Ранние болгары в Восточной Европе

А.X. Халиков (отв. ред.)

 

 

7. Салтовский компонент в культуре населения раннего Булгара (Билярского городища) (Хузин Ф.Ш.)  64

8. О назначении знаков на астрагалах (салтово-маяцкая культура) (Нахапетян В.Е.)  73

9. Об одной группе знаков на керамике Волжской Болгарии (Кокорина Н.А.)  89

 

 

7. САЛТОВСКИЙ КОМПОНЕНТ В КУЛЬТУРЕ НАСЕЛЕНИЯ РАННЕГО БУЛГАРА (БИЛЯРСКОГО ГОРОДИЩА)

Ф.Ш.Хузин

 

 

Культура и этнос населения Волжской Болгарии домонгольского периода сформировались, как известно, на основе двух главных компонентов: болгарского (салтово-маяцкого), имеющего истоки в районах Подонья, Приазовья, Предкавказья, и прикамско-приуральского, проникавших на территорию Среднего Поволжья неоднократными волнами в течение VIII-начала X в. (1-6). Общепризнано, что эти компоненты сами являются неоднородными, многосоставными. До сих пор окончательно не решен вопрос об их удельном весе, а также о роли и значении в формировании культуры населения раннефеодального Булгарского государства.

 

В последние годы появилась тенденция рассматривать этнокультурный состав Волжской Болгарии домонгольского периода как преимущественно финно-угорский. Так, по мнению P.Г.Кузеева и В.А.Иванова, "основное содержание прихода болгар в Среднее Поволжье заключалось в социально-политических новациях, привнесенных ими в численно преобладающую финно-угорскую среду" (7, с. 9; 8, с. 11, 12).

 

Это обстоятельство выдвигает перед учеными задачу более внимательного, с опорой на фактические материалы, исследования вопроса о роли вышеупомянутых двух компонентов и других этнокультурных включений в сложении единой болгарской культуры. В данной статье мы ставим перед собой пока ограниченную цель: выявить салтовские элементы в культуре населения раннего Булгара (Билярского городища), домонгольской столицы волжских болгар.

 

Ранний этап развития Булгара, который приходится преимущественно на Х-начало XI в., совпадает с завершающимся этапом салтово-маяцкой культуры. Согласно точке зрения Т.А.Хлебниковой (9, с. 67), поддержанной затем Е.П.Казаковым и другими авторами (10, с. 131), в конце IX-начале X в. происходило новое переселение салтово-маяцких этнических групп, возможно, из северных лесостепных районов этой общности, подвергаемых ударам печенегов. Есть основание полагать, что эти вновь прибывшие группировки приняли участие в строительстве первой столищ государства - г.Булгара (Билярского городища).

 

В свете археологических исследований последних лет, широко развернувшихся на Билярском городище, салтово-маяцкое наследие в

 

 

65

 

культуре раннего города представляется значительным. Салтовские традиции хорошо фиксируются в градостроительстве, домостроительстве и в других областях материальной и духовной культуры. Даже концентрическую планировку городища, предполагающую разделение его на две части - внутренний и внешний город, - и близкую к так называемой планировке "по кругу", присущей древним кочевническим поселениям (11, с. 133), следует, по нашему мнению, связывать с кочевой салтовской традицией. Очевидно, город был заложен населением, сохранившим еще в достаточно полном виде свои традиционные кочевнические представления периода разложения родо-племенного строя. Об этом же свидетельствуют изученные в северо-восточной части внешнего города довольно хорошо сохранившиеся остатки уникального юртообразного жилища X в. (12, с. 158).

 

Основание этого сооружения имело вид округлого в плане котлована (440 х 480 см), углубленного от дневной поверхности всего на 20-25 см (рис. 1). По внутреннему периметру котлована на материковом дне располагались ямки от вертикальных столбиков деревянного решетчатого каркаса. По-видимому, юрта была не коническая (шалашеобразная), а так называемая решетчатая, сравнительно более благоустроенная (13, с. 52). Вход в виде подпрямоугольного выступа (110 х 120 см) располагался с южной стороны. В юрте имелась подпольная яма для хранения продуктов. Никаких следов очага выявить не удалось. Возможно , его и не было. Следы довольно мощного про кала с вкраплениями угля и обожженной глины прослеживались примерно в 2 м к северу от жилища. Очевидно, очаг располагался во дворе. Это вполне правдоподобно, ибо, по сведениям некоторых восточных и источников, в юртах (или шатрах) булгары жили только летом. Так, ал-Балхи (920-921 гг.) и ал-Истахри (930-933 гг.) писали, что дома у болгар в основном "деревянные и служат зимним жилищами; летом же жители расходятся по войлочным юртам" (14, с. 82; 15, с. 37).

 

Билярская юрта - пока единственное достоверное жилище такого рода. "Признаки юртообразных, несколько углубленных в землю жилищ , по данным Т.А.Хлебниковой (16, с. 49), отмечены и на Болгарском городище, но они пока не оцубликованы. Наша юрта по своей конструкции относится к типу 1 классификации жилищ салтово-маяцкой культуры, предложенной С.А.Плетневой (13, с. 52). Они изучены на Правобережно-Цимлянском, Дмитровском городищах и других памятниках и считаются стационарными жилищами оседлого населения с сильными пережитками кочевничества (17, с. 24, 26).

 

 

66

 

К области домостроительства относится еще одна деталь, сближающая памятники салтово-маяцкой культуры и ранние постоянные поселения волжских болгар. Это - наличие в древнейших напластованиях Билярского городища остатков печей типа тандыра, расположены в наземных каркасно-глинобитных домах или же прямо во дворе (18, с. 62 и сл.). В Булгаре (Биляре) открыты семь тандыров. В плане они округлые диаметром 70-90 см, сложены, как правило, ленточной техникой из специально изготовленных глиняных валиков. Среди опубликованных К.И.Красильниковым тандыров из салтовских поселений Подонья (19, с. 48-60) сооружения типа 2, подтипа Б наиболее близки к булгарским. Истоки булгарских тандыров пока окончательно не выяснены. Считается, что на европейскую территорию они проникли из Азии вместе с тюркоязычными болгарами (19, с. 49). Однако не исключено, что в Булгаре (Биляре) их строили и прямые выходцы из Средней Азии (18, с. 68).

 

Наиболее ярким археологическим подтверждением наличия значительного салтово-маяцкого компонента в культуре Булгара служит лепная и близкая к ней примитивно-круговая керамика, включающая в себя четыре этнокультурных группы, бытовавшие в Х-первой половине XI в. (20, с. 5-16). В целом, процент лепной и архаичной круговой керамики из Билярского городища небольшой - от 0,2-0,5 до 5-6% от общего количества глиняной посуды. В некоторых ранних объектах она доходит до 10-15%; в заполнении вышеупомянутой юрты обнаружено максимальное количество архаичной посуды - 27%. Основная масса лепной и примитивно-круговой керамики - до 60% и более - связана в своих истоках с кругом салтово-маяцких памятников юго-восточной Европы, вернее, с теми локальными вариантами этой культуры, которые, по мнению большинства исследователей, оставлены болгарами или близким к ним тюркским населением. Наиболее многочисленную грушу салтовской керамики в Биляре составляют преимуществен горшковидные плоскодонные сосуды шамотного теста с бугристой поверхностью, украшенной волнистым орнаментом в верхней части, рифлением по тулову и косыми нарезками по краю венчика (IV группа нашей классификации, см.: 20, с. 11-15, рис. 4; XI группа по классификации Т.А.Хлебниковой, см.: 21, с. 126-128). Она убедительно сопоставляется с кухонной посудой лесостепного, этнически весьма смешанного, варианта салтово-маяцкой культуры верховьев Дона и Северского Донца. В его создании, как известно, участвовали как аланские, так и болгарские племена (22, с. 70; 23, с. 236). Однако

 

 

67

 

упомянутая группа керамики, по аргументированному мнению Т.А.Хлебниковой, "имеет основание быть связанной с болгарами: в ее форме и орнаментации явственны черты другой группы посуды - гончарной песочного теста, характерной для салтово-маяцких памятников степного района, интерпретирующихся всеми исследователями как оставленные болгарами" (21, с. 128).

 

Горшковидные сосуды с хорошо видимым песком в глиняном тесте типичная кухонная посуда степного болгарского населения Подонья (III группа по нашей и Т.А.Хлебниковой классификации: 20, с. 10-11, рис. 3; 21, с. 98-103) - в комплексах Билярского городища, в отличие от более южных и западных памятников Волжской Болгарии, сравнительно немногочисленны. Шире представлена так называемая "кочевническая" посуда, как правило, лепная, с примесью крупного шамота или растительности в плохо отмученном тесте. Форма ее не всегда симметрична, поверхность грубая, со следами заглаживания пучком травы, почти без орнаментации (20, с. 5-7). По мнению С.А.Плетневой (24, с. 236-237), основная масса такой керамики у носителей салтово-маяцкой культуры могла принадлежать болгарам, хазарам, печенегам и гузам.

