ПЕРВЫЙ ВИЗАНТИЙСКИЙ ГУМАНИЗМ. Замечания и заметки об образовании и культуре в Византии от начала до X века

Поль Лемерль

Глава V. Брожение, диковинки, технический прогресс; первые выдающиеся личности

 

1. Техническая революция? Средства передачи и письменность

2. Скриптории и студийское монашество

3. Два патриарха — защитники икон: Тарасий и Никифор

4. Иконоборец: Иоанн Грамматик

 

 

1. Техническая революция? Средства передачи и письменность

 

То и дело повторяют, что IX столетие было веком «возрождения», которое, якобы, началось внезапно и позволило

 

Византии возобновить отношения со своим далеким прошлым. Мы только что видели, что вряд ли следует верить во внезапность явления, происхождение и объяснение которого большей частью можно обнаружить в брожении эпохи первого иконоборчества, и что не следует преувеличивать его размах, поскольку не было настоящею разрыва — и мы, напротив, сделали упор на моментах, выявляющих эту непрерывность. Но если чуда и не было, остается факт, что имел место некий расцвет, который для нас проявляется одновременно через

 

157

 

 

158

 

интерес к творениям разума и через умножение количества книг. Такого рода изменения часто сопровождаются переменами или изобретениями технического характера, которыми их и склонны объяснять. Однако не обязательно появление нового инструмента создает новую потребность — чаще, напротив, именно определенная потребность приводит к созданию инструмента, способного ее удовлетворить.

 

В области, которую мы пытаемся исследовать, была, как иногда думали, одна важная движущая сила для изменений, подобная той, что на много столетий раньше привела к переходу от volumen к codex, [1] — использование для книг бумаги, то есть материала более экономичного, нежели пергамен, и более доступного, каким папирус до арабского завоевания не стал. Конечно, изобретение и широкое распространение бумаги повлекли за собой большие последствия, [2] но они не имеют

 

 

1. Об этом вопросе, так же как и о других, см. библиографическую и критическую сводку, опубликованную J. IRIGOIN, «Les manuscrits grecs». О переходе от volumen к codex см. с. 22-24, где как раз разоблачается ложное тождество, будто папирус = volumen, а пергамен = codex.

 

2. В кратком, но впечатляющем очерке Ramon MENÖNDEZ PIDAL, «L'Espagne et l'introduction de la science arabe en Occident», La Table ronde 144 (Décembre 1959) 41-61, показав значение для Запада того факта, что арабские рукописи, особенно собранные в Толедо, доставили познания о греческих авторах, напоминает, что в Испании Петр Достопочтенный, Клюнийский аббат (умер в 1156 г.), имел у себя книги, написанные, по его словам, не на коже (пергамене) и не на волокнах восточных азиатских растений (папирусе), а на материале, сделанном ex rasuris veterum pannorum — иначе говоря на полосках ткани. К тому времени Испания действительно уже долго использовала открытие китайцами бумаги, дошедшее до Багдада в конце VIII в. Благодаря Ж. Иригуэну, я ознакомился с работой О. VALIS I SIBURA, «Arabian Paper in Catalonia», The Paper Maker 62 (1963) 22-30. В ней автор напомнил, что изготовление бумаги установилось в Испании в два этапа, разделенных долгим промежутком времени: конец Х-го и начало XI в. Мавры строят мельницы в Кадиксе, Гренаде, Толедо и в разных местах на восточном побережье; затем альмохадское завоевание в 1139-1147 гг. дает большой толчок развитию экономики и культуры, особенно в провинциях Валенсия и Каталония, и Ксатива (Жатива) становится центром по производству бумаги. Но еще задолго до того, как Испания принялась, с начала X в., ее производить, там было известно употребление арабской бумаги, которую в Ифрикийе производили уже в IX в., как об этом напоминает, ссылаясь на неизданную рукопись из Кэруана, Ж. Иригуэн (J. IRIGOIN, «L'Introduction du papier italien en Espagne», Papiergeschichte 10 (1960) 29-32). Большинство исследований о бумаге, опубликованных на сегодняшний день, совершенно не позволяют получить ясное представление, с этой точки зрения, о связях между Испанией (которая, возможна, была первооткрывательницей) и Италией и обходят молчанием весь греческий Восток (напр., L. FEBVRE, H.-J. MARTIN, L'apparition du livre (Paris, 1958) Chap. I: «L'apparition du papier en Europe»; я не смог ознакомиться с работой А. RENKER, Das Buch vom Papier (Leipzig, 1950)). Из статьи J. IRIGOIN, «Les origines de la fabrication du papier en Italie», Papiergeschichte 13 (1963) 62-67, можно сделать следующие основные выводы: привозимая из арабских земель бумага используется до конца XI в. в канцелярии нормандских королей Сицилии в подражание канцелярии арабской, а потом, около середины XII в., в Генуе, возможно, вследствие связей этого города с византийским миром, где к тому времени уже около столетия пользуются бумагой арабского производства. Затем получает признание испанская бумага, не такая хорошая, как аутентичная арабская, но более близкая и дешевая. Наконец, итальянцы сами начинают делать бумагу: первые удачные попытки должны были иметь место в районе Генуи около 1210 г., а затем, двадцать или тридцать лет спустя, в Фабриано, в Анконской Марке, «вероятно, под косвенным влиянием ли1урийской продукции, но по другой технологии, восточного происхождения, что следует, возможно, связать с 4-м крестовым походом и его последствиями». Отметим интерес последнего соображения, которое следовало бы проработать; как кажется, опорой для него служит установленный Ири1уэном факт, что в Венеции и в центральной Италии название бумаги воспроизводится византийским термином bambukinos/bambakinos. После работ Ж. Иригуэна появилась еще одна, важная особенно для Запада: G. PICCARD, «Carta bombycina, carta papyri, pergamena graeca: Ein Beitrag zur Geschichte der Beschreibstoffe im Mittelalter», Archivalische Zeitschrift 61 (1965) 46-75 (с предшествующей библиографией); некоторые взгляды Ж. Иригуэна там оспариваются (см. с. 64, прим. 57), и автор, в свою очередь, считает, что роль Испании в ущерб Италии была преувеличена.

 

 

159

 

значения для Византии IX века. Этот факт теперь твердо установлен. [3] Арабы получили способ изготовления бумаги из Китая и распространили его: самая старая датированная арабская

 

 

3. J. IRIGOIN, «Les premiers manuscrits grecs écrits sur papier et le problème du bombycin», Scriptorium 4 (1950) 194-204; IDEM, «Les débuts de l'emploi du papier». См.: R. DEVREESSE, Introduction, 16-18, где можно найти основную предшествующую библиографию, впрочем, довольно скудную.

 

 

160

 

рукопись на бумаге относится к 866 г. В византийском мире новый материал получил название βαγδαδτικός, «багдадский», или чаще — βαμβύκινος, что можно объяснить только через название города Бамбики (Иераполис, Мембидж) к западу от Евфрата, между Антиохией и Эдессой — без сомнения, центра вывоза или распространения арабской бумаги. [4] В арабских странах, особенно в Сирии, бумага, естественно, могла употребляться для переписывания греческих текстов так же, как и других. [5] Что до византийских земель, то мы не знаем, когда там начали использовать или, возможно, позже изготовлять (у нас пока не хватает данных для подобного утверждения) «арабскую» бумагу. Однако древнейшие из обнаруженных на настоящее время упоминаний βαμβύκινα в противоположность пергамену или σωματῶα, относятся к середине XI века и находятся в «Диатаксисе» Михаила Атталиата [6] и в тексте

 

 

4. Форма βομβύκινος была, видимо, позднее преобразована в βόμβυξ; с другой стороны, легенда о бумаге из хлопка, считавшейся восточной, в противоположность западной бумаге из ткани, похоже, действительно является легендой, распространившейся из-за наличия греческого слова βαμβάκιον, «хлопок». Как полагают, никакой другой бумаги, кроме изготовленной из ткани, не существовало, а восточное и западное производства различались материалом, служившим для проклейки. В крайнем случае, лишь в этом смысле возможно употреблять названия, обычные для каталогов рукописей — bombycinus (восточного производства) и chartaceus (западного).

 

5. Особый случай представляет текст из Vatic. 2200 (Апофтегмы отцов, на бумаге), который Р. MAAS, «Criechische Paläographie», в: A. GERCKE, Ε. NORDEN (Hrsg.), Einleitung in die Altertumswissenschaft, I.9 (Leipzig, ³1927) 75, счел работой писца Фомы из Дамаска, на основании отдельного листка, в настоящее время включенного в состав Ленингр. 216 или Успенской псалтири); рукопись также считается происходящей из Дамаска и датируется VIII—IX вв.: Α. ΣΙΓΑΛΑΣ, Ἰστορία τῆς ἑλληνικῆς γραφῆς, 210-211, 240; R. DEVREESSE, Introduction, pl. VII; H. HUNGER, «Antikes und mittelalterliches Buch- und Schriftwesen» в коллективном труде Geschichte der Textüberlieferung, I (Zürich, 1961) 39; статья J. LEROY, «Un témoin ancien des "Petites Catéchèses"». Но похоже, особый случай рукописей на греческом языке, переписанных за пределами территории Византии, еще не изучен.

 

6. Точнее, в идущей следом описи имущества: ММ, V, 325-326 (σωμάτιον, βαμβύκινον).

 

 

161

 

начала следующего века — «Типике» Ирины Комниной для ее монастыря Богородицы Благодатной. [7] Древнейшим византийским дипломатическим документом на бумаге является пожалованный Лавре хрисовул Константина Мономаха от июня 1052 г. [8] Самая древняя известная и датированная византийская рукопись на бумаге относится, возможно, к 1043-му, а скорее, к 1105 г. [9] Мы далеки от IX века: нет никаких указаний

 

 

7. ММ, V, 380, l. 19 (σωματῶα) и 30 (βαμβύκινα).

 

8. Ж. Иригуэн в упомянутой ранее работе (J. IRIGOIN, «Les débuts de l'emploi du papier») отметил четырнадцать хрисовулов на бумаге, которые датируются второй половиной XI в., и сделал по этому поводу важные наблюдения. Процитирую одно из них: «Внезапно происшедшая в императорской канцелярии перемена писчего материала, как кажется, связана не с соображениями экономии, а с попыткой упрочить (...) очень древнюю традицию [использования папирусных свитков]. Действительно, примерно в это же время менее важные документы переписывались на пергамене» (р. 317).

 

9. Vatic. gr. 504, датируется 1105 г. согласно R. DEVREESSE, Introduction, 17. Две рукописи, возможно, более древние, 1043 г. и 1082-1091 гг., исключены Ж. Иригуэном (Scriptorium 4 (1950) 200, п. 2), поскольку он считает, что подпись была переделана. Впрочем, Ж. Иригуэн любезно сообщил мне, что в настоящее время он склоняется к мысли, что подпись рукописи из Ивирона от 1043 г. подлинна. Было бы важно собрать и изучить редкие библиотечные описи и несколько книжных списков, которые сохранились в монастырских архивах или встречаются в завещаниях. Наиболее известная опись принадлежит Патмосской библиотеке (Ch. DIEHL, «Le Trésor et la bibliothèque de Patmos au commencement du XIII^e siècle», BZ 1 (1892) 488-526): в 1200 г. она насчитывает 330 книг (отметим мимоходом, что менее двадцати из них — «мирские»: книги по грамматике, лексике, хронологии, медицине и т. п.; ни одного произведения древних греческих авторов, кроме фрагментов из Аристотеля), из которых 267 на пергамене (σωματῶα) и 63 на бумаге (βαμβύκινα; см. р. 521 внизу и passim р. 524-525). Из последних некоторые характеризуются как «очень старые», что просто может означать их плохое состояние, но в то же время предостерегает от предвзятого мнения, будто бумага вошла в употребление поздно (как справедливо отметил Ж. Иригуэн в Scriptorium 12 (1958) 211). О более древней описи патмосских рукописей (она датируется 1103 г.) см. теперь: Е. VRANOUSI, «Ὁ καθηγούμενος τῆς μονῆς Πάτμου Ἰωσὴφ Ἰασίτης καὶ ἡ ἀρχαιότερη ἀναγραφὴ χειρογράφων τῆς μονῆς», Δελτίον τῆς χριστ. ἀρχ. Ἑταιρείας. Série IV. Τ. 4: Mélanges G. Sotiriou (1964) 345 sq. (см. 349: σωματῶον, βαμβύκινον).

 

 

162

 

на то, что введение в оборот бумаги сыграло в тот момент какую-либо роль в истории книг.

 

Если решительное изменение не коснулось носителя информации, то, быть может, оно коснулось письма? Здесь мы имеем дело с трудным вопросом о происхождении минускула. Действительно, складывается впечатление, что до IX века литературные произведения (в самом широком смысле) всё еще писались унциалом, а начиная с IX столетия — минускулом. [10] Речь идет не об изобретении совершенно нового типа письма: очевидно родство минускула IX века [11] с предшествующим неунциальным письмом — курсивом папирусов, частных архивов, административной документации и т. п. Но в то же время различия между ними таковы, что нельзя говорить о простой эволюции. И распространение минускула на все литературные тексты, все книги, всякое «издательство» само по себе является настоящей революцией. Можно ли установить для нее родину? точную дату? [12] Самая древняя греческая

 

 

10. Естественно, с некоторыми исключениями — для книг парадных, церковных, роскошных. Мы видели, что рукопись Псевдо-Дионисия, подаренная в 827 г. Людовику Благочестивому (Paris, gr. 437), написана унциалом. Мы увидим, что в Студии существовал унциальный сборник оглашений Феодора Студита. Ж. Лерой (J. LEROY, «Un témoin ancien des "Petites Catéchèses"») дает множество примеров верности самих студитов унциалу при переписке произведений определенного типа (согласно Лерою — книг, предназначавшихся для публичного чтения) в то время, когда они уже употребляли минускул: Vatic. gr. 2625, форзацы Coislin 20 и сама Paris, gr. 437, которую Лерой считает студийской. Особый случай, по-видимому, представляет так называемый наклонный унциал, «который появляется только между концом VIII-го и третьей четвертью IX в.», согласно тому же автору (Ibid., 42): не появляется ли он, в таком случае, как раз во время распространения минускула в связи с этим процессом? Новейшую библиографию по минускулу см. в сводке J. IRIGOIN, «Les manuscrits grecs», 44-48.

 

11. Который часто называют, чтобы предупредить путаницу, минускулом литературным или «книжным», либо минускулом каллиграфическим, либо, по-немецки, Buchminuskel.

 

12. Ожидая, пока проблема происхождения минускула будет рассмотрена Ж. Иригуэном в книге, посвященной рукописям, которую он готовит для Traité d'Études byzantines (см. его сообщение на XII Международном конгрессе византийских исследований в Охриде), можно обращаться к работам: Т. W. ALLEN, «The origin of the Greek minuscule hand»; Α. ΣΙΓΑΛΑΣ, Ἰστορία τῆς ἑλληνικῆς γραφῆς, 204 sq.; R. DEVREESSE, Introduction, 30-35. С пользой можно прочесть также размышления Ж. Иригуэна о важности структурального изучения писем: J. IRIGOIN, «Structure et évolution des écritures livresques de l'époque byzantine», в: Polycronion. Festschift Franz Dölger (Heidelberg, 1966) 253-265.

 

 

163

 

датированная минускулная рукопись, известная на сегодняшний день, это Успенское Четвероевангелие, находящееся в Ленинграде: оно датируется 835 г. и имеет студитское происхождение. [13] Но для употребления минускула это, самое большее, terminus ante, что допускает довольно широкие рамки: почерк этой рукописи слишком совершенен, и это заставляет думать, что он уже далеко отстоит от первых шагов. [14] Действительно,

 

 

13. Происхождение этой рукописи, Ленингр. 219, было изучено G. CERETELI, «Wo ist das Tetraevangelium von Porphyrius Uspenskij aus dem Jahre 835 entstanden?», BZ 9 (1900) 649-653 (перевод оригинала статьи, появившейся на русском в Stefanos. Сборник в честь Φ. Ф. Соколова к тридцатилетней годовщине его ученой деятельности от учеников и слушателей (Санкт-Петербург, 1895) 76-80). Он основывается на заметке на листе 344, сделанной рукой писца — Николая. Там упоминается о смерти Платона Саккудионского, дяди Феодора Студита, в среду, 4 апреля 7-го индикта (на самом деле — во вторник, 4 апреля 814 г.; см. статью J. PARGOIRE в Échos d'Orient 4 (1900-1901) 164-170), о смерти самого Феодора Студита в воскресенье, 11 ноября 5-го индикта, 6335 г. = 826 г., и о смерти брата Феодора, архиепископа Фессалоникского Иосифа, 15 июля 10-го индикта, 6340 г. = 832 г. Каллиграф Николай — очевидно, и сам студит и почти наверняка тот самый ученик Феодора, будущий игумен Студийский, чье Житие у нас есть и о ком мы еще будем говорить дальше (см. работу J. LEROY, «Un témoin ancien des "Petites Catéchèses"», 36 и n. 4). Итак, Церетели был совершенно прав, отстаивая мысль, что именно из студийского скриптория вышла эта рукопись, которую долгое время считали палестинской по той единственной причине, что Успенский нашел ее в лавре Святого Саввы. Что касается даты окончания рукописи, она указана полностью: 7 мая 13-го индикта, 6343 г. (= 835 г.).

 

14. И это даже предполагая — как кажется, довольно правдоподобно, — что минускул был результатом обдуманной реформы почерка; по-видимому, это не может не напомнить о «выборе из нескольких возможных вариантов», вследствие которого, как было сказано выше, произошел каролингский минускул.

 

 

164

 

похоже, мы можем найти намеки на новое письмо в более древних текстах.

