4. Историография
Интерес к жизни и деятельности Солунских братьев возник задолго до появления первых трудов в области славянской филологии. Речь идет о деятелях русской православной церкви XVI—XVII вв., которые провели большую работу по выявлению древнейших списков рукописей кирилло-мефодиевской традиции. Под руководством московского митрополита Макария (1482—1563) были составлены «Великие Минеи-Четьи» — церковные сборники православных святых, где есть и тексты, относящиеся к жизни Солунских братьев. Особенно велики в этом отношении заслуги митрополита Дмитрия Ростовского (1651—1709), который много сделал для изучения древней славянской письменности. О нем Шлёцер писал: «Все это доказывает, что он был муж почтенный и благомыслящий, а не такой, каковы были нередко жалкие писцы латинских легенд». По словам Лаврова, «Дмитрий Ростовский внимательнейшим образом оценил житие Константина-Философа и умело воспользовался его данными, правильно объяснил некоторые места, испорченные в копии, сделанной с Хиландарской рукописи, например, он первый задолго до Шафарика исправил место, относящееся к Варде, указав, что это был вуй, т. е. дядя императора Михаила» (Лавров. Материалы по истории возникновения древнейшей славянской письменности, с. IV).
Полный историографический очерк, посвященный жизни и деятельности Константина-Философа, Мефодия и их учеников, потребовал бы обширной специальной монографии. Создание такой монографии — очередная задача современного славяноведения. В ней необходимо дать всестороннюю оценку наиболее значительным трудам в этой области и охарактеризовать основные этапы и направления в освещении событий политической, культурной и церковкой жизни южных и западных славян второй половины IX в.
145
В настоящей главе будут названы те обобщающие труды отечественных и зарубежных славистов, которые оставили в истории славяноведения заметный след и в какой-то степени определили характер и направление исследований тех аспектов кирилло-мефодиевской проблематики, о которых идет речь в нашей книге. Труды, посвященные таким специальным вопросам, как изучение славянских азбук, их происхождение и история, палеография, история древнейших славянских памятников письменности, техника перевода, история славянской литургии и история старославянского языка, в этой главе не рассматриваются.
Работы, посвященные Солунским братьям, впервые появились уже в XVII в. Так, в Праге в 1667 г. был издан на латинском языке труд Гиршментцеля «Vita SS. Cyrilli et Methodii, archiepiscoporum Moraviae, sive vetus Wellehrad, nunc primum vindicatum». И в XVIII в. были публикации на аналогичную тему. Добровский широко использовал книгу Стржедовского «Sacra Moraviae historia sive vita SS. Cyrilli et Methodii» (1710) и, конечно, десятую главу из III тома капитального труда Шдёцера «Nestor» (Гёттинген, 1802—1805; русский перевод. Спб., 1809—1819), посвященную биографии Солунских братьев. Ягич дал высокую оценку этой главе: «Это была первая и для своего времени действительно блестящая попытка вникнуть в смысл разногласных преданий, отделить пшеницу от плевел, оценить известие русской летописи». Однако наш краткий обзор мы с полным основанием можем начать со знаменитого труда патриарха славянской филологии аббата Добровского «Cyrill und Method, der Slaven Apostel (Prag, 1823). Именно этот труд положил начало всестороннему научному изучению биографии основоположников славянской письменности.
В основе труда Добровского лежат западные источники, доступные чешскому слависту. Автор основательно использовал ИЛ, послания папы Иоанна VIII, сочинения Анастасия Библиотекаря, Conversio Bagoariorum et Carantanorum и другие сочинения. Из византийских источников он широко привлекает БЛ. В распоряжении Добровского славянских источников было мало («Проложные жития Кирилла и Мефодия»).
146
Несмотря на это, чешскому ученому во многих случаях удалось разграничить достоверные факты из жизни апостолов от вымыслов, привести в известную систему эти достоверные факты. «Пользуясь его трудом, — писал Погодин, — мы знаем теперь, чтò в истории сих достопамятных мужей, столько запутанных невеждами, есть истинного и верного, что сомнительно и по законам критики вовсе должно быть отвергнуто, наконец, что требует дальнейших изысканий и пояснений».
