Россия - Болгария: векторы взаимопонимания. XVIII-XXI вв. Российско-болгарские научные дискуссии

Ритта Гришина (отв. редактор)

 

II. Развитие двусторонних отношений. Историческая ретроспектива. XVIII—XXI вв.

 

1. Болгарские земли как стратегическое направление внешней политики России в XVIII в.  (Стоилова Т.)  347

 

2. Русско-турецкая освободительная война 1877-1878 гг. и молодое славянофильское поколение в чешских и болгарских землях  (Готовска-Хенце Т.)  359

  

1. Болгарские земли как стратегическое направление внешней политики России в XVIII в. [*]

Т. Стоилова

(Институт истории БАН)

 

 

Болгарские земли, расположенные в центре румелийских владений Османской империи, являлись частью общих планов политики России на южном направлении. Болгары - один из православных народов, которым российские власти еще со времен Петра I адресовали манифесты с призывом к общей борьбе и обещаниями «неизменного попечительства», «милости и награды», освобождения от «языческой тирании» [1]. Правда, в «Описании» российского посланника в Константинополе П.А. Толстого [2] болгары не упомянуты. Но это не умаляет значения документа как свидетельства растущего интереса России к владениям Османской империи, порожденного возможностями европейского Юго-Востока с точки зрения экономических и политических амбиций русского царя в начале XVIII в.

 

Начало «дунайскому направлению» русской политики, отраженному в военных и дипломатических операциях Петербурга и осуществлявшемуся затем на протяжении всего XVIII в., положил Петр I. Цель автора предлагаемой статьи - кратко изложить три основные аспекта темы: действия русской армии на дунайском направлении, болгарские маршруты русских военных специалистов и дипломатов, вопрос об учреждении консульств в болгарских землях.

 

            Действия русской армии на дунайском направлении. Война с Турцией в 1711 г. не принесла России ожидаемого результата, но явилась значительным шагом в развитии ее отношений с подвластными султану народами. От господарей Дунайских княжеств, от сербов, болгар и других христианских народов посыпались уверения, что они присоединятся к русским войскам, как только те перейдут Дунай. Это и понятно: река

 

 

*. Перевела Р.П. Гришина

 

 

348

 

является границей, от перехода через которую зависит успех любой воюющей страны, как и поддержка со стороны местного населения, в том числе болгар [3].

 

Больше внимания было уделено Дунаю во время русско-турецкой войны 1735-1739 гг. На переговорах 1737 г. в Немирове российская сторона предложила считать Дунай границей-барьером, обеспечивающим обеим империям спокойствие и «нерушимый мир». Тогда же стало известно, что европейские державы, включая союзницу России Австрию, не допустят, чтобы русские войска перешли Дунай. Их реакция вполне понятна: река, связанная с Черным морем, позволяет контролировать черноморское судоходство [4]. Коренным образом изменившаяся из-за позиции Австрии внешнеполитическая обстановка заставила Россию отказаться от больших планов и подписать в 1739 г. мир. Решение основных южных проблем, таким образом, откладывалось.

 

Во второй половине XVIII в. Петербург считал Дунай стратегической границей во время войны и политической в мирное время. И в том, и в другом случае река, являясь природной данностью, заставляет заинтересованные страны сообразовывать с нею свои действия. Во время русско-турецких войн 1768-1774 и 1787-1791 гг. в центре стратегических планов и боевых действий находился именно Дунай. И не случайно Дунайский флот считался основным - там решался исход войны. Екатерина II видела в форсировании Дуная и действиях на его правом берегу возможность быстрого завершения войны. Поскольку отсюда шел самый короткий путь к Константинополю, военные действия здесь вызывали страх у населения столицы и уважение соседей. Поэтому надежными шагами к миру было бы овладение Варной и изгнание великого визиря из Шумена. Идея перехода через Дунай и продвижение к Константинополю постепенно становилась все более определенной, выражая растущие аппетиты Петербурга. В конце войны русская императрица уже не считала, что Балканы - предел побед ее армии [5].

 

Прежде чем прийти к этому суждению, Екатерина II и русская армия прошли через множество испытаний, в ходе которых рождалась уверенность в собственных силах. Частью этих испытаний были события на Дунае. Река обеспечивала преимущество той армии, которая первой преодолеет ее. По ее берегам располагались хорошо укрепленные города и военные пункты, осуществлявшие навигационный контроль. Множество складов вдоль Дуная обеспечивали продовольствие и фураж для турецких войск и, естественно, становились объектом русских атак. Река использовалась также для переброски военных частей и снабжения армии. В ноябре 1769 г. в Петербурге обсуждались возможности свободного плавания русских судов по Черному морю «до царьградского канала и до устья Дуная». Годом позже Дунай

 

 

349

 

форсировали 67 малых судов, паромов и рыбачьих лодок. Воодушевленные успехами на суше и на море, достигнутыми в 1770 г., петербургские власти поставили в повестку дня вопрос о строительстве речного флота. Согласно планам на 1772 г., этот флот вместе с 40-тысячным корпусом армии П.А. Румянцева должен был участвовать во взятии Варны и Константинополя. Румянцев скептически отозвался об этом плане и оказался совершенно прав. Экспедиция не была осуществлена [6].

 

В два последующие года Дунай оставался только военно-стратегической границей. Основной задачей Первой армии было охранять западные территории и не допускать перехода турецких войск через Дунай. В эту задачу входила и переправа через Дунай на разных его участках небольшими отрядами. Еще в октябре 1769 г. Румянцев докладывал императрице, что в случае, когда две армии разделены рекой, главной проблемой становится состояние неизвестности и что необходимость знать расположение сил противника и его намерения требует разведывательных действий на правом берегу [7].

 

В 1771-1772 гг. успешные действия на южном направлении достигли цели: турецкие силы были рассредоточены и не сумели перейти реку. Остановлен был и турецкий флот, прибывший в устье Дуная. Армия Румянцева укрепила свои позиции на левом берегу [8].

 

На втором этапе войны Россия перешла к активным действиям на правобережье Дуная, чему способствовали благоприятные факторы военного и политического характера. После решения в 1771 г. проблемы с Польшей, Россия получила возможность целиком сосредоточиться на войне с турками, не опасаясь нежелательных действий со стороны основных заинтересованных стран - Австрии и Пруссии. Большие амбиции Петербурга определяли масштаб десантных операций 1773-1774 гг. Русская армия предприняла ряд попыток перейти реку и углубиться в направлении Шумена и Варны. И тут оказалось, что форсирование реки - не единственная трудность. Гораздо более сложным было преследование турецких частей, укрывавшихся в неизвестной русским местности, устраивавших засады или стремившихся окружить русские отряды. 30 июня 1773 г. Румянцев докладывал Екатерине II о трудностях, с которыми столкнулась его армия, и среди прочего упоминал, что «у Болгарии очень подходящее турецкое название - Делиорман, то есть разбойничий лес, где удобно воевать разрозненными силами. Обрывистые горы и глубокие впадины образуют ее рельеф». Подробности перехода через Дунай в 1773 г. хорошо известны. Напомню только, что в это время в армию Румянцева был зачислен А.В. Суворов, который 10 мая 1773 г. овладел Тутраканом. Эта операция, как и операции, проведенные позже отрядами И.П. Салтыкова и

 

 

350

 

О.-А. Вейсмана, являлись частью тактики введения противника в заблуждение, целью было облегчить переход через Дунай основным русским частям - корпусу Г.А. Потемкина, осаждавшему Силистру. Эта масштабная операция Дунайской армии показала, что большая река - серьезное препятствие и недостаточно преодолеть его в одном месте. Важно было также обеспечить беспрепятственное возвращение. Трудностей в этом отношении было много, основные состояли в нехватке пристаней, размерах водной поверхности - ширине реки, местами достигавшей километра, в недостаточном количестве плавсредств для переброски войск и снабжения их пропитанием и боеприпасами. Но река - не только водный путь и барьер, это еще и психологический предел - обстоятельства, которые с самого начала войны имели в виду петербургское правительство и русское командование [9].

 

Письма П.А. Румянцева и А.В. Суворова свидетельствуют о накопленном опыте перехода русских войск через Дунай. Цели на правом берегу были точно определены, планы атак продуманы. 28 апреля Румянцев предложил великому визирю возобновить мирные переговоры. А два месяца спустя, после активных действий на правом берегу, Румянцев направил ему ультиматум. Переговоры длились пять дней, и 10 июля мир был заключен [10].

 

Во второй войне Екатерины с Турцией переход на правый берег Дуная осуществляли части под командованием Суворова. Назначенный командующим войсками при Измаиле Суворов зимой 1790-1791 гт. обдумывал вариант наступления через Дунай, который строился на совместных действиях сухопутных сил и Дунайского гребного флота под командованием И.М. де Рибаса. Весной 1791 г. русские войска перешли Дунай и вели наступательные бои при поддержке кораблей де Рибаса. Совместные усилия обеспечили успех Дунайской армии, которой командовал Н.В. Репнин [11].

 

В ходе переговоров, которые российские дипломаты вели во время и по окончании двух войн, прочное утверждение на правом берегу не обсуждалось. Дунай оставался бесспорной границей между войсками России и Турции. После провала мирных переговоров при Фокшанах русские летом 1772 г. серьезно обдумывали проведение атаки против основных турецких сил в районе Шумена. Отдельные набеги через реку как часть оборонительной тактики считались полезным опытом для подготовки «чувствительного удара по противоположному берегу». Но, очевидно, российская сторона не была готова его нанести, т. к. с облегчением приняла новое предложение великого визиря продолжить переговоры в Бухаресте [12].