 

Как и название bombycine, оба греческих термина, имеющих отношение к почерку, уже долгое время вызывают споры. [15] История первого заслуживает несколько более детального рассмотрения. Долго считалось, что краткая заметка, извлеченная из одной рукописи в Бодлеане, относит ко времени царствования Константина VI и Ирины, то есть к 780-797 гг., изобретение γράμματα κεκολαμένα μέ^λ, если истолковать сокращение двух последних слов как χρυσός μέλαν. [16] Комментаторы этого текста большей частью заблуждаются, в первую

 

 

15. Я уже посвятил им заметку: P. LEMERLE, «Sur deux termes grecs concernant l'écriture à l'époque Byzantine», Revue des Études Sud-Est européennes 7 (1969; Mélanges Bänescu) 151-154. Но после замечаний, которые мне любезно сделал Ж. Иригуэн, за [что] я выражаю ему благодарность, я должен исправить или дополнить здесь сказанное там о первом из этих терминов. С другой стороны, замечу, что молодой греческий ученый В. ATSALOS под руководством Ж. Иригуэна подготовил и защитил в 1969 г. диссертацию под заглавием La terminologie du livre-manuscrit à l'époque byzantine: termes désignant le livre-manuscrit et l'écriture. В ожидании публикации, чтобы составить понятие о ее содержании, можно обратиться к Annuaire 1968-1969 de l'École pratique des Hautes Études, IV^e Section (Paris, 1969) 571-573.

 

16. J. CRAMER, Anecdota Graeca Oxoniensia, IV (Oxford, 1837) 400, l. 5-6: Ἐπὶ τῆς βασιλείας Κυροπαλάτου καὶ Εἰρήνης εὑρέθησαν γράμματα κεκολαμένα μέ^λ. Что Κυροπαλάτου является неверным прочтением слова Κωνσταντίνου, уже было сказано в конце предыдущего столетия Th. REINACH (Comptes rendus de l'Académie des inscriptions (1898) 20) и подтверждается фотографией оксфордской рукописи, опубликованной тем же исследователем в его второй работе (Th. REINACH, «Un intrus byzantin», 54). Занятно, что V. GARDTHAUSEN (Griechische Palaeographie, II (1913) 206) не знает о поправке Рейнаха и ставит знак «?» после слова Κυροπαλάτου, которое он сохраняет, относя текст примерно к 800 г. А поскольку самая древняя датированная минускулная рукопись относится к 835 г., он считает, что наш текст «возможно, говорит о минускуле», якобы констатируя его изобретение, и задается вопросом, не следует ли тут читать κεκολαμένα («обрезанные, уменьшенные буквы»). Обратим внимание, что и в рукописи, и у Крамера, который ей тут следует, слово κεκολαμένα отделено точкой от следующих за ним сокращенных слов; мы сейчас увидим, что это важно.

 

 

165

 

очередь в истолковании сокращенных слов. Т. В. Аллен, например, пишет что «the invention ascribed to the reign of Irene (...) consisted in the filling of these letters with an alloy of gold and lead»; [17] эту гипотезу повторяет P. Девреесс: «буквы или какой-нибудь текст, золото и чернила (...), обычный случай». [18] Этой очевидной ошибки можно было бы избежать, прочитав довольно старую статью Т. Рейнаха, [19] который показывает, что заметка в бодлеанской рукописи касается вовсе не изобретения нового почерка, а открытия — которое Феофан относит к 780-781 гг., совместному царствованию Константина VI и Ирины — псевдо-пророческой надписи, которая начинается словами Χριστὸς μέλλει, то есть как раз теми, которые даны в сокращении в конце оксфордского текста, и где нет и речи о золоте и чернилах. [20]

 

Что касается γράμματα κεκολαμ(μ)ένα, то здесь имеются в виду буквы (надписи), выгравированные на камне (κολάπτω). [21] Но и тут комментаторы заблуждаются. 80-й кодекс

 

 

17. Т. W. ALLEN, «The origin of the Greek minuscule hand», 1-2.

 

18. R. DEVREESSE, Introduction, 31.

 

19. Th. REINACH, «Un intrus byzantin» (с фотографией страницы из оксфордской рукописи, о которой я говорил выше).

 

20. Theoph., I, 455, l. 12-17:

Т. Рейнах пишет: «Так называемая находка в Длинных стенах связана с целой совокупностью мер и уловок, умело примененных советниками православной императрицы, чтобы поразить воображение народа, окружить новое царствование чем-то вроде провиденциального ориола и подготовить умы к великому мероприятию — восстановлению иконопочитания» (Th. REINACH, «Un intrus byzantin», 59), — и он прекрасно устанавливает связь между тремя первыми словами надписи и хорошо известным христианским эпиграфическим сокращением ХМГ.

 

21. Как переводит Рейнах, приводя и другие примеры (TH. REINACH, «Un intrus byzantin», 57, n. 1).

 

 

166

 

«Библиотеки» Фотия представляет собой длинное резюме «Истории» Олимпиодора, повествующей о событиях 407425 гг. нашей эры и посвященной автором Феодосию II. Среди других историй, почерпнутых из Олимпиодора, Фотий приводит одну, которая относится ко времени, когда жил сам историк, поскольку ее героем является его ἑταῖρος Филтатий. Она происходит в Афинах. Любопытство некоторых людей привлекли — я привожу текст по самому последнему изданию — περὶ τῶν κεκωλημένων βιβλίων, они желали знать, каков был τὸ μέτρον τοῦ κόλλου. [22] Филтатий, который был εὐφυῶς περὶ γραμματικήν ἔχων, объяснил им это, и в знак признательности афиняне воздвигли ему статую. О чем здесь идет речь? Издание Анри дает перевод: «...относительно книг, переплетенных с помощью клея» (κολλάω), «какое количество вещества использовать», — что, конечно, неприемлемо. Традиция А текста «Библиотеки» наводит на верный путь через написание κώλου и исправление на κεκωλωμένων — разночтения, которые последний издатель текста ошибочно отбрасывает как неверные. Наконец, Диндорф достиг цели, сохранив κώλου и исправив на κεκωλισμένων, что принимает В. Хэдике, [23] которому совсем недавно последовала Алисон Франц. [24] Речь тут идет не об использовании клея, а о колометрии, способе

 

 

22. Photius, Bibliothèque, I, 179, l. 7 sq. Этот текст принадлежит к традиции M (Marcian. gr. 451) «Библиотеки». Традиция А (Marcian. gr. 450) дает κεκωλωμένων altero ω correcte и κώλου. Известно, что A. SEVERYNS, Recherches sur la Chrestomathie de Proclos, I, считает, что A очень часто дает лучшее чтение, чем М. Здесь, по моему мнению, мы видим этому новое доказательство.

 

23. W. HAEDICKE, «Olympiodoros», RE XVIII.l (1939) 201-202.

 

24. A. FRANTZ, «Honors to а Librarian», Hesperia 35 (1966) 377-380 (с полезными справками относительно колометрии). Недавно вопрос также поднимался на семинаре Ж. Иригуэна в École pratique des Hautes Études (IV^e Section); см. Annuaire 1968-1969 (Paris, 1969) 142, где одобрена поправка Диндорфа и сказано, что речь идет об осуществлении с помощью κώλα издания прозаических текстов, «которое учитывает ораторский ритм» и отличается от стихометрии, «рассчитанной на теоретический шестнадцатисложный стих».

 

 

167

 

разделять прозаический текст на «звенья» примерно одинаковой (κωλίζω) длины (μέτρον), учитывая смысл; способ древний, но забытый, который пожелали, — объясняет Алисон Франц, — разыскать и вновь ввести в оборот в Афинах, когда после разрушений, вызванных герульским вторжением 267 г., а позже войсками Алариха, афиняне после 400 г. озаботились не только приведением в прежнее состояние, среди прочих зданий, Библиотеки Адриана, но и тем, чтобы наполнить ее вновь книгами, которые они хотели переписывать κατὰ κῶλα. [25] Поскольку речь идет об Афинах и V веке, Алисон Франц права, обращая внимание на отрывок из Прокла: [26]

Прокл ясно противопоставляет древние «издания» новым «изданиям» или копиям, которые называются κεκωλισμένα ἀντίγραφα. Последним, как представляется, исходя из другого отрывка, он отдает очевидное предпочтение. [27]

 

 

25. О переписывании текстов per cola et commata см. из последних публикаций «Введение» H. SAFFREY и L. G. WESTERINK к первому тому их издания Прокла (p. XLVIII, п. 1), с отсылкой на работу G. ZUNTZ, «The Ancestry of the Harkean New Testament», The British Academy Suppl. Papers VII (1945) 94-99. В начале 158-го кодекса «Библиотеки» (Photius, Bibliothèque, II, 115) Фотий противопоставляет λόγοι κομματικοί и λόγοι εἰς κῶλα παρετεινόμενοι; помещенный параллельно перевод: «слова и краткие выражения, некоторые из коих достигают длины одного звена периода», — очевидно, нуждается в исправлении.

 

26. W. KROLL (ed.), Proclus, In Piatonis Rem Publicam Commentarium, II (Leipzig, 1901) 218. В этом тексте, как указал Ж. Иригуэн, γραφή обозначает не тип почерка, а, согласно хорошо засвидетельствованному значению, разночтение рукописи — то, что мы называем вариантом.

 

27. В своем комментарии на «Тимей» (изд. E. DIEHL, II (Leipzig, 1904) 308, l. 25-26): ὡς ἐν τοῖς ἀκριβεστέροις εὕρομεν τοῖς κεκωλισμένοις. Я, по крайней мере, предлагаю именно таким образом исправить изданный вариант κεκολασμένοις; Диль объясняет его как «castigati libri Piatonis» (см. Index, s.v.), но это, по-моему, плод путаницы, вызванной словом ἀκριβεστέροις. A.-J. FESTUGIÈRE, сохраняя изданный текст, переводит: «dans les manuscripts plus exacts, ceux qui ont été corrigés» (Proclus, Commentaire, III, 353, l. 25-26).

 

 

168

 

Короче говоря, в отрывке из Феофана и в заметке из оксфордской рукописи речь идет всего лишь о высеченных письменах, γράμματα κεκολαμ(μ)ένα; у Прокла и у Фотия говорится о текстах, записанных методом деления на κῶλα, о βιβλία (ἀντίγραφα) κεκωλισμένα. Конечно, здесь речь не о клее и тем более не об интересующем нас новом типе почерка, который был бы минускулом. Другой интересный термин — συρμαιο- (συρμεο-)γραφεῖν. Феодор Студит в надгробном похвальном слове, посвященном его дяде Платону, основателю и игумену Саккудиона, умершему в 814 г. в возрасте около восьмидесяти лет, пишет: ποία γὰρ χεὶρ τῆς ἐκείνου δεξιᾶς μουσικώτερον ἐσυρμαιογράφησεν, ἢ τίς ἐπιπονώτερον τῆς ἐκείνου προθυμίας ἐσπουδαιογράφησεν. [28] В письме, написанном из ссылке своему ученику Навкратию, тот же Феодор Студит просит, чтобы ему прислали книги, которые он мог бы переписывать:

[29] А в анонимном Житии Николая Студита, ученика Феодора и игумена Студийского около середины IX века, похваляется его мастерство как переписчика: ἦν ταῖς χερσὶ κοπιῶν καὶ δέλους ἀριστα συρμεογραφῶν εἰ καί τις ἀλλος (...) καὶ μαρτυροῦσαν αἵ τε βίβλοι καὶ τὰ ἐκείνου πονήματα. [30] Эти три свидетельства охватывают три поколения, с середины VIII-го до середины IX века. Дюканж, которому были известны первое и третье, перевел: [31] «aureas aut argenteas litteras in codicibus exarare», некоторые до сих пор следуют этому толкованию. [32] Его неправдоподобие

 

 

28. PG 99, col. 820A.

 

29. Nova Patrum Bibliotheca, VIII, № 61, p. 50-51.

 

30. PG 105, col. 876AB.

 

31. CH. DUCANGE, Glossarium, s.v. συρμεογραφεῖν.

 

32. Например, R. DEVREESSE, Introduction, 31.

 

 

169

 

становится очевидным, как уже отмечалось, [33] благодаря письму Феодора к Навкратию, которое не было известно Дюканжу: каким образом Феодор, будучи в ссылке и заботясь об экономии, мог попросить для переписки роскошные рукописи, написанные золотом или серебром? Как мне кажется, ближе к истине подошел Комбефис, комментируя третий текст, и его слова следует процитировать, поскольку сам Дюканж, похоже, здесь ошибся: «Velut longo litterarum ductu pro ratione scribendi illius temporis, qua passim libros uncialibus litteris exarabant». Значение, содержащееся в συρμαιογραφεῖν, в любом случае имеет в виду не золото или серебро, [34] а нить, почерк гибкий и связный, что врзвращает нас к минускулу. Мне представляется, что Аллен встает на верный путь, когда пишет, [35] что «это может относиться только к новому почерку, для которого, по сравнению с унциалом, свойственны лигатуры и быстрота, характерные для Четвероевангелия Успенского, в противоположность современному ему унциалу». Действительно, у нас, к счастью, имеются, по крайней мере, две рукописи, сделанные рукой этого самого Николая, ἄριστα συρμεογραφῶν: само Четвероевангелие Успенского, 835 г., о котором уже говорилось, и сборник писем Феодора Студита, в настоящее время представленный листами 97-286 в Coislin 269; [36] итак, это один

 

 

33. Например, J. LEROY, «Un témoin ancien des "Petites Catéchèses"», 59. A вот V. GARDTHAUSEN, «Die Namen der griechischen Schriftarten», Byzantinisch-Neugriechische Jahrbücher 3 (1922) 7, не знает о письме к Навкратию и не выражает четкого мнения.

 

34. Разве что подразумевать тут образный смысл: подобный серебряной нити (филиграни)?

 

35. Т. W. ALLEN, «The origin of the Greek minuscule hand», 7.

 

36. Аттрибуция последней рукописи Николаю, уже предложенная в конце прошлого века Б. Мелиоранским, принята в числе прочих Т. W. ALLEN (Ibid., 7), R. DEVREESSE (Introduction, 32, и Le Fonds Coislin, 248249), J. LEROY («Un nouveau témoin de la "Grande Catéchèse"», 73, n. 1). Обе эти рукописи Николая Студита, вероятно, не являются самыми древними примерами минускула, но я предоставляю специалистам обсудить случаи Laurent. 28, 18 (Феон и Паппий), Coislin. 8 и 123, а также Paris. Suppl. gr. 1156 (Павел Эгинский), Va tic. 2200 (см. выше прим. 5) и четырех форзацных листов Coislin. 120 (возможно, относящихся к VIII в., согласно R. DEVREESSE, Le Fonds Coislin, 111).

 

 

170

 

из редких случаев, когда мы можем сопоставить тип почерка и текст, о нем говорящий. В этих условиях не очень понятно, зачем искать новое объяснение в области музыкальной палеографии, как это было сделано не так давно. [37]

 

 

37. Уже давно В. HEMMERDINGER, Essai sur l'histoire du texte de Thucydide, 38-39, подчеркнув — мы еще вернемся к этому — роль Иоанна Грамматика в «иконоборческом возрождении» и настаивая, с помощью ряда гипотез, что Фукидид был переписан иконоборцами, попытался приписать им также и введение минускула, вступив в спор с Р. MAAS, поскольку последний считал основным культурным фактором этой эпохи в Константинополе студитов, и с Т. ALLEN, поскольку он считал студитов — но не без нюансов! — родителями минускула. Вследствие поворота в вопросе о занимающем нас термине, он вновь принялся за эту проблему: В. HEMMERDINGER, «Συρμαιογραφεῖν», Byz 37 (1967) (вышел в 1968) 75-81. Он предлагает принять утверждение, что συρμαιογραφεῖν не имеет никакой связи с минускулом, чтобы уничтожить довод, что — поскольку этот термин хорошо засвидетельствован для студитской среды — создание минускула можно было бы тоже отнести к этой среде, тогда как автор упорно держится мнения, хотя не приводит аргументов, что минускул введен иконоборцами. Поэтому он предлагает новое толкование для συρμαιογραφεῖν: термин «принадлежит к музыкальной палеографии» (впрочем, прибавляет он, гимнография была в чести в Студийском монастыре). Но тому нет никаких доказательств: я не вижу, ни почему в процитированном отрывке из Жития Николая Студита δέλτοι должны были являться музыкальными рукописями, ни почему рукописи, который Феодор Студит просит у Навкратия должны были быть «йотированными рукописями». В действительности, как кажется, М. Хеммендингера ввел в заблуждение отрывок из Феодоровой «Похвалы Платону»: он понял μουσικώτερον как «музыкальный», тогда как здесь, очевидно, речь идет о каллиграфическом таланте и изяществе письма.

 

(Add.) История термина συρμαιογραφεῖν только что обогатилась двумя работами О. KRESTEN: 1) «Einige zusätzliche Überlegungen zu συρμαιογραφεῖν», BZ 63 (1970) 278-282 ; 2) «Litterae longraiae quae graece syrmata dicuntur, Eine begriffsgeschichtliche Untersuchung», Scriptorium 24 (1970) 305-317. Сравнения с западными сточниками очень интересны, но пока не убедительны. Что касается Византии, то из уже известных примеров ясно, что перед нами студитское окружение, и я по-прежнему предполагаю, как и написал, что то, о чем можно догадаться по смыслу слова, «возвращает нас к минускулу». Это не обязательно технический термин, обозначающий особенный тип письма, но он все же должен соотноситься с понятием менее туманным, чем просто понятие «каллиграфия».

 

 

171

 

Понятно, что студитское происхождение Четвероевангелия Успенского не является достаточным доказательством студитского происхождения минускула. Мы не будем углубляться в эту проблему, по которой не хватает методологических работ. Безусловно, можно было бы удовлетвориться, установив связь между выработкой более быстрого, читаемого и экономичного письма и появлением нужды в распространении текстов и идей, одним словом, «пропаганды», порожденной спором вокруг икон. С другой стороны, мне представляется, что более всего шансов обрести свою форму новый почерк мог найти именно в константинопольской среде, начиная с VIII века. Но дискуссия, которую пытаются открыть по поводу иконофильского (студитского) или иконоборческого происхождения минускула, мне кажется лишенной смысла — во-первых, потому, что не стоит злоупотреблять случайной подборкой сохранившихся свидетельств, которые оказываются в основном студийскими, и забывать о том, что произведения и рукописи иконоборцев систематически уничтожались; а также потому, что противники для одной и той же борьбы нуждались в одинаковом оружии и, конечно, каждый немедленно начинал применять придуманное другим — например, в случае с новым почерком, припригодным для быстрого обмена мнениями.

