Славяне в древности. Культурно-исторический очерк

Николай Севастьянович Державин

ЧАСТЬ II. ПЕРВЫЕ ГОСУДАРСТВЕННЫЕ ОБРАЗОВАНИЯ У СЛАВЯН И ИХ ИСТОРИЯ В ДРЕВНОСТИ (VII—XI в.в.)

 

Глава I. Государство Само (623—658)  165

Глава II. Чехия и Моравия  167

§ 1. Великоморавское княжество (818—906)  167

§ 2. Богемское княжество (874—1041)  176

Глава III. Польша (870—1138)  182

Глава IV. Первое болгарское царство (679—1018)  191

Глава V. Сербия и Хорватия (IX—XII вв.)  207

 

 

 Глава I.

ГОСУДАРСТВО САМО (623-668)

 

В середине VI в. (558 г.) в приазовско-каспийских степях впервые выступает в истории кочевой народ авары, или вары, известный киевскому летописцу под именем обры. Заключив союз с аланами, авары отправили посольство в Византию с предложением римской державе своих дружеских услуг в качестве союзников и защитников ее от врагов, каких у этой державы было не мало среди северных варваров и к каким принадлежали, в частности, и савиры. В этих переговорах с Византией авары имели, между прочим, в виду получить на Византийской территории землю для поселения и кочевья. Византийское правительство, никогда не пренебрегавшее случаем купить себе дружбу того или иного из варварских племен, благосклонно приняло посольство авар и предложило им для поселения территорию в Посавской Паннонии (между реками Савой и Дравой). После этого авары, выполняя свои союзнические обязательства перед Византией, разбили своих соседей с запада—савиров, одного из враждебно настроенных к Византии варварских народов Прикавказья, нанесли удар утургурам и, заключив союз с болгарами-кутургурами, напали на антов, о чем было сказано выше. Покорив антов, авары ушли на запад, где в начале 60-х годов заняли указанную им византийцами территорию, составлявшую славянскую область Сирмиум (впоследствии Срем), а затем, истребив, по договору с лангобардами, гепидов в 568 г., заняли вместе со своими союзниками, болгарами-кутургурами, всю славянскую Паннонию, откуда затем производили беспрерывные разорительные набеги на Византийскую территорию, став для нее, как и для других соседних народов, и в первую очередь—для славян, злейшим и опаснейшим врагом. Насилья аваров над славянами в VI, VII и VIII вв. нашли отзвук у киевского летописца в словах:

 

165

 

 

«Сиже обри воеваша на словены и насилие творяху женам дулебьскым: аще поехати будяши обрину, не дадяше впрячи ни коня ни волу, но веляше впрячи 3 ли 4 ли 5 ли жен в телегу, и повести обрина; и тако мучаху дулебы. Быша бо обри телом велици, а умом горди, и бог потреби я, и помроша вси, и не остася ни едни обрин; и есть притча в Руси и до сего дне: погыбоша аки обри, ихже несть ни племене, ни наследка». [1]

 

Насилуемые аварами, паннонские, чешские и моравские славяне в 623 г. восстали против своих угнетателей. Во главе восстания стоял или же был одним из наиболее активных его участников, некто Само. Ему удалось объединить для отпора аварам ряд соседних чешских и паннонских славянских племен в союз племен, и Само был избран славянами в короли (dux). Так были заложены основы первого славянского государства на западе, но ему не удалось окрепнуть и вырасти в подлинную государственную организацию. Под руководством Само славяне, тем не менее, с успехом расправились с аварами и сбросили с себя их тяжелое иго, вели борьбу с франками и разбили армию франкского короля Дагобера. [2]

 

В 658 г. Само умер и с его смертью распалось и начинавшее складываться организованное им государственное объединение группы западно и южно-славянских племен. Центром державы Само была Чехо-Моравия, а его столицею, как предполагают, уже известный нам Вышеград (Градище) на р. Мораве.

 

Франкская хроника VII в., известная под именем летописи Фредегара, говорит о Само, что он был родом франк, что он собрал вокруг себя значительное число торговцев и отправился с ними к славянам-венедам с торговыми целями.

 

В это время славяне восстали против авар, и Само присоединился к ним. Между тем, названное выше сочинение IX в. De conversione и пр. Зальцбургского анонима (Anonimus Salisburgensis) называет Само славянином. Исследовавший специально этот вопрос чешский историограф Фр. Палацкий пришел к заключению, что Само был славянин, родом из племени велетов; около 622 г. этому племени угрожало подчинение владычеству франков и, чтобы не подчиняться чуженациональному владычеству, Само ушел со своим родом к чехо-моравским славянам, где быстро приобрел широкую популярность. [3]

 

Повидимому, Само был энергичным и предприимчивым человеком, с хорошими организаторскими способностями, чем и объясняется и его оппозиция против франкского наступления на велетов и быстрые успехи его в Чехо-Моравии.

 

 

1. А. А. Шахматов. Повесть временных лет. II. 1916, стр. 11.

2. См. De conversione Bagoariorum et Carantanorum libelius, IX в. (871 г.).

3. Fr. Palacki, Ueber den Chronisten Fredegar und seine Nach richten von Samo. «Jahrbücher des böhmischen Museums», 1830.

 

166

 

 

 

 Глава II

ЧЕХИЯ И МОРАВИЯ

 

§ 1. ВЕЛИКО МОРАВСКОЕ КНЯЖЕСТВО (818—906)

 

После распада во второй половине VII в. западно-славянского государства Само часть чехо-моравских племен оказалась данниками Западно-Римской империи, хотя по существу и не входила в ее состав. После же распада монархии Карла Великого в IX в. эта группа племен (союз племен), освободившись вместе со своею территорией от даннических обязательств, приобретает независимость и вырастает в государство во главе с князем Моймиром (818—846), первым исторически засвидетельствованным князем Великоморавии.

 

Моймир расширил границы Великоморавского государства на восток, объединив под своею властью соседние славянские племена, и в 830 г. изгнал из Нитранской области (район современной Словакии между Дунаем и Троном) князя Прибину. Изгнание Прибины из Нитры стояло, повидимому, в связи с натянутыми в правление Моймира чешско-немецкими отношениями, которые вызывались стремлениями восточнофранкских или немецких государей политически подчинить себе Чехию. Прибина усердно поддерживал миссионерскую деятельность франкских князей, разрешив им, будучи сам язычником, основание солноградским архиепископом Адалрамом костела в Нитре, т. е. постоянной немецкой агентуры в самом центре Моравии. В враждебных отношениях Моймира к Прибине сказалась борьба Моймира против подчинения Чехо-Моравии в церковном отношении франкам, за которым стояла, несомненно, и зависимость политическая, т. е. борьба за церковную независимость Великоморавии.

 

Изгнанием Прибины из Нитры Великоморавская держава Моймира расширила свои владения на угорских славян вплоть до р. Трона, где южною границей ее был Дунай.

 

167

 

 

Прибина же после своего изгнания из Нитры нашел себе приют у паннонского маркграфа Ратбода, где принял христианство. Позже Людовик немецкий дал ему в ленное владение часть Нижней Паннонии у р. Салы, впадающей в Блатенское (Балатон или Платтен) озеро (847), и Прибина стал вернейшим прозелитом христианского культа и преданнейшим другом франков, основал город Мосбурк (теперь Шалавар) и строил костелы.

 

Между тем Людовик, на долю которого при разделе Франкской монархии по Верденскому договору 843 г. выпала восточная часть, устремил теперь свои взоры на соседних славян, и на первых порах его усилия не были безуспешными. В 845 г. он обратил в христианство 14 чешских воевод, а в 846 г. уже предпринял поход против Моймира, сверг его с престола и посадил на его место его племянника Ростислава. Однако на обратном пути из Моравии чешскими землями франкское войско Людовика потерпело поражение. Такими же неудачами сопровождались и последующие его походы на Чехию, и, ободренный этими успехами чехов, Ростислав тоже решил сбросить с себя франкское иго и занял против Людовика настолько враждебную позицию, что в 855 г. Людовик е огромными силами выступил против Моравии. Ростислав воздержался от боя и укрылся в сильно укрепленный лагерь. Людовик тоже не решился его преследовать и отступил без боя, но в отместку Ростиславу самым беспощадным образом разорил Моравию. На этом, однако, враждебные отношения Людовика к Ростиславу не прекратились, как не прекратились и его антиславянские агрессивные планы, и в 858 г. он стал вновь готовиться к походу на славян. Осуществлению плана Людовика помешало обострение враждебных отношений к нему его брата Карла Лысого и сына Карломана, маркграфа австрийского. Карломан нашел себе поддержку в союзе с Ростиславом, на против этого союза восстал верный вассал Людовика Прибина, питавший самые враждебные чувства к Ростиславу. В ответ на это в 860 или 861 г. мораване вторглись в Нижнюю Паннонию, подвергли ее разгрому и убили Прибину. Место Прибины в «Блатенском княжестве» занял его сын Коцел, враждебно настроенный к франкам и их настойчивой захватнической политике по отношению к Великоморавии.

 

Расправившись в 862 г. с сыном Карломаном и приведя его к повиновению, обеспечив себе, с другой стороны, союзом с болгарским князем Борисом свои юго-восточные границы, Людовик стал готовиться к решительному выступлению против своего злейшего врага Ростислава, который ответил на эта отправкою в том же 862 г. специального посольства в Константинополь к византийскому правительству с просьбой прислать ему учителей.

 

168

 

 

«Наш народ отверг язычество, но мы не имеем учителей, которые наставили бы нас в истинной вере на нашем языке»,

 

— говорили послы от имени Ростислава византийскому императору. Это обращение великоморавского князи к Византии ясно говорит о намерении Ростислава обеспечить себе церковную независимость, связаться с Византией и тем самым обеспечить Великоморавии и независимость политическую. В ответ на просьбу Ростислава византийское правительство командировало к нему в 863 г. двух братьев, уроженцев города Солуни, Константина (Кирилла) и Мефодия. Первый из них был выдающимся по своему времени ученым и вместе с тем испытанным дипломатом, второй—талантливым организатором. С этою моравскою миссией Константина и Мефодия, основоположников и пионеров славянской письменности у славян, создателей славянской азбуки (Кирилл) и переводчиков первых культовых книг с греческого языка на славянский» (древне-болгарский, солунско-македонский) язык, связаны славные страницы в мировой истории Великоморавии. Она становится колыбелью славянской культуры и просвещения, которые затем быстро расходятся отсюда во все стороны славянского мира, проникают к болгарским славянам на полуостров, к западным славянам в Польшу и на восток в Киевскую Русь и всюду создают широкое культурно-просветительное движение на родном славянском языке.

 

Плодотворная деятельность Константина и Мефодия в Моравии продолжалась 3 года и 4 месяца. Константин был занят здесь главным образом литературной и учительской работой, Мефодий—организационной. За время своего пребывания в Моравии они заложили здесь основы независимой от франков национальной церкви на родном для местного населения славянском языке. Но так как церковный вопрос был в это время повсюду прежде всего вопросом политическим, то организацией национальной церковной иерархии и церковного управления с христианским культом по византийскому обряду Ростиславг прежде всего, укреплял политические позиции своей национальной государственности, а своею церковною унией с Византией усиливал ее международное положение обеспечением Моравии политической дружбы с южными соседями, Болгарией и Византией, непосредственно смыкавшимися тогда своими границами с франкской державой. С этого момента политическая борьба Ростислава за независимость Великоморавии с франками заострялась на церковной проблеме, ввиду чего культурно-просветительная и организационная работа солунских братьев в Моравии протекала в исключительно напряженной обстановке борьбы с франкскими-баварскими епископами, имевшими за своею спиною Людовика, и велась она под лозунгом борьбы вновь организованной моравской церкви во главе с Мефодием

 

169

 

 

за национальный (славянский) язык в богослужении и основные принципы христианского культа по восточно-римскому обряду.

 

Борьба эта не замедлила вылиться вскоре в форму вооруженного выступления Людовика против Ростислава. В 864 г. он предпринял тщательно подготовленный поход на Моравию. Поход сопровождался «благословением» римского папы Николая. Переправившись с огромным войском через Дунай у Довины (вероятно, у нынешнего Девина, старой крепости при впадении Моравы в Дунай), Людовик встретился с Ростиславом, и Ростислав принужден был, ввиду значительно превосходящих сил противника, сдаться на условиях, продиктованных Людовиком. Условия эти обязывали Ростислава со всеми его вельможами к верности и преданности королю до конца его жизни. Создавшееся для Великоморавии положение вещей продолжалось до 889 г., т. е. до года общеславянского восстания против Людовика.

 

Культурно-просветительная деятельность солунских братьев не ограничивалась только Моравией. Во время одной из своих поездок в Рим к папе в 867 г. они остановились по дороге у паннонского князя Коцела в Мосбурге (Шалавар) на Блатенском озере, т. е. в районе, населенном тогда словенцами.

 

Коцел радушно принял Константина и Мефодия, усвоил от них славянскую грамоту и поручил им, как говорит легенда, по пятидесяти учеников с тем, чтобы они обучили их чтению славянских книг.

 

После смерти в 869 г. младшего из братьев Константина, последовавшей на 42 году его жизни, культурно-просветительную миссию у западных славян продолжал один только Мефодий с группою своих ближайших сотрудников. С этого же года специальной буллой римского папы Адриана (867—872) славянский язык впервые был санкционирован для западных славян в качестве языка культа. Одновременно с этим, по представлению Коцела и личному докладу Мефодия, римской курией была восстановлена в Среме епископская кафедра, упраздненная в 582 г., когда Срем был захвачен аварами. Карл Великий, освободив Паннонию от аваров, включил эту кафедру в состав солноградского архиепископства, т. е. подчинил ее ведению франкского церковного управления. Вместе с восстановлением сремской кафедры создавался церковный центр обширной паннонско-моравской области; другими словами, Великоморавия получала собственное, независимое от немецкого духовенства церковное управление во главе с Мефодием, в качестве епископа, и с подчинением его непосредственно римской курии. Таким путем упрочивалось политическое положение Великоморавии, которая в борьбе с франками становилась тем самым под протекторат Рима.