Труд Добровского сочувственно был встречен в России. Сразу же после выхода книги из печати у канцлера Румянцева возникла мысль перевести и издать ее в России. Эту идею поддержал акад. Востоков, который, однако, лучше всех видел недостатки этого сочинения, обусловленные скудостью славянских источников. Востоков не без основания полагал, что издание труда Добровского в России даст толчок к появлению новых исследований уже на широкой славянской источниковедческой базе. Перевод книги был поручен молодому тогда историку Погодину. Он был выполнен в короткий срок, но потребовал от редактора Востокова больших исправлений. В результате спешки переводчика сохранились неточности и в печатном тексте. Так, например, в § 3 «Итальянская легенда» названа Италийской. Уже в 1825 г. сочинение Добровского «Кирилл и Мефодий. Славянские первоучители» вышло в свет в Москве на средства Румянцева. Книга, однако, состояла не только из текста Добровского, но и большого приложения, содержащего житие Кирилла и Мефодия из нескольких списков Прологов, отрывок из Хронографа, переданный Погодину Востоковым, некоторые замечания переводчика, отзыв Блумбергера, опубликованный в «Jahrbücher der Literatur» (1824, t. 26), извлечения из Библиографических листов Кеппена, свидетельство Анастасия Библиотекаря. «Перевод книги Добровского, — писал акад. Лавров, — обогащал нашу литературу, полагая начало изучению кирилло-мефодиевских вопросов, первостепенная важность которых была вполне очевидна и обсуждение которых и у нас и в славянских землях шло таким быстрым темпом».
Конечно, вся работа по переводу книги Добровского
147
с различного рода примечаниями и дополнениями лучше была бы выполнена самим Востоковым. Однако, глубоко интересуясь кирилло-мефодиевской проблематикой, он уделял главное внимание изучению языка старославянских текстов и их изданию. «Но у Востокова был такой склад ума, что его исследования всегда нуждались в большом запасе положительных данных; где же этого не было, он предпочитал воздерживаться от предположений и догадок. Поэтому и в вопросах, относящихся к Кириллу и Мефодию, он оставался посторонним зрителем, предоставляя борьбу разногласных взглядов другим, конечно, не по недостатку сочувствия к ним, — ведь он посвятил всю свою жизнь предметам, близко касающимся до этого вопроса, — а скорее потому, что, вдумавшись в постановку таких вопросов, как о происхождении церковнославянского языка, о двоякой письменности, он не находил пока моментов, дающих возможность высказать свое мнение с той решительностью и положительностью, которую он любил в своих трудах» (Ягич. Вопрос о Кирилле и Мефодии в славянской филологии, с. 17).
Первые десятилетия XIX в. — период интенсивных поисков древних славянских рукописей, их публикаций и изучения. Здесь особенно велика роль русских славистов, так как именно в России сохранилось наибольшее число древних славянских памятников письменности. Они бережно хранились в рукописных собраниях государственных библиотек, монастырей, церквей, частных лиц. В течение всего XIX в. эти собрания постоянно пополнялись новыми ценными памятниками древней славянской культуры. Мы с благодарностью вспоминаем имена просвещенных русских людей, которые, располагая значительными материальными средствами, способствовали обнаружению и публикации многих древних славянских памятников. Среди них, бесспорно, первое место занимает известный государственный деятель России канцлер Румянцев, который объединил вокруг себя талантливых знатоков древней письменности, палеографов и археографов. В отличие от многих русских меценатов, участие которых ограничивалось лишь материальной помощью, Румянцев сам
148
отлично знал древнюю письменность, самостоятельно разбирался в трудных вопросах палеографии и языка, оказывал помощь молодым талантливым ученым. «Румянцев сумел устроить дело так, что лучшие специалисты и знатоки принимали участие в собирании, описании и издании различных древнерусских памятников» (Ягич. История славянской филологии, с. 166).