 

Главное состоит в том, что с конца VIII-го или с начала IX века книги, до той поры писавшиеся унциалом, начинают писать минускулом и старые книги на унциале переписываются минускулом. А распространение минускула имело большие последствия. Конечно, оно было фактом прогрессивным. Сначало оно коснулось текстов Священного Писания и богословских произведений. Затем, как можно думать, пришла очередь произведений технического характера, в которых ощущалась острая нужда — трактатов по землемерным работам (геометрии), медицине и т. п. И только во второй половине IX века в

 

 

172

 

этом процессе, по-видимому, дошла очередь до произведений собственно литературных. Итак, развитие шло в соответствии с порядком срочности, и мы здесь можем задаться вопросом, какое место в нем занимали нужды образования. Но представляется несомненным, что на отрезке времени, который никак не должен был превышать столетие, все направления «издательской деятельности» были охвачены новым почерком. [38]

 

Механизм этой работы по переписыванию [39] хорошо изучен. Выявлены его преимущества: экономия материала, по

 

 

38. О прогрессивном распространении минускула на разные виды произведений см., напр.: A. DAIN, Les manuscripts, 121-122; IDEM, «La transmission des texts littéraires classiques»; J. IRIGOIN, Histoire du texte de Pindare, 123-124; IDEM, «Survie et renouveau», 298-301. Я задаюсь вопросом, не являются ли слишком широкими рамки, предложенные авторами, которые приписывают процессу длительность примерно в два столетия, утверждая, что до большей части поэтов очередь дошла накануне 1000 г. Не была ли, например, вся коллекция философских рукописей воссоздана в IX в.? Р. Браунинг полагает, что греческие трагики изучались и переписывались в Византии начиная с первой половины IX в. (R. BROWNING, «Ignace le diacre et la tragédie classique à Byzance», RÉG 81 (1968) 401-410). Он также поставил, как в трудах С. GALLAνοττι, вопрос о копировании Феокрита в ΙΧ-Χ вв. и, как в работах J. MARTIN, вопрос о копировании Арата в своей статье: R. BROWNING, «Recentiores non détériorés», Bulletin ofthe Institute ofClassical Studies ofthe University of London 7 (1960) 11-21 (см. 16). Эта работа, впрочем, касается особенно «возрождения» конца ХIII-го - начала XIV вв., и в автор настаивает — отметим мимоходом, — что в эту эпоху были сделаны новые копии. Будет очень интересно однажды установить хронологию копирования греческих авторов и их произведений; но это требует изучения, с данной точки зрения, истории текста каждого автора и каждого произведения, а такая работа только начинается. Прибавлю кстати, что я очень сомневаюсь, что работа по переписыванию (каково бы при этом ни было различие, делавшееся между жанрами копировавшихся произведений) началась в греческом мире только в 850 г., а в латинском — в 800-м, так что, таким образом, последний опережал первый на пять десятков лет (A. DAIN, Les manuscripts, 135 и др.).

 

39. Называемой μεταχαρακτηρισμός; что нельзя путать, как известно, с μεταγραμματισμός, транскрипцией алфавита данного языка алфавитом другого языка. См. общий обзор в двух работах А. Дэна, упомянутых в предыдущем примечании, особенно A. DAIN, Les manuscripts, 124-133. В своей статье «La transmission des texts littéraires classiques» он напоминает о выводах, сделанных в его труде, на примере копии Софокла, Laurent. 32, 9: работа была поручена двум переписчикам; один должен был передать минускулом унциальный образец и сделал это тщательно, но не без ошибок в словоразделении и в ударениях и не без исправлений; другой переписывал схолии, глоссы между строк, примечания на полях и сделал это как великолепный филолог.

 

 

173

 

скольку тот же текст занимает гораздо меньше места на минускуле, чем на унциале; экономия времени, поскольку минускулом можно писать гораздо быстрее, чем выводя каждую букву, что требует иногда несколько раз проводить пером. Отсюда значительное снижение себестоимости, а также облегчение чтения, поскольку минускульное письмо отделяет слова друг от друга, вводит ударения и пунктуацию, обычно отсутствующие в унциальном письме, — и, надо полагать, большая надежность при чтении должна была играть не менее решающую роль в успехе минускула, чем соображения экономии. Изучены также филологические последствия этого переписывания:„исходя, например, из характерных ошибок, называемых «унциальные ошибки», происходящих вследствии путаницы букв двух соседних начертаний в унциале или из-за неверного деления на слова, стало возможно определить, сколько копий было сделано с начала дошедшей до нас традиции текста одного автора или одного произведения, и лучше классифицировать рукописи. [40] Вообще, невозможно

 

 

40. А. ДЭН, особенно в первом издании своей книги Les manuscrits, во многих местах, например, на с. 115, настаивает на единичности переписывавшегося образца и, как следствие, на единичности средневековой традиции после переписывания. Кажется, он допускал тогда лишь редкие исключения, например, для Элиана Тактика (с. 116-117). Но Ж. Иригуэн, изучая историю текстов Пиндара (J. IRIGOIN, Histoire du texte de Pindare), пришел к выводу, особенно благодаря «унциальным ошибкам», что текст был переписан трижды, вероятно, все три раза в Константинополе. Другой пример: изучавший историю текстов Софокла A. TURYN, «Studies in the manuscript tradition of the tragedies of Sophocles», Illinois Studies in Language and Literature XXXVI. 1-2 (Urbana, 1952), полагает, что существовал один-единственный минускульный архетип, а значит, одна-единственная переписка текста; но Ж. Иригуэн заметил (RÉG 66 (1954) 510), что наличие различных унциальных ошибок в «лаврентийской» и «римской» семьях рукописей Софокла указывает на две переписки текстов. Напомню, кстати, что самая древняя рукопись Софокла, Laurent. XXXII,9, датируемая 960-980 гг., расценивается у A. DAIN, «La transmission des texts littéraires classiques», как пример переписки, работы двух писцов, из которых один должен был воспроизвести минускулом текст своего образца, вероятно, унциальный пергамен V в., а другой — схолии и глоссы между строк или на полях. На самом деле ясное изучение этих вопросов только начинается. Оно многообещающе. Важно отметить уже то, что мы отоходим от гипотезы единичности копирования, фиксируя все более и более многочисленные случаи нескольких независимых транслитераций; см. об этом также: W. J. W. KOSTER, «Aristophane dans la tradition Byzantine», RÉG 76 (1963) 381-396; V. DI BENEDETTO, La tradizione manoscritta euripidea (Padoue, 1965) («Proagônes», Studi, 7) 147 (две разных транслитерации Еврипида) и 153 sq. (однако я сомневаюсь в существовании в Константинопольском Университете официального текста творений Еврипида, происходившего из одного- единственного унциального кодекса, но испорченного за пределами Константинополя через тексты, образовавшиеся в результате изготовления других копий; автор не очень хорошо разбирается в византийских реалиях). Итак, следует принять существование множества центров и «мастерских» по переписке, а не одного-единственного центра или предприятия, подобного тому, которое существовало в IV в., по свидетельству Фемистия. Что касается вопроса — тоже очень важного — о том, велись ли работы по переписке не только в Константинополе, но и в провинциях, где и в каком объеме, то я думаю, что он еще не стал предметом ни одного серьезного исследования.

 

 

174

 

было бы настаивать слишком сильно на значении всеобщего «литературного» использования минускульного письма. Оно даст инструмент новой культуре, новому гуманизму. И в силу этого мы склоняемся к двум соображениям.

 

Первое: этого бы не произошло, если бы особенные и неотложные нужды сообщения и распространения мысли не дали бы толчка для нововведения. Ибо речь с самого начала идет не об открытии более или менее случайном, неожиданно приводящем к успехам, без него неосуществимым — напротив, существовавшая нужда вызвала «изобретение». IX век — одна из самых оригинальных и новаторских эпох в истории Византии, или, скорее, он является завершением долгой и глубокой

 

 

175

 

эволюции, начавшейся гораздо раньше, сразу после арабского завоевания, в результате которой Византии изменилась, чтобы выжить. Сфера умственной деятельности, возможно, последней была затронута этим движением, но, может быть, она и дольше всего сохранила на себе его отпечаток.

 

Второе соображение: конечно, может показаться удивительным, что пришлось ждать так долго, чтобы произошла перемена, в общем и целом довольно простая технически, но имевшая весьма обширные последствия. Разве не могли раньше догадаться о выгодах более простого почерка, чем унциал? Если подобного не произошло, это подтверждает, что в предшествовавшую эпоху книгоиздание было малоактивным, а нужда в книгах — небольшой.

 

В конечном счете, не будет неуместным сравнение «изобретения» литературного минускула и «изобретения» книгопечатания. И следовало бы изучать рукописные книги IX-X веков как печатные книги XV-XVI столетий — с точки зрения гуманиста и экономиста, в отношении издательской техники и искусства иллюстрации, в их связях с Церковью и со Школой, как хранительниц прошлого и закваской для будущего. Но до сих пор не хватает предварительных исследований, включая статистику рукописей, в том числе монографий по скрипториям.

 

 

2. Скриптории и студийское монашество

 

Археологические и палеографические вопросы, возникшие в результате массового производства рукописей, связаны с вопросами о центрах переписки. Здесь, в отношении занимающей нас эпохи, нам также недостает начальных работ, но этим важным вопросом уже начали заниматься. [41] И, может быть, не

 

 

41. Особенно L. POLITIS в Греции и J. IRIGOIN во Франции. Исследования первого до сих пор затрагивали более позднюю эпоху, касаясь то афонских библиотек, то особого случая (в XIV в.) константинопольского монастыря τῶν Ὀδηγῶν (см.: BZ 51 (1958) 17-36, 261-287). Ж. Иригуэн четко определил принципы изучения скрипториев (исходя из технических характеристик: формат, проколы, особенно разлиновка, чернила и почерк, переплет и т. п.) и уже выделил интересные группы (скрипторий Ефрема и т. д.) для рукописей, сделанных до середины XI в.: J. IRIGOIN, «Pour une étude des centres de copie»; IDEM, «Les manuscrits grecs», 58 sq.

 

 

176

 

случайно единственный скрипторий на рубеже VIII—IX веков, о котором мы имеем сведения, это студийский — первая византийская мастерская, о деятельности которой нам довольно хорошо известно. Нужно ли приписывать студитам роль не только в переписывании рукописей (каковая роль несомненна), но также и в распространении их в немонашеской среде? А может быть, и в копировании и распространении мирских произведений? Конечно, не следует злоупотреблять внезапным светом, упавшим, в особенности благодаря сохранившимся произведениям самого Феодора, на студийский скрипторий: это вовсе не означает, что он был первым, и можно допустить, самое большее, что иконоборческий кризис расстроил или прервал деятельность монастырских скрипториев в той мере, в которой они тогда существовали. Однако, появление в конце VIII века такого важного писчего центра привлекает к себе внимание.

 

Когда мы говорим о студитах и студийском монашестве, следует подразумевать не только Студийский монастырь святого Иоанна [42] в Константинополе, но и различные обители, где жили Платон, Феодор и их монахи в Вифинии, до того как отступили перед арабскими набегами, и позже, на островах или в Европе, когда конфликт с властями вынудил их жить

 

 

42. Что форма «Studion» ошибочна, известно уже давно. Можно или сохранять в номинативе эпоним «Studios», имя патрикия и ипата Востока, который основал первую обитель в 462 г., или принять генетив «Stoudiou», от выражения τά Στουδίου, обозначающего имения этого патрикия в Псамафийском квартале и, как следствие, местоположение монастыря. Формы μονὴ (ἡγούμενος) τῶν Στουδίου и τοῦ Στουδίου действительно встречаются в источниках, но первая форма самая древняя и наиболее точная. См.: Н. DELEHAYE, «Stoudion-Stoudios», AB 52 (1934) 64-65.

 

 

177

 

в изгнании. [43] В этом смысле студийская община восходит к Платону, о котором мы знаем довольно мало, [44] кроме того что он происходил из видной константинопольской семьи, остался сиротой и занимал должность в государственном ведомстве. [45] Какое образование он получил? Вероятно, не слишком обширное. Его племянник Феодор в посвященной ему «Похвале» об этом не упоминает, но это ни о чем не говорит; однако о сестре Платона, то есть матери Феодора, Феоктисте, он говорит, что она была «неученой по причине сиротства»: она научилась читать самостоятельно по Псалтири, которую скоро запомнила наизусть. [46] От Феодора мы также знаем, что Платон был каллиграфом, переписад большое количество рукописей, очевидно, душеспасительного содержания, которые обогатили библиотеки студитских монастырей, и что многие люди, в том числе, вероятно, и миряне, владели тетрадками, написанными его рукой, где содержались изречения святых отцов. Представляется малоправдоподобным, чтобы он когда-либо переписывал светские произведения, и мы даже не знаем, организовал ли он скрипторий в монастыре, основанному им в 718 г. в Саккудионе, в районе Бруссы. [47]

 

 

43. Относительно определение «студитский» в приложении к иным, помимо константинопольского, монастырям, см.: PG 99, col. 169А и 276А. Список студитских учреждений в письме Феодора к папе Пасхалию упоминает игуменов τῶν Καθαρᾶ, τῶν Πικριδίου, τοῦ Παυλοτιετρίου, τῆς Εὐκερίας, τῶν Στουδίου: PG 99, col. 1152В; см. также 1153С и 1209С.

 

44. Ему не было посвящено ни одного сколько-нибудь важного исследования. См.: H.-G. BECK, Kirche, 209, 213, 491. К тому же, хотя он и сыграл заметную роль в монашестве, как горячий сторонник устава Василия Великого, и в политической жизни, благодаря бесстрашно проявленному несогласию с властями, Платон был больше склонен к уединению, чем к широкой административно-хозяйственной деятельности, которую он охотно предоставил своему кипучему племяннику.

 

45. См. выше, глава IV, прим. 76.

 

46. PG 99, col. 885В: ἀγράμματος ἐξ, ὀρφανίας... γραμματίζει ἑαυτήν... καὶ τὸ ψαλτήριον ἀποστηθίζει.

 

47. В надгробном слове, которое Феодор посвятил своему дяде и «духовному отцу», см. весь отрывок в PG 99, col. 820А. Он начинается уже процитированной выше фразой, где говорится, что Платон более, чем кто-либо другой μουσικώτερον ἐσυρμαιογράφησεν, затем следует продолжение:

 

 

178

 

Больше сведений мы имеем о Феодоре, чей отец происходил из большой и богатой семьи и занимал высокий пост в константинопольской администрации. [48] Сначала ребенок проходил προπαιδεία у грамматиста. Затем, став постарше, παιδεία ἡ θύραθεν: грамматику, которая обучает хорошему греческому языку (ἣ γλῶσσαν ἐξελληνίζει) и поэтику; потом риторику, из которой он запомнил лишь то, что служит для композиции речи и ее порядка (συνθήκη λόγου καὶ ἁρμονία, κάλλος τῆς φράσεως), пренебрегая пустыми приукрашиваниями и ухищрениями; и наконец, философию в различных ее частях — этику, догматику, диалектику, аподиктику. [49] Кратко

 

 

48. О Феодоре Студите наиболее подробным исследованием остается работа: А. П. ДОБРОКЛОНСКИЙ, Преп. Феодор, исповедник и игумен Студийский. T. I: Его эпоха, жизнь и деятельность (Одесса, 1913); Т. И: Его творения (Одесса, 1914). Там дается обзор предшествующих работ и ссылки на них. Это исследование нуждается в дополненениях и исправлениях по многим пунктам на основе более поздних работ, большинство из которых перечислены у H.-G. BECK, Kirche, 491-495, особенно 495, п. 2 (следует прибавить сюда J. LEROY, «La vie quotidienne du moine studite», Irénikon 27 (1954) 21-50; IDEM, «La réforme studite», Orientalia Christiana Analecta 153: Il monachesimo orientale (1958) 181-214). Но остается удивляться, что y нас нет ни хорошей монографии о столь видном деятеле византийского монашества, ни хорошего издания его работ. Критическое издание его писем с комментариями было бы особенно желательно. {Пожелания П. Лемерля осуществились: Th. PRATSCH, Theodoros Studites (759-826) — zwischen Dogma und Pragma. Der Abt des Studiosklosters in Konstantinopel im Spannungsfeld von Patriarch, Kaiser und eigenem Anspruch (Frankfurt am Main—Berlin— Bern—New York—Paris—Wien, 1998) (Berliner byzantinistische Studien, 4); G. FATOUROS (rec.), Theodori Studitae epistulae, vol. 1-2 (Berlin; New York, 1992) (Corpus Fontium Historiae Byzantinae, Series Berolinensis, 31). — Прим. пер.}

 

49. Об образовании Феодора см.: Житие A, PG 99, col. 117CD; Житие В, PG 99, col. 237АВ; Житие С, изд. В. В. ЛАТЫШЕВА, ВВ 21 (1914) 260, § 6.

 

 

179

 

сказать — образование, которое ребенок из среды столичных буржуа, предназначенный главным образом для государственной службы, продолжал получать в 70-х годах VIII века [50] (Феодор родился, вероятно, в 759 г.), то есть при Константине V, в разгар иконоборческого кризиса, причем нет никаких указаний, что он посещал какие-либо школы, отличные от училищ частных преподавателей. К чему приводило такое образование, мы видим из самих творений Феодора. Это не великий писатель, хотя сила характера спасает его от банальности. Это и не эрудит, если только не считать, что он сознательно воздерживается от проявления светских познаний. Но в его распоряжении очень богатые и весьма гибкие словарный запас, синтаксис, стиль, переходящие οι простоты к изысканности, от безыскусности к учености и иногда к вычурности, в зависимости от темы, обстоятельств, аудитории или адресата. Что касается поэзии, ямбов и эпиграмм, [51] то это попросту подражания или, лучше сказать, искусные ученические упражнения, но они показывают, по крайней мере, что их автор получил солидные познания в метрике. Следствия этого образования мы находим в том руководстве, которое Феодор дает своим монахам. [52] Большинство, по-видимому, занималось ручным трудом, которому он отводит столь значительное место. О тех, что поднимались чуть выше, забота игумена оставалась, в первую очередь, практической: ἡ δι' ἔργων φιλοσοφία, говорит Житие Α; πρακτικῆ φιλοσοφία, говорят В и С. Но для некоторых сюда прибавляется то, что Житие А

 

 

50. Или которое такой ребенок получал, по мнению живших в следующем веке редакторов житий?