 

170

 

 

Как и следовало ожидать, создание независимой славянской церкви на границе баварской державы вызвало протест со стороны баварского епископа. Пасауское епископство питало виды на Моравию, а солноградское архиепископство—на Паннонию. Эги «виды» разгорелись еще больше с тех пор, когда из рук баварского епископата уплыли столь лакомые куски, как Моравия с Паннонией. Пока был жив Коцел, он ревностно поддерживал Мефодия в его организационной работе. Но после его смерти, около 874 г., положение вещей изменилось к худшему. Часть Нижней Паннонии, простиравшейся вплоть до Блатенского озера, с городом Петовией (слав. Птуй), как центром, отходила к сыну Карломана Арнульфу, как Дудлебское графство, в связи с чем эта часть паннонско-моравской епархии отходила в ведение солноградского архиепископа. Что же касается верхней и восточной Паннонии, то после смерти Коцела эти области отошли в ведение князя Нитры Святополка (871—894), который в союзе с Карломаном баварским сверг с Великоморавского престола своего дядю Ростислава и осенью 870 г. выдал его франкам, где он был ослеплен и осужден на пожизненное заключение в монастырь. Однако уже в 871 г. Святополк изменил франкам и, нанеся им поражение, завладел Моравией и утвердился на Великоморавском престоле, признав верховную власть франков. Это, впрочем, не спасло его от мести франков. В том же 871 г. он был арестован франками, увезен из Моравии в г. Регенсбург и предан суду, а франки в это время, захватив Моравию, предавали страну опустошению, чем вызвали восстание мораван против немецкой оккупации. Регенсбургский суд оправдал Святополка, и баварское правительство поручило ему усмирение восставшего народа, пообещав в награду за это вернуть ему его прежние княжеские права. Но Святополк, явившись в Моравию, стал на сторону восставших, разбил немцев и затем в течение ряда лет, вплоть до 874 г., вел с ними в союзе с чехами и полабскими славянами войну, в результате чего, по миру, заключенному с немцами в 874 г. в Форхгейме, был признан независимым князем Моравии.

 

В правление Святополка Моравия достигает значительных успехов, и имя Святополка приобретает широкую популярность не только в Моравии, но и за ее пределами у всех соседних славянских народов. Вторая половина правления Святополка проходит в атмосфере обостренных отношений с немцами, которые несколько раз опустошают Моравию в ответ на опустошительные вторжения Святополка во владения Арнульфа (Нижняя Паннония). Кроме того, правление Святополка отмечено появлением на территории Моравии большого числа немецких колонистов и усилением немецкого влияния.

 

171

 

 

Возможно, что в связи с этою «немецкой» политикой Святополка стоит и его поддержка латинского духовенства, а в связи с этим и неприязненные отношения к Мефодию, который не пользовался его поддержкой и был предоставлен моравским князем собственным силам в обострившейся борьбе с латинским (немецким) духовенством и его притязаниями на моравскую епархию.

 

Против беззащитного старика Мефодия поднялась ожесточенная травля со стороны латинского духовенства, и в конце концов без всяких оснований он был арестован немецкими епископами и сослан в Свабы, где провел в заключении 2 1/2 года в тяжелой обстановке всевозможных лишений и истязаний. Святополк оставался безучастным к судьбе Мефодия. Попытки Мефодия лично связаться с Римом парализовались его врагами, и только случайно узнав из сообщения какого-то Лазаря (предположительно—ученика Мефодия) о судьбе, постигшей Мефодия, папа Иоанн VIII привлек к ответственности епископов, учинивших своевольную расправу над Мефодием. Благодаря вмешательству папы Мефодий был освобожден из заключения, доставлен в Моравию к Святополку, и с этого времени начинается его широкая организационная работа в Моравии и за ее пределами. В 874 г., по сообщению чешского летописца Козьмы, Мефодий обратил в христианство чешского (богемского) князя Боривоя и его жену Людмилу. К этому же времени относятся сношения Мефодия с каким-то повислянским князем язычником, который «силен вельми, седя в Висле, ругашеся христианом и пакости деяше».

 

Между тем преследования Мефодия со стороны франков не прекращались. Они обвиняли теперь Мефодия в ереси, а также в совершении богослужения на славянском языке. Они сфабриковали подложное письмо от папы, требовавшее отстранения Мефодия от дел, но Мефодий настойчиво продолжал свою деятельность, а в 880 г. после поездки в Рим и личного доклада папе по возбужденным против него клеветническим обвинениям папа Иоанн VIII утвердил Мефодия в должности архиепископа Моравского и вновь санкционировал славянский язык как язык культа для славян, о чем в специальном послании папа ставил в известность Святополка. Святополк, однако, и после этого продолжал занимать враждебные позиции против Мефодия, что сказалось, в частности, в его выдвижении на должность нитранского епископа некоего Вихинга, злейшего врага Мефодия и славянского культа. Опираясь на Святополка и сильную немецкую партию, Вихинг с момента своего назначения на пост нитранского епископа, вместо сотрудничества с Мефодием, повел против него ожесточенную клеветническую кампанию. После смерти в 882 г. доброжелательно настроенного к Мефодию папы Ионна VIII Мефодий предпринял

 

172

 

 

трудное путешествие в Константинополь, где имел встречу с императором Василием (867—886). Предполагают, что во время этой поездки он имел встречу также и с болгарским князем Борисом и в обоих случаях знакомил своих собеседников с славянскими книгами, что отвечало интересам вновь присоединенной тогда к Византии болгарской церкви. Имеется также предположение, высказываемое на основании одного из источников (болгарская легенда), о том, что крещение болгарского князя Бориса было произведено Мефодием. В это же время славянские книги проникли и к хорватам, ближайшим соседям паннонских славян, и быстро приобрели здесь широкую популярность.

 

Последние годы своей жизни в Моравии Мефодий был занят главным образом широкой литературно-переводческой работой. Умер Мефодий 6 апреля 885 г., назначив накануне смерти своим преемником одного из ближайших своих учеников и сотрудников Горазда. Где был похоронен Мефодий, неизвестно. Предполагают, что в столице, основанной великоморавским князем Ростиславом, находившейся в окрестностях нынешнего города Градище, где близлежащий к нему Велеград, вероятно, как думают, носит имя этой столицы.

 

Немедленно после смерти Мефодия Вихинг предпринял ряд шагов перед римской курией (папа Стефан V, 885—891), которые привели к тому, что кандидат Мефодия Горазд не получил утверждения в должности преемника Мефодия. На эту должность был назначен поддержанный Святополком Вихинг; славянский язык был запрещен под угрозой анафемы к употреблению в качестве языка культа, и вся плодотворная и огромная культурно-просветительная деятельность Мефодия была подвергнута со стороны папы резкому осуждению, что, впрочем, не помешало той же латинской церкви вскоре после этого признать Мефодия святым. Этот факт, взятый вместе со всеми прочими, ему предшествовавшими, ясно говорит о том, что последнее письмо папы Стефана было подложным, а в подлогах Вихинг зарекомендовал себя уже и ранее большим мастером. Как бы то ни было, но дальнейшие успехи развития славянского языка и славянской письменности в Моравии, получившие блестящее начало в деятельности солунских братьев, были парализованы.

 

Многочисленные ученики Мефодия во главе с Гораздом и Климентом, выдающимся славянским писателем, подверглись, при содействии Святополка, преследованию и были изгнаны из Моравии. Часть их была продана в рабство; другая часть—наиболее выдающиеся последователи и ученики Мефодия—Горазд, Климент, Лаврентий, Наум, Савва, Ангеларий и др. были заключены в тюрьму,

 

173

 

 

а затем под конвоем препровождены к придунайским областям и изгнаны из владений Святополка. Оттуда Климент, Наум и Ангеларий прибыли по Дунаю в Белград, где были гостеприимно встречены наместником болгарского князя Бориса-Михаила, который препроводил их затем к Борису, принявшему в их судьбе живейшее участие. Дальнейшая плодотворная литературная и учительская деятельность Климента и Наума протекает затем уже в Болгарии, поддержанная здесь Борисом и его преемником Симеоном.

 

С ликвидацией в Моравии славянской письменности и независимой славянской церковной организации была порвана культурная связь западного славянства с южным, а также, вероятно, и с восточным, где пионерами христианского культа и славянской письменности, еще до официального принятия христианства киевским князем Владимиром от Византии, были именно западные славяне, [1] которые с этого времени включаются в сферу влияния римско-католической культуры. Церковное управление захватил в свои руки Вихинг, ставленник Святополка и ревностный поборник политических интересов в Моравии короля франков.

 

В 885 г., после нескольких лет непрерывных войн, Святополк заключил с королем Арнульфом мир и получил от него, в благодарность за помощь, оказанную Арнульфу в захвате престола, под свою власть Чехию, а также бывшее княжество Прибины Паннонию, находившуюся после смерти Коцела во власти немцев. Кроме того, в состав Великоморавского княжества при Святополке вошли, частью в порядке добровольного присоединения, частью—в порядке насильственного подчинения, группа славянских племен по Эльбе и Одеру, по Лужице (лужицкие сербы), силезские славяне, северно-венгерские словаки и часть галицких славян в Карпатах. Однако после смерти Святополка моравского, при его сыновьях Моймире II и Святополке II, часть этих племен, воспользовавшись борьбою братьев за престолонаследие, отложилась от Великоморавского княжества. Внутренние распри между Моймиром и Святополком повлекли за собою вторжения на моравскую территорию немцев, предававших ее беспощадному разорению и значительно ослабивших ее мощь и подорвавших в глазах славянских племен ее политический авторитет, как державы, обеспечивавшей входившим в ее состав племенам безопасность от немецких вторжений.

 

 

1. См. Н. К. Никольский. Повесть временных лет, как источник для истории начального периода русской письменности и культуры. Сборник по русскому языку и словесности АН СССР, т. II, вып. 1, Л., 1930.

 

174

 

 

Отложившийся от Великоморавского княжества чешский союз племен, во главе со своими князьями Спитигневом и Вратиславом, признал немецкий протекторат над Чехией, что спасла этот западный участок Великоморавского княжества от разгрома его уграми (венграми), постигшего в 906 г. Моравию. Вместе с вторжением на территорию Великоморавии и разгромом ее уграми Великоморавское государство прекратило свое существование, словацкий народ оказался отрезанным от чешско-моравских племен и в течение последующих тысячи лет своего существования находился под венгерским гнетом. Уцелевшая же от нашествия угров (венгров) или мадьяр западная часть Великоморавского государства, Чехия или Богемия стала естественным политическим центром чешско-моравских племен, и вскоре на смену Великоморавского княжества здесь выросло новое государственное объединение—Богемия или Богемское княжество.

 

Между тем ожесточенная борьба Вихинга с славянским языком продолжалась вплоть до 892 г., когда мирные отношения между Святополком и Арнульфом были нарушены и между ними началась новая, длительная борьба. В 893 г. Вихинг отказался от своей епископской деятельности в Моравии и перешел на службу к Арнульфу в качестве его советника. С уходом Вихинга моравская церковь осталась без главы.

 

Спустя несколько лет после этого старший сын и преемник Святополка Моймир II предпринял еще одну попытку воссоздать независимую церковную организацию в Моравии. Римская курия охотно пошла ему навстречу, и немедленно в Моравии было организовано церковное управление, подчиненное непосредственно Риму. Против этой инициативы римской курии в 900 г. ополчился баварский епископат, всегда считавший Моравию подведомственной в церковном отношении своей юрисдикции. В специальной жалобе он резко опротестовал мероприятия папы и выступил с не менее резкой националистической травлей славянского народа, не желая упускать из своих рук доходной статьи, какую представляла для немецких епископов Моравия. Однако еще в X и XI столетиях славянское богослужение кое-где поддерживалось в Моравии, о чем говорят два дошедшие до нас знаменитые древнейшие памятника моравского происхождения, написанные глаголицей, так называемые «Киевские листки» и «Пражские отрывки». О том же свидетельствуют и славянские легенды о св. Вацлаве и св. Людмиле. Последняя, жена богемского князя Боривоя, обращенного вместе с нею в 874 г. в христианство Мефодием в Велеграде, умерла в 921 г. Она хорошо знала славянскую грамоту и посвятила в нее своего внука Вацлава, который умер в 935 г.

 

175

 

 

Около 972 г. папа Иоанн XIII дал разрешение на организацию епископства в Праге, причем не исключалась возможность создания этого епископства на славянской основе. В 1032 г. B Богемии был создан Прокопием, получившим свое образование в моравском Велеграде, знаменитый в истории славянской культуры и письменности Сазавский монастырь с славянским юбрядом. После смерти Прокопия (1053) этот монастырь постигла неприятность: князь Спитигнев изгнал в 1057 г. из Богемии сазавских монахов, и они со своим настоятелем Витом удалились в Венгрию, но спустя некоторое время князь Вратислав II (1061—1092) через специальное посольство к венгерскому королю вновь вызвал их из Венгрии в Сазавы. Он же возбудил ходатайство перед папой Григорием VII о признании в Чехии славянской литургии, на что в 1080 г. со стороны Рима последовал решительный отказ. После этого Сазавский монастырь продержался недолго. Бретислав II в 1097 г. разогнал сазавских монахов вместе с настоятелем монастыря Божетехом, передал монастырь латинским бенедиктинцам, а славянская письменность с корнем была вырвана из монастыря, и все славянские книги были основательно и начисто уничтожены. [1] Из Моравии же славянская грамота и первые славянские книги проникли не только в Киев на Русь, что было уже отмечено выше, но также и в Польшу, которая знала в это время и письменность на древне-славянском языке и славянское богослужение. Центром славянской письменности в Польше был монастырь Тынце возле Кракова. Одновременно с разгромом в 1097 г. Сазавского монастыря был разгромлен и Тынецкий монастырь, что нашло свой отклик в древне-русском житии Феодосия Печерского и в Печерском Патерике. Акад. А.И.Соболевский, в частности, считал знаменитый в истории славянского языка и письменности глаголический памятник, известный под именем «Киевские листки», памятником именно польской письменности XI в. [2]

  

§ 2. БОГЕМСКОЕ КНЯЖЕСТВО (874—1041)

 

Согласно легенде, записанной чешским летописцем Козьмою Пражским в XII в., первым князем чехов был Крок. Его дочь и наследница Любуша, говорит это предание, вышла замуж за Премысла

 

 

1. «Et libri linguae eorum deleti omnino et disperditi, nequaquam ulterius in eodem loco recitabuntur». — См. Dr. František Pastrnek, Dějiny slovanských apoštolů Cyrilla a Methoda. V Praze, 1902.

2. См. А. И. Соболевский. Материалы и исследования в области славянской филологии и археологии. СПБ, 1910. Сб. ОРЯС АН, т. LXXXVIII, № 3, стр. 106—109.

 

176

 

 

(чешск. Přemysl, дословно Размы́сл или Рóзмысл), который был простым пахарем из с. Стадицы в области племени лемузов, и от этого Премысла пошел затем род чешских князей или чешская (богемская) княжеская династия Премысловичей, по-чешски Пшемысловичей: Незамысл, Кресомысл, Гостивит, Боривой и др.