 

1790-е гг. выдались напряженными для российской дипломатии и военных стратегов. М.И. Кутузов был направлен в Константинополь в качестве

 

 

351

 

чрезвычайного посланника российской императрицы. А.В. Суворов разрабатывал план военных действий на случай нового нарушения мира с Турцией. И оба военачальника сосредоточили свое внимание на дунайских крепостях. Кутузов во время поездки в турецкую столицу и пребывания там собирал информацию о готовности Порты к войне. Суворов поставил перед доверенными лицами задачу изучить вопрос, какие укрепления имеются по Нижнему Дунаю и в дельте реки, в каком состоянии находятся Журжево, Русчук, Никополь и Турно. В конце 1793 г. Суворов подготовил план войны с Турцией, в котором значительное место отводилось Дунаю и крепостям по его берегам, гребному и парусному флоту. Наряду с максималистскими предложениями относительно Варны и Константинополя, Суворов предусматривал совместные действиями с австрийскими войсками и разумно разделил зоны действия по Дунаю: русскому гребному флоту определялось пространство от устья реки до Браилы, что соответствовало его силам в то время - по его расчетам, в близком будущем едва ли можно было надеяться на быстрое строительство новых судов [13].

 

16 января 1794 г. Екатерина II подписала указ, которым возлагала на А.В. Суворова подготовку войны с Турцией. По мысли российской императрицы, гребной черноморский флот де Рибаса должен был немедленно войти в дельту Дуная, овладеть дунайскими берегами и нанести туркам сокрушительный удар [14].

 

Опасность новой войны не реализовалась, но Суворов не пропускал случая напомнить о дунайской «естественной границе» («живой границе»), которую хотел бы нарушить, чтобы направиться к Проливам по суше и по морю. С этой целью он продолжал информировать о положении к югу от реки [15].

 

 

            Болгарские маршруты российских военных и дипломатов. Изучение южного берега Дуная и земель на пути к Константинополю стало актуальной для Петербурга задачей во второй половине XVIII в., когда быстрое продвижение русских войск на южном направлении открыло возможности для новых территориальных приобретений и стабилизации позиций России в Европе.

 

Во время войн, ведшихся Екатериной II с Турцией, русские военные специалисты столкнулись со множеством трудностей, которые таила большая река Дунай. Необходимо было не только собрать сведения о состоянии пограничных крепостей и военных складов вдоль Дуная, но и изучить контуры и глубину реки. С этой целью во время войны 1768-1774 гг. в штаб П.А. Румянцева были направлены морские офицеры, составившие карты для нужд Адмиралтейской коллегии [16].

 

 

352

 

Имея в виду перспективу серьезных военных операций русской армии южнее Дуная, российский посланник в Константинополе до войны А.М. Обресков в письме от 8 июля 1773 г. считал нужным сообщить главнокомандующему П.А. Румянцеву, что «путь к Константинополю - совсем не широк и не гладок» [17]. В другом письме, от 2 ноября 1773 г., он подчеркивал стратегическое значение Варны и восточных путей Стара Планины, которые подробно описывал. Обобщая свои наблюдения, он писал:

 

«Взятие Варны или, по меньшей мере, разорение пристани непременно заставит противника подумать о миролюбии. Овладение именно этой местностью, исходя из значения, которое она имеет для Константинополя, мне кажется сто крат полезнее, чем взятие Силистры и всех дунайских городов. Если потеря их и не заставит противника подумать о мире, то потеря Варны потребует от него покинуть все пространство между Дунаем и горами или вызовет необходимость позаботиться о снабжении боеприпасами этих районов по суше из Константинополя, что на самом деле почти невозможно».

 

Обресков давал полную информацию о местности от Базарджика (ныне Добрич) до Провадии и Варны и подробно описывал перевалы в восточной части гор Стара-Планины. Расстояние между основными пунктами было измерено в часах. Провадия и болгарские села вокруг этого города указывались как подходящее место для квартирования русских войск. Он указывал и на значение хорошего материального положения местного населения [18].

 

О переходе через Дунай и изучении прилегающих к нему территорий к югу от реки говорится и в дневниках двух чрезвычайных российских посольств во главе с Н.В. Репниным и М.И. Кутузовым. Они показательны для суждения о будущих намерениях Петербурга, содержат много интересных данных о способах изучения «болгарских маршрутов» русскими дипломатами и военными.

 

С точки зрения особых заслуг в обеспечении успеха русской армии в войнах Екатерины II с Турцией оба генерала не были случайно избранными представлять и защищать интересы Российской империи перед Портой. С целью подтверждения добрых отношений между империями Кючук-Кайнарджийский и Ясский договоры предусматривали обмен чрезвычайными посольствами. Эти посольства, наряду с церемониальными задачами, имели множество гораздо более важных целей, чем и объяснялось назначение генералов Н.В. Репнина и М.И. Кутузова. Одной из главных среди них являлось описание увиденного, а также исправление карт местности, по которой они проезжали.

 

Дневники и донесения Репнина и Кутузова свидетельствуют скорее об отсутствии у них особого интереса к местному населению. Однако болгарские земли, расположенные между Дунаем и Черным морем, уже в то

 

 

353

 

время были частью военных и политических планов Петербурга. Это - возможный театр военных действий, что и объясняет подробное описание поверхности, дорог, условий продвижения и пропитания военных частей. Изготовленные тогда карты использовались впоследствии в других войнах России с Турцией [19].

 

Князь Н.В. Репнин сообщал премьеру о работе майора Арсеньева и капитана Шрейдера в деле создания «Географического дневника» посольства, где подробно описывались места, по которым проезжала свита посланника, а путь чертился «в лицевой и боковой проекции» [20]. Карту местности, по которой продвигался Репнин и российское посольство, чертили и в 1793-1794 гг. [21].

 

О значении «Географического дневника», ведшегося в 1775-1776 гг., говорит его использование при топографическом изучении болгарских земель в ходе следующих русско-турецких войн. Например, карты копировались в 1827 г., когда Россия активизировала политику в отношении Турции и напряженные отношения между двумя государствами вели к войне [22]. Подготовка к ней началась в 1821 г., когда вносились первые предложения о действиях русской армии на Балканах. Окончательно русские военные планы были разработаны и приняты в 1826-1827 гг. Во всех проектах и в окончательном варианте Болгария указывалась как возможный театр военных действий [23]. Отсюда ее топографическое изучение и копирование карт 1776 г. [24]

 

Продвижение М.И. Кутузова от Русчука до Константинополя описано как задача перехода через Дунай 30-40-тысячной армии и ее пропитания на болгарской территории. Важной частью дневников является информация о расстояниях и дорогах. Кутузов, например, сообщал:

 

«Карнобат насчитывает до тысячи домов. От него до Ахели, ближайшей пристани на Черном море, 40 верст» [25];

 

«В Адрианополе свыше 80 тысяч жителей, город стоит на холмах между реками Марица и Тунша. Вокруг него - виноградники, огороды и сады, откуда турецкая армия получала лес, его в здешних местах совсем немного. За рекой Марицей местность горная, но плодородная, отсюда поставляется большая часть продовольствия в Адрианополь. Дорога на Видин и Белград поднимается вверх по берегу реки через Филиппополь и Софию» [26].

 

 

            Вопрос об учреждении консульств в Болгарских землях. По Кючук-Кайнарджийскому миру в качестве гарантии сохранения порядка и точного выполнения договорных положений Россия получила право открывать свои консульства и вице-консульства в турецких владениях там, где считала это необходимым (ст. 11). Российские консулы обладали такими же

 

 

354

 

правами и привилегиями, как и консулы Франции и Англии. Право России открывать свои консульства в османских владениях было подтверждено Торговым договором 1783 г. [27]. В 80-е гг. Россия открывает свои консульства в азиатских и европейских владениях Турции и таким образом Петербург получает возможность с близкого расстояния следить за развитием событий в некоторых наиболее горячих областях империи, расширять дипломатические контакты и одновременно выгодно торговать [28]. При этом Россия действовала очень настойчиво, росло число служащих в константинопольской миссии и в некоторых консульствах [29].

 

Вопрос о варненском консульстве был важен с точки зрения развития судоходства по Черному морю и военно-стратегического положения Варны и северо-восточных болгарских земель. Если иметь в виду стремление России торговать по черноморскому побережью, то побудительным мотивом открыть свое консульство в Варне был именно поиск возможностей для расширения торговых связей.

 

Как торговая пристань Варна была оценена еще в 50-е годы XVIII в., когда служащий Никитинской заставы Федор Семенов сообщил о ее удобном расположении [30]. Значение Варны в качестве торгового центра росло вместе с экономическим подъемом болгарских земель в XVIII в., который сопровождался оживлением торговли в городах. Среди черноморских пристаней Варне принадлежало первое место, она обслуживала весь экономический район к северу от Стара Планины. Немаловажным дополнительным фактором для развития черноморской торговли и стабилизации российского присутствия на Черном море послужило присоединение Крыма к России в 1783 г. Возможности, создававшиеся новым положением, заставляли российское правительство обратить внимание и на западные черноморские пристани. С военно-стратегическим и растущим экономическим значением Варны и района вокруг нее связано стремление России открыть там консульство.