 

51. A. GARZYA, «Theodori Studitae Epigrammata», Ἐπετηρὶς Ἑταιρευίας Βυζαντινῶν Σπουδῶν 28 (1958) 11-64; Ρ. SPECK, «Parerga zu den Epigrammen des Theodoras Studites», Ἑλληνικά 18 (1964) 11-43, 207-208; и особенно P. SPECK, Theodoras Studites, Jamben auf verschiedene Gegenstände. Einleitung, kritischer Text, Ubersetzung und Kommentar (Berlin, 1968) (Supplementa Byzantina, 1).

 

52. Житие A, PG 99, col. 168AB; Житие В, PG 99, col. 273BC; Житие С, изд. В. В. ЛАТЫШЕВА, 273-274, § 27-28.

 

 

180

 

называет ἡ ἐν λόγῳ φιλοσοφία, παιδεία, Житие В — λογικαὶ τέχναι, Житие С — ἡ διὰ λόγων παιδεία, μαθήματα. Это, во-первых, грамматика, необходимая, чтобы правильно писать и разумно читать (вслух), и даже чтобы излагать письменно (λόγων ἐργάται, Житие Α; λόγων οἰκείους συγγράψαι, Житие С). Немного τεχνολογία φιλοσοφίας, как говорит В, прибавляется, когда нужно уметь опровергать еретиков «силлогизмами истины». Наконец, пение и церковная поэзия, важность которых энергично подчеркивается в Житии А. В заключение В заявляет, что студиты занимались πᾶν εἶδος ἐπιστήμης, и что среди них были σοφώτατοι καλλιγράφοι καὶ ἱεροψάλται, κονδακάριοί τε καὶ ᾀσματογράφοι, ποιηταί τε καὶ ἀναγνώσται πρώτιστοι, μελισταί τε καὶ ἀοιδοπόλοι.

 

Даже если не понимать все это буквально, кажется очевидным, что студиты имели в своей общине всё, чтобы удовлетворить все свои нужды, не только материальные, и что Феодор следил за этим. Особенное значение он придавал умению выражаться и грамматике, [53] так же как каллиграфии. Он сам был искусным и плодовитым каллиграфом: когда составлялись

 

 

53. Например, в одном из писем Феодора к Навкратию (PG 99, col. 1084С) можно прочесть: ἐγω δέ σου τὸ εὔτονον ἐπαινῶν, ἀποδέχομαι καὶ τὴν προκόπτουσαν διάλεξιν, ἣν ὅτι μάλιστα καλυνεῖς ἀὰν τὰ τῆς γραμματικῆς σχόλια δυνηθῇς ἐπιέναι. Действительно, необходимо, — прибавляет он, — чтобы защитники православия, ὀρθόφρονες, обладали силой и словесным мастерством, чтобы сражаться с κακόδοξοι одинаковым оружием и опрокидывать их военные машины, εὐθυβόλους ἑλεπόλεις. Можно получить представление об умении этого Навкратия писать, читая его послание о смерти Феодора, адресованное рассеявшимся братиям: PG 99, col. 1825 sq. Нам известны три письма Феодора Студита, адресованные некоему «Иоанну Грамматику», чьими великими познаниями он восхищается и вместе с которым сам выступает как грамматик: καὶ εἰ χρὴ φάναι κατὰ τὴν γραμματικὴν τεχνολογίαν, τοῦτ' ἂν εἴη ἀναφορικὸν, ὃ καὶ ὁμοιωματικὸν καὶ δεικτικὸν καὶ ἀνταποδοτικὸν καλεῖται (PG 99, col. 1637D-1640A-D, письмо 212). Как показал В. Грюмель, есть все шансы, что адресатом этих трех писем был будущий иконоборческий патриарх, о котором мы скоро будем говорить: V. GRUMEL, «Jean Grammaticos».

 

 

181

 

Жития В и С, в Студии еще существовали рукописи вышедшие из-под его руки. [54] В своих письмах из изгнания, особенно адресованных Навкратию, он часто просит книги (конечно, религиозного содержания) и работу по переписке. [55] Неудивительно, что каллиграфия и чтение занимают большое место в уставе, который он дает своим монахам. Восемь статей в эпитимийнике [56] касаются дисциплины в скриптории, которым руководит πρωτοκαλλιγράφος, и являются нашим главным источником сведений об этом скриптории: различные наказания [57] устанавливаются для 1) того, кто приготавливает слишком много клея (κόλλα), рискуя, что он испортится; 2) того, кто плохо заботится о тетради, в которой пишет, о книге, которую переписывает, кто не прикрывает их, когда нужно, кто не следит за абзацами, [58] ударениями, пунктуацией;

 

 

54. Житие В, PG 99, col. 261D-264A; Житие С, изд. В. В. ЛАТЫШЕВА, 273, § 27. См. также: PG 99, col. 1848В.

 

55. См., например, издание J. COZZA-LUZI в Nova Patrum Bibliotheca, VIII, письмо № 33 (p. 26) к Навкратию, где Феодор просит у него «ἑρμηνεία на Евангелие от Иоанна τοῦ κατὰ σάρκα πατρός μου» (?) и другие книги; там же № 78 (р. 64-65), где он жалуется, что у него забрали все книги, μέχρι τοῦ τροπολογίου; № 80 (p. 69): друзья снабдили его книгами, но он просит у Навкратия τὸ λεξικόν, а также тетрадь, где он наскоро (διὰ σημείων) записал сочинение (λόγος), которое некоему Каллисту было поручено переписать начисто (μετάγραψαι). См. также там же № 38 (р. 31) — уведомление о получении μεμβράναι; № 61 (р. 50-51) — отрывок об ἐργόχειρα συρμαιόγραφα, приведенный нами выше (прим. 29); об ἐργόχειρον, «ручной работе» в общем смысле и в смысле специальном, свойственном монашескому языку, см.: Ch. DUCANGE, Glossarium, s.v.); № 75 (p. 62) — χρήζω καὶ ἐργόχειρον τοῦ γράφειν, и т. п.

 

56. PG 99, col. 1740AB.

 

57. От тридцати до сорока земных поклонов; стояние в трапезной; пища без приправ; «отлучение» (ἀφορισμός) на два или три дня. О последней епитимии см.: P. DE MEESTER, De monachico statu juxta disciplinam byzantinam (Vatican, 1942) Index s.v. «excommunicatio», § 8.

 

58. Τὰ ἀντίστιχα. R. DEVREESSE, Introduction, 47 и n. 2, истолковывает это так: «остерегаться букв с одинаковым звучанием», — исправляя на ἀντίστοιχα, «буквы, которые соответствуют друг другу, κχ, τθ». Мне это кажется неприемлемым. Речь тут идет, должно быть, если не об абзацах в современном смысле, то, во всяком случае, о соответствии строк, στίχος.

 

 

182

 

3) того, кто, доверяясь своей памяти, отклоняется от текста, который переписывает; [59] 4) того, кто «считывает» больше, чем написано в образце; 5) того, кто в гневе сломает перо; 6) того, кто возьмет себе тетрадь другого писца без его ведома; 7) того, кто не слушается указаний первого каллиграфа; 8) наконец, для первого каллиграфа, если он при распределении работ проявляет пристрастие или не выказывает чрезвычайной заботливости по отношению к материалу, кожам (μεμβράναι) и рабочим инструментам. [60] Книги, переписывавшиеся Платоном, Феодором и другими студитами, [61] предназначались, прежде всего, для обучения монахов и, следовательно, оставались в монастыре, в зале, который правило называет просто τόπος τῶν βιβλίων. За ним надзирал βιβλιοφύλαξ: в нерабочие дни этот хранитель с помощью била созывает братию; каждый из них получает книгу, которую читает до вечера; по новому зову

 

 

59. Ἐάν τις ἐκστηθήσει ἐκ τῶν γεγραμμένων τοῦ ἐξ οὗ γράφει βιβλίου. Глагол ἀποστηθίζω хорошо известен в смысле «рассказывать наизусть», а глагол ἐκστηθίζω употреблялся в том же значении (см: Ch. DUCANGE, Glossarium, s.v.; H. G. LIDDELL, R. SCOTT, H. S. JONES, A Greek-English Lexicon, s.v.). Следовательно, здесь предусмотрен случай, когда монах-переписчик работая над хорошо известным текстом, например, над псалмом, при письме внимает чему-то вроде внутреннего чтения на память, вместо того чтобы точно соотноситься со своим образцом.

 

60. Ἀμφιαστικὰ ἐργαλεῖα: инструменты, служащие для «обшивки» рукописей и, вероятно, для переплетения. Из одного письма Феодора (Theodori Studitae Epistulae, 49, № 59), мы знаем имя современного ему протокаллиграфа, Игнатия. Он также назывался χρυσοφύλαξ: хранитель золотого порошка, использовавшегося в скриптории для некоторых букв или орнаментов?

 

61. В противоположность тому, что говорилось некоторыми, каллиграфы не пользовались в Студии режимом наибольшего благоприятствования: их задачей был физический труд как входивший в обязанность всех монахов. Если и говорится в ὑποτύπωσις или уставе (PG 99, col. 1717А), что во время Великого поста перед Пасхой каждый, «кроме каллиграфов», продолжая заниматься своей работой, должен прочитывать наизусть целиком псалтирь между первым и девятым часам дня, это просто-напросто потому, что каллиграфы не могут, конечно, читать псалтирь, продолжая писать, а не потому, что они пользовались особенными льготами.

 

 

183

 

била, он должен возвратить ее под страхом наказания. [62] В епитимийнике предусмотрены наказания для монаха, который не заботится о выданной ему книге, или берет книгу без разрешения ее хранителя, или проявляет недовольство из-за того, что получил не ту книгу, какую ему хотелось; то же самое для монаха, который прячет книгу в своей постели, вместо того чтобы возвратить ее по зову библиофилакса; подлежал наказанию и небрежный βιβλίοφύλαξ, оставляющий книги сваленными в беспорядке и не проявляющий заботы об их перетряхивании и очищении от пыли. [63]

 

Благодаря этим текстам, у нас есть живая картина студийских скриптория и библиотеки времен Феодора, однако не факт, что до нас не дошла ни одна рукопись, созданная до смерти Платона (814) и Феодора (826). Что знаменитая унциальная рукопись псевдо-Дионисия, подаренная в 827 г. Людовику Благочестивому, вышла из студийского скриптория, остается гипотезой, [64] как еще более гипотетичными остаются, до проведения более углубленных и систематических исследований, характер студитского прототипа, приписываемый недавно полученному свидетельству из «Великого Оглашения» Феодора [65] и датировка примерно 830 г. четырех унциальных листов

 

 

62. PG 99, col. 1713АВ.

 

63. PG 99, col. 1740АВ.

 

64. См. выше глава I, прим. 14. Конечно, само по себе не создает трудностей допущение, что константинопольский двор заказал студийскому скрипторию роскошную унциальную рукопись псевдо-Дионисия. Однако то, что нам известно об отношениях Михаила II и Феодора и об истории Феодора и его монахов в эту эпоху (когда, напомним, они не жили в Студийском монастыре св. Иоанна в Константинополе), нисколько не подтверждает эту гипотезу. С другой стороны, археологические доводы, на которые ссылаются, приписывая эту рукопись студийскому скрипторию (см. уже упомянутую работу J. LEROY, «Un témoin ancien des "Petites Catéchèses"», особенно 54-55), не являются решающими. Думаю, что этот вопрос требует нового исследования.

 

65. J. LEROY, «Un nouveau témoin de la "Grande Catéchèse"». Речь идет не о дошедшей до нас рукописи, а о рукописи, существование которой, как представляется автору, засвидетельствовано текстом из сборника оглашений Павла Эвергетидского, и которая, «хотя и невозможно утверждать это более решительно», могла бы быть «прототипом, предназначенным как раз для того, чтобы служить образцом (...), прототипом, хранившемся в Студийском монастыре» (ibid., 87). Таким образом, эти новые данные интересны особенно для истории текстов Феодора. Впрочем, есть смысл предполагать, что Феодор должен был позаботиться о создании аутентичных экземпляров своих творений и студийская община хранила их.

 

 

184

 

«Малого Оглашения». [66] Действительно, очень похоже, что первым студийским каллиграфом, чьми работами мы обладаем, является тот самый Николай, уроженец Крита, с которым мы уже встречались, когда ему исполнилось десять лет и родители отправили его в Константинополь, в Студий, к его дяде Феофану, бывшему там монахом, под игуменство Феодора. Мы видели, что он, по свидетельству его анонимного Жития, [67] изучил там «из грамматики необходимое для того, чтобы писать правильно» и стал превосходным ταχυγράφος, каллиграфом, писавшим удивительно быстро, ἄριστα συρμεογραφῶν: [68] в то время когда писал автор его Жития, в Студии еще сохранялись рукописи, вышедшие из-под его пера. [69] Нам известны, по крайней мере, две из них, о которых было сказано выше, — Четвероевангелие Успенского (Ленингр. 219), которое Николай закончил 7 мая 835 г., и сборник писем Феодора на листах 97286 Coislin 269. [70] Возможно, в будущем в наших библиотеках

 

 

66. J. LEROY, «Un témoin ancien des "Petites Catéchèses"». Эти четыре листа, хранящиеся в Ватикане (Vatic. gr. 2625), представляют собой остаток от одного унциального сборника «Малых Оглашений» (предполагают, что они были произнесены в 820-826 гг.), и чрезвычайно интересен уже тот факт, что этот сборник существовал на унциале. Доводы Ж. Лероя, который считает его происхождение студитским, представляются правдоподобными. Более сложны вопросы о датировке и о связях этой рукописи с Paris, gr. 437.

 

67. PG 105, col. 872.

 

68. См. выше, с. 169.

 

69. PG 105, col. 876АВ.

 

70. См. выше, с. 169.

 

 

185

 

обнаружат и другие рукописи Николая, [71] так же как вероятно, что число «студийских» рукописей возрастет, когда их научатся лучше отличать. [72]

 

 

71. Впрочем, J. LEROY, «Un témoin ancien des "Petites Catéchèses"», 5354, опровергает мнение A. Диллера, что Моск. 93 (унциал и минускул) будто бы принадлежит перу Николая.

 

72. О студийском скрипторий не существует хорошей монографии. Среди недавних работ можно найти сведения об обычаях его писцов у R. DEVREESSE, Introduction, 33; J. IRIGOIN, «Pour une étude des centres de copie» (1958), 215, 218, 222-223; J. LEROY, «Un témoin ancien des "Petites Catéchèses"», 48-52, и т. п. О рукописях, которые теперь признаны студийскими, см. библиографические указания, данные у J. IRIGOIN, «Pour une étude des centres de copie» (1958), 208, n. 2-4, и «Les manuscrits grecs», 47 (по поводу одной работы M. BONICATTI, № 143), 63-64 (где выражены сомнения насчет некоторых идентификаций, предложенных А. Диллером); рукописи, перечисленные у R. DEVREESSE, Introduction, 32-33, 56; и особенно работу С. GIANNELLI, «Un nuovo codice di provenienza studita», в: IDEM, Scripta Minora (Rome, 1963) 225-238. Кроме выполненных Николаем, существуют, я думаю, еще только три рукописи, датированные IX в., две из которых относятся к самому концу столетия (две — руки Афанасия, 880 и 899 г., и одна — руки Игнатия, 899 г.). Но Ж. Иригуэн полагает, что среди не датированных рукописей добрый десяток восходит к IX в. Недавняя монография Ν. ΕΛΕΟΠΟΥΛΟΣ, Ἡ βιβλιοθήκη καὶ τὸ βιβλιογραφικὸν ἐργαστήριον τῆς μονῆς τῶν Στουδίου (Ἀθῆναι, 1967) 56 и pl. 43, хорошо оформленная и проиллюстрированная, не претендует на оригинальное исследование. По поводу атрибутации Студию некоторых рукописей не по палеографическим, но по художественным и иконографическим критериям, см., в первую очередь, замечания S. DUFRENNE, «Deux chefs-d'œuvre de la miniature de XI^e siècle», Cahier archéologiques 17 (1967) 177-191. Пока еще нет систематического собрания данных, относящихся к «экономическому» аспекту каллиграфии — я хочу сказать, к заработной плате каллиграфов, себестоимости и цене книг. Единственный, но очень интересный пример, относящийся к XII в., приводит R. DEVREESSE, Introduction, 48. Ниже (в главе VIII) будут приведены хорошо известные указания из рукописей Арефы. А вот еще одно, извлеченное наугад при чтении Константинопольского Синаксаря (Н. DELEHAYE (ed.), Propylaeum ad Acta Sanctorum Novembris, Synaxarium Ecclesiae Constantinopolitanae, 726, l. 55 sq.): Афанасий Чудотворец, монах и каллиграф из вифинского монастыря, ослеп; исцелившись после данного обета раздавать бедным все, что он заработает, он снова принялся за переписку и за двадцать восемь лет труда без перерыва, кроме как на субботу и воскресенье, он смог раздать бедным 900 номисм (т. е. немногим более 32 номисм в год).

