Россия - Болгария: векторы взаимопонимания. XVIII-XXI вв. Российско-болгарские научные дискуссии

Ритта Гришина (отв. редактор)

II. Развитие двусторонних отношений. Историческая ретроспектива. XVIII—XXI вв.

 

11. Директивная дипломатия Кремля и ее проекции в Восточной Европе. 1945-1989 гг.: болгарский «адресат»  (Тошкова В.)  501

 

12. Советско-болгарские отношения в 1953-1964 гг. по материалам Президиума ЦК КПСС  (Стыкалин А.С.)  527

 

13. Болгаро-советские экономические отношения. 1944-1991 гг.  (Марчева И.)  542

 

 

11. Директивная дипломатия Кремля и ее проекции в Восточной Европе. 1945-1989 гг.: болгарский «адресат» [*]

В. Тошкова

(Институт истории БАН)

 

 

Усилия по созданию геополитической сферы безопасности СССР коррелировались со стратегическими замыслами и действиями Москвы по установлению полного контроля в регионе. Подходящим для этой цели механизмом явилась существовавшая субординация в отношениях между странами на партийном и государственном уровне. Процесс легитимизации иерархической зависимости прошел несколько этапов: от «надзора» Союзных контрольных комиссий (СКК) за положением в бывших сателлитах Третьего рейха - Болгарии, Румынии и Венгрии, расширения диапазона деятельности советских спецслужб в сфере влияния СССР и «координации» и «согласования» программ консолидации «социалистического лагеря» через Коминформбюро, СЭВ, Организацию Варшавского Договора (ОВД) до формирования института советских советников... Многие из указанных проблем уже получили основательную научную интерпретацию в российской и болгарской историографии [1]. Результаты предпринятого авторами анализа используются нами при освещении заявленной темы. Но мы также будем опираться на дополнительные конкретные факты, раскрывающие советский директивный инструментарий, который при поддержке национальных коммунистических элит использовался с целью контроля и влияния на общество восточноевропейских стран, в том числе болгарское.

 

Начальная фаза послевоенного периода - вплоть до смерти И.В. Сталина - характеризовалась первыми мероприятиями Кремля, направленными на установление дисциплины отношений с восточноевропейскими «союзниками». Назидательный эффект имели «приглашения» на беседы в Москву. Сталин на этих встречах демонстрировал не только хорошее знание ситуации в отдельных странах, но и внедрял практику «согласования» важных инициатив, которым предстояло получить международное

 

 

*. Перевела Т.В. Волокитина.

 

 

502

 

признание. Своеобразной школой обучения послушных и преданных кадров стал Коминформ. Предпринятые Кремлем санкции к проявившим «своеволие» отдельным компартиям и их функционерам в виде решений этого коллективного органа - неотъемлемая часть истории Коминформа, закончившего свое существование в апреле 1956 г.

 

Механизм унификации внешнеполитических программ стран Восточной Европы контролировался Москвой и через соответствующие отделы ЦК ВКП(б)-КПСС (переименование произошло в 1952 г. на XIX съезде партии). Существенную роль в определении принципов единодействия играло министерство иностранных дел СССР. Но, как правило, в окончательном виде указания, касавшиеся координации внешней политики, особенно по линии ООН, формулировались в Кремле.

 

В условиях обострившейся под влиянием гражданской войны в Греции международной обстановки и наступления на разноликую внутреннюю оппозицию в странах Восточной Европы советская дипломатия предприняла попытки «отложить» принятие в ООН Всеобщей декларации прав человека [2]. Очевидно, в Москве оценили возможные неприятные последствия появления такого документа для собственной политики в регионе. Поэтому в телеграмме А.Я. Вышинского В.М. Молотову и в ответе на указания последнего выражалось согласие с тем, что отсрочка голосования указанной Декларации до следующей сессии Общего собрания (ОС) ООН была бы наилучшим вариантом. Однако Москва располагала информацией, что подобная позиция встретила бы «серьезное сопротивление» со стороны делегаций США, Англии, Латинской Америки. В телеграмме приводились высказывания Дж. Маршалла и Э. Бевина в начале сессии, в которых подчеркивалось «большое значение» принятия Декларации именно на проходивших заседаниях. Особо указывалось: «... Нельзя поэтому сомневаться, что англо-американский блок будет всячески стараться довести это дело до конца на этой сессии». Все же Вышинский считал возможным устроить обструкцию и запросил мнение Молотова о внесении предложения об отсрочке голосования в «третий комитет» под предлогом неудовлетворительной подготовки проекта и наличия в нем «таких-то и таких-то крупных недостатков». После доработки документа в совете по экономическим и социальным вопросам предполагалось доложить о нем на IV-ой сессии ОС. В сценарии, который и сам Вышинский считал обреченным, предусматривалось, что «советская и братские делегации» при голосовании воздержатся. При отклонении советских поправок Общим собранием Вышинский предлагал огласить мотивировку, разоблачавшую «неприемлемость и фальшь проекта» и подтверждавшую «нашу принципиальную, последовательную, демократическую позицию».

 

 

503

 

Молотов остался недоволен возникшими вокруг задуманной акции трудностями. 6 декабря 1948 г. он передал Вышинскому указания Москвы, помимо требования об отсрочке голосования, в случае отказа настаивать на внесении в текст поправок, гарантирующих права населения «несамоуправляющихся и подопечных территорий». Рекомендовалось и несколько смягчить советскую позицию: голосовать «против» статей 11 и 17, «воздержаться» по статьям 1 и 26, а по остальным статьям голосовать «за» [3].

 

Всеобщая декларация прав человека, несмотря на возражения советской делегации, была принята 10 декабря 1948 г. Содержание этого документа в Болгарии не популяризировалось. «Затемнение» в средствах массовой информации явилось также логическим следствием утверждения внутриполитических порядков, обслуживавших однопартийный режим. Отклонялись и в известной степени основательные претензии оппозиции в защиту нарушения «прав человека».

 

Смерть Сталина 5 марта 1953 г. открыла перед новым «коллективным руководством» СССР возможности содействовать уменьшению конфронтационных проблем в отношениях восточного блока с западным альянсом. Вместе с тем советская сторона не могла (и не хотела) отказываться от коммунистической доктрины, на основе которой формировалась «революционно-имперская парадигма», сочетавшая геополитические амбиции и идеологические принципы, применявшиеся при «овладении» Восточной Европой. Некоторые российские исследователи с известной мерой критичности относятся к тем западным коллегам, которые почти абсолютизируют бескомпромиссное отрицание (в «марксистско-ленинских формулировках») американского империализма, западногерманского реваншизма, как и «угрозы» со стороны НАТО, повторявшееся в официальных высказываниях советских лидеров. По мнению Н.И. Егоровой, разрабатывая конкретную политику, советское руководство обсуждало и принимало «более реалистичные оценки и рекомендации» [4]. Не оспаривая это заключение, добавлю, что в разных случаях оба подхода Москвы к «западному противнику» сосуществуют параллельно. В рассекреченных архивных материалах наличествуют документы, иллюстрирующие указанную двойственность. Так, наряду с демонстрациями готовности к ревизии острого противостояния «империалистическому лагерю», существовали проекты организации диверсионных действий на территории некоторых капиталистических стран, использовавшихся «главными агрессорами» против СССР. Именно такая задача возлагалась на «специальный» 12-ый отдел Второго главного разведывательного управления министерства внутренних дел СССР, постановление о создании которого подписал в сентябре 1953 г. секретарь ЦК КПСС Н.С. Хрущев. Мотивировкой проведения терактов

 

 

504

 

служила целесообразность подобных действий, направленных против «наиболее активных и злобных врагов» Советского Союза «из числа деятелей капиталистических стран, особо опасных иностранных разведчиков, главарей антисоветских эмигрантских организаций и изменников Родины». В пункте 2-ом проекта особо подчеркивалось: «Установить, что все мероприятия МВД СССР по линии 12-го (специального) отдела предварительно рассматриваются и санкционируются Президиумом ЦК КПСС». Из сопроводительного письма к проекту, датированного 17 сентября 1953 г. и адресованного Г.М. Маленкову, узнаём, что «указание» о создании 12-го отдела было дано Комиссией ЦК по разведывательной деятельности [5].

 

Стабилизация «народно-демократического лагеря» с его службами безопасности осуществлялась при прямом участии Москвы. После прекращения деятельности СКК в странах - бывших союзницах Германии профессиональная подготовка и деятельность силовых структур проводились с помощью аппарата советских советников, как правило, по просьбе принимающей стороны. Унифицированная информация предоставлялась и при радикальных кадровых изменениях в советской столице после смерти Сталина. Отстранение Л.П. Берии в июне 1953 г. отразилось на деятельности спецслужб в странах Восточной Европы.