Главное внимание деятели кружка графа Румянцева уделяли обнаружению и публикации древнерусских памятников письменности, но и проявляли интерес к собственно южнославянским текстам. Здесь следует назвать прежде всего труды Калайдовича, автора капитальной монографии «Иоанн Экзарх болгарский» (М., 1824). Калайдович «обогатил тогдашние довольно скромные сведения по церковнославянской письменности древнейшего южнославянского (болгарского) периода таким количеством новых данных, что даже знатоки вроде Добровского пришли в недоумение» (Ягич. История славянской филологии, с. 169). В своей монографии Калайдович познакомил ученый мир с трудами болгарского Экзарха Иоанна «Небеса» и «Шестоднев». Для нас специальный интерес представляет опубликованное здесь «Сказание о письменах» Черноризца Храбра по Лаврентьевскому списку 1348 г. Это не было первым изданием памятника, но Калайдович первый указал автора. «Итак, заслуга Калайдовича как издателя Храбра состоит в следующем: 1) он первый издал Лаврентьевский список, до того неизвестный ученому миру; 2) он впервые связал безымянные списки сказания с именем Храбра; 3) он первый обнаружил существование Храбра как деятеля письменности» (Куев. Черноризец Храбър, с. 13).
В историю изучения жизни и деятельности Константина-Философа и Мефодия 1843 г. вошел как год выдающегося события. Речь идет об открытии известным русским археографом Горским ЖК и ЖМ и публикации статьи об этих памятниках в журнале «Москвитянин» (1843, № III). Статья была опубликована без указания фамилии автора. Однако для немногочисленной семьи славистов здесь тайны не было. «Это сравнительно небольшая статья, можно смело сказать, сделала такую же эпоху в истории
149
о Кирилле и Мефодии, как лет двадцать раньше «Рассуждение» Востокова по церковно-славянскому языку» (Ягич. Вопрос о Кирилле и Мефодии в славянской филологии, с. 24). Эту статью, позже перепечатанную Погодиным в сборнике «Кирилло-Мефодиевский сборник в память о совершившемся тысячелетии славянской письменности и христианства в России» (М., 1865), Лавров справедливо назвал блистательной. В научный обиход вошли новые чрезвычайно важные тексты, содержащие ценнейшие сведения о Солунских братьях. Многие прежде известные факты получили новое подтверждение, некоторые пришлось отвергнуть, у исследователей появилось много новых и совсем прежде неизвестных событий и фактов. Статья Горского явилась подлинной сенсацией, и, естественно, она сразу же получила международный резонанс. Уже в 1846 г. в переводе Ганки она была напечатана в Журнале «Časopis Českého Musea» (sv. I). Оба жития стали предметом самого внимательного изучения. В первую очередь следует назвать издание текстов житий Шафариком (1851), многочисленные издания, статьи и отклики Дюммлера, Рачкого, Бодянского, Миклошича и многих других известных славистов середины прошлого столетия.
Открытие ЖК и ЖМ Горским отнюдь не означало, что прежде эти памятники не были известны. «Открытие это... нельзя назвать открытием в собственном смысле, а только признанием исторической важности... возобновлением в памяти памятника, забытого было небрежным потомством. Паннонские жизнеописания Кирилла и Мефодия издавна пользовались известностью в нашей древней письменности и служили для наших предков источником сведений о славянских благовестниках» (Викторов. Кирилл и Мефодий, с. 32). До нас дошло много списков этих житий, что говорит о популярности этих произведений средневековой славянской литературы, «Жития вовсе не новость какая-либо, что они хорошо были известны нашим предкам, доказательством чему их списки, довольно нередкие, идущие, сколько нам известно, с самого XII в., которыми и пользовались составители наших рукописных и печатных Четий-Миней, равно как и новейшие писатели, ссылавшиеся
150
на эти последние» (Бодянский. О времени происхождения славянских письмен, с. 200). И тем не менее публикацию Горского с полным основанием можно считать открытием. Дело в том, что до него слависты не использовали данных ЖК и ЖМ для изучения биографии Солунских братьев. Горский первый ввел их в научный оборот, показал их значение для решения многих аспектов кирилло-мефодиевской проблематики.
К 40-м гг. прошлого столетия относятся и другие важные открытия. Греческие жития Климента Охридского были хорошо известны уже первым исследователям кирилло-мефодиевских вопросов. Однако о произведениях самого Климента ничего не было известно. Имя Климента встречалось в текстах, в ряде случаев с указанием на его авторство, но все это идентифицировали с именем папы Климента, херсонесского мученика. Открытие собственных произведений Климента Охридского было осуществлено в 40-х гг. XIX в. русским археографом Ундольским и почти одновременно Шафариком. Эти открытия существенно обогатили источниковедческую базу.