 

Попытка открыть консульство в Варне была предпринята 19 августа 1784 г., когда императорским указом консулом был назначен Георгий Милкович [31]. Сербского происхождения и, как он сам пишет, «иллирийский дворянин» из областей, принадлежавших Венецианской республике, Милкович переселился в Россию, где в 1754-1755 гг. начал военную карьеру в сербском гусарском полку русской армии. Участвовал в польских событиях 1760-х годов, в русско-турецкой войне 1768-1774 гг., в крымских событиях конца 70-х - начала 80-х гг. Имел заслуги в деле переселения южных славян в Россию. Участвовал в комплектовании новороссийских полков. В 1772 г. был произведен в чин майора [32]. Причины назначения его на консульскую должность в Варну следует искать как в его активной деятельности

 

 

355

 

до 1784 г., так и в южнославянском происхождении (обязательное условие при назначении консула - знание языка и обычаев местного населения). Не следует оставлять без внимания и тот факт, что как офицер русской армии он мог давать точную информацию о военном положении Варны и прилегающего района.

 

В Константинополь Милкович прибыл в ноябре 1785 г. На требование русского посланника Я. Булгакова к Порте предоставить берат и ферман - документы о согласии на назначение в Варну русского консула, был получен категорический отказ: «назначение такого консула в Варну совершенно невозможно». Эту категоричность Булгаков не сумел преодолеть, и вопрос о консульстве в Варне стал одной из причин следующей войны между двумя империями [33].

 

Нежелание Порты принять российского консула в Варне вполне объяснимо. Значительное возрастание военно-стратегического значения черноморского побережья после присоединения Крыма к России и присутствие ее консула в Варне означало бы усиление и расширение русского влияния в османских владениях, притом уже к югу от Дуная. Тем более, что в то время Россия достигла значительного успеха и в Дунайских княжествах.

 

Свет на развитие вопроса об открытии российского консульства в Варне проливает письмо великого визиря Юсуфа-паши к вице-канцлеру храфу И.А. Остерману, посланное в октябре 1786 г. со специальным курьером в Петербург. Признавая право России открыть свое консульство, визирь выражал надежду, что северная столица не причинит Высокой Порте нового беспокойства и не создаст опасности для нее, настаивая на открытии консульства в Варне. Кроме того, что Варна - весьма важная для Турции пристань, - писал он, - это также и военная база со значительным количеством постоянно находящихся там войск. Все это заставляет Порту быть предельно внимательной. К тому же отсутствие каких-либо деловых связей с представителями других европейских государств в Варне не позволяет обеспечить охрану и безопасность российского консула [34].

 

Отправка специального курьера в Петербург для выяснения вопроса о варненском консульстве свидетельствует о том, сколь большое значение придавало этому делу османское правительство. В свою очередь настоятельное требование российского правительства объясняется постоянным присутствием турецких войск в черноморской пристани, расположенной на небольшом расстоянии от российской границы, что, конечно, не могло не интересовать Петербург. Сам факт отправки специального курьера предоставлял России, помимо прочего, военную информацию, весьма важную в момент углубления противоречий в российско-турецких отношениях. Действия турецкой стороны следует рассматривать не только как

 

 

356

 

ее желание решить проблему, но и как зондаж намерений России в отношении Турции.

 

Россия не отступала от требования открыть консульство в Варне, об этом свидетельствует нота Я. Булгакова, переданная Порте незадолго до начала войны 1787-1891 гг. [35].

 

Но в Варну российский консул так и не был назначен и после окончания этой войны. Первое российское консульство было открыто в Сливене в 1829 г. [36] - после русско-турецкой войны 1828-1829 гг.

 

Заключение. Войны Екатерины II против Османской империи принесли России выход в Черное море и приобретение значительных территорий в Северном Причерноморье. Граница стала проходить по реке Днестр, а выражением российской внешней политики конца XVIII - первых десятилетий XIX в. явилась мечта Суворова нарушить «естественную границу», т. е. осуществить переход русских войск на южный берег Дуная. Болгарские земли оставались стратегическим направлением политики Петербурга и в последующие сто лет. Они являлись театром военных действий, но более всего объектом дипломатического влияния, осуществлявшегося и через открытые там в XIX в. российские консульства.

 

 

            Примечания

 

1. Соловьев СМ Сочинения. Т. 14, кн. VII. М., 1991. С. 391-393; Т. 15, кн. VIII. М., 1993. С. 362-363; Кочубинский А. Сношения России при Петре Первом с южными славянами и румынами. М., 1872. С. 6-7, 14, 20; Тодорова М. Подбрани извори за историята на балканските народи. XV-XIX век. София, 1977. С. 382; Орешкова С.Ф. Русско-турецкие отношения в начале XVIII в. М., 1971. С. 105.

 

2. Состояние народа турецкого в 1703 г., описанное графом П.А. Толстым. Сообщил А.А. Сергеев 11 Известия ТУАК. Т. 51; Русский посол в Стамбуле (Петр Андреевич Толстой и его описание Османской империи XVIII в.). Составители и авторы вступительной статьи и примечаний М.Р. Арунова, С.Ф. Орешкова. М., 1985.

 

3. Кочубинский А. Указ. соч. С. 37, 49; Соловьев СМ. Указ. соч. Т. 15. С. 363-365, 367; Заозерский А.И. Фельдмаршал Б.П. Шереметев. М., 1989. С. 119-122.

 

4. По Дунаю, в отличие от Буга и Днестра, могут плавать не только малые речные суда, но и морские // Уляницкий В. Дарданеллы, Босфор и Черное море в XVIII в. М., 1883. Приложения 2, 3, 7. С. V-VII, XIV-XV.

 

5. Русские полководцы. П.А. Румянцев. Документы. Т. 2. 1768-1775. М., 1953. С. 197—699.

 

6. Уляницкий В. Указ. соч. С. 412, 416-417; Золотарев В.А, Козлов ИА. Российский военный флот на Черном море и в Восточном Средиземноморье. М., 1988. С. 32;

 

 

357

 

Русские полководцы. П.А. Румянцев. Т. 2. С. 428-430, 655; Дружинина Е.И. КючукКайнарджнйский мир 1774 г. М., 1955. С. 155-156.

 

7. Золотарев В.А., Козлов И.А. Указ. соч. С. 32; Русские полководцы. П.А. Румянцев. Т. 2. С. 155, 398,426-428 и др.

 

8. Русские полководцы. П.А. Румянцев. Т. 2. С. 433, 490-495, 511-512, 514-516.

 

9. Там же. С. 565-671, 575-578, 585-595, 598-602, 608-609, 618-621, 641-654, 657, 659-661; Русские полководцы. А.В. Суворов. Т. I. М., 1949. С. 635-636, 638-640, 662, 664-666, 668-669, 673, 677-679; Суворов А.В. Письма. М., 1987. С. 26, 28; Уляницкий В. Указ соч. С. 461, 467; Золотарев А.В., Козлов И.А. Указ. соч. С. 32-33.

 

10. Русские полководцы. П.А. Румянцев. Т. 2. С. 713-720, 723-726, 758, 769-770; Русские полководцы. А.В. Суворов. Т. 1. С. 684.

 

11. Русские полководцы. А.В. Суворов. Т. 2. М., 1951. С. 524-525; Суворов А.В. Указ, соч. С. 203-206, 209, 612. Кутузов М.И. Письма, записки. М., 1989. С. 14-19; Золотарев В.А., Козлов И.А. Указ. соч. С. 40-41; Жигарев С. Русская политика в Восточном вопросе. Т. 1. М., 1896. С. 232.

 

12. Русские полководцы. П.А. Румянцев. Т. 2. С. 541-542, 546-549, 555; УляницкийВ. Указ. соч. С. 404-405, СХХХII (приложение 45), CLXXVII-CLXXIX (приложение 47).

 

13. Русские полководцы. А.В. Суворов. Т. 3.1791-1798. М., 1952. С. 250-266, 268; Суворов А.В. Указ. соч. С. 260, 650-651; Кутузов М.И. Указ. соч. С. 68,102.

 

14. Русские полководцы. А.В. Суворов. Т. 3. С. 272-277.

 

15. Там же. С. 520; Суворов А.В. Указ. соч. С. 282,288,291,292, 304, 307, 678, 681.

 

16. Русские полководцы. П.А. Румянцев. Т. 2. С. 524-525.

 

17. АВПРИ. Ф. СРТ. Д. 1766. Л. 118.

 

18. Там же. Л. 126-128.

 

19. Там же. Д. 444, 445, 464, 777; От Русчук до Константинопол (1793 г.) // Руски пътеписи за българските земи XVII-XIX век. Съставителство, предговор, коментар и бележки М.Н. Кожухарова. София, 1986. С. 58-67; Сборник РИО. Т. 6. СПб, 1871. С. 343, 356, 368.

 

20. АВПРИ. Ф. СРТ. Д. 444. Л. 52.

 

21. Информацията за картата е във връзка със строителните работи по крепостите Бендер, Акерман, Чингине Килеси (която е на румелийския бряг, ок. 50 версти от Константинопол) // Кутузов М.И. Указ. соч. С. 45.

 

22. История на СССР. Ч. 1. София, 1972. С. 560-561.

 

23. Конобеев В.Д. Българското национално освободително движение. София, 1972. С. 190-192.