 

В Болгарии анализ деятельности МВД был проведен министром внутренних дел Г. Цанковым, и вряд ли случайно его доклад датирован 7 ноября 1953 г. [6] Очевидно, острая критическая тональность доклада объяснялась снятием Берии. Однако документ отличал и болгарский «привкус» - подражательство с двойным прицелом: заслужить одобрение Москвы и укрепить собственные позиции в условиях внутрипартийной конкуренции. Для правильной оценки воспринятой тактики следует иметь в виду, что Г. Цанков в качестве партийного подкрепления был направлен в структуру МВД по решению Политбюро в начале 1951 г. с целью «укрепить руководящий состав, усилить и улучшить работу этого министерства». Впрочем, введение партийных кадров в МВД и особенно в органы госбезопасности - предмет внимания всех составов Политбюро вплоть до 1989 г. На основании его последних решений вся структура госбезопасности была фактически ликвидирована, ей приписали и те «грехи», вину за которые справедливо было бы возложить на высшую партийную номенклатуру.

 

Восхваление достижений нового «партийного» руководства МВД после 1951 г. в вышеупомянутом докладе Цанкова основывалось на неоспоримом аргументе - изучении и применении «богатого советского опыта» при содействии «советских товарищей-советников». Что касается суровых

 

 

505

 

обвинений в «насаждавшемся антипартийными элементами чуждом воспитании и утверждении, что органы безопасности превыше других, в том числе и партии», то объяснение им было дано в той части доклада где выражалось опасение, что спецслужбы могли быть использованы «для подрывной работы против партийного руководства, для поиска врага в первую очередь в партии и притом в ее высших руководящих органах». Объяснением подобной позиции являлись выявленные конкретные факты сотрудничества отдельных членов партии с полицией до 9 сентября 1944 г., которые «они скрыли от партии».

 

Наряду с упреками в адрес органов государственной безопасности в связи с несанкционированными партийным центром действиями, в докладе констатировалось, что все еще не выполнено указание Политбюро, согласно которому «органы МВД должны стать глазами и ушами партии» (в партийном лексиконе более позднего времени они уже названы «кулаком партии»). Но оба определения фактически означали одно и то же: эти службы должны выполнять приказы партии, подчиняться и отчитываться перед ЦК и Политбюро (через специально созданный военный отдел). В силу этого создаваемое на основе разрозненных фрагментов документальных свидетельств представление об органах госбезопасности как «государстве в государстве» является тенденциозным. По существу, это удобное прикрытие ответственности партийной элиты за формирование тоталитарного режима, гарантирующего безоблачное и длительное функционирование партийной бюрократии [7].

 

* * *

 

Благоденствие правящей партийной номенклатуры, часто умело переплетавшееся с защитой «социалистических завоеваний», охранялось в Восточной Европе с помощью моральных и материальных усилий московского патрона. При попытках населения взбунтоваться против недугов скопированной у СССР социалистической модели Москва предоставляла эффективную военную помощь для наведения порядка. Один из примеров брожений, ликвидированных при советском участии, - «венгерское восстание» в октябре 1956 г. События в Венгрии вызвали реакцию Белого дома. Президент США Д. Эйзенхауэр 4 ноября 1956 г. обратился к председателю Совета министров Н.А. Булганину с требованием вывести советские войска с территории страны. Подготовленный в МИД СССР проект ответа был утвержден на заседании Президиума ЦК 7 ноября 1956 г. (Протокол № 54, пункт 2). Однако в документальном сборнике серии «Архивы Кремля» соответствующий протокол не публикуется, зато

 

 

506

 

имеется протокол заседания от 10 ноября, в котором отмечены проекты ответов Булганина А. Идену и Ги Моле [8]. Часть материалов заседания от 7 ноября, в том числе одобренный текст ответа Эйзенхауэру и решение вручить ответ американскому послу в тот же день, 7 ноября, сообщив об этом по радио, а 8 ноября опубликовать сообщение в печати, сохраняется в РГАНИ [9]. Советская позиция оформлена в традиционном стиле полного пренебрежения к чужому мнению: «...Вопрос относительно вывода из Венгрии советских войск целиком относится к компетенции Венгерского и Советского правительств». В том же духе комментируется и вторая проблема, поднятая президентом, - о соблюдении советской декларации от 30октября 1956 г.: «...Что касается затронутой в Вашем послании Декларации Правительства Союза ССР от 30 октября 1956 г. об основах развития и дальнейшего укрепления дружбы и сотрудничества между Советским Союзом и другими социалистическими государствами, то не имеется никаких оснований сомневаться в том, что Советское правительство в своей политике руководствуется и будет руководствоваться изложенными в ней принципами».

 

Поводом к появлению Декларации послужили кровавые события в Венгрии. Им предшествовали критические дискуссии по вопросам реформирования социализма и деятельности Венгерской партии трудящихся, организованные кружком имени Петёфи и получившие продолжение на съезде писателей 17 сентября 1956 г. Публикуя Декларацию, советское правительство стремилось убедить своих союзников, что признает как допущенные «нарушения и ошибки» во взаимоотношениях с ними, так и факт посягательства на «принципы равноправия» в отношениях между СССР и социалистическими государствами [10]. Но в западном мире провозглашенное в Декларации право социалистических стран проводить «собственный внешнеполитический курс в рамках общей стратегии» вызывало сомнения.

 

Венгерские события стали тем временным рубежом, после которого, как считают некоторые российские исследователи, надолго устанавливается практика «координации» внешнеполитической деятельности, осуществляемой странами Центральной и Восточной Европы [11].

 

* * *

 

Трагические примеры обеспечения единства «социалистического лагеря» насильственным путем после 1953 г. не устранили двойных стандартов в отношениях между Востоком и Западом. Попытки Москвы смягчить напряженность путем договоренностей по германскому вопросу

 

 

507

 

(1954-1955 гг.) были встречены в США с определенным облегчением и намерением продолжить «в разумных границах» процесс разрядки в политике по отношению к СССР. Однако за шагами к примирению попрежнему скрывались основные цели - ослабить советский контроль над Восточной Европой и положить конец «подрывной деятельности международного коммунизма» [12].

 

В Кремле также не отказались от «психологической войны», по крайней мере, в целях ограничения антисоветских атак «империализма». В одной из систематически готовившихся аналитических справок о воздействии западной радиопропаганды на советское население, подготовленной летом 1960 г., подчеркивалось, что общая продолжительность «враждебных передач» в СССР достигала 50 часов в сутки. Из них 40 часов занимали передачи на русском языке. В приведенных сведениях указывалось на особую активность радиостанции «Голос Америки»: ежедневная длительность вещания на СССР достигала 16 часов 30 минут (8 часов на русском языке, 2 часа - на украинском, по полтора часа - на литовском, латышском и эстонском, по часу - на армянском и грузинском). В ответ были организованы передачи из Москвы и столиц советских республик на волнах иностранных радиостанций.

 

Осенью 1959 г. после посещения Н.С. Хрущевым Соединенных Штатов почти полностью прекратилось глушение «Голоса Америки». По уточненным данным, глушению подвергались не более 3-5% передач. Причиной явилось содержание передач, Их авторы стремились убедить советских граждан «в превосходстве американского образа жизни, в том, что капиталистическая система якобы построена на свободе и заботе о благосостоянии человека». При этом, однако, тон передач, по мнению советских аналитиков, создавал впечатление «благожелательности» и был даже «заискивающим». Начиная с марта 1960 г. сократились ограничительные меры и в отношении Би Би Си: проводилось глушение только «антисоветских, клеветнических передач». Но уже весной 1960 г. количество антисоветских материалов в передачах заграничных «голосов» начало постепенно возрастать, что вызвало, соответственно, увеличение масштабов глушения - 25-30% передач в марте и 75-90% в мае. Майская статистика, по сведениям заведующего Отделом пропаганды и агитации ЦК КПСС Л.Ф. Ильичева, свидетельствовала, что из-за некоторого сокращения «клеветнических материалов» в среднем глушились 40-60% передач «Голоса Америка» и 5-20% передач Би Би Си.

 

В сводках о воздействии американской и английской радиопропаганды на советское население содержится и оценка популярности передач. К тому времени в Советском Союзе имелось около 20 млн. радиоприемников,

 

 

508

 

способных «ловить» заграничные радиостанции. Считалось, что у населения существует «определенный интерес» к передачам «Голоса Америки» и Би Би Си. Было установлено, что передачи слушали на только дома, но и в общественных местах, например, в чайханах в Азербайджане и Грузии. В Московской, Пермской и других областях широко использовались специальные приспособления в радиоприемникам для прослушивания заграничных радиостанций.