Значительно расширилась источниковедческая база и за рубежом. Так, Ваттенбах в своем исследовании «История христианской церкви в Моравии и в Богемии» (Вена, 1849) впервые опубликовал послание Стефана V князю Святополку, в котором папа запрещал славянское богослужение в Моравии. Были осуществлены и другие публикации, иногда с большим запозданием (как, например, письмо Анастасия Библиотекаря Гаудериху).
В середине XIX в. началась интенсивная подготовка к тысячелетнему юбилею славянской письменности и тысячелетию со дня кончины Константина-Философа. Особенно активно эта подготовка проходила в России, где, как уже говорилось, хранится много древних памятников славянского письма. В этот период было опубликовано несколько фундаментальных монографий, осветивших многие стороны жизни и деятельности Солунских братьев и их учеников.
В 1855 г. в Москве была издана капитальная монография Бодянского «О времени происхождения славянских письмен», в которой всесторонне анализируются
151
сохранившиеся источники, все дошедшие до наших дней свидетельства, подробно рассматривается история вопроса. Правда, содержание монографии не вполне соответствует ее названию. Что касается происхождения славянских азбук, их древнейшей истории, то эта проблематика занимает в монографии скромное место. С именем Бодянского связаны издания кирилло-мефодиевских текстов, хранившихся в рукописных собраниях России. Издания Бодянского по точности воспроизведения древних текстов значительно уступают изданиям археографов из кружка Румянцева. Он еще не владел новой для этого периода техникой издания памятников, сохранившихся в различных списках. Это отмечено Ягичем. «Самое замечательное его издание представляют легенды о Кирилле и Мефодии, напечатанные им по многим рукописям, но не по приемам критики, которая требует прежде всего тщательного изучения всех отдельных текстов, определения их взаимной зависимости и сгруппирования тех, которые окажутся в более близкой зависимости, в одно целое, с одним основным текстом, к которому были бы подведены разночтения из всех прочих той же группы. Не так поступил Бодянский. У него тексты воспроизведены совсем механически, рядом один за другим» (Ягич. История славянской филологии, с. 462—463). Это критическое замечание Ягича в равной степени относится и к многочисленным публикациям древних текстов Срезневского и других славистов. Они утратили точность воспроизведения конкретного памятника, свойственную издателям первой четверти XIX в., и не овладели новой для того периода техникой реконструкции древнего текста на основе сравнительного изучения сохранившихся списков этого текста. В России эта новая методика была связана с именем Ягича, который последовательно разграничивал издание конкретного текста от издания памятника со всеми его вариантами. Последнее предполагает реконструкцию исходного текста, которая опирается на строгую методику филологического анализа.
Из многочисленных публикаций 60-х гг. следует отметить серию исследований медиевиста Бильбасова, крупнейшего в России знатока истории папства. Это прежде всего его двухтомный труд «Кирилл и Мефодий»
152
(ч. I. Кирилл и Мефодий по документальным источникам. Спб., 1868; ч. II. Кирилл и Мефодий по западным легендам. Спб., 1868—1871), а также несколько статей: «Римские папы и славянские первоучители» и др. Исследования Бильбасова, написанные историком, среди многочисленных трудов славистов выделяются своим высоким профессионализмом, умением автора анализировать сложные и противоречивые данные сохранившихся памятников. Несколько уступают по своему научному уровню обобщающие труды славистов-филологов, которые не прошли серьезной школы критики исторических текстов. Среди них видное место занимает большая монография Лавровского «Кирилл и Мефодий как православные проповедники у западных славян в связи с современной им историей церковных несогласий» (Харьков, 1863). В критической части автор довольно обстоятельно показал неосновательность суждений по кирилло-мефодиевскому вопросу ученых католической ориентации. Однако в положительной части исследования он сам не смог проявить достаточной объективности, свободной от догм православной церкви. Позже он опубликовал статью об ИЛ, высказав ряд неосновательных и весьма спорных суждений.
Из трудов чешских авторов этого периода выделяется ценное исследование Билого «Dějiny svátých apoštolů slovanských Cyrilla a Methoda» (Прага, 1863), переведенное на немецкий, словенский и болгарский языки.