 

Перечисленные группы билярской керамики полностью вышли из употребления в XI в., если не раньше, определив в конечном счете "почти все формы столовой и многие формы кухонной посуды волжских болгар домонгольского периода, сыграв определяющую роль в их гончарстве и в технологическом отношении" (21, с. 132).

 

Вывод об определяющем значении салтовского компонента в формировании домонгольской булгарской культуры вытекает также из сопоставительного анализа многих других категорий предметов материальной культуры. Среди них женские украшения, предметы вооружения и конского снаряжения, орудия труда и т.д. (см.: 25, с. 9, 50, 137, 145, 195, 203, 206).

 

Заслуживают внимания довольно многочисленные игральные кости в виде кубиков с циркульным (кружковым) орнаментом, а также бабки и биты из овечьих астрагалов, некоторые из которых на выпуклой поверхности имеют прочерченные знаки (прямая решетка, или сетка, "лесенка", "мировое древо", косой крест, горизонтальные и вертикальные черточки, зигзаги и т.п. - см. рис. 2), очень близкие к граффити на астрагалах, происходящих из памятников салтово-маяцкой культуры (26, с. 87-88, рис. 7; 27, с. 11) и Дунайской Болгарии (38, с. 195, рис. 5, 1).

 

Прямое салтово-маяцкое происхождение, очевидно, имеют два небольших

 

 

68

 

сланцевых бруска с изображениями на них фигуры лошади и птиц, нанесенных каким-то острым предметом. Изображение одной из птиц на точильном камне размерами 4,5-5,5 х 5,6 см и толщиной 0,6-0,8 см, найденном в культурном слое XXV раскопа (29, с. 213; рис. 3, 3), по манере исполнения напоминает птиц на горлышке бурдюка из хазарского Саркела (13, с. 154, рис. 42, 12; 30, с. 40, рис 27). Изображение лошади на втором камне из ХXIII раскопа (рис. 3, I) имеет почти абсолютные аналогии среди рисунков на камнях крепостной стены Маяцкого городища (30, с. 46, рис. 32; 31, с. 60 и сл. рис. 3; 5,2; 9). Несомненное сходство наблюдается при сравнении его с рисунками из памятников Дунайской Болгарии (32, с. 93 и сл , рис. 3; 8). На обратной стороне этого камня, а также на третьем сланцевом бруске из XXVIII раскопа (рис. 3,2), нанесены знаки (елочка - "древо жизни", лесенка и т.д.), которые встречаются и на астрагалах.

 

Эти рисунки-граффити, по нашему мнению, следует рассматривать в качестве звеньев единой цепи степной графической художественно "школы" (по терминологии С.А.Плетневой: 31, с. 91), памятники которой распространены в обширных регионах Евразии, населенных тюркоязычными народами.

 

Все вышесказанное свидетельствует об известной преемственности в культуре салтово-болгарского и домонгольско-болгарского населения конца I-начала II тысячелетия н.э. Это положение подтверждается и данными других наук (33, с. 137). Поэтому, думается, пока нет достаточно серьезных оснований как-то приуменьшить доминирующую роль салтовского компонента в сложении единой общеболгарской дуль туры домонгольского времени.

 

 

1. Генинг В.Ф., Халиков А.Х. Ранние болгары на Волге (Больше-Тарханский могильник). - М.: Наука, 1964.

 

2. Халиков А.Х. О происхождении казанских татар // Советская Татария, 1966. - 3 июля.

 

3. История Татарской АССР (с древнейших времен до наших дней). - Казань: Тат.кн.изд-во, 1968.

 

4. Халиков А.Х. Происхождение татар Поволжья и Приуралья. - Казань: Тат.кн.изд-во, 1978.

 

5. Халиков А.Х. Этапы этногенеза татар Среднего Поволжья и Приуралья // Проблемы современной тюркологии. - Алма-Ата: Наука, 1980.

 

6. История Татарской АССР. - Казань: Тат.кн.изд-во, 1980.

 

 

69

 

Рис. 1. План и сечение юртообразного жилища на раскопе XXVII Билярского городища

 

 

70

 

Рис. 2. Астрагалы со знаками из Биляра

1 - Б. ХХXIII-81/13714; 2 - XXXIX-88/1271; 3 - XVII Б.с./862; 4 - Б. ХХXIII/4630; 5 - Б. ХXIII-79/12351; 6 - Б. ХХXIX/1257; 6 - Б. ХХVIII/278; 8 - Б. ХХXII/169; 9 - Б. ХХXIX/456; 10 - Б. ХХХIX/455; 11 - Б. ХХХIX/457; 12 - Б. XXVIII/30; 13 - Б. XXXVIII/28; 14 - Биляр. П.м. - 84.

 

 

71

 

Рис. 3. Сланцевые камни - точильные бруски с граффити - из Биляра

1 - Б.XXII/6216; 2 - Б.XXVIII-1964/10885; 3 - Б. XXV-1985/79.

 

 

72

 

 

7. Кузеев Р.Г., Иванов В.А. Этнические процессы в Волго-Уральском регионе в V-XVI веках и проблема происхождения чувашского этноса // Болгары и чуваши. - Чебоксары, 1984.

 

8. Кузеев Р.Г., Иванов В,А. Дискуссионные проблемы этнической истории населения Южного Урала и Приуралья в эпоху средневековья // Проблемы средневековой археологии Урала и Поволжья. - Уфа, 1987.

 

9. Хлебникова Т.А. Некоторые итоги исследования булгарских памятников Нижнего Прикамья// СА, 1974. - № 1.

 

10. Казаков Е.П. О болгаро-салтовском компоненте в погребальных инвентарях ранней Волжской Болгарии // Плиска-Преслав - 2. - София, 1981.

 

11. Плетнева С.А. О построении кочевнического лагеря-вежи // СА, 1964. - № 3.

 

12. Хузин Ф.Д1. Исследования Биляра // АО 1984 года. - М.: Наука, 1986.

 

13. Плетнева С.А. От кочевий к городам. Салтово-маяцкая культура. - М.: Наука, 1967.

 

14. Хвольсон Д.А. Известие о хазарах, буртасах, болгарах, мадьярах, славянах и русских Абу-Али Ахмеда бен Омар Ибн-Даста. - СПб., 1869.

 

15. Заходер Б.Н. Каспийский свод сведений о Восточной Европе. - М.: Наука, 1967. - Т.2.

 

16. Хлебникова Т.А. История археологического изучения Болгарского городища. Стратиграфия. Топография // Город Болгар. Очерки истории и культуры. - М.: Наука, 1987.

 

17. Нечаева Л.Г. О жилище кочевников юга Восточной Европы в железном веке /I тыс.до н.э. - первая половина II тыс.н.э./ // Древнее жилище народов Восточной Европы. - М.: Наука, 1975.

 

18. Хуэин Ф.Ш. Рядовые жилища, хозяйственные постройки и ямы цитадели // Новое в археологии Поволжья: Археологическое изучение центра Билярского городища. - Казань, 1979.

 

19. Красильников К.И. Тандыры в салтовских жилищах Подонья // СА, 1986. - № 3.

 

20. Хуэин Ф.Ш. Лепная керамика // Посуда Биляра . - Казань, 1986.

 

21. Хлебникова Т.А. Керамика памятников Волжской Болгарии. К вопросу об этнокультурном составе населения. - М. -Наука, 1984,

 

22. Археология СССР. Степи Евразии в эпоху средневековья. - М.: Наука, 1981.

 

23. Кондукторова Т.С. Палеоантропологические материалы из Маяцкого могильника // Маяцкое городище. - М.: Наука, 1984.

 

23. Плетнева С.А. Керамика Саркела-Белой Вежи // МИА, 1959. - № 75.

 

 

73

 

24. Культура Биляра. Булгарские орудия труда и оружие Х-XIII вв. - М.: Наука, 1985.

 

25. Красильников К.И. Изделия из кости салтовской культуры // СА, 1979. - № 2.

 

26. Нахапетян В.Е. О назначении знаков на астрагалах /салтово-маяцкая культура/ // Ранние болгары в Восточной Европе (тезисы докладов). - Казань, 1988.

 

27. Георгиев П. Ранносредневековно селище в района на голямата базилика в Плиска // Плиска-Преслав - 2. - София, 1981.

 

28. Хужин Ф.Ш. Исследования Билярской экспедиции // АО 1985 года. - М.: Наука, 1987.

 

29. Артамонов М.И. Саркел-Белая Вежа // МИА, 1958. - № 62.

 

30. Плетнева С.А. Рисунки на стенах Маяцкого городища // Маяцкое городище. - М.: Наука, 1984.

 

31. Овчаров Д. Ранносредневековните графитни рисунки от Болгария и въпросът за техния произход // Плиска-Преслав - 2. - София, 1981.

 

32. Герасимова М.М., Будь Н.М., Яблонский Л.Т. Антропология античного и средневекового населения Восточной Европы. - М.: Наука, 1987.

 

 

СПИСОК ИЛЛЮСТРАЦИЙ

 

Рис. I. План и сечение юртообразного жилища на раскопе XXXVII Билярского городища.

