1. Источники
Возникновение письменности на славянском языке, жизнь и деятельность создателей этой письменности занимали в славянской филологии, начиная с трудов Добровского, Капитала, Востокова, центральное место. С тех пор как существует славянская филология, вопрос о деятельности Кирилла и Мефодия занимал первое место в научных исследованиях славистики, отметил акад. Ягич в своем выступлении на академическом - заседании, посвященном тысячелетию со дня смерти Мефодия. Речь идет о жизни и деятельности Константина-Философа, Мефодия, их учеников и последователей, о создании славянских алфавитов (глаголицы и кириллицы), о диалектной основе старославянского языка, о первых переводах греческих богослужебных книг на славянский язык, о создании оригинальных произведений, о формировании различных редакций и изводов старославянской письменности и др. Большое внимание слависты уделяли изданию древних текстов. Уже в начале XIX в. русские археографы и палеографы из кружка графа Румянцева достигли большого совершенства в точном воспроизведении памятников древней славянской письменности. В это время древние тексты в большом числе были обнаружены в монастырских, церковных и частных книгохранилищах.
Трудно переоценить величие подвига Солунских братьев, которые дали славянам письменность на родном языке, положив начало не только церковной, но и светской литературе. Они первые организовали богослужение на славянском языке, переведя на этот язык все необходимые в церковном ритуале служебные книги: Апракос, Четвероевангелие, Апостол, Псалтырь, Требник и др. Они создали первый славянский письменный язык, который в дальнейшем оказал влияние на формирование литературных языков многих славянских народов. Этот язык принято в науке называть старославянским языкам (реже древнецерковнославянским).
6
Литература о жизни и деятельности Константина-Философа и Мефодия огромна. Ильинский образно назвал ее «грандиозной пирамидой». В составленной им библиографии до 1934 г. значится 3385 названий. После Великой Отечественной войны это число значительно увеличилось. Расширилась и география исследований. Несмотря на большое число трудов, среди которых можно указать немало превосходных сочинений, многие стороны деятельности основоположников славянской письменности остаются до сих пор невыясненными. По некоторым важнейшим вопросам между специалистами существуют серьезные расхождения. Объясняется это главным образом тем, что дошедшие до нас тексты часто содержат противоречивые сведения. Это вызвано тенденциозностью источников, интерполяциями (вставками позднего происхождения), свойственными агиографической литературе легендарными сюжетами. В своем большинстве они относятся к той характерной для средневековья литературе, в которой подлинные факты и вымыслы стоят рядом. Научный анализ подобных текстов требует, от исследователя большого критического чутья и аналитического таланта, чтобы, выражаясь словами Шлёцера, «отделить золото исторической ценности от благочестивых вымыслов». Сравнительно легко выделить откровенно агиографические элементы, трактующие о чудесах славянских апостолов и их учеников. К ним, например, относятся обнаружение мощей епископа римского Климента в Херсонесе через 760 лет после его мученической смерти или рассказ о воскресении учениками Мефодия — Климентом, Наумом и Ангеларием — скончавшегося при них мальчика. Аналогичных сюжетов в источниках немало. Труднее выявить различные интерполяции и исправления, вызванные конкретными потребностями современной политической и церковной жизни. Следует иметь в виду, что сохранившиеся тексты создавались в разное время в различной исторической обстановке. Под воздействием требований времени в старые тексты вносились дополнения и даже исправления. Так, в одном позднем русском списке «Проложного жития Константина-Философа» читаем:
Святой Кирилл-Философ был родом болгарин из города Солуни. Он создал новую грамоту и вместе со своим братом Мефодием перевел с греческого языка на русский книги.
7
Перед исследователем стоит трудная задача выявления всех интерполяций. Она решается сопоставлением различных списков одного памятника, сопоставлением различных памятников, освещающих одни и те же события. При этом необходимо отчетливо представлять себе те исторические условия, в которых создавались привлекаемые тексты и их позднейшие переработки. Критического отношения требуют не только тексты древних авторов, но и исследования славистов XIX—XX вв. Многое в толковании памятников, в самом отношении к деятельности Константина-Философа и Мефодия определялось национальными предрассудками, политическими взглядами ученых, их религиозной принадлежностью. В качестве примера можно назвать работу известного слависта Брюкнера «Die Wahrheit über die Slavenapostol» (1913), в которой правды очень мало. Книгу следовало бы озаглавить «Die Lüge über die Slavenapostol». Автор считал, что вся деятельность Солунских братьев принесла большой вред славянам, оторвав значительную их часть от благотворного влияния западной (католической) цивилизации, что эти хитроумные византийцы действовали только в пользу Византии и меньше всего думали о славянах. Они коварно выманили у папы Адриана разрешение вести проповеди на славянском языке, а затем и богослужение. Брюкнер целиком на стороне Святополка, который осуществил благодетельное для славянства деяние, изгнав из Моравии учеников Мефодия. Поляки, по словам автора, счастливый народ, потому что их не коснулись хитрые интриги византийцев. Известный украинский славист Свенцицкий простодушно опрашивает: «Почему он (Брюкнер. — С. Б.) высказал и написал столько неправды?» Ответить на этот вопрос нетрудно. Автором руководила ненависть к восточным и южным славянам, к их культуре, языку, кириллическому письму, старославянскому языку, православию. Аналогичные взгляды можно встретить и в некоторых современных работах западных славистов, посвященных жизни и деятельности Константина и Мефодия. Все это не имеет к подлинной науке никакого отношения.
Много споров возникает в связи с тем, что на этническую
8
карту Европы IX в. ученые часто смотрят глазами людей XIX—XX вв. Государственные и национальные противоречия нового времени механически переносятся в ту эпоху, когда только еще формировались самостоятельные славянские народности, когда еще были сильны связи между ними, когда, но словам Климента Охридского, существовал единый «многоплеменной славянский народ». До нас дошли и более, поздние тексты, в которых язык различных славянских народов рассматривается как один язык. Так, в хронографе 1512 г. читаем:
«Константин-Философ и брат его Мефодий перевели святые книги с греческого на славянский; у болгар же и у словен, и у сербов, и у босняков, и у русских — у всех у них один язык»
(Лавров, Материалы по истории возникновения древнейшей славянской письменности, с. 172).
Утверждение Мацурека, что славяне «никогда не жили в сфере какой-то единой славянской культуры, в длительной общей историко-культурной атмосфере» (Macůrek. Obrysy Slovanstva, s. 104), является глубоко ошибочным.
Кирилло-мефодиевская проблематика разрабатывалась преимущественно филологами. Это обстоятельство имело как положительные, так и отрицательные последствия, В лучших исследованиях уже первой половины XIX в. был высок уровень филологической критики текста, были сделаны важные, в ряде случаев основополагающие наблюдения в области изучения языка и палеографических особенностей древних памятников славянской письменности. Что же касается собственно исторической критики текста, то она стояла на низком уровне. Подводя итоги изучению деятельности Константина-Философа и Мефодия за первую половину XIX в., русский историк Бильбасов еще в 1869 г. писал: «Пособия по истории Кирилла и Мефодия многотомны, но до настоящего времени немногие из них удовлетворяют требованиям науки». Объяснял это обстоятельство Бильбасов тем, что филологи некритически подходят к сообщениям древних текстов. По его словам, они забывают, что «мы принуждены почерпать эти сведения из легенд, из житий — из источника довольно смутного, вызывающего сомнение каждой строчкой, каждым словом» (Бильбасов. Кирилл и Мефодий, ч. I, с. 3).
