ Дунайскія княжества. Съ той поры новое и рѣшительное направленіе австрійской политики было окончательно опредѣлено. Собраннымъ на границѣ войскамъ Австріи предстояло занять обширную и важную часть Османской имперіи, и только еще не было извѣстно, когда это занятіе послѣдуетъ. Въ началѣ мая императорскимъ декретомъ было повелѣно перевести обсерваціонный корпусъ отъ сербской границы въ мѣстность болѣе здоровую, и просторнѣе размѣстить войска входившія въ составъ его. Для размѣщенія ихъ были назначены гористыя части Срема и Баната, а 9-й корпусъ было предположено поставить въ холмистой мѣстности около Печуя (Фюнфкирхенъ). Но прежде чѣмъ эти распоряженія были исполнены, въ половинѣ мая 9-й корпусъ получилъ приказъ выступить въ Трансильванію. Вмѣстѣ съ тѣмъ

 

 

380

 

сербско-банатскій корпусъ к войска, состоявшія подъ командою бана хорватскаго, подчинены начальнику третьей арміи эрцгерцогу Альбрехту, и эта армія, состоявшая изъ четырехъ пѣхотныхъ корпусовъ и одного кавалерійскаго, поставлена на полное военное положеніе и подкрѣплена двумя пѣхотными корпусами и однимъ кавалерійскимъ, взятыми изъ шестой арміи, расположенной въ Галиціи. Въ концѣ мая 9-й корпусъ выступилъ въ Трансильванію. Въ тоже время осадный паркъ, назначавшійся для дѣйствія противъ Бѣлграда, былъ возвращенъ и этимъ ясно было обнаружено, что намѣреніе Австріи дѣйствовать оборонительно со стороны Сербіи, было совершенно покинуто.

 

Тѣмъ не менѣе въ Сербскомъ княжествѣ, казалось, еще не оправились отъ страха, внушеннаго приготовленіями Австрійцевъ къ переправѣ черезъ Саву, и продолжали дѣятельно вооружаться. Въ концу мая эти военныя приготовленія были доведены до такой степени, что сербское правительство могло сосредоточить довольно большое число регулярной, достаточно обученной и вооруженной пѣхоты. Большая часть ея была собрана близь границы у Гроцки и Шабца, гдѣ Ефремъ Ненадевичь, начальствуя 6.000 человѣкъ, произнесъ 11-го мая чрезвычайно военственную рѣчь предъ ополченцами, побуждая ихъ къ отчаянному сопротивленію. Въ концѣ мая слухи о вступленіи австрійскихъ войскъ были распространены въ Сербіи болѣе чѣмъ когда либо, и господствовавшія тамъ опасенія доказывались значительною раздачею народу оружія всякаго рода, подвозами изъ Босніи и усилившимися, не смотря на принятыя австрійскими властями предосторожности, тайными сношеніями жителей княжества съ Сербами, живущими на австрійскихъ берегахъ Дуная и Савы. Наконецъ въ іюнѣ, когда началась перевозка на судахъ по Дунаю австрійскихъ войскъ, назначенныхъ въ Оршову, а оттуда въ Валахію и Трансильванію, сербскимъ правительствомъ овладѣло такое безпокойство, что всѣ мѣры надзора и обороны на границѣ были еще болѣе усилены и начальствомъ было строжайше предписано противиться всякой самомалѣйшей попыткѣ высадить войско за сербскій берегъ. Укрѣпленіями при Здрелѣ и Млавѣ занялись съ удвоеннымъ рвеніемъ и въ то время какъ князь Александръ, прибывъ въ Землинъ по случаю производимаго въ то время эрцгерцогонъ Альбрехтонъ смотра войскъ, находившихся подъ его начальствомъ, увѣрялъ эрцгерцога въ своемъ миролюбіи и дружбѣ, Швейцарецъ Орелли неутомимо занимался въ Майданпекской литейнѣ изготовленіемъ ядеръ, и 30-го мая прислалъ

 

 

381

 

ихъ въ большомъ количествѣ въ Бѣлградъ. Народное раздраженіе проявлялось иногда въ пограничныхъ ссорахъ; а въ день св. Духа въ таможнѣ на Савѣ, близь Кленака, на австрійской территоріи произошла сильная драка между Сербами и австрійскими солдатами, въ которой приняли участіе 500 вооруженныхъ Сербовъ подъ начальствомъ маіора Іована Миловановича; при этой дракѣ было множество раненыхъ и она не повлекла за собой важнѣйшихъ послѣдствій, лишь благодаря энергическому вмѣшательству австрійскихъ властей.

 

Вслѣдъ за тѣмъ въ Вѣнѣ узнали случайно, уже изъ газетъ, что еще 5 марта Кара-Георгіевичь отправилъ къ Портѣ меморандумъ, составленный подъ вліяніемъ французскаго генеральнаго консула Сегюра, и его сторонниковъ Гарашанина и Мариновича. Въ этомъ меморандумѣ, дышавшемъ враждою къ Австріи, князь умолялъ Порту, чтобы она совокупно съ западными державами защищала Сербію отъ угрожающаго ей занятія австрійскими войсками.

 

Въ меморандумѣ, задѣвшемъ Австрію за живое, было сказано:

 

«сначала войны, возникшей между Россіей и Портой, Австрія приняла противъ Сербіи такое положеніе, которое хотя и давало политикѣ этой державы выжидательный характеръ, но направлено было къ тому, чтобы дать ей средства располагать по своему желанію дѣйствіями Сербіи. Лишь только Австрія вообразила, что сербское правительство болѣе или менѣе расположено въ пользу Россіи или Турціи, какъ стала обращаться къ нему съ такими требованіями, которыя отвѣчали тому или другому предвзятому мнѣнію, и обѣщала ему постоянно свое покровительство для защиты границъ княжества противъ всякаго враждебнаго нападенія. При помощи такой политики, принятой особенпо австрійскимъ представителелъ въ Бѣлградѣ и проводимой такъ неотступно и послѣдовательно, что ее должны были замѣтить представители другихъ державъ въ семъ княжествѣ, Австрія надѣялась овладѣть безграничнымъ довѣріемъ сербскаго правительства и вѣнскій кабинетъ, частію для обезпеченія успѣха своихъ намѣреній, частію для того, чтобы придать своимъ увѣреніямъ, какого бы рода они ни были, полную силу въ глазахъ той или другой великой европейской державы, повелѣлъ не задолго предъ симъ собрать на сербской границѣ весьма значительныя силы. Въ справедливомъ опасенія отъ такой военной деионстраціи, которая ничѣмъ не была вызвана со стороны Сербіи, ни положеніемъ дѣлъ въ этой странѣ, болѣе чѣмъ когда либо мирнымъ и спокойнымъ, ни отношеніями Сербіи къ высокой Портѣ и

 

 

382

 

союзнымъ съ нею силамъ, сербское правительство освѣдомилось непосредственно у высокой Порты о цѣли и значеніи этихъ военныхъ приготовленій Австріи. Но этотъ путь не послужилъ къ тому, чтобы открыть намъ, въ какое положеніе думали насъ поставить. Въ то самое время, какъ ближайшіе и дальніе органы вѣнскаго кабинета давала намъ понять, что Австрія ничего не предпринимаетъ противъ Сербіи и не намѣрена предпринять безъ предварительнаго согласія владѣтельнаго двора, высокая Порта сообщила сербскому капу-техайѣ, что Австрія оставила ее въ неизвѣстности касательно военныхъ приготовленій, о которыхъ сдѣланъ запросъ, и что никакихъ переговоровъ, никакихъ соглашеній объ этомъ дѣлѣ не состоялось между обѣими державами. Представители Франціи и Великобританіи въ Константинополѣ также не могли сообщить намъ никакихъ успокоительныхъ извѣстій. Въ сообщеніяхъ, которыми они почтили сербскаго капу-техайю, они то высказывали недовѣріе къ существованію столь обширныхъ приготовленій и замысловъ, о которыхъ мы положительно утверждаемъ, то раздѣляли нашу собственную неизвѣстность и безпокойства, проистекавшія оттуда. Бѣлградскій же паша за все это время оставался безъ инструкцій или, точнѣе сказать, держался старыхъ, которыя ему были присланы гораздо ранѣе и согласно съ которыми онъ долженъ былъ всякое вооруженное вмѣшательство Австріи въ сербскія дѣла принимать, какъ враждебное покушеніе противъ Османской имперіи, и какъ таковое отвращать всѣми силами. По видимому положеніе Австріи относительно общаго военнаго вопроса принимало благопріятное для намѣреній западныхъ державъ направленіе, вслѣдствіе чего парижскій и лондонскій кабинеты сообщили сербскому правительству чрезъ своихъ агентовъ въ Бѣлградѣ успокоительныя объясненія относительно австрійскихъ намѣреній. Почти въ тоже самое время вѣнскій кабинетъ далъ знать сербскому правительству, что яприготовленія не угрожаютъ Сербіи никакою опасностію и что Австрія предприняла ихъ только для того, чтобы быть готовою къ защитѣ собственныхъ границъ, и что ея войска не вступятъ въ Сербію, если только не войдутъ въ нее русскія и если не вспыхнетъ въ ней возстаніе противъ законнаго правительства, и что въ послѣднемъ случаѣ Австрія явится только какъ дружественная держава для поддержанія правительства и законнаго порядка. Хотя такія объясненія австрійскаго правительства и указывали на тѣ случаи, въ которыхъ оно намѣревалось вмѣшаться къ сербскія дѣла, но они не могли устранить нашихъ опасеній.

 

 

383

 

Во первыхъ мы не усматривали въ томъ никакого ручательства противъ произвольнаго, предпринятаго безъ всякой причины и безъ настоательной надобности вмѣшательства, которое во всякомъ случаѣ должно было грозить опасностями и бѣдствіями для Сербіи. Кромѣ того мы усмотрѣли въ томъ одностороннее предпріятіе Австріи, которымъ, подъ предлогомъ поддержки общеевропейской политики, она открывала для себя свободное вступленіе въ Сербію, чрезъ каковой несправедливый и произвольный поступокъ должны были произойти замѣшательства, безпокойства и смуты, предупрежденіе которыхъ прямо лежитъ въ интересѣ Османской имперіи и союзныхъ державъ, и которыя сербское правительство и народъ должны отвращать всѣми зависящимя отъ нихъ средствами отъ своего отечества. Такъ какъ касательно столь обезпокоивающихъ обстоятельствъ изъ Константинополя приходили извѣстія, стоявшія въ полномъ противорѣчіи съ объясненіями, сообщенными Австріей, и такъ какъ военныя приготовленія ея принимали съ каждымъ днмнъ угрожающіе размѣры и вскорѣ достигли такой степени, при которой исполненіе могло послѣдовать непосредственно, то сербское правительство, въ согласіи съ Иццетъ-пашею, постановило обратиться въ Вѣну и Константинополь, чтобы узнать ясно, чего мы должны держаться въ этомъ дѣлѣ, и чтобы воспротивиться тому плану, посредствомъ котораго Австрія могла сдѣлаться повелителемъ судебъ Сербіи. Такова была цѣль посылки Ассиза-паши въ Вѣну. Этотъ сановникъ находится теверь въ Константинополѣ и долженъ представить правительству Его Величества султана обстоятельное извѣстіе о своихъ дѣйствіяхъ въ Вѣнѣ. Въ ожиданіи дипломатическаго разрѣшенія этого вопроса правительство княжества при полной поддержкѣ со стороны его превосходительства Иццетъ-паши приготовляетъ всѣ мѣры, необходимыя для защиты страны отъ всякаго враждебнаго предпріятія. Въ положеніи, среди котораго мы находимся, намъ необходимо знать, удалось ли Австріи получить согласіе высокой Порты на воспріятіе мѣръ несправедливыхъ, столько же касающихся княжества, какъ и имперіи, къ которой оно принадлежитъ, и равно вредныхъ для ихъ драгоцѣннѣйшихъ интересовъ. Что касается вмѣшательства, задуманнаго безъ согласія Порты, то оно, чтò бы ни думала о немъ Австрія, не можетъ быть объяснено при нынѣшнихъ обстоятельствахъ иначе, какъ если бы Австрія намѣревалась объявить себя въ тайнѣ за Россію противъ высокой Порты и ея союзниковъ. Австрія выставляетъ два случая, которые оправдываютъ ея военное вступленіе въ Сербію:

 

 

384

 

1) возможное вступленіе Русскихъ, и 2) едва ли возможное возстаніе въ Сербіи. На первое. Если Русскіе вступять въ Сербію, то содѣйствіе Австріи должно быть приведено въ соглашеніе со всѣми тѣми мѣрами, которым призваны принять для защиты Османской имперіи союзныя съ высокою Портою державы, и которыя для насъ остаются неопредѣленными. Случай вступленія Русскихъ въ Сербію не представляется возможнымъ въ виду тѣхъ увѣреній, которыя далъ баронъ фонъ-Мейендорфъ графу фонъ-Буолю, что Россія не имѣетъ намѣренія занять Сербію, тѣмъ болѣе что поле военныхъ дѣйствій для русскихъ войскъ уже и безъ того слишкомъ обширно, чтобы думать еще о большемъ расширеніи его. Но допустимъ, что Русскіе предприняли вступленіе въ Сербію, чтò было бы не легко исполнить вслѣдствіе сопротивленія, которое они встрѣтили бы со стороны Сербовъ и Турецкихъ войскъ; то мы можемъ смѣло утверждать, что вступленіе Австрійцевъ въ Сербію было бы крайне несчастною мѣрою, которая могла бы дать поводъ ко множеству замѣшательствъ. Всякія другія вспомогательныя войска слѣдуетъ предпочесть въ семъ случаѣ австрійскимъ. Сербскій народъ питаетъ такую невыразимую ненависть, такое отвращеніе въ Австріи, что каждый въ ту же минуту сочтетъ вступленіе Австрійцевъ въ Сербію такою угрожающею опасностью, такимъ великимъ несчастіемъ, что вся дѣятельность Сербовъ обратится противъ австрійскихъ войскъ, что всѣ дѣйствующія силы народа направлены будутъ на пораженіе этихъ враговъ, въ которыхъ во всякомъ случаѣ увидятъ олицетвореніе тѣхъ желаній, которыя побуждаютъ Австрію, все равно подъ какимъ бы то ни было законнымъ наименованіемъ, провести въ Сербіи ея эгоистическіе расчеты. На сколько можетъ быть полезно содѣйствіе Австрійцевъ дѣлу высокой Порты, употребленное въ надлежащее время и въ надлежащемъ мѣстѣ; на столько же оно можетъ возбудить затрудненія и замѣшательства, если, не смотря на всѣ извѣстныя обстоятельства, будетъ имѣть мѣсто въ Сербіи. На второе. Что касается внутренняго возстанія, то мы опасаемся ето нынѣ менѣе, чѣмъ когда либо. Весь народъ вполнѣ убѣжденъ, что самые дорогіе интересы его предписываютъ ему сохраненіе спокойствія и порядка, а также отстраненіе всего, что могло бы втянуть его въ войну и сдѣлать Сербію полемъ военныхъ дѣйствій. Исполненные глубокой благодарности къ владѣтельному двору за тѣ права, которыя онъ столь милостиво даровалъ имъ, и за то положеніе, которое позволилъ имъ сохранить во врема сей войны, правительство и народъ Сербскій, на

 

 

385

 

столько проникнуты своими интересами и озабочены счастіемъ своей страны, что не могутъ даже ни на минуту подвергнуть ихъ неизвѣстности ради какихъ бы то ни было предпріятій. Сознаніе, которое даетъ имъ положеніе ихъ, лучше удержитъ ихъ отъ всякаго ложнаго и опаснаго шага, чѣмъ всѣ угрозы. Развѣ Сербія, послѣ того какъ вспыхнула война, не дала достаточныхъ доказательствъ, что умѣетъ и хочетъ оставаться вѣрною своему долгу и обязательствамъ? Чтò бы ни говорили, но она постоянно поступала хотя и скромно, но законно и согласно съ своимъ долгомъ. Она не уклонится и впредь съ этого пути; высокая Порта можетъ быть въ томъ вполнѣ увѣрена. Все, чего желаетъ сербское правительство, состоитъ въ томъ, чтобы оно было почтено такимъ же довѣріемъ, какое оказывалъ ему до сей минуты владѣтельный дворъ, и чтобы его отечество не было подвергаемо австрійскому занятію, которое будетъ знакомъ и началомъ неисчислимыхъ переворотовъ. При такомъ условіи сербское правительство вполнѣ ручается за сохраненіе спокойствія и общественнаго порядка въ Сербіи. А если бы и обнаружились гдѣ отдѣльные безпорядкин, возможные во всякое время и при всякихъ обстоятельствахъ, то правительство чувствуетъ себя въ состояніи подавить ихъ и уничтожить прежде, чѣмъ они получать накую либо силу» [112].

 

 

Меморандумъ исчерпывалъ собою всѣ доказательства, какія только могло представить сербское правительство въ пользу нейтралитета Сербіи и предоставленія ее собственнымъ силамъ и благоразумію ея народа. При искреннемъ желаніи сербскихъ правителей сохранить миръ, вооруженія Австріи должны были казаться крайне подозрительными и прямо наводили на мысль о желаніи вѣнскаго правительства занять Сербское княжество и утвердиться подъ шумъ общей войны на южномъ берегу Дуная. Въ Константинополѣ болѣе двухъ мѣсяцевъ хранили молчаніе по поводу такого рѣшительнаго запроса со стороны Сербіи. Наконецъ 19-го іюня Решидъ-паша офиціально извѣстилъ князя, что хотя Порта согласнлась на занятіе, въ случаѣ надобности, австрійскими войскамв Арты, Превезы и Албаніи, однако Боснія, Герцеговина и Сербія ни въ какомъ случаѣ не будутъ заняты. Но это освобожденіе отъ занятія войсками обусловливалось лишь тѣмъ, чтобы Сербія оставалась въ совершенно спокойномъ положеніи. Австрійское правительство потребовало объясненія у сербскаго правительства, особенно же объясненія нѣкоторыхъ оскорбительныхъ для Австріи выраженій, помѣщенныхъ въ меморандумѣ. Кара-Георгіевичь въ своемъ отвѣтѣ оправдывался

 

 

386

 

тѣмъ, что меморандумъ не имѣли въ виду огласить и что неиввѣстно какъ онъ попалъ въ европейскія газеты. Но австрійское правительство, уже отказавшееся отъ всякихъ завоевательныхъ намѣреній относительно Сербіи, рѣшилось по крайней мѣрѣ заявить ей свое неудовольствіе строгою мѣрой. Затруднивъ пограничную торговлю, оно нанесло ощутительный ущербъ интересамъ княжества, совершенно воспретивъ военнымъ Сербамъ вступать въ свои области, а гражданскимъ лицамъ хотя и дозволило переходить за австрійскую границу, однако лишь съ паспортомъ, визированнымъ у австрійскаго генеральнаго консула. Вывозъ оружія былъ запрещенъ еще строже прежняго, и эта мѣра оставалась въ силѣ до тѣхъ поръ, пока вооруженія въ Сербіи не прекратились и не послѣдовала, въ концѣ августа, перемѣна сербскаго министерства.

 

Но въ тоже время перемѣнились и намѣренія Австріи. Въ ожиданіи отвѣта русскаго двора объ очищеніи Румынскихъ кннжествъ его войсками, австрійскій императоръ подчинилъ въ іюнѣ всѣ войска, назначенныя для военныхъ дѣйствій, одному главнокомандующену генералъ-квартирмейстеру и фельдмаршалъ-лейтенанту барону фонъ-Геесу; и въ концѣ іюня новый главнокомандующій уже предписалъ сербско-банатскому корпусу готовиться ко вступленію въ Валахію. Вмѣстѣ съ тѣмъ и главныя военныя дѣйствія перенеслись далѣе на Востокъ, оставивъ Сербію въ покоѣ и избавивъ ее отъ страха австрійскаго занятія. Но въ тоже время въ Бѣлградѣ получено было письмо французскаго министра иностранныхъ дѣлъ, который обѣщалъ Сербіи общее покровительство европейскихъ державъ. Когда Севастополь былъ уже осажденъ, вліяніе западной дипломатіи въ Сербіи было неограниченно. Подъ ея вліяніенъ сербское ополченіе, собранное на границахъ княжества, было распущено; военные припасы возвращены въ магазины. Въ торжественные дни, когда сербскій народъ привыкъ праздновать память своего освобожденія и выслушивать въ митрополичьей церкви многолѣтіе русскому государю, какъ покровителю его родины, на молебствіяхъ упоминались только имена султана и Сербскаго князя.