 

24. Топографические маршруты от Константинополя до Галаца, за Дунай, составленные при следовании Российского посольства в Апреле 1776 года. Скопированы при Штабе 3-й Уланской Поселенной Дивизии в 1827 г.

 

25. От Русчук до Константинопол... С. 63.

 

 

358

 

26. Там же. С. 66.

 

27. Дружинина Е.И. Указ. соч. С. 353; Александренко В.Н. Собрание важнейших трактатов и конвенций, заключенных Россией с иностранными державами. 1774-1906. Варшава, 1906. С. 62-63.

 

28. Подробнее см. Стоилова Т Третият Рим. Мирните решения на руската имперска политика в Югоизточна Европа през XVIII век. София, 2001. Трета глава. Руските консулства в Османската империя и Средиземноморието през XVIII в. С. 238-352.

 

29. ПСЗ. Т. 21. СПб, 1830. С. 420-421.

 

30. Андриевский А. Дела кающихся запорожцев с 1715-1774 г. // Записки Одесского общества истории и древности. Т. 14. 1886. С. 626.

 

31. АВПРИ. Ф. СРТ. Д. 1044. Л. 16; Д. 1037. Л. 1.

 

32. Там же. Д. 1038. Л. 17-18; Д. 1044. Л. 3-4.

 

33. Там же. Д. 660. Л. 83-84. Энгельгардт Л.Н. Записки. 1766-1836. М., 1867. С. 66.

 

34. ЦГАДА. Ф. 1261. Оп. 1. Д. 679. Л. 2-4.

 

35. Энгельгардт Л.Н. Указ. соч. С. 66.

 

36. Димитров Ф. Руското вицеконсулство в Търново // Прослава на Велико Търново. София, 1978. С. 308.

 

 

359

 

2. Русско-турецкая освободительная война 1877-1878 гг. и молодое славянофильское поколение в чешских и болгарских землях [*]

Т. Готовска-Хенце

(Институт истории БАН)

 

 

В отличие от других социальных дисциплин - политологии, социологии, массовой психологии, обобщения которых основываются на анализе конкретных и актуальных данных, история далеко углубляется во время. Причина и следствие в истории иногда разделены целыми поколениями, и не случайно исследователи вновь и вновь возвращаются к судьбоносным событиям, находя их новые измерения. Это в полной мере относится к войне 1877-1878 гг., литература о которой продолжает множиться и доныне [1].

 

События 1877-1878 гг. на европейском юго-востоке повлияли на общественное мнение всего континента. Более того, следы их воздействия обнаруживаются в настроениях, идеях и ценностях поколения, чье политическое и профессиональное вступление в жизнь произошло спустя десятилетия после окончания войны. В предлагаемом исследовании мы проследим воздействие Освободительной войны на молодое славянофильское поколение, и в качестве иллюстрации используем примеры из жизни двух художников и двух будущих политиков, бывших во время войны школьниками.

 

Школа и славянофильские настроения

 

В 70-е годы XIX в. учебное дело переживало в чешских землях небывалый расцвет. Попутно оно превратилось в главный генератор патриотических и славянофильских настроений. Целые школы стали известны как «славянофильские гнезда». В них отправляли своих «продвинутых» детей не только чехи, но и представители других славянских наций, в том числе

 

 

*. Перевела Р.П. Гришина

 

 

360

 

болгары. Их привлекало то, что атмосферу в этих школах формировали учителя и директора, проявившие себя как национальные деятели. Например, директор открытой в 1865 г. в Праге Младостранской гимназии Вацлав Зелени слыл известным патриотом, участвовал в издании журнала «Обзор» и Журнала чешского музея, являлся депутатом Чешского земского сейма [2]; директор таборской гимназии Вацлав Крижек интересовался историей южных славян, писал учебные тексты о них, был лично знаком с Христо Г. Дановым [3]. Подобным образом помогал болгарской молодежи в Писеке Адольф Гайдук. Действительно в середине 70-х гг. XIX в. отмечается рост числа болгар среди учащихся чешских гимназий; по все еще неокончательным данным, в чешских городах Табор, Писек, Прага и Градец Карлове училось около 200 болгар [4]. Болгары учились и в Праге. Они устремлялись в те гимназии, которые давали профессию, в торговые, сельскохозяйственные и технические училища [5]. Большинство болгар приезжало в чешские земли по рекомендации русских славистов, использовавших свои контакты с чешскими учеными [6]. В других случаях - по инициативе болгарских просветителей [7].

 

Болгарская молодежь, получавшая образование в чешских землях, в основном училась со старанием, это были дисциплинированные ученики. Связи с родиной они не порывали и выступали ревностными пропагандистами болгарской национальной идеи. Объединялись в общества, читали газеты, обсуждали новости из родных краев. Благодаря романтической самоотверженности они пользовались симпатией чешской общественности, обзаводились личными друзьями.

 

В 1873 г. в грубой крестьянской одежде и с феской на голове отправился из родного Шумена учиться в чешские земли будущий болгарский политический деятель Стоян Данев. Вначале он подал заявление в Педагогическое училище в г. Градец Карлове [8]. И уже тогда он стал свидетелем огромного сочувствия, которое испытывали чехи к судьбе болгар. «Я не знаю, чтобы где-нибудь за границей наши несчастья вызывали всеобщее сочувствие и сострадание, как это было в Чехии (речь шла о зверствах при подавлении Апрельского восстания 1876 г.Т. Г.-Х.)», - писал он позже в воспоминаниях [9]. Уйдя в 1876 г. добровольцем в революционную чету, Данев на короткое время прервал обучение, но уже в 1877 г. учился в Праге на последнем курсе гимназии. Здесь он попал в компанию примерно десятка своих соотечественников из различных учебных заведений. Собираясь вместе, они пели народные песни, приходили и македонцы [10]. Когда попытка зарегистрировать свое ученическое общество не удалась из-за отказа губернатора, они были приняты в члены хорватского общества «Звенимир» [11].

 

 

361

 

Движущей силой чешской общественной жизни в то время было сознание принадлежности к общеславянской идее [12]. Это относилось и к молодому поколению, учащимся. Самым крупным «славянофильским гнездом» в Праге была Малостранская гимназия. В ней, кроме болгар, учились также сербы и поляки, однако их было меньше [13]. Контакты между ними были не только прямыми, непосредственными, но и очень искренними, дружескими. Наряду с немецким языком и латынью, с первого по восьмой класс преподавался чешский язык. Финансировало гимназию не государство, а община, потому и порядки в ней были довольно свободными. На официальных праздниках здесь пели не императорский гимн, а чешский Святовацлавский хорал [14]. Когда же необходимо было все-таки петь австрийский гимн, а учащиеся демонстративно молчали, учителя делали вид, что не видят. И все обходилось.

 

В 1871 по 1878 г. в этой гимназии учился Карел Крамарж (1860-1937), впоследствии наиболее известный политический деятель времен АвстроВенгерской монархии. В ее последний класс записался в 1877 г. и Стоян Данев. На молодого шуменца, имевшего ореол человека, который рисковал жизнью за Отечество, произвело впечатление расположение к нему учителей и дружелюбие одноклассников [15]. В частности, сам Крамарж находился под большим впечатлением от смелости и самоотверженности своих южнославянских ровесников [16]. Славянские ребята незаметно приобщались к чешскому народно-политическому кредо; по словам Данева, они чувствовали себя «их соплеменниками, и их стремления становились нашими» 17. В свою очередь в сознании чешских одноклассников болгарские национальные аспирации настолько сплетались с понятиями общеславянской солидарности, что невозможно было отграничить одно от другого [18].

 

Настроения учащихся формировались не только патриотически настроенными учителями, но и под влиянием радикальной чешской прессы и, прежде всего, ежедневной газеты «Народни листа». Она начала выходить в 1861 г. и благодаря своему основателю д-ру Юлиусу Грегору (1831—1896) стала притягательным центром для молодых и талантливых интеллектуалов. В его орбиту были вовлечены Ян Неруда (1834-1891) - один из крупнейших писателей того времени, Б. Сметана (1824-1884), поднявший чешскую национальную музыку до европейского уровня, и молодой, но очень талантливый художник Миколаш Алеш (1852-1913) и другие [19].

 

В вопросах внутренней политики вестник следовал радикальной линии недавно оформившейся младочешской партии (в ее основании участвовал и Юлиус Грегор), но при этом имел четко очерченный славянофильский и русофильский профиль. В пропаганде южнославянской

 

 

362

 

и, в частности, болгарской проблематики особую заслугу имел писатель и публицист, ключевая фигура чешской культуры, Ян Неруда. Из-под его пера вышло свыше 2000 статей, опубликованных в вестнике, многие из них были посвящены Балканам. Его интерес к событиям в этом регионе особенно проявился во время кризиса 1876-1878 гг. и Освободительной войны [20].

 

В вестнике впервые были опубликованы южнославянские юнацкие песни в переводе Йозефа Холечека (1853-1929), которые он собрал в Черногории. По словам Крамаржа, именно они взволновали младостранских учащихся [21]. Подвиги юнаков-хайдуков захватывали воображение молодежи, за напряженными событиями на Балканах в то время все трепетно следили [22]. Свой родолюбивый дух Крамарж принес из родного края: население Креконошите было известно патриотизмом. И, как увидим дальше, во время Русско-турецкой войны их молодое землячество оказалось среди наиболее активных агитаторов по набору добровольцев. Отец Крамаржа - Петр также принадлежал к патриотически настроенным людям [23]. Карел же, попав в малостранскую гимназию, часто выступал на переменах с речами перед одноклассниками, писал «пламенные патриотические обращения» в редактируемой им школьной газете [24]. В воспоминаниях Стояна Данева он предстает «интеллигентным и боевым молодым человеком», выделявшимся среди остальных и уже тогда проявлявшим лидерские качества [25].