9
Слависты-филологи пытались решать не только собственно филологические, но и чисто исторические проблемы. Правда, делали они это часто на низком профессиональном уровне, по-дилетантски, на что обращали внимание многие историки России и Европы уже в XIX в. Как правило, слависты забывали, что перед ними тексты агиографического характера. Для многих ученых Константин-Философ и Мефодий прежде всего были святыми Кириллом и Мефодием, деятельность которых анализировали приемами, привычными только для богословия.
Изменилось положение к лучшему во второй половине XIX в. Получила дальнейшее развитие филологическая критика текста, что в первую очередь было связано с именем выдающегося слависта второй половины XIX и первой четверти XX в., хорвата по национальности, Ватрослава (по-русски Игнатия Викентьевича) Ягича. Различные аспекты кирилло-мефодиевской проблематики начали серьезно разрабатывать историки-слависты, византинисты, специалисты по истории Средней Европы. Это внесло живую струю в изучение деятельности Солунских братьев, от многих мифов пришлось отказаться, многое получило новое толкование. К сожалению, еще в XX в. публикуются книги научного и художественного содержания, в которых вымыслы выдаются за достоверные факты. Примеров можно привести немало. Вот один из них.
В Варшаве в 1927—1928 гг. был издан двухтомный труд Огиенко «Костянтин і Мефодий, їх житія та діяльність». В нем автор утверждал, что Константин-Философ постоянно общался в Константинополе с киевскими купцами, которые по торговым делам жили в столице Византии. Об этом нет никаких сообщений в известных нам источниках. Однако отсюда делается следующее заключение: Константин-Философ знал древнекиевский диалект, который сыграл существенную роль в формировании старославянского языка. Ильинский справедливо писал в связи с этим, что Огиенко умеет вычитывать из своих источников более того, что они содержат. Подобный упрек можно высказать в адрес некоторых современных исследователей.
Памятников древней письменности, освещающих
10
те или другие стороны жизни и деятельности Константина-Философа, Мефодия, их учеников, сохранилось сравнительно много. Однако среди них очень мало исторических документов. Пожалуй, к ним могут быть причислены прежде всего тексты на латинском языке — послания (буллы) папы Иоанна VIII, занимавшего папский престол с 872 по 882 г. Эти послания содержат много достоверных фактов, относящихся к жизни и деятельности Мефодия. Ценнейшие сведения содержатся в сочинениях Анастасия Библиотекаря (800—880), одного из образованнейших людей своего времени, который играл большую роль в церковной и политической жизни Рима в середине IX в. Его перу принадлежит ряд трудов, в которых широко освещается история Византии и Болгарии, например: «Chronographia tripertita», «Passio sancti Demetrii martyris», «Historiae de vitis romanorum pontificum» (пап Иоанна IV, Иоанна VII, Николая I, Адриана II). Большую научную ценность представляют его письма Адриану II, Гаудериху Веллетрийскому и Карлу Плешивому, Анастасий много переводил с греческого на латинский, написал несколько религиозных произведений (различных житий и служб).
Во время пребывания славянских апостолов в Риме Анастасий сблизился с Константином, часто обсуждал с ним различные политические и богословские вопросы, хотя значительную часть 868 г. Анастасий находился за пределами Рима. В своих письмах папе Адриану II, епископу Гаудериху Веллетрийскому Анастасий характеризует личные качества Константина, сообщает о его пребывании в Херсонесе, об обнаружении мощей римского епископа Климента. Некоторые сообщения Анастасия вызывали у историков недоверие. Предполагалось, что в ряде случаев он сознательно искажал истину. Очень важным источником является так называемая «Итальянская легенда» (в дальнейшем ИЛ), сочинение Гаудериха Веллетрийского, который был епископом церкви в городе Веллетри. Соборная церковь города носила имя третьего римского епископа Климента Римского, Отсюда и интерес Гаудериха к судьбе Климента. Активное участие в составлении текста ИЛ принимал дьякон Иоанн Химонид, скончавшийся в 880 г.
11
Ему Гаудерих Веллетрийский поручил, по свидетельству Анастасия Библиотекаря, собрать сведения из различных латинских книг. Есть все основания полагать, что ИЛ написана в середине 70-х гг. IX в. Впервые была опубликована баландистами в 1668 г. В этом издании она носила название «Житие и перенесение мощей св. Климента» (в дальнейшем ЖК). Впервые памятник был назван «Итальянской легендой» Добровским. До обнаружения нового описка ИЛ от XII в. (опубликован текст был лишь в 1955 г.) многие слависты относили ИЛ к XIV в. В действительности же ИЛ была написана вскоре после смерти Константина. Ее текст свидетельствует, что Гаудерих широко использовал письмо Анастасия Библиотекаря, которое было обнаружено в одном португальском монастыре в 1848 г., а издано только в 1892 г. Здесь бесспорны следы влияния ЖК. В центре внимания автора ИЛ находится хазарская миссия, точнее, обнаружение в Херсонесе мощей Климента, а также приезд Солунских братьев в Рим в 867 г., кончина там Константина-Философа 14 февраля 869 г. Цитируется ИЛ по пражскому кодексу от XIV в., так как текст этого кодекса является наиболее достоверным.
Важные, факты о деятельности Мефодия содержатся в анонимной «Conversio Bagoariorum et Саrantanorum» (871), в посланиях папы Стефана V (VI) (885—891), который после смерти Мефодия запретил в Моравии славянское богослужение.
Все латинские источники неоднократно издавались. У нас они были изданы без перевода и комментариев Ястребовым (Сборник источников для истории жизни и деятельности Кирилла и Мефодия, апостолов славянских. Спб., 1911). Последнее издание латинских источников читатель найдет в серии «Извори за българската история, т. VII. Латински извори за българската история», т. II (София, 1960), где все тексты опубликованы в оригинале и в болгарском переводе.
Загадочно умолчание о жизни и деятельности Константина-Философа и Мефодия в византийских источниках IX—X вв. От этого периода сохранилось очень много памятников самого различного содержания, но в них нет ни слова о жизни Солунских братьев,
12
о миссиях, в которых они принимали участие, о возникновении славянской письменности. Часто это молчание объясняют тем, что официальная Византия не могла якобы сочувствовать созданию славянской письменности и организации богослужения на славянском языке. Однако принять подобные объяснения невозможно. Сарацинская и хазарская миссии совсем не были связаны с защитой славянских интересов. Не следует забывать, что руководители Византии охотно пошли навстречу моравскому князю Ростиславу, послали с богатыми дарами миссию, во главе которой поставили известных культурных деятелей Византии. Нельзя это объяснить и враждебным отношением к Болгарии, так как между Болгарией и создателями славянской письменности в это время никакой связи еще не было. В 863 г. в Болгарии еще было язычество. Все это тем более странно и непонятно, если учесть, что Константин-Философ играл немаловажную роль в политической жизни Византии, по своему происхождению принадлежал к высшей аристократии, был близок к императору Михаилу III и патриарху Фотию. Об этой близости сообщают не только славянские, но и латинские источники. Анастасий Библиотекарь в письме к папе Адриану II называет Константина-Философа большим другом Фотия. Действительно, несколько лет тому назад этот Фотий проповедовал, что каждый человек имеет две души. Когда Константин-Философ муж святой и его очень большой приятель упрекнул Фотия в том, говоря: «Зачем, распространяя среди народа такое большое заблуждение, ты погубил столько душ?» Патриарх Фотий был необыкновенно плодовитым писателем своего времени, Одних писем разным лицам сохранилось до 300. Тем более удивительно отсутствие в его сочинениях, документах и письмах каких-либо упоминаний о Константане-Философе и Мефодии.