 

Богемское княжество выросло из союза чешских племен, занимавших территорию в форме ромба, ограниченного со всех сторон горными кряжами: Шумава, Крушные или Рудные горы, Чешский лес, Судеты, Крконоши (Исполиновые горы) и Чешскоморавской возвышенностью со стороны Моравии и орошаемого реками Лабой (Эльба) и ее главными на этой территории притоками—Влтава и Огра.

 

Первым, исторически засвидетельствованным князем Богемии (Чехии) был Боривой, или Буривой, из рода Пшемысловичей (874—879). Боривой вместе с женою Людмилой, как мы уже знаем, первый из чешских князей принял христианство в столице Моравии, Велеграде. По возвращении к себе на родину Боривой построил здесь первый христианский храм. Центром Богемского княжества был город Прага.

 

При Боривое и его ближайших преемниках Богемское княжество находилось еще в стадии перерастания союза чешских племен (см. выше) в государство. Боривой был верховным князем всего союза. Ему были подчинены воеводы, или жупаны, т. е. князья отдельных племен, представители наиболее экономически сильных племенных родов, или так называемых лехов; племенным воеводам были подчинены старейшины, или владыки отдельных родов, входивших в состав племенных образований. Боривой был, прежде всего, воеводою наиболее мощного, центрального племени в чешском союзе племен, именно чешского племени, которому в истории чешской (богемской) государственности и принадлежит главная организующая роль. Воеводе чешского племени подчинялись все племенные воеводы как вождю или князю союза племен. Наличность всесоюзного верховного вождя на начальном этапе развития чешской государственности не успела еще прочно спаять в единой государственности все племена и тем самым парализовать сепаратистские устремления отдельных племенных вождей, выступавших иногда на стороне врагов союза и его верховного вождя. По существу это была классовая борьба за верховную власть в союзе внутри наиболее экономически сильного социального слоя лехов, т. е. экономически господствовавшей в племенах имущественной знати, превратившейся тем самым в племенную родовитую знать. Чешские Пшемысловичи представляли собою в этом именно смысле, т.е. в имущественном отношении, самый сильный во всем союзе чешских племен и поэтому самый знатный род,

 

177

 

 

захвативший в свои руки политическую власть в союзе племен и благодаря своим огромным богатствам сумевший мобилизовать вокруг себя значительные военные силы и привлечь на свою сторону широкие круги племенной знати (лехов) не только в среде собственно чешского племени, но и в среде других племен, входивших в состав чешского союза. Борьба Пшемысловичей с племенными воеводами была по существу борьбою чешских лехов—Пшемысловичей за укрепление своей верховной всесоюзной власти с другими племенными лехами—претендентами на ту же роль в союзе племен. Ко второй половине XI в. эта борьба закончилась укреплением центральной княжеской власти Пшемысловичей, полною ликвидацией последних остатков родового строя и племенных объединений и превращением бывшего союза чешских племен в централизованную бюрократическую аристократическую монархию с неограниченною княжескою властью во главе, опиравшеюся на свою дружину, составленную из представителей былой родовой знати (лехов), и управлявшею государством через ту же знать, но не в порядке народного избрания, как это было при родовом строе, а в порядке назначения сверху, т.е. в качестве княжеских чиновников всевозможных степеней и рангов. Вместе с постепенной ликвидацией родового строя и образованием аристократической монархии трудовые массы чешского народа, утратив свои былые политические права, превратились в объект неограниченной эксплоатации как со стороны князя, так и со стороны его дружинников—наместников и чиновников князя.

 

Этот внутренний процесс становления чешского государства протекал одновременно и параллельно с борьбою чешских князей за политическую и национальную независимость чешского государства в его напряженном международном окружении. Мы уже знаем, что при Боривое Чехия входила в состав Великоморавского княжества и что после разгрома его в 906 г. уграми Чехия, признав уже в 895 г. протекторат немецкого короля Арнульфа, при князе Братиславе (905—921) успешна отразила попытку угров подчинить и ее вместе с Моравией своей власти и, воспользовавшись затем внутренними смутами в Германии, прервала свои даннические с нею отношения. Преемнику Братислава, его сыну Вацлаву (921—935), пришлось военною силою заставить князя племени зличан Радислава признать верховную власть чешского князя. Этою внутреннею междуплеменною борьбою Вацлава воспользовался германский король Генрих I. В 929 г. он вторгся в Чехию, проник до самой Праги и заставил чешского князя восстановить свои даннические Отношения с Германией. Вацлав погиб от предательской руки своего брата Болеслава, который был князем чешского племени пшован, область которых принадлежала Пшемысловичам.

 

178

 

 

Заняв после убийства Вацлава чешский княжеский престол, Болеслав I Грозный (935—967) в течение первых 14 лет своего княжения вел упорную, но безуспешную борьбу с немцами (Оттон I) за независимость Чехии, принимал затем участие в качестве союзника немцев в борьбе последних с мадьярами (уграми) и после разгрома мадьяр в 955 г. присоединил к Чехии Моравию и часть смежных с Чехо-Моравией польских земель в верховьях Одера. Во внутриплеменных отношениях ему пришлось вести борьбу с воеводою луцким и литомержицким Добромиром и подчинить его верховному князю, а также задушить восстание лехов и владык племени пшован.

 

Внутренняя политика его сына Болеслава II (967—999) носила тот же характер борьбы за верховную власть Пшемысловичей с князьями племени зличан, воеводою Любицким Радиславом Славником и его сыновьями Собебором и Войтеком. Последний был пражским епископом, известным под именем Адальберта, и личным другом немецкого короля Оттона III. Славниковичи вели борьбу против чешских Пшемысловичей в союзе с немцами и польским королем Болеславом Храбрым. В 995 г. Болеслав II разорил столицу зличан Любицу и, присоединив к своим владением обширные земли, подвластные зличанам, окончательно сломил сильную оппозицию Славниковичей.

 

Еще более упорную борьбу Пшемысловичей с племенными воеводами и лехами пришлось вести сыну и преемнику Болеслава II, Болеславу III, прозванному Рыжим. Восстание племенных владык и лехов против чешского князя, под главенством лехского рода Вршовичей, приняло настолько широкий, ожесточенный и угрожающий характер, что Болеславу III пришлось бежать за границу, в Германию. В Чехии с этога времени наступили тяжелые внутренние неурядицы. Болеслав III жестоко расправлялся с племенными владыками и лехами, предавал их массовому уничтожению, на что последние отвечали Пшемысловичам новыми и новыми восстаниями под руководством Вршовичей, и тем не менее Пшемысловичи, поддержанные Германией, не выпустили из своих рук княжеского престола. Внутренними неурядицами, наступившими в Чехии со времени Болеслава III, пытался воспользоваться польский князь Болеслав Храбрый. После бегства за границу Болеслава III, поддерживая Вршовичей, он посадил на княжеский престол в Праге своего брата Владибоя, а после его смерти в 1003 г. продолжал поддерживать Вршовичей в их борьбе с Пшемысловичами, братьями Болеслава III—Яромиром и Ольдржихом (Ульрихом, 1012—1034), и захватил в свои руки земли, включенные в свое время Болеславом I в состав Чешского княжества, т. е. Моравию и Силезию.

 

179

 

 

Однако сыну Ольдржиха Бжетиславу (Брячислав) удалось навсегда воссоединить Моравию с Чехией. Бжетислав (1035—1055) окончательно ликвидировал последние остатки родового строя в Чехии, превратив родовых владык и лехов в служилую аристократию, непосредственно подчиненную князю, вместе с чем в Чехии ликвидировались и последние остатки народовластия. Хотя областные веча еще и продолжали собираться, но они уже не избирали князя, и круг их ведения был ограничен местными делами, решающая же роль на них принадлежала знати, княжеским чиновникам. Такой же характер получил теперь и общеземский сейм. Племенные разграничения вместе с воеводами исчезли, и постепенно стали забываться и самые имена племен. Чешское (Богемское) княжество окончательно сложилось и окрепло в аристократическую монархию с неограниченною княжеской властью, сосредоточенной в руках Пшемысловичей, обладавших к этому времени огромными богатствами, народные же массы оказались лишенными каких бы то ни было политических прав.

 

Укрепив свои позиции внутри страны, Пшемысловичи, однако, не чувствовали себя обеспеченными в смысле политической независимости со стороны своего мощного соседа Германии. Повидимому, именно поэтому Бжетислав мечтает о создании, в противовес Германии, не менее мощного славянского государства и в осуществление своих планов завоевывает Польшу, но в дальнейшем развитии этих планов встречает решительное сопротивление со стороны объединенных сил римского папы и германского императора Генриха III. Последний предпринимает в 1040 г. поход, против Чехии, закончившийся поражением немецкой армии при Домажлице в западной Чехии, недалеко от Баварской границы, но з следующем же году возобновляет свои военные действия против Бжетислава и вынуждает его признать зависимость Чешского княжества от Германии. Таким образом, Бжетиславу, достигшему огромных успехов в деле внутренней стабилизации чешской государственности, не удалось, тем не менее, обеспечить Чехии независимость в международных отношениях. Внутренняя же стабилизация чешской государственности дала основания Бжетиславу провести реорганизацию системы престолонаследия, которая была рассчитана, прежде всего, на упорядочение внутридинастических отношений в роде Пшемысловичей, но фактически уже в самом начале XII в. дала совершенно обратные результаты. В силу этой реорганизации системы престолонаследия пражский княжеский стол закреплялся в порядке наследования за старшим в роде Пшемысловичей и превращался в великокняжеский стол, возглавлявший все Чешское княжество; младшие представители того же правящего рода получали в свое ведение уделы.

 

180

 

 

Таким образом, начиная с Бжетислава, Чешское княжество вырастает в удельное великое княжество. В международных же отношениях, в силу своей зависимости от Германской империи, оно известно как Богемское герцогство.

 

При одном из ближайших преемников Бжетислава, втором из его сыновей, великом князе Братиславе II (1061—1092), помогавшем Генриху IV в его внутренней борьбе с германскими князьями и во внешней напряженной борьбе—с римским папою Григорием VII, к Чехии в 1086 г. была присоединена, в, качестве ленного дара императора, смежная с Чехией на северо-востоке область лужицких сербов. Эта так называемая Верхняя Лузация, т. е. Верхняя Лужица, единственный островок, уцелевший от огромного некогда сплошного сербского населения, занимавшего территорию начиная от пограничных с польским народом рек Бобры и Гвизды—на востоке и вплоть до бассейна притока Лабы Салы и далее—на западе, сохранила благодаря этому присоединению к Чехии вплоть до 30-х годов настоящего столетия свою культурно-национальную самобытность.

 

В том же 1086 г. Вратислав II получил от Генриха IV титул короля, дававший чешскому великому княжеству · политическую независимость. Но за преемниками Братислава II этот титул не был восстановлен, и Чешское княжество вновь оказалось в зависимости от Германской империи.

 

181

 

 

 

 Глава III

ПОЛЬША (870—1138)

 

Народное предание рассказывает, что поляне решили избрать своим князем того, кто в состязании на скорость первым добежит до цели. Таким оказался некто Лешек; он и стал князем польского племени полян. С именем Лешка народное предание связывает начало объединения родственных польских племен под гегемонией полян. Его сын и преемник Лешек II продолжал объединительную политику отца и приобрел столько земель, что наделил ими двадцать одного сына, которые должны были управлять своими владениями под верховною властью старшего из них Попела. Сын Попела, Попел II, говорит предание, отравил всех своих дядьев и приказал бросить их тела в озеро Гопло. Вышедшие из тел дядьев мыши съели Попела II, и тогда старейшины польского племени избрали в князья Земовита, сына колесника из Крушвицы, Пяста.

 

Древнейший средневековый польский историк-хронист Мартин Галл (Gallus, XII в.) сообщает на страницах своей летописи следующее предание: князь гнезненской земли Попел и простой крестьянин-землепашец Пяст справляли одновременно каждый семейный праздник. В это время сюда пришли два странника. Отвергнутые князем Попелом, они были радушно приняты крестьянином Пястом и в благодарность за гостеприимство совершили чудо, в результате которого еда и питье для угощения гостей так умножились, что Пяст пригласил к себе на праздник князя Попела со всеми его гостями. Вскоре после этого Попел был изгнан из страны и нашел себе приют на каком-то острове, где его и съели мыши. В князья народ избрал сына Пяста, Земовита (870—890), который первый положил начало объединению польских племен в государство. Его преемниками были: сын Лешек и затем внук Земомысл, продолжавшие политику отца и деда.

 

182

 

 

Земовит, Лешек и Земомысл—это первые, исторически засвидетельствованные гнезненско-познанские князья. В конце X в. княжеский стол занял сын Земомысла—Мешко, или Мечислав I (960—992). Таким образом, наиболее экономически мощный из всех польских племен союз Полянских племен явился первым в Польше центром перерастания союза племен в государство, т. е. первым центром образования польской государственности во главе с князьями из рода Пястов. Как и в Чехии, этот процесс имел своим исходным моментом накопление огромных богатств в руках рода Пястов, т. е. в руках верховного союзного Полянского князя, что давало ему возможность, прежде всего, содержать при себе и на свои средства многочисленную, хорошо вооруженную дружину, с помощью которой Пястьь, такой же дворянский землевладельческий слой (шляхта) в Полянском родовом обществе, как и чешские лехи, легко могли предпринимать удачные грабительские набеги на соседние племена и тем самым увеличивать свои богатства и расширять свои земельные владения, с одной стороны, и с другой—хорошо обеспечивать материально и своих дружинников. Так, например, источники говорят о Мешке, что он имел у себя 3 тысячи рыцарей, способных к бою, которых сотня равняется десяти сотням других аналогичных военных организаций, что он давал им одежду, коней, оружие и все, что им нужно (Аль-Бекри, XI в.). Ближайший преемник Мешка, его сын Болеслав, прозванный Храбрым (992—1025), имел у себя войско в составе уже 20 тысяч. Располагая такими силами, верховный Полянский князь без особого труда мог ликвидировать родовые организации с возглавлявшими их владыкамикнязьями внутри своего племени, зачислив последних в состав своих дружинников-рыцарей. Затем он проделал то же самое и с родовыми организациями-союзами и в среде соседних племен, присоединяя их земли путем военного захвата к своим владениям, а их родовых владык-князей включая в состав своей дружины-рыцарей, где они поступали на полное иждивение князя, превращаясь из выборных народными собраниями (веча) своих ополей или жуп (русск. вервь) владык и князей в рыцарей-дружинников Полянского князя и образуя в целом военнослужилый класс, состоявший на службе у князя в его полном распоряжении.

