Раздел второй. БОЛГАРИЯ И БОЛГАРО-ВИЗАНТИЙСКИЕ ОТНОШЕНИЯ (VII-XIII вв.)
3. К дискуссии о договоре 716 г. между Византией и Болгарией
Лаконичность и нечеткость известий источников о византийско-болгарском договоре 716 г. стали причиной периодически возникавших оживленных дискуссий в историографии об этом событии. Разные исследователи по-разному интерпретировали почти каждое слово источника. Подвергались сомнению датировка договора, имена подписавших его с обеих сторон лиц, пограничные ориентиры, названые в договоре, причины ограничений при предоставлении болгарам дорогих византийских изделий и при торговых операциях, местоположение тех рынков, где эти операции могли осуществляться, и т. д. В последние годы дискуссия, как кажется, возобновилась: новой интерпретации известия о договоре подвергнуты Н. Икономидисом, Н. А. Соболевой, Ф. Филиппу. [1] Именно эти работы послужили причиной написания и данной статьи, в которой я ограничиваю свою задачу рассмотрением только экономических условий, включенных в договор 716 г. и предлагавшихся при попытках его возобновления столетием позже. (Кстати говоря, точно тот же аспект поставлен в центр внимания и в статье Н. Икономидиса).
Как известно, свидетельства о договоре имеются у трех авторов: главное — в «Хронографии» Феофана Исповедника, затем перевод этого свидетельства на латинский — у младшего современника Феофана Анастасия Библиотекаря и, наконец, в хронике автора X в. Продолжателя Феофана.
1. N. Oikonomidès. Tribute or Trade? Bulgariadn Treaty of 716. B: Studia Slavico-Byzantina et mediaevalia Europensia, vol. I. Studies... in memoriam Ivan Dujčev. Sofia, 1988, p. 29-31; H. A. Соловьева. Русские печати. Москва, 1991, с. 82-87; Ф. Φιλίππου. Η Βυζαντινο-Βουλγαρική Συνθήκη Ειρήνης του 716, Βυζαντιακά 13 (1993) 173-184.
230
Сколь ни хорошо известны византинистам и славистам соответствующие тексты, я вынужден привести их хотя бы в переводах, так как именно переводы и являются в значительной мере толкованиями источника.
Известие Феофана — в сущности реминисценция в связи с ультиматумом болгарского хана Крума, предъявленным им византийцам в конце сентября-октябре 812 г.: хан угрожал, что возьмет штурмом Месемврию, если Константинополь не примет предлагаемые им условия мирного договора. (Условия были отвергнуты, и через несколько дней Месемврия была болгарами захвачена).
Феофан сообщает:
«В этом году архиг болгар Крум снова отправил к василевсу Михаилу послом Даргамира, требуя возобновить подписанные при Феодосии Адрамитине и патриархе Германе для Кормесия, в то время господина Болгарии, соглашения, которые устанавливали: границы от Милеонов во Фракии и шелковые одеяния и алые кожи ценою до 30 литр золота, [1] а вдобавок — возвращать перебежчиков из обеих стран каждой из сторон, хотя бы они оказались заговорщиками против властей, а ведущих торговлю в каждой из стран снабжать сигиллиями и печатями, (у не имеющих же печатей отнимать) принадлежащее им и вносить на казенные счета». [2]
Что касается перевода Анастасия Библиотекаря, в целом адекватного оригиналу, то отметим лишь ряд нюансов, которые могут иметь некоторое значение для истолкования текста Феофана. Во-первых, отмеченные в приведенной выше цитате скобками слова — лакуны в изданной Карлом де Боором и вообще в сохранившихся рукописях «Хронографии», восстановленная издателями (по общему признанию удачно) по переводу Анастасия Библиотекаря. Во-вторых, здесь осуществлен иной принцип датировки ультиматума Крума: не годами от сотворения мира, а «вторым годом царствования Михаила» I Рангаве, т. е. годом, начавшимся 2 октября 812 г. (свидетельство того, что Анастасий располагал рукописью иного извода, возможно, более близкого к автографу). В-третьих, вместо выразительного (благодаря частице τέ) соединительного союза «и» (καί) у Феофана между слонами «одеяния» и «кожи» Анастасий ошибочно поставил разделительный «или» (seu). В-четвертых, вместо «ценою до 30 литр» у Феофана в тексте Анастасия сказано «ценою до 50 литр». В-пятых, Феофан подчеркивает, что все беглецы должны выдаваться властям той страны, из которой бежали, даже тогда, когда они были заговорщиками, т. е. политическими преступниками (пункт весьма важный: Крум готов был преследовать своих врагов всюду, византийцы же рассматривали болгар-перебежчиков в качестве орудия своей политики в отношении Болгарии; именно это предложение Крума — о выдаче беглецов — было отвергнуто Константинополем, и именно поэтому переговоры сорвались). Анастасий же переводит в том смысле, что выдавать следует только тех,
1. ... τὰς ... σπονδάς... ἀὶ τοὺς ὅρους περιεῖχον ... ἐσθῆτάς τε καὶ κόκκινα δέρματα ἕως τιμ.. λ’ λιτρῶν χρυσίου...