Патриарх Фотий через четыре года после моравской миссии в 867 г. разослал восточным патриархам энциклику (окружное послание), в которой подробно сообщал об успехах византийской церкви в распространении христианства, в его укреплении и т.д. В этой энциклике нет ни слова о моравской миссии. Конечно, это странное обстоятельство должно
13
было привлечь к себе внимание историков. Нужно было как-то объяснить это умолчание. Историк Дворник, большой знаток византийских источников, в связи с этим писал:
«Впрочем, в то время, когда Фотий писал это послание, двору и патриарху могло казаться, что миссия 863 г. не оправдала чаяний Византии. После нападения немцев в 864 г. Моравия перестала интересовать Византию. Стоило ли в таком случае напоминать византийцам о случае, принесшем многим из них разочарование. В этом кроется вероятная причина умолчания Фотием о миссии двух своих друзей»
(Дворник. Славяне и Византия в IX веке, с. 189).
Это высказывание Дворника никак нельзя признать убедительным. О каких чаяниях Византии можно говорить, если император и патриарх не выполнили основной просьбы моравского князя Ростислава, в выполнении которой, кстати, была заинтересована прежде всего византийская сторона. В послании Ростислава была просьба прислать для организации славянского богослужения в Моравии епископа и учителя: то пошли нам, владыко, епископа и учителя такого (ЖК). В «Житии Мефодия» (в дальнейшем ЖМ) эта просьба формулируется иначе: пошли нам мужа, который принес бы всякую правду. При организации миссии никто даже не вспомнил, что нужно послать не только учителя, знающего славянский язык, но прежде всего епископа. На это обстоятельство обратил внимание историк Гейль. Он пишет:
«В Моравии уже было проведено крещение, и она не нуждалась в священниках, всего лишь знающих славянский язык... Ростислав требовал прислать епископа, который управлял бы самостоятельным моравским диоцезом»
(Гейль. Византийское посольство в Великую Моравию…, с. 103).
Совсем не случайно в послании Ростислава просьба прислать епископа стоит на первом месте. Фотий должен был ясно отдавать себе отчет в том, что Солунские братья встретят в Моравии активную оппозицию со стороны баварского духовенства, проповедующего здесь слово божие на латинском языке. Моравия в церковном отношении подчинялась Риму, а папская курия не могла благосклонно отнестись к переходу богослужения на славянский язык. Все это Фотию, конечно, было хорошо известно. Несмотря на это, возглавляли
14
миссию люди, занимавшие сравнительно низкие ступени церковной иерархии, которые не имели права рукополагать своих учеников в священники. Один был священником, другой — монахом. В Моравии Константин-Философ и Мефодий вынуждены были все время бороться с очень сильными противниками, уступавшими византийцам в образованности, но опытными в организации закулисной борьбы и интриг, Фотий не проявлял никакого интереса к деятельности своих «друзей». В этих трудных условиях руководители моравской миссии проявили много самообладания, энергии, выдающийся дипломатический талант. Очевидно, что для характеристики отношения Византии ко всем этапам деятельности Константина-Философа и Мефодия мы не располагаем необходимыми документами. Нет сомнений, что такие документы были, но бесследно утрачены. О расхождении в догматических вопросах между патриархом Фотием и Константином-Философом сообщает Анастасий Библиотекарь в уже цитированном письме папе Адриану II.
До сих пор интереснейшая тема «Патриарх Фотий и Константин-Философ» еще не раскрыта. Существовали сложные взаимоотношения двух сильных личностей, об истории которых мы пока знаем очень мало. «Связи братьев с патриархом Фотием представляют для историков апостолов славянства важнейший вопрос, не получивший разрешения до настоящего времени» (Дворник, Славяне и Византия в IX веке, с. 182).
Сохранился один очень интересный византийский памятник конца XI в., который содержит важнейшие сведения о Солунских братьях, но главным образом об их учениках. Это основной источник изучения жизни и деятельности Климента Охридского и других учеников Мефодия, Речь идет о «Пространном житии Климента Охридского», которое носит еще название «Болгарской легенды» (в дальнейшем БЛ). Автор БЛ — охридский архиепископ Феофилакт, который жил во второй половине XI в. Умер он в 1107 или П08 г. По неизвестной причине этот выдающийся церковный деятель был выслан из Константинополя в Охрид. Это был период так называемого византийского рабства (1018—1186 гг.). Вся политическая и
15
церковная власть в это время находилась в руках византийцев. Первоначально император Василий II сохранил автокефальность (известную самостоятельность) Охридской церкви, ее славянский характер. Однако уже в 1037 г. автокефальность была нарушена. После смерти охридского архиепископа Иоанна император назначил новым архиепископом грека Льва родом из Пафлагонии. После неудачных восстаний против Византии в 1040—1041 гг. и особенно в 1073 гг. были уничтожены все следы прежней церковной самостоятельности. «Особую заслугу в этом деле имел известный охридский архиепископ Феофилакт, названный еще «болгарским» (Златарски. История на българската държава през средните векове, т. II, с. 262).
Архиепископ Феофилакт был также известным византийским писателем XI—XII вв. Среди прочих произведений ему принадлежит книга «Царское воспитание». Большой популярностью пользовались его письма, рассчитанные на широкий круг читателей.
Ко времени прибытия Феофилакта в Охрид богослужение уже было запрещено. «К его времени греческий язык, несомненно, уже был введен в болгарской церкви, т. е. богослужение повсюду в Болгарии проходило на греческом языке, а все болгарские училища, основанные учениками св. Климента, были закрыты» (Златарски. Там же, с. 265).
Известный болгарский историк Златарский так объясняет причину появления БЛ. Славянское богослужение было запрещено. Всюду господствовал греческий язык. Однако у местного населения на руках были рукописи на славянском языке, которые читали грамотные люди, поддерживая в народе славянское самосознание. В них рассказывалось о бессмертном подвиге славянских апостолов, деятельности их учеников. Феофилакт отлично понимал, что искоренить в народе любовь к этим людям невозможно. Поэтому нужно, чтобы славяне узнавали о них из книг, написанных на греческом языке. Так из-под его пера появилась БЛ, в которой поразительно уживаются открытая болгарофобия с преклонением перед Солунскими братьями. Правда, эта деятельность не дала значительных результатов. Динеков справедливо пишет, что,
16
«вопреки всем стараниям греческих книжников, они не смогли оказать никакого серьезного влияния на население в этих краях. Об этом свидетельствует то обстоятельство, что в течение XI—XII вв. продолжали переписываться богослужебные и прочие рукописи на болгарском языке (Евангелия, Псалтыри, Апостолы, сборники житий и поучений и т. д.)» (Динеков. Българската литература през XI—XII вв., с. 246).
Феофилакт написал свой труд на основе несохранившихся до наших дней известных ему славянских текстов и устных преданий. Немалая часть БЛ посвящена жизни и деятельности Константина-Философа и Мефодия. Достоверные сведения часто перемежаются с вымыслом. С большой симпатией византийский грек пишет об основоположниках славянской письменности и организаторах славянского богослужения. Сообщая о создателях славянской азбуки, Феофилакт на первое место ставит Мефодия, а уже затем Константина-Философа, который был велик в языческой философии, а еще больше в христианской и познал истинную природу вещей.