 

Ситуация, несомненно, беспокоила ответственных сотрудников Отдела пропаганды и агитации. В упомянутой справке Ильичева предлагалось организовать активное противодействие враждебной радиопропаганде и более эффективно ограждать население от ее влияния. Был подготовлен проект соответствующего постановления ЦК КПСС «О мерах активного противодействия враждебной радиопропаганде» [13].

 

Пропагандистская деятельность западных центров вызывала ответное усиление бдительности. Капиталистический альянс оставался для Москвы естественным врагом. Для поддержания готовности к отпору операциям «противника» в июле 1962 г. председатель КГБ СССР В.Е. Семичастный подписал приказ по своему ведомству, предписывавший не ослаблять борьбу с подрывной деятельностью капиталистических разведок и их агентурой и принять меры к «решительному усилению агентурно-оперативной работы» по разоблачению и пресечению враждебных действий «антисоветских элементов» в СССР. Приказ имел высшую степень секретности - «Особая папка» [14].

 

* * *

 

В соперничестве за влияние в мировом общественном мнении советская инициатива в защиту мира и разоружения давала известное преимущество Москве. Миролюбивые цели советское руководство реализовывало последовательно, «напутствуя» своих восточноевропейских единомышленников на совместные действия. Используя многократно апробированный способ общения, ЦК КПСС любезно пригласил и ЦК БКП отозваться на призыв «ряда коммунистических партий» (призывы такого рода, как правило, формулировались в Москве), прозвучавший в мае 1962 г. в Стокгольме, и принять участие в рабочей встрече для взаимных консультаций накануне Всемирного конгресса за разоружение и мир. Конгресс было намечено провести в Москве 9-15 июня. В письме уточнялось, что советские хозяева хотят согласовать позиции коммунистических партий по основным вопросам повестки дня конгресса, чтобы избежать возможных разногласий в связи с составом участников с различными

 

 

509

 

политическими и религиозными взглядами. Организаторы форума стремились достичь сплочения между коммунистами и силами, готовыми бороться против угрозы термоядерной войны, за всеобщее и полное разоружение, за мир и сотрудничество между народами. Отсутствие в этом перечне целей «американского империализма» с его кознями, вероятно, объяснялось необходимостью расширить диапазон восприятия на международной арене советских мирных инициатив, которые, действительно, имели миллионы приверженцев. В письме устанавливалась норма участия представителей от каждой страны - от одного до трех человек и содержалось предупреждение, что встреча будет иметь «закрытый» характер. Запрашивалось также предварительное мнение ЦК БКП по высказанным соображениям. Болгарская сторона дала согласие участвовать во встрече сразу же, безо всякого обсуждения [15].

 

* * *

 

Строго засекреченной сферой в деятельности ЦК БКП оставалась использовавшаяся антиимпериалистическая терминология. Она применялась в соответствии с одобренным Секретариатом ЦК «Положением о работе Разведывательного управления при Комитете государственной безопасности МВД» (1963 г.) [16]. Копирование соответствующих распоряжений советских спецслужб начиналось уже с заголовка документа, в котором без перевода использовалось русское слово «Положение» (в болгарском языке синоним -распоряжение, указание, руководство). Немыслимо было обойтись и без шаблона: перечисленные функции Разведуправления сообразовывались с «решениями и указаниями Центрального комитета Болгарской коммунистической партии, правительства Народной Республики Болгарии и приказами, директивами и указаниями руководства МВД и Комитета государственной безопасности Болгарии». Они ничем не отличались от задач, решаемых спецслужбами Советского Союза. «Органам» вменялось в обязанность вести «активную разведывательную и контрразведывательную работу на территории капиталистических стран» с целью раскрытия планов и намерений империалистического лагеря против социалистических стран и обеспечения безопасности Народной Республики Болгарии. Данный пункт содержал и конкретную деталь - указан был объект «основных усилий Разведывательного управления при КГБ»: США и их союзники, в первую очередь Турция и Греция, провозглашались «главными врагами социалистического лагеря». Самостоятельно была сформулирована амбициозная задача «оказания политического воздействия на различные слои населения и политические и общественные группировки

 

 

510

 

в Турции и Греции» с целью активизации движения в этих странах «за освобождение их от политической и экономической зависимости от США и других империалистических государств, за их выход из агрессивных блоков и проведение самостоятельной и нейтральной политики». Для обеспечения взаимодействия в восточноевропейском лагере предусматривались обмен материалами и проведение совместных и согласованных мероприятий с разведывательными органами Советского Союза и других социалистических стран в соответствии с действующими соглашениями. Определены были и сверхзадачи по подрыву монолитности «агрессивных военных блоков» путем отрыва от них Греции и Турции, «компрометации американцев и их учреждений и политики» в указанных странах, «углублению противоречий и разногласий» с США и их союзниками. Сходными с предписаниями, предназначенными советским контрразведывательным органам, были и задачи, поставленные в указанном «Положении» перед службой контрразведки, - «проведение активных мероприятий за границей против капиталистических разведок и контрразведок», «раскрытие планов и деятельности разведок главного противника по использованию враждебной эмиграции для подрывной деятельности против НРБ». В заключительной части документа особо подчеркивалось, что «наиболее важные мероприятия... проводятся с санкции ЦК БКП». «Положение» было внесено на одобрение в Политбюро ЦК с сопроводительной запиской заведующего Административным отделом ЦК от 20 июня 1963 г.

 

* * *

 

Интеграционные процессы в Восточной Европе, естественно, монополизированные и руководимые ЦК КПСС, вышли за пределы региона. Сочувствующим и единомышленникам социалистического содружества, носителям антикапиталистических настроений в Западной Европе, Азии и Африке оказывалась материальная поддержка через «профсоюзный фонд помощи левым рабочим организациям», созданный при «Совете профсоюзов Румынии» [17].

 

В докладной записке Б.Н. Пономарева от 28 декабря 1963 г. не сказано о времени создания этого фонда. Автор отчитался о расходовании поступивших в фонде 1963 г. средств на сумму 15 550 тыс. долларов. Обязательные взносы в фонд распределились следующим образом: КПСС - 13 200 тыс. долларов; КПЧ - 500 тыс.; РРП - 500 тыс.; ПОРП - 400 тыс.; ВСРП - 400 тыс.; БКП - 350 тыс. и СЕПТ - 200 тыс. Задолженность ПОРП и ВСРП, как и факт непоступления средств от компартии Китая (согласованная сумма равнялась 2 500 тыс. долларов) в записке не комментировались.

 

 

511

 

Из документа ясно, что денежную помощь получали 83 партии и организации. В подготовленном проекте ЦК КПСС предлагалось продолжить деятельность фонда в 1964 г. на прежних условиях, касавшихся общей суммы и размеров взносов отдельных партий. В дополнительной справке перечислены партии, получавшие финансовую помощь, среди которых максимальная сумма была выделена Итальянской коммунистической партии - 5 000 тыс. долларов. Итальянские социал-демократы получили лишь 265 тыс. Критерии распределения средств не указывались, хотя конкретные суммы наталкивают на размышления. Так, компартия Франции получила 1 500 тыс., Индонезии - 1 000 тыс., Финляндии - 650 тыс., США - 530 тыс., Англии - 240 тыс., в то время как Греции - 275 тыс., а Пакистана всего 1 тыс. долларов. Не исключено, что значение имело геополитическое значение этих стран для СССР, влияние их компартий в Западной Европе, задача обеспечения прочного добрососедства, а также и оценки перспектив сотрудничества в целях распространения советского влияния. В записке нет сведений о назначении указанных сумм, не ясно, как контролировалось их эффективное использование. Можно только предполагать, что эта помощь служила гарантией укрепления идеологических, но, в первую очередь, государственно-политических позиций Советского Союза, в той степени, в какой спонсированные партии были в состоянии оказывать нажим на правящие круги собственных стран.