Рис. 2. Астрагалы со знаками из Биляра.

Рис. 3. Сланцевые камни - точильные бруски с граффити из Биляра.

 

 


 

 

8. О НАЗНАЧЕНИИ ЗНАКОВ НА АСТРАГАЛАХ (САЛТОВО-МАЯЦКАЯ КУЛЬТУРА)

В.Е.Нахапетян

 

 

В системе знаков, употреблявшихся населением салтово-маяцкой культуры, граффити на астрагалах занимают особое место. Для них характерны повторяемость сюжетов, имеющих также аналогии среди знаков на астрагалах, происходящих с памятников других культур, и специфический, по сравнению с сериями знаков на камнях, кирпичах

 

 

74

 

или керамике, набор тем. При характеристике меток на астрагалах авторы публикаций определяют их функцию по-разному. Одни считают, что они использовались как знаки, необходимые для игры в кости, при этом исходной посылкой служит предположение, что астрагалы использовались, как и в недавнем прошлом, при игре (1, с. 156; 2, с. 87; 3, с. 67). Другие рассматривают их как знаки, имеющие магический смысл (4, с. 77; 5, с. 65-69).

 

Ни условия находок астрагалов при раскопках аланских и болгарских памятников, ни этнографические параллели не дают основания однозначно определить как функцию самих астрагалов, так и знаков, на них нанесенных. Известны находки в катакомбах и в ямных погребениях (2; 6, с. 283; 7, с. 112), в культурном слое и в отдельных жилищах поселений и городищ (2, с. 87; 4, с. 76; 8, с. 135; 9, с. 195, 196; 10, с. 48, 49, 157). И в погребальных, и в жилых комплексах имеются случаи находок единичных, по несколько штук и целыми наборами. Встречаются просверленные астрагалы, что склоняет к мысли об их использовании в качестве амулетов, аналогичных известным в скифо-сарматском мире (11, с. 136). Наличие же астрагалов, залитых свинцом, так называемых "биток", является наиболее серьезным аргументом в пользу их использования для игры. Однако метились не все астрагалы. При находках наборов отмечается, что метки имеют от четверти до двух третей астрагалов (3-5, 10). Неясно также, почему для игры выбирались преимущественно знаки, не имеющие генетической связи с тамгами (4) и не являющимися также счетными знаками. Хотя вопрос о числовой символике знаков на астрагалах ставился в литературе (4), он затрагивает исключительно проблему магии чисел в раннее средневековье. В качестве знаков, необходимых для ведения игры, могли использоваться те метки, которые считывались играющими легко и быстро: например, различное число концентрических окружностей и точек на фишках из Херсонеса или игральных кубиках, найденных в Саркеле, Херсонесе и других памятниках (1, с. 156; 2, с. 88; 12, с. 93). Знаки же на астрагалах, по крайней мере большинство из них, требуют внимательного рассмотрения, или же должны быть настолько хорошо известны владельцу, чтобы он мог определить их смысл с первого взгляда, что исключено при наличии нескольких играющих.

 

Данные этнографии говорят не только об игровой, но и о культовой роли астрагалов, хотя игры в кости также имели прежде определенный ритуальный аспект (13). Известны гадания сибирских шаманов по положению упавших костей (использовались астрагалы кабарги) -

 

 

75

 

так называемый "звериный жребий", помогавший узнать об исходе болезни и дальнейшей судьбе (14, с. 60). Находки астрагалов в жилищах Новолимаревки II, Правобережного Цимлянского городища (рис. 1а), Плиски, Хумы (2, 4, 5, 9) также не могут гарантировать чисто бытовую, развлекательную функцию этих костей. Так, тувинцы закапывали астрагал вместе с последом, сакральным заменителем ребенка, именно в юрте. При этом важен также смысл обряда: астрагал сопровождал в мир, куда уходят и откуда приходят души, символического ребенка, возвращаемого для того, чтобы иметь возможность получить его вновь (15, с. 167, 168). У болгар до недавнего времени обряды предсказания судьбы, гадания совершались именно в доме, у очага.

 

На астрагалах поселений Буков-Плоешти (Румыния) найдены короткие надписи, но они не прочтены и их функции остаются неясными. Имеется одна прочтенная надпись, выполненная скандинавскими рунами на астрагале из Полоцка и гласящая: "выгода", "благо" (16, с. 193), что говорит скорее всего о том, что кость использовалась или при метании жребия или как амулет.

 

Отдельным начертаниям можно найти аналогии среди тамгообразных знаков на камнях Маяцкого и Хумаринского городищ и на кирпичах Саркела (17, рис. 38, 39; 18, рис. 51), но при сравнении всей совокупности тех и других знаков сходство оказывается незначительным. Та же картина наблюдается при сравнении с гончарными клеймами (1, с. 126; 20, табл XXX; 19). Характерный для астрагалов Подонья косой крест, вписанный в квадрат или прямоугольник (2), в качестве клейма встречается здесь редко. Такие символы, как крест, четырехлистник, двузубец, наносились на астрагалы, но были не ведущими, как среди клейм, а наименее распространенными типами.

 

Одним из повсеместно употреблявшихся сюжетов для гравировки на астрагалах была решетка или сетка различных типов: прямые решетки с различным числом ячеек, заключенные в прямоугольные рамки или открытые, косые сетки, сетеобразные фигуры из нерегулярно перекрещивающихся линий. Кроме Подонья, где знаки такого рода были распространены (2, 6, 7) [1], имеется несколько аналогичных находок на памятниках Дунайской Болгарии (4, табл. VI I, 161; 5; 8, с. 35; 9, с. 195, рис. V, 1). Прямая решетка нарисована на астрагале,

 

 

1. Благодарю В.Г.Бородулина за предоставленную возможность ознакомиться с неопубликованными материалами его раскопок Верхне-Салтовского могильника.

 

 

76

 

найденном в пригороде Биляра (21, с. 45, рис. 7, 17). Аналогии есть и на синхронных славянских памятниках (10, с. 157; 159; 22, с. 203, рис. 2, 4). Исследователи, обратившиеся к семантике знака "сетка" и "решетка" у алан и болгар, относят такого рода изображения к сакральным символам. Е.П.Алексеева отмечает, что у народов Кавказа до недавнего времени рыболовная сеть являлась оберегом, и приписывает изображениям сети на глиняных и металлических изделиях раннесредневековых памятников Северного Кавказа также пока невыясненное магическое значение (23). Знак "решетка" употреблялся здесь и в более позднее время в качестве оберега, как предполагается, против различных болезней, в особенности, против чумы, как это имело место в средневековой Западной Европе (24, с. 39-41, рис. 9). Болгарский исследователь П.Георгиев, посвятивший специальную заметку вопросу об этом знаке (5), полагает, что у праболгар решетка сохранила то значение, которое она, по определению С.П.Толстова, имела в глубокой древности: символ родового дома, употреблявшийся в смысле "родовая община", представлявший собой план многокомнатного общинного дома (25, с. 40, 41). В первобытном Хорезме наскальные пиктографические комплексы с решетками различных типов, по-видимому, связаны с дахмой и площадками для выкладывания трупов, а сами наскальные начертания служат магическими обращениями к духам-хранителям рода-дома (25, с. 41, 42). Сходство с протоиндийской идеограммой "дом" - бесспорно, но может быть чисто внешним, так как при переходе знаков к другому народу, тем более имеющему ином жизненный уклад, обычно изменяется их значение (26, с. 20). Так, в средневековых писаницах на р.Лене (с.Давыдово) прямые, косые сетки, знак "лесенка" входят в композицию, связанную, по мнению А.П.Окладникова, с охотничьей магией, и являются изображениями ловчих сетей, в которые загоняет животных Богиня оленей (27, с. 336, 337, табл. XXXXIX). Среди болгарских средневековых граффити также известны рисунки оленей, которые слиты, как и на сибирских писаницах с решеткой, собственно, - это решетки, перерастающие в оленей (28, табл. IV в, 128, 103) (рис. 2, 42, 43).

 

Близки типологически к знаку "прямая решетка" знаки в виде лесенок, также известные с глубокой древности. На астрагалах имеются лесенки, состоящие из трех вертикальных длинных и нескольких коротких поперечных линий, идущих прямо (2, рис. 7, 13; 6, рис. 6; 29, табл. I III, рис. 14) или под углом к центральной продольной линии (2, рис. 7,8) (рис. 1а), а также состоящие из двух вертикальных и поперечных линий (2, рис. 7, 4, 10). Хорошо известно семантическое

 

 

77

 

значение лестницы, заменителя мирового древа (30). Лестницу рисовали на шаманских бубнах, по ее ступенькам шаман взбирался на небо во время камланий, именно она обеспечивала связь между людьми и духами (31, с. 53). Свидетельством того, что в сознании обитателя восточноевропейских степей раннего средневековья оба символа - мировое древо и лестница - были эквивалентны, является изображение дерева на костяном косметическом сосуде из Мокрина. Ствол дерева является одной из трех опор лесенки, а ветви продолжают горизонтальные линии ее ступенек (32, с. 154, рис. 39), (рис. 2, 44).