 

18 февраля (2 марта) 1855 года скончался императоръ Николай, и чрезъ нѣсколько дней въ Вѣнѣ открылись конференціи, въ которыхъ участвовали представители Австріи, Франціи, Великобританіи, Россіи и Турціи. Въ первомъ же засѣданіи происходившенъ 3-го (15) марта въ вступительной рѣчи графа Буоля упомянуто было, что первымъ условіемъ для мирныхъ переговоровъ, признаннымъ въ числѣ другихъ,

 

 

387

 

со стороны Россіи было слѣдующее: покровительство Россіи надъ Валахіей и Молдавіей прекращается и привилегіи, признанныя султанами за этими княжествами, равно какъ за Сербіей будутъ отнынѣ поставлены подъ общее ручательство договаривающихся державъ. Послѣ замѣчанія князя Горчакова, что слово покровительство не встрѣчается ни въ договорахъ Россіи съ Портою, ни въ органическомъ статутѣ, ни въ актахъ русской дипломатической канцеляріи, въ условія для мирныхъ переговоровъ включено было слѣдующее выраженіе: «никакое искдючитедьное покровительство не можетъ отнынѣ имѣть мѣстовъ помянутыхъ провинціяхъ». Во второмъ засѣданіи 5 (17) марта князь Горчаковъ заявилъ, что Россія никоимъ образомъ не согласится на уменьшеніе привилегій, которыми Сербія уже пользовалась и въ число которыхъ входили: свобода вѣроисповѣданія, избраніе правителей страны, независимость ея внутренняго правленія, присоединеніе округовъ отторгнутыхъ отъ Сербіи, соединеніе различныхъ податей въ одну, передача Сербамъ управленія имѣніями, принадлежавшаго мусульманамъ, съ обязанностію уплачивать доходъ съ нихъ вмѣстѣ съ податью Портѣ, свобода торговли, позволеніе сербскимъ купцамъ путешествовать въ Оттоманскихъ владѣніяхъ съ ихъ собственными паспортами, учрежденіе больницъ, училищъ и книгопечатень, запрещеніе другимъ мусульманамъ, кромѣ принадлежащихъ къ гарнизонамъ, селиться въ Сербіи. Въ томъ же и слѣдующемъ засѣданіи объяснены были подробнѣе отношенія всѣхъ трехъ княжествъ въ Портѣ. Вотъ эти опредѣленія:

 

«1) Придунайскія княжества Молдавія, Валахія и Сербія продолжаютъ зависѣть отъ высокой Порты, согласно древнимъ капитуляціямъ и императорскимъ хатти-шерифамъ, которые опредѣляютъ и утверждаютъ права и преимущества, коими они пользуются. Никакое исключительное покровительство не можетъ отнынѣ имѣть мѣсто въ этихъ провинціяхъ. 2) Высокая Порта, удерживая за собою вполнѣ верховную власть, сохранитъ въ сихъ княжествахъ ихъ независимое и національное управленіе и слѣдовательно полную свободу вѣроисповѣданія, законодательства, торговли и судоходства. Всѣ статьи, находящіяся въ императорскихъ хаттишерифахъ, которыя касаются внутренней организаціи этихъ княжествъ, могутъ быть развиваемы лишь въ духѣ, согласномъ съ этими принципами, и принимаемы соотвѣтственно нуждамъ страны. Территорія помянутыхъ княжествъ не можетъ подлежать никакому уменьшенію. 3) Высокая Порта, сознавая въ своей мудрости, что политическое положеніе трехъ княжествъ, о которыхъ идетъ рѣчь, касается близко общихъ интересовъ Европы,

 

 

388

 

согласится съ дружественнымъ мнѣніемъ договаривающихся державъ, какъ относительно сохраненія дѣйствующаго законодательства въ этихъ провинціяхъ, такъ и объ измѣненіяхъ онаго. Съ этою цѣлію она выслушаетъ желанія каждой страны и признаетъ торжественнымъ хатти-шерифомъ совокупность постановленій, касающихся правъ и преимуществъ помянутыхъ княжествъ. До обнародованія его она сообщитъ сей актъ державамъ, которыя съ своей стороны, по надлежащемъ разсмотрѣніи его, примутъ на себя ручательство за него. 4) Вооруженная національная сила, организованная съ цѣлію поддержать безопасность внутри и обезпечить таковую же на границахъ, можетъ быть развиваема, смотря по надобности, согласно съ средствами страны. Условія оборонительной системы будутъ приняты во вниманіе въ общихъ интересахъ высокой Порты, княжествъ и Европы. 5) Въ случаѣ, если возникнуть сомнѣнія по поводу толкованій утвердительнаго хатти-шерифа, гарантирующія державы изслѣдуютъ вмѣстѣ съ высокою Портою источникъ и темную сторону возраженія. Онѣ не пренебрегутъ никакимъ средствомъ чтобы возстановить согласіе. 6) Въ случаѣ, если внутреннее спокойствіе помянутыхъ квяжествъ будетъ нарушено, никакое вооруженное вмѣшательство не можетъ быть допущено въ ихъ территоріи, не бывъ и не сдѣлавшись предметомъ соглашенія между высокими договаривающимися сторонами. 7) Дворы приглашаются не оказывать въ княжествахъ покровительства иностранцамъ, происки коихъ могутъ быть опасны или для спокойствія этихъ странъ или для интересовъ сосѣднихъ державъ. Порицая подобныя дѣйствія, они обязываются взаимно принимать въ то же время во вниманіе заявленія, которыя могутъ быть сдѣланы по этому случаю державами или даже мѣстными властями. Съ своей стороны высокая Порта прикажетъ княжествамъ не терпѣть на ихъ почвѣ иностранцевъ, означенныхъ выше, и не позволять туземцамъ вмѣшиватьса въ происки, опасные для спокойствія ихъ собственной страны и сосѣднихъ Государствъ».

 

Въ засѣданіи 14 (26) марта затронуть былъ вопросъ о наслѣдственныхъ правахъ Обреновичей въ Сербіи, утвержденныхъ нѣкогда султанскими хатти-шерифами. Разсуждая о средствахъ улучшить состояніе Румынскихъ княжествъ, давъ имъ одно общее и сильное правительство, представители договаривавшихся державъ признали что

 

«государственное бытіе Сербіи также принадлежитъ къ предметамъ, о коихъ державы должны озаботиться для исполненія перваго условія мирныхъ переговоровъ; но положеніе этого княжества не совершенно тоже какъ положеніе

 

 

389

 

двухъ другихъ. Между тѣмъ какъ Молдавія и Валахія вполнѣ устроены, положеніе дѣйствующее въ Бѣлградѣ не имѣетъ тѣхъ же средствъ для своего выполненія. А потому будетъ достаточно относительно Сербовъ обезпечить ручательствомъ, дающимъ имъ всякую безопасность, тѣ привилегіи, которыя Порта признала за ними по соглашеніи съ своими союзниками».

 

Обстоятельство, что европейская конференція, разсуждавшая между прочимъ о судьбахъ Сербіи, засѣдала въ Вѣнѣ, осталось не безъ и вліянія на расположеніе умовъ въ Бѣлградѣ. Съ тѣхъ поръ австрійскій консулъ Радосавлевичь получилъ сильное вліяніе на сербское правительство. Австрійскій дворъ, которому не удалось занять своими войсками Сербію, получилъ другое средство подчинить ее своему вліянію. Видя, что во всякомъ случаѣ при заключеніи мира будетъ поднять вопросъ о привиллегіяхъ Сербіи и наслѣдственныхъ правахъ Обреновичей, онъ рѣшился привлечь на свою сторону Кара-Георгіевича, обѣщая ему выхлопотать у Порты наслѣдственность княжескаго достоинства въ его фамиліи. Кара-Георгіевичь охотно принялъ предложеніе Австріи, голосъ которой въ это время имѣлъ важное значеніе. На одномъ изъ засѣданій вѣнскихъ конференцій, она присоединила свой голосъ къ требованію ограничить число русскихъ военныхъ кораблей въ Черномъ морѣ и объявила, что отказъ Россіи принять это условіе сочтетъ для себя за предлогъ къ войнѣ. Отчасти благодаря такой требовательности со стороны Австріи, отчасти потому что Севастополь не былъ еще взятъ и Англія продолжала опасаться кораблей спрятавшихся въ его гавани, отчасти потому что французскій императоръ нуждался въ громкомъ военномъ дѣлѣ, которое бы напомнило собою побѣды первой имперіи, вѣнскія конференціи остались безъ послѣдствій. Война продолжалась, пока наконецъ Севастополь не былъ взятъ. При извѣстіи о паденіи его Бѣлградъ огласился выстрѣлами съ турецкой крѣпости, и Кара-Георгіевичь послалъ къ пашѣ своего представника для офиціальнаго поздравленія съ торжествомъ; народное же одушевленіе, такъ живо проявлявшееся во всей странѣ при началѣ войны, быстро упало въ виду того оборота, который война приняла. Но Сербскій народъ не могъ успокоиться на такомъ исходѣ борьбы и обратилъ все свое раздраженіе противъ Кара-Георгіевича и его правителей, потерявъ въ нимъ всякое довѣріе и уваженіе.

 

Наконецъ въ началѣ 1856 года опять между воюющими державами обнаружилась наклонность къ заключенію мира, на основаніи тѣхъ же четырехъ условій, которыя были приняты при переговорахъ въ Вѣнѣ.

 

 

390

 

20 января (І февраля) согласились на такомъ основаніи открыть въ продолженіи трехъ недѣль въ Парижѣ новыя конференціи, однакожь съ тою оговоркой, что «воюющія державы сохраняютъ право имъ принадлежащее предложить въ интересахъ Европы частныя условія, кромѣ четырехъ прежнихъ». Дѣйствительно 13 (25) февраля открыть былъ Парижскій конгрессъ и 18 (30) марта заключенъ былъ парижскій миръ, въ который внесены были слѣдующія статьи касательно Сербіи:

 

«княжество Сербское остается, какъ и прежде, подъ верховною властію блистательной Порты, согласно съ императорскими хатти-шерифами, утверждающими и опредѣляющями права и преимущества онаго при общемъ совокупномъ ручательствѣ договаривающихся державъ. Вслѣдствіе сего означенное княжество сохранитъ свое независимое и національное управленіе и полную свободу вѣроисповѣданія, законодательства, торговли и судоходства. Блистательная Порта сохраняетъ опредѣленное прежними постановленіями право содержанія гарнизона. Безъ предварительнаго соглашенія между высокими договаривающимися державами не можетъ быть допущено никакое вооруженное въ Сербіи вмѣшательство» [112].

 

Такимъ образомъ парижскій миръ не прибавилъ ни одной черты къ тѣмъ правамъ и преимуществамъ, которыми Сербія пользовалась еще во времена Адріанопольскаго мира. Но парижскій миръ совершенно измѣнялъ отношеніи Сербіи къ европейскимъ государствамъ. Отнынѣ ея права подлежали общему ручательству всѣхъ великихъ державъ Европы, и отдѣльныя требованія Россіи уже не были обязательны для нея. Но отношенія, установленныя Восточной войной въ низовьяхъ Дуная, способствовала австрійскому вліянію на сербскія дѣла, преимущественно предъ всѣми другими державами. Правительство Сербіи, такъ возмущавшееся незадолго предъ тѣмъ вооруженіями Австріи, вполнѣ подчинилось ея консулу, не опиравшемуся болѣе на угрозу военнаго вмѣшательстьа. Этому консулу, Радосавлевичу, представлялись на окончательное рѣшеніе всѣ важнѣйшія дѣла, подобно тому какъ нѣкогда Ващенко пересматривалъ постановленія сербскаго Совѣта. Безъ борьбы и безъ пораженія Сербское княжество сдѣлалось какъ бы провинціей Турціи или Австріи. Распоряжаясь неограниченно въ Яссахъ и Букарештѣ при помощи военной силы, австрійская дипломатія пользовалась тѣмъ же правомъ и въ Бѣлградѣ, но только благодаря безсилію княжескаго правительства. Попечителями были люди, считавшіе необходимыми такія уступки. Но въ Совѣтѣ и народѣ росла съ каждымъ днемъ оппозиція Кара-Георгіевичу и попечителямъ. Вучичь, считавшій

 

 

391

 

себя оскорбленнымъ возвышеніемъ новыхъ людей, которыхъ вывели впередъ событія послѣднихъ лѣтъ, подстрекалъ чиновниковъ въ борьбѣ съ княжескою властію и поддерживалъ неудовольствіе въ народѣ.

 

Въ началѣ 1856 года разрывъ между княземъ и Совѣтомъ достигъ такой степени, что Совѣтъ запретилъ своимъ членамъ всякія неписьменныя сношенія съ княземъ. Князь съ своей стороны сознавалъ, что надо измѣнить уставъ, или по крайней мѣрѣ ту статью его, на которой опиралась вся сила Совѣта; и потому тайно представилъ на одобреніе султана проектъ новаго устава для Сербіи. Въ этомъ проектѣ княжеская власть признавалась наслѣдственною въ фамиліи Кара-Георгіевичей, народная скупщина уничтожалась окончательно и могла быть созвана только въ случаѣ совершеннаго преkращенія фамиліи Кара-Георгіевичей; вмѣсто Совѣта должны были образоваться два постоянные собранія, члены которыхъ были бы назначаемы и смѣняемы по волѣ князя: одно изъ этихъ собраній наблюдало бы за администраціей, а другое пользовалось бы правомъ приниmатъ или отвергать, но не предлагать законы; наконецъ новый проектъ устава обязывалъ Сербію содержать постоянное народное войско для защиты Османской имперіи. Но Совѣтъ провѣдалъ о замыслахъ князя и въ свою очередь составилъ актъ отъ имени народа, который также былъ представленъ Портѣ. Этотъ актъ состоялъ изъ трехъ частей: обвиненій противъ князя, восьми статей, содержавшихъ народныя желанія, и прошенія объ исправленіи границъ. Къ этому акту присоединенъ былъ также свой проектъ устава. Въ обвиненіи противъ князя было сказано:

 

«не безъизвѣстно министрамъ его величества султана, въ какомъ состояніи находится администрація сего княжества отъ нѣсколькихъ послѣднихъ лѣтъ. Народъ Сербскій, испросивъ отъ своего премилостиваго царя въ 1842 году утвержденіе нынѣшняго князя Александра, надѣялся, что этотъ князь не только положитъ предѣлы предшествовавшимъ несправедливостямъ, но своимъ поведеніемъ относительно Порты и заботами о народномъ благѣ достигнетъ того, что сія земля станетъ на такую степень благосостоянія и развитія, которыя соотвѣтствуютъ благосклоннымъ желаніямъ его величества султана и законнымъ интересамъ земли. Но въ такой надеждѣ своей народъ Сербскій жестоко обманулся. Первые годы его правlенія, пока онъ не отстранялъ еще отъ себя людей искусныхъ, царству и интересамъ земли преданныхъ, и пока не привыкъ пренебрегать благосклонными совѣтами царскаго правительства, еще можно

 

 

392

 

было имѣть надежду, что онъ со временемъ пріобрѣтетъ больше искуства въ управленіи. Но чѣмъ далѣе дѣла шли впередъ, тѣмъ болѣе такая надежда ослабѣвала, такъ что вся дѣятельность вѣрныхъ царю и народу служителей ограничивалась лишь тѣмъ, чтобы удерживать князя отъ гибельныхъ для страны ошибокъ и чтобы его слабости и неумѣнье на столько исправлять, на сколько онѣ могли причинить бѣдствій и непріятностей отечеству; а о пользѣ какой либо или о добрѣ не могло быть и рѣчи, ибо всѣ надежды на его исправленіе давно уже изчезли. Нанонецъ и этотъ трудъ, приносившій слабые плоды, сталъ невозможнымъ, ибо князь окончателыю удалилъ отъ себя людей, которые не хотѣли безусловно предпочесть его волю и его личныя выгоды интересамъ царства и народа, и такимъ образомъ, идя отъ худаго къ худшему, онъ довелъ дѣло до того, что друзьямъ царства и народа не осталось ничего болѣе, какъ, оплакивая судьбу своего отечества, терпѣть въ горести такое состояніе, унизительное и для царства и для ихъ земли, и съ крайнимъ нетерпѣніемъ ожидать того часа, когда князь Александръ перестанетъ занимать столь высокое мѣсто, занятіе котораго болѣе достойнымъ лицомъ требуется и достоинствомъ блистательной Порты и пользами Сербскаго народа. Министрамъ его величества султана вполнѣ извѣстно, какъ далеко зашелъ князь Александръ въ своихъ ошибкахъ, и всѣ высокія власти, которыя состоятъ съ нимъ въ сношеніяхъ, имѣли большую или меньшую возможность увѣриться въ его непостоянномъ и перемѣнчивомъ характерѣ, а также въ разнородныхъ интригахъ, коими онъ искалъ подпоры то того, то другаго двора, ради своихъ личныхъ выгодъ и къ ущербу правды и законныхъ интересовъ царства и народа. Съ такой цѣлью онъ приписывалъ собственному своему народу стремленія къ безпокойству и безпорядкамъ, чтобы тѣмъ иногда надлежащимъ оттоманскимъ властямъ, а иногда сосѣднимъ австрійскимъ, могъ доказать необходимость сосредоточенія войскъ на границахъ Сербіи, и потомъ употребить эти демонстраціи въ свою пользу. И такъ какъ подобное поведеніе еще недостаточно открывало его несправедливыя и безразсудныя намѣренія, то онъ въ послѣдствіи, ища со всѣхъ сторонъ безусловнаго исполненія своихъ самовластныхъ желаній, просилъ помощи у австрійскаго правительства, чтобы лишить должностей и изгнать изъ земли всѣхъ знатныхъ людей, которые казались ему опасными не вслѣдствіе какого либо неумѣстнаго сопротивленія, но единственно вслѣдствіе неучастія въ дѣлахъ, а всего чаще молчаливаго неодобренія

 

 

393

 

его поступковъ. И чѣмъ яснѣе становилось такое положеніе дѣлъ, тѣмъ онъ съ большимъ постоянствомъ придерживался этой системы дѣйствій, не стыдясь того, что и самыя иностранныя правительства обнаруживаютъ относительно его соотечественниковъ гораздо болѣе правдолюбія и умѣренности, нежели онъ, ихъ прирожденный поглаварь. Чѣмъ далѣе, тѣмъ болѣе привыкалъ онъ смотрѣть на терпѣніе, съ какимъ относились къ его дурнымъ поступкамъ, какъ на знакъ какой-то мнимой непобѣдимости его и какъ на личный тріумфъ его надъ политикой всѣхъ тѣхъ иностранныхъ и отечественныхъ лицъ, которыя не хотѣли быть его ласкателями. Чтò могло произойти изъ такого положенія дѣлъ? Только зло и для земли и для народа. Внутри страны всѣ почтенные люди, не могшіе одобрять предъ княземъ то, чтò заслуживаетъ строжайшаго осужденія, провозглашены были его противниками до такой степени, что сближеніе между ними и княземъ стало невозможно. Относительно иностранной политики тотъ же печальный результатъ. Представители Порты и великихъ державъ, какъ и всѣ друзья царства и народа, осуждали дурные поступки князя тѣмъ сильнѣе и умѣстнѣе, что они по своему независимому положенію, и по своей проницательной опытности, могли легче, чѣмъ здѣшніе люди, произнести о немъ безпристрастное сужденіе, изъ чего слѣдуетъ, что князь и относительно ихъ сталъ въ весьма замѣтное положеніе отчужденія и противорѣчія, и сдѣлался врайне недовѣрчивъ и недоступенъ ихъ сообщеніямъ и совѣтамъ ихъ правительствъ, оказывая исключительное довѣріе и даже унизительное послушаніе одному иностранному агенту, который пользуется вліяніемъ надъ нимъ и который можетъ удержаться въ такомъ исключительномъ положеніи подъ тѣмъ условіемъ, если и впредь будетъ поддерживать князя въ его личной выгодѣ, ко вреду государства и народа. Такимъ образомъ все, и во внутренней и внѣшней политикѣ, чтò не желаетъ угождать интересамъ князя Александра провозглашено, какъ элементъ противный и опасный, и чрезъ то князь поставилъ себя въ такое уединенное положеніе и недовѣрчивость въ цѣлому свѣту, что его ни чья мудрость, настоянія и увѣренія не могутъ вывесть изъ такого положенія и убѣжденія. Будучи отъ природы слабаго ума, необразованъ, крайне недовѣрчивъ, и будучи приведенъ своимъ поведеніемъ и ошибками въ уединенное и крайнее положеніе, такъ что все окружающее его состоитъ только изъ нѣсколькихъ его родственниковъ и ласкателей, онъ, видимо, находится на томъ пути, который исключаетъ и самую возможность исправленія, какъ добровольнаго,