 

* * *

 

Если ряд демонстративных мероприятий Кремля в 60-е годы был призван убедить мир в возможности новых перспектив в отношениях между Востоком и Западом и смягчить резонанс от «игры мускулами» (кубинский кризис 1962 г.), то напряженность на внутреннем «фронте» оставалась для властей настоящей головной болью. О неблагополучии в этой сфере свидетельствует рассекреченный доклад руководства КГБ при Совете министров СССР в ЦК КПСС от 24 февраля 1966 г. за подписью В.Е. Семичастного [18]. По-прежнему мерилом оппозиционных настроений был круг лиц, занимавшихся изготовлением и распространением «антисоветских анонимных документов». Указывалось, что в 1965 г., по сравнению с предыдущим 1964 г., он сократился более чем вдвое, и число обнаруженных «анонимок» составило 2827. При этом сведения о том, как были установлены авторы и их местонахождение, равно как и принципиальная возможность их учета, не раскрывались. Были зарегистрированы и случаи размещения вместе с анонимными письмами взрывных устройств в почтовых ящиках и в подъездах жилых домов (Москва,

 

 

512

 

Ленинград). В докладе констатировалось, что после октябрьского пленума ЦК (1964 г.), на котором состоялась отставка Н.С. Хрущева, возросло число анонимных материалов «идеологически вредного содержания с клеветническими вымыслами о программе партии и решениях пленума». Было отмечено также и наличие листовок с требованиями улучшить снабжение продовольственными товарами, поднять зарплату, имелись призывы к вооруженной «новой революции», а на здании МГУ появилась надпись угрожающего характера: «Недалеко то время, когда мы уничтожим вас и всю вашу высокооплачиваемую бюрократическую камарилью». Многие листовки содержали требования ликвидации однопартийной системы и тех «факторов», которые ограничивали свободы, гарантированные Конституцией СССР. К списку критических заявлений в адрес правящего режима добавилось также сомнение, что коммунизм вообще будет построен, и недовольство избирательной системой и советской печатью. Статистика КГБ о социальном составе установленных авторов анонимных писем и листовок (828 человек) также вызывала беспокойство. Среди них оказались 206 рабочих, 189 учащихся, 61 колхозник и др. По партийной принадлежности 111 человек были коммунистами, 90 - комсомольцами. Анализ причин, вызвавших появление анонимных материалов, отличался поверхностным и шаблонным подходом. Оно объяснялось незрелостью граждан, неправильным пониманием ими происходивших событий, воздействием антисоветских радиопередач, распространением по разным каналам враждебной литературы. Вместе с тем выявлены были и «серьезные преступники», которые «сознательно» встали на путь борьбы против советской власти.

 

* * *

 

У критических анонимных материалов антисоветского и/или антисоциалистического содержания имелись аналоги в странах-союзницах СССР. В Болгарии с ними связаны недостаточно исследованные результаты кампании по возвращению «изменников Родины». По предложению председателя КГБ Болгарии А. Солакова, обсуждавшемуся на заседании Политбюро ЦК БКП (протокол № 15 от 27 декабря 1966 г.), было решено прекратить мероприятия по возвращению изменников Родины за исключением случаев, признанных «целесообразными». Предложение мотивировалось нереалистичностью расчета на то, что после трех указов Президиума Народного собрания по «урегулированию положения вернувшихся изменников» последует добровольное возвращение покинувших страну граждан [19].

 

 

513

 

В представленных в Политбюро данных число «изменников» к 1966 г. достигло 5933 и «невозвращенцев» - 372 человек. В результате агитационных мер, предпринимавшихся с 1954 г., и операций по «разложению враждебной эмиграции» в страну добровольно вернулись в 1964 г. 38 человек, в 1965 г. - 29 и в 1966 г. - 19. Однако, по оценкам КГБ, эффект от их возвращения был весьма негативным. Располагая крупными суммами валюты, они демонстрировали исключительно высокие жизненные стандарты, владели легковыми автомобилями, получали «высокие пенсии, назначенные им капиталистическими государствами». Кроме того, они претендовали на получение жилья в столице и трудоустройство. В результате усилия властей осуществить идеологический прорыв путем компрометации «западного образа жизни» оказались тщетными. Дело доходило до того, что вернувшиеся «изменники», действительно совершившие преступления после незаконного отъезда из страны, по возвращении в Болгарию получали прощение.

 

Спустя десять лет Политбюро ЦК БКП приняло решение (протокол № 17-«Б» от 27 июня 1977 г.) об «усовершенствовании работы по ограничению и обезвреживанию деятельности болгарской враждебной эмиграции и улучшению отбора и подготовки болгарских граждан, командируемых за границу» [20]. Несмотря на наступившую «разрядку» международных отношений, особенно после хельсинкской встречи в 1975 г., в документе отразилось разнообразие приемов, с помощью которых разведывательные службы противника и его пропагандистские центры обрабатывали «различные категории эмигрантов для подрывной деятельности против Народной Республики Болгарии». Наряду с задачами «политического, идейного и организационного разложения, компрометации и изоляции враждебной эмиграции» в решении Политбюро были прописаны и другие меры, предусматривавшие создание дополнительных административных барьеров против потенциальных «беглецов» и «невозвращенцев».

 

В системе предотвращения несанкционированных выездов на этом этапе был активно задействован партийный аппарат. Согласно пункту 3 распоряжения об «отборе» и «идейно-политической подготовке» выезжающих за границу болгарских граждан предусматривалось создание «комиссий», подчиненных Отделу кадров, партийных организаций и командировок ЦК БКП и окружным комитетам партии и дававших разрешение на выезд, притом «только тем лицам, которые доказали свою политическую и моральную устойчивость, являются преданными патриотами и которые своим поведением..., идейной убежденностью могут завоевать для дела социализма новых сторонников, быть активным фактором проведения политики партии за рубежом». В это время

 

 

514

 

более гибким становится подход к эмиграции: делается разграничение между ее «враждебными» и «лояльными» по отношению к Болгарии кругами. Если в отношении первых предусматривались такие санкции, как лишение болгарского гражданства, компрометация руководителей, «насаждение недоверия к ним в спецслужбах противника», то лояльным эмигрантам разрешались «взаимные посещения» (разумеется, после проверки со стороны «компетентных органов»), им оказывалась помощь при создании «патриотических земляческих организаций». В заключительной части решения Политбюро Отделам кадров и военному и МВД предписывалось в срок до 31 декабря 1977 г. подготовить предложение «об организации и порядке выездов болгарских граждан за границу на основе опыта КПСС».

 

* * *

 

24 июля 1973 г. решением «Б» протокола № 8 Политбюро ЦК БКП одобрило новое Положение о работе Разведывательного управления при МВД [21], отразившее в несколько усовершенствованном и слегка замаскированном виде задачи и функции этого ведомства. Диапазон разведывательной деятельности был расширен за счет необходимости получения «культурно-исторической информации». Это направление работы было создано по настоянию интеллектуальных кругов, близких к председателю Комитета по культуре, дочери Т. Живкова Людмиле. Впоследствии оказалось, что цели «инициаторов» были в большей степени карьеристскими, нежели профессиональными. Но в тот момент приводимые ими аргументы явились обоснованием необходимости подобной информации для ЦК БКП и высших органов власти «при решении задач внешней политики, обеспечении безопасности страны и построении развитого социалистического общества». Фигурировали в документе и неизменные «сотрудничество» и «самая тесная связь с советской разведкой». Воспроизводились и стереотипные формулировки о «постоянно углубляющихся интеграционных процессах между двумя разведками как внутри страны, так и за ее пределами». В разделе, конкретизировавшем задачи ведомства, определялись и объекты разведывательной деятельности«Соединенные Штаты Америки, Китай, НАТО и в первую очередь южное крыло Североатлантического пакта». Более конкретно в отношении КНР и Народной Республики Албании говорилось о «раскрытии намерений, планов и деятельности партийного и государственного руководства» обеих стран, направленных на «раскол единства социалистического содружества, международного коммунистического и рабочего движения и

 

 

515

 

создания антисоветской и антиболгарской группировки из числа стран Балканского полуострова».

 

В данных указаниях трудно можно обнаружить элементы разрядки, объявленной перспективой политики в международных отношениях. Тем более, что Положение было согласовано с Москвой. Это подтвердил министр внутренних дел Д. Стоянов, отметив, что КГБ СССР «замечаний по проекту документа не имеет». Оптимистические ожидания при выполнении «ответственных задач» Разведывательным управлением он, естественно, связал с «сотрудничеством и взаимодействием между болгарской и советской разведкой», которые достигли «еще более высокого уровня».