 

Следующий знак, известный на астрагалах, образован только одной длинной линией с отходящими от нее короткими поперечными (4, с. 195, рис. V; 8). Этот знак также имеет аналогии среди изображений, связанных с шаманской практикой, где он обозначает веревку с лентами, символизирующими дороги шамана и пути, по которым жертва или молитва доходили до адресата (14, с. 141). В некоторых текстах она ассоциировалась с образом какого-либо божества или духа, являясь его онгоном (33, с. 196).

 

Наконец, распространены на астрагалах знаки, представляющие собой различное число горизонтальных черточек (рис. 1, 6). Они не случайны, поскольку присутствуют повсеместно (2, 4, 6, 8, 21, 34, с. 157), и также имеют определенную символику, видимо, схожую с символикой знака "лесенка".

 

На трех астрагалах найдены изображения мирового древа в виде двусторонней елочки (4, табл. 1 VI, 159; 7, с. 108, рис. 110; 9, с. 195, рис. V, 16), а на одном - односторонней елочки, аналогичной рисунку на астрагале с городища Титчиха (35, с. 82). Изображения дерева в виде вертикальной линии с отходящими от нее вверх параллельными линиями ветвей хорошо известны среди рисунков-граффити Дунайской Болгарии (28, с. 242, табл. XIV, № 268-275; 32). Мотив мирового древа присутствует также на салтовских изделиях (36, с. 63). Полной аналогией знакам на астрагалах является рисунок дерева на хазарском ритуальном сосудике из Керчи (37, с. 259, рис. 1, 2). Вопрос о символике подобных изображений достаточно разработан в литературе (30), (рис. 2, 48).

 

Все вышеперечисленные типы знаков образованы прямыми перекрещивающимися или параллельными линиями. Характерной особенностью совокупности этих знаков является отсутствие четких границ между разнотипными знаками: они как бы достраивают друг друга. Достаточно одной линии, чтобы превратить параллели в подобие "мирового древа"

 

 

78

 

или в "веревку с лентами". Заключенная между двумя параллелями елочка превращается в "лесенку" (рис. 1, а). Между знаком "прямая решетка" и "лесенка" также отсутствует граница, так как любую лесенку с горизонтальными ступеньками можно описать как решетку (24). Пропадает четкая грань между этими знаками и прямоугольником, если "решетка", параллели или "лесенка" замкнуты в прямоугольной рамке (рис. 1, б, рис. 2, 7, 37).

 

Как уже отмечено К.И.Красильниковым (2), прямоугольник или квадрат, перечеркнутый крест-накрест диагоналями, является наиболее характерным знаком для астрагалов, найденных в Подонье (2, 6). Два соединенных основаниями перечеркнутых квадрата нарисованы на астрагале с городища Новотроицкое (10, с. 51, рис. 30, 1). В Подунавье подобный знак также распространен (20), но на астрагалах пока неизвестен. Знак имеет варианты: контур прямоугольника нанесен двойными линиями, диагонали - одинарными; все линии двойные; все линии одинарные. Есть также знак, где треугольные поля, на которые делят прямоугольник диагонали, заштрихованы (2, рис. 7, 5). В отличие от знаков "параллели", "лесенка", "дерево", являвшимися символами упорядоченного вертикального устройства мира, квадрат и прямоугольник символизируют горизонтальную структуру мирового древа (30, с. 401, 402; 38, с. 630, 631). Этот символ хорошо был известен болгарам, что нашло отражение в планировке языческих храмов Дунайской Болгарии (39, с. 108-123).

 

На трех астрагалах прочерчены фигуры в виде ромбов с продолженными сторонами (2, рис. 7, 10; 6), которые обычно трактуют как символ плодородия (40). Несколько знаков имеют значение солярных: крест (2, 8), четырехлистник и сложные кресты (2, рис. 7, 7). Уникален астрагал с четырьмя схематическими изображениями птиц (2, рис. 7, 4). Найдено также несколько астрагалов с другими типами знаков: галочка, "юпсилон", перпендикуляр (2, 6), широко распространенные в качестве тамг и имеющие также довольно близкие аналогии среди знаков письменности. Но их мало, и о значении подобных изображений и роли, которая им отведена среди основных типов знаков на астрагалах, трудно пока что-либо предполагать.

 

Таким образом, почти все знаки на астрагалах связаны с хорошо известными символами, олицетворяющими вертикальное и горизонтальное строение мира, "мировое древо". Они также употреблялись в шаманской практике для изображения дорог шамана в этом сложно устроенном мире. Известны имеющие шаманскую символику граффити на каменных плитках, включающие кроме изображений дерева (33, рис. 7, 10),

 

 

79

 

лестницы (33, рис. 1, 4), также рисунки веревки с лентами (33, рис. 10, 11, 17) и сетки (33, рис. 7, 10, 1). Как пишет автор публикации, сетка также являлась шаманским атрибутом. Она вывешивалась на дверях жилища для того, чтобы помочь птицам поймать ушедшую или унесенную душу больного (33, с. 197). В данном контексте ее значение близко к тому, которое определил А.П.Окладников для изображения сетей на Ленской писанице (27).

 

Сходный набор знаков: лестница, деревья, перечеркнутый диагоналями прямоугольник, - вырезан на трех деревянных пеналах из погребений могильника Мощевая балка (41, с. 106-109). Пеналы имели культовое назначение и связываются А.А.Иерусалимской с поклонением предкам и с заупокойными обрядами (41, с. 107), (рис. 2, 46, 49, 60).

 

Некоторые сюжеты, представленные на астрагалах, закодированно, выборочно, имеют более развернутую трактовку в гравировках на другой категории костяных предметов салтово-маяцкой культуры, называемых обычно горловинами бурдюков (1, с. 154; 2; 3, с. 67). Впервые такая трактовка была предложена М.И.Артамоновым для орнаментированной костяной цилиндрической трубочки из Саркела (42, с. 40). Но, высказанная вначале как предположение, она получила в последующих публикациях более категоричный характер. К горловинам бурдюков были отнесены не только двустворчатые (43, с. 428), (рис. 2, 52), но и трехстворчатые (1, с. 154), (рис. 3) изделия из кости и рога. Существует и другая, высказанная венгерскими учеными точка зрения (32; 44, с. 46; 45), которой придерживаются также некоторые советские археологи (12, с. 93; 46, с. 222-225): трехстворчатые изделия служили коробочками, в которых могли хранить соль, травы, мази, какие-либо другие вещества, использовавшиеся, видимо, в ритуальных целях. Д.Ласло относит к этой же категории и банкообразные сосуды из рога оленя, найденные в аварских могильниках (32, с. 154). Он предполагает, что они могли быть принадлежностью воина, охотника или шамана. Б.Боршош отмечает аналогичность орнаментации двустворчатых (32) и трехстворчатых коробочек (44, табл. 111,1; 45, с. 84) и венгерских пороховниц XVI-XVIII вв. Действительно, многие сюжеты, видимо, настолько прочно были увязаны традицией с формой предмета, что остались жить в его орнаментике даже после того, как предмет изменил свою функцию. Это не только циркульный орнамент

 

 

2. В работе Б.Боршоша (45, с. 81-84) дан достаточно полный обзор литературы по данной проблеме.

 

 

80

 

и геометрический орнамент из заштрихованных треугольников, но также сложные и редкие сюжеты, которые присутствуют в гравировке как аварских, так и салтово-маяцких изделий: лотосы, нарисованные в ряд (ср. 46), птицы над солярным символом, олень рядом с солнечной розеткой (ср. 42, рис. 42), конь, дерево (ср. 6, рис. 5; 3, рис. 20, 15; 32; 42), четырехлистник (ср. 42, рис. 42, 11, 12; 32; 47, табл. XVI, 18), гора, как полагает Б.Боршош, "мировая гора" за деревом (ср. 32). Подобные пороховницы использовали не только мадьяры, но также казаки и осетины. Носили их у пояса, на ремешке на шее или на груди в кармане (48, с. 94, рис. в). В связи с вопросом о функции изделий необходимо обратить внимание на условия находок костяных "горловин бурдюков" в средневековых погребениях (всегда мужских). В Подгоровском могильнике (катакомба № 1) орнаментированная втулка лежала в районе грудной клетки (49, с. 206, рис. 92); также в районе груди, ближе к шее, обнаружено трехстворчатое изделие в катакомбе № 79 Маяцкого могильника (рис. 3). В погребении из с.Желтое аналогичное костяное изделие лежало у пояса (50, с. 285, рис. 4). Во всех случаях они лежали не в тех местах, где стояла заупокойная пища. Вряд ли можно предполагать, что бурдюк могли класть на грудь или вешать на пояс погребенного. Вероятнее всего, роль этих предметов была сходна с той, которая отводилась при захоронении деревянным пеналам. "бимат-іыіхицау" (41), найденным в могильнике Мощевая балка и некоторых других могильниках Северного Кавказа. Они также клались не там, где были сосуды с пищей но слева у головы (как на Маяцком). Так же, как и костяные изделия, они пусты. Некоторые из пеналов орнаментировались, но большинство из них без орнамента. Размеры пеналов: 7-8 см в высоту при ширине 2-3 см, полностью соответствуют размерам костяных поделок. Наконец, наравне с пеналами на Северном Кавказе употреблялись двустворчатые коробочки, имевшие парные сверлины на узких концах, сквозь которые, по мнению А.А.Иерусалимской, пропускали веревочку для подвешивания (41, с. 106). Такую же конструкцию имеют костяные конусовидные изделия из Саркела, Верхнего Салтова, Подгоровки, могильника Большие Тарханы. Надо отметить, что узкая часть двустворчатых изделий, имеющая обычно бортик и отверстия, всегда при нанесении гравировки принималась за условный верх, что теряет смысл при использовании втулки в качестве горловины бурдюка, венчающей снятую чулком с конечности животного кожу.