 

Крамарж производил впечатление и на преподавателей - однажды его классный учитель поделился со своим коллегой: «Из этого парня получится что-то большое ...» [26]. Заданную для домашней работы «патриотическо-династическую» тему Карел разработал столь «своеобразно», что учитель предпочел «потерять» тетрадь смелого ученика, чтобы уберечь его от неприятностей с полицией [27].

 

Но проблемы все же возникали. Например, в связи с тем, что Крамарж тайно подписался на «Народни листа» и распространял издание среди учащихся [28]. Тогда возник серьезный конфликт с преподавателем катехизиса - консервативным католиком, поймавшим его с экземпляром газеты. К счастью, инцидент не привел к серьезным последствиям для юноши. «Не будь наша реальная гимназия столь либеральной, я мог бы пострадать в достаточной степени», - считал он годы спустя [29].

 

Еще 12-летним Крамарж принял решение посвятить себя политике [30]. Что касается С. Данева, то он уже имел реноме героя благодаря добровольному участию в чете воеводы Филиппа Тотю, хотя по его словам, он пошел в отряд, «даже не умея держать ружье» [31].

 

 

363

 

 

Посещение генералом М. Черняевым Праги в 1877 г.

 

Первым поводом для патриотичных малостранских учащихся на практике проявить русофильские и славянофильские настроения стало посещение Праги ген. Черняевым в начале 1977 г., когда известный славянофил возвращался из Сербии [32]. Хотя военную доблесть он проявил еще во время Крымской войны [33], свою популярность генерал приобрел, прежде всего, как главнокомандующий славянским добровольческим отрядом во время сербско-турецкой войны 1876 г.

 

Под его командованием находились сотни добровольцев из славянских стран. Естественно, больше всего было болгар. Молодежь же - студенты и ученики-старшеклассники, по словам Данева, просто бросалась в глаза. Это были выходцы из разных географических районов и из разных социальных слоев [34]. Большинство из них не удовлетворились кратким военным интермеццо 1876 г. и, когда началась Русско-турецкая война, вновь включились в борьбу [35].

 

Готовность Черняева к борьбе за «святую славянскую идею» обеспечила ему многочисленных почитателей среди чехов [36]. Однако российский император не хотел преждевременно вступать в военный конфликт: по его распоряжению добровольцев на сербском фронте стали считать политическими эмигрантами. Сам Черняев получил приказ немедленно вернуться на родину [37].

 

В Богемии действия Черняева нашли наибольший отклик в Народной партии - среди сторонников Яна Скрейшовского (1831—1883) [38]. Скрейшовский придерживался в то время радикального взгляда в пользу разрыва чешских земель с Австро-Венгрией и объявления Чешского королевства независимым, взгляда не особенно популярного даже в рядах его собственной партии. Активность России на Балканах пробудила в нем надежды на осуществление таких планов. Относясь к разногласиям между императором и Черняевым как к временным и чисто тактическим, Скрейшовский полагал, что «завоевание» генерала означало бы привлечение России. Отсюда и установление личных контактов старочешского политика с русским славянофилом. Он даже посетил генерала в Белграде и пригласил заехать в Прагу при возвращении на родину [39].

 

Вернувшись в Богемию, Скрейшовский предался русофильской агитации. Опираясь на пример венгров, подаривших Керим-паше золотую саблю, он предложил подарить от имени пражан Черняеву почетное оружие. Реализацией идеи занялось чешское молодежное гимнастическое патриотическое общество «Сокол» [40].

 

 

364

 

Официальная Вена считала Черняева «опасным распространителем панславизма» и, несмотря на уверения австро-венгерского посольства в Петербурге в том, что Романовы не поддаются славянофильской агитации, до минимума сократила пребывание генерала в Богемии [41]. По уведомлению МИД министр юстиции распорядился выдворить его из города из-за угрозы «возможных демонстраций» [42]. Ограничения, предпринятые австрийскими властями, не помешали, однако, проведению демонстрации и не охладили энтузиазм пражан. Улицы заполнились ликующими толпами. Среди них, естественно, находились и самые запальчивые малостранские гимназисты. Крамарж с единомышленниками сбежали из училища, чтобы не пропустить событие [43]. Демонстрация в честь русского генерала была, по словам Данева, «действительно внушительной» [44]. Скрейшовский в свою очередь нашел способ установить контакт: вскочил в вагон поезда и проводил генерала до границы [45].

 

Черняев благодаря находчивости молодых славянофилов сумел получить и свою почетную саблю. В Праге в гостинице молодой член «Сокола», одетый кельнером, предупредил его, что на границе его будет ждать молодежная делегация, чтобы передать ему почетное оружие [46]. Так и произошло. Появление Черняева с мечом на аудиенции императора произвело на Александра II большое впечатление [47]. Меч был вещественным доказательством того, что весь славянский мир призывает Россию к освобождению балканских славян.

 

Политическая акция чешского общества во время посещения Праги генералом Черняевым оценивалась властями как наиболее выразительная [48]. Расследования полицейских служб, искавших за «аферой Черняева» вооруженный антигосударственный мятеж, не дали результата [49]. Проявление русофильских и славянофильских симпатий, сопровождавших визит генерала, хотя и имело политический подтекст, оставалось чисто демонстративным. Эти симпатии, бесспорно, разделяла политически созревающая молодежь. Что касается Крамаржа, то, приветствуя Черняева на пражских улицах, он даже не подозревал, что одновременно приветствовал и одного из родственников своей будущей супруги! [50]

 

 

Война - общеславянское дело

 

В такой приподнятой славянофильской атмосфере известие о царском манифесте 24 апреля 1877 г. с объявлением войны Турции славянская Прага отметила праздничным украшением города, чешские и русские флаги украсили фасады многих зданий [51].

 

 

365

 

Упомянутый выше Юлиус Грегор, владелец газеты «Народни листи», не удержался и тремя днями позже в письме к проф. В.П. Ламанскому поделился своими чувствами: «Вы можете быть горды тем, что Вы русский и, как и мы, чехи, горды сознанием, что мы славяне!» [52]. От редакции его газеты уже в июне 1877 г. был отправлен корреспондент в расположение русского штаба [53]. Впервые в чешской национальной истории появилась фигура иностранного военного корреспондента [54].

 

В течение всего времени, пока длился военный конфликт, газета, выходившая ежедневно на четырех полосах, снабжала читателей самой разнообразной информацией. На первой странице постоянно публиковались новости о развитии событий, это были краткие сообщения, полученные по телеграфу. Их сопровождали редакционные комментарии. Помещались и прямые корреспонденции с поля боя, касавшиеся не только положения на фронтах, но и жизни и бытовых условий местного населения. Так чешские читатели получали сравнительно широкое представление о событиях на Юго-Востоке Европы. Прямые корреспонденции перепечатывались и словацкой печатью [55].

 

Для удовлетворения возросшего интереса читателей еще во время войны издавались сборники о военных перипетиях. Их авторами были наблюдатели или непосредственные участники событий, в них помещались карты, гравюры и портреты, которые и до сих пор остаются достоверным и ценным источником информации.

 

Неизвестным научной аудитории остается, например, вышедший в 1877 г. сборник Э. Рюфера [56]. Уже в вводных словах автор заявлял о стремлении к достоверности: «Начиная труд с целью увековечить мировые события, мы будем держаться исторической правды в твердой надежде, что в конце книги отметим победу славянского оружия, победу права и свободы». Он предлагал читателю подробное описание решающих сражений, географические, стратегические и этнические справки районов военных действий, описывал жестокости турок и страдания местного населения, знакомил с имевшими место актуальными политическими шагами (например, осуществил публикацию полного текста обращения Болгарского центрального благотворительного комитета к болгарам) и даже рассказал историю Райны-княгини (хотя и называл ее «Райка»), Эрудиция Рюфера привлекла внимание Стояна Данева, купившего сборник и сохранившего его среди своих чешских книг.

 

Весть об объявлении русско-турецкой войны быстро распространилась по малостранской гимназии. «Мы и, прежде всего, я сам были преисполнены восторгом, страданием и радостью, мы чувствовали одно, что эта война и за наше дело», - выразил общее настроение молодой Крамарж [57].

 

 

366

 

Много молодых людей посетило организованный по инициативе Народной партии молебен за победу русского оружия в церкви «Святых Кирилла и Мефодия» [58]. В торжествах наряду с чешскими политиками и представителями русской колонии участвовали также пражские гимназисты, по большей части славянского происхождения [59]. Малостранские учащиеся вновь лихорадочно искали возможность приобрести портрет императораосвободителя, чтобы тайно украсить им свои дома.

 

Больше всех ожиданием предстоящих событий были возбуждены, естественно, болгары, включавшиеся в различные акции Народной партии. Под выработанным ее лидером Франтишеком Ригером «Манифестом чешского народа», который был послан в Московский славянский комитет, наряду с солидными чешскими депутатами подписались и 66 болгарских учащихся [60].