 

* * *

 

Мероприятия по единодействию, гарантирующие «монолитность» социалистического содружества, как правило, инициировались Кремлем. Некоторые из них имели откровенно назидательный характер. Как правило, ожидаемая в Москве реакция определялась советским послом. Нередко эту цель преследовали визиты высокопоставленных партийных функционеров. Для проведения советской линии также часто использовались регулярно созывавшиеся совещания коммунистических и рабочих партий, Политического консультативного комитета (ПКК) ОВД, СЭВ, приглашения на личные встречи с восточноевропейскими лидерами. Практиковался и обмен мнениями путем переписки. Характерный пример дисциплинарной практики Кремля отражен в протоколе № 24 под литерой «Б» Политбюро ЦК БКП от 16 ноября 1979 г. [22]. Поводом для обсуждения явился запрос со стороны ЦК КПСС относительно «уровня участия» болгарской стороны в XII съезде РКП. Полного текста ответа болгарской стороны в документах нет, но о его содержании можно судить по протоколу. В повестке дня заседания Политбюро указан единственный пункт - «О сообщении ЦК КПСС по поводу нашего ответа об уровне участия в XII съезде РКП». Объясняя свою позицию, Политбюро пыталось загладить «недоразумения», возникшие в связи с решением о делегировании на съезд генерального секретаря ЦК БКП Т. Живкова. Всестороннее обсуждение «соображений», обоснованных в сообщении, раскрывает суть советских возражений. Они касались независимого поведения румынских партийных руководителей, причинивших «вред» отношениям в социалистическом содружестве в связи с «отклонениями и неправильными, не классовыми позициями РКП и Социалистической Республики Румынии по ряду основных вопросов». В репликах участников заседания, отрицавших обвинения Москвы, звучали заверения в единомыслии с указаниями Кремля развернуть

 

 

516

 

критику румынской компартии. Были отвергнуты нападки в связи с якобы проводившейся БКП «какой-то своей особой линии», отличной от «сообща разработанной и согласованной линии братских социалистических стран». Отвергались обвинения в том, что члены ЦК «замазывали» существующие разногласия. Утверждалось, что основной целью двусторонних встреч являлось «оказание положительного воздействия» на румын для «преодоления их ошибочных позиций». Разъяснялось также, почему Политбюро считало правильным, чтобы БКП на съезде представлял Т. Живков. Решения, зафиксированные в протоколе, создавали впечатление, что, наряду с обязательным следованием советским указаниям, болгарский ЦК и его генеральный секретарь имели намерение установить более тесные отношения с Бухарестом. По всей видимости, неафишировавшейся целью при этом было знакомство с румынским опытом установления прагматичного общения с Западом. Вместе с тем не упускалась из вида и задача сбора информации о несанкционированных Москвой румынских связях с западным союзом, который по-прежнему считался основным противником. В качестве доказательства напомним, что информация Политбюро ЦК БКП о последней встрече Т. Живкова с Н. Чаушеску была передана без редакторской правки посла Н.П. Толубеева. В целях парирования возможных упреков советской стороны в проявленном своеволии при контактах с Бухарестом в документе повторялись клятвы верности КПСС. Для спокойствия советских товарищей приводился довод, что возможное участие Т. Живкова в работе съезда не могло быть расценено как несогласованная с ЦК КПСС самостоятельная акция.

 

Данное обсуждение раскрыло некоторые особенности поведения партийной элиты, выразившиеся в демонстрации преданности Москве во имя сохранения своих властных позиций. «...В международном коммунистическом движении, как и во всем мире, известно, что наша партия и наша страна связаны с КПСС и с СССР, что они имеют полностью одинаковые позиции по всем вопросам и что товарищ Тодор Живков - один из самых близких друзей СССР и лично тов. Леонида Ильича Брежнева. Но поскольку ЦК КПСС отрицательно отнесся к нашей позиции, мы, как и прежде, согласились с его доводами», - подчеркивалось в документе. Однако, несмотря на явное желание болгарской стороны рассеять малейшие подозрения в неподчинении, все же создается впечатление, что руководящая партийная элита пыталась проявить собственную инициативу в целях установления более выгодных двусторонних отношений с соседними странами, не навлекая при этом на себя гнев Москвы.

 

 

517

 

* * *

 

Спустя десять месяцев Т. Живков предпринял очередной шаг в целях восстановления пошатнувшегося реноме наиболее преданного и послушного «друга СССР». Поводом к обстоятельному анализу руководством БКП состояния и перспектив социалистической системы стали события в Польше. В протоколе заседания Политбюро ЦК БКП от 1 сентября 1980 г. содержались хвалебные оценки «апрельской линии» БКП, «способности партии своевременно решать назревшие проблемы на этапе строительства развитого социалистического общества». Разумеется, при этом отмечались «дальновидность» и «творческий подход товарища Тодора Живкова к разработке и реализации стратегии нашего социально-экономического развития...». Чтобы еще сильнее подчеркнуть умение болгарского руководства управлять страной, острой критике было подвергнуто руководство ПОРП, проявившее колебания, не справившееся с недовольством трудящихся и поддавшееся «натиску мелкобуржуазной стихии». (При этом болгарское руководство явно учло критику поляков за допущенные ими «ошибки» в управлении экономикой, породившие широкое недовольство с «политическими претензиями» к властям, которая прозвучала из уст советского посла в Софии Н.П. Толубеева 30 августа 1980г., т. е. накануне заседания Политбюро [23]). К разряду подстрекателей были отнесены «контрреволюционные элементы», получавшие помощь от «реакционных империалистических центров». Но вина за рабочие выступления возлагалась на «серьезные слабости в политической, идеологической и организаторской деятельности ПОРП», которая не обеспечила правильного, «с классовых позиций», руководства общественной жизнью.

 

Выразив удовлетворение в связи со стабильностью внутриполитической обстановки в Болгарии, Политбюро поручило секретариату ЦК подготовить информацию о положении в Польше и ознакомить с ней «актив партии». Решение отразило обеспокоенность «верхов», как бы общественное недовольство не охватило и Болгарию. Чувство тревоги выразил Т. Живков и в беседе с Толубеевым 30 августа. Советский дипломат выслушал монолог Живкова, уйдя от ответа на прямой вопрос болгарского руководителя, не вмешается ли Москва «в критической ситуации», как это было в Чехословакии в 1968 г. Молчанием он встретил и заявление Живкова о том, что болгарская сторона, «как всегда, ничего не предпримет без предварительного согласования с ЦК КПСС».

 

 

518

 

* * *

 

Принятой практике «консультаций» и «согласований» политики с «советскими товарищами» Живков следовал вплоть до вынужденной отставки 10 ноября 1989 г. После 1985 г. по различным поводам он встречался с М.С. Горбачевым. В сообщениях СМИ обыкновенно отмечалось, что встречи проходили во время «кратких рабочих визитов в СССР». Болгарская общественность также узнавала, что Политбюро ЦК БКП поддержало «общий вывод товарищей Тодора Живкова и Михаила Горбачева о принципиальном совпадении целей и задач перестройки, глубоких по своему характеру преобразований в Народной Республике Болгарии и Советском Союзе». (См. Коммюнике рабочей встречи в СССР 15-16 октября 1987 г. [24]). Хотя запись беседы уже анализировалась в болгарской историографии, в предлагаемой нами интерпретации будут отмечены новые акценты в концепциях обоих лидеров, касающихся перестройки в НРБ и СССР. Прежде всего, обращают на себя внимание взаимные заверения, что отношения между двумя странами «самые тесные, товарищеские» (М.С. Горбачев), «особенно близкие» (Т. Живков). Впрочем, уже здесь проявились нюансы. Если Горбачев подчеркнул, что к этим отношениям в Москве относятся с полным доверием, то Живков, следуя традиции «сверять свои часы с Москвой», стремился добиться иного эффекта - опровергнуть своих болгарских критиков, рисовавших его позицию перед Москвой как неодобрение методов перестройки в СССР и желание переориентировать Болгарию на Запад из-за очевидных выгод от внедрения технологических инноваций. К слову, научно-техническое отставание социалистических стран признавал и Горбачев. На встрече генеральных секретарей в советской столице в ноябре 1986 г. уже прозвучало, что необходимы «серьезные перемены», что следует «оседлать научно-техническую революцию», что «наша внутренняя жизнь требует новых методов руководства», а внешняя политика - «приведения ее в соответствие с историческими реалиями» и «новым мышлением и действиями в международных отношениях». В заключение признавалось, что «мы теряем позиции в некоторых сферах». Откровенные оценки советским лидером состояния советской системы звучали шокирующе на фоне недавних призывов следовать передовому советскому опыту во всех сферах общественно-политической жизни. Горбачев поделился тревогой в связи с тем, что советский народ охвачен «апатией», «социальным бездействием», «отчужден» от политики и экономики. В свою очередь Живков превозносил проведенные политические реформы в Болгарии, чтобы доказать, что введение «самоуправления» во всех сферах общественной жизни и углубление «демократизации» являлись болгарским

 

 

519

 

вкладом в советскую перестройку. Он позволил себе утверждать, что проводит реформы всех компонентов болгарской социалистической системы и они - эти реформы - по некоторым направлениям даже более радикальны, нежели в СССР. Наряду с этим, Живков счел нужным засвидетельствовать (в который уж раз!), что отношения между БКП и КПСС и двумя народами «особенные» - это отношения «братской дружбы и сотрудничества». Более того, он заявил, что на протяжении 30 лет «мы не создавали Советскому Союзу никаких трудностей».