 

Несомненно, именно функциональное назначение предметов определяло выбор сюжетов, число которых ограничено, несмотря на широту

 

 

81

 

ареала самих изделий. Не ставя задачи дать подробный разбор композиций и орнаментации, требующих специального исследования, хочу обратить внимание на взаимосвязанность сюжетов, в том или ином наборе присутствующих в каждой композиции. В большинстве композиций участвуют птицы, рыбы и животные, чаще всего олень. На двух костяных коробочках (будем их все же называть так) из Салтова изображены исключительно животные, но животные, представляющие три мира: верхний - птицы, конь, олени; средний - различные животные: баран, кабан, лев, хищники неопределимых видов (6, 43); нижний - рыбы. Известно, что у ряда народов именно рыбы, а не водоплавающие птицы, служили духами-помощниками шамана при путешествии в нижний мир (14, с. 27). Осетины также использовали этот обзор для обозначения нижнего мира, изображая священного коня Авсурга, имеющим наряду с птичьими крыльями змеиный или рыбий хвост (51, с. 45-48). В тех композициях, где животные представлены выборочно (32, 42) или не представлены совсем (3, 47), связь трех сфер передана с помощью мирового древа. Форма его различна: в виде елочки с поднятыми вверх ветвями (3, 32); тоже, но заключенный в рамку, знак, напоминающий "лесенку", уже встречавшийся нам на астрагалах (рис. 2, 45); вертикальный столб, идущий вверх от схематично обозначенной тверди (47), и наиболее сложное изображение, - столб с круглой кроной (?) в верхней части (42). Последнему знаку имеется близкая аналогия среди граффити Дунайской Болгарии, где связь его с остальными изображениями древа более наглядна: вертикальный широкий столб имеет центральную ось, от которой отходят опущенные вниз частые "ветки" (28, табл. XVI, 309). На саркельской гравировке хорошо видно, что это дерево, а не солярный символ, к которым относит такие изображения М.Аспарухов, видимо, из-за окружности в верхней части фигуры, - оно стоит на земле, обозначенной треугольниками, а над ним расположен действительно солярный знак, четырехлистник. Такой же четырехлистник венчает вертикальный шест на конусе из Большетарханского могильника (47). Аналогичное сочетание символов повторено на аварских костяных коробочках (32, 45). На упомянутом ритуальном ритончике из Керчи мы снова видим солярный знак, венчающий ствол "древа" (37). Подобная композиция настолько устойчива, что известна в Болгарии даже среди граффити XIV в. (52, с. 30-40). А у славян долго сохранялся архаичный обряд воздвижения столба с солнцем - колесом наверху. На двух гравировках "древо" сопровождает ромб (3, 47). Сочетание символов "четырехлистник", "древо" и "ромб" также традиционно и известно еще с эпохи бронзы (53).

 

 

82

 

Две сюжетные композиции не включают в себя символов трехчленного деления мира (46; 54, с. 248, рис. 6), но и на той и на другой имеются рисунки лотосов, не входящие в прочие гравировки. Видимо, это растущее из воды растение также являлось символом связи верхнего и нижнего миров.

 

Назначение роговых и костяных коробочек салтово-маяцкой культуры, если исходить из анализа совокупности украшающих их рисунков и символов, - неординарно. Подобно изображениям на костюме, бубне или посохе шамана, представлявшим собой не только рисунки духов-помощников, необходимых при путешествии в тот или иной мир, но и являвшимися целостными картами мироздания (15, с. 68), гравировки на этих изделиях также отражали представления обитателя восточноевропейских степей об устройстве мира, обеспечивавшем возможность общения с духами предков и божественными силами. Сходство сюжетов никак нельзя объяснить существованием одной художественной школы: из всех только две гравировки, из Салтова и Саркела близки стилистически (6, 42). Не все рисунки выполнены профессионалами. Резчики-любители, менее связанные с традициями, видимо, были свободнее в выборе тем и дополняли привычную символику новыми сюжетами, в которых уже присутствует изображение человека: всадник (46), погонщик с верблюдом (54). Это сходство сюжетов, имеющих не бытовой характер, а гораздо более глубокий смысл, свидетельствует об определенной общности миропонимания населения восточноевропейских степей в раннее средневековье.

 

В тех случаях, когда гравировка на костяных коробочках наиболее примитивна, сходство ее со знаками на астрагалах становится не только семантическим, но и изобразительным: "лесенка", "веревка с лентами" (2), "ромбы" (3, 47), "елочка", параллели в прямоугольной рамке (32; 35, с. 81, рис. 24 а, б), прямоугольник, перечеркнутый диагоналями (44, табл. III, 1). Знаки на астрагалах лаконичны. И объяснение этому следует искать не только в маленьком размере костей, что не является препятствием для изображения на них сложных сюжетных композиций (55, с. 286, рис. 21), но, скорее, в том, что их функция не была декоративной. На астрагалах из разных памятников настойчиво повторяются знаки, символизирующие дороги в другой мир: лесенка, дерево, веревки, ступени. Их дополняют квадраты - схема горизонтального мира, сеть - оберег от злых сил, игравшая также важную роль в ритуальной ловле не только охотничьей добычи, но и души заболевшего или потерявшегося человека, и солярные символы (рис. 2). Как отмечает Д.Овчаров, солярные представления

 

 

83

 

тесно сочетались с шаманистическим ритуалом праболгар, именно поэтому на многих их рисунках рядом с характерными атрибутами и изображениями шаманов присутствуют солнечные символы (56, с. 30-36). Астрагалы с такими знаками могли использоваться при гаданиях, где они служили своеобразными указателями, предписывающими в какую область воображаемого мира духов следует отправиться для поиска и извлечения души пациента, или к каким силам взывать при необходимости жертвоприношения или камлания. Для выпадения жребия при метании костей было необходимо метить только одну сторону (2, с. 87), что и наблюдается при находках наборов костей. Иногда знак имеется на торце, но такие случаи редки, причем на двух костях на торце наблюдается простое продолжение знака на спинке (8). Сочетания выпавших символов должны были предсказать судьбу или помочь в определении дальнейшего хода ритуала. Возможно, именно такая функция астрагалов, связанная с языческим мировоззрением их владельцев заставила боровшегося за установление христианства епископа Исраила расправиться с игральными костями так же жестоко, как и с языческими амулетами савиров:

 

"Игральные кости - общую гибель - дали в руки епископа и истребили огнем...." (1, с. 156).

 

Назначение астрагалов могло быть различным: предмет досуга, заменитель жертвенного животного (57, с. 117, 121, 125), амулет. Для населения салтово-маяцкой культуры астрагалы также не были простыми игрушками. Знаки-граффити, на них наносимые, составляют достаточно компактную группу изображений, имеющих широкий круг аналогий среди хорошо известных многим народам сакральных символов, что говорит о важной роли этих предметов в религиозной практике.

 

 

1. Плетнева С.А. От кочевий к городам // МИА, 1067. - № 142.

 

2. Красильников К.И. Изделия из кости салтовской культуры // СА, 1979. - № 2.

 

3. Михеев В.К. Подонье в составе Хазарского каганата. - Харьков: Вища школа, 1985.

 

4. Рашев Р., Станилов С. Старобългарското укрепено селище при с.Хума, Разградски окръг // Разкопки и проучвания, 1987 - Кн. XVII.

 

5. Георгиев П. Знак-идеограма от Плиска // Векове, 1978. - Кн. I.

 

6. Семенов-Зусер С.А. Дослідження Салтівского могильника // АП, 1952. - Т.III.

 

7. Красильников К.И. Население Среднедонечья в VIII-начале X в. (салтово-маяцкая культура на среднем Донце): Дисс... канд.ист.наук - M., 1980 // Архив ИА АН ССССР. - P-2. - № 2264.

 

8. Comşa И. Cultura materiala veche romănească (Asezările din secolele VIII-X de la Bucov-Ploiesti). Bucuresti, 1978.

 

9. Георгиев П. Ранносредновековно селище в района на Голямата базилика в Плиска // Плиска-Преслав. - 2. - София, 1981.

 

10. Ляпушкин И.И. Городище Новотроицкое // МИА, 1958. - № 74.