2. Theophanis Chronographia, rec. C. de Boor. Lipsiae, 1883, p. 497, 16-26.
231
которые были заговорщиками (si contigisset eos insidiari praelatis); исчез при переводе оттенок фразы оригинала, свидетельствующий об опасениях Крума, что именно заговорщиков против хана византийцы отдали бы особенно неохотно (и Крум не ошибся в своих подозрениях). В-шестых, наконец, термин «сигиллии» (о его значении идет спор: печати или письменные документы) Анастасий перевел как praecepta — «письменные предписания», «удостоверения», [1] что, по моему мнению, более всего соответствует контексту и более достоверно, так как употреблено младшим современником хрониста, хорошо осведомленным к тому же в византийских реалиях эпохи.
Особо следует остановиться на четвертом отклонении в переводе Анастасия (50 литр золота вместо 30), поскольку это отличие до сих пор дает повод к построению разных гипотез (отправляя два посольства к Михаилу I, Крум будто бы то увеличивал до 50 литр, то смягчал до 39 литр свои требования). [2] На мой взгляд, в данном случае отсутствуют вообще всякие основания для дискуссии: иную цифру Анастасию взять было неоткуда, имел место попросту lapsus attentionis переводчика, механически-неосознанно передавшего греческую «ламбду» (λ’ = 30) латинской буквой-цифрой «эль» (L = 50).
Рассказ Продолжателя Феофана о переговорах Крума с константинопольским двором представляет собой по сути дела, в его первой части, древнейшую в историографии проблемы попытку интерпретации соответствующего текста Феофана. У Продолжателя сказано:
«... Крум, игемон болгар, прикинулся сговорчивым и дружелюбным и домогался мирного договора, если только ежегодно предоставляемое будет выдаваться ему в порядке, как я думаю, дани, как решено было предками, и добавил, чтобы перебежчики из болгар, а также ромеев, выдавались обратно, каждому из народов». [3]
Итак, как явствует из приведенного свидетельства, из четырех условий, поставленных Крумом (два первых из них были обоюдно признаны в действовавшем, видимо, до середины VIII в. договоре от 716 г., а два последних выдвинуты Крумом в переговорах 812 г.), Продолжатель Феофана удостоил вниманием как наиболее важные, на его взгляд, лишь два (о предоставлении болгарам дорогих престижных изделий и о перебежчиках).
1. Anastasii Bibliothecarii historia ecclesiastica. B: Theophanis Chronographia, IL Bonnae, 1841, p. 279-280.
2. N. Oikonomidès. Tribute..., p. 30; Ф. Φιλίππου. Συνθήκη..., σ. 178.
3. Theophanes Continuatus, Ioannes Cameniata, Symeon Magister, Georgius Monachus. Bonnae, 1838, p. 12.17-22. Не могу согласиться в двух пунктах с переводом Я. Н. Любарского (Продолжатель Феофана. Жизнеописания византийских царей. Изд. подготовил Я. Н. Любарский. С.-Петербург, 1992, с. 9): во-первых, с тем, что он опустил при переводе глагол οῑμαι, свидетельствующий о сомнениях Продолжателя, и, во-вторых, с тем, как переданы слова источника εἰ μόνον τὰ κατ’ ἔτος διδόμενα εἰς τάξιν οἶμαι δοθῶσιν φόρου αὐτῷ («при том, однако, условии, что ежегодная дань, как и решено было предками, будет доставляться ему в уплату подати»). Вопреки «надеждам» Продолжателя, данная версия не поддается осмыслению...