 

Вопреки заявлениям, что советский партийный центр намерен отказаться от «командно-административного и директивного руководства», усиливавшего бюрократию, в Кремле не хотели оставлять коммунистические партии без надзора. Чтобы рассеять беспокойство ЦК КПСС в связи с ходом болгарской перестройки («без широкого обсуждения на местах»), в Болгарию был направлен В.А. Медведев. Тревога Москвы была связана с тем, что в случае провала болгарских попыток «перестроиться» все обвинения могли пасть на советскую сторону, якобы настаивавшую на копировании собственного опыта. Горбачев не одобрял выдвинутую Живковым идею «отнять власть у правящей партии», но был согласен принять болгарское предложение о «еще более тесном деловом сотрудничестве во всех областях и на качественно новом уровне». Острой, хотя и понятной была реакция Горбачева на тех людей в окружении Живкова, которые хотели превратить Болгарию в «мини-ФРГ» и «мини-Японию». По сути, проявлявшееся недовольство было равнозначно предупреждению, что неконтролируемая прозападная ориентация нежелательна для Москвы и что все способы решения задач перестройки следует искать в рамках социалистической системы (хотя бы на том этапе). Атаки заставили Живкова обороняться, нападая. Он выразил возмущение, что Горбачев доверяет необъективной информации, источником которой были лица из болгарского «высшего эшелона», руководствующиеся «карьеристскими стремлениями». Искры проскакивали и при обсуждении обоими лидерами оспаривавшегося Горбачевым тезиса о «разграничении функций между партией и государством». Живков зашел слишком далеко со своей идеей «ликвидировать» положение, при котором партия являлась также и «эшелоном» государственного управления. После обмена репликами, в которых сквозило неприкрытое раздражение, Горбачев вернулся к обманчиво-ласкательному тону, стремясь успокоить собеседника: «Между нами не существует никаких различий - ни политических, ни теоретических, ни идеологически, ни в чисто человеческом плане». В стенограмме фигурирует фраза, расширяющая представление о неискренности в отношениях сторон: «Мы имеем полное доверие к партийному и государственному руководству Вашей страны и лично к Вам, тов. Живков».

 

 

520

 

Традиция директивно определять темы партийных мероприятий и порядок их подготовки не была нарушена. Горбачев сформулировал задачи повестки дня заседания в честь 70-летия Октябрьской революции. Он нацелил выступления делегаций демократических стран и движений на вопросы «современных реальностей в мире» и проблему «сохранения мира». В специальном письме ко всем приглашенным участвовать в торжествах партиям содержался хорошо известный намек на необходимость придерживаться тех проблем, которые будут комментировать хозяева. С этой целью сообщалось, что советская сторона представит взгляды КПСС на «перспективы мирного развития», на свою и других сил роль «в обеспечении сохранения человечества». И, наконец, во избежание возможных неожиданностей адресатам сообщалось о просьбе хозяев предварительно высказать свои «соображения» по организации и проведению встречи.

 

* * *

 

Кульминацией в «дружеском» декретировании перестройки в Восточной Европе можно считать лето 1989 г., когда 7-8 июля в Бухаресте состоялось одно из последних совещаний ПКК ОВД. Незадолго до него Т. Живков вновь поспешил устроить «рабочую встречу» с М.С. Горбачевым. Она состоялась в Москве 23 июня [25]. Болгарский генсек не скупился на похвалу в адрес Горбачева за мероприятия на международной арене - «ход» в отношении с Ираном, визит летом 1989 г. в КНР (хотя оппозиции не удалось нанести ожидавшийся политический удар - организовать демонстрацию на площади Тяньаньмынь), «прорыв» в отношениях с ФРГ. Живков хорошо просчитал большое самомнение советского лидера, его восприимчивость к лести и признанию международного резонанса реформаторской политики. Сам Горбачев не уставал повторять, что Кремль в последние годы перехватил «стратегическую инициативу» у Запада, что США и другие страны являлись «эгоистами», в то время как советские руководители «откровенны», имеют «ясные и крупные замыслы». Для их реализации требуется «спокойствие» в мире, чтобы сократить военные расходы, осуществляющиеся за счет жизненного уровня советского народа. Ревизии была подвергнута и оценка развития Соединенных Штатов. Было признано, что еще в начале 70-х годов Америка модернизировалась и заняла лидирующие позиции в мире. Это преимущество было достигнуто «главным образом, по вине Советского Союза», руководство которого не обращало внимания на «ценные идеи и видения», рождавшиеся в социалистических странах. Указывая па допущенные ошибки и накопившееся огромное количество нерешенных проблем, Горбачев верил, что социализму можно и

 

 

521

 

нужно дать «второе дыхание, вторую жизнь». Чтобы убедить собеседника в искренности своих намерений, он раскрыл масштабы трудностей и недостатков в работе КПСС, констатировал ее отставание от задач дня.

 

Окрыленный признаниями советского лидера Живков доразвил тему о причинах, обусловивших отставание социалистических стран в соревновании с Западом. Не оставил без внимания и основной упрек - требование внедрения советской модели «от малого до великого» и при том «без изменения». Живков подчеркнул, что «любая попытка внести что-то новое рассматривалась как ересь». Он не постеснялся покритиковать советское руководство: «Лично меня вызывали сюда 5-6 раз, чтобы остановить какие-либо эксперименты». Болгарский руководитель откровенно высказал свою тревогу и в отношении советских реформаторских начинаний: «Перестройка политической системы кричаще опережает перестройку производительных сил». Без колебания он заявил, что Болгария не будет следовать советскому примеру: в стране вводилась система организации фирм на производстве и в торговле, и с помощью нескольких «маневров», считал Живков, «возникшие проблемы» будут решены. Шла речь и о предоставлении полной свободы каждой социалистической стране во внешнеполитических делах, не допуская при этом смены строя. Чтобы сгладить неприятное впечатление от продемонстрированного им убеждения в неравноправности отношений между НРБ и СССР, Живков напомнил, что Болгария - «единственная республика, которая не создавала, не создает и не будет создавать вам никаких трудностей». Он также настоял на том, чтобы Горбачев высказался, имеет ли претензии к Болгарии и лично к Живкову.

 

Горбачев, естественно, повторил прежнюю оценку, что Москва «испытывает полное доверие, исключительное доверие» к Живкову и его команде. Но вместе с тем предупредил, что и в Софии, и в Москве есть «горячие головы», которые смотрят «только на Запад». И еще - «любое нарушение наших взаимоотношений почти равно гибели». В конце беседы Горбачев многозначительно заметил, что необходимо, чтобы «старое поколение» передало свою убежденность и опыт «молодому поколению».

 

Намек недвусмысленно указывал: пора уступить власть, хотя и сопровождался успокаивающими словами: «Повторяю, к Вам и вашему руководству, к болгарскому народу имеем полное доверие. У нас нет никаких претензий, и мы желаем Вам успехов во всех ваших начинаниях».

 

Живков оставил замечание о смене поколений без комментариев. Но не упустил возможности поставить вопрос о новой «модели» сотрудничества между НРБ и СССР, «не повторяя некоторых прежних ошибок». Он хотел произвести впечатление, что, несмотря на возраст, вполне способен

 

 

522

 

модернизировать Болгарию, и предложил начать с создания «транснациональных кампаний» с участием СССР, «там, где мы к этому готовы».

