Славяне и их соседи. Выпуск 10. Славяне и кочевой мир

Б.Н. Флоря (отв. ред.)

 

СТАТЬИ

 

1. СЛАВЯНЕ И ПРОТОБОЛГАРЫ: ОТ ХАНА АСПАРУХА ДО КНЯЗЯ БОРИСА-МИХАИЛА

Г.Г. Литаврин

 

 

Отношения славян с кочевым миром - одна из наиболее драматичных страниц в истории Европы в средние века. Как показала С. А. Плетнева, в течение всего средневековья славяне находились в тесных контактах с кочевниками. Контакты эти отнюдь не сводились только к конфронтации, а были весьма многообразными на разных этапах и в конечном счете плодотворными для обеих сторон. Только на первом этапе, по мнению исследовательницы, когда кочевники находились на уровне общественного развития, характеризуемого как стадия нашествия, кочевники рассматривали оседлых жителей главным образом в качестве объекта грабежей и пленения [1].

 

В то время слабо организованное политически земледельческое общество, поселения которого в силу хозяйственной необходимости были рассредоточены на значительных пространствах, оказывалось беспомощным перед стремительными набегами кочевников, быстро уходивших от ударов возмездия, меняя места своих кочевий и станов. Уверенность в безнаказанности питала у них чувство презрения к земледельцам и обусловила осознание очевидного военного превосходства над ними [2].

 

Даже такому высоко развитому государству, как Византия, располагавшему значительными военными силами (в том числе отрядами профессиональной конницы) и имевшему пограничные укрепления, почти никогда не удавалось военными средствами предотвратить вторжение кочевников в глубь территории империи. Поэтому в отношениях с кочевыми народами империя всегда предпочитала заключать договоры и союзы, покупать у них мир дарами или уплатой регулярной дани.

 

Прекрасной иллюстрацией к этим общим положениям являются доклады проведенной Отделом истории средних веков Института славяноведения РАН конференции, тематика которой охватывала территориально в сущности весь кочевой мир в Европе, а хронологически - более тысячелетия [3].

 

Тема данного сообщения принадлежит именно раннему средневековью, когда кочевники находились как раз на стадии нашествия. Только

 

6

 

 

при установлении их прямого господства над оседлыми жителями, тотальный грабеж и пленение уступали место регулярным поборам. Кочевники обычно долго избегали непосредственного симбиоза с покоренными. Господствующий этнос обосновывался в стороне от них, на лучшей, с их точки зрения, части завоеванной территории. Регулярность уплаты дани подчиненного населения обеспечивал страх перед скорыми и жестокими карательными рейдами.

 

В целом известны три главных примера сравнительно устойчивого организованного господства кочевников и полукочевников над славянами в раннее средневековье в европейском регионе [4]. Во-первых, это продолжавшееся с 60-х годов VI до начала IX в. господство аваров над славянами в Паннонии, где авары создали особую политическую систему, именуемую в историографии по титулу ее верховного правителя Аварским каганатом. Во-вторых, это верховное господство протоболгар над славянами на севере Балканского полуострова в конце VII - середине IX в., где сформировалось государство Болгария. И, наконец, в-третьих, это установившаяся с конца IX - начала X в. власть венгров в Паннонии над оседлым, преимущественно славянским, населением (здесь вскоре сложилось королевство Венгрия).

 

Каждый из названных случаев был по-своему уникален при наличии некоторых общих черт. Формы и степень подчинения оседлых жителей кочевниками были при этом разными, в зависимости от численности и уровня общественного развития завоевателей и завоеванных. Соответственно разными были и судьбы названных биэтничных политических систем. Их жизнеспособность определялась в конечном счете темпами обретения кочевниками оседлости и формами их проживания совместно с покоренным населением. Логическим следствием мирного симбиоза были либо постепенная дезинтеграция и утрата ведущей роли господствующим кочевым этносом, так и не обретшим прочной оседлости (такова была судьба аваров в Паннонии), либо постепенная ассимиляция господствующего племени превосходящим по численности и уровню развития общественной структуры местным населением без утраты верхушкой ассимилировавшихся завоевателей высшей власти (пример этого - Первое Болгарское царство), либо, наконец, превращение кочевого народа в оседлый при сохранении своей этнической идентичности и власти над живущими отдельно компактным массивом аборигенов (таков, по моему мнению, пример с венграми в Паннонии).