232
Остановлюсь в данной статье лишь на четырех вопросах, κοί получили новое объяснение в упомянутых работах и которые касаются, как сказано, лишь экономических отношений между Византией и Болгарией. Эти вопросы: о характере предоставляемых болгарам ежегодно дорогих изделий византийского ремесла; о том, каких предков имеет в виду Продолжатель, размышляя над скупыми строками известия Феофана; о характере изменений, которых, по мысли Крума, требовал порядок торговли между болгарами и византийцами, и о возможном городском центре, в котором византийско-болгарская торговля осуществлялась.
Н. Икономидис [1] и Н. А. Соловьева [2] считают не только достоверным, но и «единственно возможным» то толкование первому из вопросов, которое дал болгарский исследователь истории права В. Кутиков. По его мнению, шелка и кожи ценою до 30 литр договора 716 г. представляли собой установленную властями империи квоту — общий размер (оцененный в деньгах) дорогого и престижного товара, разрешенного властями империи болгарам по договору к закупке и вывозу, подобно тому как по договору Руси с греками от 944 г. каждый русский купец получал право закупить шелка только на 50 номисм. [3] Сознавая, что точный смысл известия Феофана трудно поддается подобному истолкованию (φόρος здесь только «дань» и не согласуется с «квотой» на продажу), Н. Икономидис высказывает догадку, что по договору 716 г. это была «квота», которую при «предшественниках» («предках»), а именно во время краткого правления Ставракия (конец июля-конец сентября 812 г.), Крум сумел превратить в признанную империей дань в его пользу; взыскать ее он, однако, не успел, но сослался при переговорах с Михаилом I на якобы достигнутую на этот счет договоренность со Ставракием. [4]
Догадка эта представляется мне совершенно не оправданной. Обоснованной критике она подвергнута и Ф. Филиппу. [5] Вместе с этим исследователем я считаю, что в рассматриваемом месте сообщения Феофана нет речи вообще о торговых отношениях двух стран — речь идет о ежегодной дани в пользу Болгарии. Ее платили византийцы болгарам с 681 г. В 688 г. Юстиниан II прекратил выплаты, решившись на войну со славиниями и Болгарией. В 705 г., в связи с услугой, оказанной ханом Тервелем Юстиниану II при возвращении им трона, выплата дани, помимо прочего (уступка Загоры, титул кесаря), была возобновлена. Снова этот импульсивный император пошел на разрыв в 712 г. Но в 716 г., при Феодосии III, в связи с арабской угрозой, договор был возобновлен и дополнен соглашением о военном союзе, по инициативе византийцев.
1. N. Oikonomidès. Tribute..., р. 30.
2. Н. А. Соловьева. Русские печати..., с. 87.
3. В. Кутиков. Българо-византийският договор от 716 г. В: Годишник на Софийская университет. Юридически факултет, т. 65. София, 1974, с. 69-116.
4. N. Oikonomidès. Tribute..., р. 29-30.
5. Ф. Φιλίππου. Συνθηκη... σ. 177-178.
233
Видимо, переговоры проходили нелегко, недоверие болгар оправдывалось
приобретенным при Юстиниане опытом соглашений с империей. Поэтому в гаранты
договора и был, по требованию болгар, приглашен также патриарх Герман. Что
касается дани, то не исключено, что она испытывала колебания сравнительно с ее
размером в 681 г. Во всяком случае в 716 г., с учетом обстоятельств (арабы
угрожали осадить Константинополь), «было решено» скорее всего размеры дани
значительно увеличить, хотя Кормесий-Кормисош [1] не избавился от сомнений: в
718 г. он выказал готовность помочь вернуть трон свергнутому в 715 г. Феодосием III узурпатору Анастасию II (Аремию). Согласно Феофану, Кормисош (а не Тервель —
см. прим. на стр. 223 233) обещал помочь Анастасию не только войском, но
и 50-ю кентинариями золота [2] (50 кентинариев составляют 360 тысяч номисм —
факт весьма любопытный, в особенности по сравнению с оценкой дани Кормисошу по
договору 716 г. — всего 2160 номисм — разница в суммах огромная, даже если
Феофан вдесятеро преувеличил первую сумму).
Наиболее важным аргументом в пользу того, что в переговорах 812 г. имелось в виду квота на продажу товаров ценой до 30 литр, а не дань, Н. Икономидис считает то обстоятельство, что дань определялась обычно в абсолютных (точных) цифрах, а здесь сказано — «до 30 литр», т.е. обозначен лишь верхний предел суммы, в рамках которой, в зависимости от количества и качества, цены товаров должны подсчитываться.