 

Дружеские «консультации» с Горбачевым в конце июня 1989 г. несколько успокоили Живкова, решившего, что ему удалось сгладить недоразумения, раздутые его недоброжелателями. Итоги встречи с Горбачевым обсуждались на заседании Политбюро 4 июля 1989 г. [26], задуманном как разгром критиков Живкова и получение им индульгенции на сохранение руководящих постов. Информируя членов Политбюро о беседе, Живков самоуверенно заявил, что вернул доверие к себе и что сомнение в проводимой ЦК БКП политической линии «полностью преодолено». Стенограмма отразила нюансы в выступлениях П. Младенова и Г. Атанасова, свидетельствующие о понимании, что нападки Москвы на «политически нечистоплотных людей», критикующих перестройку «по-Живкову», имели вынужденный характер и что неудовлетворенность советского руководства положением в Болгарии сохраняется. Было отложено на будущее и обсуждение судьбы социалистического содружества с учетом процессов в Польше и Венгрии. Дистанцирование от политических реформ в Советском Союзе и боязливая экономическая переориентация на западный рынок использовались Живковым в корыстных целях. Испуганный «доносами» против его перестройки он смешал раболепие перед советским руководством с пропагандистскими лозунгами единства в социалистическом блоке путем сохранения ОВД и СЭВ, время которых, по существу, прошло. С одобрением Живков воспринял предупреждение, что если страны Балтии возьмут курс на самостоятельное (прозападное) экономическое развитие, то будут торговать с СССР на основе международных цен, включая и энергоносители.

 

Тема облагораживания социализма, придания ему «второго дыхания», раскрытия «его огромного потенциала новыми импульсами» получила продолжение на совещании ПКК ОВД 7-8 июля 1989 г. в Бухаресте [27]. Исходной базой обсуждения явилась констатация, что все социалистические государства должны решать сходные задачи, «порожденные необходимостью преодолеть негативные тенденции их внутреннего развития». Согласно информации министра иностранных дел П. Младенова, представленной в Политбюро, эти тенденции были сведены к отставанию соцстран, «особенно в области новых технологий, темпах роста, валютных долгах». Неприятной оказалась и оценка западных аналитиков, согласно которой сложившаяся ситуация предвещала «закат социализма». Одновременно фиксировались и позитивные моменты в международных отношениях - постепенное складывание атмосферы «доверия» между Востоком и Западом, распространявшиеся среди европейцев настроения в пользу выхода

 

 

523

 

«из окопов холодной войны», больший реализм в политике американской администрации. При расстановке акцентов относительно расширения контактов с западными странами и строительства «общего европейского дома» педалировалось одно условие, скрывавшее определенные замыслы. Они проявились в высказанных М. Горбачевым ожиданиях, что удастся «сохранить общие для европейских народов интересы и ценности», вести «равноправный диалог», утверждать «единство Европы от Атлантики до Урала» при сохранении «самобытности каждой страны и социального, экономического, культурного многообразия». Прозвучавшее предупреждение не нарушать внутриполитическую стабильность ни в одной из социалистических стран выдавало расчет на то, что социалистическая система или хотя бы некая форма более близких отношений, а может быть и иерархия связей, между Москвой и восточноевропейскими сателлитами сможет уцелеть. Один из аргументов в защиту советских претензий - опасение, что возможное посягательство на прежние связи СССР «отразится на балансе сил в Европе, на укреплении доверия между двумя частями континента». Скрытым мотивом при этом являлся страх перед нерегламентированным разрушением политического статус кво и приобщением советских союзников к западному альянсу. Вместе с тем Горбачев, демонстрируя «новое мышление», заявил о готовности СССР «согласовать с руководствами союзных стран масштабы и порядок вывода советских воинских контингентов» из Восточной Европы. Повторен был категорический и понятный настрой на реализацию интеграционных программ с Западной Европой в сфере транспорта, экологии, наукоемких технологий, обеспечения безопасности ядерной энергетики... Разумеется, в качестве страховки не единожды прозвучало условие - «это сотрудничество должно осуществляться на основе взаимного уважения интересов, строгого соблюдения принципов международного общения». Это требование, судя по всему, должно было подавить искушение какой-либо из восточноевропейских стран адаптироваться к западной государственно-политической модели. Посему в информации П. Младенова особенно подчеркивалась та часть выступления Т. Живкова, в которой говорилось о «необходимости укреплять позиции социализма». Этот призыв был спровоцирован уже отмеченными признаками «дестабилизации и дезинтеграции некоторых наших стран как звеньев Варшавского договора», отметил Младенов.

 

В отчет о проведенных по ходу совещания в Бухаресте встречах, естественно, не были включены неофициальные беседы М.С. Горбачева с П. Младеновым и Д. Джуровым об отстранении Живкова. Однако и в доступных стенограммах выявляются откровения, ставящие под сомнение возможности социалистических стран преодолеть «накопившиеся

 

 

524

 

проблемы и серьезные недостатки», переросшие, по словам Горбачева, в «целые явления». Он не скрывал, что свои, «родные», критики социализма поощрялись «внешними силами», оговорившись, что под последними не следует понимать только США. Но именно они откровенно использовали «весь свой аппарат» для поддержки «экстремизма и антисоветизма». Данная констатация, однако, не мешала генеральному секретарю ЦК КПСС поддерживать тесные связи с Вашингтоном и именно с американской администрацией решить судьбу Восточной Европы во время встречи на Мальте 2-3 декабря 1989 г. Ему и его команде принадлежала начавшаяся практика разрушения старых структур, без, по собственному признанию, создания «новых механизмов». Правда, не обошлось без предупреждения, что предстоят «обновление кадров» и проведение «новой политики со свежими кадрами».

 

Политическую словесную эквилибристику, сдобренную предложениями по спасению социализма, сильно поколебал реалистический анализ ситуации в Польше, предложенный в Бухаресте В. Ярузельским. Он дополнил критику деятельности коммунистических партий, вызвавшей «отчуждение» людей от власти, примерами из жизни ПОРП, в которых без труда просматривались общие для всей Восточной Европы проблемы. Он подчеркнул, что ПОРП «иногда» вела себя как «абсолютный монарх», который всегда и во всем прав. Интервал между кризисами в социалистической Польше неумолимо сокращался: 1956, 1970, 1980 гг. Введение военного положения в Польше Ярузельский определил как «военную победу» и «политическое поражение». Длительная «симуляция» демократичности и принципиальности при проведении выборов дезорганизовала партийные кадры и сделала их «неспособными» вести политические сражения, убеждать и привлекать на свою сторону людей, чтобы быть избранными, а не «назначенными». Остро осудил польский руководитель и отношение партийных «верхов» к «лояльным союзникам» ПОРП. Комментируя существование сильной оппозиции, он охарактеризовал ее не только как «серьезную угрозу», но и как «двойной шанс» для власти - шанс осознать свои ошибки. Ярузельский точно определил недостатки в реализации партийной власти: «Партия, находясь под зонтиком, в тепличных условиях, потеряла зубы. Мы питались политическими иллюзиями, что критика и самокритика внутри партии может заменить критику извне. К сожалению, этого не произошло. .. .На то, что происходит в социалистических странах и в Польше, оказывают влияние и внешний фактор, Запад, империализм... С другой стороны, я часто охлаждаю пыл наших товарищей, которые всю вину склонны свалить на противника, ведущего с нами борьбу, - как внутреннего, так

 

 

525

 

и внешнего. ...А что сделали мы сами для того, чтобы у противника не было условий установить связь с трудящимися, с рабочим классом? Мы создаем ему условия...» [28] Все же свое выступление Ярузельский завершил полуоптимистично - «победит перестройка».

 

В присутствии Горбачева любой другой лозунг вряд ли был уместен. Старый рефлекс следования генеральной линии Кремля продолжал действовать. С другой стороны, именно советская «перестройка» с ее вектором «гласности» способствовала тому, что генеральные и первые секретари компартий европейских соцстран «обогащали» перечень недугов управления собственными проблемами. В сущности, разрешение дискутировать и даже оспаривать позиции Москвы, отстаивать взгляды отдельных «союзников» - результат очередной, подготовленной советским высшим партаппаратом встречи для «товарищеского» обмена мнениями. Совещание в Бухаресте - одно в череде встреч, на которых были поставлены задачи коренных изменений внутрии внешнеполитического курса, продиктованные решениями ревизовать политику Сталина, Хрущева, Брежнева... По режиссуре Кремля было подготовлено свержение Т. Живкова, Э. Хоннекера, Н.Чаушеску...Неофициально была оказана помощь при рождении оппозиции в запоздавшей с перестроечными процессами Болгарии, да и не только в этой стране. Медийное «затемнение» было распространено на контакты болгарских партийных реформаторов с советской правящей элитой. Политика дирижируемого сотрудничества с формальными дискуссиями по серьезным проблемам социалистического содружества обслуживала советский замысел трансформации социалистической системы путем «демократизации» и «рыночной экономики» в обругиваемый более века капитализм. Взаимный обмен опытом явился фактором выживания и метаморфозы прежде всего значительной части высшей партийной номенклатуры.