 

Редакции пражских газет были засыпаны поздравительными телеграммами. «Придет время, когда славянское студенчество сумеет проявить на деле то, что сегодня может выразить только словами благодарности России ...»,говорилось в телеграмме южнославянских студентов, опубликованной на страницах старочешской «Политики», редактором которой в то время был Скрейшовский [61].

 

Тогда же в Прагу пришли воззвания бухарестской «Славянской дружины» [62]. 7 мая 1877 г. эта организация выступила с призывом о наборе добровольцев для помощи русской армии в предстоящей войне. Воззвание было переведено на различные языки — чешская версия распространялась в Праге и других чешских городах [63]. Полиция Богемии получила предупреждение о событиях. В конце июля 1877 г. Министерство внутренних дел в Вене отдало Пражской дирекции полиции распоряжение выяснить вопрос о возможном количестве добровольцев из числа учащихся болгар [64]. Однако быстро было установлено, что не только болгарские, но и чешские юноши готовятся отправиться на фронт для участия в «болгарской легии» [65].

 

Агитацией были охвачены преимущественно молодежные патриотические общества и землячества [66]. Для предотвращения их «русофильского горения», как говорилось во внутренних рапортах, полиция запретила проведение конференций двух наиболее крупных организацийконгресса землячества области «Сазава», назначенного на 1113 августа, и конгресса горцев из Корконоши, назначенного на 18-20 августа 1877 г. [67]. В последней организации состояла молодежь из родных мест Крамаржа. Австрийские власти предприняли предупредительные меры и в отношении снабжения их оружием [68]. И если полиция наблюдала за болгарами, но не препятствовала им как иностранным гражданам,

 

 

367

 

то движению чехов активно противодействовала и некоторых даже возвращала с дороги [69].

 

В начале мая 1877 г. младочешский военный корреспондент сообщал о притоке большого числа болгарских добровольцев в Крайову. Большинство из них не были новичками - уже имели опыт недавней сербско-турецкой войны. Их «открытый характер и интеллигентный вид» производили большое впечатление, писал он, они были «веселы и воодушевлены борьбой против векового врага» [70].

 

 

Ход войны и уличная «политика» в Богемии

 

Хотя общее число чешских добровольцев в русской армии было невелико [71], остававшиеся на родине славянофильски настроенные молодые люди доставляли большие неприятности полиции. Свое настроение они шумно выражали на демонстрациях, засыпали телеграммами редакции чешских газет. Так действовали учащиеся не только Малостранской гимназии, но также других пражских училищ.

 

Война оживила деятельность и другого молодежного русофильского и славянофильского центра - пражского художественного училища, давно известного полиции своими настроениями: в 1876 г. проходил судебный процесс по поводу демонстрации будущих художников против пангермански настроенного преподавателя [72]. Теперь же в газете «Народни листа» была опубликована недвусмысленная телеграмма: «Глубоко взволнованные проявлением вашей братской любви, заявляем в полный голос: «Слава России!» За победу над славянскими кровопийцами!» [73]. Полицейское расследование в поисках застрельщиков быстро установило, что ими были Ярослав Вешин (1860-1915) и Микулаш Алеш (1852-1913). Один из них взял тогда в руки перо не только для того, чтобы подписать телеграмму, - он увековечил своим рисунком героический подвиг защитников Шипки.

 

Чешская общественность следила за развитием военных действий, затаив дыхание. Как вспоминал С. Данев: «Не верю, чтобы еще какой-нибудь народ с таким сердечным напряжением следил за военными событиями. Казалось, что речь идет об их собственном освобождении» [74]. Писатель Алоис Ирасек так передал настроения многих людей того времени: «Какая тревога, какие переживания, когда приходили вести об ожесточенных боях на перевале (речь идет о Шипкинском перевале. - Т.Г.-Х), где небольшая русская армия и шесть тысяч болгарских добровольцев отбивали атаки 300-тысячной армии Сулеймана-паши. Как бесили нас венские газеты, уверенно предвещавшие падение Шипки, как раздражало их злорадство, их и венгров» [75].

 

 

368

 

Еще большее напряжение в чешском обществе вызвало сражение за Плевну, от которого зависел исход войны [76]. Рюфер писал, что битва за Плевну имеет всемирное значение [77]. В таких условиях пражской полиции приходилось быть начеку. Когда же 28 ноября/10 декабря началась атака турок, полиция была приведена в состояние повышенной готовности [78]. Любое уличное действие требовало специального разрешения, каждая заявка подвергалось строгому рассмотрению со стороны властей, исходивших из необходимости соблюдать объявленный Австро-Венгрией нейтралитет в конфликте [79].

 

Падение Плевны И декабря 1877 г. и поражение турок широко освещались в европейской прессе [80], на всем континенте появились улицы, названные в честь этого города [81]. В славянской Богемии падение Плевны превратилось в национальный праздник: пражские улицы быстро наполнились оживленными и радостными людьми, обнимавшимися со словами «Плевна пала!». Многие частные дома и даже местные властные учреждения были празднично освещены, из окон вывешивались русские и другие славянские флаги. В общественных местах появились транспаранты: «Слава победителям Плевны!» [82]. «Плевна пала!» - около 600 телеграмм с таким текстом было отправлено в различные города и общины [83]. Телеграф был перегружен. «Скопление телеграмм было столь велико, что потребовалось чрезвычайное увеличение числа служащих», с удовольствием отметила славянофильская газета «Народни листа» [84]. Больше всего радовались молодые люди - студенты и учащиеся старших классов. «Это были радость и восторг!», - вспоминал гимназист Крамарж [85]. В процессии, прошедшей через Вацлавскую площадь, участвовало около тысячи молодых людей. Они скандировали «Слава русскому оружию!» и пели «Гей, славяне!» и «Где дом мой родной!». К шествию присоединялись все новые и новые люди и, согласно чешской прессе, в нем участвовало шесть тысяч человек. На Краловой площади перед зданием чешского Политехнического института участники демонстрации скандировали «Слава русским!». Но скоро она была разогнана, несколько человек задержано [86].

 

Малостранские гимназисты включились в народное празднование в квартале Карлин, где зажигали бенгальский огонь [87]. В полный голос кричал «Слава русским!» и пел «Гей, славяне!» и молодой Карел Крамарж. Разъяренные полицейские начали разгонять собравшихся, и он лишь чудом сумел вырваться из рук одного из них, схватившего его за галстук [88]. Это было первое и самое безобидное, но совсем не последнее столкновение будущего политика с австрийской полицией [89].

 

На следующий день - 12 декабря торжества приняли еще больший размах - перед Народным театром собралось около 8 тысяч человек. Отряд в 150 полицейских силой разогнал их. Газета «Народни листи» сообщала

 

 

369

 

и о задержанных [90]. Но одновременно в отдаленном квартале Подолье звучали победные салюты. Город успокоился только поздно вечером и лишь после того, как из Фердинандовых казарм были отправлены дополнительно шесть вооруженных отрядов [91]. Впрочем, даже молодые люди в форме не скрывали своих чувств. «Среди чешских солдат пражского гарнизона царило радостное настроение и многие из них пытались отметить по-своему русскую победу», - сообщал шеф пражской полиции в рапорте начальству. Наказания за это получили 116 солдат [92].

 

Прага не была исключением. Таким же образом - с транспарантами, праздничным освещением и уличными демонстрациями - праздновали и другие чешские города, в том числе небольшие. В Чешских бродах - с музыкой, в Млада Болеслав - с бенгальскими огнями. Особенно массовыми были шествия в Бероуне, Слани, Нови Биджове, Колине [93]. В полицейских сведениях приводился подробный список из десятков городов и поселений, где происходили шествия [94]. Не осталась в стороне и католическая Морава. И там победу отмечали с приветствиями в честь русских, с музыкой, флагами и праздничными шествиями — не только в Брно, но и во многих небольших поселениях: Иванчице, Френштат под Радхоштем и др. Торжества по всей стране проводились в течение нескольких дней. В отдельных местах для разгона демонстрантов применялась армия [95].

 

В некоторых городах в честь победы устраивали благотворительные акции. Их главными инициаторами выступали редакции различных газет [96]. Например, денежные средства спонтанно собирали жители Пржибрама, Веалвара, Хотебора, Бероуна и др. Из Часлава послали три золотых дуката великому князю Николаю с просьбой передать их некоторым из русских солдат, участвовавших в боях за Плевенскую крепость [97]. И до самого конца войны известие о каждой русской победе вызывало массовые уличные шествия [98]. Как отмечалось в одном полицейском рапорте того времени, чехи не только «нарушали порядок», салютуя русским, но и использовали события, чтобы подать «знак России вмешаться, имея в виду предоставление чехам в границах империи таких же прав, что получили венгры в 1867 г.» [99]. И действительно, в глубине своей чешская «уличная политика» выражала, помимо реакции по конкретному поводу, исконные национальные стремления неравноправной нации. Славянофильство в сущности было «своего рода расширенным национализмом» [100].

 

Наконец, в Богемию пришла новость об окончании войны и Сан-Стефанском мире. «Мир с Турцией подписан, после пятивекового рабства славянское население Балканского полуострова освобождено от мусульман...», - сообщили читателям «Народни листа» [101]. Славянофильский орган задыхался в восторге от «русской победы», благодаря которой воскресли

 

 

370

 

целые народы. Под защитой «самого сильного своего брата» эти народы теперь искали место в рядах независимых европейских наций. С гордостью в газете очерчивались их границы: «От берегов Адриатики до Черного моря разносится возглас свободной жизни, и эта жизнь - славянская!» [102].