Много появилось различного рода публикаций по кирилло-мефодиевскому вопросу в 70—80-е гг. И это не случайно: приближалась тысячелетняя годовщина со дня смерти Мефодия. Из трудов русских славистов этого периода следует отметить сочинения Воронова «Кирилл и Мефодий, Главнейшие источники для истории св. Кирилла и Мефодия» (Киев, 1876— 1877); Малышевского «Св. Кирилл и Мефодий первоучители славянские» (Киев, 1886) и др. Продолжая традиции Добровского и Шафарика, в эти годы заметно оживился интерес к нашей проблематике у чешских славистов. Были изданы сочинения Первольфа «Legendy о sv. Cyrillu a Methodu» (Прага, 1873), публикации Снопека, монография Прохазки
153
«Zivot sv. Methoda, apostola říše Velkomoravské a Slovanů vůbec» (Брно, 1884) и др.
К концу XIX в. в изучении биографии Солунских братьев, их учеников и последователей слависты достигли заметных результатов. Значительно расширилась и география исследований, хотя подлинными центрами продолжали оставаться Россия и Австрия.
В Венском университете с конца 40-х гг. прошлого столетия славистику представлял Миклошич. В центре его научных интересов находились решительно все аспекты кирилло-мефодиевской проблематики. Интересовали его и те вопросы, которым посвящена данная книга. Еще в самом начале своей научной деятельности (в 1847 г.) он издал с интересным предисловием текст «Болгарской легенды». «Хорошее издание Миклошича приобрело известность и оно было перепечатано много раз. На его основе были выполнены многие переводы на русский, чешский, болгарский, латинский и другие языки вплоть до 1918 г., когда Туницкий издал текст Московской рукописи» (Милев. Гръцките жития на Климент Охридски, с. 17). Значительно позже (в 1870 г.) он вместе с Дюммлером опубликовал ЖК, и в том же году ЖМ с переводом на латинский язык.
В 1886 г. наступил венский период в научной и педагогической деятельности Ягича. С этого времени австрийская столица становится крупнейшим центром научных исследований в области славянской филологии. Это было обусловлено не только научными достижениями самого Ягича, но и его блестящим талантом университетского преподавателя. Глубокий интерес к Константину-Философу и Мефодию Ягич пронес через всю свою жизнь. Однако большой специальной монографии о жизни славянских апостолов он не написал. Мы уже цитировали слова Ягича об акад. Востокове. Они в какой-то степени относятся и к самому Ягичу и могут объяснить отсутствие такой монографии. Однако это не помешало ученому нарисовать наиболее точный психологический портрет братьев, во всех спорных и трудных случаях дать наиболее объективное и убедительное толкование. Из венской школы Ягича вышло много ученых, которые внесли свой вклад в изучение кирилло-мефодиевских проблем. Достаточно назвать имена Вондрака,
154
Гётца, Решетара, Нахтигала и многих других. Особо следует отметить многочисленные публикации и исследования профессора Пражского университета Пастрнека, труды которого сохраняют свое значение и в настоящее время.
В начале XX в. началась подготовка к тысячелетию со дня смерти Климента Охридского. Однако события первой мировой войны помешали широко отметить эту дату. Наиболее значительными были публикации русского слависта Туницкого «Св. Климент епископ словенский. Его жизнь и просветительская деятельность» (1913); «Материалы для истории, жизни и деятельности учеников св. Кирилла и Мефодия» (1918) и др. До сих пор они не утратили своего значения.
Из украинских ученых наиболее крупный вклад в проблематику нашей книги внес Франко, автор известного исследования «Св. Климент у Корсуні» (Львов, 1905). К более позднему периоду относится двухтомная монография Огиенко.