 

Сложность проблемы состоит прежде всего в том, что речь идет о симбиозе двух таких этносов (или двух групп этносов), которые отличались друг от друга и по образу жизни, и по общественному строю, и по менталитету.

 

Ниже речь пойдет об оказавшемся, на мой взгляд, особенно сложном втором случае симбиоза славян-земледельцев с кочевниками - симбиоза булгар со славянами на севере Балканского полуострова. В исторической литературе, в том числе в современной болгарской, эта проблема хорошо изучена. Болгарские исследователи, особенно со времени

 

7

 

 

широко отмеченного всенародными торжествами тринадцативекового юбилея болгарской государственности (и в сущности до сих пор) концентрируют главное внимание на протоболгарской (отнюдь не славянской) героике первых двух столетий существования Болгарского государства. По уровню общественного развития, по мнению этих ученых, протоболгары, несомненно, превосходили славян ко времени встречи с ними в Подунавье. Остается, однако, совершенно не ясным, почему к середине IX в. сами болгары и все окружавшие Болгарию народы воспринимали ее население как бесспорно славянское, почему в стремлении распространить славянскую грамоту среди своих подданных затратили столько усилий и хан-князь Борис и его сын - царь Симеон, почему, наконец, просветители славянства Кирилл (Константин) и Мефодий стали в Болгарии всенародно чтимыми святыми.

 

В. Тыпкова-Заимова высказала мысль, что приход протоболгар Аспаруха явился главным фактором сохранения славянами на Балканах своей этнической идентичности, который уберег их от ассимиляции византийцами (греками). Я бы сказал в связи с этим, что насколько возможна справедливость этой мысли, настолько же верной я считаю другую, а именно, что сам протоболгарский этнос в целом был обречен на гибель или в лучшем случае на постепенную дезинтеграцию и бесследное исчезновение, как это случилось с аварами, если бы не подчиненные протоболгарам славяне. Если протоболгары спасли славян этнически - от ассимиляции, то славяне спасли протоболгар от физической гибели, ассимилировав их, не отнимая при этом у них рычаги высшей власти. Без экономического базиса и людских ресурсов, обспечивавших формирующемуся государству основу его развития, было бы вообще невозможно само создание - в условиях Европы - какого-либо устойчивого государственного организма.

 

В свое время по этим вопросам (становление и развитие Первого Болгарского царства, его вхождение в семью европейских христианских стран, эволюция этнического самосознания славян и протоболгар в пределах Болгарии) я имел возможность высказать свою точку зрения [5]. Остался, однако, один вопрос, которому не было уделено в литературе, в том числе в моих работах, достаточного внимания. Это вопрос о насильственных и добровольных переселениях крупных контингентов славян в пределах Болгарии и за ее рубежи в VII-IX вв.

 

При скудости данных источников важность этого вопроса явствует уже из того, что массовые переселения оседлых жителей всегда (вплоть до наших дней) являются обычно тяжким народным бедствием, в том числе и тогда, когда они происходят по воле самих переселяющихся. В любом случае даже добровольные переселения - это реакция широких слоев населения на крупные события в жизни страны. Не редкие в Византии массовые перемещения как давних, так и новых подданных империи (в частности, славян) хорошо изучены. Они были, как правило, недобровольными, производимыми властями по политическим мотивам. В Болгарии подобный исторический феномен имел свою специфику: перемещались только славяне, а все известные случаи их добровольного

 

8

 

 

переселения были так или иначе обусловлены, как я надеюсь показать, их конфликтами с этнически чуждой верховной властью.