 

 

186

 

Существует много вопросов, уже затронутых мимоходом. Были ли студитские монастыри центром по разработке минускула? Были ли они очагами переписки? Интересовались ли там мирскими произведениями и какими? Выполняли ли они заказы, поступавшие извне? Или они переписывали только сочинения и трактаты религиозного содержания, предназначенные для их собственных библиотек? При настоящем уровне наших знаний последнее предположение мне представляется гораздо более правдоподобным, по крайней мере, для эпохи Феодора и его непосредственных преемников. Оно, однако, не должно вести к чрезмерному умалению роли студитов. Организация скрипториев в широком масштабе, книгоиздательский пыл, забота о правильном и чистом языке и об умении эффективно вести полемику представляют собой явления, чье значение выходит за пределы монастырской ограды; их важность усиливается благодаря числу, подвижности и активности студитов, а также за счет повсеместного распространения устава, выработанного Феодором. Так получается, что наши источники на настоящий момент проливают некоторый свет лишь на Студий и на сильную личность его великого игумена — двойная причина для осторожности при их интерпретации. Однако этот расцвет не является ни случайным фактом, ни изолированным явлением, не получившим дальнейшего развития.

 

 

3. Два патриарха — защитники икон: Тарасий и Никифор

 

Для той же самой эпохи, когда Феодор крепко накладывает свою печать на византийское монашество, [73] у нас есть сведения о двух именитых представителях белого духовенства, которые

 

 

73. Я предпочитаю не придавать слишком большого значения Житию другого монаха, откуда некоторые хотели извлечь много сведений касательно образования в Константинополе (напр., F. DVORNIK, Les légendes de Constantin et de Méthode, 29-31), — Иоанна Психаита, игумена монастыря Богородицы τῶν Ψιχᾶ. Оно было издано Р. VAN DEN VEN, «La vie grecque de saint Jean le Psichaïte, confesseur sous le règne de Léon l'Arménien (813-820)», Muséon 21 (1902) 97-125. С одной стороны, как мне кажется, пока нет уверенности относительно даты его написания; возможно, это было значительно позже кончины Иоанна (см. G. DA COSTA-LOUILLET, «Saints de Constantinople», 259). С другой стороны — и это особенно важно, — отрывок, который цитируют (с. 109-110 по изданию Ван ден Вена), относится к разряду поношений и совершенно не представляет интереса. Анонимный биограф заявляет, что его герой вовсе не нуждался ни в занятиях грамматикой, ни в Гомеровском вздоре, ни в ῥητορικὴ ψευδολογία, ни в философии, ни в астрономии, геометрии и арифметике. Он сопровождает это трафаретное перечисление грубыми насмешками по поводу этих наук и заканчивает оскорблением в адрес Платона, который, подобно пресмыкающимся, ползает в грязи и набивает себе брюхо, как паразит. Превосходный образец монашеской глупости, который, однако, ничего нам не сообщает.

 

 

187

 

были мирянами перед своим восшествием на патриаршество, — Тарасии, патриархе с 784 г. до своей смерти в 806 г., и Никифоре, патриархе с 806 г. до своего насильственного ухода на покой в 815 г. (он умер в 829 г.): их Жития были написаны, как кажется, немного спустя после смерти каждого из них диаконом и скевофилаксом Святой Софии Игнатием, которого Суда в краткой заметке, посвященной ему, называет γραμματικός.

 

Тарасий [74] родился в Константинополе, как полагают, около 730 г. [75] в очень знатной семье: его отец был на хорошем счету при дворе и занимал важную юридическую должность. Сам он долгое время продвигался по службе в императорской канцелярии и достиг высокого поста πρωτασηκρήτις. [76] Он получил законченное светское образование, о котором, к несчастью, Житие не распространяется: [77] агиограф предпочитает,

 

 

74. I. А. HEIKEL, «Ignatii diaconi Vita Tarasii archiepiscopi Constantinopolitani, graece primum edidit», Acta Societatis Scientiarum Fennicae 17 (1899) 389-439.

 

75. H.-G. BECK, Kirche, 489.

 

76. Если только я правильно понимаю следующие слова из его Жития (р. 397, l. 2 sq.): ὠς καὶ τὴν ὕπατον ἀξίαν κοσμῆσαι καὶ πρῶτος ὑπογραφεὺς τῶν βασιλικῶν μυστηρίων ἐγκρίθῆναί.

 

77. Оно ограничивается такими словами: τῆς θύραθεν παιδείας τὰ κράτιστα συλλεξάμενος (p. 397).

 

 

188

 

по закону жанра, заявить, что Тарасий почерпнул оттуда только полезное, то есть то, что позволяет τὸ διεστραμμένον ἰθύνειν καὶ βαρβαρῶδες καὶ τῇ γλώσσῃ νομοθετεῖν τὴν ἀκρίβειαν. [78] Впрочем, в какой степени это образование было проникнуто классической традицией, сам же Игнатий дает нам понять, но лишь косвенным образом, когда, обращаясь к самому Тарасию, выражает ему признательность за его уроки метрики и поэзии, которые Игнатий получил от него в расцвете юности: οὐ γὰρ ἐπιλήσομαι τῆς σῆς εἰς ἐμὲ διδασκαλίας τὸ χρήσιμον (...) τῆς μὲν ἐντρυφήσας ἐν ἀκμῇ τῆς νεότητος, καὶ μυηθεὶς ἔκ σου τριμέτρων καὶ τετραμέτρων τροχαικῶν τε καὶ ἀναπαιστικῶν καὶ ἡρώων ποιημάτων τὰ κράτιστα. [79] Драгоценное указание, которое присоединяется к сказанному выше о тех основательных познаниях в метрике, каковыми обладал Феодор Студит.

 

Больше сведений мы находим в созданной тем же Игнатием биографии Никифора. [80] Он тоже родился около середины VIII века в знатной константинопольской семье, [81] связанной с

 

 

78. Vita Tarasii, 397.

 

79. Ibid., 423, l. 5-8. Думаю, что именно на этом тексте основывается G. DA COSTA-LOUILLET, «Saints de Constantinople», 217, говоря о «школе» Тарасия и об «академии риторики и философии в Святой Софии»; однако в Житии Тарасия ничего подобного нет. Немного далее (р. 423, l. 10-11) Игнатий вспоминает — и у нас есть множество подобных свидетельств, — что он стенографировал речи Тарасия, а умелые каллиграфы затем переписывали их начисто, и этот отрывок стоит процитировать, чтобы показать в точности словоупотребление: (...) ἃς ‘πξυγράφῳ καλάμῳ καὶ μελάνι σημειούμενος καὶ καλλίστοις γραφεῦσι μεταδιδοὺς ἐν δέλτοις τεχνικῶς ἀνατάττεσθαι διεσπούδακα. Свежую библиографию относительно скорописи см.: J. IRIGOIN, «Les manuscrits grecs», 51-53.

 

80. Vita Nicephori, изданная де Боором. Пока не существует хорошего исследования этого Жития и содержащихся в нем важны исторических и хронологических данных. Ср. G. DA COSTA-LOUILLET, «Saints de Constantinople», 245 sq. (особенно про гипотезу о двух редакциях, первичной от 829 г. и переработанной, написанной после 843 г.).

 

81. См. важную работу: Р. ALEXANDER, The Patriarch Nicephorus. Дата рождения Никифора неизвестна. П. Александер (ibid., 54), как кажется, принимает дату 758 г., предложенную уже давно. H.-G. BECK, Kirche, 489, указывает приблизительно 750 г.

 

 

189

 

государственной службой: его отец Феодор состоял при Константине V (741-775) на должности ἀσηκρήτις, [82] пока приверженность к иконам не вынудила его временно, а затем и окончательно удалиться из столицы. [83] Игнатий сообщает, что после его смерти, последовавшей в Никее, его вдова Евдокия «некоторое время» (ἐφ' ἱκανὸν χρόνον) жила со своим сыном, юным Никифором. Именно здесь, не уточняя ни места (но, по-видимому, мать с сыном вернулись в Константинополь), ни даты, биограф впервые говорит о воспитании и образовании Никифора: ἄρτι τότε τῆς ἐγκυκλίου παιδείας ἐφαπτομένῳ καὶ τὴν διὰ χειρῶν καὶ μέλανος τέχνην πονωμένῳ. [84] Как я понимаю, одновременно с прохождением курса среднего образования Никифор получил специальное образование, необходимое для государственного чиновника: другими словами, он готовился идти стопами своего отца, причем тот нимало не сердился на сына, а сын не испытывал какого-либо смущения из-за того, что отец был изгнан со своего поста в Константинополе за иконопочитание. А все происходило именно так, поскольку Житие прибавляет: ᾑρέθη γὰρ ὑπογραφεὺς τοῖς τῶν κρατούντων μυστηρίοις ὑπηρετούμενος, οὕτω γὰρ παρὰ τῇ Αὐσονίδι διαλέκτῳ τὸ ἀσηκρήτης ὄνομα, ὁ ἐπὶ τῶν μυστηρίων μεθερμηνεύεσθαι βούλεται. Как мне кажется, это надо понимать так, что именно после получения ἐγκύκλιος παιδεία и

 

 

82. Vita Nicephori, 142: τὴν τοῦ ὑπογραφέως ἀποπληροῦν χρείαν καὶ τοῖς βασιλείοις μυστηρίοις ὑπηρετεῖσθαι. Что речь тут идет именно о должности асикрита, подтверждается идущим далее рассказом об обязанностях, которые выполнял Никифор.

 

83. Р. ALEXANDER, The Patriarch Nicephorus, 55-56, считает, что впервые в немилость Феодор попал не раньше 761 г., а умер не раньше 767 г. Неопределенность этой хронологии мешает нам сделать предположение относительно точной датировки «школьного» периода жизни Никифора (большая часть которого в любом случае относится ко времени правления Константина V).

 

84. Vita Nicephori, 144, l. 6-7.

 

 

190

 

специального образования императорского секретаря Никифор вошел в число асикритов и исполнял эту должность при нескольких сменявших друг друга императорах: возможно, еще при Константине V, хотя мне это представляется сомнительным; во всяком случае, при Льве IV (775-780); и конечно, мы встретимся с ним при Константине VI и Ирине. Но умышленно неточная манера, в которой выражается Игнатий, дала место для мысли, [85] что Никифор был назначен асекритом в то самое время, когда получал среднее образование, и что, по-видимому, он учился в дворцовой школе, предназначенной для обучения государственных служащих. Это предположение, по моему мнению, не находит никакой опоры в тексте Жития. [86]

 

Игнатий, рассказав о смерти Евдокии, возвращается к Никифору, находящемуся на службе у императора. [87] Он делает краткий обзор истории иконоборчества начиная с Иерийского собора (754 г.) до собора в Никее (787 г.), потом упоминает о роли, которую на последнем играл Никифор, асикрит и императорский «глашатай». [88] После собора Никифор еще

 

 

85. Р. ALEXANDER, The Patriarch Nicephorus, 57-58.

 

86. Я не знаю ни одного текста, который подтверждал бы существование в эту эпоху школы во дворце. Очевидно, что не в этом смысле следует истолковывать отрывок из Продолжателя Феофана (Th. Cont., 110-111), где говорится, как император Феофил удерживает в Константинополе Феофоба, юного перса царского происхождения, устраивает его во дворце и дает ему образование: ἐν βασιλείοις... μαθήμασί τε καὶ παιδείᾳ ἐπιμεΛούμενον. Феофил просто-напросто приказывает давать ему уроки.

 

87. Vita Nicephori, 145, l. 4 sq.

 

88. Vita Nicephori, 146, l. 23-24: τὸ κατὰ τὴν ἱερὰν ἐκείνην σύνοδον ἐγχειρισθεὶς βασιλικὸν ἐπιφώνημα. В Житии Тарасия, написанном тем же Игнатием, говорится, что Никифор в это время состоял «на службе в императорских секретах», то есть был асикритом; также и в Деяниях Никейского собора он назван βασιλικὸς ἀσηκρῆτις. Но я вряд ли соглашусь с Александером (Р. ALEXANDER, The Patriarch Nicephorus, 60-61), который отождествляет Никифора еще и с анонимным βασιλικὸς μανδάτωρ, упомянутым на Никейском соборе.

 

 

191

 

некоторое время остается на службе, [89] потом чувствует влечение к монашеской жизни и удаляется на безмолвие, [90] которое Игнатий с готовностью описывает: по его словам, Никифор там предавался τῇ ἀναγνώσει τῶν θείων καὶ τοῖς μαθήμασιν. [91] И здесь Игнатий неожиданно заявляет: «Но поскольку я упомянул об этих μαθήματα, думаю, уместно будет рассказать о том совершенстве, которого наш муж в них достиг». [92] И после этого совершенно искусственного перехода следует длинное повествование на трех страницах, посвященное этой теме. Ясно, что оно здесь не на месте: ведь не в возрасте около сорока лет, покинув дворец и удалившись от мира, Никифор заботится о получении высшего образования. То ли Игнатий захотел заполнить тут пропуск в своем предыдущем рассказе, то ли он вставил этот кусок во время переработки текста, но и в том, и в другом случае он взялся за дело неумело. Возможно также, что он мало что знал об учебе Никифора, и перед нами — чисто формальное изложение. Тем не менее, оно не утрачивает своей занимательности: если нам здесь дается и не та программа образования, которой следовал Никифор, то тогда — та, по которой учился диакон Игнатий, почти его современник. [93]

 

Итак, он показывает нам, что Никифор достигает превосходных познаний в грамматике, позволяющих правильно писать на хорошем греческом языке, соблюдая ритмический размер; затем в риторике — не той, которая ведет к пустому

 

 

89. Vita Nicephori, 147, l. 16-17: ἐν τῇ μυστικῇ τῶν κρατούντων ὑπηρεσίᾳ στρεφόμενος καὶ τοῖς δημοσίοις ἐπιζυγούμενος πράγμασιν.

 

90. О том, что могло скрываться за этим внезапным уходом на покой, см.: Р. ALEXANDER, The Patriarch Nicephorus, 63.

 

91. Vita Nicephori, 148, l. 29-30.

 

92. Ibid., 149, l. 3-5.

 

93. Но первым делом следовало бы правильно установить текст по совокупности рукописных традиций. Так, Ж. Гуйар любезно заметил мне, что одна парижская рукопись X в. наводит на мысли или подтверждает, что в изданный текст должны быть внесены следующие исправления: р. 150, l. 10 — ἰάσατο вместо ὠκειώσατο; l. 29 — διαλεκτικός вместо λεκτικός; l. 30 — ἐνδεχομένως вместо ἐνδεχόμενος. Речь идет о Paris, gr. 910.

 

 

192

 

тщеславию софистики, а той, что учит соединять предложения (συνθήκη) с изяществом и очарованием. Перейдя затем к «математической четверице» — астрономии, геометрии, музыке и арифметике, он отличается в них всех, особенно же в «музыке». [94] Наконец, освоившись с этими четыремя служанками настоящей науки, он переходит к их госпоже — философии, чьи θεωρήματα [95] он постигает сразу и безошибочно. Затем следует долгий рассказ, [96] который еще ждет своего комментатора из среды историков средневековой философии. [97] Светское здесь упоминается мимоходом: аристотелевская теория определений (ὅροι), подлежащего и сказуемого, [98] элементов

 

 

94. Укажу мимоходом на прекрасный византийский текст о «музыке» в учебнике, составленном в 1040 г. асикритом и судьей Селевкии Романом, о котором речь пойдет чуть ниже (см. прим. 101 к этой же главе), р. 65, l. 9 sq.

 

95. Специалистам решать, надо ли придавать этому слову точный смысл. Я склоняюсь к мысли, что, скорее, здесь следует подразумевать в общем смысле «рассматриваемые темы», разделы философии или курс философии, и что далее следует перечисление содержания курса.

 

96. Vita Nicephori, 150, l. 15 - 151, l. 13.

 

97. Я обратился за справкой к моему уважаемому коллеге Р.-М. SCHUHL и получил такой ответ: «Я не вижу здесь ничего, кроме добросовестно составленного оглавления различных разделов учения Аристотеля, за которыми в качестве венца следует изложение созерцательной духовности, представляющее контаминацию с аристотелевской этикой». Ученица M. F. MASAI г-жа В. LAGARD ознакомившаяся с данным вопросом при исследованиях, связанных с трактатом Плифона «О различиях между Платоном и Аристотелем», предприняла попытку перевода, который она не считает возможным публиковать в существующем виде; однако она сопроводила его примечаниями, которые я использовал, За что выражаю ей благодарность. Она полагает, что «этот очень аристотелевский текст таков не целиком», и обращает внимание на неправильности (с точки зрения Аристотеля) в списке категорий и в использовании некоторых терминов, таких как πρόοδος.

 

98. Vita Nicephori, 150, l. 15-18. В. LAGARD полагает, что начальное ταύτης не отсылает к предшествующему φιλοσοφίαν, но занимает (по недосмотру или незнанию автора) место слова προτάσεως (предпосылка); она делает этот вывод, исходя из контекста, где узнаёт начало «Первых Аналитик» Аристотеля (см. книга I, гл. 1, 24a, 11-15; 24b, 26-30); сопоставление действительно выглядит убедительно.

 

 

193

 

(στοιχεῖα) и предложений (προτάσεις), [99] силлогизмов, [100] намеки на физику, категории и другие части все того же аристотелева учения. Был ли Игнатий, когда писал или копировал эти строки, которые для меня остаются частично непонятными, педантом, рассуждающим о том, чего не понимает? П. Александер видит здесь своего рода оглавление трактата по основам логики и физики, почти дословно воспроизведенное Игнатием. [101] Хотя до сих пор не удалось идентифицировать это сочинение, причина тут, возможно, в том, что весьма многообещающее

 

 

99. Vita Nicephori, 150, l. 18-23. Относительно аристотелевских определений «элементов» г-жа Лагард отсылает к «Метафизике», Δ 3, и «Категориям», 12, 14а 39 - 14b 2, относительно «омонимов» — к L. ROBIN, Aristote (Paris, 1944) 105-106, относительно «противоречий» (ἀντίφασις) — к сделанному J. TRICOT переводу трактата «Об истолковании», 88, п. 1-2 и т. п. Эти примеры, приведенные в связи с четыремя линиями нашего текста, показывают, как мне кажется, насколько трудно его толкование, и что оно должно быть сделано превосходным знатоком не только аристотелевской логики, но также и ее традиции на протяжении веков, и кратких трактатов или учебников, которые ее передавали и иногда искажали.