Данный порядок следования имен славянских апостолов давно укоренился в церковной службе. Объясняется это тем, что Мефодий был архиепископом, т. е. в церковной иерархии занимал более высокое положение, нежели Константин. Основная часть БЛ посвящена жизни и деятельности Климента Охридского. Перед читателем возникает очень симпатичный образ человека высоких моральных принципов, незаурядного дарования и необыкновенного трудолюбия. И одновременно с этим Феофилакт с нескрываемой антипатией и даже враждебно пишет о местном болгарском населении. «Феофилакт не любил свою паству, которая состояла преимущественно из болгар. Болгары были для него простыми, дикими... В его письмах имеются самые обидные эпитеты о болгарах» (Милев, Гръцките жития на Климент Охридски, с. 31—32, 41). Пример БЛ свидетельствует, как рискованно решать вопрос об этнической принадлежности тех или иных древних книжников по их отношению к Константину-Философу, Мефодию и их ученикам, к славянской письменности и славянскому богослужению. Не исключено, что при написании БЛ Феофилакт пользовался болгарскими
17
источниками, которые он порой механически, часто даже не перерабатывая их, включал в свой текст. Вот завершающий текст XXII главы БЛ: Вообще, Климент передал нам, болгарам, все, что относилось к церкви, чем прославляется память Бога и святых и чем восхищаются души. Так мог написать только болгарин. В связи с этим Туницкий предлагал даже иное чтение данного места греческого оригинала БЛ, но оно не было принято.
Многие слависты в прошлом высказывали сомнения в авторстве Феофилакта. Милев подробно анализирует все соображения по этому поводу и убедительно их опровергает. С полным основанием он пишет: «Мы считаем, что вопрос об авторстве Пространного жития Климента уже решен окончательно в пользу Феофилакта Охридского» (Милев. Там же, с. 71). Это не исключает того, что Феофилакт широко пользовался более древними славянскими источниками, которые не дошли до нас.
Сохранилось несколько, списков рукописи БЛ. Наиболее полный известен под названием Охридского, или Московского, списка. Он был обнаружен Григоровичем в 1845 г. в Охриде и вошел в его обширную коллекцию древних славянских рукописей. В настоящее время список хранится в отделе рукописей Государственной библиотеки СССР им. В. И. Ленина в Москве. Датируется список XIV или XV в. Известен еще Ватиканский список, содержащий, однако, не весь текст жития, а также еще три списка, хранящихся в монастырях Афона. Ватиканский и Московский списки БЛ издавались неоднократно в разных странах. Среди издателей можно назвать Миклошича, Бильбасова, Туницкого, Теодорова-Балана и др. Достоверное издание греческого оригинала с переводом на болгарский язык и обстоятельным комментарием принадлежит болгарскому ученому Милеву.
Дошел до нас еще один совсем небольшой византийский памятник, известный в науке под наименованием «Охридской легенды» (в дальнейшем ОЛ). Так памятник был назван Бильбасовым. В нем речь также идет о жизни и деятельности первого славянского епископа Климента Охридского. В отличие от БЛ этот памятник принято называть «Кратким житием Климента Охридского».
18
Автором текста был охридский архиепископ, известный византийский писатель
Дмитрий Хоматиан, который жил в первой половине XIII в. Нет сомнений, что
Хоматиан использовал текст БЛ. Однако в ОЛ имеются сведения, которых нет ни в
БЛ, ни в других дошедших до нас памятниках. Правда, не все они вызывают доверие.
Имеются и очевидные ошибки. Так, сына Бориса Симеона автор называет Михаилом. Не
соответствует действительности сообщение, что Климент был рукоположен Мефодием в
епископы. Это событие произошло лишь в 893 г., в новой болгарской столице
Преславле, через восемь лет после смерти Мефодия. ОЛ издавалась неоднократно
Григоровичем, Шафариком, Бильбасовым, Ястребовым, Ивановым, Баласчевым,
Дуйчевым, Милевым и др. Известны в настоящее время пять списков ОЛ. Один из них
находится в собрании Григоровича в Библиотеке им. В. И. Ленина. Сохранился
древний славянский перевод ОЛ, но имеются некоторые отличия этого перевода от
греческого оригинала. Так, в I главе в соответствии греческому θετταλίας
θεσσαλίας(?) в славянском переводе находим солуньскаа.
Сохранились службы Клименту на греческом языке, но все они содержат мало достоверных сведений. «Ценность служб как исторического источника весьма незначительна» (Туницкий, Св. Климент, епископ словенский, с. 100).
В 1856 г. в журнале «Москвитянин» Горский опубликовал неизвестный текст об открытии и перенесении мощей римского епископа Климента. Текст был обнаружен в позднем русском списке Четьи-Минеи XVI в. Позже были обнаружены еще списки. Чаще всего этот памятник называют «Сказание об обретении мощей св. Климента», но иногда «Слово на перенесение мощей св. Климента». В течение длительного времени «Сказание» не вызывало особого доверия и даже интереса. Положение изменилось после публикации Фридрихом в 1892 г. письма Анастасия Библиотекаря Гаудериху Веллетрийскому, о котором уже шла речь. Анастасий восхваляет Гаудериха за желание прославить имя знаменитого римского епископа:
Поэтому ты воздвиг в Риме молитвенный дом, который отличается необыкновенной красотой.
19
Поэтому ты для своего спасения отдал все свое накопленное имущество блаженному Клименту, а через него господу богу. Поэтому ты поручил очень опытному мужу Иоанну, достойному служителю Христа, описать жизнь Климента и историю его мученичества. Наконец, ты выразил желание возложить на меня недостойного сделать перевод на латинский язык с греческого, если бы я нашел тексты у греков. Так как на латинском языке имеется уже чудесный памятник о его подвигах, остается перевести на латинский только те, которые Константин-Философ из Солуни, муж апостольской жизни, недавно написал об обнаружении мощей этого блаженного Климента.
Речь идет о «Краткой истории» («Brevis historia»), о «Похвальном слове» («Sermo declamatorius») и о гимне, который исполнялся в греческих училищах. Анастасий перевел на «грубый» латинский язык «Краткую историю» и «Похвальное слово». Гимн же он послал Гаудериху в оригинале. А свиток с гимном, который тот же Философ написал во хвалу Богу и блаженному Клименту, я не перевел, потому что латинский перевод имел бы в одном случае меньше, в другом — больше слогов, и это нарушило бы музыкальную созвучную гармонию. К сожалению, до наших дней не дошли ни греческие оригиналы Константина-Философа, ни латинские переводы их, выполненные Анастасием.
Нет сомнений в том, что авторы ИЛ и ЖК имели в своем распоряжении названные тексты, прежде всего «Краткую историю». В ЖК упоминается «Обретение» Константина, в котором следует видеть «Краткую историю». Использованы они были и составителем ИЛ.