 

11. Дашевская О.Д., Михлин Б.Ю. Четыре комплекса с фибулами из Беляусского могильника // СА, 1983. - № 3.

 

12. Романчук А.И. Изделия из кости в средневековом Херсонесе // Античная древность и средние века. - Свердловск, 1987.

 

13. Санжаров С.Н. Погребения донецкой катакомбной культуры с игральными костями // СА, 1988. - № 1.

 

14. Кенин-Лопсан Н.Б. Обрядовая практика и фольклор тувинского шаманства. - Новосибирск, 1987.

 

15. Новик Е.С. Обряд и фольклор в сибирском шаманизме. - М.: Наука, 1984.

 

16. Археология СССР. Древняя Русь. Город, замок, село. - М.: Наука, 1985.

 

17. Артамонов М.И. Средневековые поселения на Нижнем Дону // Изв. ГАИМК, 1953. - Вып. 131.

 

18. Биджиев Х.Х. Хумаринское городище. - Черкесск, 1983.

 

19. Флеров В.С. О клеймах салтово-маяцкой культуры // Археология и вопросы этнической истории Северного Кавказа. - Грозный, 1979.

 

20. Дончева-Петкова Л. Знаци върху археологически паметници от средновековна България. VII-Х век. - София, 1960.

 

21. Хузин Ф.Ш. Исследования в пригороде Биляра // Средневековые археологические памятники Татарии. - Казань, 1983.

 

22. Сыманович Э.А. Поселение эпохи Киевской Руси в с.Чаплин в Южной Белоруссии // СА, 1961. - № 2.

 

23. Алексеева Е.П. О семантике орнамента глиняных и металлических изделий из археологических памятников Карачаево-Черкессии и о некоторых культах (К постановке вопроса ) // Проблемы археологии и исторической этнографии Карачаево-Черкессии. - Черкесск, 1985.

 

24. Тменов В.Х. Памятники средневекового графического искусства Северной Осетии // Вопросы осетинской археологии и этнографии. - Орджоникидзе, 1982.

 

25. Толстов С.П. К вопросу о протохорезмийской письменности // КСИИМК, 1947. - Вып. XV.

 

26. Соломоник Э.И. Сарматские знаки Северного Причерноморья. - Киев: Изд-во АН УССР, 1955.

 

 

85

 

27. Окладников А.П. Прошлое Якутии до присоединения к Русскому государству // История Якутии. - Якутск, 1949. - T.I.

 

28. Аспарухов М. Средновековни графити от Северозападна България., - София, 1984.

 

29. Кисилев С.В. Древняя история Южной Сибири. - М.: Изд-во АН СССР, 1951.

 

30. Топоров В.Н. Древо мировое // Мифы народов мира. - М.: Сов. Энциклопедия, 1987.

 

31. Прокофьева Е.Д. Материалы по шаманству селькупов // Проблемы общественного сознания аборигенов Сибири. - Л.: Наука, 1981.

 

32. László G. Études archéologiques sur l'histoire de la société des Avars // Ab, 1955. - T. XXXIV.

 

33. Гричан Ю.В. Новые материалы по изобразительному искусству горного Алтая // Традиционные верования и быт народов Сибири. XIX- начало XX в. - Новосибирск; Наука, 1987.

 

34. Кой-Крылган-кала - памятник культуры древнего Хорезма IV в. до н.э. - IV в.н.э. - М.: Наука, 1967.

 

35. Москаленко А.Н. Городище Титчиха. - Воронеж, 1965.

 

36. Макарова Т.И,, Плетнева С.А. Пояс знатного воина из Саркела // СА, 1963. - № 2.

 

37. Плетнева С.А. Глиняный ритон из Корчева и бронзовая личина из Тмутаракани // СА, 1987. - № I.

 

38. Топоров В.Н. Квадрат // Мифы народов мира. - М.: Сов.Энциклопедия, 1987.

 

39. Стойнев А.О. О духовной культуре праболгар // Археологические памятники Нижнего Прикамья. - Казань, 1984.

 

40. Амброз А.К. Раннеземледельческий культовый символ "ромб с крючками" // СА, 1965. - № 3.

 

41. Иерусалимская А.А. Археологические параллели этнографически засвидетельствованным культам Кавказа (по материалам могильника Мощевая Балка) // СЭ, 1983. - № I.

 

42. Артамонов М.И. Саркел - Белая Вежа // МИА, 1958. - № 62.

 

43. Археологія УРСР. - T.III. - Киів: Наук.думка, 1975.

 

44. Marosi A., Fettich N. Dunapentelei Avar SirleleteK // ААН, 1936, Т.XVIII.

 

45. Borsos-В. Staghorn Powder-Flasks - Budapest, 1982.

 

46. Гадло O.B. Графічні зображення на кістяному виробі салтово-маяцкоі культури // Археологія, 1968, - Т. XXI.

 

47. Генинг В.Ф., Халиков А.Х. Ранние болгары на Волге. - М.: Наука, 1964.

 

 

86

 

Рис. 1. Знаки на астрагалах с Правобережного Цимлянского городища: а - найден в культурном слое; б - в юрте № 41.

 

Рис. 3. Костяная коробочка, обнаруженная в мужском погребении в катакомбе № 79 Маяцкого могильника (раскопки В.С.Флерова 1979 г.).

 

 

87

 

Рис. 2. Основные типы знаков на астрагалах салтово-маяцкой культуры и их аналогии.

            I. Знаки на астрагалах Подонья: I-8, II-15, 17-19, 21 - Новолимаревка, Желтое (2, 7); 9, 10, 14, 20 - Салтово (6);

            II. Знаки на астрагалах Дунайской Болгарии: 22, 24, 25, 28, 30 - селище у с.Хума (4); 23, 26, 31, 32 - Плиска (5, 9); 27, 29, 33 - поселения Буков-Ротари и Буков-Тиока (СРР) (8).

            III. Знаки на астрагалах: 34, 36, 40 - Новотроицкое городище (10); 35, 38 - пригород Биляра (21); 37 - Копенское селище (Южная Сибирь) (29); 39 - поселение у с.Чаплин (Южная Белоруссия) (22); 41 - Кой-Крылган-кала (Средняя Азия) (34).

            IV. Аналогии знакам на астрагалах: 42 - писаница у с.Давыдово (Верхняя Лена) 27); 43 - граффити на стенах пещеры у с.Царевец (НРБ) (52); 44, 54 - аварские костяные коробочки, фрагменты декора (32, 44); граффити на костяной втулке с селища Новолимаревка I (2); 46, 49, 50 - деревянные пеналы из могильника Мощевая Балка (41); 52 - костяная втулка из могильника Больше Тарханы и фрагмент ее декора (47); 52 - то же, Саркел (42) - фрагмент декора.

 

 

88

 

48. Калоев Б.А. Осетины (историко-этнографическое исследование). - М.: Наука, 1971.

 

48. Ляпушкин И.И. Днепровское Лесостепное Левобережье в эпоху железа // МИА, 1961. - № 104.

 

50. Красильников К.И., Руженко А.А. Погребение хирурга на древнеболгарском могильнике у с.Желтое // СА, 1981. - № 2.

 

51. Пчелина Е.Г. Æртæкъахыг - осетинский мифологический конь (бронзовые фигурки VI-VII вв.н.э.) // Новые материалы по археологии Центрального Кавказа. - Орджоникидзе, 1986.

 

52. Милчев М. Новооткрити скални надписи и рисунки край с.Царевец // Векове, 1985. - № 4.

 

53. Кореняко В.А. Новый источник для изучения идеологии степного населения в эпоху бронзы // Древности Евразии в скифо-сарматское время. - М.: Наука, 1984.

 

54. Плетнева С.А. Подгоровский могильник // СА, 1962. - № 3.

 

55. Дьяконов М.М. Археологические работы в нижнем течении реки Кафирнигана (Кобадиан) // ММ, 1953. - № 37.

 

56. Овчаров Дм. Култът към слънцето в езическите религиозни представи на българите // Векове, 1978. - Кн.1.

 

57. Комплекс археологических памятников у горы Тепсей на Енисее. - Новосибирск: Наука, 1979.

 

 

СПИСОК ИЛЛЮСТРАЦИЙ

 

Рис. 1. Знаки на астрагалах с Правобережного Цимлянского городища: а - найден в культурном слое; б - в юрте № 41.

 

Рис. 2. Основные типы знаков на астрагалах салтово-маяцкой культуры и их аналогии.

I. Знаки на астрагалах Подонья: I-8, II-15, 17-19, 21 - Новолимаревка, Желтое (2, 7); 9, 10, 14, 20 - Салтово (6);

II. Знаки на астрагалах Дунайской Болгарии: 22, 24, 25, 28, 30 - селище у с.Хума (4); 23, 26, 31, 32 - Плиска (5, 9); 27, 29, 33 - поселения Буков-Ротари и Буков-Тиока (СРР) (8).

III. Знаки на астрагалах: 34, 36, 40 - Новотроицков городище (10); 35, 38 - пригород Биляра (21); 37 - Копенское селище (Южная Сибирь) (29); 39 - поселение у с.Чаплин (Южная Белоруссия) (22); 41 - Кой-Крылган-кала (Средняя Азия) (34).