 

За истекшие два века сообщество двух столь разных этносов на севере Балкан претерпело глубокую эволюцию, ход которой я склонен разделить на три этапа. Каждый из них характеризуется существенными особенностями.

 

Первый этап длился, на мой взгляд, около века, с 70-80-х годов VII до 60-70-х годов VIII столетия (т.е. от расселения протоболгар на Балканах между Дунаем и Балканским хребтом, на территории, освоенной столетием раньше славянами) - до пережитого Болгарией острого кризиса центральной государственной власти.

 

Первые два-три десятилетия славяно-протоболгарских контактов были временем становления и упрочения союза вождей и князей славян с ханом Аспарухом, обладавшим непререкаемой властью, которая передавалась по наследству в главенствующем среди протоболгарских родов роде Дуло.

 

Я не вижу оснований отступать от своей трактовки событий, данной мною почти 20 лет назад. Весь ход истории в указанном регионе после вторжения протоболгар говорит о том, что между протоболгарами и местными славянами ни во время вторжения, ни в последующем не было военных столкновений. Славян Аспарух врагами не считал, врагов он видел на востоке в преследовавших его орду хазарах, на западе подчиненных ему земель - в аварах и на юге от Балканского хребта - в византийцах.

 

В первые же годы своего господства над славянами хан Аспарух осуществил первое крупное и, несомненно, насильственное перераспределение славянского населения на завоеванных землях: места поселения племени северов были перенесены к востоку, к проходу между Черным морем и восточными отрогами Балканского хребта, а места расселения остальных славян союза “Семь родов” (возможно, его большинства) - на западные рубежи подчиненной Аспарухом территории.

 

О главном мотиве подобных действий хана источники позволяют судить достаточно определенно: речь шла о самом выживании подвластного Аспаруху объединения протоболгар, преследуемых хазарами и оказавшихся на новом месте в окружении не менее опасных врагов. Аспарух решил укрепить границы подвластной ему отныне территории, заставив северов охранять ее рубежи на юге от византийцев, а остальные “Семь родов” - границы на западе от возможных нападений аваров. Безопасность своего народа, пишут Феофан и Никифор, была первой заботой Аспаруха и на левом берегу Дуная, и на правом, когда протоболгары переправились через реку, преследуя разбитую армию Константина IV.

 

Славянские князья подчинились или были вынуждены подчиниться приказу Аспаруха. Они, конечно, еще не забыли опыт своих миграций в конце VI - начале VII в. Но, несомненно, новое вынужденное переселение не могло быть встречено ими с энтузиазмом: за истекшее по крайней мере полстолетие пребывания в нижнем правобережье Дуная

 

9

 

 

освоенные и обжитые славянами места представляли для них, безусловно, огромную ценность, соотносимую с понятием “родная земля”.

 

Вполне вероятно, союз верхов обоих этносов не исключал трений между ними: историческая память обоих народов не могла не сохранить воспоминаний о былых (в VI - первой половине VII в.) жестоких столкновениях булгар со славянами. Например, авары, уже находясь в Паннонии, долго питали ненависть к славянскому в своей основе союзу антов [6].

 

Отношения протоболгар со славянами и в правобережье не были, по всей вероятности, идиллическими. Поэтому я усматриваю в действиях Аспаруха еще один мотив - разобщить славинии территориально, во всяком случае отколоть северов от объединения “Семь родов” и развести эти славинии на большое расстояние друг от друга. Наконец, третий мотив указанных мер Аспаруха - освободить от славян значительную часть территории на северо-востоке страны для размещения своего полукочевого протоболгарского объединения.