 

 

394

 

такъ и вынужденнаго. Исчислять неправды, которыя происходятъ отъ такого состоянія дѣлъ, незаслуженныя гоненія, кои предпринимаются противъ почтенныхъ людей, награды и соблазнительныя отличія, которыя даются безстыднымъ ласкателямъ, къ обидѣ всѣхъ и каждаго, къ поврежденію общественной нравственности и всѣхъ понятій о добромъ порядкѣ, равно какъ и къ ущербу земской кассы, было бы дѣломъ, которое увлекло бы насъ въ подробности и излишности, коимъ здѣсь не можетъ быть мѣста и кои легко, въ случаѣ надобности, изложить особо со всею обстоятельностію. Земскій Совѣтъ, какъ единственное по законамъ представительство народа, свидѣтель предстоящихъ беспорядковъ, свидѣтель все болѣе и болѣе растущаго разстройства, которое извѣстно и стало замѣтно даже для простаго народа, но которое при всемъ томъ народъ долженъ переносить въ мертвомъ молчаніи, ибо всякое малѣйшее осужденіе поступковъ князя и его властей наказывается весьма строго, а часто и самою смертію, безполезно изчерпавъ всѣ средства соглашенія, сталъ наконецъ дѣлать князю представленія о извѣстныхъ случаяхъ явнаго нарушенія законовъ и наконецъ желалъ, чтобы предметь несогласій представленъ былъ на разсмотрѣніе блистательной Порты, не потому однакожь чтобъ Совѣтъ надѣялся, что чрезъ то будеть спасено общее дѣло, если князь принужденъ будетъ къ болѣе точному соблюденію извѣстныхъ статей закона, ибо кругъ его злоупотребленій гораздо шире, а средства, коими онъ выполняетъ свою скверную систеиу, гораздо сильнѣе и лукавѣе, такъ что ихъ трудно предупредить и уничтожить законодательными мѣрами. Но Совѣтъ, приступая къ такому шагу, желалъ обратить такимъ способомъ вниманіе Порты на поступки князя и его окружающихъ, вызвать тѣмъ правительство его величества султана къ самому строгому пересмотру сербскихъ дѣлъ и побудить его къ совершевной и коренной реформѣ, которая бы, отклонивъ источникъ всѣхъ золъ, предохранила интересы царства и народа отъ дальнѣйшихъ поврежденій и облагодѣтельствовало бы Сербію дѣйствительной пользой тѣхъ благодѣяній, которыя дарованы ей отъ премилостиваго султана. Такой поступокъ Совѣта вмѣсто того, чтобы отклонить князя отъ опаснаго пути, которому онъ слѣдуетъ, и сколько нибудь расположить къ лучшему образу дѣйствій, еще болѣе раздражилъ его и вооружилъ противъ Совѣта, какъ и противъ всѣхъ тѣхъ, которые не подчиняются безусловно его волѣ, и съ того времени онъ болѣе чѣмъ когда либо, при помощи благосклонной къ нему политики австрійской, старается прюбрѣсти

 

 

395

 

наслѣдственность княжескаго достоинства для своей фамиліи, а также еще болѣе усилить свою власть уничтоженіемъ и той слабой и безплодной гарантіи, которая донынѣ, посредствомъ совѣтскаго устроенія, полагала нѣкоторыя препоны его самовластію, и такимъ образомъ привести Сербію въ то плачевное состояніе, въ какомъ она подъ именемъ уставной земли была жертвою глупости и самовольства нѣсколькихъ его ласкателей и въ коемъ Сербія, подъ видомъ пользованія своимъ независимымъ національнымъ внутреннимъ управленіемъ, была бы немилосердно подчинена эгоистической политикѣ сосѣдней державы, къ своему ничѣмъ непоправимому несчастію и къ ущербу достоинства его величества султана. Развѣ можетъ быть намѣреніемъ блистательной Порты — дозволить утвераждаться и увѣковѣчиться такой предосудительной системѣ дѣйствій, системѣ, которая несправедлива относительно народа, ибо народъ ничѣмъ не заслужилъ столь бѣдственной судьбы, гибельной для интересовъ самой блистательной Порты, ибо она походитъ на неблагодарность, и наконецъ унизительна для достоинства султана, ибо въ Сербіи распоряжаются совершенно противно тѣмъ мудрымъ и благосклоннымъ началамъ, которыя положены и назначены за основаніе для политическаго существованія земли сей? Можетъ ли приличествовать и достоинству великихъ державъ, чтобы благодѣтельныя распоряженія ихъ, освященный торжественными трактатами, подчинились самовольству и стали игрушкою нѣсколькихъ зломыслящихъ людей? чтобы вся совокупность народнаго благосостоянія и развитія, которыя дарованы по неисчерпаемому благоволенію царскому и подтверждены ручательствомъ всѣхъ великихъ державъ, была бы лишь на столько дѣйствительна и уважаема, по скольку то согласуется съ волею и личными интересами князя и его окружающихъ? Если блистательная Порта въ своемъ высокомъ достоинствѣ можетъ терпѣть, чтобы вопреки ея великодушнымъ и правдолюбивымъ намѣреніямъ совершались въ Сербіи безнаказанно подобныя дѣла и чтобы ея представители въ Бѣлградѣ были безоружными свидѣтелями такого ужаснаго зрѣлища; то что другое остается Сербскому народу, какъ не придти въ отчаяніе о своей судьбѣ и, отказавшись отъ всякой вѣры въ правду и надежды на справедливое дѣло, отдаться слѣпому теченію событій. Всѣ установленія, законы, перемѣны въ уставахъ и т. д. слабы для того, чтобы положить предѣлы злу, которое происходитъ отъ этихъ людей. Министерскія перемѣны также не привели бы ни къ какому успѣху, ибо князь, привыкнувъ управлять только по своей волѣ, и имѣя,

 

 

396

 

какъ правитель страны, право приказывать министрамъ, могъ бы терпѣть подлѣ себя только такихъ министровъ, которые бы захотѣли повиноваться его самовольству, и такимъ образомъ всѣ бы дѣла дѣлались не иначе какъ по волѣ князя; а донынѣшній опытъ достаточно показалъ, чего онъ хочетъ и къ чему онъ способенъ. Убѣжденіе въ томъ такъ распространено между всѣми значительными людьми въ Сербіи и такъ укоренилось, что они всѣ вопросы о внутреннемъ устройствѣ совершенно подчиняютъ вопросу о положеніи нынѣшняго князя. Но еще болѣе и самыя разсужденія о внутреннемъ преуспѣяніи лишь тогда бы могли быть предприняты съ надлежащею свободою и безпристрастіемъ и привести къ желательнымъ результатамъ, когда бы былъ предварительно рѣшенъ наиболѣе удовлетвореннымъ образомъ вопросъ о князѣ. А все это состоитъ во власти блистательной Порты, ибо, будучи извѣщена о бѣдствіи и увѣрена въ необходимости улучшеній, она имѣетъ и поводъ и право и способъ удалить князя отъ управленія, какъ совершенно неспособнаго, образовать временное правленіе дда сохраненія общественнаго порядка въ землѣ; потомъ приступить къ устроенію новаго образа правленія и наконецъ назначить избраніе новаго князя изъ важнѣйшихъ, почтеннѣйшихъ, заслуженнѣйшихъ и достойнѣйшихъ лицъ, чѣмъ блистательная Порта удовлетворила бы наизаконнѣйшимъ желаніямъ и потребностямъ Сербіи, и положила бы наидостойнѣйшимъ образомъ новую печать на узы, связывающія благотворныя попеченія ея о благѣ вѣрнаго народа Сербскаго, съ вѣрностію и признательностію сего народа къ премилостивому царю».

 

И такъ Кара-Георгіевичь дожилъ до того времени, когда народное недовольство, вызванное зависимыми отношеніями извнѣ и неудовлетворительнымъ состояніемъ дѣлъ внутри, приписывалось и народомъ и чиновникаму и особенно Совѣтомъ самому князю.

 

Но такъ какъ требованіе правительственныхъ перемѣнъ исходило отъ имени народа, то къ обвинительному акту противъ князя приложенъ былъ списокъ народныхъ прошеній, которыя состояли въ слѣдующемъ:

 

«1) Ради охраненія и обезпеченія нейтральности Сербскаго княжества да будеть постановлено, чтобы никакія войска, ни блистательной Порты и никакой другой державы, не могли ни въ какое время вступать въ Сербію или проходить чрезъ нее. 2) Для той же цѣли да будетъ постановлено, чтобы всѣ турецкіе гарнизоны вышли изъ Сербіи, и крѣпости, въ коихъ они до сихъ поръ пребывали, были срушены. 3) Чтобы хатти-шерифъ 1830 года, гласящій о выселеніи Турокъ изъ Сербіи, былъ исполненъ,

 

 

397

 

и чтобы всѣ Турки, которые нынѣ въ Сербіи живутъ, выседились изъ нея, кромѣ тѣхъ, которые бы желали подчиниться властямъ и законамъ сербскимъ, въ каковомъ случаѣ они пользовались бы всѣми правами, принадлежащи Сербамъ, а также и свободою вѣроисповѣданія. Таможенныя отношенія между Сербіей и блистательной Портой должны быть окончательно разрѣшены на основаніяхъ взаимности. 5) Все, что въ трактатахъ, заключенныхъ или имѣющихъ заключиться между блистательною Портою и иностранными державами, нарушаетъ преимущества и автономію Сербіи или будетъ нарушать, должно впредь считаться не обязательнымъ для Сербіи. 6) На этомъ основавіи лица и имѣнія всѣхъ иностранцевъ, живущихъ въ Сербіи, кромѣ дипломатическихъ и консульскихъ агентовъ и ихъ свиты, должны быть подчинены сербскимъ законамъ, чтобы тѣмъ обезпечено было единство законодательства и власти. 7) Сербія можетъ держать агентовъ не только въ Цареградѣ, но и при покровительствующихъ дворахъ. 8) Чтобы къ княжеству Сербіи приданы были и тѣ мѣста, которыя слѣдуютъ ему по топографической картѣ, опредѣляющей границы Сербіи, какъ и по наставленіямъ даннымъ русскимъ и турецкимъ коммисарамъ, посланнымъ въ 1830 году для опредѣленія границъ, и которыя тогда по злоупотребленію остались внѣ предѣловъ Сербіи».

 

Изъ этого списка народныхъ желаній видно, что Сербія уже и тогда заботилась объ удаленіи турецкихъ гарнизоновъ изъ крѣпостей и подчиненіи остальныхъ Турокъ сербскимъ законамъ, о признаніи недѣйствительности для Сербіи капитуляцій, заключенныхъ между Портою и европейскими державами, о подчиненіи подданныхъ всѣхъ державъ, проживающихъ въ Сербіи, ея законамъ и объ исправленіи южной и западной границъ. Первое изъ этихъ желаній теперь достигнуто вполнѣ, второе отчасти, а послѣднее все еще остается не исполнившимся.

 

Наконецъ къ народному акту приложенъ былъ проектъ новаго устава для княжества. Онъ состоялъ изъ восьмидесяти пяти параграфовъ, которые расположены были по девяти главамъ изъ коихъ въ первой говорилось о политическихъ правахъ княжества Сербіи, чѣмъ этотъ уставъ и отличался отъ устава, обнародованнаго въ 1839 году; ко второй главѣ отнесены были гражданскія права Сербовъ; третья глава состояла изъ одного параграфа, въ коемъ правленіе Сербіи названо было основывавшимся на началахъ уставно (конституціонно) монархическихъ, съ раздѣленіемъ властей законодательной, исполнительной и судебной; въ четвертой главѣ изложены были права и обязанности князя; въ пятой главѣ

 

 

398

 

опредѣлялась дѣятельность земскаго Совѣта, члены котораго долженствовали быть пожизненными и смѣняемыми только по доказанной винѣ; въ шестой главѣ говорилось о попечителяхъ, опредѣлить число которыхъ предоставлялось смотря по надобности и обстоятельствамъ; въ седьмой и осьмой главахъ изложены были права и обязанности судей и чиновниковъ; девятая и послѣдняя глава касалась обнародованія и измѣненій самого устава. Но, по странной непослѣдовательности, въ проектѣ устава не было сказано ни слова о народной скупщинѣ, что обличало весь проектъ, какъ затѣю высшихъ чиновниковъ [113].

 

Какъ видно, на искательство князя предъ Портою противники его умѣли представить не менѣе важныя требованія, назвавъ ихъ общенародными. Порта осаждаемая съ обѣихъ сторонъ кончила тѣмъ, что не исполнила прошеній ни Кара-Георгіевича, ни его противниковъ. Послѣ того недовольные княземъ добивались, чрезъ бѣлградскаго пашу, чтобы Порта по крайней мѣрѣ дозволила созвать народную скупщину, для обсужденія правительственныхъ ошибокъ и для примиренія недовольныхъ съ властію. Но Порта отказала въ томъ, чѣмъ еще болѣе усилила раздраженіе противъ Кара-Георгіевича, отнявъ у народа послѣднее средство для заявленія своихъ желаній и непосредственнаго обращенія къ князю. Неудовольствіе росло съ каждымъ днемъ, и этому особенно содѣйствовала Австрія. Забравъ совершенно въ свои руки слабаго князя, она слишкомъ неосмотрительно и слишкомъ явно для народа обнаруживала во всемъ свое вліяніе на сербское правительство. Ея консулъ, полковникъ Радосавлевичь, нерѣдко присутствовалъ въ общихъ собраніяхъ сербскихъ попечителей; онъ являлся туда и подавалъ совѣты даже въ тѣхъ случаяхъ, когда попечители обсуждали вопросы внутренняго управленія. Наконецъ дошло до того, что въ торжественные дни изъ пограничнаго австрійскаго города Землина являлись въ Бѣлградъ австрійскіе офицеры толпами въ полной формѣ и составляли парадную свиту князя; иногда производились даже разводы какою либо ротою австрійскихъ солдатъ предъ окнами дворца. Сербскій народъ все сильнѣе и сильнѣе сознавалъ потребность освободиться отъ нравственнаго ига, которому его подчинили. Но приверженцы Кара-Георгіевича старались всѣми мѣрами поддержать его власть. Вучичь, уже помирившійся съ княземъ, рѣшился напомнить народу о заслугахъ отца княжескаго, желая тѣмъ поддержать сына, и объявилъ подписку на памятникъ Кара-Георгію, открывъ ее пожертвованіемъ отъ себя ста дукатовъ. Но эта мысль не встрѣтила того сочувствія, какого можно было ожидать

 

 

399

 

въ виду той славы и памяти, которыя сохранились въ народѣ о первомъ вождѣ его: Совѣть рѣшительно отказалъ въ своей поддержкѣ сбору пожертвованій. Но при всемъ недовольствѣ княземъ противники его не могли согласитьса между собой на счетъ дѣйствій, ибо ими руководили личные расчеты, и каждому изъ нихъ хотѣлось занять болѣе важное мѣсто. Въ концѣ 1856 года Совѣтъ и народная партія стали сильно высказывать противъ тогдашняго представника Стефана Марковича. Особенно Вучичу хотѣлось, чтобы это мѣсто занималъ Паунъ Янковичь, но Австрія стояла за Марковича. Князь отказалъ Вучичу подъ тѣмъ предлогомъ, что Янковичь извѣстенъ какъ самый рѣшительный приверженецъ Россіи и что другія партіи тотчасъ же станутъ докучать правительству разными требовавіями. Агенты каждой изъ покровительствующихъ державъ также старались всѣми средствами добыть вліятельныя должности для своихъ питомцевъ. Князь колебался, ибо ему хотѣлось назначить представникомъ своего зятя, Николаевича. Наконецъ новое министерство состоялось: представникомъ и попечителемъ иностранныхъ дѣлъ назначенъ былъ Симичь, попечителемъ внутреннихъ дѣлъ Николаевичь, финансовъ Мариновичь, просвѣщенія Марковичь. Совѣтъ объявилъ, что Николаевичь и Мариновичь назначены вопреки § 8 Устроенія Совѣта княжества Сербскаго; князь ссылался на § 4-й Устава, и намѣревался во чтобы то ни стало не отступать отъ принятаго имъ рѣшенія. Совѣть также рѣшился защищать свои права, освященныя закономъ и временемъ, но австрійскій консулъ и бѣлградскій паша поддерживали князя, обѣщая ему наслѣдственность княжескаго званія въ его фамиліи. Кара-Георгіевичь послѣ восточной войны въ годъ съ небольшимъ успѣлъ переслать въ Константинополь до 100.000 дукатовъ. Планы же о наслѣдственности поддерживала въ князѣ сама княгиня. Австрійскій консулъ заботился при этомъ о выгодахъ своего двора. Чрезъ него графы Зичи и Феррари предложили сербскому правительству построить желѣзную дорогу отъ Бѣлграда въ Алексинацъ; при этомъ рабочихъ нужно было привесть изъ Австріи, а съ ними и австрійскую полицію, и кромѣ того католическихъ пропагандистовъ. Постройка желѣзной дороги не состоялась, но правительство отдало въ аренду рудники Добра на 20 лѣтъ австрійскому подданному Штейнлехнеру и туда явился католическій пропагандистъ Терлецкій. Австрійскій консулъ до того льстилъ самолюбію князя, что съ дѣтьми его обращался какъ съ наслѣдными принцами. Одинъ изъ сыновей Кара-Георгіевича воспитывался въ Вѣнѣ въ Терезіанумѣ. Радосавлевичь покровительствовалъ

 

 

400

 

дѣтямъ князя до мелочей; но враги Кара-Георгіевича все это замѣчали. Такъ однажды въ митрополичьей церкви, когда самъ князь не присутствовалъ при богослуженіи, Радосавлевичь толкнулъ впередъ одного изъ княжескихъ сыновей, для того, чтобы онъ первый получилъ отъ митрополита благословенный хлѣбъ. Вскорѣ послѣ того было школьное торжество въ лицеѣ; Радосавлевичь и тутъ выдвинулъ на первое мѣсто княжескаго сынка. Эти мелочи производили непріятное впечатлѣніе на народъ, ибо въ нихъ участвовалъ австрійскій консулъ. Вучичь также умѣлъ льстить Кара-Георгіевичу. Въ 1857 году у князя родился еще сынъ. Вучичь подарилъ новорожденному пистолетъ, которымъ онъ сражался при Кара-Георгіѣ; къ этому онъ присоединилъ письмо, въ коемъ желалъ, чтобы внукъ шелъ по стопамъ дѣда. Но Совѣтъ не раздѣлялъ расположенія своего предсѣдателя къ фамиліи Кара-Георгіевича. Когда Асизъ-паша долженъ былъ оставить Бѣлградъ и отправиться въ Константинополь, Совѣтъ послалъ съ нимъ письмо къ великому визирю, въ которомъ жаловался на дѣйствія князя, Вучича и Николаевича. Недолго занималъ мѣсто представника и Симичь; онъ вышелъ въ отставку 20 марта 1857 года. Вслѣдъ за тѣмъ послѣдовали перемѣны въ министерствѣ, послѣ чего Марковичь и Станоевичь стали убѣждать князя перемѣнить весь личный составъ Совѣта, особенно изгнать приверженцевъ Россіи.