Известный русский археограф Викторов первый, кажется, пришел к мысли, что «Сказание об обретении мощей св. Климента» представляет собой в своей основе славянский перевод «Краткой истории» и «Похвального слова». Он полагал, что эти произведения были написаны Константином-Философом во время его пребывания в Риме. После публикации письма Анастасия заметно оживился интерес к «Сказанию». Высказывались различные предположения, гипотезы, но долго не появлялось серьезного текстологического исследования памятника. Получило в
20
славистике широкое распространение мнение о трудности чтения текста, о большом числе «темных» мест. Лавров писал, что отсутствие греческого оригинала создает непреодолимые трудности «и ручаться за верность некоторых неясных мест нельзя» (Лавров. Материалы по истории возникновения древнейшей славянской письменности, с. XXXIX). Многие слависты сомневались в авторстве Константина-Философа. Особенно решительно против этого авторства писали Франко и Никольский. В 1934 г. болгарский филолог Трифонов опубликовал капитальное текстологическое исследование «Сказания» и перевод всего текста на болгарский язык под названием «Две съчинения на Константина-Философа (св. Кирила) за мощите на св. Климента Римски». Трифонов дал образцовый перевод всего памятника, справедливо указав на то, что «темных» мест в нем не больше, нежели в других древних текстах. Переводчик умело показал высокие художественные достоинства памятника, которые сохранились даже в посредственном славянском переводе. Текстологический анализ наглядно вскрыл, что в «Сказании» объединены два различных произведения. Первая часть восходит к «Краткой истории», вторая — к «Похвальному слову». В отличие от ЖК и ИЛ здесь не упоминается имя Константина-Философа. И это еще один довод в пользу его авторства. Известна скромность апостола. Анастасий часто встречался с Константином-Философом в Риме, но впервые узнал о его роли в обнаружении мощей Климента только в Константинополе от Митрофана уже после смерти Константина. Теперь уже не может быть сомнений в том, что «Сказание» восходит к греческому тексту апостола.
В истории славянской средневековой культуры Константин-Философ и его брат Мефодий играли большую роль. Неудивительно поэтому, что сохранилось много славянских памятников письменности, специально посвященных славянским апостолам. Кроме того, имена этих выдающихся деятелей можно встретить и в сочинениях общего характера, например в летописях. В славяноведении проделана огромная работа по выявлению всех источников, прямо или косвенно трактующих о деятельности Солунских братьев и их учеников. В разных странах появилось
21
много изданий славянских источников, освещающих жизнь и труды первых деятелей в области литературы и просвещения. Однако пока, еще нет полного критического издания славянских источников, удовлетворяющего современным требованиям, и приходится пользоваться изданиями: Лавров. Материалы по истории возникновения древнейшей славянской письменности; Кирило та Методій в давньо-слов’янському письменстві. Київ, 1928; Теодоров-Балан. Кирил и Методий, т. I—II, а также изданиями для учебных целей Пастрнека, Лера-Сплавинского, Гривеца, Томшича, Вайана и др.
К славянским мы относим те памятники, о греческих и латинских источниках которых ничего не знаем. Существовали ли эти оригиналы или дошедшие до нас тексты были написаны на славянском языке? Этот вопрос в отношении отдельных памятников широко обсуждался в науке. Так, Воронов решительно утверждал, что ЖК и ЖМ были первоначально написаны на греческом языке, а дошедшие до нас славянские тексты представляют собой вольный перевод греческих оригиналов. Предполагали возможность существования греческих оригиналов Миклошич, Ягич, известный русский византинист Успенский. Основной аргумент состоял в следующем: в стиле и языке ЖК и ЖМ имеется очень много греческих элементов. Однако уже давно многие русские слависты (например, Викторов, Малышевский, Лавров и др.) не признавали за этим аргументом доказательной силы. Первый славянский письменный язык создавался в результате сложного взаимодействия народной славянской речи из различных областей славянского языкового мира, греческого литературного языка и греческого разговорного народного языка. В какой-то степени следует учитывать средневековую латынь Средней Европы. Первые деятели книжной славянской культуры воспитаны были на образцах греческой античной и византийской литератур. Неудивительно поэтому, что мы находим многочисленные следы влияния греческого языка и стиля византийских авторов. При написании ЖК автор широко пользовался произведениями Константина-Философа, нередко включал их целиком в свой текст. Не следует забывать, что все оригинальные сочинения
22
Константина-Философа написаны на греческом языке. Значительно убедительнее аргумент тех ученых, которые полагают, что оба жития были написаны по-славянски. Так считал выдающийся знаток древних славянских текстов Соболевский, так в настоящее время считают большинство специалистов в области старославянской письменности и старославянского языка. Лер-Сплавинский с полным основанием мог написать, что «весь характер языка и стиля представляется настолько свободным и самостоятельным, что трудно сомневаться в том, что жития являются оригинальными славянскими произведениями, а не переводами с чужого языка. Самое большое можно предположить, что во время написания житий авторы пользовались материалами или записками, написанными на греческом или латинском языках» (Lеhr-Sрławiński. Żywoty Konstantina i Metodego, s. XXVIII—XXIX). Еще более категоричен Погорелов: «Мы можем категорически утверждать, что ЖК было написано на славянском языке, а не на греческом, то же самое следует сказать и о ЖМ» (Погорелов, На каком языке были написаны так называемые Паннонские жития, с. 21). С утверждениями Соболевского, Лер-Сплавинского и Погорелова можно вполне согласиться лишь с одной оговоркой. В тексте «Паннонских легенд», написанных на старославянском языке, есть некоторые главы и разделы, первоначально написанные по-гречески. В ЖК это те места, которые восходят к текстам самого Константина-Философа.
Перевод греческих и латинских источников на современные языки, как правило, не представляет существенных трудностей. Конечно, и в данном случае мы встречаемся с разночтениями, что обычно объясняется не языковыми, а стилистическими причинами. Некоторые ученые переводят текст буквально, другие — стремятся найти свои стилистические или фразеологические эквиваленты. Отдельные разночтения вызваны расхождениями в толковании трудных историко-культурных и церковных событий и реалий. Иначе обстоит дело с переводами славянских источников. В ряде случаев трудности настолько велики, что исследователи предпочитают цитировать тексты оригинала, не утруждая себя переводом их на родной язык.
23
В существующих переводах на славянские языки имеется много противоречий и разночтений. Вот один типичный пример из VIII главы ЖК. Текст и СИЛѪ РѢЧИ ПРИИМЪ
Успенский перевел «и усвоил себе речь его»,
Малышевский — «воспринял от него силу русской речи»,
Ламанский — «принял силу речи»,
Барац — «воопринял силу русской речи»,
Франко — «усвоил значение слов»,
Огиенко — «усвоил произношение»,
Лавров — «и усвоил этот новый язык»,
Лер-Сплавинский — «и усвоил значение слов»,
Неделькович — «и овладев силой речи» и т. д.
В данном случае оригинальный текст не представляет больших сложностей для перевода. В трудных случаях расхождения в переводах более значительны. Все это объясняется уровнем славянской исторической лексикографии. К сожалению, у исследователей древней славянской письменности нет надежных исторических словарей. В существующих словарях недостаточно полно описаны значения слов, не показана эволюция значений, не отражена фразеология и т. д. «Словари Востокова, Миклошича н Срезневского не удовлетворяют самым элементарным требованиям исследователя», — резко, но справедливо писал Соболевский (Соболевский, Материалы и исследования в области славянской филологии и археологии, с. 118). На том же уровне составлены словари Даничича и Гебауэра. «Slovník jazyka staroslověnského» под редакцией Курда представляет собой весьма ценный словоуказатель, содержащий хорошо подобранные и проверенные цитаты. Однако в разработке значений, их эволюции этот словарь не отличается от прежних. Более высок лексикографический уровень древнепольского словаря, но он мало может помочь в чтении Кирилло-мефодиевских текстов. Все составители исторических славянских словарей в своей древнейшей части опираются на памятники XI—XIV вв. Однако нет сомнений в том, что уже в это время многие общие в славянских языках слова имели различные значения или различный набор значений, различную иерархию значений. В данном случае перед переводчиком стоит труднейшая задача реконструкции значений слов того периода, когда создавался оригинал, т. е. для ЖК, ЖМ — вторая половина IX в. К сожалению, встречаются ошибки,
24
вызванные небрежностью авторов. Так в указанном эпизоде из VIII главы ЖК в сербском, переводе Неделькович читаем: ускоро поче читати и причати на самарићанском. В данном случае речь идет об Евангелии и Псалтыри, написанных «роскими писмены». Эпизод с самаритянином изложен выше.