 

С ликвидацией родового строя неизбежно исчезали и племенные организации с возглавлявшими их воеводами-князьями. С другой стороны, и сам Полянский князь из избранного волею народа на племенном вече воеводы племени превращался в государя, в богатого земельного собственника, владельца огромной территории, опиравшегося на мощную собственную военно-аристократическую дружину рыцарей-шляхты и через

 

183

 

 

нее же управлявший и своими обширными владениями. Это были княжеские чиновники, именуемые в латинских источниках баронами. С ликвидацией родового строя, протекавшей не вдруг, но постепенно, в процессе материального укрепления княжеской власти ликвидировались и общеплеменные народные собрания—веча, и их функции переходили теперь к княжескому совету из тех же дружинников-рыцарей, княжеских сановников и должностных лиц по личному выбору князя. Только в исключительных случаях созывались веча, к участию в которых приглашался и простой народ, но только из того района, где в данный момент присутствовал князь для разрешения местных спорных вопросов.

 

Таким образом, как и в Чехии, в Польше процесс ликвидации родового строя привел к образованию государства, выросшего из Полянского союза племен, на основе усиления материальной мощи Полянского рода Пястов и роста частной собственности родовой знати.

 

Как и повсюду, в других аналогичных случаях, государство в Польше явилось, таким образом, учреждением, которое, по характеристике Энгельса, обеспечивало вновь приобретенные богатства отдельных лиц от коммунистических традиций родового строя. Оно не только освящало прежде столь мало ценную частную собственность и это освящение объявляло высшею целью всякого человеческого общества, но и приложило печать всеобщего общественного признания к развивающимся одна за другою новым формам приобретения собственности, а следовательно, и к непрерывно ускоряющемуся накоплению богатств, которое увековечивало не только начинающееся разделение общества на классы, но и право имущего класса на эксплоатацию неимущих и господство первого над последним. [1]

 

Верховная власть в польском государстве, как оно сложилось к XI в., принадлежала королю, управлявшему государством на правах неограниченного монарха, объединявшего в своем лице все высшие административные, судебные и военно-командные функции. Государственная территория составляла частное владение короля, и он распоряжался ею по собственному усмотрению, получая в собственное же распоряжение и все государственные доходы, в том числе и все даннические повинности с трудового населения.

 

В административном отношении польское государство делилось на каштелянии, или поветы. Во главе поветов стояли королевские наместники, так называемые каштеляны,

 

 

1. Фридрих Энгельс. Происхождение семьи, частной собственности и государства. М., 1932, сгр. 107 и сл.

 

184

 

 

представлявшие в своем лице на местах неограниченную королевскую власть; они были судьями, сборщиками податей и командующими местными войсками. В качестве помощников при королевских наместниках состояли судья, скарбник (казначей) и коморники (судебные пристава и полицейские чиновники). Каштелянии, или поветы, делились на ополя; во главе каждого ополя стоял жупан, или пан. Административным и военным центром каштелянии был грод, укрепленный пункт (русск. «город», лат. castellum). Все названные выше должностные лица составляли армию королевских урядников (польск. urzędnik), т. е. чиновников, королевскую бюрократию, состоявшую на службе и иждивении короля. Представителями высшей бюрократии были: воевода, заместитель короля по верховному командованию армией во время войны; канцлер, заведывавший королевской канцелярией, и целый ряд придворных чинов: чашники, стольники, конюшие, ловчие, скарбники, коморники.

 

При короле состоял рыцарский отряд его личной охраны. Королевское же войско было размещено по городам и в лагерях. Оно делилось на полки (по тысяче человек в каждом), на сотни и на десятки, а по вооружению—на рыцарей панцырных, носивших в качестве военного обмундирования шишак и кирасуу т.е. панцырь, и вооруженных копьем (osrezep, «ощеп») и мечом* а также на рыцарей щитовников, вооруженных деревянными щитами и копьями. Как армия чиновников, так дружина и войско содержались на средства короля. Основным источником этих средств королю служили массы трудового народа, так называемые кмети (польск. kmieć), т. е. крестьяне. Польское крестьянство в это время пользовалось личною свободой, землей и правом свободного передвижения, за что вносило в королевскую казну плату в виде целого ряда поборов: поральное, подымное, подворовое, ссыпное (sep)—с урожая хлеба, «нарез» (narraz)—со скота для королевского стола; «стража», или сторожевое (stróza),—на содержание военного гарнизона; при разъездах князя (короля) или его урядников крестьяне обязаны были поставлять перевозочные средства—лошадей (podwody) и возы (powóz) и перевозить багаж короля и всей его своры (przewod), а на остановках доставлять им продукты питания (stan, stacya, stanowisko, nastawa).

 

Уже князь Мешко (по-русски «Медведь»), он же Мечислав I, выступает в истории как владетель огромной территории, доставшейся ему по наследству от отца Земомысла, обнимавшей земли полян, серадзян, ленчан, куявов, мазуров, белых и черных хорватов в Карпатах. На западе владения этого Полянского, или польского, князя доходили до Одры, на юге они граничили с Чехией, на востоке с ятвягами и Русью,

 

185

 

 

на севере с поморскими славянами (поморяне) по левой стороне Вислы и с пруссами—по правой. Однако в военном отношении Польша в это время оказалась не настолько еще окрепшей и организованной, чтобы выдержать натиск своего мощного западного соседа—германцев, и Мешко, разбитый маркграфом Героном, наместником северо-восточной германской провинции (марки), принужден был признать ленную зависимость Польши от Германии (Оттон I). В предупреждение худших для себя последствий от возможных дальнейших нажимов на Польшу со стороны германцев он поспешил принять христианство (966) по латинскому обряду, а два года спустя, в 968 г., организовал по тем же соображениям и познанское епископство, подчиненное магдебургскому архиепископству, созданному Оттоном I для укрепления своих политических позиций в среде вновь обращенных в христианство полабских славян. Угрожаемый постоянно со стороны западного соседа и недостаточно еще обеспеченный внутри страны в обстановке напряженной племенной борьбы, Мешко боролся за свое самосохранение, имея руки развязанными для любого маневрирования, и, заключая союзы то с немцами, то с полабскими славянами, легко изменял и тем и другим, смотря по тому, на чьей стороне в данный момент оказывалась сила, и с кем ему именно в данный момент было выгоднее поддерживать союзнические отношения. Во всяком случае, он так же энергично вместе с немцами выступал против полабских славян, как не менее энергично боролся вместе со славянами же против немцев. Словом, в своей внешней политике и в международных отношениях он действовал смотря по обстоятельствам.

 

В тех же целях самосохранения он старался заключать родственные союзы с соседними государями, причем по тем же, очевидно, соображениям выдавал дочь Зигфриду три раза замуж: сначала за шведского короля Эриха, потом за норвежского Олафа и, наконец, за датского Свена. «Стараясь извлечь выгоду из каждой смуты в Германии,—говорит о Мешке польский историк,—он покидал друзей в нужде и соединялся с их врагами. Когда по смерти Оттона I вспыхнула война между кандидатами на трон—сыном покойного Оттоном II и Генрихом баварским—Мешко поддерживал последнего, но лишь до тех пор, пока первый не одержал верх. Покорившись Оттону II, Мешко не сохранил верности его потомку. Как только по смерти императора вспыхнула новая война за престол между его малолетним сыном Оттоном III и Генрихом баварским, Мешко вторично изменил саксонской династии. И лишь тогда, когда Оттон III вышел из борьбы победителем, Мешко принес ему ленную присягу, обещал дружбу и подарил верблюда». Характеризуя в приведенных выше словах политику Мешко,

 

186

 

 

польский историк говорит о его благоразумии и предусмотрительности. [1] Во всяком случае, незадачливые далекие преемники князя Мешка, господа Мосьцицкие, Пилсудские и Беки в своей международной политике были не менее «благоразумны» и «предусмотрительны», однако из этого ничего не вышло, очевидно потому, что в свое время они не догадались подарить западному соседу верблюда. Жить бы им во времена Мешка, когда верблюды имели успех!

 

Перед смертью «благоразумный» Метко разделил свои владения между сыновьями от двух своих жен: первой—Дубровки, дочери чешского князя Болеслава I, и второй—Оды, бывшей монахини, которую он выкрал из монастыря. Старший сын его Болеслав Храбрый, получив в свои руки власть, немедленно ликвидировал «благоразумие» отца тем, что изгнал из своих владений младших братьев с их матерью Одой, а доставшиеся им по наследству от отца владения присоединил к своим землям. Затем, заключив союз с киевским князем Владимиром и признав свою зависимость от Германии, которую он усердно поддерживал в ее наступлении на полабских и прибалтийских славян, обеспечив себе таким образом восточный и западный тыл, Болеслав завоевал поморских славян. Через христианских миссионеров он стал нащупывать почву для овладения землями пруссов; захватил ряд соседних с Польшею чешских владений на юге; организовал в Гнезне с разрешения Германии польское архиепископство, что положило начало независимости Польши от Германии в церковном отношении; получил корону непосредственно из рук германского императора и титул патриция римского на рода, что, однако, не давало ему политической независимости; захватил земли соседивших с Польшею вдоль ее западных границ сербов-лужичан и мильчан и, воспользовавшись внутренними неурядицами в Чехии, пытался присоединить Чехию к Польше. Захватническая политика Болеслава, приведшая к значительному расширению территории владений Болеслава, и, в частности, его вмешательство в чешские дела привели польского князя к вооруженному столкновению с Германией, которое тянулось в течение 14 лет и закончилось в 1018 г. миром и договором о взаимопомощи с Германией, по которому в руках Болеслава остались Лужицы, область мильчан и Моравия.

 

Заключив мир с Германией и подкрепив свои силы немецкими войсками, Болеслав поспешил в Киев на помощь своему зятю Святсщолку Владимировичу, который, убив своих младших братьев Бориса и Глеба, захватил в это время в свои руки киевское княжество,

 

 

1. См. Влад. Грабеньский. История польского народа. СПБ, 1910, стр. 12.

 

187

 

 

но был изгнан из Киева братом Ярославом новгородским. Болеславу удалось овладеть Киевом и посадить на киевский стол Святополка. Пробыв в Киеве одиннадцать месяцев, Болеслав вернулся в Польшу, разграбйв по дороге Червонную Русь (Хорватию) в Карпатах, и в 1025 г., без санкции римского папы и германского императора, был самочинно коронован гнезненским архиепископом, чем формально утвердил свою политическую независимость от Германии.

 

Разбухшая в результате насильственных захватов Болеславом чуженациональных территорий, Польша расползлась по швам и распалась тотчас же после смерти Болеслава, при его сыне Мешке II (1025—1034). Венгерский король Стефан отнял у польского князя подкарпатскую Словакию; датский Канут, прозванный Великим, занял Поморье; чешский Бжетислав I отнял Моравию; великий князь киевский Ярослав Мудрый воссоединил с Киевской Русью отторгнутую от нее поляками Червонную Русь; германский император Конрад II—Лужицы и область мильчан.

 

После смерти Мешка II, ввиду малолетства его сына Казимира, Польша вступила в полосу бескоролевья (1034—1040). Государством управляла мать Казимира, Рихеза, племянница Оттона III. Эти годы бескоролевья отмечены в истории Польши первою народной революцией, массовым восстанием наиболее угнетенных классов польского общества, рабов и кметей, страдавших от невыносимой эксплоатации и непосильных королевских поборов. Веками накоплявшийся народный гнев вылился, наконец, в форму беспощадного погрома не только непосредственных народных насильников и эксплоататоров—чиновников, рыцарей и ксендзов, но и всего, что так или иначе носило на себе печать эксплоатации и насилия: городов, костелов и самого христианского культа, отказываясь от которого, народ возвращался к старым культовым традициям родового строя—к язычеству. Восстание рабов и кметей приняло широкие размеры и внесло значительное расстройство в государственную жизнь монархической Польши. Вдовствующая королева с сыном бежала в Германию, где нашла себе приют у Генриха III. В среде племенной знати возродились старые традиции племенного сепаратизма, насильственно придушенные в свое время грабежом и разбоями польских князей и парализованные монархией Пястов. Страна подверглась нападению Бжетислава чешского, который взял города Краков, Геч и Гнезно и угрожал полным завоеванием Польши, чему помешало вмешательство Генриха III в пользу Польши.

 

С помощью немецких войск Казимир вернулся в Польшу, задушил народное восстание и вступил в исполнение своих

 

188

 

 

наследственных княжеских прав (1040—1058). Обеспеченный со стороны Чехии поддержкою Генриха III, Казимир женился на дочери Ярослава Мудрого, Марии Добронеге, и этим родственным союзом укрепил свои позиции и на востоке, что дало ему возможность воссоединить с Польшею отложившуюся от нее Мазовию. Он занялся реставрацией пошатнувшейся за годы народного восстания монархической Польши и ее хозяйства, ввиду чего был окрещен феодальными историками именем «Реставратора» и «Обновителя» Польши, хотя никакого обновления в государственную жизнь Польши он, по сущестру, не внес: он восстановил рабовладельческий аристократический монархизм со всеми связанными с ним привилегиями эксплоятаторских классов и укрепил бесправие трудовых масс польского народа.

 

Внешние политические обстоятельства содействовали усилению монархического деспотизма преемника Казимира—его сына Болеслава, прозванного Смелым или Щедрым (1058—1080). Генрих IV был занят борьбою с папою Григорием VII; Чехия, Венгрия и Россия переживали внутренние неурядицы на почве борьбы князей за уделы. Это дало Болеславу Смелому возможность путем военных вмешательств в династические распри укрепить свое влияние в Венгрии поддержкою князя Белы и его потомков против его брата Андрея и его потомков; в Чехии—поддержкою Яромира против брата Братислава; на Руси—поддержкой изгнанного из Киева великого князя Изяслава и захватом в 1069 г. Киева. Ловя в мутной воде рыбу, Болеслав создал себе в международном окружении известный политический авторитет решающего фактора, в чем сам он был убежден, повидимому, больше всех, ввиду чего занял вызывающую позицию по отношению к своему защитнику и опекуну Генриху IV, которому был обязан и своим троном и всеми своими успехами. Генрих IV объявил Болеслава бунтовщиком и лишил его престола. В ответ на это Болеслав в 1076 г. устроил себе торжественную коронацию. Это, однако, не спасло его от печальной развязки.