 

Интерес к событиям на Балканах в 1877-1878 гг. чешская публика проявляла и после окончания войны. Спустя более десяти лет после Освобождения военный корреспондент газеты «Народни листи» издал роман о своих переживаниях на Балканах в 1877-1878 гг. [103].

 

* * *

 

Война 1877-1878 гг. развязала Балканский кризис. В чешском обществе она стала кульминацией русофильских и проболгарских симпатий, одновременно подняв национальное самочувствие молодой славянской нации. Это ощущала и взрослеющая молодежь. Через год после окончания войны, уже простившись с Младостранской гимназией, Карел Крамарж записал в дневнике: «Моя святая обязанность овладевать духовно всем необходимым, чтобы смочь когда-то успешно действовать на поле брани, где решается судьба нашей Родины. Единственный мой идеал - живым словом и словом написанным бороться за наши святые права...» [104].

 

«Уличная политика» в Богемии в 1877-1878 гг. живо свидетельствовала о начавшемся процессе превращения чешской политики в массовую, который продолжался и усиливался в последующие десятилетия. Он был знаком того, что события внешнеполитического характера, получавшие симпатии подвластных народов, приобретали для них внутриполитическое значение. Пристрастия чехов однозначно демонстрировали - они подсознательно идентифицировали себя с победами русского оружия. В активизации чешского общественного мнения в 1877-1878 гг. бесспорную роль сыграла национальная пресса, а также распространение информации с помощью брошюр и сборников. В частности, «Народни листа» стали прямо-таки национальной трибуной. Младочешский орган тайно распространялся и среди учащихся, а консервативно настроенные учителя возводили его в критерий наблагонадежности.

 

Война и сопровождавшая ее «уличная политика» превратились в Богемии в катализатор ранней политизации учащейся молодежи. «Славянофильское лобби», созданное во многих училищах под крылом патриотически настроенных учителей и благодаря болгарским воспитанникам, в очередной раз активизировалось в 1877-1878 гг. Общеславянским романтизмом, формировавшимся в то время, была отмечена судьба немалого числа представителей поколения. Он принес свои плоды в следующее

 

 

371

 

десятилетие, когда многие чехи отправились в освобожденную Болгарию. Эта тема достаточно широко освещена в литературе [105], поэтому здесь только напомним о жизненном пути упомянутых в данном тексте художников. Известна судьба Ярослава Вешина - после Освободительной войны он приехал в Софию, где стал преподавателем Государственного художественного училища и основателем батальной живописи в Болгарии [106]. Микулаш Алеш стал художником и иллюстратором, главной в его творчестве явилась патриотическая и историческая тематика (цикл «Отечество»). Фасады многих зданий Праги, Пльзеня, Писека и др. до сих пор украшают его творения.

 

Русофильство и идея славянской взаимности, продемонстрированные в 1877-1878 гг., оказали доминирующее влияние и на будущую политическую деятельность Стояна Данева и Карела Крамаржа. Малостранское «политиканство» 1877-1878 гг. оставило глубокий след в их жизни, несмотря на то, что оба продолжили затем свое образование в развитых западных странах. Получив диплом в Праге, Данев учился потом в Швейцарии, стал доктором права в Гейдельберге, и после краткого пребывания во Франции, Англии и Италии вернулся на родину, где профессионально занялся политикой. Здесь он утвердился, прежде всего, как «глашатай политического русофильства», не допускавшего никакого отклонения болгарской политики от орбиты Освободительницы [107]. Этой линии он следовал и формально, став лидером Прогрессивно-либеральной партии Болгарии [108] вплоть до того, что во время Балканских войн 1912-1913 гг. в ослеплении своем считал себя «незаменимым» для русской политики на Балканах [109].

 

Сходным образом развивалась жизнь Карела Крамаржа. Получив солидное юридическое образование в Праге, Берлине и Страсбурге, защитив докторскую диссертацию, пройдя на Западе специализацию в области экономики и практической политики, он вернулся на родину, где связал карьеру с Младочешской партией и до Первой мировой войны неизменно становился депутатом Венского рейхсрата (с 1894 г. и земского сейма Богемии). Как самый молодой чешский депутат он впервые переступил порог Венского рейхсрата в 1891 г., заявив тогда в своей политической программе: «Крепкое духовное объединение славянских народов в сильную и непобедимую целостность гарантирует независимость и свободное развитие всех ее членов и является в то же время, благодаря своей силе и духовной мощи, гарантом также и европейского мира...» [110]. В течение всей своей жизни он оставался верен этим представлениям и сохранял преданность России, несмотря на все перипетии европейской политики. Основы этой концепции были заложены еще в ученические годы «уличной политики» 1877-1878 гг.

 

 

372

 

            Примечания

 

1. Среди новейших исследований болгарских авторов см.: Дойнов Ст. Руско-турската освободителна война. София, 1993; Косев К., Дойнов Ст. Възкресението на България през 1878 г. София, 1999; Те же. От Шипка и Плевен до Сан Стефано и Берлин. София, 2007. А также более общего характера исследования международных аспектов проблемы: Косев К. Бисмарк, Източния въпрос и българското освобождение. 1856-1878. София, 2003: Мишев Р. Балканската политика на Австро-Унгария. 1867-1914. В. Търново, 2007; Пантев А. и Глушков Хр. Европейски измерения на Освободителната война 1877-1878. София, 2008. Как и вышедший недавно юбилейный сборник «130 години от Руско-турската освободителна война 1877-1878 и възстановяването на българската държавност», ред. Г. Янков. УНСС, София, 2008.

 

2. Подробнее о нем см.: Lustigová M. Karel Kramář / První československý premié. S. 13.

 

3. Havrankova R. Cesty české inteligence do Bulharska, in: blaha české inteligence ve spolenenském život Bulharska po jeho osvobození, red. D. Grigorov, M. Иетэ, Praha 2008, s. 42; Gotovska-Henze T. Bulharsk6 zemMdelsk6 osvMta v Hesku do roku 1878 // Studie Slov6ckfiho Musea, Uherskft HradustM, Hesk6 republika, 2004. No. 9. S. 51-59; Топузов Ив. Земеделските училища в Табор и Крживевац и развитието на българското земеделие. София, 1959. С. 19.

 

4. Димитров А. Училището, прогресът и националната революция: българското училище през Възраждането. София, 1959. С. 251.

 

5. Подробнее см.: Паскалева В. Средна Европа и културно-просветно развитие на българите през Възраждането // Исторически преглед. 1981. № 3-4. С. 134; ГотовскаХенце Т. Българо-чешките отношения през 19 в. - трансфер или общност? // Проблемът «Изток-Запад»: България и Балканите. София, 2005. С. 122-139.

 

6. Готовска-Хенце Т. Чешката писателка Божена Немцова и славянското възраждане // Славянският свят - вчера, днес, утре. Изд. «Славянско дружество в България». София, 2006. С. 159.

 

7. Готовска-Хенце Т. Пазарджишкото читалище «Виделина» и обучението в Чехия през Възраждането // Константин Величков и неговото време. Регионален музей Пазарджик. 2005. С. 130-139.

 

8. Данев стал очередным шуменским юношей, отправившимся учиться в чешские земли. Традицию направлять на обучение туда заложил чех Майснер, учитель местной гимназии. Подр. см.: Готовска-Хенце Т. Шуменските възпитаници от 60-те години на XIX в. и чешкият възрожденски елит // Шуменци - строители на съвременна България. Шумен, 2004. С. 59-60.

 

9. Данев Ст. Мемоари. Съст. и ред. Е. Стателова. София, 1992. С. 35.

 

10. Данев называл их «македонцы - мастера халвы». См. Данев Ст. Мемоари. С. 37.

 

 

373

 

11. Подробнее о попытках регистрации общества и роли д-ра К. Стоилова см.: Там же. С. 38.

 

12. Karel Kramář: život - délo - ргбсе vujdce národa (далее: Shs). Praha, VI 1936. S. 154.

 

13. Sis, VI: Karel Kramář: život a délo, Skizze. Praha, 1930. S. 32.

 

14. Sis, VI. 1936. S. 9.

 

15. Lustigova, M. Op.cit... S. 13.

 

16. Данев C. Мемоари. C. 34-36.

 

17. Там же. С. 35.

 

18. Sis, VI. 1936. S. 154.

 

19. Jbolle, Zd. StoletH иевкй politiky (Od Palackilho k Masarykovi). Praha, 1998. S. 70.

 

20. Его интерес к болгарским делам не «воепламенялся» в критические моменты, но был постоянным. См. Kouba М. Od bnasti k reminiscenci. Reflexe bulharskfi sociokultumH reality na str6nk6ch N6rodnHch listni // Uloha neskft inteligence ve slopenenskmn hivote Bulharskapojeho osvobozemt. S. 49-50.

 

21. См. подр. Kramář К. PamMti (далее: Kramář К. Ратмй). Praha, 1938. S. 43-46.

 

22. Lustigova М. Op.cit... S. 13.

 

23. Lustigova M. Op. cit. S. 12.

 

24. Sis, VI. 1930. S. 18.

 

25. Danev S. Karel Kramář // Sbornik Dr. Karla Kramáře. Praha, 1930. S. 203. Shs, VI.: 1930. S. 18; Данев C. Мемоари. C. 37.