 

Когда это стало извѣстно, то почти изъ всѣхъ округовъ княжества явились депутаціи къ Совѣту съ вопросомъ, что дѣлать народу, если князь исполнитъ свое намѣреніе. Кара-Георгіевичь съ своей стороны вмѣстѣ съ княгинею предпринялъ путешествіе по Сербіи, стараясь заискать при этомъ народное расположеніе. Но въ тоже время Стефанъ Стефановичь и два совѣтника отправились въ Пештъ для свиданія съ Милошемъ и вернулись въ Бѣлградъ съ цѣлію образовать заговоръ противъ Кара-Георгіевича. Къ нимъ пристало значительное число недовольныхъ правительствомъ. Нѣкоторые требовали даже убійства князя. 23 сентября Кара-Георгіевичь вернулся въ Бѣлградъ и вечеромъ въ тотъ же день въ городѣ вспыхнулъ пожаръ, во время котораго недовольные княземъ должны были произвести возстаніе и убить его. Но заговоръ не удался и нѣсколько совѣтниковъ было арестовано. Радосавлевичь и етимъ хотѣлъ воспользоваться. Онъ немедленно далъ знать о бѣлградскихъ безпорядкахъ въ Землинъ, и въ девять съ половною часовъ вечера, когда еще пожаръ не прекращался, къ сербскому

 

 

401

 

берегу присталъ австрійскій пароходъ съ отрядомъ вооруженныхъ солдатъ, шестью офицерами и генераломъ. Генералъ и офицеры уже вышли на берегъ, начали было выходить и солдаты; но изъ крѣпости явились Турки и помѣшали незваннымъ гостямъ. Генералъ оправдывался тѣмъ, что пріѣхалъ потушить пожаръ; но ему сказали, что сладятъ съ огненъ и своими средствами. Австрійцы возвратились во свояси. На другой же день разнеслась вѣсть о заговорѣ за жизнь князя и правительственная газета подтвердила это. Изъ всѣхъ офиціальныхъ мѣстъ Сербіи посыпались въ князю поздравительные адресы и телеграммы съ счастливымъ избавленіемъ отъ опасности. Тутъ было и письмо Георгія Протича, доживавшаго уже послѣдніе дни свои. Вскорѣ правительство обнародовало обвинительный актъ противъ замѣшанныхъ въ заговорѣ. Главными виновниками представлевы были: Радованъ Дамьяновичь, будто передавшій ружье какому-то бѣжавшему изъ тюрьмы преступнику, содержавшемуся за убійство, и Паунъ Янковичь, будто бы давшій ему 48 дукатовъ за убіеніе князя; но преступникъ раскаялся и объявилъ обо всемъ князю. Однакожь многіе изъ Сербовъ не вѣрили такому объясненію и говорили, что преступникъ нарочно выпущенъ изъ тюрьмы, чтобы сдѣлать такой доносъ. Оба обвиненія показывали, до какой степени правительство и народъ не довѣряли другъ другу. Кромѣ того обвинены были Стефанъ Стефановичь, Станишичь, Раевичь и другіе въ согласіи на убіеніе Кара-Георгіевича. Остальные члены Совѣта, за исключеніемъ княжескаго тестя Ефрема Ненадовича, Алексѣя Янковича и Симича, обвинены были въ томъ, что желали низверженія князя. Кара-Георгіевичь велѣлъ всѣмъ имъ подать въ отставку, грозя въ противномъ случаѣ арестомъ, даже Гарашанину велѣно было оставить службу. Судъ надъ обвиняемыми произведенъ былъ только для формы; ихъ приговорили къ смертной казни. Бѣлградскій паша потребовалъ офиціальнымъ образомъ смягченія приговора и Кара-Георгіевичь замѣнилъ его вѣчнымъ заключеніемъ въ мрачной Гургусовацкой тюрьмѣ. Англійскій и французскій консулы требовали отсылки слѣдственнаго дѣла и подсудимыхъ въ Константинополь, но ихъ не послушали. За день до отправленія осужденныхъ въ Гургусовацъ князь велѣлъ объявить роднымъ ихъ, что они могутъ приготовить все нужное для дороги. Родственники, обрадованные такимъ снисхожденіемъ, приготовили бѣлье и теплую одежду по случаю ненастной и холодной зимней погоды; но на другой же день имъ все это возвратили назадъ съ объявленіемъ, что не имѣется въ томъ надобности. Между тѣмъ въ

 

 

402

 

продолженіе ареста осужденныхъ держали въ бѣлградской тюрьмѣ, морили голодомъ и жаждой и подвергали различнымъ истязаніямъ. Несчастные были совершенно изнурены и до того измѣнились, что дѣти при прощаніи не узнали отцовъ. Ихъ вывели съ открытыми головами безъ сапогъ, въ тяжкихъ желѣзахъ, безъ верхняго платья, вмѣсто котораго имъ даны были худыя одѣяла въ родѣ попонъ. Относительно присмотра и обращенія съ осужденными, князь Александръ самъ отдавалъ приказанія офицеру, которому поручено было сопровождать ихъ. Офицеръ этотъ началъ исполненіе приказаній при самомъ отъѣздѣ. Одинъ изъ осужденныхъ, затрудняясь влѣзть въ телѣгу отъ слабости и тяжелыхъ желѣзъ, просилъ солдата помочь ему, но офицеръ, услыхавъ то, принудилъ несчастнаго ударами влѣзть въ повозку, гдѣ онъ и посаженъ съ другимъ осужденнымъ. Ихъ связали другъ съ другомъ. Народъ мрачно и недовольно глядѣлъ на эту сцену. Толпа снимая шапки провожала ссылаемыхъ до тѣхъ поръ, пока полиція не принудила народъ разойдтись по домамъ. Помилованіемъ осужденныхъ отъ смертной казни князь оказалъ повиновеніе Портѣ; вѣчнымъ заточеніемъ въ ужасной, мрачной и сырой Гургусовацкой башнѣ, оставшейся отъ времевъ турецкаго ига, онъ удержалъ за собою возможность располагать ихъ жизнію по своему произволу. На заключеніи именно въ Гургосавацкую тюрьму настояли женщины, принадлежавшія къ семьѣ Кара-Георгіевича. Любопытно, что со дня перваго ареста остальные заговорщики знали, что преслѣдованіе коснется и ихъ, и не смотря на то, что имъ предложено было бѣжать или въ крѣпость или въ Австрію, отказались отъ того. Многіе изъ нихъ были твердо убѣждены, что страданія ихъ не будуть продолжительны и что Кара-Георгіевичь въ свою очередь долженъ будетъ оставить Сербію. Правда нѣкоторые изъ нихъ надѣялись, что Порта воспользуется статьею 17-го устава, дававшей ей право окончательнаго суда надъ совѣтниками; но они забыли, что съ Турками все можно сдѣлать или силою или деньгами. Князь, неоднократно посылавшій въ Константинополь значительныя суммы, послалъ и теперь 5.000 дукатовъ, которые могли сдѣлать все, чего ему хотѣлось. За совѣтниками, которые не были замѣшаны въ заговорѣ, назначенъ былъ строгій полицейскій присмотръ [114].

 

Такой явной разрывъ между княземъ и Совѣтомъ сильно взволновалъ общественное мнѣніе. Иностранные консулы, наиболѣе заинтересованные сербскими дѣлами, австрійскій Радосавлевичь и французскій Дезессаръ

 

 

403

 

дѣйствовали открыто, первый за князя, другой противъ него и послѣдній даже не скрывалъ, что хотѣлъ бы посадить въ князья Илью Гарашанина. Оба они безпрестанно получали депеши и инструкціи изъ Константинополя, Вѣны и Парижа. Радосавлевичь читалъ ихъ князю, а Дезессаръ рѣшительно всѣмъ. Французскій консулъ хлопоталъ при этомъ, чтобы Порта прислала своего коммисара, освободила гургосавацкихъ узниковъ и перевезла ихъ въ крѣпость для новаго переизслѣдованія всего дѣла. Русскій консулъ, слѣдуя общему направленію, принятому русскою политикой послѣ Восточной войны, избѣгалъ всякаго вмѣшательства въ эту распрю. Но въ народѣ слышались жалобы на такое отдаленіе отъ сербскихъ дѣлъ; Сербы не могли привыкнуть къ равнодушію русской дипломатіи. Стали носиться слухи о скоромъ пріѣздѣ турецкаго коммисара, даже объ европейской конференціи по поводу сербскихъ замѣшательствъ. Князь сейчасъ же струсилъ и предложилъ родственникамъ осужденныхъ послать имъ теплую одежду. Но вдругъ пришла вѣсть о покущеніи на жизнь Наполеона, и Дезессарь снова сошелся чрезъ Миливоя Петровича съ Кара-Георгіевичемъ и обѣщалъ даже ему поддержку. Но 17-го марта 1857 года пріѣхалъ турецкій коммисаръ Этемъ-паша и торжествовавшая партія снова упала духомъ, а французскій консулъ опять сталъ дѣйствовать противъ князя. Гарашанинъ тотчасъ же вошелъ въ союзъ съ Вучичемъ и вмѣстѣ съ отставленными совѣтниками, подъ руководствомъ Дезессара, составилъ жалобу противъ Кара-Георгіевича, чтобы подать ее турецкому комиисару. Жалоба эта впрочемъ вполнѣ напоминала своимъ характеромъ прежнія жалобы уставобранителей, и не была выраженіемъ народныхъ требованій: въ ней стояли на первомъ планѣ все тѣ же чиновничьи интересы, высказывалась все та же борьба за свои права, утвержденныя уставомъ. Этемъ-паша, проживъ въ Бѣлградѣ съ недѣлю, усердно хлопоталъ о томъ, чтобы примирить враждебныя партіи; но потомъ увидалъ, что это рѣшительно невозможно. Всѣ отступились отъ Кара-Георгіевича. Ни въ Совѣтѣ, ни въ народѣ не возвышался ни одинъ голосъ, чтобы принять на себя защиту его. Австрійскій консулъ съ самаго пріѣзда Этема-паши заперся у себя дома подъ предлогомъ болѣзни и только 27 марта побывалъ во дворцѣ, а потомъ отправилъ къ пашѣ секретаря своего съ сообщеніемъ, что, видя какъ въ Сербіи приготовляются безпорядки, и опасаясь послѣдствій, которыя могутъ отразиться въ пограничныхъ областяхъ Австріи, онъ приказалъ собрать въ Землинѣ и вдоль границы Сербіи войска.

 

 

404

 

Дезессаръ съ своей стороны предлагалъ Этемъ-пашѣ прекратить правительственную дѣятельность князя отъ имени Порты, провозгласить временное правительство, которое соберетъ народную скупщину и приступитъ къ избранію новаго князя. Этемъ-паша отвѣчалъ, что это превышаетъ его полномочія, что онъ можетъ только извѣстить Порту о настоящемъ положеніи дѣлъ въ Сербіи и потомъ ждать дальнѣйшихъ приказаній изъ Константинополя. На его запросъ, посланный по телеграфу, изъ Константинополя отвѣчали приказомъ не принуждать Кара-Георгіевича къ рѣшенію и пріостановиться покровительствомъ противной партіи. Дезессаръ былъ въ страшномъ волненіи при полученіи этого извѣстія; бѣгалъ по всѣмъ своимъ знакомымъ въ городѣ и повсюду кричалъ, что константинопольская депеша измѣняетъ весь ходъ дѣла, что князь остается и надо ждать новыхъ преслѣдованій, что теперь придется броситься на колѣни предъ Радосавливичемъ и искать его покровительства.

 

Наконецъ по требованію Этемъ-паши созванъ былъ Совѣтъ, давно уже не собиравшійся въ засѣданія и онъ уполномочилъ князя сдѣлать все, что онъ сочтетъ нужнымъ для возстановленія согласія. Кара-Георгіевичь пригласилъ къ себѣ Вучича и Гарашанина и велъ съ ними переговоры въ продолженіи трехъ часовъ. Вучичь и Гарашанинъ представили ему бѣдственное положеніе страны, — князь согласился на уступки для примиренія, признавъ необходимость возстановить отставленныхъ совѣтниковъ въ ихъ должностяхъ. Вучичь назначенъ былъ президентомъ Совѣта, Гарашанинъ министромъ внутреннихъ дѣлъ. Оба они взялись составить новое министерство, которое и образовалось чрезъ три дня. Вельковичь принялъ на себя министерство финансовъ, Црнобарацъ юстиціи и народнаго просвѣщенія; Магазиновичь согласился быть временно княжескимъ представникомъ и министромъ иностранныхъ дѣлъ, ибо никто не хотѣлъ принять на себя этого мѣста. Этемъ-паша, устроивъ такимъ образомъ примиреніе, рѣшился уѣхать. На этотъ разъ уже не скрывали отъ народа того, что происходило между его правителями. Сперва впрочемъ было объявлено, что князь, чтя великій праздникъ Свѣтлаго Христова Воскресенья, освободилъ изъ гурсовацкой башни осужденныхъ на вѣчное заточеніе въ ней: Стефана Стефановича, Павла Станишевича, Пауна Янковича, Цвѣтка Раевича и Милоша Мерцайловича, съ тѣмъ однакожь, чтобъ они удалились изъ Сербіи и не могли возвращаться въ нее безъ особаго дозволенія. Далѣе объявлено было о возвращеніи въ число совѣтниковъ Іована Вельковича, Стояна Іовановича,

 

 

405

 

Лазаря Арсеньевича и Гаврила Еремича; наконецъ о назначеніи новыхъ попечителей; Ефремъ же Ненадовичь былъ уволенъ отъ своего званія. По огъѣздѣ коммисара обнародованы были и условія, на которыхъ князь помирился съ Совѣтомъ, попечителями и апелляціоннымъ судомъ. Это были какъ бы дополненія и толкованія къ статьямъ устава, опредѣлявшимъ права и отношенія княжеской власти къ означеннымъ правительственнымъ инстанціямъ. Они впрочемъ противорѣчили не только съ уставомъ, даннымъ нѣкогда Сербіи Портою, но и съ парижскимъ договоромъ. Впрочемъ французскій консулъ говорилъ во всеуслышаніе, что уставъ, какъ произведеніе русской политики, слѣдуетъ уничтожить и лишь тогда Кара-Георгіевичь можетъ быть увѣренъ въ покровительствѣ Франціи. Вслѣдствіе такого заявленія русскій консулъ очутился въ двусмысленномъ положеніи: протестовать противъ дѣйствій Дезессара значило поддержать власть Кара-Георгіевича и дѣйствовать въ духѣ Австріи; смолчать значило бы обнаружить полное презрѣніе къ уставу, введенному самою же русскою дипломатіей. Всего болѣе боялся протестовъ и особенно со стороны Австріи самъ Совътъ. Но къ удивленію всѣхъ, Радосавлевичь объявилъ, что Австрія не находитъ нужнымъ вмѣшиваться въ это дѣло, потому что князь самъ согласился на измѣненіе. Сербы говорили, что австрійскій консулъ надѣется на протестъ Россіи, чрезъ что Австрія достигнетъ двухъ цѣлей: возвратитъ своему приверженцу Кара-Георгіевичу утраченную имъ власть, и лишитъ популярности Совѣтъ, ибо народъ, имѣвшій много обвиненій противъ князя, имѣлъ не менѣе противъ совѣтниковъ и ихъ власти. Всѣ ждали, кто съ нетерпѣніемъ, кто со страхомъ, вмѣшательства Россіи, но его не было. Между Австріей и Франціей уже существовали тогда холодныя отношенія, разрѣшившіяся потомъ итальянской войной, и Дезессаръ поѣхалъ въ Парижъ, надававъ всѣмъ множество обѣщаній. Порта съ своей стороны не могла возражать противъ измѣненій въ уставѣ, ибо Этемъ-паша согласился на эти перемѣны. Такимъ образомъ нововведенія, не освященныя дипломатическимъ покровительствомъ, не имѣли надлежащей силы. Естественнымъ исходомъ изъ такого положенія представлялась народная скупщина, которая должна была рѣшить споръ, чего не могли сдѣлать старѣйшины и не хотѣли покровительствующія державы [115].

 

Въ это время одно случайное произшествіе вызвало вмѣшательство въ сербскія дѣла англійской дипломатіи. Вечеромъ 26-го мая англійскій генеральный консулъ Фонбланкъ прогуливался на калимейданѣ

 

 

406

 

подлѣ крѣпостной стѣны. Одинъ изъ низамовъ бросилси на него съ камненъ въ рукѣ, и если бы Фонбланкъ не отвернулся, ударилъ бы его въ самую грудь, но вмѣсто того попалъ ему въ спину. За тѣмъ полетѣли второй и третій камни. Фонбланкъ кричалъ, что онъ англійскій консулъ и указывалъ на свою форменную фуражку. Но турецкій солдатъ вытащилъ изъ ноженъ свой тесакъ и сталъ имъ угрожать консулу, приговаривая: «Ингилизъ! гяуръ! Ингилизъ!» На счастье Фонбланка на той же площади играли сербскіе школьники, и также стали кидать въ Турка каменьями, но низаму удалось найдти камень около полупуда вѣсомъ и тамъ сильно ударить имъ консула, что тотъ упалъ на землю. Солдатъ налетѣлъ на него и сталъ рубить тесакомъ по рукамъ и всего его окровавилъ. А между тѣмъ въ это самое время съ крѣпостной стѣны болѣе двадцати низамовъ смотрѣли равнодушно на происходившее. Наконецъ одному изъ сербскихъ мальчниковъ удалось поранить низама большимъ камненъ, и тотъ началъ гоняться за школьниками. Тогда къ Фонбланку подоспѣли Сербы и отнесли его въ домъ англійскаго консульства, а буйнаго низама отвели его товарищи въ крѣпость. Фонбланку тотчасъ же оказали медицинское пособіе, но жизнь его считали находящеюся въ опасности. Фонбланнъ нашелъ нужнымъ просить сербское правительство, чтобы оно приставило стражу къ его дому. Это оказалось не лишнниъ, ибо на другой день толпа турецкихъ солдатъ напала на англійское консульство, а 30-го мая низамы нанесли оскорбленіе англійскому флагу. Вслѣдствіе всего этаго Гарашанинъ и Црнобарацъ подняли дѣло объ удаленія Турокъ изъ города. Самъ Фонбланкъ требовалъ только удаленія турецкой стражи отъ городскихъ вороть и улицъ. Остальные консулы говорили, что этого слишкомъ мало. На запрось сдѣланный пашѣ послѣдній объявялъ прямо, что онъ не можетъ отвѣчать за свое войско, ибо въ гарнизонѣ, кромѣ Турокъ, есть и Албанцы, что низамы оскорбившіе консула принадлежатъ къ ихъ числу. Офицеръ и 30 солдатъ, бывшихъ на стражѣ 30 мая были арестованы, а низамъ учинившій нападеніе на консула закованъ. Паша потребовалъ изъ Константинополя позволенія удалить Албанцевъ. Но Фонбланкъ былъ такъ боленъ, что не могъ встать съ постели, и въ Бѣлградъ пріѣхалъ на время англійскій генеральный консулъ изъ Букарешта Колкумъ. Въ это же самое время прибылъ проѣздомъ чрезъ Вѣну въ Землинъ новый англійскій посланникъ при Портѣ Бульверъ. 17-го іюня исполненъ былъ обрядъ удовлетворенія за оскорбленіе, нанесенное англійскому консулу и флагу: съ крѣпости раздались 21 выстрѣлъ;

 

 

407

 

Османъ-паша явился съ извиненіями къ Фонбланку; англійскій флагъ былъ поднятъ при звукахъ турецкой музыки. На другой день Бульверъ посѣтилъ Бѣлградъ. Онъ встрѣченъ былъ на берегу Савы толпами народа, регулярнымъ воинствомъ и всѣми важнѣйшими чиновниками сербскими. Послѣ офиціальныхъ визитовъ онъ съѣздидъ въ Топчидеръ; а во время разговоровъ о сербскихъ дѣлахъ высказалъ мнѣніе о необходимости созвать народную скупщину. 19-го іюня онъ отправился далѣе. За тѣмъ наступила двухмѣсячная тишина. Князь все это время жилъ въ Крагуевцѣ. Но 20-го августа Гарашанинъ и Вучичь предложили въ Совѣтѣ созвать скупщину; Совѣтъ не согласился. Князь съ своей стороны прислалъ къ Гарашанину письмо съ упрекомъ, что его администрація не принимаетъ никакихъ мѣръ къ опроверженію слуховъ волнующихъ народъ: приверженцы Кара-Георгіевича говорили, что Вучичь преданъ Туркамъ, а Гарашанинъ Французамъ и мѣшаютъ князю созвать скупщину; народъ же разсуждалъ, что князь не держится Россіи и противится скупщинѣ. Въ концѣ августа крагуевацкій окружной начальникъ прислалъ письмо къ Гарашанину въ которомъ извѣщалъ, что князь намѣревается смѣнить всѣхъ министровъ по возвращеніи изъ Крагуевца. Потомъ къ Гарашанину приходилъ одинъ изъ родственниковъ Кара-Георгіевича уговаривать его принять мѣсто представника. Но министры и сами подумывали подать въ отставку и возвратиться такимъ образомъ въ Совѣтъ. Составить же новое министерство князь не могъ потому, что чрезъ это ослабилъ бы свою партію въ Совѣтѣ; если же бы назначилъ министрами своихъ противниковъ, то они опять вошли бы съ предложеніемъ о созваніи скупщины, а сохранившееся въ Совѣтѣ большинство снова бы отвергло предложеніе и начались бы старыя несогласія [116].