IV. Аналогии знакам на астрагалах: 42 - писаница у с.Давыдово (Верхняя Лена) 27);

 

 

89

 

43 - граффити на стенах пещеры у с.Царевец (НРБ) (52); 44, 54 - аварские костяные коробочки, фрагменты декора (32, 44); граффити на костяной втулке с селища Новолимаревка I (2); 46, 49, 50 - деревянные пеналы из могильника Мощевая Балка (41); 52 - костяная втулка из могильника Больше Тарханы и фрагмент ее декора (47); 52 - то же, Саркел (42) - фрагмент декора.

 

Рис. 3. Костяная коробочка, обнаруженная в мужском погребении в катакомбе № 79 Маяцкого могильника (раскопки В.С.Флерова 1979 г.).

 

 


 

 

9. ОБ ОДНОЙ ГРУППЕ ЗНАКОВ НА КЕРАМИКЕ ВОЛЖСКОЙ БУЛГАРИИ

Н.А.Кокорина

 

 

Знаки на керамике Волжской Болгарии - клейма и граффити - являются Важным источником для изучения социально-экономической и этнической истории этого государства. Сведения о них с большей или Меньшей степенью полноты опубликованы в ряде работ (1—14), однако, наибольший интерес вызывают у нас специальные исследования М.Д.Полубояриновой и А.Ф.Кочкиной (11, 12). В итоге в настоящее время известен значительный фактический и сопоставительный материал по знакам раннеболгарского, домонгольского и золотоордынского периодов.

 

О назначении этих знаков существует несколько точек зрения: 1) знаки собственности гончаров - марки (О.С.Хованская); 2) семейно-родовые знаки гончаров (А.Ф.Кочкина); 3) родовые знаки - тамги (Г.В.Юсупов, М.Д.Полубояринова, А.Х.Халиков и др.). Г.В.Юсупов и вслед за ним Р.М.Джанполодян, сопоставляя клейма на булгарской посуде и идентичные им граффити на сфероконусах, рассматривают их как родовые знаки покупателей (14, 15). Это мнение разделяется и автором данной статьи. Для понимания последней точки зрения решающее значение имеют работы Г.В.Юсупова и Г.М.Хисамутдинова в области изучения общественного строя у татар Среднего Поволжья и Приуралья (14, с. 223, 224; 16, с. 199 и др.).

 

По материалам этнографии известно, что тамги сохраняются у казанских татар вплоть до начала XX в. Они носили патронимический характер. Одной корневой тамгой пользовались родственные семьи, имевшие архаичные названия: ыру, токым, нэсел, джиен (16, с. 222).

 

Существование 116 разновидностей клейм в Биляре на протяжении

 

 

90

 

трех столетий (12, рис. 1) трудно объяснить наличием такого же количества семейно-родовых тамг гончаров. Тем более, что среди них есть многочисленные группы схожих знаков и в то же время немногочисленные и единичные. Наличие клейм на лепных сосудах в условиях развитого гончарства Биляра (9) также указывает, вероятнее всего, на родовую принадлежность знаков, нежели на производственную или кланово-династическую (гончаров).

 

В свете приведенных данных, знаки на булгарской керамике мы считаем тамгами и рассматриваем их как материал для изучения племенной и семейно-родовой структуры населения Волжской Булгарии.

 

Нами учтено 534 клейма и 193 граффити, всего 727 знаков, полностью сохранивших свою графику. Подавляющее большинство клейм (500 из 534) относятся к домонгольскому периоду, из них 420 [*] найдены в Биляре, остальные - в др. памятниках. К золотоордонскому периоду относятся 99 знаков,из них 57 - граффити из Болгара и Ага-Базара, 34 - клейма из Камаевского городища и Урматского селища, 2 - с Чаллынского городища и единичные с Тямтинского и Полянского селищ.

 

При систематизации клейм и граффити мы исходим из морфологического сходства знаков, не пытаясь выстроить их в эволюционные ряды. Схема классификации, номенклатура типов, их характеристика, а также этническая и историческая интерпретация етих знаков рассматриваются в специальной работе автора (17). Здесь же я остановлюсь на группе наиболее многочисленных знаков - клейм в виде кириллической буквы "А" (рис. 1). Знак этот в домонгольское время является наиболее распространенным в Биляре (около 49% от всех знаков этого периода), а в раннезолотоордынское время - на керамике Урматского селища (68%). Несколько экземпляров найдены в Болгаре, в Рождественском и Больше-Янгильдинском селищах. Наиболее поздняя находка - вероятно, начала XV в. - происходит с Камаевского городища.

 

В систематизацию включено 236 целых знаков и в сочетании с другими знаками еще четыре клейма. По общей форме выделено 9 видов, а внутри них по деталям графики - 37 типов, соответствующих нумерации рис. 1.

 

Вид 1 (№ 1) - знак с вертикальным навершием, заключенный в круг. Вид 2 (№ 2, 3) - знаки с закругленной вершиной. Вид 3 (№ 4-6) - знаки с острой вершиной и горизонтальной перекладиной. Вид 4 (№ 7-10) - знаки с неполной перекладиной. Вид 5 (№ 11-20) - знаки с ромбовидной фигурой. Вид 6 (№ 21-29) - знаки с ромбовидной

 

 

*. В Биляре сейчас насчитывается около 1000 клейм - Ред.

 

 

91

 

фигурой и закругленными концами. Вид 7 (№ 30-35) - знаки с отрогами внизу на ромбовидной фигуре. Вид 8 (№ 36) - знак в сочетании со знаком "ветка". Вид 9 (№ 37) - знак в сочетании со знаком "треугольник".

 

Наиболее ранний знак типа 1 является клеймом на кружке из Большетарханского могильника (6, табл. VI, 7). Полных аналогов ему нет, однако близкие знаки известны на керамике Биляра (12, рис. 2), а также на кружковидном сосуде из Маяцкого могильника (18, рис. 22, XI), который по форме подобен большетарханскоцу. Маяцкий знак выделяется навершием-отрогом, напоминающим стрелу. Маяцкий могильник датируется В.С.Флеровым второй половиной VIII-первой половиной X в. и связывается с верхнедонской группой алан (18, с. 197). Близок большетарханскому знак, включенный В.С.Флеровым в ХII группу его классификации клейм салтово-маяцкой культуры (19, с. 96, 99).

 

Прототипы, близкие клеймам Биляра (JíJ# II, 18), имеются среди граффити на керамике Саркела (20, табл. 3, 5). Знак с круглым навершием, аналогичный саркельскоцу, встречен в виде клейма на кружкообразном сосуде из Урматского селища в слое второй половины XIII в. Среди билярских клейм имеются типы А-образных знаков, имеющих навершие в виде треугольника (JW 17 , 24 , 29).

 

Наиболее распространены в Биляре клейма типов 11, в меньшей мере - 4, 33. Последние отличаются от клейм других типов более простой графикой. Аналогии им известны среди знаков на черепицах поселений Мангуп и Планерное IX-X вв. в Крыму (21, рис. 42, 1, 2, 63, 1). Менее распространенными среди болгарских знаков являются клейма с закругленной вершиной (№№ 2-6), аналогии которым вновь встречаются изредка в Крыму на поселениях этого периода (21, рис. 65, 83, 142).

 

Разнообразие А-образных клейм присуще керамике Биляра уже в X в. и особенно в XI в. В предмонгольский период известно всего лишь два новых типа (№№ 22, 32). Любопытен вариант этого клейма в виде кириллической или греческой буквы "A" (№№ 4, 5), встреченный на сосудах Биляра в слоях X в. и в предмонгольском. В двух случаях под перекладиной А-образного знака присутствовал меньший значок, напоминающий букву "т" (№№ 3, 6). Эти знаки относятся к ХII-началу XIII в. и зафиксированы в Биляре не только на посуде, но и на сфероконусах, привезенных из Закавказья.

 

А-образный знак входил в состав двузначных тамг, известных по

 

 

92

 

билярским предмонгольским находкам в керамике и на бараньей лопатке (22, с. 76, 77). Этот знак располагается на них в одном случае под знаком "ветка" (№ 36), а в другом - "треугольник" (№ 37). Первая тамга имеет несколько вариантов знака "А", выполненных в разных материалах. Знак "А" в перевернутом виде известен в виде тамги на монетах Мумина-ибн-ал-Хасана, чеканенных в Волгаре в 946 г. (23, табл. V, № 6), на что обратил внимание А.Х.Халиков (6, с. 165).

 

Знак "ветка" составляет значительную группу (после знака "А") клейм и граффити домонгольского и золотоордынского периодов. Близкий ему знак с одним отрогом и горизонтальной перекладиной внизу известен в качестве тамги на монете Мумина-ибн-Ахмеда, чеканенной в Суваре в 976-977 гг. (23, табл. V, № 1).

 

Билярским сдвоенным тамгам наиболее близок знак "ветка", процарапанный на кружковидном кувшине из Большетарханского могильника и усложненный дополнительными линиями (6, табл. VI, 2). Известен он и в керамике Саркела (20, табл. IX, 2).