Готов согласиться — это действительно квота, но квота не на право закупить и вывезти товары на сумму в 30 литр (ввиду того, что экспорт престижных товаров строго ограничивался), а на ту часть дани, которую по договору 716 г. империя обязалась выплачивать в натуре (шелком и пурпурными кожами). Именно эти изделия, поднимающие престиж их обладателя, мечтали обрести в VII-X вв. и славянские архонты на Балканах, и древние русы, и печенеги причерноморских степей, и епископ Кремонский Лиутпранд и, как мы видим, болгарский хан и его боилы. Я убежден в том, что вся дань болгарам по договору 716 г. исчислялась десятками тысяч номисм, но тогда же, при заключении договора о военном союзе, Кормисош настоял, чтобы часть этой дани (ценою не менее чем в 30 литр) предоставлялась ему ежегодно желанной (и действительно ограниченной к экспорту) натурой.
Уплата дани частью деньгами, частью натурой была тогда в обычаях эпохи, именно — дани, а не даров, которые не оговаривались специальными соглашениями и могли быть отнюдь не регулярными. Ни договору 663 г. арабы платили империи дань: ежегодно по 3000 номисм, 50 рабов-мужчин и 50 арабских скакунов. [3]
1. Я согласен с Г. Цанковой-Петковой в том, что подписавший договор 716 г. Кормисош был в то время и ханом Болгарии (Феофан по ошибке заменил его имя именем Тервеля, рассказывая о событиях 718 г., дав тем самым повод к не утихающей в науке полемике — Г. Цанкова-Петкова. Българо-византийски отношения при управлението на Тервел и Кормесий. В: Изследвания в чест на М. Дринов. София, 1960, с. 621-624). Поддерживает этот вывод и Ф. Филиппу ( Ф. Φίλιππου. Συνθήκη... σ. 179-180).
2. Theoph. Chron., p. 400.18-21. 3. Ibid., p. 355.21-25.
234
В 705 г. арабский халиф Абд ал-Малик обещал Юстиниану II платить дань в размере 365 тысяч номисм, стольких же рабов и стольких же «благородны» коней». [1] Вскоре он и заключил договор с Юстинианом II, обязавшись платить эту дань, рассчитанную по числу дней в году. [2]
Кормисош, таким образом, добился от империи того, чего не мог некогда сделать каган аваров: в начале 80-х годов VI в. посол аварского кагана Таргитий, получив в Константинополе ежегодную дань в размере 80 тысяч номисм, отбыл из столицы империи не прежде, чем закупив на часть этих денег необходимые для кагана товары [3] (видимо, натуральная доля дани не была зафиксирована договором).
Я отнюдь не отвергаю возможности торговых операций между византийцами и болгарами и в то время (в 716 г.), как не сомневаюсь и в существовании квоты на вывоз престижных товаров. Но договор, по моему мнению, об этом не говорит ни слова.
Теперь — о втором вопросе — о «предках», упомянутых Продолжателем Феофана как о полномочных представителях сторон, принявших решение о ежегодной выплате болгарам части дани в виде шелка и дорогих кож ценою до 30 литр золота. Ф. Филиппу, рассматривая гипотезу Н. Икономидиса, указал на то, что «Ставракий и его жена царствовали лишь несколько месяцев» и нет решительно никаких данных о попытках каких-либо переговоров с болгарами в это краткое время. [4] Добавляю к этому, что проживший после битвы с болгарами 26 июля 811 г., в которой погиб его отец Никифор I, а он сам был смертельно ранен, только два месяца, Ставракий не был даже коронован и вообще не мог заниматься делами. Под «предками» следует усматривать только тех лиц, которые и заключали договор 716 г., (Феодосий III, патриарх Герман и Кормисош). И условия договора, как представляется, последовательно выполнялись с самого начала: в 718 г. болгары помогли своими силами Льву III (717-741) снять арабскую осаду с Константинополя. [5]
Третий вопрос — о проекте нового порядка торговли между двумя странами. Я считаю, что этот вопрос следует рассматривать прежде всего с точки зрения интересов болгарского хана: ведь именно он внес предложение снабжать купцов документами с печатями (ни о какой пломбах здесь думать невозможно — подобного рода условие могли бы выставить не болгары, а византийцы), а у неимеющих таких удостоверений от своей высшей власти конфисковывать «принадлежащее им» в казну (полагаю, что здесь имеются в виду прежде всего те товары, с которыми купцы являются, а не их личное имущество,
1. Theoph. Chron., р. 361.10-13. 2. Ibid., р. 363.6-10.
3. Excerpta de legationibus, ed. C. de Boor. Berolini, 1903, p. 471.25-472.10.
4. Ф. Φιλίππου. Συνθήκη... σ. 177-178.