 

За время между 602 и 679 гг. нет достаточно определенных сведений о том, что славяне этого района принимали какое-либо участие в военных действиях на стороне аваров, византийцев или протоболгар [7]. Согласно толкованию М. Войнова, известий Феофана и патриарха Никифора об обстоятельствах перехода Аспаруха через Дунай, славяне к этому времени уже являлись федератами империи, т.е. союзниками, обязанными стеречь от нападений врагов дунайскую границу Византии [8]. Однако о каких-либо военных действиях империи, в которых приняли бы участие эти славяне-федераты, решительно ничего неизвестно.

 

Согласно известию Феофана, после обоснования в левобережье Дуная протоболгары стали совершать набеги на правый берег реки и разорять “лежащие близ Дуная земли”, что и послужило причиной похода против них императора. Следовательно, страдающей от упомянутых набегов стороной были прежде всего живущие в нижнем правобережье славяне (если здесь и имелось какое-то греческое население, оно проживало в основном в приморских городах Добруджи). Переправившись, протоболгары быстро дошли до реки Варна, наименование которой считают одним из древнейших славянских гидронимов на Балканах (Варна-Врана-Ворона) [9]. О каком-либо сопротивлении “федератов” этим набегам мы не знаем. Скорее всего, они не могли оказать протоболгарам достойного отпора и после их перехода на правый берег реки признали верховную власть протоболгарского хана.

 

Однако было бы неосторожно толковать эти события как следствие простого завоевания. В противном случае хан не доверил бы славянским племенам охрану границ захваченной территории на ее более угрожаемых участках. Власть Аспаруха была безусловно значительной, но и без определенного соглашения с северами и остальными “Семью родами” (ранее “находившимися под пактом”, т.е. в договорных отношениях с императором), главные пункты которого, помимо упомянутого (охрана рубежей), заключались в уплате дани в казну хана (скорее всего, натурой, прежде всего - зерном) и в участии в военных походах и строительной деятельности хана. Сознавая размеры опасностей, угрожавших

 

10

 

 

его этносу, Аспарух был вынужден, конечно, проводить весьма осторожную политику в отношении славянской знати, также заинтересованной в союзе с протоболгарами: она усматривала в объединении их сил с обладавшими высоким воинским потенциалом конными отрядами Аспаруха гарантию от посягательств империи. Постоянная конфронтация с Византией служила мощным фактором сохранения единства нового государственного объединения.

 

Славинии получили от Аспаруха, как видно из последующего хода событий, возможность мирного общения с господствующим этносом и автономию во внутренней жизни. Чрезвычайно важно в связи с этим, что Феофан называет славян в войсках хана его “союзниками”, хотя и находящимися под его верховным командованием [10].

 

В историографии широко признан тезис, что Болгария, по крайней мере в течение двух столетий, вела борьбу с Византией за власть над славиниями в Северной Фракии и Македонии, как еще неподвластными империи, так и уже включенными в ее границы. Источники позволяют, однако, дополнить это заключение другим: борьба велась не только и не столько за господство над определенными территориями (хотя и это, разумеется, имело место), но в первую очередь за умножение числа подданных, в данном случае за счет славянского населения, поселившегося в указанных выше районах.

 

В подтверждение этого отмечу два красноречивых факта. В 775 г. императору стало известно, что болгарский хан отправился в дальний военный поход на Верзитию (эту славинию идентифицируют обычно с Велегезитией в Фессалии, она в то время, по-видимому, не была еще окончательно подчинена империи) с целью переселения ее жителей в пределы Болгарии. Император срочно организовал военную экспедицию, благодаря которой удалось сорвать планы хана, и император справил по этому поводу пышный триумф в Константинополе [11].

 

В 814 г. новый хан Омуртаг после длительных войн при Круме заключил с империей 30-летний мир, одним из важных условий которого, согласно сохранившемуся тексту договора, было возвращение бежавших от ужасов войны на территорию империи славян, живших ранее на подвластных болгарскому хану землях, примыкавших к Балканскому хребту с юго-востока [12].