 

2-го сентября князь возвратился въ Бѣлградъ. Послѣ долгихъ переговоровъ Гарашанинъ рѣшился принять мѣсто представника съ условіемъ однакожь, что онъ самъ себѣ назначитъ преемника по министерству внутреннихъ дѣлъ. Кара-Георгіевичь не согласился на это, и чрезъ два дня рѣшился идти по прямой, хотя и болѣе опасной для него дорогѣ: созвать народную скупщину. Коммиссія, которая должна была составить правила для созванія скупщины, долго не могла согласиться насчетъ тѣхъ вопросовъ, которые слѣдуетъ предложить на обсужденіе и рѣшеніе народнаго собранія. Османъ-паша тотчасъ же извѣстилъ обо всемъ Порту по телеграфу и получилъ въ отвѣтъ такую депешу:

 

 

408

 

«дѣйствовать противъ созванія скупщины и за одно съ австрійскимъ консуломъ въ пользу князя». Тогда партія Кара-Георгіевича, состоявшая большею частію изъ его родственниковъ, составила законъ враждебный ст. 16-й устава и ст. 17-й устроенія Совѣта, надѣясь чрезъ то воспрепятствовать министрамъ въ соглашеніи Совѣта на созваніе скупщины. Сей законъ, предложенный и проведенный партіей князя въ Совѣтѣ, гласилъ, что министры не имѣютъ права засѣдать въ Совѣтѣ во время преній о новыхъ законахъ. Одинъ Магазиновичь подписалъ этотъ указъ, который былъ весьма жалкою попыткою избѣжать скупщины. Министры подади въ отставку и паша отказался дѣйствовать противъ созванія скупщины. Народъ уже былъ сильно взволнованъ. Многіе опасались, что онъ самъ соберется на скупщину безъ призыва отъ правительства. Приверженцы Кара-Георгіевича распускали слухъ, что Порта, Англія и Австрія будутъ защищать права князя даже силою оружія. Но въ это самое время пришло извѣстіе, что, благодаря убѣжденіямъ Бульвера, Порта согласилась признать скупщину; но при этомъ Бульверъ уговаривалъ послать на скупщину новаго коммисара, что и Австрія поддерживала. Впрочемъ Бульверъ спросилъ исправлявшаго должность англійскаго консула Дельгиля, какое впечатлѣніе произведетъ на Сербовъ появленіе турецкаго коммисара на скупщинѣ. Дельгиль отвѣчалъ, что хорошаго впечатлѣнія быть не можеть. Наконецъ Кара-Георгіевичь подписалъ указъ о скупщинѣ. Ему хотѣлось созвать скупщину въ Крагуевацъ, гдѣ собраны были войска подъ начальствомъ преданнаго ему полковника Лукашевича. Противники же его желали, чтобы скупщина засѣдала въ Бѣлградѣ. При обсужденіи закона о скупщинѣ въ Совѣтѣ совѣтники раздѣлились на двѣ главныя партіи: одна, во главѣ ея Гарашанинъ, хотѣла, чтобъ изъ скупины исключены были окружные начальники и протоіереи, но чтобы число депутатовъ было возвышено до 600; противная партія отвергла это равнымъ числомъ голосовъ. Вучичь, какъ президентъ Совѣта, рѣшилъ этотъ споръ въ пользу послѣдняго мнѣнія. Когда потомъ Гарашанинъ называлъ этотъ поступокъ Вучича измѣной общему дѣлу, старый воевода отвѣчалъ:

 

«нужно же было сдѣлать какую нибудь уступку и противникамъ; иначе никогда бы не было конца спорамъ. Не все ли равно, что будетъ 150 депутатовъ менѣе или болѣе? Что рѣшатъ 600 человѣкъ, то же могутъ постановить и 450, а что касается до окружныхъ начальниковъ и протоіереевъ, то нѣтъ причины исключать этихъ людей, которые съ давнихъ временъ участвовали въ скупщинѣ. Къ тому же эти господа

 

 

409

 

не знаютъ какъ трудно безъ посредниковъ имѣть дѣло съ народомъ, а чрезъ начальниковъ легко будетъ управлять имъ».

 

Наконецъ законъ о скупщинѣ былъ изданъ. Въ скупщину были приглашены: предсѣдатель кассаціоннаго и два предсѣдатедя апелляціонныхъ судовъ, 17 предсѣдателей окружныхъ судовъ и предсѣдатедь бѣлградскаго городскаго суда, 17 окружныхъ начальниковъ и правитель Бѣлграда, 17 окружныхъ протоіереевъ и 4 монастырскихъ настоятеля, поодному изъ каждой епархіи; всѣ окружные города должны были прислать по одному депутату на 500 жителей, платящихъ подати; точно также и сельскія общины. Скупщина сама могла избрать себѣ предсѣдателя, товарища его и двухъ секретарей. Избраніе депутатовъ должненствовало быть свободно безъ всякаго ограниченія или притѣсненія, ибо скупщина должна быть точнымъ и вѣрнымъ выраженіемъ народныхъ желаній и истинною представитедьницею народной воли. Мѣстомъ для засѣданій скупщины назначенъ былъ Бѣлградъ, а днемъ ея открытія день св. Андрея Первозваннаго. 16-го ноября произведены были выборы четырехъ депутатовъ отъ Бѣлграда; всѣ они были выбраны изъ партіи недовольныхъ; между ними находился и бѣлградскій богачъ Миша Анастасьевичь, который незадолго предъ тѣмъ ѣздилъ въ Константинополь, Вѣну, Парижъ и Лондонъ съ намѣреніемъ дѣйствовать въ пользу своего зятя Георгія Чернаго, пленянника Александра Кара-Георгіевича. Въ Вѣнѣ онъ представлялся даже графу Буолю и турецкому посланнику Каллимахи; въ Бѣлградѣ онъ подкупилъ всѣхъ обанкрутившихся купцовъ и разныхъ бродягъ, съ содѣйствіемъ которыхъ надѣялся увлечь скупщину, чтобы она не только низвергла князя, но и избрала Георгія Чернаго. Но народная масса и второстепенные чиновники были вполнѣ преданы Обреновичамъ, однакожь безпрестанно обращались къ Вучичу и Гарашанину, неотступно убѣждая ихъ присоединиться къ народной партіи и взять за себя иниціативу переворота. Вучичь отвѣчалъ уклончиво и многіе полагали, что онъ самъ разсчитывалъ добиться власти; его вліяніе на народъ заставляло дѣлать такое предположеніе. Во всякомъ случаѣ переходъ Вучича на какую либо сторону давалъ ей значитедьный перевѣсъ надъ другими партіями; но болѣе всѣхъ искалъ его опоры князь съ малымъ числомъ своихъ приверженцевъ. Миша Анастасьевичь также явился къ Вучичу уговаривать его въ пользу Георгія Чернаго; но Вучичь прямо отвѣчалъ, что Георгій не годится въ князья. Тогда Миша Анастасьевичь сталъ уговаривать суроваго воеводу, чтобы онъ самъ принялъ княжеское званіе; но Вучичь сказалъ:

 

 

410

 

«Я ужь старъ; не умѣю ни писать, ни читать; куда мнѣ въ князья! а твоихъ денегъ мнѣ не надо; у меня и своихъ довольно». Однакожь положеніе самого Вучича было далеко не прочно. Сохранить власть за Кара-Георгіевичемъ онъ не считалъ возможнымъ; возвратить въ Сербію Обреновичей, значило призвать мстителей за свои дѣла, — и Вучичь сталъ особнякомъ между обѣими партіями. Наконецъ и послѣдняя опора Кара-Георгіевича изчезла. Австрія внезапно отозвала своего консула Радосавлевича и назначила на его мѣсто перваго секретаря своего посольства при Мадридскомъ дворѣ Изардинга. За то прибылъ турецкій комиссаръ Кабули-эфенди; но и ему пришлось ограничиться страдательною ролью.

 

30 ноября совершено было торжественное молебствіе въ соборѣ предь открытіемъ скупщины, при чемъ присутствовала всѣ депутаты; потомъ слѣдовалъ церемоніальный пріемъ въ домѣ князя, по окончаніи коего всѣ члены скупщины приглашены были на обѣдъ къ князю. Но депутаты единогласно отказались отъ такой чести, говоря, что они присланы въ Бѣлградъ своими избирателями не для того, чтобы пировать, но чтобъ рѣшить народныя дѣла, послѣ чего будетъ довольно времени и для пировъ. Всѣ старанія Вучича и Гарашанина, которые чрезъ окружныхъ начальниковъ уговаривали депутатовъ явиться на обѣдъ, хоть по нѣскольку лицъ отъ каждаго округа, остались совершенно безуспѣшными. Вслѣдствіе этого на обѣдѣ присутствовала только попечители, совѣтники, митрополитъ съ архіереями и окружные начальники съ протоіереями, чтò составило едва 80 человѣкъ, между тѣмъ какъ столы были накрыты на 500 гостей. Князь пришелъ въ такое смущеніе, что даже не явился къ обѣду. Всѣ поняли, что ему грозитъ неизбѣжное паденіе. 3-го декабря было первое засѣданіе скупщины, на которомъ въ предсѣдатели ея избранъ былъ депутать отъ Бѣлграда Миша Анастасьевичь, въ товарищи его депутатъ отъ Ягодины Стевча Михайловичь, человѣкъ вполнѣ народный, а секретарями — первый секретарь Совѣта Ефремъ Груичь и профессоръ бѣлградской гимназіи Іованъ Иличь, а въ помощники имъ — члены скупщины Андрей Стаменковичь и Милованъ Янковичь. Всѣхъ членовъ скупщины было 438, изъ коихъ только 60 назначены были отъ различныхъ правительственныхъ вѣдомствъ, а 378 избраны городскими и сельскими общинами. Во второмъ засѣданіи прочтена была рѣчь князя къ скушцинѣ, весьма блѣдная по содержанію. Князь признавалъ, что въ сербскомъ правленіи много недостатковъ, и призывая скупщину исправить

 

 

411

 

ихъ, обѣщалъ употребить всѣ зависѣвшія отъ него мѣры для удовлетворенія народныхъ желаній. Оъ третьяго же засѣданія пренія, возникшія на скупщинѣ, показали, что народные представители рѣшились завоевать права для скупщины. Ни уставъ, дарованный Портой, ни различныя постановленія, изданныя князьмъ и Совѣтомъ, не опредѣляли ни правъ, ни обязанностей скупщины. Депутаты Андрей Стаменковичь и Милованъ Янковичь предложили уставъ о томъ, какимъ образомъ и въ какіе сроки должна быть впредь созываема народная скупщина, и какіе вопросы должны подлежать ея сужденію. Рѣшено было избрать коммисію для пересмотра того проекта, который предложенъ былъ названными депутатами. Народные представители ясно сознавали свои отношенія къ князю и Совѣту, пользовавшимся такою неограниченною властію въ продолженіи двадцати лѣтъ со временъ обнародованія устава, и рѣшились добиться для народа такого же участія въ политической и общественной жизни своей родины, какого нѣкогда добились люди, низвергнувшіе Милоша. Между тѣмъ въ средѣ попечителей и совѣтниковъ почувствовалась необходимость выставить и съ своей стороны на всякій случай какую либо организованную власть. Образовался нѣкотораго рода тріумвиратъ, членами котораго были: Ѳома Вучичь Перишичь, предсѣдатель Совѣта; Илья Гарашанинъ, попечитель внутреннихъ дѣлъ, и Миша Анастасьевичь, какъ предсѣдатель скупщины. Англійскій генеральный консулъ Дельгилль сообщилъ Гарашанину отъ имени Бульвера, что на него возлагаетъ отвѣтственность за всѣ безпорядин, какіе могутъ возникнуть во время скупщины. Французская партія не скрывала, что она не желаетъ возвращенія Обреновичей. Австрійская партія выражала согласіе на избраніе въ князья Михаила; но многіе подозрѣвали, что Австрія своимъ покровительствомъ хотѣла ослабить то нравственное значеніе, какимъ пользовался въ народѣ Михаилъ Обреновичь.

 

Между тѣмъ скупщина принимала одно за другимъ самыя полновѣсныя рѣшенія. Въ засѣданіи 5 декабря, по предложенію бѣлградскаго депутата Милована Янковича, скупщина признала такое постановленіе:

 

«Сербскій народъ, получивъ удобный случай собраться здѣсь первый разъ послѣ того, какъ вокругъ Сербіи совершились важныя Восточныя дѣла, отъ коихъ Сербія была пощажена по уваженію къ ея нейтральности, и послѣ того, какъ пріобрѣтенныя Сербіей права снова утверждены и обезпечены парижскимъ договоромъ, спѣшитъ изъявить чрезъ свою народную скупщину наиусерднѣйшую признательность какъ владѣтельствующему,

 

 

412

 

такъ и всѣмъ дворамъ, которые поручились Сербіи за ея права».

 

 

Рѣшеніе это сообщено было Совѣту для препровожденія его къ иностраннымъ дворамъ. По предложенію того же депутата принято было и другое рѣшеніе, касавшееся одной Порты:

 

«въ прошломъ году до народа дошелъ слухъ, что блистательная Порта писала въ Бѣлградъ, чтобь не дозволяли народу собраться на скупщину. Такимъ слухомъ весь народъ былъ весьма огорченъ, ибо не могъ понять какъ могло быть, чтобы блистательная Порта при ея извѣстномъ правдолюбіи пожелала вмѣшаіъся во внутреннія дѣла Сербіи и нарушить народныя права, чтобы она при своей прославленной мудрости затрогивала самую живую сторону народной жизни, обычаи, которые народъ почитаетъ и сохраняетъ какъ и вѣру. И въ самомъ дѣлѣ народъ долго о томъ думалъ и размышлялѣ, и наконецъ пришелъ къ такому убѣжденію, что кто либо оклеветалъ Сербскій народъ предъ высокою Портой, и желалъ посредствомъ такого охлажденія между народомъ и его владѣтелемъ отвратить благоволеніе пресвѣтлаго султана отъ Сербскаго народа, умалить народную преданность къ владѣтелю и произвести чрезъ то вражду, которая поколебала бы нашъ миролюбивый народъ и обезпокоила бы премилостиваго султана. Но лишь только народъ увѣрился, что это былъ обманъ, какъ снова распространился слухъ, что въ Сербію ѣдетъ царскій чиновникъ и не только для пребыванія въ Бѣлградѣ, но и для присутствованія на скупщинѣ между народомъ, какъ будто бы султанъ не имѣлъ довѣрія къ благоразумію Сербскаго народа и какъ будто бы блистательная Порта хотѣла какимъ бы то ни было образомъ вмѣшаться во внутреннія дѣла нашего отечества. Но при всемъ томъ здравый смыслъ нашего народа не далъ ему поколебаться и народъ опять скоро успокоился, остерегаясь вѣрить слухамъ, которыми теперь чернятъ предъ нимъ высокую Порту, подобно тому какъ въ прошломъ году чернили Сербскій народъ предъ высокою Портой; а извѣстно всякому, кто желаетъ знать истину, что народъ въ семъ княжествѣ точно также миролюбивъ, какъ высокая Порта тверда въ своей политикѣ: она не сдѣлаетъ ничего, чтобы походило на дѣйствія, которыя оскорбили бы чувство вѣрнаго народа Сербскаго, о коемъ извѣстно, что онъ желаетъ самъ и свободно разсуждать, и заботиться въ своемъ домѣ о своихъ нуждахъ и земскомъ благѣ. Народная скупщина, которая между прочимъ должна быть и вѣрнымъ выраженіемъ народныхъ чувствованій предъ земскимъ правительствомъ, считаетъ за должное явно провозгласить вышеизложенныя чувства Сербскаго народа

 

 

413

 

и представить ихъ свѣтлому князю и высокославному Совѣту для ихъ свѣдѣнія и доставленія блистательной Портѣ, дабы и султанъ зналъ мысли и чувства вѣрнаго народа Сербскаго».

 

Въ засѣданіи 8 декабря принятъ былъ проектъ закона о народныхъ скупщинахъ. Въ этомъ проектѣ народная скупщина названа была наистарѣйшимъ и наисвятѣйшинъ установленіемъ въ Сербскомъ княжествѣ и законною волею всего Сербскаго народа, а каждый, кто бы сталъ противиться законнымъ дѣйствіямъ народной скупщины, объявленъ былъ измѣнникомъ народа. Народная скупщина должна собираться каждый годъ въ августѣ; мѣстомъ ея засѣданій назначался Бѣлградъ; она должна разсматривать всѣ правительственныя дѣла. Въ засѣданіи 9 декабря послышались первыя жалобы на правительство и рѣшено было не отвѣчать на рѣчь князя, которою открыты были засѣданія скупщины. Засѣданіе слѣдующаго дня Миша Анастасьевичь началъ рѣчью, въ которой приглашадъ скупщину не выходить изъ предѣловъ законности и не устремляться въ крайности; но въ томъ же засѣданіи, послѣ рѣчей бѣлградскаго депутата Михаила Карловца и предсѣдателя смедеревскаго окружнаго суда Симы Протича, говорившихъ о злоупотребленіяхъ правительства, скупщина приняла слѣдующій адресъ къ князю:

 

«Народная скупщина отъ имени Сербскаго народа въ нынѣшнемъ засѣданіи своемъ единогласно изъявила единодушное желаніе своего народа, чтобы Вы сложили съ себя достоинство сербскаго князя и передали свою власть народной скупщинѣ. Народная скупщина шлетъ къ Вамъ депутацію изъ своей среды и передаетъ ей сей актъ для поднесенія Вашей Свѣтлости вмѣстѣ съ отреченіемъ, которое Ваша Свѣтлость изволите подписать. Народная скупщина надѣется, что Ваша Свѣтлость уважите голосъ своего народа, и изъ любви къ счастію, миру и спокойствію отечества и нашего и вашего, добровольно отречетесь отъ власти и подобно тому, какъ въ 1842 году народная скупщина передавала вамъ власть, такъ и Вы, свѣтлый князь! возвратите ее нынѣ скупщинѣ, а чрезъ нее народу».

 

Депутація, отправившаяся къ Кара-Георгіевичу съ этимъ адресомъ получила и самую форму отреченія для князя:

 

«Какъ мнѣ Сербскій народъ, избравъ меня своимъ княземъ въ 1842 году, ввѣрилъ власть и княжеское достоинство, такъ я теперь по всеобщену желанію передаю свято-андреевской народной скупщинѣ всю власть и княжеское достоинство, испрашивая счастіе и благословеніе Божіе моему народу; а всѣхъ моихъ чиновниковъ разрѣшаю отъ присяги, принесенной мнѣ».