 

Поскольку знаки "А" и "ветка”, судя по нумизматическим данным, являлись тамгами правящих родов, каждый по отдельности они могли нести, вероятно атнонимическую нагрузку, а вместе означать название - тамгу нового образования - семьи, рода, племени.

 

Возвращаясь к А-образному знаку, можно привести и другие материалы, подтверждающие принадлежность его княжескому роду. Знак с навершием в виде "головы" изображен на парадном княжеском топорике из Биляра (ГИМ, № 34213). Подобные знаки, но стилизованные, воспроизведены на концах серебряных браслетов, а также в верхней части некоторых богатых эпитафий из Заказанья первой половины XVI в. (24, с. 84, рис. 14, 1-5, 27, 7, 31, 1; 25, с. 147-149).

 

В основе А-образного знака лежит буква " б2" в орхоно-енисейских рун (26, с. 17). Руническое происхождение знака, лежащего в основе А-образного клейма, не вызывает сомнения и подтверждается рядом находок булгарских вещей с руническими надписями (22; 27-29).

 

По мнению А.X.Халикова и А.Ф.Кочкиной, этот знак мог означать начальную букву слова "Биляр" или "Булгар" и являться материалом для локализации в Биляре больной родственной группы (12, с. 87).

 

Разделяя эту точку зрения, остановимся на семантике этого знака. Второй знак, обозначающий эту же букву "б2" в орхоно-енисейских

 

 

93

 

рунах, выглядит в виде ромба с двумя отрогами внизу (26, с. 17). Этот знак также не является редким среди булгарских клейм домонгольского периода (10, рис. 2). Аналогичный знак, по данным Р.Г.Кузеева (30), употреблялся в качестве родовой тамги рода волка (буре) в юго-восточной Башкирии. Согласно Рашид-ад-Дину, слово волк (по-монгольски - чинз) являлось названием тюркского племени чинос (31, с. 183, 184). Наганский тюркский род Ашинов связан с племенем чинос (по-тюркски - буре), и своим происхождением, согласно легенде, обязан волчице (32, с. 23). В тюркоязычной среде сказания о царственном Белом Волке встречаются в фольклоре различных племен и народов: гуннов, алтайцев, хакасов, огузов, булгар, половцев, башкир и татар (33; с. 15-31). Л.Н.Гумилев приводит следующий перевод с монгольского имени Ашина: "шоно-чино" - волк, "А" - префикс уважения в китайском языке, что вместе означает "благородный волк" (32, с. 23).

 

Таким образом, знак "А" воспринимался булгарами как знак предка - тотема, знак правящего рода.

 

Такое понимание происхождения знака "А " подтверждается данными эпиграфики (16, с. 200, 201). Селение Старый Ашит с его кладбищем XV-XVI вв. в Заказанье, бывшее центром головного округа Ашитской конфедерации, включавшей территорию Казанского княжества, называлось в народе архаичным термином "йорт осте", что означает "верх дома”, "крыша дома". Г.М.Хисамутдинов переводил этот термин как "верховный юрт", "юрт предка родственного коллектива" и "юрт главенствующего феодала" (16, с. 200, 201).

 

Из вышесказанного можно сделать следующие выводы:

 

1. Знак "А" являлся тамгой правящего в Волжской Болгарии княжеского рода и основной группы болгарского населения.

 

2. Сходство состава знаков группы "А" в домонгольский и золотоордынский периоды свидетельствует о династической и этнической преемственности населения Биляра.

 

3. Сдвоенные тамги из знаков "А" и "ветка", принадлежавшие разным булгарским родам и племенам, вероятно, являются примером заключения военных союзов между ними.

 

4. Размещение гончарных мастерских с тамгой "А" в политических центрах - свидетельство принадлежности их государству.

 

5. Разнообразие типов клейма "А" связано, с одной стороны, с разветвленностью как правящего рода, состоявшего из отдельных колен и семей, так и основной группы булгарского населения, а

 

 

94

 

с другой - объясняется, вероятно, существованием работы на заказ в государственных мастерских.

 

 

1. Калинин Н.Ф., Халиков А.Х. Итоги археологических работ за 1945-1952 гг. // Тр.КФАН СССР. Серия ист.наук. - Казань: Таткнигоиздат, 1954.

 

2. Калинин Н.ф. Отчет об археологических работах 1956 г. на территории Старой Казани // Архив ИЯЛИ им. Г.Ибрагимова. Фонд № 6. Опись I. - № 325.

 

3. Хованская О.С. Гончарное дело города Болгара // МИА. - 1954, № 42.

 

4. Смирнов К.А. Святилище в урочище Ага-Базар // МИА. - 1958, № 61.

 

5. Хлебникова Т.А. Гончарное производство волжских болгар Х-начала XIII вв. // МИА. - 1962, № III.

 

6. Генинг В.Ф., Халиков А.Х. Ранние болгары на Волге (Большетарханский могильник) - М.: Наука, 1964.

 

7. Каховский В.Ф., Смирнов А.П. О взаимосвязях булгарских и суварских племен с местным населением Среднего Поволжья // Городище Хулаш и памятники средневековья Чувашского Поволжья. - Чебоксары, 1972.

 

8 Каховский В.Ф., Смирнов А.П. Памятники средневековья Чувашского Поволжья // Городище Хулаш и памятники средневековья Чувашского Поволжья. - Чебоксары, 1972.

 

9. Кокорина Н.А. Лепная и близкая к ней керамика Билярского городища (по материалам 1967-1971 гг.) // Исследования Великого города. - М.: Наука, 1976.

 

10. Кокорина Н.А. Гончарные горны Билярского городища // Средневековые археологические памятники Татарии. - Казань, 1983.

 

11. Полубояринова М.Д. Знаки на золотоордынской керамике // Средневековые древности евразийских степей. - М.: Наука, 1960.

 

12. Кочкина А.Ф. Гончарные клейма Билярского городища // Средневековые археологические памятники Татарии. - Казань, 1983.

 

13. Фахрутдинов Р.Г. Очерки по истории Волжской Булгарии - М.: Наука, 1984.

 

14. Юсупов Г.В. Булгаро-татарская эпиграфика и топонимика как источник исследования этногенеза казанских татар // Вопросы этногенеза тюркоязычных народов Среднего Поволжья. - Казань, 1971.

 

15. Джанполодян Р.М. Сфероконические сосуды из Двина и Ани. - Ереван: Изд-во АН Арм.ССР, 1982.

 

 

95

 

16. Хисамутдинов Г.М. Общественные отношения // Татары Среднего Поволжья и Приуралья. - М.: Наука, 1967.

 

17. Кокорина Н.А. Знаки на керамике Волжской Булгарии (в печати ).

 

18. Флеров В.С. Маяцкий могильник // Маяцкое городище (Труды Советско-Волгаро-Венгерской экспедиции). - М.: Наука, 1984.

 

19. Флеров В.С. О клеймах салтово-маяцкой лощеной керамики // Археология и вопросы этнической истории Северного Кавказа. - Грозный, 1979.

 

20. Щербак А.М. Знаки на керамике и кирпичах из Саркела - Белой Вежи (К вопросу о языке и письменности печенегов) // МИА. - 1959. № 75.

 

21. Якобсон А.Л. Керамика и керамическое производство средневековой Таврики. - Л.: Наука, 1979.

 

22. Кочкина А.Ф. Рунические знаки на керамике Биляра // СТ. - 1984. - № 4.

 

23. Янина С.А. Новые данные о монетном чекане Волжской Болгарии X в. // МИА.-1962. - № III.

 

24. Валеев Ф.Х., Валеева-Сулейманова Г.Ф. Древнее искусство Татарии. - Казань: Тат.кн.изд-во, 1985.

 

25. Юсупов Г.В. Введение в булгаро-татарскую эпиграфику. - М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1960.

 

26. Малов С.Е. Памятники древнетюркской письменности: Тексты и исследования. - М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1951.

 

27. Старостин П.Н. Сабля с рунической надписью из села Именьково Казанской губернии // Истоки татарского литературного языка. - Казань, 1988.

 

28. Хаков В.Х. Камень с рунической надписью из деревни Сарабиккулово Лениногорского района Татарии // Истоки татарского литературного языка. - Казань, 1988.

 

29. Беговатов Е.А. Руническая надпись на пряслице с булгарского селища // Истоки татарского литературного языка. - Казань, 1988.

 

30. Кузеев Р.Г. Происхождение башкирского народа (Этнический состав, история расселения). - М.: Наука, 1974.

 

31. Рашид-ад-Дин. Сборник летописей. - Т. I, кн. 1. - М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1952.

 

32. Гумилев Л.Н. Древние тюрки. - М.: Наука, 1967.

33. Урманчеев Ф.И. Эпические сказания татарского народа / Сравнительно-исторические очерки. - Казань: Изд-во КГУ, 1980.

 

 

96

 

Рис. 1. Типы клейма "А" на болгарской керамике VIII - начала XV вв.

 

[Previous] [Next]

[Back to Index]