 

В течение почти целого столетия источники умалчивают о какой-либо самостоятельной политической активности славян в пределах Болгарии. Они в качестве пехотных частей войск хана участвовали в его походах, не предпринимая никаких попыток проявить этническую солидарность со славянами, живущими вне Болгарии. Нет данных и о том, что протоболгары хотя бы раз на этом этапе предприняли какие-либо карательные меры против подвластных им славян. Можно, следовательно, думать, что установившиеся формы симбиоза в целом на первом столетнем этапе удовлетворяли обе стороны и что хозяйственная и этническая интеграция двух этносов еще не привела к каким-либо заметным результатам. Нет никаких сомнений в том, что в этот период военных конфликтов с империей, когда болгары неоднократно оказывались

 

11

 

 

победителями, материальные и людские ресурсы, поставляемые славянскими подданными хана, существенно влияли на ход событий.

 

Разногласия между славянской знатью и протоболгарской верхушкой проявились на втором этапе симбиоза двух главных этносов страны, начало которого я датирую усобицами в борьбе за трон аристократических родов протоболгар 60-70-х годов VIII в., а окончание 20-ми годами IX в. Среди главных причин междоусобий был вызвавший разногласия вопрос о выборе на новом этапе политического курса центральной власти в отношении славян. В эти усобицы оказались вовлечены и славянские князья, среди которых также возник раскол. Значительная их часть, как видно из дальнейшего поведения князей, сознавая, сколь велика их роль в государстве, не желала более мириться с предоставленным им статусом и с отстранением от участия в аппарате центрального управления. К тому же рос уровень этнической дезинтеграции в самой протоболгарской среде. Сокращалась относительно славянского населения численность протоболгар, изначально значительно уступавшая славянской.

 

Некоторые князья стали уводить подчиненные им племена на территорию Византии, и подобные перемещения не всегда, по-видимому, происходили мирно. Наметившаяся тенденция была осознана как крайне опасная для самого существования болгарской государственности.

 

Так, согласно “Бревиарию” Никифора, в 761-763 гг. из Болгарии ушло до 208 тыс. славян. Они самостоятельно морским путем переправились из своих мест в Болгарии на побережье византийской провинции Вифинии на южном берегу Черного моря, в район устья реки Артана [13], где в конце VII в. имперскими властями уже был расселен крупный контингент славян на условиях несения воинской службы [14].

 

Переселение славянских подданных хана в таких масштабах произошло, несомненно, после его крупного конфликта с ними, не исключено - и вооруженного. Переселение могло быть осуществлено, конечно, только при серьезной организующей роли славянских князей (славяне уходили с семьями и скарбом). Для подготовки этого предприятия требовалось значительное время: сначала славяне, несомненно, шли по Дунаю, затем - морем (как шли они в 626 г. на своих моноксилах в походе кагана аваров на Константинополь).

 

В 763 г., т.е. сразу же после бегства из страны массы славян, в войсках хана Телеца, сразившихся с византийцами, насчитывалось тем не менее до 20 тыс. славян в качестве его “союзников”. Но часть их изменила хану, перейдя на сторону императора в ходе битвы, которую выиграли византийцы [15].

 

Ослабление зависимости от хана пограничных славиний вскоре (в 764 г.) продемонстрировал также эпизод с вождем северов Славуном: он продолжал (пока не был предан и схвачен лазутчиками императора) вести самостоятельную войну против византийцев во Фракии тогда, когда хан уже заключил с императором мир [16].

 

Все это побудило Крума (803-814), одного из наиболее выдающихся протоболгарских ханов, провести первые реформы, направленные

 

12

 

 

на смягчение всех форм указанного дуализма, на уравнение юридического статуса свободных подданных (независимо от их этнического происхождения) и на ликвидацию территориально-племенного партикуляризма как среди славян, так и протоболгар. Вновь обострившийся при Круме конфликт с Византией (император Никифор погиб во время похода в Болгарию, а Крум умер под стенами Константинополя, готовясь к его штурму) временно ослабил трения между славянской и протоболгарской знатью. Но уже при ближайшем преемнике Крума (Омуртаге) возник еще более серьезный конфликт Плиски с одной из славиний на северо-западной границе страны. Тимочане в 818 г. не только отказали в повиновении хану, но и почти на 10 лет отделились от Болгарии, пытаясь найти покровительство у соседних государств на западе [17].