 

Вмѣстѣ съ тѣмъ скупщина сообщила о своемъ рѣшеніи Совѣту,

 

 

414

 

а также начальникамъ военнаго штаба и мѣстнаго гарнизона. Не расходясь изъ засѣданія, скунщина ожидада возвращенія своихъ депутацій. Первою возвратилась депутація, ходившая въ князю. Она извѣстила скупщину, что князь желаетъ обождать своимъ рѣшеніемъ до утра, чтобы переговорить съ попечителями и Совѣтомъ. Затѣмъ явилась депутація, ходившая въ Совѣтъ и принесла извѣстіе, что Совѣтъ пристаетъ къ народному желанію. Между тѣмъ князь въ 4 часа пополудни пригласилъ къ себѣ всѣхъ консуловъ, турецкаго коммисара Кабули-эфенди и пашу. Разсказавъ имъ, что произошло въ этотъ денъ, князь просилъ у нихъ совѣта относительно того, что ему дѣлать, прибавивъ, что овъ считаетъ скупщину какъ бы вышедшею изъ законныхъ границъ. Консулы отвѣчали, что они во всякомъ случаѣ извѣстятъ свои правительства; но что во всемъ этомъ наиболѣе компетентные судьи совѣтники и министры князя. Совѣтъ съ своей стороны прислалъ въ народной скупщинѣ депутацію, членами которой были Вучичь, Гаврило Еремичь и Ранко Матѣичь, съ вопросомъ, какія причины побудили скупщину требовать отъ князя отреченія. Имъ отвѣчали, что причины эти всѣмъ извѣстны, а если нужно, то скупщина можетъ представить цѣлую записку о злоупотребленіяхъ верховной власти. Вечеромъ скупщина снова собралась въ засѣданіе и узнавъ, что князь созвалъ дипломатовъ, отправила въ Совѣтъ депутацію, требуя рѣшительнаго отвѣта отъ него, пристаетъ ли онъ къ народу, и если пристаетъ, то пусть подѣйствуетъ на князя, чтобы онъ подписалъ отреченіе въ тотъ же день. Совѣтъ уже собрался въ чрезвычайное засѣданіе въ княжеской канцеляріи и вмѣстѣ съ попечителями, высдушавъ депутацію отъ народной скупщины, отправился къ князю и представилъ ему, что счастіе и спокойствіе страны требуютъ немедленнаго отреченія. Кара-Георгіевичь отвѣчалъ имъ, что дастъ отвѣтъ на другой день въ 8 часовъ утра. Всѣ удалились. Съ княземъ остался одинъ Гарашанинъ и успѣлъ напугать его опасностями, грозящими въ случаѣ сопротивленія. Кара-Георгіевичь, не подписывая отреченія, удалился въ крѣпость, сопровождаеный Гарашаниномъ до самыхъ воротъ ея.

 

На другой день скупщина, узнавъ, что Кара-Георгіевичь удалился съ сербской территоріи, провозгласила его лишеннымъ княжескаго достоинства и власти, и вмѣстѣ съ тѣмъ провозгласила сербскимъ князенъ, съ правомъ наслѣдственности, стараго Милоша Обреновича, принявъ за себя власть до его пріѣзда въ Сербію. Тутъ же была составлена

 

 

415

 

прокламація къ народу о низверженіи Кара-Георгіевича и избраніи Милоша, а гарнизонное войско и Бѣлградъ подчинены были президенту скупщины Стевчѣ Михайловичу. Между тѣмъ Совѣтъ прислалъ въ народную скупщину депутацію изъ трехъ членовъ и туда же явились три попечителя для соглашенія о томъ, какимъ образомъ удержать порядокъ въ странѣ. Это было необходимо, ибо часть войска, возбуждаемая совѣтниками изъ партіи Кара-Георгіевича, собиралась ударить на скупщину, а другая идти въ крѣпость и привести оттуда бѣжавшаго князя. Но покушеніе противъ скупщины предупредили жители Бѣлграда, вооружвишись и собравшись около дома, гдѣ происходили ея засѣданія, а вскорѣ пришли къ нимъ и сельчане изъ окрестныхъ деревень. Хотя скупщина и намѣревалась тотчасъ же распустить ихъ по домамъ, но Стевча Михайловичь доказалъ необходиность ихъ присутствія, и скупщина издала благодарственный адресъ къ жителямъ Бѣлграда. Попытка возвратить Кара-Георгіевича изъ крѣпости не удалась, потому что консулы, собравшись въ крѣпости, написали коллективную ноту и отправили ее къ представнику, требуя въ ней, чтобы былъ отданъ приказъ войску не осмѣливаться на покушеніе противъ народа; кромѣ того на войско подѣйствовало словесное обращеніе въ нему русскаго консула, совѣтовшаго успокоиться и довѣриться народу. Послѣ этого войско перешло на сторону скупщины, а за нимъ и тѣ совѣтники, которые все еще оставались преданными Кара-Георгіевичу. Послѣдніе объясняли свои дѣйствія, несогласныя съ постановленіями скупщины, тѣмъ, что они были вынуждены къ сопротивленію военною силою. Наконецъ скупщина, по соглашенію съ Совѣтомъ утвердила временное правительство, назначивъ его членами: Илью Гарашанина, Стевчу Михайловича и предсѣдателя кассаціоннаго суда Евтимія Угричича. Съ этой минуты переворотъ считался совершившимся. Къ народной скупщинѣ со всѣхъ концовъ Сербіи были посылаемы благодарственные адресы; число ихъ было такъ велико, что бѣлградскія газеты не могли вмѣстить ихъ въ себѣ и подъ конецъ стали печатать только имена общинъ и мѣстъ, отъ которыхъ поступали адресы. Съ другой стороны по примѣру скупщины и Совѣта посылаемы были поздравительные адресы Милошу, находившемуся тогда въ Букарештѣ, и Михаилу, проживавшему въ Вѣнѣ. 22 декабря Кара-Георгіевичь удалился вмѣстѣ съ своимъ семействомъ въ Австрію; а Милошъ назначилъ временнымъ правителемъ до своего пріѣзда Стевчу Михайловича. Скупщина же, приготовляя обильные матеріалы для дѣятельности новаго

 

 

416

 

правительства, продолжала свои засѣданія и преслѣдовала виновниковъ прежнихъ злоупотребленій. Она отдала подъ судъ двухъ совѣтниковъ, которые возбуждали войско въ пользу Кара-Георгіевича, назначивъ депутатами для присутствія при слѣдствіи надъ ними двухъ членовъ своихъ, изъ коихъ одинъ былъ извѣстный намъ Іованъ Мичичь, занимавшій тогда мѣсто предсѣдателя окружнаго валѣвскаго суда. Она распорядилась отдачею подъ арестъ Вучича и составила цѣлый обвинительный актъ противъ него; постановила изгнать изъ Сербіи нѣсколькихъ австрійскихъ подданныхъ, находившихся въ сербской службѣ, и въ томъ числѣ Живановича; выразила свое недовѣріе въ митрополиту Петру Іовановичу, который и долженъ былъ удалиться въ Австрію, гдѣ ему дали небогатую епархію для управленія, а его мѣсто занялъ нынѣшній митрополитъ Михаилъ, учившійся въ кіевской академіи. А когда изъ Константинополя присланъ былъ бератъ новому князю, въ которомъ было сказано, что Кара-Георгіевичь самъ оставилъ княжеское достоинство и потому скупщина избрала Милоша, а Порта поставила его княземъ, повелѣвъ ему соблюдать уставъ, не упомянувъ при этомъ о его наслѣдственномъ правѣ; то скупщина постановила и занесла свое рѣшевіе въ протоколъ: что Александръ Кара-Георгіевичь низверженъ съ княжескаго достоинства, что скупщина возстановила Милоша въ его прежнемъ званіи съ правомъ наслѣдственности, что Порта могла только утвердить его и не имѣла права, что либо приказывать ему въ дѣлахъ внутренняго управленія.

 

По странной судьбѣ въ тоже самое время и въ Румынскихъ княжествахъ совершился важный политическій переворотъ: тамъ избрамъ былъ княземъ Іоаннъ Буза для обоихъ княжествъ, и Молдавіи, и Валахіи. Наполеонъ, празднуя торжество своей политики въ Румыніи, приказалъ Валевскому написать поздравительное письмо и къ Милошу. Остальные дворы признали Милоша княземъ Сербіи немедленно по полученіи имъ султанскаго подтвердительнаго берата. 31 января 1859 года происходило сорокъ шестое и послѣднее засѣданіе свято-андреевской народной скупщины, возстановившей въ Сербіи не только фамилію Обреновичей, но и народное вліяніе на политическую жизнь родной страны. За три дня до распущенія скупщины, Милошъ издалъ прокламацію къ народу, въ которой говорилъ между прочимъ:

 

«Племенитый народъ! дорогая братья моя! вотъ опять между вами вашъ «старый господарь Милошъ», обливающій слезами радости ту самую землю, которую выкупилъ

 

 

417

 

кровью вмѣстѣ съ вами. Судьба видно хотѣла, чтобы мы не видались цѣлыхъ двадцать лѣтъ, и чрезъ то болѣе узнали и самихъ себя и другъ друга. Я въ чужихъ краяхъ стремился за своимъ народомъ, а вы въ своей собственной землѣ были чужими сиротами. Но хвала милостивому Богу! Онъ сохранилъ во мнѣ жизнь, а въ васъ горячую чистую любовь во мнѣ, и вотъ нынѣ мы опять видимся, никогда не разставаясь сердцемъ. Ты самъ, вѣрный народъ мой! въ лицѣ твоей свято-андреевской скупщины снова возвысилъ меня на престолъ владѣтельнаго князя Сербскаго съ правами наслѣдства, которыя и прежде по народному желанію, признанному особымъ хаттишерифомъ, принадлежали династіи Обреновичей. Ты снова позвалъ меня на достоинство наслѣдственнаго князя Сербіи, и я принялъ изъ рукъ твоей скупщины соль и хлѣбъ, дабы, вкусивъ его, охранять его для тебя, пребывая въ любви съ моимъ народомъ, какъ любятся хлѣбъ и соль, и принялъ вино изъ народныхъ рукъ въ знакъ того, что буду заботиться о народномъ благосостояніи и молить Бога, да низпошлетъ Онъ на нашу землю всякое добро и благо .... Народъ, сила моя! у меня нѣть болѣе родныхъ братьевъ, нѣтъ никакого другаго рода; а потому всѣ мои заботы отнынѣ будутъ обращены на то, чтобы осчастливить тебя, мою единственную братью и твоихъ дѣтей, которые вмѣстѣ съ тѣмъ суть и мои дѣти, и которыхъ я люблю какъ и моего единственнаго роднаго сына, будущаго владѣтеля твоего князя Михаила».

 

На эту прокламацію въ послѣднемъ засѣданіи скупщины отвѣчалъ шабацкій протоіерей Іованъ Павловичь краснорѣчивой бесѣдой, въ которой пересчитывалъ всѣ дѣянія Милоша съ 1813 года и выражалъ мысль, что его возвращеніе въ отечество уврачевало глубокія раны, нанесенныя Сербскому народу событіями, послѣдовавшими послѣ обнародованія устава 1839 года. Самый уставъ этотъ уже почти не существовалъ на дѣлѣ, потерпѣвъ множество измѣненій, къ коимъ должны были присоединиться еще новыя, вслѣдствіе постановленій свято-андреевской скупщины, открывшей своею дѣятельностью новую, болѣе свѣтлую, эпоху въ жизни Сербскаго народа [117].

 

    КОНЕЦЪ.

 

[Previous] [Next]

[Back to Index]


 

94. Воспоминанія Ф. П. Фонтона. Письма изъ главной квартиры дунайской арміи въ 1828 и 1829 годахъ. Лейпцигъ, 1862. Т. I, стр. 113—114, 177—178; т. II, стр. 41—46, 190—204. Участіе Болгаръ въ войнахъ Россіи съ Турціей, въ греческомъ возстаніи, а также и собственные замыслы ихъ освободиться отъ Турокъ, довольно подробно издожены въ статьѣ: «Чьрты отъ воененъ духъ у съврѣменны-тѣ Българы», помѣщенной въ болгарской газетѣ «Дунавска Зора, вѣстникъ за волны-тѣ Българы» за 1867, 1866 и 1869 гг. Укажемъ здѣсь на то, что нѣкоторые изъ предводителей греческаго возстанія были Болгары, между ними и знаменитый Хаджи-Петро, руководившій возстаніемъ въ Ѳессаліи во время Восточной войны. Въ войнѣ 1828 и 1829 гг. Болгары принимали дѣятельное участіе къ борьбѣ съ Турками, но большею частію независимо отъ Русскихъ; такъ болгарскій капитанъ Георгій Мамарчевъ не допустилъ турецкую помощь, шедшую къ Силистріи. Когда русскія войска перешли за Балканы, то онъ усилилъ свою дружину и, войдя въ сношенія съ важнѣйшнми жителями Сливна, задумалъ, основать Болгарію съ правительственнымъ средоточіемъ въ Терновѣ. По всѣмъ городамъ Болгаріи разосланы были прокламаціи и встрѣчены большимъ сочувствіемъ со стороны Болгаръ. Но неожиданно въ Сливенъ явились 200 казаковъ, взяли подъ стражу капитана Георгія и отвезли его въ главную русскую квартиру. Въ тоже время по всей Болгаріи разосланы были русскіе чиновники, которые должны были объявить городскимъ и сельскимъ старѣйшинамъ, чтобы «Болгарскій народъ оставался въ мирѣ, въ противномъ же сдучяѣ будетъ наказанъ». Болгары пришли въ отчаяніе. Старѣйшины изъ городовъ Сливна и Котла собрались для общаго совѣшанія и составили просьбу къ Дибичу, въ которой, изложивъ вѣковыя страданія Болгарскаго народа отъ Турокъ и указавъ на то, что каждая война Россіи съ Турціей приносила имъ двойное несчастіе: разореніе страны во время самой войны и преслѣдованія народа турецкими властями по уходѣ Русскихъ, просили предоставить имъ свободу попытать своего счастія при такомъ удобномъ случаѣ въ борьбѣ съ Турками и отпустить къ нимъ капитана Георгія Мамарчева. Дибичь отвѣчалъ, что теперь Русскимъ не время заботиться о Болгарахъ и переговоры могутъ быть ведены только въ пользу Румыновъ и Сербовъ, а для нихъ будетъ издана общая амнистія, прощающая имъ участіе въ войнѣ. Болгарская депутація отвѣчала, что султанъ можетъ издавать какіе угодно фирманы, но Турки не будутъ слушать ихъ. Дибичь могъ только предложить Болгарамъ опасавшимся оставаться на родинѣ, переселиться

 

 

449

 

въ Россію. Болгары просили, чтобы Россія по крайней мѣрѣ прислала своего консула въ Сливенъ и Котелъ, для защиты ихъ жителей, которые принимали наибольшее участіе въ войнѣ.

 

«По нѣкоторомъ времени, сказано въ № 6 Дунайской Зари за 1868 годъ, прибылъ одинъ русскій консулъ для Сливна и Котла, по имени Ващенко; но онъ оказался человѣкомъ весьма нерасположеннымъ и холоднымъ къ Болгарамъ. Онъ вмѣшивался во внутреннія дѣла ихъ и искалъ утвердитъ надъ ними власть свою, раздвоялъ гражданъ и чрезъ то причинялъ раздоры среди угнетеннаго народа. Съ другой стороны его толмачъ, нѣкій армяно-католикъ по имени Павелъ, много нападалъ на Болгаръ. И такимъ образомъ вмѣсто добра Болгарамъ причинено было не мало зла и они, не будучи въ состояніи вытерпить то, обратились съ жалобами въ русское посольство въ Цареградѣ, которое и перемѣстило Ващенку въ Бѣлградъ».

 

Что касается капитана Георгія, то онъ былъ отведенъ подъ стражею въ Букарештъ, но потомъ назначенъ городскимъ старшиною въ Силистрію, пока эта крѣпость оставалась въ рукахъ русскихъ войскъ, какъ залогъ для выполненія тѣхъ условій, которыя выговорены были Адріанопольскимъ миромъ. Контрибуція, которую должны были заплатить Турки по этимъ условіямъ, пала всею тяжестію своей на Болгаръ, съ которыхъ выбирали ее въ видѣ усиленныхъ податей. Тогда Болгары стали готовиться къ рѣшителыюму возстанію. Приготовленія тянулись нѣсколько лѣтъ, пока терновскій миррополитъ Иларіонъ, родомъ Грекъ, не выдалъ турецкимъ властямъ тайну заговора. Турки раздавили предпріятіе въ самомъ началѣ его, многихъ переказнили, а капитана Георгія, который сталъ однимъ изъ главныхъ вождей, считая русскимъ чиновникомъ, отослали въ Одессу, откуда онъ переправленъ былъ въ Константинополь, и, послѣ личныхъ разспросовъ султана Махмуда сосланъ въ Конію, а оттуда на островъ Самосъ, гдѣ и умеръ въ бѣдности. Въ воспоминаніяхъ Фонтона встрѣчаются часто извѣстія о просьбахъ, съ которыми Болгары обращались къ Русскимъ во время войны 1828 и 1829 гг. Въ т. II на стр. 65—66 онъ говоритъ:

 

«гоненія, униженія, притѣсненія, неистовства и насилія, которымъ народъ Болгарскій подверженъ со стороны Турокъ суть неимовѣрныя, безчисленныя, неописываемыя! Тутъ ни образованіе, ни доброжелательство Порты, ни султанъ, ни высочайшіе хатты (такъ называютъ турецкіе указы) ничего не помогутъ. Водвореніе порядка, и законности суть сущая насмѣшка. Произволъ, насиліе, притѣсненія, пренебреженіе немусульманскихъ народовъ, есть и пребудетъ во вѣки вѣковъ законность мусульманской вѣры. Совмѣстность,

 

 

450

 

общежитіе мусульманъ съ христіанами есть повальный грѣхъ нынѣшняго состоянія. Пока это общежитіе не уничтожится переседеніемъ Турокъ, нельзя будетъ и мыслить о учрежденіи здѣсь для Болгаръ сноснаго порядка. Это мое искреннее убѣжденіе, оно основано на «актахъ къ несчастію очевидныхъ».

 

На стр. 190—192 у него сказано:

 

«вотъ мы уже четвертый день живемъ между этими добрыми Болгарами. Я воспользовался симъ случаемъ, чтобы ближе познакомиться съ положеніемъ этого народа, судьбою такъ жестоко испытаннаго. Я спрашивалъ нашего хозяина, какимъ образомъ можно облегчить ихъ состояніе и въ чемъ состоятъ ихъ жалобы. Онъ мнѣ на лоскуткѣ написалъ въ чемъ состоятъ ихъ требованія. Они изъяснены въ шестнадцати пунктахъ. Передаю ихъ тебѣ, какъ самое лучшее доказательство притѣсненій, которымъ этотъ народъ подверженъ. Объясненіе всякаго пункта дамъ тебѣ послѣ:

 

1) Да будемъ сами вольны.

2) Да мы сами себя да судимо; Турчинъ судія Турчина да суди, и Булгаринъ Булгарина.

3) Да мы церкви правимъ когда и гдѣ захотимъ.

4) Да собирамо сами що е царскій данокъ; а харача да нема во истинну; и бумаги нема на харачъ.

5) Вергіата да сами скупимо.

6) Спахи да нема.

7) Субаши да нема, а гдѣ дойде Турчинъ на конакъ, а онъ да плати.

9) Да не убиваютъ човѣцы-тѣ и не обираютъ по дорогамъ и въ конакахъ.

10) Да и буди право свакому, како на Турчина тако и на Булгарина.

11) Да се и христіянско сведочанство прійма у судъ какво и на Турците.

12) Бегликъ на овца да нема.

13) Да и христіанска чедядь и дѣвойки силомъ не турчять и за жены не зимать.

14) Да и мы оружіе носиме, какъ и Турци-тѣ, слободно.

15) Ангарія, бекликъ да нема, и свакій колко слушно да плати.

16) Да въ православныхъ церквахъ звоно да има.

 

— Не умилительны ли эти просьбы Болгаръ? Этотъ простой списокъ есть самое краснорѣчивое описаніе страданій сего несчастнаго народа. Тутъ комментаріевъ не нужно. Прочитай еще разъ и ты извлечешь самое лучшее доказательство, что не только имущество, но и самыя особы Болгаръ безъ защиты противъ произвола мусульманъ. Но Болгары могли бы считать себя счастливыми, еслибы они не имѣли другихъ тяжестей какъ десятину и харачь, но они подвержены ежедневнымъ обидамъ и неистовствамъ. Не только спахіи и субаши, но первый поперечный Турокъ, путешественники, зулункяри, входя въ болгарскій домъ, считаютъ все, что тамъ находятся своею собственностію. Законъ Моисея говоритъ: ты не долженъ желать ни осла, ни жены твоего сосѣда; мусульманскій же законъ говоритъ: оселъ и корова, и жена и сыновья и дочери не мусульманина

 

 

451

 

суть принадлежность мусульманъ, если этимъ они могутъ распространить вѣру Магомета. Итакъ всякій зулункяринъ, входя въ болгарскій домъ, не только ничего не платитъ, но распоряжяется всѣмъ имуществомъ, скотомъ и людьми, какъ своею собственностію, и часто насильно ихъ себѣ присвоиваетъ и увозитъ. И что плачевнѣе еще, Болгары не могутъ даже въ вѣрѣ найти утѣшеній отъ этихъ бѣдствій. Греческое духовенство, можетъ быть въ похвальномъ намѣреніи удержать въ неприкосновенности имѣющіяся льготы, дѣлается послушнымъ орудіемъ турецкаго правительства. Да это не все еще. Боясь, чтобы съ просвѣщеніемъ народъ Болгарскій не постигъ чувства своей народности, греческое духовенство старается всякими способами воспретить возрожденіе этого чувства, и насильно ввести въ употребленіе греческій языкъ».