 

100. Vita Nicephori, 150, l. 23; 151, l. 2.

 

101. Р. ALEXANDER, The Patriarch Nicephorus, 57, n. 3. Вполне обоснованно Александер упоминает в связи с этим следующее произведение: J. L. HEIBERG (ed.), Anonymi Logica et quadrivium cum scholiis antiquis (Copenhage, 1929) (см. работу К. PRAECHTER В BZ 31 (1931) 82-90). Речь идет о византийском учебнике, где предметы изложены в таком порядке: элементы логики, арифметики, музыки, геометрии, астрономии. Текст основан, главным образом, на двух рукописях XI в., из которых в одной, датируемой 1040 г., говорится: ἐγράφη ἡ βίβλος αὐτὴ διὰ χειρὸς Νικολάου καλλιγράφου (следует полная дата) ἐκ πολλῶν πονημάτων Ῥωμανοῦ ἀσηκρῆτις καὶ κρίτου τοῦ Σελεθκείας συλλεγεῖσα τοῦ καὶ αὐθέντου μου. Это произведение было очень популярно, как свидетельствует количество более поздних, XIV-XVI вв., рукописей, где оно сохранилось. Тогда было забыто, что его автором является асикрит и судья Роман, и произведение приписывали то некоему монаху Евфимию, то Пселлу, то какому-то монаху Григорию. Хайберг указывает источник для quadrivium (Евклид, Никомах, Птолемей и т. д.), но не для «философии» (так текст называет логику), которая, разумеется, основывалась на Аристотеле, многократно его цитируя, но, может быть, через посредников.

 

 

194

 

исследование школьных учебников византийцев, дошедших до нас в довольно большом количестве, но большей частью пока не изданных, еще не проводилось.

 

Каким бы ни являлось светское образование, полученное или преподанное самому себе Никифором, оно было, как показывают его собственные писания, самым полным, какое только могли дать школы и учителя второй половины VIII века — примерно таким, какое получили в то же самое время Тарасий, Феодор Студит, Игнатий и другие. Итак, на его высшем уровне находится философия (мы видели, что Житие Никифора представляет ее как венец), сильно окрашенная аристотелизмом. Это как раз и показал П. Александер в одной из лучших глав своей книги. [102] Он показывает, что после периода, который он называет «традиционным» в развитии теории образа (до царствования Константина V, при Иоанне Дамаскине и патриархе Германе) и периода «христологического», который совпадает с царствованием и писаниями Константина V, после Никейского собора наступает третий и последний период, выдающимися представителями которого были Феодор Студит и Никифор, и который Александр называет «схоластическим». По его словам, этот период соответствует необходимости «оправдать религиозные изображения и их культ в терминах философии, которая преподавалась в византийских школах, особенно аристотелевской логики», хотя, быть может, обращаясь меньше к самим творениям Аристотеля, чем к учебникам. Александер показывает это на примере трех «Антирретик» Феодора и писем, которые Студит направил Иоанну Грамматику; [103] письма относятся ко времени до апреля 814 г., поскольку из них явствует, что Платон Саккудионский еще жив. Он показывает это и на примере анонимного комментария на Евангелие от Иоанна, написанного немногим

 

 

102. Р. ALEXANDER, The Patriarch Nicephorus, Chap. VIII: «Nicephorus and the theory of religious image».

 

103. Они переведены у V. GRUMEL, «Jean Grammaticos».

 

 

195

 

раньше 812 г., из которого явствует, что «схоластическая» теория образа уже не является чем-то новым. Александер полагает, в конечном счете, что эта теория развилась в течение десятилетия после Никейского собора. Он отвергает гипотезу, что она будто бы имела в основном студийское происхождение и характер, особенно в силу того, что она широко представлена в работах Никифора, [104] который многократно обращается к аристотелевской теории категорий и показывает прямое или косвенное знание аристотелевых «Физики» и «Метафизики», — между тем Никифор, как известно, не имел тесных дружеских связей со студитами. И Александер заключает: «It is best to suppose that the anonymus commentator, Theodore, and Nicephorus reproduced а theory which had been developed by Byzantine schoolmen». [105]

 

Эта гипотеза для нас представляет большой интерес и указывает новое направление для поисков. Она подразумевает, что изучение «философии» на базе аристотелизма, более или менее забытой в Византии начиная с пока еще не установленного времени (конец VI века? VII век?) примерно до середины VIII века, должно была тогда быть вновь введено в школьное образование. Она подводит к вопросу, в какой мере интеллектуальное брожение и умопостроения, связанные с проблемой

 

 

104. Нужно пожелать, чтобы П. Александер поскорее подготовил комментированное издание еще неизданного трактата Никифора, который обычно называют Refutatio et eversio. {Этот трактат был издан значительно позднее: J. М. FEATHERSTONE (ed.), Nicephori Patriarchae Constantinopolitani Refutatio et Eversio definitionis synodalis anni 815 (Brepols—Turnhout, 1997) (Corpus Christianorum, Series Graeca, 33). — Прим. пер.}

 

105. P. ALEXANDER, The Patriarch Nicephorus, 198. Я должен признаться, что в какой-то момент задался вопросом, не мог ли быть анонимный комментарий на Евангелие от Иоанна тем ἑρμηνεία (на это самое Евангелие) τοῦ κατὰ σάρκα πατρός μου, которое Феодор просит Навкратия прислать ему (см. выше, прим. 55). Было бы занимательно, если бы его автором оказался отец Феодора. Но если правда, как думает его издатель К. HANSMANN (СМ. Р. ALEXANDER, The Patriarch Nicephorus, 98, который считает его доказательство «убедительным»), что составление этого комментария должно относиться к 809-811 гг., гипотеза тут же рушится.

 

 

196

 

икон, необходимость для обеих партий приводить доводы, и особенно для «православных» — парировать опасную диалектику Константина V, стояли у истоков этого возвращения. Она позволяет думать, что партии иконопочитателей и сторонников Аристотеля были одной партией или, по крайней мере, опирались друг на друга; в этом смысле она подтверждает один из выводов предыдущей главы, а именно — что защитники икон и защитники эллинской традиции находились в одном лагере. Жаль, что П. Александер, так же как мы сами, до настоящего времени не имеет никаких идей относительно того, кем могли быть те преподаватели, которые во второй половине VIII века преподавали в Константинополе Аристотеля, и относительно условий, в которых они преподавали. Запомним на данный момент, что свидетельство о философском образовании из житий, таких как те, что мы использовали, и писаний, подобных работам Никифора, согласно заставляют думать, что в то время — по меньшей мере, в некоторых кругах, пока еще узких, — в какой-то форме вернулись к древнегреческой философии, даже если предполагать, что она когда-либо была забыта и связь с ней действительно прервалась — в чем я, со своей стороны, сомневаюсь.

 

 

4. Иконоборец: Иоанн Грамматик

 

Этим личностям православнейших патриархов как не противопоставить личность иконоборца, «патриарха-колдуна» [106] Иоанна Грамматика? Здесь мы попадем совсем в иной мир.

 

 

106. См. L. BRÉHIER, «Un patriarche sorcier». Это было обычным делом в Средние века, и не только в Византии — объяснять необычайные познания магией и получением образования от язычников и неверных. Так Герберт, папа Сильвестр II (999-1003) будет в XII в. обвинен в том, что обучался магическим искусствам у севильских сарацин: А. GRAF, «La leggenda di un Pontifice», в: IDEM, Miti, leggende e superstizioni del Medio Evo, II (Torino, 1893) 6.

 

 

197

 

Иоанн Грамматик [107] — личность настолько сложная и, для своего времени, настолько самобытная, что иконопочитательская традиция многообразно исказила ее черты, так что в наши дни даже было предложено разделить ее надвое и различать двух Иоаннов Грамматиков. [108] Гипотеза напрасная, но показывающая, что нелегко согласовать между собой данные, которыми мы располагаем. Если и нет оснований думать, что Иоанн вел свое происхождение из Армении, как утверждали некоторые, [109] мы, тем не менее, не знаем чего-либо достоверного о его семье и молодых годах. Одна традиция приписывает ему происхождение темное и низкое. [110] Это соответствовало

 

 

107. Две недавних, но скудных заметки об Иоанне Грамматике см.: С. MANGO, The Homilies of Photius, 240-243; J. IRIGOIN, «Survie et renouveau», 288-289. См. также: Ε. Э. Липшиц, Очерки истории византийского общества и культуры, 296 след.

 

108. V. GRUMEL, «Jean Grammaticos», 181-182. Опровержение см.: Р. ALEXANDER, The Patriarch Nicephorus, 235-236; С. MANGO, The Homilies of Photius, 242.

 

109. См.: P. ALEXANDER, The Patriarch Nicephorus, 235, с предшествующей библиографией. См. также: Р. CHARANIS, «The Armenians in the Byzantine Empire», Byzantinoslavica 22 (1961) 196-240 (новое изд.: Lisbon, 1963, p. 28, η. 79). Отрывок из Продолжателя Феофана, цитируемый ниже (см. прим. 112), напротив, настаивает на том, что Иоанн был истинным отпрыском столицы. Что не мешает, конечно, предполагать, что его семья могла иметь родство с армянами.

 

110. Scr. Inc., 349, l. 19 sq.: ἀναγνώστην τινὰ Ἰωάννην λεγόμενον, υἱὸν Παγκρατίου τινὸς σκιαστοῦ; та же традиция у Псевдо-Симеона: Sym. Mag., 606, l. 11 sq., где встречаем также взятую из иного источника противоположную традицию, как будет видно далее. Эти два автора тоже упоминают данную Иоанну кличку Илила и объясняют ее так: ὅπερ Ἑβραϊστὶ ἑρμηνεύεται πρόδρομος καὶ σύνεργος τοῦ διαβόλου (об «Илиле» см.: С. MANGO, The Homilies of Photius, 241, n. 31: производное от еврейского Heylel = Люцифер?). (Об этом прозвище Иоанна Грамматика см. теперь работу: В. LOURIÉ, «Le second iconoclasme en recherché de la vraie doctrine», Studia Patristica 34 (2001) 168-169 (Annexe II). — Прим. пер.} Версия о темном происхождении излагается также в письме Псевдо-Дамаскина Феофилу: (...) τις τῶν ἀφανῶν καὶ εὐτελῶν τῆς πόλεως τοὔνομα Ἰωάννης (PG 95, col. 368Α). Слово σκιαστής, обозначающее профессию отца Иоанна, вызывает затруднения. Словарь Лиддела и Скотта цитирует ее только как эпитет Аполлона в Лакедемоне (где известно здание под названием σκιάς). Григорий Назианзин употребляет его один раз (PG 37, col. 659А, стих 146), для обозначения, как кажется, служителя, носящего зонт от солнца: по крайней мере, такое значение принято и сохранено в словаре Софоклиса (E. A. SOPHOCLES, Greek Lexicon of the Roman and Byzantine Periode (Leipzig, 1914)). Это же значение возобладало и для хорошо известного текста (Th. Cont., 318, V.74), где говорится, что Даниэлис подарила Василию I пятьсот рабов, из них 100 евнухов, и γυναῖκες σκιάστριαι ἐκατόν; но с трудом можно представить себе императора, сопровождаемого сотней женщин с зонтиками, а упоминание сразу после этого среди подарков, которые принесла Даниэлис, роскошных отрезов тканей, разноцветных и переливающихся, направило по иному пути уже Дюканжа, который знает и цитирует оба текста, связанных с профессией Панкратия. Он даже не упоминает значения «носильщик зонта». Он отвергает и предложенное Комбефисом значение «изготовитель головных уборов с широкими полями» (исходя из слова σκιάδιον, о котором см.: J. VERPEAUX (éd.), Pseudo-Kodinos, Traité des Offices (Paris, 1966) 141, n. 1). Он предлагает, основываясь на некоторых употреблениях слова σκία и особенно σκιαγραγεῖν, и на отрывке из Зосимы, из которого он приводит σκιάστρια, значение «phriygio, qui varii coloris filis, vel laneis, vel sericeis, in vestibus ut pictores figuras adumbrant». Это объяснение выглядит очень соблазнительно и почти с уверенностью приложимо к σκιάστριαι Даниэлис. Верно ли оно и для σκιαστής? И что такое, например, στεφάνια τὰ λεγόμενα σκιαστά в De cer. (I. REISKE), I, 573, l. 19? R. BROWNING (BB 14 (1958) 44) переводит σκιάστριαι как «работницы по вышиванию или ковроткачеству», но полагает, что σκιαστής, являясь, скорее, прозвищем, чем профессией Иоаннова отца, могло намекать на занятия магией: R. BROWNING, «Notes on the Scriptor incertus», 402-403.

 

 

198

 

бы тому факту, что в 815 г., когда зашла речь о замене Никифора на патриаршем престоле, патрикии воспротивились тому, что Лев V выбрал Иоанна, поскольку считали его νέος καὶ ἀφανής; [111] но это могло и просто означать, что он еще не успел сделать карьеру, которая привлекла бы к нему внимание. Весьма продвинутое образование, которое он, совершенно очевидно, получил, говорит против гипотезы о его пролетарском происхождении. Нет оснований отвергать другую традицию, согласно которой он принадлежал к знатной константинопольской семье — роду

 

 

111. Scr. Inc., 359, l.17 sq.

 

 

199

 

Морохарзамиев. [112] У него действительно были видные связи, если правда, что его брат Арсавир (Ἀρσαβήρ) получил от Феофила чин патрикия [113] и женился на Каломарии, одной из трех сестер императрицы Феодоры. [114] Но сквозь поток ругательств, которые православные вылили на «Иоанна-Волхва», [115] нелегко распознать истину.

 

Если он и родился в Константинополе, мы не знаем, когда. В. Грюмель показал, [116] что он является адресатом трех писем

 

 

112. Th. Cont., 154 (IV):

Это также одна из версий Псевдо-Симеона, который дает вариант Μωροκαρδανίων (Sym. Mag., 649). Этой же версии следует Кедрин (Cedr., II, 144, l. 10: Μωροχαρζανίων).

 

113. Th. Cont., 156 (IV).

 

114. Ibid., 175. Псевдо-Симеон (Sym. Mag., 647, l. 9 sq.) говорит, что Феодора, придя к власти, изгнала Иоанна с патриаршества, καίπερ σύντεκνον αὐτῆς ὄντα. Продолжатель Георгия Монаха воспроизводит это указание, предварив его словом λέγεται (Georg. Mon., 811, l. 9 sq.). Ο σύντεκνον см. у С. MANGO, The Homilies of Photius, 242, n. 40, который, впрочем, в данном случае не уверен в своей интерпретации. Случаи употребления этого слова многочисленны и часто понятны: так, когда Фотий обращается к Василию I с протестом против условий своего изгнания, он напоминает, что некогда император сделал его φίλον ἀρχιερέα καὶ σύντεκνον (PG 102, col. 772A), а в начале этого письма он уже напомнил ему τὸν δεσμὸν ὃν ἡμᾶς ἡ τοῦ καλοῦ παιδὸς υἱοθεσία συνέδησεν (Col. 765c).

 

115. Генесий называет его не иначе, как Ианнием; Продолжатель Феофана — Иоанном или Ианнием; Псевдо-Симеон — Иоанном, Ианнием, Симоном (Волхвом), Мамврием; Георгий Монах — Иоанном, Ианнием, «другим Симоном», помещая его вместе с ἐτέρους τινὰς Ἰαννίτας καὶ Ἰαμβρίτας καὶ Σιμωνίτας, тоже сообщниками Льва Армянина; Кедрин и Зонара — Ианнием. Житие Никиты Мидикийского называет его «новым Тертиллом», по имени «ритора» — обвинителя св. Павла в Деян. 24:1. Бесконечно разнообразие бранных эпитетов, которые отпускаются в его адрес за его нечестие, иконоборчество, волхвование, гадание и т. п. Об этом осмеянии «Ианния», особенно миниатюристами, см. примеры, приведенные у J. GOUILLARD, «Art et littérature théologique à Byzance au lendemain de la querelle des images», Cahiers de Civilisation Médievale X^e—XII^e siècles 12 (1969) 1-13.

 

116. V. GRUMEL, «Jean Grammaticos», 181-189.

 

 

200

  

Феодора Студита, написанных до смерти Платона Саккудионского в 814 г.: Иоанн в то время еще не перешел в лагерь иконоборцев и имел репутацию человека очень образованного и опасного спорщика; Феодор, старший его по возрасту, выказывает по отношению к нему большое уважение; в этих письмах встречаются выражения ὁ περὶ πάντα σοφός, φίλος σοφώτατος, ἡ σοφή σου τιμιότης, ἡ λογιότης σου, ἡ ἀγχίνοιά σου. Итак, представляется несомненным, что он получил основательное образование, о котором мы, к несчастью, не знаем ничего, и должен был начать свою карьеру с преподавания, откуда происходит, по-видимому, его прозвище Γραμματικός. Затем он стал священником, и Грюмель справедливо заметил, что он должен был быть рукоположен или патриархом Никифором (806-815), или даже еще Тарасием (784-806), поскольку именно об этом его звании говорит Мефодий в своем ответе патриарху Иерусалимскому. [117] Уже упоминавшееся письмо псевдо-Дамаскина к Феофилу об иконах делает его чтецом в константинопольском монастыре Богородицы τῶν Ὁδηγῶν, что создает некоторые трудности, хотя вообще его прохождение степени чтеца является нормальным и засвидетельствовано. [118] Другая, лучше установленная традиция говорит, что он был, тоже в столице (Иоанн, похоже, никогда не удалялся из

 

 

117. V. GRUMEL, «Jean Grammaticos», 182. Ответ Мефодия патриарху Иерусалимскому издан у J. В. PITRA, Juris ecclesiastici Graecorum historia et monumenta, II (Rome, 1868) 355-357: по поводу клириков, рукоположенных Тарасием и Никифором, затем отпавших в иконоборчество и теперь раскаивающихся, Мефодий заявляет, что их можно принять в Церковь и восстановить в прежнюю степень, кроме Иоанна,

 

118. PG 95, col. 368Α: ἀναγνωστικῷ βαθμῷ τῇ εὐαγεῖ μονῇ τῆς ἁγίας Θεοτόκου τῶν Ὁδηγῶν σχολάζων. Scr. Inc., 349, также называет Иоанна ἀναγνώστης. R. JANIN, Le siège de Constantinople, 200, замечает, что упоминание Иоанна в качестве чтеца монастыря τῶν Ὁδηγῶν в момент восшествия Льва V на царство противоречит традиции, которая приписывает основание этого монастыря Михаилу III.