 

В силу этих причин при Омуртаге и Пресиане курс на внутренние реформы, имевшие целью изживание дуализма, был возобновлен и углублен. Наступил, как я думаю, третий, в сущности - последний, этап в отношениях двух главных этносов в стране. Он охватывает полстолетие после смерти Крума. Этот период ознаменовался превращением Болгарии в централизованное, по преимуществу моноэтничное (славянское) государство, длительная эволюция которого закономерно увенчалась в 864-866 гг. крещением Болгарии при князе Борисе-Михаиле (852-889). Был ликвидирован наконец последний фактор раскола общества - культурно-идеологический дуализм. Часть высшей протоболгарской аристократии, еще стремившейся в 860-890-х годах сохранить свою этническую идентичность (о чем свидетельствуют “Ответы папы Николая на вопросы болгар”), восприняла крещение как смертельную для себя опасность и дважды на протяжении четверти века предприняла отчаянную попытку повернуть вспять ход событий. Однако численно ограниченные круги этой оппозиционной знати уже не имели серьезной опоры в широких слоях славянского и в подавляющем большинстве славянизировавшегося протоболгарского этноса. Сопротивление этих кругов генеральному направлению политики Бориса было сломлено окончательно. Сохранение некоторых политико-административных традиций протоболгар эпохи их безраздельного господства в центральном аппарате власти служили целям утверждения и противопоставления своей идентичности институтам враждебной соседней державы - Византии и знаком почтения перед основателями Болгарского государства. “Протоболгарская составляющая” в иерархии этнического самосознания высшего слоя болгарской знати и чиновничества (но отнюдь не масс болгарского населения) перестала быть собственно этнической - она стала его сугубо политическим компонентом. Свидетельство этого - два памятника, официальный и эпический. В первом - “Именнике болгарских ханов”, переведенном, как полагают, в качестве официальной летописи при Симеоне, признана доминирующая роль именно протоболгарских ханов в становлении и утверждении Болгарского государства [18]. Во втором - апокрифе “Сказание пророка Исайи” основателем государства, населившим страну и поставленным ее царем самим Исайей, назван Слав, а Испор (Аспарух) - только преемником его власти [19].

 

13

 

 

Ко времени Симеона, когда осваивались славянская письменность и богослужение на славянском языке, болгарское общество, включая его правящие верхи, сознавало себя не только как славянское, но и как часть славянского мира в целом. Именно на это ориентировались и создатели славянской письменности - солунские братья Кирилл (Константин) и Мефодий.

 

Мотивы собственно болгарского патриотизма и сознания общеславянской общности, нашедшие яркое отражение в староболгарской литературе Х-ХИ вв., не противопоставляются, а гармонично сочетаются в иерархии этнических представлений болгарского народа. Попытки отдать приоритет в становлении самосознания болгар в средние века протоболгарскому (тюркскому) фактору [20] не находят опоры в источниках. Я не вижу никакой возможности сочетать эту идею с традиционным в течение многих столетий всенародным почитанием в Болгарии культа святых просветителей славянства... Хотя, если народу угодно круто изменить представление о своей этнической идентичности, он, безусловно, имеет на это полное право, если только авторам новых на этот счет теорий удастся убедить в своей правоте соотечественников, в течение веков вплоть до наших дней представлявших оригинальную, южнославянскую в основе ветвь европейской культуры.