 

Мы не говоримъ о господствѣ греческаго духовенства надъ Болгарами, которое возбудило въ послѣдствіи церковный вопросъ, препираясь о коемъ, Греки постоянно ссылались на русскую поддержку; ибо этотъ вопросъ завлекъ бы насъ слишкомъ далеко. Любопытныхъ отсылаемъ къ нашей статьѣ въ Московскихъ Вѣдомостяхъ за 1866 годъ, подъ заглавіемъ: «Болгарскій вопросъ». Въ брошюрѣ П.А. Безсонова: «Нѣкоторыя черты путешествія Ю. И. Венелина въ Болгарію (въ 1830 году)» есть нѣсколько любопытныхъ свѣдѣній о положеніи Болгаръ послѣ войны Россіи съ Турціей. Между прочимъ на стр. 18 очень вѣрно опредѣлено значеніе Болгаръ для Турціи слѣдующими словами:

 

«Турки чрезвычайно дорожатъ Болгарами, которые снабжаютъ ихъ деньгами (чрезвычайными податьми), всѣмъ съѣстнымъ (десятою долею со всѣхъ произведеній природы), и наконецъ исправляютъ для нихъ и вмѣсто нихъ всѣ тяжелыя государственныя работы, и такимъ образомъ Туркамъ лишиться Болгаръ — значитъ лишиться способа жизни и пропитанія. Въ военное время Болгары служатъ Туркамъ піонерами, саперами, минерами, понтоньерами, плотниками, каменьщиками и вообще рабочими батальонами. Въ крѣпостяхъ употребляютъ ихъ для поправленія брешей, бастіоновъ, окоповъ, батарейныхъ редутовъ, т. е. суютъ во всѣ мѣста, гдѣ жарче, гдѣ они больше погибаютъ отъ русскихъ ядеръ и въ военныхъ реляціяхъ по неволѣ входятъ въ число убитыхъ мусульманъ. Тѣмъ хуже для Болгаръ, что они лучшіе каменьщики и мастеровые въ Турціи. Словомъ, турецкое господствои существованіе въ Европѣ болѣе всего, и почти исключительно, опирается на Болгаръ».

 

95. Воспоминанія Фонтона. т. II, стр. 112—115. Дипломатическая борьба за Египетскій вопросъ въ 1831—1864 годахъ, прекрасно

 

 

452

 

изложена въ Mémoires pour servir a l'histoire de mon temps par M. Gruizot, t. IV. Chap. XXII. Ни въ одномъ изъ извѣстныхъ намъ сочиненій о Мегметъ-Али и его войнахъ, какъ то: 1) F. Mengin, Histoire de l'Egypte sous Méhmed-Ali, Paris 1823, 2 vol. 2) De Cadalvène et de Breuvery, L'Egypte et la Turquie de 1829 à 1836; Paris, 1836. 3) De Cadalvène el Barrault, Histoire de la guerre de Méhémed-Ali contre la Porte Ottomanne en Syrie et en Asie mineure 1831—1831; Paris, 1837; 4) E. von Olberg, Geschichte des Krieges zwischen Mehemed-Ali und der ottomanischen Pforte in Syrien und Klein-Asien in den Jahren 1831 bis 1833; Berlin, 1837. 5) Mouriez, Histoire de Mèhèmed-Ali; Paris, 1855; 2 voll., — мы не нашли прямыхъ доказательствъ о намѣреніи Мегметъ Али завоевать европейскую Турцію и занять мѣсто султана; онъ только хотѣлъ отложиться отъ Порты и образовать въ Азіи и Африкѣ самостоятельное государство. Польза же, оказанная Англіи русскимъ вмѣшательствомъ въ египетскія дѣла, ясно видна изъ дѣйствій самого великобританскаго министерства иностранныхъ дѣлъ, въ доказательство чего приводимъ здѣсь неболыную статью, помѣщенную въ «Das Neue Portfolio. Eine Sammlung wichtiger Dokumente und Aktenstücke zur Zeitgeschichte» (Berlin 1859, Heft I, s. 58—63), подъ заглавіемъ: «Истинно англійскій министръ и Россія на Босфорѣ». Въ этой статьѣ сказано:

 

«Въ октябрѣ 1831 г. началась распря между султаномъ и египетскимъ пашею, Мегметомъ-Али. Весною 1832 г. сынъ Мегмета, Ибрагимъ паша, двинулъ свою армію въ Сирію, и вслѣдствіе сраженія при Гомсѣ покорилъ эту провинцію. За тѣмъ онъ перешелъ черезъ Тавръ, въ битвѣ при Коніи истребилъ турецкую армію и пошель прямо на Константинополь. Султанъ былъ вынужденъ обратиться 2 Февраля 1833 г. къ Россіи и просить ея помощи. Французскій адмиралъ Ронсенъ тщетно возставалъ противъ этого намѣреніи; онъ ненашелъ у дипломатовъ, находившихся тогда въ Константинополѣ, ни какой поддержки. 20-го Февраля изъ Севастополя вышла русская эскадра и высадила на берегахъ Босфора большую армію, которая окружила столицу Турціи. Въ концѣ мая прибылъ изъ Петербурга графъ Орловъ. Онъ склонилъ султаня подписать, безъ вѣдома его министровъ и русскаго дипломатическаго агента при Портѣ, небольшой клокъ бумаги (a little bit of paper). Такимъ-то образомъ былъ заключенъ знаменитый Ункіаръ-Скелехскій трактатъ, срокомъ на 8 лѣтъ. Въ силу этого трактата Порта заключила съ Россіей оборонительный и наступательный союзъ. Вслѣдствіе этого союза Порта отказалась отъ права заключать союзы съ

 

 

453

 

другими державами, если только Россія не изъявитъ на то согласія. Всѣ прежніе трактаты между Турціей и Россіей, въ томъ числѣ и Адріанопольскій, были подтверждены. Къ трактату была присоединена тайная статья, по которой Порта обязалась: запереть въ пользу императорскаго русскаго двора Дарданельскій проливъ и ни подъ какимъ предлогомъ не впускать въ этотъ проливъ ни одного иностраннаго военнаго коробля. Этотъ трактатъ былъ заключенъ 8-го іюля 1833-го года. 11-го іюля сэръ Г. Л. Бульверъ напалъ въ нижнемъ парламентѣ на министра иностранныхъ дѣлъ — теперешняго первенствуюшаго министра, упрекая его за то что онъ оставилъ султана безъ помощи и такимъ образомъ доставилъ русскимъ возможность вступить въ Турцію. Министръ отвѣчалъ (см. Hansard Parliamentry debater, July 11, 1833): «что въ послѣднюю половину минувшаго года султанъ не обращался къ Англіи съ требованіемъ оказать ему помощь». 24-го августа 1833 министръ объявилъ (см. Hansard): «Порта обращалась въ августѣ (1832) съ формальною просьбою оказать ей пособіе». 28-го августа 1833 (см. Hansard): «просьба Порты оказать ей помошь флотомъ была сообщена во октябрѣ 1832-ю года». 17-го марта 1834-го (см. Hansard): «Порта требовала въ ноябрѣ 1832-го года нашего пособія». Втдѣйствительности Порта просила отъ Англіи пособія флотомъ два раза, но тщетно, не смотря на то что султанъ принималъ на себя расходы по экспедиціи, и за пособіе, которое оказала бы ему Англія, обѣщалъ ей новыя торговыя привилегіи и разныя выгоды англійскимъ подданнымъ живущимъ въ Турціи. Какъ видно, Россія была совершенно увѣрена въ англійскомъ министерствѣ, ибо русскій посолъ поддерживалъ турецкаго посланника. Министръ объявилъ въ палатѣ общинъ 28-го августа 1833-го (см. Hansard): «по справедливости слѣдуетъ объявять, что Россія не только не обнаружила никакого неудовольствія на предполагавшееся пособіе Портѣ со стороны Англіи, но напротивъ, въ то время когда требованіе Порты еще обсуждалось, русскій посолъ офиціально объявилъ, что ему извѣстно съ какою просьбою турецкое правительство обратилось къ англійскому, и что такъ какъ Россія очень заинтересована во сохраненіи цѣлости оттоманскаго государства, то ей было бы весьма пріятно, если бы англійское министерство могло согласиться на просьбу Порты». Благородный лордъ былъ неумолимъ. Тогда Порта увидѣла, въ какое положеніе она попала, но тѣмъ не менѣе только черезъ 3 мѣсяца послѣ того обратилась къ Россіи съ просьбою о помощи. «Великобританія, сказалъ министръ, не сожалѣетъ о томъ, что Россія оказываетъ кто пособіе. Напротивъ,

 

 

454

 

Великобританія очень ряда, что Турція когда хотя гдѣ нибуть найдти дѣйствительную поддержку» (Палата общинъ 17-го марта 1834). «Конечно если бы Англія сочла удобнымъ вмѣшаться, то движеніе египетской арміи было бы остановлено, и тогда не было бы надобности призывать русскія войска». (Палата общинъ 11-го іюля 1833). Англія не вмѣшалась потому, что не смотря на побѣды Ибрагима, формальная просьба о пособіи Англіи послѣдовала только 3-го ноября 1832. «Но ужели, спросилъ сэръ Робертъ-Пиль 17-го марта 1834, министерство такъ мало знало о происшествіяхъ на Востокѣ, что сочло нужнымъ дожидаться формальной просьбы?» Попытку дѣйствовать на египетскаго пашу министръ считалъ неприличною, ибо: «война происходила у государя съ его подданнымъ. Такъ какъ этотъ государь находится въ союзѣ съ Англіей, то было бы недобросовѣстно входить въ какія либо сношенія съ пашею» (Палата общинъ 28-го августа 1833 г.). Но въ 1832 году это не помѣшало благородному дорду условливаться съ «мятежнымъ подданнымъ» безъ согласія его государя въ нѣкоторыхъ торговыхъ сдѣлкахъ и аккредитовать при мятежникѣ консуловъ и дипломатическихъ агентовъ. Дѣйствитедьно, 4-го февраля 1834 г. глава тогдашняго кабинета, графъ Грей объявилъ въ верхнемъ парламентѣ: «что въ то время Англія состояла въ обширныхъ торговыхъ связяхъ съ Мегметомъ-Али и не хочетъ ихъ разстроивать, чтобы не повредить своимъ интересамъ». Да и флотовъ у Англіи не оставалось тогда свободныхъ для пособія Турціи. Англійскіе флоты стояди въ устьяхъ Дуеро и Тахо, и занимались блокадою Шедьды, дабы повсюду «обезпечить конституціонную свободу». «Англія не имѣла ни одного свободнаго корабля» (Палата общинъ 11-го іюля 1833 г. и 17-го марта 1834 г.). Но Порта не имѣла даже надобности въ матеріальномъ пособіи Англіи. Лордъ Кодрингтонъ, побѣдитель при Наваринѣ, сказалъ 20-го апрѣля 1836 г. въ нижнемъ парламентѣ: «Мегметъ-Али однажды уже испыталъ силу нашихъ представленій, когда отъ него требовали, чтобы онъ вывелъ свои войска изъ Мореи. Хотя въ то время Порта предписала ему, подъ страхомъ казни, не смотря ни на какія представленія, не выводить свои войска изъ Мореи, однако онъ уступилъ наконецъ и вывелъ свои войска». 4-го февраля 1834 г. герцогъ Веллингтонъ сказалъ слѣдующее: «если бы въ 1832 или 1833 г. Мегмету-Али объявили, чтобъ онъ не смѣлъ продолжать войну въ Сиріи и Малой Азіи, то этимъ война была бы кончена и мы не подверглись бы опасности допустить, чтобы Русскій императоръ послалъ свои войска и флотъ въ Константинополь». По странному случаю

 

 

455

 

въ то время Англія не имѣла въ Константинополѣ посланника. «Если была когда либо страна, сказалъ лордъ Магонъ въ нижнемъ парламентѣ 20 апрѣля 1836 г., гдѣ вѣсъ и положеніе посланника могли бы принести пользу, или если было когда либо время, въ которое этотъ вѣсъ и это положеніе могли бы быть съ выгодою употреблены, — то эта страна была Турція, и это время тѣ 6 мѣсяцевъ, которые предшествовали 8-му іюля». Сэръ Стратфордъ Каннингъ выѣхалъ изъ Константинополя въ сентябрѣ 1832 г. Лордъ Понсонби, находившійся тогда въ Неаполѣ, былъ назначенъ ему въ преемники въ ноябрѣ мѣсяцѣ. «Затрудненія, встрѣченныя распоряженіями, которыя были нужны для его переѣзда (хотя для посла держался на готовѣ военный корабль) и неблагопріятное состояніе погоды не дозволяли ему прибыть въ Константинополь до исхода мая 1833 г.» (Палата общинъ 17-го марта 1834 г.). Сверхъ того министръ не имѣлъ никакихъ поводовъ опасаться занятія Босфора Русскими: «онъ съ своей стороны считалъ сомнительнымъ, чтобы въ русскую политику входило предположеніе раздѣлить Оттоманскую имперію» (Палата общинъ 14-го Февраля 1839 г.). Да и русская нація не была бы этимъ довольна. Министръ сомнѣвался: «чтобы русская нація была подготовлена перенести пунктъ тяготѣнія своего могущества, свою столицу и средоточіе властей въ южныя провинціи, а это было бы неминуемымъ слѣдствіемъ завоеванія Россіей Константинополя» (Палата общинъ 11-го іюля 1833 г.). При томъ для безопясности Турціи существовало еще и другое обезпеченіе: «честь и прямодушіе Россіи». «Къ этой чести, къ втому прямодушію министръ питалъ полное довѣріе. Русское правительство, оказывая султану пособіе, этимъ самымъ уже обязалось не злоупотреблять своимъ могуществомъ» (Палата общинъ 11-го іюля 1833 года). Даже 17-го марта 1834 г., когда Ункіаръ-Скелешскій договоръ былъ уже фактомъ совершившийся, министръ объявляхь: «что онъ и товаршци его не обманулись, довѣряя Россіи».

 

96. Mémoires pour servir à l'histoire de mon temps, par M. Guizot; t. V, chap. XXVIII, XXXI et XXXII; t. VI, ch, XXXV. Acht Wochen in Syrien. Ein Beitrag zur Geschichte des Feldzuges 1840. Stultg. und Tübingen, 1841; s. 155 in—8. Die orientalische Frage und ihre Lösung aus dem Gesichtspunkte der Civilisation, von Fr. Schott; Leipzig, 1839; 164 s. in—8.

 

97. Воспоминанія Ф. П. Фонтона; т. II, стр. 252—254.

 

98. Le seconde Empire et une nouvelle restauration, par Charles Dunoyer. Londres. 1864; t. I, p. 239—253. Война съ Турціей и

 

 

456

 

разрывъ съ западными державами въ 1853 и 1854 годахъ, Е. Ковалевскаго; Спб., 1868; стр. 11—28.

 

99. Le seconde Empire, par Ch. Dunoyer; t. I, р. 254 —257. Срв. статью Е. Ковалевскаго: Путевыя записки о славянскихъ земляхъ, въ «Русской Бесѣдѣ» за 1859 годъ. кн. V. смѣсь, стр. 1—38. Авторъ такъ говоритъ о тогдашнихъ отношеніяхъ между Россіей и Австріей: «то было въ ту эпоху, когда отношенія наши къ Вѣнскому двору дошли до крайныхъ предѣловъ дружбы, далѣе которыхъ не могли идти, и потому, какъ неестественно судорожно натянутыя, должны были или мало по малу ослабляться или внезапно и нежданно оборваться въ скоромъ времени».

 

100. Le seconde Empire, par Ch. Dunoyer, t. 1, р. 258—294. Война съ Турціей и разрывъ съ западнымп державами, Е. Ковалевскаго; стр. 44—46. La Russie et ses accusateurs dans la question d'Orient, par L. D’Estramberg; Neuchatel, mars 1854; Réimprimé à St. Phg., avril 1854. Actenstücke zur orientalischen Frage, von I. von Jasmund. B. I; Berlin, 1855.

 

101. Sammlung der hinlerlassenen politischen Schriften des Prinzen Eugen von Savoyen. Sluttg. und Tübingen. 1817; BN, s. 142—143. Geschichte des russischen Staates, von Ern. Herrmann; B. VI (Gotha, 1860): s. 33—35, 459—465. Воспоминанія Ф. П. Фонтона: т. II, стр. 110-111.

 

102. Diplomatische Geschichte der orientalischen Frage, von Chr. Fr. Wurm; Leipz., 1858. s. 379—430.

 

103. Das türkische Verhängniss und die Groszmächte. Historisch-politischer Beitrag v. Franz Schuselka. Leipzig, 1853; s. 105—141. De la neutralitè de l'Autriche dans la guerre d'Orient, par un Européen. Paris. 1854: p. 53—137. Австрійскіе государи всегда были проводниками Германизма на Востокѣ. Такъ Іосифъ II писалъ прусскому королю отъ 12 янв. 1788 года: «J'éspère que V. M, ne méconnaitra pas la legitimité de mes prétentions, et qu'elle ne sera pas moins mon ami, quand même je germaniserai quelques centaines de milliers d'Orientaux«. Hormayr, Lebensbilder aus dem Befreiungskriege; Jena, 1844; Bd. III, s. 11—12. Во время Восточной войны Австрія стремилась къ тому же.

 

104. Mémoires pour servir à l'histoire de mon temps, par M. Guizot, t. VII, ch. YXII, p. 264—282. Russlands Politik und die Donaufürstenthümer, von General C. L. Graf Ficquelmont; Wien, 1854. — Вотъ какія извѣстія встрѣчаемъ объ отношеніяхъ Болгаръ къ Русскимъ во время Восточной войны. Въ сочиненіи г. Алабина

 

 

457

 

(Походныя записки въ войну 1853, 1854, 1855 и 1856 годовъ. Вятка, 1861; 2 части):

 

«Получивъ разрѣшеніе начальника отряда, полковникъ Бибиковъ, посадивъ охотниковъ на три лодки, отправился съ ними въ Туртукай, на берегу котораго всѣ жители встрѣтили его съ распростертыми объятіями; священникъ вышелъ съ крестомъ въ облаченіи; старики поднесли хлѣбъ соль. Встрѣча была полна восторга: Болгары цѣловали нашихъ солдатъ, какъ родныхъ братьевъ; угощали виномъ, хлѣбомъ, рыбою; кричали, что насталъ часъ ихъ освобожденія отъ проклятаго ига, что явись опять Турки, то они всѣ пойдутъ съ нами противъ своихъ утѣснителей и лучше умрутъ всѣ, чѣмъ позволятъ имъ опять водвориться въ Туртукаѣ. Болгары только просили ружей, пороху и свинцу и предложили помогать намъ въ занятіи передовыхъ постовъ. Обойдя городъ и выставивъ въ необходимыхъ мѣстахъ пикеты, Бибиковъ предложилъ жителямъ снарядить годныя суда и лодки и помочь нашей переправѣ. Мигомъ всѣ бросились къ берегу и въ тотъ же день отъ Туртукая отчалила флотилія, вскорѣ забравшая на острову весь І-й батаіьонъ Охотцевъ, который вмѣстѣ съ полусотнею казаковъ и составилъ гарнизонъ Туртукая. По пріѣздѣ въ Ольтеницу, я немедленно посѣтилъ Туртукай. Какое отрадное чувство волновало мою душу, когда я выскочилъ изъ лодки въ толпу радушныхъ Болгаръ! Каждаго изъ насъ здѣсь встрѣчаютъ какъ друга, какъ гостя дорогаго. Старики, дѣти, съ гордостію и торжествомъ нашили себѣ на груди и на шапки бумажные кресты, другіе, менѣе осторожные, выстригли это святое знаменіе на своихъ бараньихъ шапкахъ. Мы понимаемъ рѣчь здѣшнихъ жителей: они понимаютъ нашу. Народъ этотъ не то, что чуждые намъ совершенно и враждебные (въ душѣ) Валахи: нѣтъ, на всякомъ шагу видишь, что эти исконные наши друзья готовы съ нами и за насъ положить свой животъ, раздѣлить нашу судьбу, зная, что кромѣ стремленія принесть имъ благо и счастіе, у насъ для нихъ нѣтъ другихъ желаній. Въ Болгарахъ заключаются всѣ элементы, необходимые народу, чтобъ достичь высшихъ мѣстъ въ судьбѣ человѣчества.... Не смотря на многовѣковыя страданія, подъ тяжкимъ магометанскимъ игомъ, Болгары сохранили во всей чистотѣ свои нравы, образъ жизни, чистую вѣру отцевъ, что даетъ имъ право на лучшую будущность. Болгарія колыбель нашей народности; : колыбель нашей вѣры, бросившей изъ Болгаріи первые лучи на нашу землю; — колыбель нашего языка. Не обязаны ли послѣ того мы отплатить ей возвращеніемъ ея языку и ей должныхъ правъ, воскрешеніемъ ея вѣры въ первобытномъ блескѣ и животворной лучезарности!