 

Упоенный внешними головокружительными успехами, питавшими его честолюбие, Болеслав не доглядел того внутреннего взрыва, который он сам же подготовлял себе своим деспотизмом. Положение в стране приняло настолько острый характер, что стало невыносимым даже для его ближайших сановников-аристократов, привыкших обыкновенно к покорному раболепию перед королевскою властью и из личных выгод, которые давала им преданная служба королю, содействовавших укреплению королевского деспотизма. Военный авантюризм Болеслава становился им, очевидно, невмоготу. Против короля организовался заговор во главе с его младшим

 

189

 

 

братом Владиславом Германом, поддержанным сановниками в лице воеводы Сецеха и краковского епископа Станислава из Щепанова. Заговор был раскрыт. С зверской жестокостью Болеслав расправился с заговорщиками; епископа Станислава он собственноручно изрубил в куски. Но это не спасло положения. Оппозиция оказалась настолько сильною, что Болеслав принужден был сложить оружие и бежал за границу.

 

После бегства Болеслава польский престол занял его брат Владислав I Герман (1080—1102). Будучи ставленником оппозиции, свергнувшей с престола Болеслава, Владислав оказался всецело в руках воеводы Сецеха 7 который пользовался им как орудием для достижения своих целей. Основная цель Сецеха и его ближайшего окружения была направлена к ликвидации династии Пястов и к замене ее новою, своей собственной династией. Осуществить свои замыслы Сецеху и его пари и, однако, не удалось, потому что и Пясты имели в стране сильную группу своих сторонников. При их поддержке сыновья Владислава I, Збигнев и Болеслав, подняли против отца и воеводы Сецеха восстание, в результате которого Сецех был изгнан из Польши, а Владислав, сохранив за собою верховную власть, разделил государство между Збигневом и Болеславом, отдав Збигневу в удел Великую Польшу (земли полян) и Мазовию, а Болеславу—Малую Польшу (Краков) и Силезию.

 

После смерти Владислава-Германа между братьями начались раздоры и борьба за верховную власть, в результате которой интриговавший против брата Збигнев лишился своих владений, Болеслав, прозванный Кривоустым (1102—1138), присоединил удел брата к своим владениям и единолично управлял объединенным королевством, а перед смертью поделил свои владения между сыновьями, установив в Польше ту же систему престолонаследия, построенную на принципе сеньората, т. е. старшинства в роде (удельная система), которая в это время уже действовала на Руси (Ярослав Мудрый, 1054) и в Чехии (Бжетислав I, 1055).

 

190

 

 

 

 Глава IV

ПЕРВОЕ БОЛГАРСКОЕ ЦАРСТВО (679—1018)

 

В 1866 г. русский ученый А. Попов открыл интересный документ, написанный на русском языке с сохранением в тексте слов и выражений на каком-то загадочном языке. Этот документ оказался списком или именником первых болгарских князей с древнейших времен до 765 г. [1] и представляет собою очень ценный документ, позволяющий восстановить с большою точностью хронологические даты правления болгарских князей до Аспаруха, но особенно начиная с Аспаруха и его ближайших преемников. До Аспаруха в этом списке названы болгарские князья или ханы: Авитохол, Ирник—оба из династии Дуло; Гостун—из рода Ерми; Курт, Безмер—из той же династии Дуло.

 

«И потом,—читаем мы в списке,—приде на страну Дуная Исперих князь тожде и доселе».

 

А затем следует продолжение списка, составленное после Аспаруха при одном из его преемников, в котором названы: Исперих из династии Дуло (сын Курта, или Куврата, см. выше), вступивший на болгарский престол, согласно расшифровке проф. Златарского, в течение 642 г. и переправившийся через Дунай в 660 г., Тервель из той же династии; Севар—то же; Кормисош—из рода Вокиль; Телец из рода Угаин; Умор из рода Укиль (Вокиль); Винех—то же; год вступления на болгарский престол Винеха, последнего из князей, поименованных в списке,—765—766 н. э. [2]

 

 

1. См. А. Попов, Обзор хронографов русской редакции. М. 1866, I, 25 и сл.; проф. В. Н. Златарски, История на българската държава през средните векове, I, ч. I, София, 1918, стр. 219, 226 и сл., 379—382 и др. Отдельные загадочные неславянские слова и выражения в этом списке пытались расшифровать: Гильфердинг, Иречек, Куник, Радлов, Гези Куун, Вамбери, профессор Кэмбриджского университета Bury, проф. В. Н. Златарский.

2. В. Н. Златарский, Болгарское летосчисление. «Изв. Отд. русск. языка и словесности ИАН», т. XVII (1912), кн. 2; см. его же, Имали ли са българите свое летоброение? «Списание на Бълг. Акад. на науките», т. I, I (1911), стр. 16—24.

 

191

 

 

Заключив в 679 г. мирный договор с Византией (Константин IV Погонат) и установив, согласно договору, границы своего государства, Аспарух тем самым юридически оформил международное признание вновь возникшего на византийской территории болгарского государства как самостоятельной, независимой державы. Этот договор Константина IV с «варварами» не пользовался популярностью в византийском обществе, и ближайший преемник Константина IV, его сын Юстиниан II (685—711), попытался нарушить договор с болгарами и с этой целью предпринял поход против Болгарии, но в одном из балканских проходов был разбит болгарами и едва сам лично успел спастись бегством.

 

Свергнутый вскоре после этого с престола, он обратился за помощью к преемнику Аспаруха, князю Тервелю (702—719), пообещав ему богатые подарки и свою дочь в жены, если только он поможет ему вернуть престол. Тервель пошел навстречу просьбе Юстиниана и в 705 г. неожиданно для византийского правительства явился со своим войском, составленным «из болгар и славян», к самым стенам византийской столицы. В результате этого военного выступления Тервеля Юстиниан был восстановлен на престоле, Тервель же всенародно получил от византийского императора царскую мантию, был провозглашен кесарем. Кроме того, он получил дополнительный прирезок византийской территории к своим владениям по ту сторону главного Балканского хребта, так называемую Среднегорскую область с плодороднейшими долинами по р. Тунже (Туловско поле) и притокам р. Марицы, известную впоследствии под именем Загорие, и в 706 г. с богатыми подарками вернулся в Болгарию. В официальных документах византийского правительства Тервель после этого стал именоваться титулом «канасивиги», т. е. великий князь. Византийское правительство не могло, однако, мириться с создавшимся положением вещей и еще раз после этого попыталось ликвидировать «варваров», по и на этот раз болгарам удалось нанести византийской армии сокрушительный удар. В Византии наступили внутренние неурядицы, чем воспользовался Тервель, дважды в это время опустошивший византийские владения, и византийское правительство вынуждено было заключить с Тервелем в 716 г. новый, выгодный для Болгарии, договор, который оставался в силе в течение всего правления Льва III (717—741).

 

При ближайших приемниках Тервеля (Кормисош, Винех, Телец, Сабин, Умар, Телериг, Кардам), начиная с 735 г. и вплоть до вступления на болгарский престол Крума (802—815), Болгария становится жертвою сложных внутренних неурядиц, связанных с борьбою партий в среде боярства (бойлы). Она переживает несколько династических переворотов,

 

192

 

 

чем искусно пользуется византийское правительство, стараясь пастью интригами в среде болгарского боярства, частью непрерывными военными мероприятиями, наконец—всемерным разжиганием национальной славяно-болгарской розни внутри княжества максимально ослабить его политическую и военную мощь. Тем самым оно старалось окончательно добить своего ненавистного соседа и узурпатора византийской территории, имеющего перед собою огромный резерв славянского населения на полуострове для дальнейшего расширения своих владений и укрепления своего политического влияния и своей мощи, угрожавших самому существованию империи. В связи с этим стоит и «славянофильская» политика византийского правительства, выражавшаяся, в частности, в законодательной реформаторской деятельности императоров Исаврийской династии, в издании так называемой эклогии земледельческого закона (Nomos georgicos). Последний заведомо был рассчитан на укрепление византийского влияния в среде славянского населения на полуострове в целях противодействия успехам славянской объединительной политики болгарского правительства. Однако все усилия раздираемой внутренними классовыми противоречиями, угрожаемой на востоке со стороны арабов и разлагавшейся теократической империи парализовать политические успехи Болгарии и остановить ее дальнейшее наступление на византийскую территорию были тщетными. «Варварская» Болгария во главе с такими выдающимися для своего времени государственными деятелями и полководцами-завоевателями, как Крум (802—815), Омортаг (815—831), Борис-Михаил (852—888) и Симеон (893—927), продолжала с каждым годом расширять свою территорию на полуострове за счет византийских владений и укреплять политическую и военную мощь.

 

КРУМ (802—815)

 

Когда вождь франков Карл, провванный Великим (768—814), объединив под своею властью все германские племена и создав таким образом обширное государство, ликвидировал на территории Паннонии последние остатки аварской державы, Крум, поддерживавший добрососедские отношения с аварами, занял принадлежавшие аварам юго-восточные районы Венгрии, а также область Банат, заселенные аварами и славянами, и таким образом Болгария на Тиссе и Саве вступила в непосредственное соприкосновение с великой державой франков и значительно усилила свои территориальные и военные ресурсы. С другой стороны, новые территориальные приобретения Болгарии на северо-западе лишали Византию непосредственной сухопутной связи с Западом,

 

198

 

 

т.е. наносили серьезный удар по ее экономическим интересам, что, повидимому, и явилось главной причиной того, что византийское правительство нарушило свой мирный договор, заключенный императрицей Ириной с предшественником Крума—Кардамом, а новый император Никифор I (802—811) в 807 г. открыл военные действия против Крума. Начиная с этого времени, болгарско-византийские отношения при Круме носят исключительно напряженный характер и протекают в обстановке жесточайших военных столкновений, ужасающего взаимоистребления массового мирного населения, кровавых погромов, грабежей, причем «культурные» византийцы в этом отношении ничем не уступают «варварам» Крума. В одном из бесконечных военных столкновений с византийской армией, которыми наполнено все правление Крума, чаще всего при этом не по инициативе последнего, 26 июля 811 г. болгары нанесли византийцам поражение, какого до тех пор еще не знала история Византии. Командующий византийской армией император Никифор был убит в бою, все его военачальники уничтожены. Болгарам досталась огромная военная добыча.

 

По преданию, Крум насадил голову Никифора на копье, а затем приказал череп его оковать в серебро и в дни больших торжеств пил из этой чаши здравицу за своих славянских бояр и им предлагал пить из нее же. Однако Крум был не только варваром-завоевателем, жившим захватническими устремлениями, грабежом и насилиями, приносившими ему огромные доходы; он был вместе с тем и хорошим организатором своего далеко еще внутренне не окрепшего и не благоустроенного государства. Он привлекал к себе на работу иностранных специалистов, вроде арабских военных инженеров и греческих финансистов и т.п.; ему же предание приписывает и широкую законодательную деятельность, направленную к урегулированию внутренней политической и общественной жизни страны.

  

ОМОРТАГ (815—831)

 

После смерти Крума и кратковременного, в течение нескольких месяцев, правления его преемника Цоко, свергнутого с престола и убитого партией Крума, на престол был возведен сын Крума, знаменитый впоследствии «канасивиги», как величают его надписи, Омортаг, или Мартагон (815—831), еще более расширивший границы Болгарии за счет византийской территории, основавший в 821 г. новую столицу Преслав и оставивший после себя целую библиотеку надписей на камнях

 

104

 

 

и на колоннах, в которых Омортаг говорит о своих успехах fl достижениях. Заключив с Византией тридцатилетний мирный договор, Омортаг обратил все свое внимание на северо-запад и северо-восток своих владений. На северо-западе подвластные ему племена—тимочане, кручане и бодричи, угрожаемые наступлением на них с севера франков (Людовик Благочестивый, 778—840), стали добровольно переходить под власть франков; на северо-востоке, в Валахии и в Бессарабии, болгарские владения стали тревожить угры. Попытка Омортага договориться с Людовиком и уточнить государственные границы не увенчались успехом: Людовик не ответил на соответственное приглашение Омортага, и последнему пришлось разрешать этот вопрос военными средствами, т. е. походом по Драве в свои северо-западные владения. В конце концов, Омортагу пришлось отказаться от части своих владений на крайнем северо-западе, в Посавской Паннонии, удержав, однако, за собою города Сирмиум (теперь Срем) и Сингидунум, получивший с этого момента имя Белград. Эти районы оставались во владении Болгарии вплоть до 1018 г., когда так называемое Первое болгарское царство, сломленное, наконец, Византией, прекратило свое существование и было превращено в византийское наместничество.

 

БОРИС-МИХАИЛ (852—888; ум. 907)

 

С именем князя Бориса, или Богориса, связывается крупнейшее событие в истории болгарского народа, которое внесло существенные изменения во внутреннюю жизнь болгарского общества и в международное положение Болгарии и заложило основы ее новой культурной жизни и новых политических отношений. Этим событием было принятие Борисом христианства по византийскому обряду.

 

Уже с первых веков своего поселения на полуострове языческая славянская масса столкнулась здесь с христианством, которое стало распространяться на полуострове начиная с II в., а в IV веке в городе Сердике (София) уже был созван и духовный собор (343), что говорит об успехах, достигнутых к этому времени христианскою пропагандою в этих районах Римской империи. В это же время христианская догма была объявлена господствующей религией в Византийской империи (Константин Великий), ибо к этому времени эта догма фактически была, очевидно, уже господствующей среди местного населения, в том числе, несомненно и среди известных кругов славянского населения на полуострове. Таким образом, в то время как высшие классы болгарского общества (Крум, Цоко, Омортаг)

 

195

 

 

оставались язычниками и боролись с христианской пропагандой, видя в ней византийскую интригу, угрожающую существованию Болгарии, известные круги славянского населения в значительной своей части формально уже были христианами, т. е. культурно, а стало быть, и политически уже были втянуты в сферу византийского влияния.

 

К IX в. Болгария уже представляла собою крупную политическую единицу, активно выступавшую на арене международных отношений. С нею ищет союза моравский князь Ростислав в своей борьбе с Людовиком немецким; с нею же ищет союза и Людовик немецкий, мечтавший о захвате Моравии. Последнему удается привлечь Бориса на свою сторону, но, чтобы еще более тесно связать союзные узлы, он настаивает перед Борисом в 862 и 863 гг. на принятии христианства. Вопрос о принятии христианства в эту эпоху для правящих классов Болгарии был, прежде всего, вопросом политическим. Современное международное право великих держав нетерпимо относилось к политическим организациям, где еще сохранялся языческий культ: оно отказывало им в признании, отрицало легальность их существования, рассматривало их как налетчиков и узурпаторов. Для молодого, развивающегося и крепнущего политического организма, каким в это время была Болгария, такое положение в области международных отношений было немыслимо: оно мешало естественному развитию организма.