Среди славянских источников первое место, бесспорно, принадлежит ЖК и ЖМ. Первым на это обратил внимание выдающийся русский археограф Горский. В журнале «Москвитянин» за 1843 г. он опубликовал извлечения из ЖК и ЖМ и показал важность этих памятников. «Открытие проф. Горским пространных житий Кирилла и Мефодия, этого уникального источника по истории славянской культуры и письменности, дало возможность разработать вопрос о Кирилле и Мефодии и их деятельности гораздо шире, полнее и обстоятельнее, чем это делалось раньше как на Западе, так и у нас в России» (Державин. Вклад русского народа в мировую науку в области славянской филологии, с. 14).
Первым издателем этих памятников был Шафарик. Позже они неоднократно издавались с научными и учебными целями. Следует согласиться с Дуйчевым, который справедливо пишет, что «мы даже и в настоящее время не обладаем научным, критическим изданием текстов обоих староболгарских памятников, покоющимся на всей или по крайней мере на главнейшей нашей рукописной традиции» (Дуйчев. Към тълкуването на пространните жития на Кирила и Методия, с. 53). Слова болгарского ученого можно повторить и после публикации ЖК и ЖМ в третьем томе сочинений Климента (София, 1972). Горский назвал ЖК и ЖМ «Паннонскими легендами», так как полагал, что оба памятника были созданы в Паннонии. Их часто называют еще «Пространными житиями».
До сих пор еще не осуществлен детальный анализ структуры и стиля ЖК и ЖМ. Между тем даже при поверхностном знакомстве с текстами житий легко заметить разнохарактерный и разностильный методы изложения фактов. Существенно различается язык и стиль отдельных глав, манера повествования, характер изображения событий. Протокольный и сухой язык неожиданно сменяется образцами
25
высокой поэзии. Это особенно типично для ЖК. Нет сомнений, что в ЖК есть целые разделы, принадлежащие перу Константина (например, XVI глава).
О ЖК написано много. Были попытки доказать, что оба жития написаны по византийской агиографической схеме. Против этого положения выступил Гривец. К сожалению, до сих пор отсутствует детальный и строгий текстологический анализ житий. А без этого трудно уяснить историю создания ЖК. Очевидно, что самостоятельный авторский текст здесь перемежается с вставками чужого текста, который в одних случаях дается целиком, в других — сокращенно. Так, диспут в хазарском каганате в своей основе восходит к греческому тексту Константина-Философа, который позже со значительными сокращениями был переведен на славянский язык Мефодием. Краткий пересказ перевода Мефодия вошел в ЖК. Здесь же можно обнаружить в славянском переводе художественное произведение Константина, например знаменитое место из выступления на венецианском диспуте против триязычия, которое начинается словами: Не падает ли дождь с неба для всех одинаково.
Реконструкция первоначального текста ЖК и ЖМ представляет собой чрезвычайно сложную задачу, так как дошедшие до нас тексты в разное время дополнялись и сокращались. В своих исследованиях ученые далеко не всегда учитывают сложную текстологическую историю ЖК и ЖМ. В качестве примера можно назвать работу Мечева «Към въпроса за авторството на пространните жития на Кирил и Методий». Автор убежден, что ЖК и ЖМ принадлежат перу Климента Охридского. До Мечева так думали многие. Так считал еще в первой половине XIX в. Ундольский. Мечев доказывает это сопоставлением и толкованием различных мест из обоих памятников в том виде, в каком они дошли до наших дней. Очевидно, что решить поставленную задачу можно лишь после реконструкции первоначального текста, после снятия всех интерполяций. Кроме того, следует строго разграничивать сопоставление авторского текста и текста цитат из древних авторов, которых много в ЖК и ЖМ. Нужно осуществить подлинно научное издание ЖК и ЖМ, а уже затем
25
можно приступить к решению той задачи, которую поставил перед собой вслед за многими славистами Мечев.
Особенно сложной была судьба первоначального текста ЖМ, богатого болгарскими интерполяциями. Работа над текстом ЖМ началась еще в Моравии до окончательного запрещения славянского богослужения и изгнания учеников Мефодия за пределы страны. Об этом убедительно свидетельствует начало V главы, где, вопреки истине, сообщается, что организатором моравской миссии в 863 г. был не только Ростислав, но и Святополк, активный враг богослужения на славянском языке. Это, конечно, было отлично известно автору ЖМ, но таким путем он стремился в сложной и опасной ситуации 885—886 гг. повлиять на моравского князя, указать ему, что он несет ответственность за судьбы важного дела, которое 23 года тому назад началось по его инициативе. Примечательно, что в ИЛ организатором моравской миссии называется уже только один Святополк.
ЖК известно по многим опискам. Так, в «Чтениях» Общества истории и древностей российских за 1863 г. Бодянский издал 16 списков ЖК. Миклошич знал уже 17 списков. В настоящее время известны 53 списка, из которых опубликовано 19. Самые ранние описки ЖК датируются XV в. ЖК сообщает много интимных подробностей о детских годах жизни апостола. Это дает основание полагать, что какое-то участие в работе над ЖК принимал Мефодий. Самый ранний список ЖМ находится в «Успенском сборнике XII—XIII вв.». Сборник был обнаружен в середине XIX в. в книгохранилище Успенского собора в Московском Кремле. В настоящее время известно 15 списков ЖМ. Автору «Повести временных лет», в которой находим бесспорные цитаты из ЖМ, этот памятник был хорошо известен.
Споры о времени и месте создания ЖК и ЖМ не прекращаются и по сей день. О времени появления памятников порой высказывались самые фантастические гипотезы и предположения. Так, сравнительно недавно болгарский филолог Киселков решительно утверждал, что ЖК и ЖМ были написаны... в XV в.! И это при том, что самый древний список ЖМ
27
находится в «Успенском сборнике XII—XIII вв.». Наиболее убедительным представляются мне следующие положения, принятые в настоящее время многими славистами. ЖК было составлено по-славянски вскоре после смерти Константина-Философа еще в Моравии одним из ближайших учеников славянских апостолов. Во время работы над ЖК автор получал различную информацию о жизни Константина-Философа у Мефодия. Некоторые слависты утверждают, что автором был Климент. Однако убедительных аргументов нет, так как пока мы не располагаем всесторонним анализом художественного стиля произведений этого ученика Солунских братьев. Включение ЖК в труды Климента Охридского следует считать преждевременным. В еще большей степени это относится к ЖМ.
Болгарский ученый Дуйчев полагает, что ЖК было составлено до 882 г. Его доказательства убедительны и сводятся к следующему. Одним из источников ИЛ было ЖК. Это бесспорно. Автор ИЛ посвятил свое произведение папе Иоанну VIII, который скончался 16 декабря 882 г. Это свидетельствует, что житие было написано в период между смертью Константина-Философа (14 февраля 869 г.) и смертью Иоанна VIII (16 декабря 882 г.) еще при жизни Мефодия (он скончался 6 апреля 885 г.) (Дуйчев. Към тълкуването на пространните жития на Кирила и Методия, с. 102). Дворник сужает хронологические рамки. Он полагает, что ЖК было составлено между 874 и 880 гг. (Dvornik, Byzantské misie u Slovanů, s. 192).