 

 

201

 

нее), игуменом монастыря святых Сергия и Вакха, [119] и В. Грюмель, как мне кажется, прав, говоря, что он занимал эту должность до возобновления иконоборчества при Льве V или как раз в этот момент. [120] Он должен был быть тогда уже, по меньшей мере, в зрелом возрасте. К тому же он не должен был иметь слишком значительную разницу в летах с Феодором Студитом, чтобы тот говорил о нем в вышеприведенных выражениях в тот момент, когда Иоанн еще не был заподозрен в иконоборчестве [121] и во всяком случае до 814 г. В конечном счете, все эти разнообразные хронологические данные приводят

 

 

119. Об этом монастыре, также называемом τοῦ Ὁρμίσδου, см. ibid., 467-468 (однако Scr. Inc. не утверждает, что Иоанн получил игуменство при Льве V в качестве вознаграждения за его усилия по сбору иконоборческого флорилегия, о котором мы скоро будем говорить). Продолжатель Феофана (Th. Cont., 154) говорит, что Иоанн был игуменом монастыря святых Сергия и Вакха и прибавляет, что он был причислен к βασιλικὸς κλῆρος; эти данные воспроизводятся Псевдо-Симеоном в его справке об Иоанне (Sym. Mag., 649 sq.) и Кедрином (Cedr., II. 144), который добавляет, что Иоанн стал игуменом, когда уже приближался к старости. Но последнее представляется сомнительным и мало согласуется с тем, что известно о дальнейшей карьере Иоанна.

 

120. V. GRUMEL, «Jean Grammaticos», 182. Важным источником является Житие Феофана Исповедника, написанное Мефодием (В. В. ЛАТЫШЕВ, «Житие преп. Феофана Исповедника», 30, гл. XXVIII, § 46): Лев V будто бы передал Феофана Ἰωάννῃ τῷ μαγομάντει, ἐν τῇ Ὁρμίσδου μονῇ τοῦ ἁγίου (sic) Σεργίου καὶ Βάκχου τῇ προσπαρακειμένῃ τῷ παλατίῳ (вспомним, что Иоанн был причислен к βασιλικὸς κλῆρος; см. предыдущее примечание) — разумеется, в надежде, что, благодаря своему диалектическому искусству, Иоанн приведет Исповедника в иконоборческий лагерь; вместо этого Иоанн вынужден был просить императора как можно скорее избавить его от обременительного для него Феофана. Эта сцена разыгрывается приблизительно за два года до смерти Феофана, последовавшей в марте 818 г.

 

121. Нет сомнений, что Иоанн сначала был иконопочитателем. Это подтверждается XIV-й гомилией Фотия (С. MANGO, The Homilies of Photius, 246), который говорит о нем выразительно и добавляет, что он даже зарабатывал себе на жизнь ремеслом иконописца. Это последнее мне представляется сомнительным: оно слишком удачно дополняет другую подробность легенды об Иоанне, которая рассказывает, как после своего низложения в 843 г. он выколол глаза у икон, написанных на стенах в монастыре, куда его сослали, за что получил в наказание двести ударов ремнем, по приказу Феодоры.

 

 

202

 

к мысли, что Иоанн Грамматик мог родиться в 70-х гг. VIII в. [122] Значит, он учился в царствование Константина VI и Ирины. Но, помимо этого, все к нему относящееся остается довольно сомнительным или неясным.

 

Иоанн, наконец, является в полном блеске в первые годы правления Льва V — на сей раз как иконоборец. Наиболее подробные сведения об этом дает Scriptor incertus (Scr. Inc., 349 sq.): после того как внезапная смерть Крума (13 апреля 814 г.) на время освободила Византию от болгарской угрозы, император, — говорит хронист, — дал волю своим иконоборческим склонностям и доверил Иоанну одно поручение. Следовательно, Иоанн в это время уже покинул лагерь иконопочитателей. Начиная с Пятидесятницы 814 г., вместе с некоторыми другими [123] он принялся разыскивать старые книги, хранившиеся в пыли церквей и монастырей — как я думаю, в Константинополе и его окрестностях; по крайней мере, нигде не говорится, чтобы поиски простирались на провинцию. Он собрал эти книги во дворце, в месте, тайно предоставленном императором в распоряжение комиссии, [124] которая их внимательно

 

 

122. Не думаю, что это противоречит уже упоминавшемуся утверждению Scr. Inc., 359, l. 17 sq., что в марте 815 г., после низложения Никифора, патрикии воспротивились желанию Льва Армянина заменить его Иоанном, λεγόντων τῶν πατρικίων ὅτι νέος ἐστὶ καὶ ἀφανής, καὶ οὐ δεῖ ἡμᾶς γέροντας προσκυνεῖν ἔμπροσθεν αὐτοῦ. Если Иоанн в то время был на четвертом десятке, вполне возможно, что эти старцы нашли его чересчур молодым, чтобы припадать пред ним.

 

123. Перечень первых сообщников Льва V по иконоборчеству, многие из которых могли сотрудничать с Иоанном при исполнении его миссии, содержится в Житии Никиты Мидикийского (AASS, Aprilis I, App., col. XXIX a-b (§ 31)): сенаторы Иоанн Спекта и Евтихиан, епископ Антоний Силейский, монахи Леонтий и Зосима и, может быть, некий армянин по имени Амазасп. Ср. Р. ALEXANDER, The Patriarch Nicephorus, 127, п. 1 и 3.

 

124. Как это дает понять Генесий (Genesios, 27), который говорит, что Лев V устроил во дворце «своих сообщников по ереси», δίαιταν πρὸς τρυφὴν ἰδιαζόντως τούτοις δαψιλευσάμενος. См. также Vita Nicephori, 165, l. 22 sq.; G. M. Chron., II, 778. Что поиск рукописей осуществлялся по инициативе императора, засвидетельствовано в письме Псевдо-Дамаскина к Феофилу, где говорится (PG 95, col. 372), что Иоанн βασιλικῇ χειρὶ τὰς βίβλους πάσας τῶν μοναστηριών περιάθροισάς и т. п. А о том что его истинная цель держалась в секрете сообщает Scr. Inc., 352, рассказывая, как Иоанн и его приспешники, будучи вопрошаемы о цели их деятельности, отвечали, что она связана с неким предсказанием, сделанным императору относительно продолжительности его царствования.

 

 

203

 

изучила, в поисках текстов или свидетельств, пригодных для того, чтобы обосновать осуждение икон. Работа была окончена в декабре 814 г. — этого достаточно, чтобы установить, что поиск старых рукописей не шел, что бы там ни говорили, по всей Империи, — и она привела, как известно, к находке того, что, по-видимому, и искали — «синодика Константина Каваллина Исаврийца», как говорит Scriptor incertus, иначе говоря, Актов иконоборческого собора, состоявшегося в Иерии при Константине V. [125] Первое восстановление иконопочитания, естественно, обрекло их на уничтожение, и после обнаружения таким образом их экземпляра они послужили для восстановления «иконоборческого флорилегия», ставшего оружием Льва V в его борьбе с патриархом Никифором и справочником, к которому будет обращаться иконоборческий собор, состоявшийся в 815 г. в Святой Софии. [126] Конечно, эта поисковая работа, даже с нашей точки зрения, небезынтересна. Но ее цель была частной, рамки ограниченными, и если даже предположить, что по этому случаю некоторые старые рукописи, не относящиеся к вопросу об иконах, быть может, мирского содержания, возбудили любопытство Иоанна и были вместе с остальными собраны во дворце, это только

 

 

125. О точном характере текста или текстов, которые разыскивали и нашли, см.: Р. ALEXANDER, «Church Councils and Patristic Authority», 498 sq.: он задается вопросом, был ли этот синодик иконоборческим флорилегием Константина V или самими Актами Иерийского собора, и предпочитает — по-моему, обоснованно — вторую гипотезу.

 

126. См.: Р. J. ALEXANDER, «The Iconoclastic Council of St. Sophia (815) and Its Definition (Horas)», DOP 7 (1953) 37-66 (особенно 53, n. 10; 60 sq.).

 

 

204

 

предположение, не подкрепленное ни одним свидетельством, и мы должны остеречься от извлечения из него далеко идущих выводов. [127]

 

Зато Scriptor incertus [128] дает по этому поводу важное свидетельство: о сообщает, что во время своей деятельности Иоанн и его приспешники стремились привлечь себе в помощь ἕτερον ἔχοντα χειροτονίαν ἐπίσκοπον [129] — очевидно, по заданию от императора, чтобы «официально оформить» иконоборческое духовенство. Они нашли Константина-Антония Касимату или, правильнее, Кассимату (будущего патриарха Антония I), в то время действительно бывшего епископом Силейским;

 

 

127. Как делает В. HEMMERDINGER, Essai sur l'histoire du texte de Thucydide, 35, произвольно предполагая, что во время своих поисков Иоанн Грамматик собрал «не только христианские тексты, бывшие объектом его розысков, но и тексты классические, открытие которых вызвало настоящий ренессанс» (курсив наш), прибавляя, что «сосредоточение в Константинополе в 814 г. всех древних рукописей есть явление чрезвычайной важности, которое еще никогда не освещалось [sic]. Оно позволяет объяснить не только византийский ренессанс, но также интеллектуальную монополию Константинополя [sic]». Эти отважные обобщения, к несчастью, необоснованы. К сожалению, автор настаивает на них в работе В. HEMMERDINGER, «Un mission sientifique arabe», 66-67, где даже говорит, что эта «охота за рукописями», «за всеми древними рукописями, которые были в Империи» (sic), не имела никакой связи с иконоборчеством, но имела целью угодить халифу Мамуну, который однажды попросил императора снабдить его «всей философской и научной литературой древней Греции»; в статье В. HEMMERDINGER, «La culture grecque classique», в ее второй части («La centralisation à Constantinople et la renaissance iconoclaste», p. 129-133), наряду с верными замечаниями относительно того, что философское возрождение не вспыхнуло в Константинополе в 843 г. внезапно и ab ovo, мы снова видим, что автор приписывает Иоанну Грамматику сосредоточение в столице «всех древних рукописей, какие были в Империи».

 

128. Scr. Inc., 350 sq. См. также Sym. Mag., 606, l. 16 sq.

 

129. Долгое время считалось, что следует различать χειροτονία, рукоположение (в алтаре) священников и диаконов, и χειροθεσία, рукоположение (вне алтаря) иподиаконов и чтецов; см., например, появившуюся совсем недавно работу E. HERMAN в The Cambridge medieval history, vol. IV (Cambridge, 1967) 116. Но похоже, это безосновательно: см. J. DARROUZÈS, Recherches sur les ὀφφίκια, 87-88, 154.

 

 

205

 

вызванный Львом V в Константинополь, он присоединился к комиссии в июле 814 г. Интересный персонаж, своей личностью и карьерой похожий на Иоанна Грамматика. Нам сообщается — но не потому ли, что он был иконоборцем? — что он имел низкое происхождение. [130] Православный вначале, он якобы перешел в иконоборчество вследствие приспособленчества. Под монашеским именем Антония он был монахом, а потом игуменом константинопольского монастыря, называемого τὰ μητροπολιτῶν. [131] Он стал епископом в Силее Памфилийской и будет предшественником Иоанна Грамматика на патриаршей кафедре (821-837). Но до начала церковной деятельности он получил основательное образование и сделал карьеру преподавателя, как свидетельствует Scriptor incertus: μαθόντα τὴν γραμματικὴν καὶ γεγονότα νομικὸν εἰς τὰ Σφορακίου καὶ διδάξαντα παιδία. [132] Значит, можно допустить, что он был старше Иоанна на несколько лет, и вполне правдоподобно предположить, что в последней четверти VIII века, он, пройдя солидный курс обучения, быть может, нашел способ проститься со скромными условиями своей жизни и около 800 г. преподавал право [133] в школе, находившейся в квартале τὰ Σφορακίου, [134] — школе, с первым, как я полагаю, упоминанием о которой мы здесь сталкиваемся, если ее

 

 

130. Ὑιὸν πρεσβυτέρου τινὸς τζαγγαρίου, говорит Scr. Inc., 350, l. 19-20; Sym. Mag., 606, l. 16 sq., сообщает ο Κωνσταντῖνον πρεσβύτερον τζαγγαρίου, что, вероятно, следует исправить.

 

131. R. JANIN, Le siège de Constantinople, 197.

 

132. Scr. Inc., 350, l. 20-21, с неверным разночтением γέροντα, который R. BROWNING, «Notes on the Scriptor incertus», 394, исправляет на γεγονότα. Ср. Sym. Mag., 406, l. 16-17: ὃς καὶ νομικὸς εἰς τὰ Φορακίου (sic) γέγονε.

 

133. По контексту маловероятно, что νομικὸς относится к должности нотария (К. Е. ZACHARIAE VON LINGENTHAL, Geschichte des griechisch-römischen Rechts (Berlin, 1877) 291) или к церковной деятельности (о чем см. работу A. DAIN в RÉB 16 (1958) 166-168 и J. DARROUZÈS, Recherches sur les ὀφφίκια, Index, s.v.).

 

134. В центре Константинополя: R. JANIN, Constantinople byzantine, 37 и 428-429.

 

 

206

 

следует идентифицировать с училищем «Святого Феодора τῶν Σφωρακίου», чье существование позже хорошо засвидетельствовано. [135] Жаль, что для этого периода ничего больше не известно о жизни епископа Силейского, который был, несомненно, сильной личностью и должен был играть роль первой скрипки в предприятии Иоанна. [136]

 

Но вернемся к последнему. Подготовка и проведение собора 815 г. выдвинули его на первый план. Я уже говорил, что император думал отдать ему кафедру спроваженного патриарха Никифора, но патрикии воспротивились этому: ее занял выходец из большого аристократического рода Феодот Мелиссин; Антоний Кассимата, которого, возможно, тоже сочли νέος καὶ ἀφανής, по-видимому, возвратился в Памфилийскую епископию, ожидая своей очереди. Иоанн Грамматик должен был остаться игуменом Сергие-Вакхова монастыря, [137] продолжая

 

 

135. F. FUCHS, Die höheren Schulen, 49-50.

 

136. Согласно Scr. Inc., 352, именно Иоанн обратил его в иконоборчество, и Антоний стал ἀρχηγὸς καὶ πρῶτος его партии. Впоследствии его всегда объединяют с Иоанном и даже упоминают первым: οἱ περὶ Ἀντώνιον καὶ Ἰωάννην (Ibid., 353, l. 10); τοὺς τοῦ διαβόλου συνέργους, λέγω δὴ Ἀντώνιον καὶ Ἰωάννην καὶ τοὺς μετ' αὐτῶν (Ibid., 355, l. 6 sq.). Вполне вероятно, что услуги, оказанные им в качестве члена комиссии, подготовившей собор 815 г., снискали ему благоволение императора. Однако мне не известно, на чем основывается традиция, согласно которой его поставление в епископа Силейского было вознаграждением. Как мне представляется, повествование Scr. Inc., 351, l. 6-7 и 12-13, напротив, указывает, что он уже занимал эту кафедру в 814 г., когда был призван присоединиться к группе Иоанна.

 

137. По-видимому, невозможно сказать что-либо определенное по поводу весьма подозрительной традиции, содержащейся в письме Псевдо-Дамаскина к Феофилу: когда патриарх Никифор отверг иконоборческий флорилегий, представленный ему Львом V, Иоанн, который опасался получить запрещение от патриарха и к тому же в этот момент заболел, якобы испросил и получил прощение у патриарха и даже, будто бы, принял монашескую епитемию (καὶ τῇ μοναδικῇ προσδραμεῖται μετανοίᾳ: PG 95, col. 372BC). То, что говорится вслед за этим — а именно, что как раз тогда и вследствие этого император призвал Антония Силейского, — как мне кажется, окончательно подрывает доверие к этой версии. Мне представляется, что ее не подтверждает и сказанное об отношениях Иоанна и Никифора в XV-й гомилии Фотия (см. С. MANGO, The Homilies of Photius, 246, и 243), хотя об этом можно спорить. Версия могла появиться вследствие того, что Иоанн после событий весны 815 г. просто-напросто вернулся в свой монастырь.

 

 

207

 

в этом качестве находиться в дворцовом клире [138] и, во всяком случае, в окружении императора. Из-за его диалектических способностей к нему посылали всех более или менее выдающихся лиц, которых хотели обратить в иконоборчество. Разумеется, иконопочитательская традиция сообщает только о тех, кто устоял перед ним. Так, в Житии Феофана, написанном Мефодием, [139] рассказывается, что император послал исповедника к Иоанну в его монастырь (т. е. в обитель святых Сергия и Вакха), чтобы Иоанн убедил его λόγων τῇ στρεβλότητι (...) καὶ διαλέξεσι: конечно, по словам агиографа, произошло обратное и Иоанн будто бы попросил императора как можно скорее избавить его от неудобного Феофана, который едва не настроил монахов обители против их игумена. У нас есть другие свидетельства подобного рода; [140] все они настойчиво утверждают, что Иоанн обладал опасными диалектическими способностями. [141] К несчастью, нет никого, кто сообщил бы нам о его светском образовании и вкусах. Но нет оснований отвергать свидетельство канона, составленного в честь восстановления

 

 

138. См. уже приводившиеся свидетельства Th. Cont., 154: τῷ βασιλικῷ κλήρῳ καταριθμούμενος; и Sym. Mag., 649: τοῦ βασιλέως κληρικοῖς καταριθμούμενος.

 

139. В. В. ЛАТЫШЕВ, «Житие преп. Феофана Исповедника», 30 (XXVIII, 46).