 

В то время как Людовик немецкий через голову Ростислава моравского вступил в сношения с Борисом, имея в виду вовлечь его в союз для нажима против Моравии, Ростислав моравский, с своей стороны, через голову болгар вступил в сношения с Византией, в результате чего в 863 г. византийским правительством была отправлена в Моравию специальная миссия с культурно-просветительными заданиями во главе с известными солунскими братьями—Константином (Кириллом) и Мефодием, из которых первый был не только выдающимся ученым, но и одним из выдающихся византийских дипломатов. Таким образом болгарский тыл оказался бы весьма небезопасным на тот случай, если бы Людовик вздумал осуществлять свое намерение захватить Моравию. Мало того, пока Людовик собирался прибрать к рукам Моравию, Византия неожиданно в 863 г. предприняла наступление против Бориса, вынудив его просить мира, а в 865 г. Борис принял христианство от Византии, объявив его государственной религией: этого требовали внешние и внутренние политические интересы болгарского князя.

 

Нельзя, однако, думать, чтобы сторонники германского влияния в правящих болгарских кругах могли спокойно отнестись к своему поражению и победе своих противников,

 

196

 

 

византийско-славянской партии. По всем вероятиям, они вели определенную интригу, требовали пересмотра дела, доказывали необходимость для Болгарии союза с Людовиком именно, а не с Византией, с которою у них еще не все счеты были сведены и на которую у болгар имелись свои виды.

 

Несомненно также и то, что эту оппозицию составляло старое болгарское боярство, потерпевшее, вместе с принятием христианства, поражение и в борьбе за свое политическое преобладание и ограничение княжеского абсолютизма. В этой сложной политической обстановке Борис (в христианстве—Михаил) по секрету от Византии в 866 г. неожиданно обратился к римскому папе с просьбою, чтобы тот изложил ему основы истинного христианского учения, разрешил бы вопрос о болгарском патриархате, дал бы руководство в гражданских делах и выслал бы ему духовных лиц, которые наставили бы его народ. С аналогичною же просьбой он обратился одновременно и к Людовику немецкому.

 

Рим, заинтересованный в том, чтобы захватить Балканский полуостров в сферу своего влияния, охотно пошел навстречу Борису. Однако, когда Борис потребовал конкретного разрешения интересовавших его вопросов, в частности—вопроса об организации церковного управления, Рим стал вести себя весьма уклончиво, не скрывая тенденции сосредоточить светскую власть в своих руках. В 870 г., воспользовавшись заседавшим тогда в Константинополе церковным собором, Борис провел вопрос чрез этот собор, который решил дело в пользу подчинения Болгарии в церковном отношении Византии. Немедленно после этого, невзирая на протест папских легатов, византийский патриарх Игнатий, по соглашению с Борисом, назначил для болгарской церкви особого архиепископа. Таким образом болгарский князь Борис-Михаил получил, в конце концов, то, что отвечало его стремлениям к упрочению международного положения Болгарии как самостоятельного государства, к укреплению абсолютизма во внутреннем управлении и к установлению добрососедских отношений с Византией.

 

Акт принятия Болгарией в IX в. христианства от Византии определял собою дальнейшее направление и характер ее культурно-политического развития. Как в организации внутреннего управления, так и во всем быту, в искусстве и литературе господствующих классов правящая Болгария имела для себя высшим образцом и непререкаемым авторитетом Византию, ее организацию власти, быт ее двора, ее церковность, ее искусство и литературу. К этому образцу она тянулась, ему она подражала, его она воспроизводила в мелочах для того, чтобы, сравнявшись с ним, состязаться с ним же в борьбе за первенство власти.

 

197

 

 

С именем князя Бориса-Михаила в истории болгарской культуры, помимо принятия христианства, связывается еще два крупных события, имевших в свое время большое культурно-общественное значение. Во-первых, это приглашение Борисом: к себе моравских учеников знаменитого в истории славянской: книжности и, просвещения моравского учителя Мефодия—Климента, Наума, Ангелария и др., которые, преследуемые после смерти своего учителя (885) его преемником Вихингом, принуждены были бежать из Моравии и, переправившись через. Дунай, попали в пределы тогдашней Болгарии, в Белград, откуда наместником болгарского князя Боритаканом были направлены к Борису. Борис использовал этих образованных пионеров славянской грамоты и просвещения в своих культурнополитических целях, назначив, между прочим, Климента—организатора, проповедника и писателя—на должность учителя в Кутмичевицу в Охридской области (Македония), где он и умер в 916 г. в сане епископа Величского, оставив после себя целый ряд литературных трудов, имевших крупное культурно-историческое значение.

 

Во-вторых, при болгарском князе Борисе был переведен на славянский язык византийский сборник законов, известный под именем «Номоканон», или «Кормчая книга», первый писаный свод законов, наставлений и правил церковного и светского характера.

 

При Борисе-Михаиле территория болгарского царства расширилась еще больше сравнительно с территорией Болгарии при Омортаге. В нее входили теперь, между прочим, вся Македония за исключением ее юго-западной части с г. Солунью, а также сербские области Призрен, Ипек и Рашка.

 

В 888 г. Борис-Михаил отрекся от престола в пользу старшего своего сына Владимира и по обычаю того времени «удалился на покой» в монастырь. Но когда его сын обнаружил намерение восстановить права старого язычества, он арестовал Владимира, ослепил его и заключил в тюрьму, а вместо него посадил на престол младшего своего сына Симеона, после чего вновь удалился в монастырь, где принял схиму и скончался 2 мая 907 г.

 

СИМЕОН (893—927)

 

Получив воспитание при византийском дворе, Симеон своими глазами видел, наблюдал и проникался «свычаями и обычаями» византийского абсолютизма, видал его пышный церемониалг его дворцовую роскошь и богатство, золото и пурпур, его искусство и науку, и по настроению стал истым византийцем.

 

198

 

 

Эта школа сослужила Симеону хорошую службу, когда он взошел на болгарский престол и повел непримиримую, агрессивную политику против своего же учителя, Византии.

 

Все устремления Симеона во внешней политике были направлены в основном к захвату Константинополя и византийского престола. Действуя как искусный полководец и тонкий дипломат, Симеон, с одной стороны, ведет непрерывные войны с Византией (894, 896, 904, 913, 920—924), значительно расширяет границы старой болгарской державы, доходившей теперь на юго-востоке почти до самых стен Константинополя (Визе, Люле-Бургас, Эски-баба, Родосто), на юге охватывавшей Димотику, Серес, Македонию и Албанию, на западе—побережье Адриатического моря и старосербскую область Рашку; объединяет под власть болгарской государственности целый ряд новых славянских племен и областей. С другой стороны, в своей агрессивной захватнической политике он впервые сталкивается с своим западным соседом, славянскими племенами сербов, сидевшими в области между реками Ибар и Лим. К IX в. Симеон уже образовал здесь вокруг себя первую независимую Сербскую державу, которая хотя и входила в состав Симеоновой Болгарии, но неохотно мирилась с этим положением вещей, стремясь свергнуть с себя болгарское великодержавное иго, что сербам и удалось сделать в 924 г., когда они нанесли поражение болгарским войскам и отстояли свою независимость.

 

Занять византийский престол Симеону, однако, так и не удалось, но свои военные и политические успехи он завершил провозглашением себя в 925 г. «Вавилевсом», т. е. «царем, цесарем и самодержцем всех болгар и ромеев», и стал официально титуловаться: «во Христа бога благоверный царь и самодержец всех болгар и греков». Этот титул, хотя бы номинально приближавший положение болгарского князя к роли и положению византийского императора, интересен, в частности, в том отношении, что он показывает, что в конце IX и в начале X в. балканские славяне, вошедшие с VII в. в состав болгарской державы и составлявшие ее коренное и основное массовое население, известные при первых болгарских князьях византийским историкам всегда под именем славян наряду с другим упоминаемым ими же этническим именем болгар, очевидно уже утратили свое старое племенное имя—славяне и получили имя своей политической организации, т.е. имя болгар. Другими словами, болгарская государственность передала свое имя и своему не-болгарскому, славянскому населению, так что «болгарин» во время Аспаруха и его ближайших преемников (VII—VIII вв.) означал еще именно болгарина аспаруховой дружины; в конце же IX в. это имя уже означает славянина болгарского государства,

 

199

 

 

которое к этому времени и по культуре и по языку было уже славянским государством.

 

Что касается внутренней политики царя Симеона, то она органически вытекала из его основного стремления к захвату Византии, диктовавшемуся политическими и хозяйственными интересами господствующих классов болгарского общества. Для того чтобы подготовить в международном масштабе признание захвата византийского престола, Симеон должен был озаботиться тем, чтобы и в культурном отношении он был равным Византии так же, как он был равен ей своею территорией и своими политическими успехами. Византия была центром науки, искусства, литературы. И Симеон, получивший хорошее литературное образование при византийском дворе, создает у себя при болгарском дворе славянский литературный центр, сам занимается литературою, по выражению византийского патриарха Николая, «ежедневно напо??яя свою душу живоносною водою учения и любознательно перечитывая книги древних»; переводит избранные сочинения византийских (греческих) авторов на славянский язык, вроде, например, Иоанна Златоуста (Златоструй, «Симеонов сборник»); поручает ряд литературных работ другим лицам, поддерживая всячески литературную и культурно-просветительную работу у себя в Болгарии. При Симеоне развивают свою большую литературную деятельность уже названный нами выше Климент, один из образованнейших людей своего времени, затем пресвитер Константин, екзарх Иоанн («Шестоднев»), черноризец Храбр («О письменах») и др. Это литературное движение, характеризуемое в истории славянских литератур обычно как «золотой век» славянской письменности, легло в основу последующего литературного развития у всех славян на востоке и западе и создало из Болгарии своего рода колыбель славянской литературы и образованности.

 

Кроме того, некоторыми учеными (Зигель, Флоринский) инициативе Симеона приписывается издание компилятивного сборника законов, известного под именем «Закон судный людем», хотя болгарский ученый проф.С. С. Бобчев склонен отнести составление этого юридического памятника скорее к предыдущей эпохе, к эпохе Бориса.

 

Верный византийским традициям своего родителя и сам убежденный «византиец», Симеон завершил укрепление своей власти, лишив феодальных жупанов права наследования в своих областях и введя взамен наследственного права назначение верховною властью на должности жупанов доверенных лиц, вследствие чего полунезависимые феоды превратились в провинции, во главе управления которых стояли местные органы центральной правительственной власти.

 

200

 

 

Таким образом, в начале X в. Болгария по своему государственному, политическому и социальному строю, а равно и по культуре господствующих классов, представляла собою приближение к Византии с ее абсолютизмом, с господством светского и духовного чиновничества и знати, с закабаленным, угнетаемым и разоренным беспрерывными войнам» массовым населением.

 

По мере того, как крепла мощь господствующих классов и официальная Болгария все более и более превращалась в маленькую Византию с большими претензиями занять место разлагавшейся и умиравшей большой Византии, все более и более росла и углублялась пропасть между высшими правящими классами и народом, между официальными государственностью и церковностью, с одной стороны, и народным сознанием—с другой. Это непримиримое противоречие послужило основою, на которой развилось и вспыхнуло в Болгарии в ее народных низах при ближайшем преемнике Симеона—Петре (927—969) огромное революционно-рационалистическое движение, известное под именем богомильства.

 

ПАДЕНИЕ ПЕРВОГО БОЛГАРСКОГО ЦАРСТВА

 

Блестящие успехи Симеона в области внешней политики, блеск его двора и богатства духовной и светской правящей знати, купленные дорогою ценою крови и разорения народа, не обеспечивали устойчивости и прочности полуфеодальной болгарской державы, и со смертью царя Симеона начинается процесс ее быстрого упадка и разложения.

 

Преемником Симеона на болгарском престоле явился второй из его сыновей, кроткий, богобоязненный и миролюбивый Петр (927—969). Старший, Михаил, по неизвестным причинам был отстранен отцом от престола и пострижен в монахи. Ввиду молодости Петра в качестве советника и руководителя Симеон приставил к нему его дядю Георгия Сурсовула. Эти обстоятельства, повидимому, сослужили роль стимула к развитию в правящих болгарских кругах внутренних трений и борьбы за власть.

 

Трения начались с момента заключения Георгием Сурсовулом на очень выгодных для Болгарии условиях мира с Византией (927). Болгария была признана в границах, оставленных ей Симеоном; за болгарским князем официально был признан титул царя; за болгарскою церковью полная независимость и собственный патриарх, да кроме того Византия обязалась платить Болгарии ежегодную дань. Политический мир был скреплен заключением родственного союза между византийским и болгарским дворами женитьбою царя Петра на внучке императора Марии.

 

201

 

 

Однако заключение этого мира, повидимому, не отвечало ни интересам, ни настроению сильной придворной военной Партии и поддерживавшего ее феодального боярства, а разоренные города и закрепощенное в большинстве своем за светскими и духовными земельными вотчинниками крестьянство не могли быть для правительства Петра какою-либо опорою в его борьбе с притязаниями феодалов. Напротив, разоряемое постоянными войнами и эксплоатируемое агентами светской и церковной власти массовое городское и сельское население или спасалось бегством в Византию и Сербию, или уходило в леса и горы, или же переходило в ряды антиправительственной оппозиции.

 

Поэтому правление Петра отмечено несколькими боярскими восстаниями, в одном из которых фигурировал отстраненный от престола Михаил (в Струмицкой области, в 930 г.), а в другой—младший сын Симеона—Иван (подготовка заговора против Петра происходила в 928 г.). Эти восстания обыкновенно жестоко подавлялись, но одно из подобных же восстаний, именно восстание одного из македонских феодалов Николы, окончилось для него удачно. Из западных областей болгарского царства он образовал независимое государство, стал во главе его, а Петру оставил восточную часть Болгарии. Таким образом, в 963 г. симеонова Болгария распалась на два самостоятельных царства: восточное и западное.

 

Вместе с вступлением на византийский престол воинственного Никифора Фоки положение восточно-болгарского царства, теснимого к тому же с севера мадьярами, становилось критическим. В 968 г., решив покончить с унизительным положением болгарского данника, с одной стороны, и с другой—восстановить свои былые экономические выгоды, связанные с обладанием торговых путей на полуострове, находившихся в руках болгар, Никифор Фока не только отказался платить болгарам дань, но и с позором выгнал из Константинополя болгарских послов, явившихся сюда за данью. Такая неожиданная и резкая перемена византийской политики но отношению к Болгарии объяснялась крупными военными и политическими успехам! Никифора Фоки на востоке в борьбе Византии с арабами.

 

Наметив план действий против болгар, Никифор Фока, при содействии специального эмиссара, херсонесца Калокира, поднял против болгар киевского князя Святослава. Вести борьбу с Святославом выпало на долю уже преемнику Петра, его сыну Борису (969—972).