 

 

458

 

— Толпы Болгаръ являются къ вамъ въ гости на островъ. Полковникъ Бибиковъ далъ сегодня блестящій обѣдъ офицерамъ отряда, на берегу острова, обращенномъ къ Туртукаю, подъ навѣсомъ густо разросшихся деревъ. Болгаръ, пришедшихъ толпмии, щедро угощали виномъ и водкою, музыка гремѣла цѣлый день; эти добрые люди въ восторгѣ отъ Русскихъ» (часть I, стр. 173—174).

 

«Сегодnя мы устроили въ Туртукаѣ торжество, которое вѣчно останется незабвеннымъ для его жителей. Вчера еще мы имъ объявили, что хотимъ въ ихъ бѣдной церкви отслужить обѣдню и благодарственное молебствіе за переходъ нашъ черезъ Дунай, здѣсь въ Туртукаѣ. Они приняли это предложеніе съ восторгомъ. Часовъ въ 9 утра, начальникъ отряда съ большою свитою, всѣ въ полныхъ мундирахъ, отправились въ Туртукайскую церковь, окруженные всѣмъ городскимъ населеніемъ, въ праздничныхъ костюмахъ съ букетами цвѣтовъ и душистыхъ травъ въ рукахъ. Храмъ едва отличается отъ обыкновенныхъ домовъ, съ небольшимъ деревяннымъ крестомъ на одномъ углу зданія, крытаго дранью; храмъ углубленъ въ землѣ, мрачный, темный.... но онъ просвѣтленъ сегодня, просіявъ новымъ свѣтомъ торжества и славы. Входъ въ храмъ, окруженный тѣсною толпою надгробныхъ крестовъ (особенной формы съ болгарскими надписями), между которыми мы тщетно искали могилъ суворовскихъ героевъ, усердными жителями былъ весь убранъ бѣлыми и красными розами; то же убранство, смѣшавное съ вѣтвями душистой ивы, давало необыкновенный видъ внутренности храма, напояя его благоуханіемъ. Посреди висѣла древняя хрустальная люстра, десятки лѣтъ уже не бывшая въ храмѣ и находившаяся на сохраненіи у одного изъ жителей, такъ же какъ нѣсколько серебряныхъ лампадъ, теперь пылавшихъ передъ мѣстными иконами и напрестольный серебреный крестъ старинной работы, сказываютъ, нѣкогда привезенный изъ Шумлы. Нѣсколько небольшихъ образовъ отличнаго византійскаго письма отчищены священникомъ для этого дня отъ толстаго слоя пыли и покрытые масломъ будто чудесно обновились, довершая обновленіе храма, сегодня совершившееся. Жители наполняли церковь; впереди стояли мужчины, женщины — сзади. Едва генералъ вступилъ на церковный порогъ, какъ раздался надъ церковью благовѣстъ. Присутствующіе Болгары упали на колѣни; многіе зарыдали; многіе подняли руки къ небу, будто этотъ благовѣстъ несся отъ самаго престола Бога Живаго; будто благовѣстъ этотъ, отъ вѣка здѣсь не раздававшійся, нарочито теперь стоялъ надъ сонмомъ молящихся, вѣщимъ голосомъ своямъ на вѣки заглушаа стоны рабства христіанскаго народа,

 

 

459

 

ропотъ страданія цѣлыхъ племенъ, которымъ сильный мечемъ Оттоманъ ставилъ въ позоръ исповѣданіе истины! Колоколъ пожертвованъ владѣдьцемъ Георгіемъ изъ Кирноджи, а наши плотники въ одну ночь соорудили вышку, замѣнявшую колокольню. Литургія совершалась нашимъ свяшенникомъ. Болгаре молились усердно, когда провозглашалось августѣйшее имя нашего Государя. Многіе Болгары во время богосдуженія клали земные поклоны. Прекрасное служеніе нашего священиика, его богатое облаченіе, драгоцѣнное Евангеліе и утварь, нами принесенныя съ собою, согласное пѣніе нашего клира — все это вмѣстѣ взятое произвело необыкновенное впечатлѣніе на Болгаръ; все имъ казалось такъ ново, такъ дивно хорошо, что въ совершающемся предъ ихъ глазами они видѣли знаменіе небесной къ нимъ благости, особенной милости Творца вселенной, который внялъ наконецъ теплымъ мольбамъ милліоновъ народа, воскресилъ ихъ церковь, въ подобающемъ ей величіи; позволилъ имъ быть людьми, вступить въ среду человѣчества, за вѣка ихъ тяжкаго рабства, гоненій, позора, даровалъ имъ новую жизнь. Болгары думали, что со вступленіемъ нашимъ въ ихъ предѣлы, настанетъ для нихъ золотой вѣкъ и сегодняшній день являлся достойнымъ началомъ этихъ давно желанныхъ дней. По окончаніи богослуженія при радостныхъ звукахъ нашего колокола, мы вышли изъ церкви, окруженные Болгарами: они смотрѣли на насъ съ какимъ-то благоговѣніемъ, съ особенною сердечною любовію, и провожали насъ до самыхъ лодокъ, между тѣмъ какъ колоколъ не умолкалъ, будто благовѣстъ самой земли Болгарской, въ услышаніе міру гремящей радость народа въ первый день его освобожденія» (стр. 178—179).

 

— «Болгары, намъ преданные, ревностно желали драться за насъ и въ нашихъ рядахъ, просили только оружія и пороху. Мы раздади нѣсколько фунтовъ пороху, ружей и пуль. Въ бóльшемъ количествѣ раздавать оружіе мы не могли и представили это обстоятельство на разрѣшеніе главнокомандующаго, но едвали это будетъ разрѣшено, потому что вооруженіе жителей было бы возможно и могло бы имѣть рѣшительные результаты только тогда, если бы мы шли впередъ и страна, нами вооруженная, была бы занята нашими отрядани на значительномъ пространствѣ. Между прочимъ Болгары указали намъ значительные запасы разныхъ продуктовъ, принадлежавшихъ турецкому провіантскому магазину и приготовленныхъ для квартировавшихъ здѣсь войскъ: пшеницу, ячмень, соль, маисъ, печеный хлѣбъ. Конечно всѣ эти запасы были забраны нами и раздѣлены между войсками нашего отряда — уравнительно» (стр. 180).

 

 

460

 

— «Едва мы успѣли занять позииію, какъ жители Калопетры толпами посѣтили насъ и принесли намъ разныхъ гостинцевъ, ни подъ какимъ видомъ не соглашаясь взять за нихъ деньги. Священникъ принесъ меду и пшеничнаго хлѣба, а другіе предлагали намъ молоко, сыръ, вино въ длинныхъ кувшинахъ. Священникъ съ восторгомъ прочелъ нашу прокламацію, краснорѣчиво написанную на болгарскомъ языкѣ, и, кончивъ чтеніе, съ любовью поцѣловалъ листокъ. Мы снабдили священника кучею экземпляровъ этой прокламаціи для распространенія между окрестными жителями, не перестающими приходить къ намъ въ Калопетри узнать, что дѣлается въ ихъ сосѣдствѣ, на театрѣ борьбы. Эта прокламація, напечатанная по болгарски нашими, церковными буквами, безъ титлъ, на восьмушкахъ бѣлой бумаги, была подписана генералъ-фельдмаршаломъ княземъ Варшавскимъ, графомъ Паскевичемъ Эриванскимъ, безъ означенія мѣста и времени изданія. Вотъ ея содержаніе:

 

«Нашимъ единовѣрнымъ братьямъ, що живеятъ въ турскы-тѣ областы. По волѣ господаря, Императора Всероссійскаго, азъ вступихъ съ Его побѣдоноснымъ и христолюбивымъ воинствомъ, въ страну, гдѣ вы живете, не какъ врагъ, не съ цѣлію завладѣть вами, но съ крестомъ въ рукѣ, со святымъ знаменіемъ для богоугодной цѣли, ради коей мы рѣшились на подвигъ. Единственная цѣль моего Благовѣрнаго и Всемилостивѣйшаго Государя защитить Христову церковь, защитить васъ, ея православныхъ чадъ, попранныхъ отъ бѣсны-тѣ врагове. До нынѣ русская кровь не разъ за васъ проливалась и, съ Божьяго благоволенія, не тщетно проливалась. Этою кровью напоены права, добытыя нѣкоторыми изъ вашихъ братій, ихъ жизнь уже не такъ стѣснена какъ ваша. Пришло время и вамъ братья христіане, добыть себѣ права и не на словахъ только, а на дѣлѣ. И такъ да вѣдаетъ каждый изъ васъ, что у Россіи одна цѣль: оградить святую церковь, общую нашу матерь и ваше существованіе, чтобъ никто не смѣлъ произвольно васъ угнетать или притѣснять. Братья во имя Христа воскресшаго на избавленіе человѣчества! Идите, да соединимся на общій подвигъ за вѣру и за ваши права. Свято наше дѣло. Богъ за насъ — Онъ намъ поможетъ!» (стр. 204—205).

 

105. Aktenstücke zur Orientalischen Frage, von Jasmund. Bd. II, s. 214—216. Annuaire des deux Mondes pour 1853—1854; p. 706—713.

 

106. Das serbische Volk in seiner Bedeutung für die orientalische Frage und für die europäische Civilisation. Eine Denkschrift. Leipzig

 

 

461

 

1853; s. 1—64. Das Staatsrecht des Fürstenthums Serbien, von E. I. von Tkalac. Leipzig, 1858; s. 278—280.

 

107. Die Beziehungen Oesterreichs zu den Donaufürstenthiimern in den Jahren 1854—1857, von Alfons Graf Wimpfen, въ Oesterreichische Revue, 1864; B. III, s. 222—235.

 

108. Изъ рукописныхъ источниковъ.

 

109. Статья Вимпфена въ Oesterreichische Revue, 1864; B. IV, s. 240—248.

 

110. Прилог за повѣстницу разних заведених у Србіи, нарочито артиллѣрійскогъ, одъ времена владе Александра Карадёрдевича, у оно време одъ едног очевидца списан, въ Сборникѣ I. Хаджича: Огледало Србско, св. 4, стр. 101—112. Oesterreichische Revue, 1864; B. IV, s. 248—255.

 

111. Verhandlungen und Beschlüsse der Deutschen Bundesversammlung in der orientalischen Angelegenheit mit den dazu gehörigen Aktenstücken. Leipzig, 1855. — Russland, Deutschland und die östliche Frage, von G. Diezel. Stuttgart, 1853. — Die östliche Frage, mit besonderer Rücksicht auf Deutschland, von K. Hagen. Frankfurt a. M., 1854. — Deutschland und die orientalische Frage. Nürnberg, 1855.

 

112. Aktenstücke zur Orientalischen Frage, von J. von Jasmund; B. II, s. 216—219.

 

113. Протоколы вѣнской конференціи см. въ Aktenstücke zur Orientalischen Frage, von J. von Jasmund; Вd. II, s. 81—200, 324; а также: Дѣланя бечке конференціе у званичнымъ актама (прилогъ къ «Сербскимъ Новинама»). У Београду, 1855. 104 стр. in. 8. Протоколы парижскаго конгресса у Ясмунда ч. II, стр. 363—473. Отношенія Россіи и Франціи къ вопросу о святыхъ мѣстахъ и національной перкви на Востокѣ, отношенія Англіи къ Восточному вопросу вообще и значеніе гатти-гумаюна 6 (18) Февр. 1856 года подробно разсмотрѣны, въ сочинейіи: Die Reformen des Osmanischen Reiches mit besonderer Berücksichtigung des Verhältnisses der Christen des Orients zur türkischen Herrschaft, von F. Eichmann. Berlin, 1858.

 

114. Изъ рукописныхъ источниковъ.

 

115. Србске Новине за 1857 г., №№ 110 и слѣд. приложеній № 31. Также разсказы очевидцевъ.

 

116. Србске Новине за 1858 годъ, №№ 54, 62, 70. Приложеній № 32. Разсказы очевидцевъ.

 

117. Србске Новине за 1858 годъ, съ № 134 до конца года, и за 1859 годъ съ № 1 до 23. Приложеній № 33. Срв. также статью М. Миличевича: Разсказъ очевидца о скупщинѣ, въ Руссков Бесѣдѣ

 

 

462

 

за 1859 г., кн. I, смѣсь, стр. 139 и слѣд.; его же письмо изъ Бѣлграда, въ русской Бесѣдѣ за тотъ же годъ, кн. I, смѣсь. стр. 140—145. Касательно состоянія, въ какомъ Сербія находилась во время изгнанія Кара-георгіевича изъ нея, самыя подробныя свѣдѣнія можно получить изъ книги Ткалаца: Das Staatsrecht des Fürstenthums Serbien. Эта книга, изданная въ томъ же году, когда собралась и свято-андреевская скупщина, представляетъ полную картину сербскаго управленія предъ возвращеніемъ Обреновичей въ отечество, потомъ во многомъ измѣнившагося. Мы же приведемъ здѣсь лишь нѣкоторыя данныя, помѣщенныя въ этой книгѣ. Такъ узнаемъ изъ нея, что внѣшняя торговля Сербіи въ 1856 году пустила въ оборотъ товаровъ на 190 милліоновъ піастровъ (около 11.075.400 талеровъ), изъ коихъ 102.000.000 піастровъ падаютъ на вывезениые изъ Сербіи товары, 63.500.000 на ввезенные и 24.500.000 на шедшіе транзитомъ. Школьный фондъ къ концу 1856 г. достигъ до 67.300 дукатовъ, т. е. 214.800 талеровъ; расходовъ въ послѣдній годъ было на 15.400 талеровъ, приходовъ на 56.700. Бюджетъ Сербіи на 1857 годъ былъ такого рода. Расходы шли на: 4) содержаніе князя 85.714 талеровъ; 2) подать Портѣ 106.153 (по курсу); 3) даръ константинопольскому патріарху 409 талеровъ; 4) содержаніе Совѣта 53.614; 5) княжеская канцеляріа 30.584; 6) попечительство внутреннихъ дѣлъ 847.030 (въ томъ числѣ на войско шло 172.000 талеровъ); 7) попечительство правосудія 142.766; 8) попечительство народнаго просвѣщенія и духовныхъ дѣлъ 88.751; 9) попечительство финансовъ 211.876 (въ томъ числѣ на рудники и заводы 146.049) талеровъ. Въ приходы поступало съ: 1) государственныхъ имуществъ и проценты съ положенныхъ въ ростъ капиталовъ 39.500 талеровъ; 2) регалій на 188.000 (въ томъ числѣ почтовыхъ доходовъ на 16.000, съ рудниковъ 64.000): 3) податеі на 894.400 и 4) таможенныхъ доходовъ на 216.700 талеровъ. Въ Сборникѣ Іов. Хаджича «Огледало Србско», въ св. 4, стр. 112, сказано, что при удаленіи изъ Сербіи въ 1842 году Михаила Обреновича въ государственной кассѣ находилось на лицо 17.413.603 піастра. При Кара-георгіевичѣ выдано: на Майданъ-пекъ 10.525.543: на покупку имѣній 8.235.400; на военные припасы 6.019.400; на оружейный и пушечный заводъ 1.910.986; на конскій заводъ 591.112 піастровъ; всего же на чрезвычайные расходы употреблено 27.252.441 піастръ. При удаленіи Кара-георгіевича въ той же кассѣ было на лицо и векселяхъ 19.005.772. піастра. Касательно же того, во что обошелся Сербіи переворотъ, низвергнувшій Михаила Обреновича и возведшій на его мѣсто Александра Кара-Георгіевича, мы имѣемъ

 

 

463

 

слѣдующія свѣдѣнія: «Трошкови о народныомъ вольненію августа 18-го 1842 г. пакъ до 25 августа 1843 г. ове године. Слѣдуютье исплатьено изъ попечительства финансіе:

 

1) Князъ Михаило полазети у Крагуевацъ противъ г. Вучича потрошіо е. . . . 2.720 дуката цесар.

 

2) На Врачару простимъ войницыма у логоръ, месо, ечамъ, сено, дрва, лебъ, чанцы, донцы, кашике, тестіе и прочая . . . . . 15.680 »

 

3) Войницыма и офицырама учинѣна награда. 7.000 »

 

4) Лицама заслуженимъ у народу преко г. Вучича 2.875 »

 

5) Гонѣнимъ трговцыма и прочим видинліяма. 3.272 »

 

6) Накнада учинѣна некимъ старешинама и страдалцыма 1.710 »

 

7) Кіамиль-паши бившемъ Београдскомъ валіи. 5.000 »

 

8) Шекипъ-Ефендіи комисару портиномъ. . 5.000 »

 

9) Еминъ-Ефендіи за бератъ, кромѣ князь шта му є дао 2.000 »

 

10) Кіамилъ-пашиномъ Миралаю, Диванъ-Ефенди, драгоману. 800 »

 

11) Шекипъ-Ефендинимъ момкомѣ . . . . 100 »

 

12) Секретару изъ Беча у посланичество Порте, са орденом князу 200 »

 

13) Рифатъ-паши у Бечу (500), Акифъ-Ефенди (200) 700 »

 

14) Богороди-Стефанічу у Цариградъ преко Алексе 1.000 »

 

15) Стражарама у Београдъ око топова, касарне и Дунава 10.940 »

 

16) Диюрне на две скупщтине у Топчидеръ и Крагуевацъ 7.000 »

 

17) За писмо нѣговомъ величеству императору Николаю преко Беча 100 »

 

18) Князъ Александеръ путоваюти у два путъ по народу 2.000 »

 

_______________

Итого: 68.097 цесарски дуката (215.550 талеровъ) ».

 

 


 

ПОЯСНЕНІЯ КЪ 1-ой ЧАСТИ:

 

 

Стр. 28—31. «Записка Стефана Стратимировича, православнаго Сербскаго и Валахійскаго народа митрополита, въ Угорскомъ королевствѣ сущаго, представленная чрезъ посредство русскаго протоіерея А. А. Самборскаго государю императору Александру Павловичу въ 1804 году, объ освобожденіи Сербскаго народа вообще», была въ болѣе подробномъ видѣ напечатана въ «Чтеніяхъ въ Имп. Обществѣ Исторіи и древностей россійскихъ» за 1868 г. кн. I; отд. V, стр. 238—256. Въ предисловіи къ ней тоже говорится, ,что «князь Адамъ Черторыйскій, разумѣется, прочитавъ сужденіе православнаго митрополита о Полякахъ и Езуитахъ, изложенное въ его Запискѣ, не могъ дать ей дальнѣйшаго хода, и потому возвратилъ ее въ подлинникѣ Самборскому, даже съ самымъ русскимъ извлеченіемъ изъ нея».

 

Стр. 247. По увѣренію Кюнибера, нѣкоторые изъ Сербовъ видѣли, въ согласіи императора Николая I на оставленіе Турокъ въ Бѣлградѣ и послѣ Адріанопольскаго мира, желаніе склонить Порту такою уступкою къ заключенію Балта-Лиманскаго договора, о которомъ шла тогда рѣчь. Здѣсь они разумѣли константинопольскій договоръ, заключенный 9 (21) іюля 1832 въ Кутахіи, селеніи лежащемъ въ окрестностяхъ Константинополя и сосѣднемъ съ селеніемъ Балта-Лиманъ. Подъ именемъ же собственно Балта-Лиманскихъ договорогь болѣе извѣстны, торговый договоръ между Россіей и Турціей, подписанный 18 (30) апрѣля 1846, и конвенція о занятіи Румынскихъ княжествъ русскими и турецкими войсками, подписанная (1-го мая) 1849 года.