 

140. Например, в письмах Феодора Студита, который поздравляет некоторых монахов и мирян с тем, что они дали отпор «нечестиеначальнику» Иоанну во время сопротивления: монаха Симеона (PG 99, col. 1201А), монаха Навкратия (ibid., col. 1212В), логофета Димохариса (ibid., col. 1324С).

 

141. Th. Cont., 102 (ср. Cedr., II, 112): σοφιστικαὶ καὶ διαλεκτικαὶ ἀποδείξις. Деяния святых Давида, Симеона и Георгия (Acta Davidis, Symeonis et Georgii, 246, l. 24 sq.) уличают Иоанна в том, что он легко справлялся с необразованными противниками (τῆς ἐγκυκλίου παιδεύσεως ἄμοιρος), благодаря τῇ προσούσῃ αὐτῷ [Иоанна] γλωσσαλγίᾳ καὶ τῇ τῶν λόγων εὐστροφῳ διαλέξει καὶ πολυπλόκῳ δεινότητι.

 

 

208

 

иконопочитания, который ложно приписывается Феодору Студиту и должен являться творением патриарха Мефодия. Наряду с обычными поношениями автор заявляет — и под его пером это, конечно, тоже является ругательством, — что Иоанн явился равным «эллинам», и что он «упивался их писаниями, которые глас праведных праведно сокрушил»: ἴσος γὰρ τῶν Ἐλλήνων ἐδείχθη ὑψαυχούμενος τοῖς τούτων συγγράμμασιν, ἃ δικαίως ἐλίκμησαν αἱ τῶν δικαίων φωναί; он должен был бы зваться не Иоанном, а Пифагором, Кроном или Аполлоном. [142] Легко предположить, что это была, напротив, одна из причин, по которой Михаил II (820-829) сделал его учителем своего сына Феофила. [143]

 

Источники согласны между собой относительно влияния, которое сохранил учитель на своего ученика, когда последний стал императором, [144] и важной роли, которую он играл в течение его царствования (829-842). Самым знаменитым эпизодом является посольство (или посольства?) в Багдад: [145] здесь нам не все ясно, но несомненно, что любознательный ум Иоанна

 

 

142. PG 99, col. 1776ВС.

 

143. Все источники подтверждают этот факт, так же как привязанность Феофила к своему учителю. Некоторые из них возлагают на Иоанна ответственность за отношение императора к иконам.

 

144. А агиографические тексты, по-видимому, его преувеличивают: см., напр., Деяния свв. Давида, Симеона и Георгия (Acta Davidis, Symeonis et Georgii, 238, l. 22-23); Житие императрицы Феодоры (в W. REGEL, Analecta Byzantino-Russica (Petropolis, 1891) 6, l. 12 sq.); Житие Петра Атройского (V. LAURENT, La vie merveilleuse de St. Pierre d'Atroa, 187, l. 4 sq.). Все эти тексты безмерно чернят память Иоанна, чтобы немного меньше обвинять Феофила, чью память Феодора защищала упорно и ловко, как всем известно.

 

145. Основным источником здесь является Th. Cont., 95-99, который по этому поводу не ругает Иоанна, но, напротив, хвалит его πολιτικὴ εὐταξία; ср. Zonara, III, 361, l. 19 sq., который приписывает Иоанну успех этого посольства, поскольку он был εἰς διάλεξιν περιδέξιος. О проблемах, связанных с этим посольством, и о роли, приписываемой некоторыми хронистами Иоанну в связи с усилиями, приложенными Феофилом для возвращения в Империю сбежавшего к арабам Мануила (ср. Th. Cont., 119-121), см.: A. VASILIEV, Byzance et les Arabes, I, 112-113, и там же (р. 413-417) экскурс, сделанный H. GRÉGOIRE. Но см. также: J. В. BURY, History, 256 sq., 475 sq.

 

 

209

 

нашел там себе обильную пищу, если даже не следует полностью принимать на веру традицию, согласно которой он после возвращения убедил Феофила сделать из Врийского дворца дворец в арабском стиле и сам активно участвовал в этом предприятии. [146] Тем временем, продолжалась и его церковная карьера: он стал синкеллом при патриархе Антонии I Кассимате, но я не могу сказать, был он назначен им при Михаиле II или при Феофиле. [147] Эта должность предназначала его для восшествия, наконец, на Константинопольскую кафедру: он действительно получил ее после смерти Антония I, но дата пока еще кажется не вполне установленной. [148] Damnatio memoriae, постигшее его, стало причиной того, что мы практически ничего не знаем о его деятельности в качестве патриарха: [149]

 

 

146. Th. Cont., 98, говорит, что работы были поручены некоему лицу по имени Патрикий. Зонара (Zonara, III, 363) приписывает Иоанну проект и руководство работами. Ср. J. В. BURY, History, 132-133; R. JANIN, Constantinople byzantine, 146-147, 492.

 

147. Th. Cont., 95, прямо сообщает, что Иоанн, когда был послан в Багдад в начале царствования Феофила, уже был синкеллом. Cedr., 144, l. 20, утверждает, что ему доверил эту должность Феофил. О самой должности см.: H.-G. BECK, Kirche, 68, 102, 118-119, с предшествующей библиографией.

 

148. Th. Cont., 121, l. 6-9, сообщает, что это произошло в воскресенье 21 апреля, и долгое время считалось, что это было в 832 г., когда 21 апреля приходилось как раз на воскресенье: J. В. BURY, History, 135. Псевдо-Симеон говорит, что это случилось на восьмой год царствования Феофила, но 21 апреля 837 г. это суббота. V. GRUMEL, «Chronologie des patriarches iconoclastes», предложил дату 21 января 837 г., которую указал и в своей книге V. GRUMEL, La Chronologie, и которая стала общепринятой (H.-G. BECK, Kirche, 803; G. OSTROGORSKY, Geschichte, 175). Однако V. LAURENT, La vie merveilleuse de St. Pierre d'Atroa, 186, n. 2, замечает, что манера, в какой это Житие говорит об Иоанне, «вполне позволяет думать, что он встал во главе Церкви раньше».

 

149. V. GRUMEL, Regestes, посвящает ему только один номер (№ 413): упоминание иконоборческого собора, бывшего во Влахернах. Но этот так называемый собор настолько плохо засвидетельствован в источниках, что можно сомневаться, был ли он когда-нибудь вообще.

 

 

210

 

отсюда я, по крайней мере, могу заключить, что он наверняка не был ярым иконоборцем и ожесточенным гонителем, которых любят описывать иконопочитатели, поскольку, если бы у них были точные факты, которые можно было бы сообщить, они не замедлили бы это сделать. Но мы не услышим об Иоанне больше ничего до того дня, когда после смерти Феофила (20 января 842 г.), который, впрочем, заставил Феодору и Феоктиста пообещать не восстанавливать иконопочитание и не изгонять с патриаршества Иоанна Грамматика, [150] этот последний, не отрекшийся от своих убеждений, был низложен 4 марта 843 г. [151] при обстоятельствах, которые православные хронисты расцветили нелепыми подробностями, и сослан в монастырь, где в безвестности окончил свои дни. [152]

 

 

150. Это предание воспроизводено, напр., у Zonara, III, 381, l. 10.

 

151. Дата принята Грюмелем в его Regestes и La Chronologie; в статье V. GRUMEL, «Chronologie des patriarches iconoclastes», 166, по технической ошибке стоит 4 апреля.

 

152. Не известно, сколько времени он прожил после своего изгнания. Он был еще жив, когда его преемник Мефодий писал письмо патриарху Иерусалимскому (см. выше, прим. 117), которое у V. GRUMEL, Regestes, датируется мартом-апрелем 847 г. (№ 435). Относительно обстоятельств низложения Иоанна хронисты неиссякаемы. Их фантазии разворачиваются вокруг трех тем: А) Иоанн, легко поранив сам себя, якобы притворился, что является жертвой покушения, будто бы задуманного Феодорой: Th. Cont., 150-151 (где говорится, что после этого он был изгнан в свой προάστειον τὰ Ψιχά); Sym. Mag., 648; Genesios, 81; Cedr., 142-143, и т. п.; Б) клеветническая кампания, которую он будто бы устроил против своего преемника Мефодия, обвиненного в безнравственности и смывшего это обвинение необычным образом, публично предъявив свидетельство о радикальном исцелении от плотской страсти, дарованном ему св. Петром: Th. Cont., 158 sq.; Sym. Mag., 652-653; Genesios, 82-83; Cedr., 146-149, и т. п.; В) иконоборческое исступление, якобы охватившее Иоанна в монастыре, куда он был сослан, до такой степени, что он выколол глаза у икон, чей взгляд он не мог выносить, за что Феодора велела дать ему двести ударов кнутом, поначалу вообще намереваясь его ослепить: Th. Cont. (157), Genesios (82-83), Cedr., (143-144), Zonara (III, 384) говорят, что это произошло «в одном монастыре». Псевдо-Симеон помещает рядом две легенды разного происхождения: местом действия одной (Sym. Mag., 647, l. 11 sq.) он делает монастырь, куда Иоанн был поначалу сослан, ἐν τῷ Στενῷ εἰς τὸ καλούμενον Κλείδιον (то же самое место указано у Продолжателя Георгия Монаха: Georg. Mon., 811), и сообщает, что после этого Иоанн был сослан в свой προάστειον Психá (649, l. 4—5); другое предание (652, l. 1 sq.) говорит только об «одном монастыре», но утверждает, что Феодора велела ослепить Иоанна. На самом же деле есть все основания полагать, что Феодора вовсе не преследовала Иоанна, и что он спокойно окончил свои дни в своем имении Психа. Но здесь не было ничего, что могло бы удовлетворить желчность и злопамятность монахов-иконопочитателей. Они дошли до того, что вообразили (см.: Sym. Mag., 681, l. 4 sq.; Georg. Mon., 834, l. 17 sq.), будто Михаил III повелел вытащить из могил тела Константина V и Иоанна, причем последнего «с его омофором», бичевать их на Ипподроме и затем сжечь.

 

 

211

 

Только сквозь предания и легенды, окружающие Иоанна Блюдогадателя скандальным ореолом, мы можем попытаться угадать чуть больше. При Феофиле он, якобы, положил конец вторжениям на византийскую территорию одного языческого племени, предводимого тремя главарями, заставив разбить на Ипподроме трехглавую статую, в которую он заключил магическим путем, κατὰ στοιχείωσιν, δύναμις трех варварских вождей. [153] В великолепном имении, которое было у его брата Арсавира на европейском берегу Босфора, на месте, где позже был построен монастырь Святого Фоки, [154] Иоанн приказал устроить подземелье со сложным доступом, похожее на Трофониеву пещеру: это была его злотворная лаборатория; он прятал там монахинь и девиц большой красоты, которых растлевал; с их помощью и при их содействии он занимался гаданием по печени, блюдогаданием, магией, вызыванием мертвых; благодаря

 

 

153. Th. Cont., 155-156; Cedr., 145-146. О магических практиках στοιχείωσις см.: J. В. BURY, History, 443, η. 3. Один агиограф, объясняя большое влияние, которое Иоанн имел на Феофила, говорит, что последний был προστοιχειωθεὶς Ἰωάννῃ (V. LAURENT, La vie merveilleuse de St. Pierre d'Atroa, 187, l. 5): тут нужно подразумевать магическую связь, что-то вроде порчи. Одна хорошо известная миниатюра из мадридской рукописи Скилицы изображает, как Иоанн приказывает разбить головы у трехглавой статуи на Ипподроме; L. BRÉHIER, «Un patriarche sorcier», 267, воспроизводит ее и считает, что «речь идет, очевидно, о знаменитой Дельфийской колонне, воздвигнутой в честь победы при Платее», т. е. о Змеиной колонне; но на миниатюре ясно видно человеческое тело с тремя головами.

 

154. R. JANIN, Le siège de Constantinople, 498-499.

 

 

212

 

демонскому содействию, он предсказывал будущее Феофилу и другим иконоборцам. [155] Итак, с этим местом было прочно связано воспоминание о научной деятельности и оккультных опытах Иоанна. Этого мало, чтобы удовлетворить наше любопытство; этого достаточно, чтобы догадаться, что Иоанн был не просто грамматиком, но, без сомнения, любителем греческой учености, занимаясь, быть может, какими-то опытами. А уже было отмечено, что в первой трети IX века, по свидетельствам рукописей, научные и технические тексты греческой Античности, кажется, имели широкое распространение. [156] Есть соблазн провести здесь параллель. Правда, за Иоанном осталось наименование грамматика, [157] но из его письменных творений ничего не дошло до нас, кроме, разве что, нескольких цитат, которые Жан Гуйар смог распознать в одном анонимном неизданном опровержении, составленном немногим позже 843 г. против некоего иконоборческого труда «Иоанна, ересиарха и блюдогадателя». Он их издал и прокомментировал. [158] Может быть, было бы несправедливо судить об

 

 

155. Th. Cont., 156-157; Cedr., 146. Та же самая легенда, но в несколько иной форме, утверждает, что в этом подземелье Иоанн велел построить некое помещение из камней, сводчатое (или покрытое куполом), за которым закрепилось наименование Τροῦλος, где путем неких жертвоприношений вызывал демонов, чтобы узнавать у них будущее: Sym. Mag., 635, l. 10-14. Различные указания, обзор которых мы только что сделали, на Стенон, Клидион (см. R. JANIN, Le siège de Constantinople, 280), Свято-Фокиев монастырь и, может быть, также на Психа, согласуются в том, что память об Иоанне связывалась с неким местом на европейском берегу Босфора, недалеко от Черного моря. {Об изгнании Иоанна в его имение Психа см. также: T. A. SÉNINA (moniale Kassia), «Notices sur l'atmosphère intellectuelle à l'époque du second iconoclasme, II. Jean le Grammairien et le monastère de Théotocos τῶν Ψίχα», Scrinium 4 (2008) 321-324. — Прим. пер.}

 

156. J. IRIGOIN, «Survie et renouveau», 289-290.

 

157. Грамматики того времени имели плохую репутацию у иконопочитателей: Игнатий по поводу окружения Льва V будет говорить об οἱ ἀπὸ κοιλίας φωνοῦντες γραμματικοί (Vita Nicephori, 208, l. 13-14).

 

158. J. GOUILLARD, «Fragments inédits d'un antirrhétique de Jean le Grammarien», RÉB 24 (1966) 171-181.

 

 

213

 

аргументации Иоанна по этим жалким осколкам, где он излагает мысль, что после откровения и исполнения обетования существование священных изображений неоправданно, и что икона, в отличие от речи, не может изобразить отличительные моральные характеристики индивидуумов, как и человека вообще. Ж. Гуйар приходит к суровому выводу, что «философский задний план не существует или фальшив». Опровержение (еще не изданное [159]) обнаруживает у Иоанна, еще с большей суровостью, неточности, путаницу, языковые ошибки, а также уклонения от правил силлогизма и аподиктического рассуждения. Ясно, что православный, опровергающий его, знает «Органон», тогда как иконоборец Иоанн, по крайней мере, исходя из "того немногого, что мы можем прочесть, не показывает себя большим знатоком логики, которую тексты той эпохи обычно называют философией. Итак, мы пришли к тому же заключению, что и выше: совершенно не ощущается, что Аристотель использовался со стороны противников икон.

 

Что нужно запомнить в заключение быстрого обзора этого периода, одновременно столь богатого и столь трудного для изучения? Несколько негативных выводов: во-первых, отсутствие патриаршей Академии, что бы там ни говорили; отсутствие придворной школы; никаких признаков деятельности государственного «Университета» или какой-либо школы более или менее официального характера, за исключением единственного упоминания, не поддающегося истолкованию, школы в Сфоракии, где преподавалось право; наконец, отсутствие сколько-нибудь значительных монастырских школ.

 

Итак, великие изменения, чьими необманчивыми знаками являлись распространение минускула и переписка книг,

 

 

{159. Опровержение теперь наполовину издано: A. A. EVDOKIMOVA, «An Anonymous Treatise against the Iconoclastic Patriarch John the Grammarian. 1. The First Antirrhetic. The First Edition of the Manuscript Escorial Y-II-7, F. 200-205», Scrinium. T. 7-8: Ars Christiana. In memoriam Michail F. Murianov (21.XI.1928-6.VI.1995) (2011-2012) Part One, 144-168; издание второй части готовится той же исследовательницей. — Прим. пер.}

 

 

214

 

развитие скрипториев и возрастание роли «каллиграфов», произошли вне связи с каким бы то ни было организованным публичным преподаванием. Тарасий и Никифор, Платон и Феодор Студит, Антоний Кассимата и Иоанн Грамматик учились у частных преподавателей. Полученное ими образование, проникнутое классической традицией, хранило верность старым программам, но имело в основном «гуманитарный» характер: грамматика, поэтика, риторика, философия. Правда, мы нашли упоминание «математической четверицы», но нет никаких указаний на то, что познания в ней были обычным делом и, особенно, что они превосходили элементарный уровень практической необходимости. Что до философии, венчавшей образование, то это, фактически, если можно так выразиться, приемы аристотелевской логики, такие как способы рассуждения, доказательства, опровержения.

 

Если иконоборцы и сделали усилие для усвоения и использования этого превосходного инструмента, их противники, как кажется, в этой области одержали победу над ними. Но если и похоже на правду, при всех мерах предосторожности, которых требует состояние документальных свидетельств, что партия иконопочитателей, если не по своим глубоким склонностям (поскольку ее приговор «эллинизму» сделан прямолинейно и без снисхождения), то, по крайней мере, по своему интеллектуальному снаряжению, более близка к некоторому классицизму, не следует забывать, что и в том, и в другом лагере необходимость сражаться при помощи цитат, аутентичных и неоспоримых текстов, хорошо засвидетельствованных по старым рукописям, — эта необходимость дала своего рода толчок текстуальной критике и филологии. [160] Последствия вскоре выйдут за рамки текстов Писания и святых отцов.

 

 

160. Великолепный пример содержится в упоминавшейся выше статье Р. ALEXANDER, «Church Councils and Patristic Authority».

[Previous] [Next]

[Back to Index]