 

В конце весны или в начале лета 968 г. Святослав во главе 60-тысячной армии спустился в лодках вниз по Днепру и Черным морем двинулся в устье Дуная. Болгария была застигнута врасплох, и выставленная ею против Святослава 30-тысячная армия

 

202

 

 

была разбита русским князем и заперлась в Доростоле (болт. Дръстър, древне-римск. Durostrum, теперь Силистра).

 

Согласно показаниям нашей летописи под 6475 (968) годом, Святослав в связи с поражением болгар, «взя город 80 по Дунаеви, и седе княжа ту, Переяславци, емля дань на Грьцех». Центром своих болгарских владений Святослав сделал город Преславец, т. е. Малый Преслав, расположенный на правом, болгарском берегу Дуная, против болотистого озера Балта, между нынешними городами Черна-вода и Хърсов. (Гирсово). Это был очень важный торговый пункт, лежавший в самом узком месте между Дунаем и Черным морем. По объяснению проф. Златарского, летописное выражение «город 80 по Дунаеви» следует понимать не в прямом смысле слова, как 80 городов, расположенных вдоль побережья Дуная, но как 80 городов придунайской области или в области Дуная, т.е. в северо-восточной Болгарии. Таким образом, в первый свой поход на Болгарию Святослав, по объяснению проф. Златарского, завоевал нынешнюю Добруджу и часть Делиормана.

 

Чтобы спастись от киевского князя, болгарское правительство вступило в переговоры с Византией и одновременно предложило печенегам напасть на Русь и тем самым заставить русских с их князем очистить Болгарию, на что печенеги согласились и осадили Киев. Это заставило Святослава поспешить в Киев, но значительную часть своей армии он оставил в Болгарии.

 

Ликвидировав в Киеве угрожавшую ему со стороны печенегов опасность, в следующем же 969 г. Святослав вновь направился в свою болгарскую область.

 

«Не любо ми есть в Киеве быти,—говорил Святослав своей больной старушке-матери Ольге,—хочю жити в Переяславци на Дунай, яко то есть середа земли моей, яко ту вся благая сходятся: от грек злато, паволоки, вина и овощее разноличные, из чех же, из Угрь сребро и комони, из Руси же скора и воск, мед и челядь».

 

Во вторую болгарскую экспедицию 969 г. Святослав продвинулся из своего Переяславца уже далее на юг, занял самую столицу Болгарского царства—Великий Преслав, где захватил в плен болгарского царя Бориса II со всем его семейством и братом Романом, и, перевалив через Балканский хребет, взял Пловдив (Филиппополь), завоевал, таким образом, всю Болгарию и через Адрианополь проник на византийскую территорию, вплоть до нынешнего Люле-Бургаса (Аркадиополь). Встревоженная наступлением Святослава, угрожавшего уже теперь самой столице империи, Константинополю, Византия в лице преемника Никифора Фоки, Иоанна Цимисхия (969), принуждена была принять меры против своего же вчерашнего союзника и нанесла Святославу ряд жестоких поражений. Заключив в 972 г. мир с Византией, Святослав покинул Болгарию

 

203

 

 

и направился в Киев, но по дороге, у днепровских порогов, был убит из засады печенегами.

 

Открыв военные действия против Святослава, Цимисхий уверил болгар, что единственное его намерение—спасти Болгарию и восстановить ее попранные права. Закончив, однако, борьбу с Святославом, Иоанн Цимисхий объявил Болгарию присоединенной к империи, уничтожил болгарский патриархат, подчинив Болгарию в церковном отношении византийскому патриарху. Он оставил всюду свои гарнизоны и увел с собою в Константинополь болгарского царя, где последний принужден был всенародно снять с себя знаки царского достоинства и стать в ряды византийских сановников в звании магистра империи.

 

Вместе с этим актом восточно-болгарское царство прекратило свое независимое существование (971), но западно-болгарское царство со столицею сначала в Софии, а затем в Охриде, куда был перенесен и патриарший престол, продолжало сохранять свою политическую независимость под управлением сыновей Николы—Давида, Моисея, Аарона и Самуила. Воспользовавшись вспыхнувшим в восточной Болгарии восстанием против Византии, они объединили всех болгар в борьбе против византийского ига. Младший, Самуил, который после смерти других братьев и бежавшего к нему из византийского плена сына Петра, Романа, в 980—1014 гг. был фактическим болгарским царем, имея своею базою западное болгарское царство, своими военными предприятиями наводил ужас на Византию, но спасти Болгарию ему все же не удалось. Византийский император Василий II, прозванный Болгаробойцем (976—1025), стал систематически наносить удар за ударом Болгарии и отбирать у нее одну за другою ее области, пока, наконец, в 1014 г. в сражении при горах Беласицы болгары не были разбиты наголову. По свидетельству византийского историка, Василий ослепил 14 тысяч пленных болгар, оставив на каждые сто душ по одному с одним глазом, который должен был быть поводырем остальных. Когда об этом жестоком поступке Василия донесли царю Самуилу, которому бегством удалось спастись от пленения, то с ним, говорят, произошел удар, и он скончался.

 

После смерти Самуила Болгария еще несколько лет отчаянно боролась с греками за свою независимость, но в 1021 г. взятием Срема на Дунае Византии удалось сломить последние остатки болгарского сопротивления, и вся Болгария в своих обеих составных частях, восточной и западной, подпала под греческое иго, была обращена в византийское наместничества с греческими чиновниками и духовенством и обложена материальными повинностями.

 

204

 

 

Положение вещей в Болгарии под греческим игом приняло4 в конце концов такой характер, что, повидимому, стало забываться и самое имя болгар и Болгарии; по крайней мере, византийские историки начала XII в. говорят о Мизии, о Загорье вместо Болгарии, и о влахах вместо болгар.

 

Страдавшее от непосильных поборов и злоупотреблений болгарское население боролось со своими насильниками восстаниями. Из этих восстаний известны: 1040 г. в Нише и Скопии под предводительством внука царя Самуила, Петра Деляна, и 1072 г. в Македонии, с главным центром в Призрене, под предводительством Георгия Войтеха. Восстания эти подавлялись византийскими войсками, население подвергалось жестоким репрессиям, истязаниям и разорению и спасалось бегством в горы.

 

С севера в то же время пределы Болгарии были открыты для вторжений печенегов и половцев (куманов), поддерживавшихся попустительством византийского правительства.

 

В 1048 г. около 800 тысяч печенегов переправились через замерзший Дунай, вторглись в Болгарию и рассыпались по всем ее областям, грабя беззащитные города и деревни. В 1064 г. в Болгарию вторглось 600 тысяч половцев и подвергли ее новому опустошению. Византия, в борьбе с болгарским народным движением за освобождение от тяжелого ига бесправия и произвола, впервые вызвала из Азии в Европу и турок, поселив отряды их в Македонии по р. Вардару и в окрестностях Охриды в качестве своих жандармов. Беспрепятственное хозяйничание этих пришельцев на полуострове превратило цветущую некогда Болгарию в сплошную пустыню.

 

Кое-где, преимущественно в малодоступных горных областях, сохранились, однако, полунезависимые вотчины болгарского боярства, платившего Византии дань и поддерживавшего торговые связи с окрестным горным пастушеским населением. Из среды этого боярства стечением времени выдвинулись два брата, Федор и Асень, ставшие в 1186 г. во главе нового восстания. Старший из них, Федор, был провозглашен в Тырнове «царем болгар и греков» и принял имя сына царя Симеона—Петра. Попытки Византии задушить это восстание окончились неудачею, и в следующем 1187 г. она принуждена была заключить с болгарами мир и признать независимость Болгарии. Петр отказался от престола в пользу своего брата Асеня, который и был коронован в Тырнове на царство с титулом «царь болгар и волхов». Петр же принял на себя должность правителя восточных провинций Болгарии с центром в г. Преславе. Так было положено начало второму Болгарскому царству.

 

205

 

 

ЛИТЕРАТУРА

 

1. Dr. Konst. Jireček, Dějiny naroda bulharského. Praha, 1876; то же, русск. изд., в переводе Ф. К. Бруна и В. Η. Палаузова. Одесса, 1878; то же, болг. изд. «Историята на българите». Търново, 1880.

 

2. Проф. В. Н. Златарски. История на българската държава през средните векове, т. 1. Първо българско царство. Ч. 1. Епоха на хунно-българското надмощие. София, 1918; ч. 2. От славянизацията на държавата до падането на първото царство. София, 1927 г.

 

3. Dr. František Hýbl, Dějiny naroda bulharského. Dil I. V Praze, 1930.

 

4. M. С. Дринов, Началото на Самуловата държава.—1875—1876 г. См. Съчинения на М. С. Дринов, т. 1, София, 1909, стр. 317—364.

 

5. Его же, Южные славяне и Византия в X веке. 1875 г. См. там же, стр. 365—520.

 

6. Матвей Соколов. Из древней истории болгар. СПБ, 1879 (I. Образование болгарской национальности; II. Принятие христианства болгарскими славянами).

 

7. Академик Н. С. Державин. История Болгарии. Том I. Происхождение болгарского народа и образование первого болгарского государства на Балканском полуострове. Москва—Ленинград, 1945.

 

Литература по специальным вопросам истории болгарского народа названа в указанных выше сочинениях общего характера.

 

206

 

 

 

 Глава V

СЕРБИЯ И ХОРВАТИЯ (IX-XII вв.)

 

После кратковременного существования державы Людевита Посавского (819—822) в бассейне среднего Дуная (западная часть Славонии), представлявшей собою первый опыт организации государственности у юго-западных славян—сербов, хорватов и словенцев, быстро ликвидированный франками, в середине IX в. в Загорье, на территории, расположенной между реками Ибар и Лим и занятой сербским племенем, в области Рашка, т.е. Рашская земля, с городом Раса (теперь Новый-Базар), впервые начинает складываться сербское государство. Эта исторически исконная область балканских сербов, основное ядро сербской государственности, известна сейчас у сербского народа под именем «Старая Сербия». В эпоху турецкого владычества на полуострове она входила в состав Новобазарского санджака.

 

Основною базою, на которой выросло сербское государство, был союз родственных западно-балканских славянских племен, в среде которых наиболее экономически мощное и организационно окрепшее в лице своей родовой знати, жупанов, сербское племя заняло постепенно ведущую роль, включив в свой состав и растворившиеся впоследствии в нем окрестные племена, быстро утратившие в этом племенном скрещении свои собственные племенные наименования. Окружавшая сербское племя международная политическая обстановка диктовала сербским жупанам настоятельную необходимость укрепления своей обороноспособности в целях охраны своей богатой плодоносной территории, своих владений и хозяйства, т. е. усиления своей военной мощи против наступающих с северо-запада франков, с адриатического побережья—Венеции, с востока—болгар и с юга—Византии. Связанное своими прекрасными водными путями—реки Ибар, Колубара, Дрина и Морава—с великой Дунайской артерией, где в это время протекала

 

207

 

 

бурная жизнь международных столкновений и борьбы за обладание ею и всем ее бассейном—Тисса, Драва, Сава—сих богатейшими скотоводческими и земледельческими районами, сербское племя давно уже было втянуто в круговорот мировых событий, которые, начиная с VII в., развивались в этих придунайских районах. Оно не было изолировано от окружавшего его внешнего мира, с которым было тесно связано своею экономической жизнью и события которого разыгрывались у самого порога владений сербских жупанов. Их ближайшие сородичи с севера—бодричи Срема, браничевцы и кучане Поморавии уже были включены с начала IX в. в состав болгарских владений Крума и Омортага; та же участь угрожала и сербам. Правда, она их не миновала, и уже при болгарском Симеоне в первой четверти X в. не только владения сербского племени, но и владения целого ряда родственных западно-балканских племен входили в состав Симеоновой Болгарии вплоть до Адриатического побережья на юг от р. Бояны. Тем не менее борьба сербских жупанов за свое самосохранение во всей этой сложной международной обстановке толкала их к усилению своей военной мощи, в целях защиты своей собственности, своей жизни и своих политических интересов, а этого можно было достигнуть только путем укрепления материальной базы и политической власти, т.е. путем насильственного захвата смежных племенных территорий.

 

Говоря о происхождении сербов, Константин VIII Багрянородный называет безыменного князя, который впервые привел сербский народ в Иллирик, что приурочивается им к первой половине VII в. Этому князю наследовал сын, затем внук и т.д. по порядку, вплоть до Вышеслава—VIII в.; ему наследовали, по Константину Багрянородному, Родослав, Просигой и, наконец, Властимир (по Шафарику, между 836 и 843 гг.).

 

Властимиру принадлежит первая, исторически засвидетельствованная попытка собирания сербской земли путем захвата смежных племенных территорий, что создавало ему необходимую для укрепления власти экономическую базу. Помимо Рашской земли, в состав владений Властимира утке входила довольно обширная территория, простиравшаяся далеко на северо-запад, вплоть до рек Босны и Врбаса, правых притоков Савы, и включавшая в себя, кроме Старой Сербии, и территорию восточной Боснии. Так было положено начало сербской государственности. Аналогичный процесс перерастания союза племен в государство мы наблюдаем в это же время и у смежного с сербами на западе, родственного им племени травуньян или требинцев, где в роли сербского Властимира выступает жупан Бела.

 

Государство жупана Властимира и государство жупана Белы—

 

208

 

 

это были два наиболее удачливые зародышевые центра начальной сербской государственности. Сознание общности классовых интересов привело вскоре этих двух племенных вождей, основоположников сербской государственности, к заключению родственного союза: сын Белы—Краина, или Краяна, женился на дочери Властимира, провозгласившего своего зятя самостоятельным князем (первая половина IX в).

 

Обширные владения Властимира после его смерти доста лись трем его сыновьям: Мунтимиру, он же Мутимир, Строимиру и Гойнику, управлявшим государством сообща под верховенством старшего из них, Мутимира.

 

Однако, возникнув на территории Византийской империи явочным порядком, не располагая еще в начале своего существования тою военною силою, какою в это время (середина IХ в.) располагала Болгария, ослабляемое внутри династическими распрями сыновей Властимира, созданное им молодое сербское государство очень быстро, на первых же порах своего существования, было ликвидировано Византией как независимое государство, и сербские жупаны принуждены были признать ее верховную власть

 

При Мунтимире болгарский князь Борис-Михаил заключил мир с сербами, для чего лично предпринимал поездку в сербскую столицу, Расу, а когда возвращался в Болгарию, его сопровождали в качестве охраны двое сыновей Мунтимира, Борен и Стефан, за что Борис отблагодарил их богатыми, по выражению источника, подарками, состоявшими из двух рабов, пары собак, пары соколов и 90 штук мехов.