Среди трудов межвоенного периода внимание привлекают прежде всего многочисленные публикации акад. Лаврова. Первые из них относятся еще к концу XIX в. В 1898 г. в популярной серии «Книга для чтения по истории средних веков» он опубликовал перевод «Паннонских легенд», «Итальянскую» и «Болгарскую легенды». Желая придать своему переводу плавность современной русской речи, Лавров в ряде случаев достигал этого за счет точности перевода. Следует иметь в виду, что серия предназначалась не для специалистов. Итогом его многолетнего труда в этой области явились две капитальные монографии: «Кирило та Методий в давньо-слов’янському письменстві» (Киев, 1928), «Материалы по истории возникновения древнейшей славянской письменности» (Л., 1930), а также многочисленные статьи. «При широкой, вообще, разносторонности его славяноведческих интересов, вопросы древнеславянской письменности были для него, несомненно, основным предметом всей его ученой жизни и деятельности. Вот почему в этой именно области П. А. Лавров дал наибольшее количество трудов и притом наиболее значительных в научном отношении, причем труды эти преимущественно, если не исключительно,
155
связаны с деятельностью основоположников древнеславянской письменности — Солунских братьев Константина и Мефодия и их ближайших сотрудников Климента и Наума. Заслуги П. А. Лаврова в этой области не подлежат никакому оспариванию и представляют собой большой вклад в историю исследования и разработки одной из основных проблем славянской филологии, так называемого кирилло-мефодиевского вопроса в целом, во всей сложной сумме образующих его частных вопросов и проблем» (Державин. Труды академика П. А. Лаврова в области древнеславянской письменности, с 137).
Из русских современников Лаврова широко освещали кирилло-мефодиевскую проблематику Никольский, Истрин, Ильинский и др. Последнему принадлежит много исследований и публикаций памятников славянской письменности. Большую ценность представляет «Опыт систематической кирилло-мефодиевской библиографии» (София, 1934). Эту библиографию продолжили до 1940 г. Попруженко и Романский «Кирило-Методиевска библиография за 1934—1940 год.» (София, 1942).
В межвоенное двадцатилетие кирилло-мефодиевская проблематика интенсивно разрабатывалась учеными Чехословакии, не только филологами, но и историками. Речь идет о трудах Вайса, Вашицы, Вайнгарта, Гавранка, Станислава и др. К этому периоду относится начало научной деятельности выдающегося историка византиниста Дворника, автора фундаментальных трудов, посвященных жизни и деятельности Константина-Философа и Мефодия. Опираясь на хорошо известные источники, Дворник, однако, сумел извлечь из них много новой информации, показать неосновательность в ряде случаев давно укоренившихся в науке положений. Его широкая профессиональная ориентация не только в византийских источниках, но и в латинских и славянских, его объективность и беспристрастность в вопросах религиозных догм, отсутствие национальных амбиций обеспечили ему успех в решении весьма сложных и запутанных проблем.
Заметно оживился интерес к кирилло-мефодиевской проблематике в межвоенный период в Болгарии. Здесь следует назвать имена Теодорова-Балана, Иванова,
156
Снегарова, Генова и др. Много важного и нового внесли труды Трифонова.
Среди югославских ученых первое место бесспорно принадлежит словенскому ученому Гривецу. Его специальные научные интересы были последовательны и необыкновенно устойчивы. Первую свою работу, посвященную Солунским братьям, Гривец опубликовал еще в 1907 г. После этого почти шестьдесят лет он упорно и целеустремленно трудился в этой важнейшей области славяноведения. Итоги его деятельности велики. Его издания древних памятников, их переводы безупречны. Исследования характеризуются научной объективностью. Велик вклад в проблематику нашей книги югославского ученого Мошина.
Современный период в изучении жизни и деятельности Солунских братьев наступил после второй мировой войны. Продолжается деятельность многих названных ученых. Появляются новые имена. Значительно расширилась география исследований. Если прежде приходилось учитывать труды ученых славянских стран, Австрии, отчасти Германии, то теперь наша проблематика серьезно разрабатывается также во Франции, Италии, Румынии, Греции, в Скандинавских странах, в США. Одним из важнейших стимулов являются юбилейные даты: 1100 лет создания славянской письменности (1963), 1100 лет со дня кончины Константина-Философа (1969), 1050 лет со дня кончины Климента Охридского (1966). В связи с этими датами в разных странах было проведено много конференций и симпозиумов, опубликованы специальные исследования, коллективные сборники, популярные книги. Не стоят в стороне писатели и художники, которые, согласно своим знаниям и представлениям, пытаются воссоздать облик великих славянских просветителей, их жизнь и деяния.
Приближается новая юбилейная дата. В 1985 г. исполнится 1100 лет со дня кончины Мефодия. Исследования последних десятилетий показали, что роль Мефодия в древнейшей истории славянской письменности значительнее, нежели это представлялось ученым-славистам в XIX и даже в первой половине XX в. Однако многое еще продолжает оставаться неясным. Новые труды помогут осветить жизнь и деятельность этого выдающегося деятеля.