 

26. См. свидетельства его одноклассника Войтеха Кебрле // Sis, VI. 1936. S. 34.

 

27. Там же. S. 33-34.

 

28. Lustigova М. Op.cit... S. 14.

 

29. Kramář К. PamMti. S. 43-44.

 

30. Это было против воли отца, хотевшего, чтобы сын унаследовал его бизнес; «со слезами на глазах» отец пытался убедить его отказаться от политики как неблагонадежного и неблагодарного занятия. См. подр.: Kramář К. PamMti. S. 40.

 

31. Данев С. Мемоари. С. 55.

 

32. Его сопровождали ген. Р.А. Фадеев и московский промышленник-славянофил Хлюдов. Подр. см.: Серапионова Е.П. Карел Крамарж и Россия. 1890-1937 гг. М., 2006. С. 53.

 

33. Наибольшую известность ему принесло взятие Ташкента в 1865 г., за что он получил прозвище «ташкентский лев». Подр. см.: Doubek Vr. Hesk6 politika a Rnsko (1848-1914). Praha, 2004. S. 166.

 

34. Данев Ст. Мемоари. C. 41.

 

35. Narodný listy, 01.05.1877. S. 2.

 

36. Ibidem.

 

37. Косев К., Дойнов Ст. Възкресението на България през 1878 г. С. 83.

 

38. После тогдашнего главы Народной партии Франтишека Ригера Скрейшовский был наиболее известным политиком. Для выражения чешских национальных стремлений

 

 

374

 

он начал в 1862 г. издавать на немецком языке газету «Политика». Позже как ее главный редактор старался широко отразить в ней ход Освободительной войны 1877-1878 гг.

 

39. См. подр.: Dеjiny česko-ruskech vztahin S. 248.

 

40. Op. cit. S. 245.

 

41. Doube Vr. Op.cit. S. 169.

 

42. Dejiny česko-rustech vztahur S. 249.

 

43. Подр. см.: Серапионова Е.П. Указ. соч. С. 53.

 

44. Данев Ст. Мемоари. С. 37.

 

45. Dejiny nesko-rusloch vztahui. S. 249-250.

 

46. Личный архив Карела Крамаржа в Народном музее в Праге: ANM, Poznistalost Karla Кгатбше, inv.n. 2041, s. 45-46.

 

47. По сведениям дочери М. Черняева: ANM, Pozutstalost Karla Кгатбше, inv.n. 2041, s. 45-46.

 

48. Doube Vr. Op.cit. S. 166, 168.

 

49. Dejiny česko-ruskech vztahur S. 250.

 

50. Речь идет о Михаиле Хлудове - добровольце-участнике в сербско-турецкой войне 1876 г., награжденном за храбрость Георгиевским крестом. См. Серапионова Е.П. Указ. соч. С. 53.

 

51. Narodný Archiv, Praha. РР 1876-1881, М/9/7 (nj. 2077).

 

52. Письмо Юлиуса Грегра В.И. Ламанскому от 27 апреля 1877 г. // PF ARAN, f.35, op. 1 (nj. 474).

 

53. Это был опытный журналист Сервац Геллер, уже утвердившийся в русской проблематике // Narodný Archiv, Praha, PM 1871-1880, 13-49-13 (bez cj.); Narodný listy, 16.06.1877, s. 2.

 

54. Doube Vr. Op.cit. S. 163.

 

55. Amort И. Za svobodu bulharskftho lidu. Praha, 1978. S. 83,104.

 

56. Reffer E. Velka rasko-turečka. Praha, 1877.

 

57. Kramář  К. Pameti. S. 42.

 

58. Politik, 1877, и. 145 (28.05.1877), s. 2.

 

59. Dejiny česko-ruskech vztahuj. S. 250.

 

60. Любопытно, что эти ученики были не из Праги, а из Табора, где находилось их училище. См.: Amort И. Za svobodu... S. 101.

 

61. Politik, 1877, и. 147 (30.3.1877.), s. 5.

 

62. В ней участвовали представители разных славянских народностей.

 

63. Amort И. Za svobodu... S. 102-103.

 

64. Narodny Archiv, Praha. PM 1871-1880, 13-49-13 (bez cj).

 

65. Amort И. Za svobodu... S. 103.

 

66. Как, например, Тшбг, Radbuza, Budivoj, Jizeran, Шнр, Jbtytro и др. Narodny Archiv, Praha. PP 1876-1881, М/9/7, (nj 3855.)

 

 

375

 

67. Narodny Archiv, Praha. РР 1876-1881, М/9/7 (cj 3855).

 

68. Ibidem.

 

69. Сохранились имена Франтишека Климы, Ярослава Печирки, Карела Хлавачека и др. // Narodny Archiv, Praha. РР 1876-1881, М/9/7, (nj 2506, 1961, 3023 aj.)

 

70. Narodny listy, 1877, и. 127 (01.05.1877), s. 2.

 

71. Doubek Vr. Op.cit... S. 170.

 

72. Narodny Archiv, Praha. PP 1876-1881, M/9/7 (cj 2659).

 

73. Narodny listy, 1877, и. 127 (29.05.1877), s. 3.

 

74. Данев Ст. Мемоари. C. 37.

 

75. Jireček A. Z irnch ратмйг. Sv. II. Praha, 1921. S. 244. Тяжелые бои на старопланинском перевале в деталях описани и Рюфером (Ruffer Е. Op. cit... S. 264-269).

 

76. См. Косев К. Дойнов Ст. Възкресението на България. С. 300-301; Ruffer Е. Op. cit. S. 242-248.

 

77. Ruffer Е. Op. cit. S. 251.

 

78. Narodny Archiv, Praha. PM 1871-1880, 13-49-13 (7609, 7610);

 

79. Ibidem, cj. 7328.

 

80. Пантев А. Европейските измерения на руско-турската война 1877-1878 г. // 130 години от Руско-турската освободителна война 1877-1878 г. С. 22-23.

 

81. Там же. С. 27.

 

82. Narodny Archiv, Praha. РР 1876-1881, М/9/7 (cj. 7623).

 

83. Dejny československo-bulharsksch vztahiu, red. Fr. Hejl a kol. Praha, 1980. S. 126.

 

84. Narodny listy, 1877, и. 127 ( 12.12.1877), s. 2.

 

85. Kramář К. Pameti. S. 43.

 

86. Narodny listy, 1877, и. 341 (12.12.1877), s. 2. Kramář К. Pameti. S. 43.

 

86. Narodny listy, 1877, и. 341 (12.12.1877), s. 2.

 

87. Narodny listy, 1877, и. 341 (12.12.1877), s. 2-3.

 

88. Kramář К. Pameti. S. 43.

 

89. Sis, VI, 1936, s. 33.

 

90. Narodny listy, 1877, и. 342 (13.12.1877), s. 3.

 

91. Narodny listy, 1877, и. 342 (13.12.1877), s. 3.

 

92. Narodny Archiv, Praha. PM 1871-1880, 13-49-13 (cj. 7701).

 

93. Narodny listy, 1877, и. 3421 (14.12.1877), s. 3; Narodny Archiv, Praha. PM 1871-1880, 13-49-13 (cj. 7910).

 

94. Укажем только наиболее известные из них; Мелник, Коуржим, Чешка Требова, Кладно, Лоуни, Литомышль, Рокицани и мн.др. Narodny Archiv, Praha, PM 18711880,13-49-13 (Nj. 7713, 7731, 7740,7768, 7877 и др.)

 

95. Лоуни, Литомышль, Рокицани и др.; Narodny Archiv, Praha, PM 1871-1880,13-49-13 92. (Nj. 7671).

 

96. Doubek Vr. Op.cit. S. 163.

 

97. Dejny československo-bulharskach vztahiu. S. 129.

 

 

376

 

98. Ibidem. S. 123.

 

99. Narodny Archiv, Praha, PP, 1876-1881, M/9/7 (nj. 5286, 7401).

 

100. Sis, VI, 1936, s. 32.

 

101. Narodny listy, 1878, и. 58 (05.03.1878), s. 1.

 

102. Naodny listy, 1878, и. 59 (06.03.1878), s. 1.

 

103. Heller S. Roman na bojišti. Praha, 1890.

 

104. Записи 22 октября 1879 г. Дневник был предоставлен Вл. Сиссу племянницей Крамаржа и им был впервые опубликован. См. Sis, VI, 1936, s. 18.

 

105. Последнее и наиболее систематизированное изложение материала см.: Havrankova R. Cesty eske inteligence do Bulharska, in:.. S. 41-44.

 

106. Железарова P. Чешките художници в България от края на XIX и началото на XX в. // Чехи в България - история и типология на една цивилизаторска роля, ч. 2. С. 19-22.

 

107. Танкова В. Д-р Стоян Данев - “млад общественик и журналист” // Шуменци - строители на съвременна България. С. 182-183.

 

108. Николова В. Изборът на политика. Д-р Ст. Данев и лидерството в прогресивнолибералната партия (1894-1899) // Шуменци - строители на съвременна България. С. 149.

 

109. Марков Г. Българското крушение 1913. София, 1991. С. 46.

 

110. Цит. по: Sis, VI, 1936, s. 153.

 

[Previous] [Next]

[Back to Index]