ЖМ в Моравии не могло быть завершено. Возможно, основной текст был создан в Моравии в очень тревожное время и в короткий срок. «Вероятно, спешность, с какой писано было житие Мефодия, а отчасти, быть может, недостаточная ясность оригинала, с которого сделан список, объясняют многочисленные в нем неисправности, которых нет в житии Константина, несмотря на то что его размеры гораздо значительнее» (Лавров. Материалы по истории возникновения древней славянской письменности, с. XXIX).
Есть основание полагать, что дошедший до нас текст ЖМ окончательно был завершен уже в Болгарии.
28
«Написание ЖМ нужно отнести хронологически не непосредственно после апреля 885 года, а к немного более позднему времени — во всяком случае, до конца века — и это произошло во время пребывания учеников Мефодия в Болгарии» (Дуйчев, Там же, с. 117). Лишь в Болгарии книжник мог вложить в уста императора Михаила III известное заявление, которое приводится во многих пособиях по старославянскому языку: Вы оба солуняне, а все солуняне свободно говорят по-славянски. В ЖК, где диалог Михаила III с Константином-Философом изложен значительно подробнее, этого недостоверного утверждения нет. Здесь же содержится ошибочное утверждение, что через три года братья, обучив учеников, вернулись из Моравии на родину. Все это убедительно говорит о том, что автором ЖМ не мог быть Климент. Бесспорно, авторами ЖК и ЖМ были различные книжники. В X главе ЖМ есть место, которое дает основание считать, что автором текста был не местный мораванин. Глава заканчивается словами: тем более, что и Моравская область начала расширяться во все стороны и врагов своих побеждать, не зная неудач, как они сами (т. е. моравские славяне, мораване. — С. Б.) всегда говорят об этом.
ЖК и ЖМ являются самыми достоверными источниками для восстановления событий личной жизни и деятельности Солунских братьев. Многочисленные попытки дискредитации этих памятников в конце концов оказывались несостоятельными или касались несущественных, второстепенных фактов. Менее достоверным текстом является ЖМ, которое содержит ряд поздних интерполяций, выявление которых в большинстве случаев не представляет трудной задачи.
Самая известная попытка дискредитации ЖК принадлежит акад. Ламанскому, автору сочинения «Славянское житие св. Кирилла как религиозно-эпическое произведение и как исторический источник». Автор исходит из верной посылки, что житиям нельзя доверять в той степени, в какой мы доверяем летописям. «Это не хроника и летопись, а литературный, частью художественный, частью дидактический памятник... у авторов житий иная совсем задача, чем у летописцев» (Ламанский. Славянское житие СВ. Кирилла..., — ЖМНП, № CCCXLVI, с. 347).
29
Это справедливо, хотя и летопись требует от исследователя всесторонней критической проверки. Написанное зло и остроумно сочинение Ламанского больше напоминает литературный памфлет, нежели строгое текстологическое исследование. Автор бездоказательно отвергает многие принятые в науке положения, сам же выдвигает в ряде случаев фантастические гипотезы. Достаточно привести одну: «Позволю себе утверждать, что славянские первоучители отправились в Хазарию уже со списками изготовленных у них переводов» (Ламанский. Там же, с. 359). Имя известного ученого защитило его от критики. Авторы последующих трудов, как правило, обходят сочинение Ламанского молчанием.
Между ЖК и ЖМ, с одной стороны, и кирилло-мефодиевскими текстами, созданными уже в Болгарии в «золотой век болгарской литературы» — с другой, во многих случаях находим расхождения и противоречия. Большинство специалистов в настоящее время с полным основанием отдают предпочтение ЖК и ЖМ, считая их сведения более достоверными и объективными. Дворник очень высоко оценивал достоверность ЖК и ЖМ. В руках опытного и трезвого историка, умеющего отсеять все легендарное и очевидно недостоверное, оба славянских памятника, в большей степени ЖК, дают ценнейшие сведения по истории Византии IX в., не уступающие по своему значению тем, которые содержатся в собственно византийских источниках. Так писал выдающийся чешский византинист. Некоторые исследователи придерживаются противоположного мнения, полагая, что создатели ЖК и ЖМ отражали события тенденциозно. Тенденциозными, конечно, были все дошедшие до нас памятники древней письменности. Однако нужно понять характер и истоки этой тенденциозности. В Моравии и Паннонии она могла отразиться в изложении борьбы деятелей славянской церкви с немецким духовенством, с папской курией. Здесь противопоставлены были две силы: славяне и враги славян. Имелся еще один немаловажный аспект, который в какой-то степени до сих пор оказывает влияние на решение существенных вопросов истории славянского богослужения в Моравии и Паннонии.
30
Речь идет о том, в какой степени и как славянские апостолы сглаживали острые противоречия между Римом и Константинополем, во всех ли случаях они следовали в церковных делах Византии или в чем-то уступали Риму? В Болгарии ситуация была иной. Здесь шла борьба с Византией за самостоятельную болгарскую церковь, за богослужение на славянском языке. В учениках славянских апостолов болгарский князь Борис хотел найти помощников, защитников прав болгар иметь свою самостоятельную церковь. Нужно было показать, что создатели славянской письменности и организаторы богослужения на славянском языке были болгарами, что еще до моравской миссии в Македонии Константин-Философ проповедовал слово божье на славянском языке, крестив большое число язычников, что уже тогда существовала славянская письменность. Все это ученики и старались отразить в своих сочинениях, написанных уже в Болгарии. Вот почему при наличии расхождений между моравско-паннонскими и болгарскими памятниками при изложении собственно славянской проблематики больше доверия вызывают первые памятники. Так думали в прошлом, думают и в настоящем большинство славистов.
В древнеславянской письменности известны сборники, носившие название прóлогов. По своему содержанию это были сборники кратких житий святых, расположенных по месяцам и дням года. Они возникли в Византии в X—XII вв. Древнейшие известные нам славянские прологи с добавлением житий славянских святых датируются XII в. Естественно, что в славянских прологах находим краткие жития Константина-Философа и Мефодия, канонизированных не только православной, но и католической церковью. Это так называемые «Проложные жития». Их сохранилось несколько, наиболее древние от XIII в. К сведениям проложных житий нужно относиться очень осторожно, так как в них содержится много недостоверного.
Очень ярко и последовательно уже болгарские тенденции отражает памятник, известный под названием «Успение Кирилла» (в дальнейшем УК). Оно написано с использованием ЖК с многими дополнениями, речь о которых будет далее.
31
«По своему содержанию «Успение» представляет много новых фактов, но большинство их не вселяет к себе доверия» (Бильбасов. Кирилл и Мефодий, ч. II, с. 16). Впервые оно было опубликовано Гильфердингом в 1858 г. Позже были осуществлены публикации и других списков. Близок УК по ряду сообщений текст «Солунской легенды» (в дальнейшем СЛ), впервые опубликованной в 1856 г. Константиновым. Текст представляет собой как бы автобиографический рассказ Константина-Философа о крещении им болгар, живших в Македонии в районе реки Брегальницы. Сохранились три поздних списка.
СЛ является поздней компиляцией, объединяющей житие Кирилла Кападокийского (VII в.) и Константина-Философа. В книге «Северна Македония» (София, 1906) Иванов, опираясь на этот ненадежный источник, стремился доказать, что все сведения СЛ относятся только к Кириллу Кападокийскому. На этом основании он утверждал, что славяне в районе Брегальницы были крещены уже в VII в. и что у них была в то время славянская письменность. В своих более поздних публикациях (например, в книге «Български старини из Македония») автор ограничивается только публикацией текста. Некоторые ученые, цитируя СЛ, даже не упоминают о том, что речь идет о Кирилле Кападокийском. В оценке памятника следует согласиться с Динековым. «Рассказ имеет легендарный характер и как исторический источник о деятельности Кирилла не имеет особой ценности» (Динеков. Българската литература през XI—XII вв., с. 249). Нам известно пять списков СЛ.