5. Именно в связи с именем Кормисоша в одной из надписей под Мадарским всадником сказано: «как давал тебе всякий год, продолжу давать тебе, так как помог мне» (В. Бешевлиев. Първо-българи. Бит и Култура. София, 1981; Theoph. Chron., p. 374.16-375.5).
235
которое вряд ли в значительном размере они брали с собой, путешествуя с торговыми целями). На мой взгляд, предложение Крума преследовало не столько экономические, сколько политические цели. Хан опасался, что под личиной торговцев в страну будут проникать лазутчики и соглядатаи империи и его личные враги, нашедшие приют в Константинополе. Опыт отношений с империей при Константине V 741-775) оправдывал эти опасения Крума: этот император имел в Болгарии широкую агентуру и активно вмешивался в междоусобия знатных болгарских родов вокруг ханского трона. Именно поэтому Крум и прервал переговоры и взял Месемврию, когда византийцы отказались выдать перебежчиков; скорее всего, с времен Крума в Болгарии стало обычаем карать смертью пограничного стража, допустившего нарушение государственной границы кем бы то ни было. [1]
Если уж искать аналогии в русско-византийских договорах X в., то в данном случае вполне уместно сослаться на то место договора 944 г., где говорится, что ранее послы русов предъявляли в Константинополе золотые печати, а купцы — серебряные, [2] теперь же они посылаются с грамотой, в которой указывается, сколько князь послал кораблей, из чего ясно будет, «что с миром приходят»; являющиеся же в Константинополь без грамот от князя арестовываются до выяснения дела, а при сопротивлении могут быть убиты (и «да не взыщется»!). [3] Различие с нашим случаем только одно: в договоре 716 г. данный порядок взаимный, по договору же 944 г. он касался только древних русов. Князь получал возможность полностью поставить внешнюю торговлю под свой контроль и освободиться от ответственности за поступки русов, не имевших его рекомендаций; византийцы же обретали право употреблять карательные меры против всякого рода авантюристов, прибывавших с Руси. При обоюдности предлагаемого нового порядка Крум получил бы возможность и контролировать торговлю, и карать своих врагов, осмелившихся скрытно проникать в пределы Болгарии.
Наконец, четвертый, последний вопрос — о месте болгаро-византийского торга. Н. Икономидис убедительно обосновывает вывод, что основным пунктом, где осуществлялись торговые операции между Болгарией и Византией, была Месемврия — пограничный приморский город, порт, крепость, таможня. [4] Здесь я позволил бы только одно замечание. Предложение Крума в 812 г. свидетельствует, помимо всего прочего, о том, что торговые связи между двумя странами задолго до 812 г. стали обычным явлением, причем торг шел отнюдь не только в Месемврии.
1. Responsa Nicolai I Рарае ad consulta Bulgarorum. In: Латински извори за българската история II. София, 1960, с. 85-86 (гл. XXV).
2. Вернее всего, это были печатки в виде перстней (Н. А. Соловьева. Русские печати..., с. 92-93).
3. Памятники права Киевского государства. Сост. А. А. Зимин. Москва, 1952, с. 31.
4. N. Oikonomodès. Tribute..., р. 30-31.
236
Предложение Крума об урегулировании торговых отношений предполагает в качестве места совершения торгового обмена как раз не Месемврию, а вообще территорию империи, с одной стороны, и — что особенно важно — территорию Болгарии, ее города, прежде всего портовые, и столицу Плиску, с другой стороны. В противном случае (т. е. если бы болгары торговали с византийцами только на земле империи) предложение Крума лишилось бы всякого смысла, так как осуществлять пенальные меры в отношении торговцев со стороны империи, не имевших «удостоверений», — задерживать их и подвергать конфискации принадлежащие им ценности — болгарские власти имели возможность отнюдь не в Месемврии, а только на подвластной хану территории (т. е. в Болгарии).