 

Устранив в 872 г. от власти своих соправителей-братьев, Мутимир остался самодержавным властителем Сербии, как ее великий жупан; ему были подвластны жупаны остальных сербских племен, за исключением неречан, которые почти всегда были независимыми

 

Изгнанные Мутимиром из Сербии братья нашли себе приют в Болгарии у князя Бориса. Здесь, по инициативе Бориса, сын Строимира—Клонимир (у сербских историков—Кломинир) женился на болгарке, и от этого брака у Клонимира родился в Болгарии сын Чеслав или Часлав, которому впоследствии пришлось сыграть крупную роль в истории болгарско-сербских отношений при преемнике Бориса, царе Симеоне.

 

У великого жупана Мутимира было трое сыновей: Прибислав, или Прибеслав, Бран, или Вран, и Стефан. В 890 или в 891 г. Мутимиру наследовал старший из них, Прибислэв. Через год его сверг с престола двоюродный брат Петр, сын изгнанного из Сербии Мутимиром брата его Гойника, проживавший в эмиграции у хорватов.

 

Петр умер, коварно захваченный болгарами, в темнице в 917 г.

 

209

 

 

После этого сербский престол перешел к внуку Мутимира, сыну Брана, Павлу, который правил три года. В 920 г. его сменил Захарий, сын старшего из Мутимировичей—Прибислава, томившийся также в темнице у болгар. В необходимую минуту они использовали его против Павла, прогнав которого из Сербии, Захарий захватил в свои руки власть. Когда болгарско-сербские отношения обострились, Захарий, после ряда военных столкновений с болгарами, бежал в Хорватию, а болгары, коварно арестовав всех сербских жупанов, разгромили Сербию. Семь лет спустя после этого сербский престол в 934 г. занял Часлав, бежавший из Болгарии и отдавшийся под власть Византии. Так рисуется древнейший период политической истории сербов по данным Константина Багрянородного.

 

По свидетельству того же автора, белые хорваты, жившие за Багибареей (ἐκεῖθεν Βαγιβαρείας) и подчиненные королю франков и саксов, имели собственного князя. Когда, по показанию того же источника, хорваты, изгнав из Далмации аваров, поселились на территории Далмации, они имели своим князем отца Порги, а затем Поргу. Это событие приурочивается к VII в. Самостоятельного князя тогда же имели и посавские хорваты; в правление князей Порги и Порины (Борна) они приняли христианство от Рима. При Михаиле II Бальбе (820—829) хорваты, сербы, захлумцы, тревуняне и др., отпав от Римской (т.е. Византийской) империи, говорит Константин Багрянородный, «сделались самовластны и независимы» и управлялись своими жупанами—старшинами (см. выше). [1]

 

Из хорватских князей после Борны Константин Багрянородный называет Терпимира, его сына Красимира и сына последнего, Мирослава, убитого баном Прибунией, или Прибиной, занявшим после него княжеский стол. Другие источники после Борны называют хорватских князей: Ладислава (821) и Мислава (около 839), преемником которого был Терпимир, называемый и у Константина Багрянородного. Около 864 г. великим жупаном Хорватским был Демогой [2] и т. д.

 

В то время, когда Византия ликвидировала сербское государство Властимира, как узурпатора ее территории, у нее же под боком, у самых стен столицы в конце IX и в самом начале X вв. успело вырасти огромное болгарское государство Бориса-Михаила и его сына Симеона, захватившее в свои руки почти всю византийскую территорию на полуострове, в том числе и земли, занятые сербскими племенами, и угрожавшее самому существованию империи.

 

 

1. Проф. В. Т. Дитякин. Образование государства у хорватов. «Исторический Журнал», 1944 г., № 10-11.

2. Конст. Грот. Известия Константина Багрянородного о хорватах и сербах: СПБ., 1880, стр. 123 и сл.

 

210

 

 

Это катастрофическое для Византии положение вещей вынуждает византийское правительство, в целях противодействия завоевательным успехам Болгарии, пересмотреть и коренным образом изменить свою сербскую политику. Путем всевозможных подачек и возведением в сан византийского проконсула, ей удается привлечь на свою сторону хорватского князя Томислава (910—930) и тем самым укрепить его политические позиции, как верховного хорватского князя. Теми же средствами Византии удается привлечь на свою сторону также болгарского ставленника в Сербии, жупана Павла Брановича (917—920), и владетеля Захлумья, Михаила.

 

Однако византийское правительство, продолжая попрежнему рассматривать славянское население на полуострове, как варваров и захватчиков византийской территории, явно плелось в хвосте событий. Признаваемые византийцами за «варваров», славянские народы полуострова в лице своих ведущих племенных элементов, жупанов и князей, уже выросли в солидную материальную силу, не укладывавшуюся к рамки старых, патриархально-родовых отношений. С другой стороны, они выросли в силу, которую не мог удовлетворить почетный титул проконсула разлагавшейся империи, бессильной оказать существенную материальную поддержку своим «проконсулам» против угрожающей им со всех сторон опасности потерять не только свой почетный титул, но и все свое состояние вместе с территорией и самую жизнь. Вот почему Томислав, не ожидая возможности признания независимости своего государства со стороны Византии, обратился к римскому папе за королевской короной, и римская курия охотно пошла навстречу хорватскому князю, политически заинтересованная, особенно после неудачи, постигшей ее в переговорах с Борисом болгарским, в вовлечении народов полуострова в сферу своего влияния. Томислав получил от Рима и королевскую корону и признание независимости за хорватским государством, что, однако, нисколько не поколебало его добрососедских отношений с Византией.

 

Больше того, в это именно время византийское правительство добровольно передало во владение хорватского «проконсула» далматинские города, представлявшие собою жизненную необходимость для Хорватии, тем более, что в это же время особенные виды на эти города, равно как и на все Адриатическое побережье, питала Венецианская республика. Включение в состав Хорватии богатых торговых далматинских городов значительно, конечно, усиливало и материальные ресурсы Томислава и политическую мощь его государства. Этим, в частности, объясняется и то обстоятельство, что после захвата мадьярами в конце IX в. Блатенской Паннонии, находившейся во владении Арнульфа баварского,

 

211

 

 

в которую входила также и Посавская Паннония Людевита, славянское население последней, между Дравой и Савой, перешло под власть Томислава. Таким образом, к началу X в. на Балканском полуострове выросло обширное и мощное Хорватское королевство.

 

Ту же линию поведения византийское правительство усваивает и по отношению к сербским жупанам, подчиненным болгарскому царю Симеону или находившейся в вассальной от него зависимости, вроде, например, сербского жупана Часлаьа, сына Клонимира, из рода Владимировичей, владетеля Рашской области, бывшей сербской державы Властимира. После смерти болгарского царя Симеона (927) в правление его слабого преемника Петра (927—969) в Болгарии, утомленной и ослабленной непрерывными военными предприятями Симеона, начинается резкий упадок завоевательной энергии и поднимаются серьезные внутренние неурядицы. Эти неурядицы приводят, в конце концов, первое болгарское царство к полному расстройству и захвату его Византией. В 932 г. сербский жупан Часлав Клонимирович (932—960), бывший вассал болгарского царя Симеона, родившийся от матери-болгарки и воспитывавшийся в Болгарии, поднял при поддержке Византии восстание против Болгарии и передался под власть Византии. Чаславу удалось захватить целый ряд соседних племенных областей и подчинить под свою власть обширную территорию в центре бывших владений Симеона, начиная от Савы и Дуная на севере и вплоть до области Зеты на юго-западе ир. Моравы на востоке.

 

Однако и Хорватии Томислава и Сербии Часлава едва удалось только пережить своих основателей. Сербия была вновь завоевана Византией, Сербская родовая знать, спасаясь от византийского плена, бежала на запад, в приморскую горную область Зэту, занятую родственными племенами, и здесь в конце X в. возник новый центр сербской государственности—Сербская Зетская держава, впоследствии Черногория, во главе с зетским князем Воиславом (ум. 1051).

 

Воспользовавшись наступившими в Византии неурядицами, Воислав объединил под властью зетского князя все старые сербские области, в том числе Боснию и Рашку. Его преемник Михаил в 1076 или 1077 г. получил от папы Григория VII (по тем же соображениям, по которым римская курия в аналогичном случае охотно пошла навстречу хорватскому Томиславу) знаки королевской власти, в связи с чем Сербское Зетское государство становилось независимым королевством, а сербский князь—кралем, т.е. королем. Столицей Сербского королевства в это время был город Скадар (Скутари, Шкодра).

 

Преемником Михаила был его сын, краль Бодин (1081—1101), исполнявший при отце, в последние годы его жизни, обязанности соправителя.

 

212

 

 

Назначением себе в преемники сына Михаил нарушал старый родовой порядок вещей, в силу которого отцу должен был наследовать на престоле не сын, а старший в роде Воиславичей. Родовая знать восстала поэтому против кандидатуры Бодина, но конфликт был улажен вмешательством верховного главы сербской церкви, дуклянского архиепископа, и Бодин занял королевский престол.

 

Правление Бодина протекало в атмосфере напряженных отношений с Византией, которые были урегулированы только в 1095 г. заключением специального договора о пограничном размежевании Сербии и Византии. В силу этого договора в состав Сербского королевства Бодина входили: Зета (нынешняя Черногория), Босния, Герцеговина и северные районы «Старой Сербии». Таким образом, Бодину удалось с успехом наладить взаимоотношения с Византией, но ему не удалось все же ликвидировать оппозиции в среде своих племичей, или властелей, т.е. родичей. Наиболее активные из них были захвачены им и убиты, другие бежали в Дубровник. Преследуемые Бодином, они скрылись из Дубровника в Константинополь, где были охотно приняты как элемент, пользуясь которым византийское правительство всегда могло поддерживать внутренние распри в Сербском королевстве и таким путем достигать своих целей. Эта же оппозиция родичей привела к тому, что после смерти Бодина Сербское Зетское королевство распалось на три независимые друг от друга части: Зету, Рашку и Босну. На этом закончило свое историческое существование Сербское Зетское королевство.

 

В XII в. независимая Босна во главе с баном Боричем с 1155 г. попадает на короткое время под власть Венгрии (мадьяр), а затем, с 1166 г.,—под власть Византии; Рашку в 1168 г. захватывает в свои руки поддержанный Византией великий жупан Стефан Неманя, который в 1170 г. присоединяет к своим владениям и Зету (Черногорию). Политическимцентром сербского народа попрежнему становится Рашка, т.е. исконная область сербского племени на полуострове, «Старая Сербия», во главе с великим жупаном Стефаном Неманем, под верховною властью Византии, как одна из ее провинций. Таким образом, ко второй половине XII в. на смену Зетской Сербии на полуострове вырастают два новых политических и культурных центра сербского народа: Босна, или Босния, и Рашка. Босния с этого времени попадает в сферу культурного влияния Запада и католичества, Рашка—в сферу влияния Византии и православия. Рашка же становится и центром образования нового Сербского государства во главе е династией Неманичей.

 

Что касается Хорватского королевства, то, в противоположность росту материальной и политической мощи Сербского королевства,

 

213

 

 

оно после смерти Томислава (930) идет к упадку и, по выражению сербского историка, становится «тенью томиславовой Хорватии» (Ст. Станоевич). Воспользовавшись временным ослаблением Хорватии, Венецианская республика начала с нею упорную борьбу за обладание Далмацией, но хорватский король Петр II Кресимир (1058—1074) вышел победителем в этой борьбе, и Далмация осталась в составе его владений. Ему же удалось значительно расширить границы своего королевства и вообще поднять политическую мощь государства до такой высоты, какой Хорватия никогда не достигала ни до Петра Кресимира, ни после него. С другой стороны, по политическим соображениям, Петр Кресимир в церковном вопросе держался римской ориентации, что вызвало напряженные отношения между королем и хорватской общественностью. На Сплитском церковном соборе в 1060 г. славянский язык был запрещен, как язык церковного культа, в Далмации. До этого он был запрещен и по всей Хорватии, но, повидимому, эго запрещение не имело решающей силы, и славянский язык продолжал оставаться и после этого в Хорватии языком культа, чем и объясняется решительное постановление Сплитского собора. Однако это постановление в широких кругах хорватской общественности вызвало решительный протест, что привело, начиная с 1071 г., к организации в Хорватии трех национальных епископств, которые оставались все же в зависимости от Сплитского митрополита. Таким образом, спорный церковный вопрос в Хорватии был разрешен наполовину: она получила славянский язык в качестве языка культа, но не получила церковной независимости. В то же время Сербии удалось создать в Баре независимую национальную церковную организацию (архиепископию) в границах сербского государства.

 

После смерти Петра II (1074) Венеция в 1076 г. вновь захватила в свои руки хорватские далматинские города, и с этого момента независимая Хорватия навсегда потеряла Далмацию. Преемник Петра Кресимира, Звонимир (1076—1089), не сумел поддержать Хорватию на высоте достижений своих предшественников, и она быстро пошла к упадку. Как рядовой вассал римской курии, он без всякой надобности впутался в европейские дела, в войну норманнов с Византией и Венецией и в распри папы Григория VII с немецким Генрихом IV. Все это привело к расстройству внутренних дел в государстве и вызвало общее недовольство, тем более, что укрепление на среднем Подунавье мощи мадьяр стало серьезною угрозою для Хорватии, лежавшей на пути их дальнейшего продвижения на юг, в Моравскую долину и на Адриатическое побережье. Воспользовавшись внутренними династическими распрями, наступившими

 

214

 

 

в ослабевшей Хорватии после смерти Звонимира, в 1091 г. мадьяры легко проникли в Посавскую Паннонию (Славонию) и подчинили ее своей власти, а после этого, воспользовавшись царившею в Хорватии анархией, сюда явился для наведения порядка, очевидно по родственным соображениям, венгерский король Коломан, как брат жены Звонимира, и после битвы на Гвозду, где погиб в бою последний король независимой Хорватии—Петр III, в 1102 г. овладел всею Хорватией. С этого времени Хорватское королевство, как самостоятельное государство, надолго прекратило свое независимое существование. [1]

 

 

1. Литература: К. Грот. Известия Константина Багрянородного о сербах и хорватах. СПБ., 1880. Ст. Станојевић, Историја Српского народа. Београд, 1910. Его же. Историја срба-хрвата и словенаца. Београд, 1924. Его же. Историја Срба, Хрвата и Словенаца. 1920; 2-е изд. 1924; русск. изд. 1917; франц. изд. 1919; Ferdо Šišić, Povijest Hrvata. Zagreb, 1925; K. Jireček, Geschichte der Serben. Gotha, 1911, В. I; тоже на сербск. яз. Историја Срба, 1, 1922.

[Previous]

[Back to Index]