 

 

1. Плетнева С.А. Кочевники средневековья. М., 1982. С. 49;

Она же. Южнорусские степи в IX—XII вв. // Славяне и их соседи: Славяне и кочевой мир. Средние века - раннее новое время. Сб. тез. 17-й конференции памяти В.Д. Королюка. М., 1999. С. 114-117;

Иванов С.А. Взаимоотношения Руси и Степи в концепциях евразийцев и Льва Гумилева // Славяне и их соседи: Славяне и кочевой мир. М., 2001. Вып. 10. С. 213-218.

Ср.: Добрев П. Стопанска култура на прабългарите преди заселването им в наши земи // Първи международен конгрес по българистика: Доклади. Симпозиум “Славяни и прабългари”. С., 1982. С. 49-60.

 

2. Одной из важнейших причин расселения славян в лесостепной зоне была возможность спасения в лесах во время нападения кочевников, которые в залесенной местности оказывались беспомощными перед противниками-пехотинцами. О подобном поведении славян на рубеже VI-VII вв. в момент военной опасности пишет Маврикий в своем “Стратегиконе” (Свод древнейших письменных известий о славянах. М., 1994. T. I. С. 368, 370, 372 и сл.).

 

3. Славяне и их соседи. Славяне и кочевой мир: Средние века - раннее новое время. Сб. тез. 17-й конференции памяти В.Д. Королюка.

 

4. Гуннское владычество в конце IV - середине V в. на огромных пространствах Европы как пример длительного симбиоза оседлого и кочевого народов следует здесь оставить в стороне: мы не можем пока уверенно говорить о славянах как о вполне сформировавшейся к тому времени этнической общности.

 

5. См. эти работы, объединенные в одном сб.: Литаврин Г.Г. Византия и славяне. СПб., 1999. С. 192-348.

 

6. См. об этом: Литаврин Г.Г. Известия Менандра Протиктора об отношениях аваров и славян // Там же. С. 557-567.

 

7. О возможном участии славян этого региона в походе хагана аваров на Константинополь в 626 г., см.: Свод древнейших письменных известий о славянах (VII-IX вв.). М., 1995. С. 311. Примеч. 254.

 

14

 

 

8. См.: Войнов М. За първия допир на Аспаруховите българи със славяните и за датата на основаването на българската държава // Изв. на Института за българска история. 1956. № 6. С. 464;

Chrysos Е. Die Nordgrenze des byzantinischen Reiches im 6. bis 8. Jh. // Die Völker Südosteuropas im 6. bis 6. Jh. B., 1987. S. 21-40;

Литаврин Г.Г. К проблеме становления Болгарского государства // Литаврин Г.Г. Византия и славяне. С. 198-199.

 

9. Речь идет о реке, а не о гораздо позже возникшем городе (Дуйчев Ив. Проучвания върху българското средневековие. С., 1945. С. 163).

 

10. Свод древнейших письменных известий... T. II. С. 280, 282, 288.

 

11. Там же. С. 284, 286, 323.

 

12. Бешевлиев В. Първобългарски надписи. С., 1979. С. 152, 154, 159.

 

13. Свод древнейших письменных известий... T. II. С. 234. Cp. С. 282.

 

14. Там же. С. 230, 232.

 

15. Там же. С. 282, 284, 329-321.

 

16. Там же. С. 282.

 

17. Литаврин Г.Г. Формирование и развитие Болгарского раннефеодального государства (конец VII-ΧΙ в.) // Литаврин Г.Г. Византия и славяне. С. 262.

 

18. См., например: Дуйчев Ив. “Именник на първобългарските ханове” и българската държавна традиция // Векове. 1973. № 3. С. 8-10;

Горина Л.В. Взаимодействие протоболгарской и славянской культур (Именник болгарских ханов в составе Еллинского летописца) // Славяне и кочевой мир. С. 26-27.

 

19. Иванов И. Богомилски книги и легенди (Фототипно издание). С., 1970. С. 281.

 

20. Ср.: Цветкова Цветков П. Славяни ли са българите? С., 1988.

 

[Previous] [Next]

[Back to Index]