Дошли до нас так называемые «Похвальные слова Кириллу и Мефодию» в различных списках. Наиболее древний список конца XII в. входит в «Успенский сборник XII—XIII вв.». «Похвальные слова» во многом стоят ближе к моравско-паннонским памятникам, нежели к УК или СЛ. Написаны они ритмической прозой в соответствующем стиле похвальных слов, особого вида церковной ораторской речи, истоки которой восходят еще к дохристианской эпохе. Они произносились вслух, содержали много общих мест, обращены были не к уму, а к сердцу верующих. Поэтому они очень поэтичны, эмоциональны, но мало содержат конкретных фактов из жизни святого.
32
Похвальные слова иногда называются похвальной беседой, похвалой и даже просто словом. Существовали строгие правила составления «Похвальных слов». Издавались «Похвальные слова» неоднократно, последний раз — в первом томе сочинений Климента Охридского в 1970 г. Серьезных оснований считать Климента автором данного «Похвального слова» нет. В свое время чешский славист Вондрак высказал предположение об авторстве Климента Охридского, но убедительных данных привести не мог. Не смог это сделать и последний издатель Ангелов. В настоящее время известно 26 списков, в большинстве случаев русской редакции.
Существует «Похвальное слово» в честь Константина-Философа. Текст бесспорно принадлежит перу Климента Охридского, который написал его уже будучи епископом. Авторство указано в самом памятнике: ПОХВАЛА СТ҃МУ КИРИЛУ ОУЧИТЕЛЮ СЛОВѢНЬСКУ ЯЗЫКУ СЪТВОРЕНО КЛИМЕНТОМЪ ЕП҃КПОМ. Этот текст находим в Савваитовом списке (русская редакция, XIV—XV вв.). Большинство сохранившихся списков содержит данный текст иногда с некоторыми вариантами. В списке из собрания Михановича (Загребский список) читаем: КЛИМЕНТОМЬ ПАПОМЬ РИМСКИМЪ. Аналогичный текст находим в Хлудовом списке (сербская редакция, XIV в.). В самом старом Севастьяновом списке (болгарская редакция, XIII в.) имя автора «Похвального слова» не указано. Всего дошло до наших дней 23 списка «Похвалы». Различные списки издавались неоднократно Викторовым, Срезневским, Шафариком, Лавровым, Теодоровым-Баланом, Ивановым и др.
Приведем небольшой отрывок в переводе на русский язык из «Похвального слова» Константину-Философу (естественно, что здесь он назван своим монашеским именем Кирилл), написанного Климентом Охридским. Отрывок дает яркое представление о стиле «Похвальных слов»:
Но какие уста могут передать сладость его учения? Какой язык может рассказать о подвигах, трудах и доброте его жизни? Бог создал уста светлее солнечного света, чтобы просветить помраченных в греховном обмане. Его язык пролил сладостные и животворные слова. Пречистые его
33
уста расцвели как Цвет премудрости. Его пречистые пальцы создали духовные органы и их украсили златоозаренными буквами. Через эти богогласные уста они напоили жаждущих разума Божьего. Через них они усладили многих, принимающих жизненную пищу. Бог через них обогатил благоразумием многие народы, для которых был послан этот новый апостол. Из этих уст вытекал источник живых слов, которые напоили страдающих от сухости нашу душу и они закрыли многохульный язык еретиков. Так что эти пречистые уста явились как серафим, который прославляет Бога и через них мы познали Божество в трех источниках, по существу единые, а по свойствам и по именам разделяемое и одинаково прославляемое вечно сущего отца и духа святого.
Сохранились так называемые «Службы» Солунским братьям. Их содержат Минеи-Четьи, т. е. ежемесячные чтения жизнеописаний святых. Новой информации они почти не содержат, но представляют особый интерес для историков литературы, так как являются «древнейшими высокопоэтическими образцами древнеболгарской художественной литературы» (Райков. Два новооткрити преписа от службата на Кирил-Философ, с. 218). С этой стороны сам жанр служебных миней всесторонне рассмотрен Муличем в интересной статье «К вопросу о художественном мастерстве в древнейших славянских переводах служебных миней».
Упоминания о деятельности Константина-Философа и Мефодия содержатся во многих церковных текстах, в летописях, преданиях и т. д. В них много легендарного, недостоверного, вымышленного. Обзор всех этих данных не входит в задачу, поставленную автором.
Дошли до наших дней два небольших по объему, но ценных по ряду сообщений жития Наума. Греческие их оригиналы неизвестны. Это дает основание рассматривать их как оригинальные славянские произведения. Первое (более старое) житие было обнаружено в Зографском монастыре в 1906 г., а список идет от XV в. Житие было написано вскоре после смерти Наума одним из учеников Климента, о чем сообщает текст жития: сего блаженного Климента ученик бывший. Написано житие было по поручению
34
четвертого славянского епископа Марка. Второе житие дошло до нас в сборнике XVI в. Некоторые филологи полагают, что оригинал этого жития был написан по-гречески. Текст жития относится к более позднему времени (так как несомненна зависимость этого текста от текста жития Климента, написанного Феофилактом) и содержит ценные сведения. Первое житие Наума начинается так:
И пусть, братья, не останется без памяти брат сего блаженного Климента. друг и сострадания перенесший с ним многие беды я мучения от еретиков пресвитер Наум.
Согласно данному тексту, Климент и Наум были братьями. Однако многие слависты считают, что здесь слово брат употреблено в переносном значении. Завершу свой краткий обзор «Сказанием о письменах» Черноризца Храбра.
«Сказание о письменах» Черноризца Храбра — сравнительно небольшой памятник. Однако ему посвящена огромная литература. Писали о сказании многие слависты. Достаточно назвать имена Калайдовича, Шафарика, Гануша, Ягича, Лаврова, Погорелова, Виленского, Ильинского, Иванова, Мазона, Генова, Конеского и др. Капитальное исследование текста и издание дошедших до нас 73 списков сказания выполнены болгарским филологом Куевым (см.: Куев. Черноризец Храбър).
Мы ничего не знаем о Черноризце Храбре. Первые издатели текста не указывали имени автора. Лишь Калайдович, издавший в 1824 г. один из списков «Сказания», впервые упомянул имя Храбра. Многие исследователи считали имя Храбр псевдонимом, за которым скрывались то Иоанн Экзарх, то царь Симеон, то Климент Охридский и т. д. Сам текст «Сказания» не содержит даты его создания, не указывает места его написания. Это создает большие трудности в решении ряда важных вопросов. Отсюда и значительные расхождения по многим пунктам среди славистов. Подробное изложение всех споров читатель найдет в названной монографии проф. Куева. Мне представляются убедительными соображения тех ученых, которые полагают, что «Сказание» было написано в конце IX в. книжником из того круга древнеболгарских писателей, творчество которых несет на себе следы книжных моравских традиций.
35
Мало кто знает из ученых греков, кто создал греческую азбуку, пишет Храбр. Вот спросите славян и каждый вам ответит: святой Константин, называемый Кирилл, эти письмена создал и книги перевел вместе со своим братом Мефодием. И теперь еще живы те, кто их видел.
Из сохранившихся 73 списков «Сказания» этот пассаж встречается только в трех. Это свидетельство очень ценно, если, конечно, данное место не является поздней интерполяцией.