 

 

            Примечания

 

1. Гибианский Л.Я. Политика Сталина в Восточной Европе. Коминформ и первый раскол в советском блоке // Советское общество: будни холодной войны. Материалы «круглого стола» / Под ред. В.С. Лельчука, Г.Ш. Сагателяна. Москва-Арзамас. 2000. С. 152-179; Волков В.К. Узловые проблемы новейшей истории стран Центральной и Юго-Восточной Европы. М., 2000; Волокитина ТВ., Мурашко Г.П., Носкова А. Ф., Покивайлова Т.А. Москва и Восточная Европа. Становление политических режимов советского типа. 1949-1953. Очерки истории. М., 2002, (2-ое изд. М., 2008); Баев Й. КГБ в България. Сътрудничество между съветските и българските тайни служби. 1944-1991. София, 2009.

 

 

526

 

2. Российский государственный архив новейшей истории (далее: РГАНИ). Ф. 89. Оп. 38. Д. 69. Л. 1-3. - Советская делегация - Молотову (Вне очереди). Телеграмма из Парижа № 38673 от 29 ноября 1948 г.

 

3. РГАНИ. Ф. 89. Оп. 38. Д. 71. Л. 1-3. - Париж. Вышинскому от Молотова (Вне очереди).

 

4. Егорова Н. И. Новая история «холодной войны» в современных зарубежных исследованиях // Новая и новейшая история. 2009. № 4. С. 125.

 

5. РГАНИ. Ф. 89. Оп. 18. Д. 30. Л. 2.

 

6. Централен държавен архив на Република България (далее: ЦДА). Ф. 1-Б. Оп. 64. А.е. 185. Л. 23-58.

 

7. Волокитина Т.В., Мурашко Г.П., Носкова А.Ф. Покивайлова Т.А. Указ. соч. С. 426462.

 

8. Президиум ЦК КПСС1954-1964. Том 1. Черновые протокольные записи заседаний. Стенограммы / Отв. ред. А.А. Фурсенко. М., 2003. С. 207, 982.

 

9. РГАНИ. Ф. 89. Оп. 45. Д. 31. Л. 1-2.

 

10. Советский Союз и венгерский кризис 1956 года. Документы. М., 1998. С. 464—467.

 

11. Вахромеев А.В. Координация внешнеполитической деятельности европейских социалистических стран // Центрально-Восточная Европа во второй половине XX века. Том второй. От стабилизации к кризису. 1966-1989. М., 2001. С. 286-299.

 

12. Егорова Н.И. Понятие «разрядка» в 1950-е годы: советская и западная интерпретации // Холодная война и политика разрядки: дискуссионные проблемы. Часть 1.М., 2003. С. 84.

 

13. РГАНИ. Ф. 89. Оп. 46. Д. 14. Л. 1-5.

 

14. Там же. Оп. 6. Д. 20. Л. 3-11.

 

15. ЦДА. Ф. 1-Б. Оп. 64. А.е. 296. Л. 1-4.

 

16. Там же. А.е. 313.

 

17. РГАНИ. Ф. 89. Оп. 38. Д. 6. Л. 1-6.

 

18. Там же. Оп. 6. Д. 30. Л. 1-8.

 

19. ЦДА. Ф. 1-Б. Оп. 64. А.е. 359. Л. 1-11.

 

20. Там же. А.е. 504.

 

21. Там же. А.е. 427. Л. 1.

 

22. Там же. А.е. 568. Л. 1-4.

 

23. Там же. А.е. 603. Л. 1-55.

 

24. Там же. Оп. 68. А.е. 3272. Л. 1-55.

 

25. Там же. А.е. 3698. Л. 48-76.

 

26. Там же. Л. 132-146.

 

27. Там же. А.е. 3707-а. Л. 1-267.

 

28. Там же. Л. 44-45.

 

 

527

 

12. Советско-болгарские отношения в 1953-1964 гг. по материалам Президиума ЦК КПСС

А.С. Стыкалин

(Институт славяноведения РАН)

 

 

Благодаря трехтомной публикации материалов Президиума ЦК КПСС за 1954—1964 гг., в 2003-2008 гг. был введен в научный оборот большой комплекс новых архивных документов, позволивших заметно расширить источниковую базу исследований как внутренней, так и внешней политики СССР в 1950-1960-е годы [1]. В издание включены документы, отражающие ход повседневной работы этого высшего органа партийно-государственной власти в СССР в первое послесталинское десятилетие, на котором замыкалось принятие всех ключевых решений. В трехтомник вошли краткие рабочие записи многих заседаний Президиума ЦК КПСС, выполнявшиеся заведующим отделом ЦК КПСС В.Н. Малиным [2], стенограммы некоторых заседаний [3], постановления, записки, готовившиеся для членов Президиума ЦК КПСС. В записях заседаний зафиксирован, хотя и с неодинаковой степенью полноты, ход обсуждения самого широкого круга вопросов, привлекавших внимание партийно-государственного руководства, - экономических, внутриполитических и внешнеполитических [4]. Источник помогает реконструировать конкретные обстоятельства и выявить механизмы принятия на высоком уровне ключевых решений - о выступлении Н.С. Хрущева с докладом о культе личности в конце работы XX съезда КПСС, о военном вмешательстве в Венгрии в октябре-ноябре 1956 г., о путях разрешения Суэцкого кризиса 1956 г., Берлинского кризиса 1961 г., Карибското кризиса 1962 г и т. д. Раскрывается своеобразие позиций отдельных членов партийного руководства. Следует заметить, что с течением времени это своеобразие проявлялось все меньше и меньше. После разгрома в июне 1957 г. антихрущевской оппозиции послесталинское коллективное руководство сменяется единоначалием. Ожесточенные споры, в частности, между Н.С. Хрущевым и В.М. Молотовым, уходят в прошлое. Не встречая теперь, как правило, отпора, Хрущев после устранения сдерживавшей его оппозиции вел себя все самоувереннее, все более навязывая соратникам свою волю, а сами заседания высшего

 

 

528

 

органа партии, как особенно хорошо видно из стенограмм, приобретают зачастую характер монологов, только изредка нарушаемых одобрительными возгласами других членов Президиума. И не меняли в общем сути дела осторожные попытки А.И. Микояна скорректировать некоторые крайности в суждениях и предложениях Хрущева, например, о способах разрешения Берлинского кризиса 1961 г.

 

Записи заседаний Президиума дают представление о приоритетах внешней политики СССР. Вопросам отношений с восточноевропейскими союзниками и другими социалистическими странами уделялось неослабное внимание, особую остроту эти проблемы приобрели осенью 1956 г., в период польского и венгерского кризисов. Начиная с весны 1955 г. одним из существенных направлений советской внешней политики становится югославское; задача нормализации отношений с режимом Тито была сопряжена с задачей восстановления единства «социалистического лагеря» и мирового коммунистического движения. С конца 1955 г., после того, как в ходе азиатского турне Хрущева индийский лидер Дж. Неру обозначил негативное отношение формирующегося движения неприсоединения к Коминформу, внимание советских лидеров в течение ряда месяцев было приковано к проблеме эффективности и целесообразности дальнейшего существования этой структуры, выступавшей в качестве главного инструмента при осуществлении массированной антиюгославской кампании после 1948 г. Документы Президиума ЦК КПСС показывают, в какой мере решение о роспуске Коминформа, принятое после долгих колебаний в апреле 1956 г., незадолго до визита Тито в СССР, было жестом в отношении Югославии, сделанным в целях устранения существенного препятствия, стоявшего на пути развития советско-югославских отношений. Сложные зигзаги советско-югославских отношений во второй половине 1950-х гг. продолжали находить отражение в документах Президиума ЦК. Однако с конца 1950-х гг., когда руководство коммунистического Китая попыталось бросить вызов ведущей роли СССР в мировом коммунистическом движении, югославский вопрос отходит на второй план, тогда как все более приоритетное значение приобретают советско-китайские отношения.

 

Вопросы советско-болгарских отношений неоднократно рассматривались на заседаниях Президиума ЦК КПСС, но чаще в контексте обсуждения более общих проблем советского лагеря, а также экономического сотрудничества социалистических стран. Внутриполитическая ситуация в Болгарии реже становилась предметом рассмотрения, не вызывая слишком большого беспокойства, особенно на фоне проблем, связанных с некоторыми другими странами - венгерского кризиса и польских событий 1956 г.; китайского

 

 

529

 

вызова; сохраняющей свою притягательность югославской альтернативы советскому пути; разрыва с Албанией в 1960-1961 гг. и, наконец, усиления разногласий с Румынией в 1963-1964 гг. [5] Один из редких случаев, когда внутриполитическая обстановка в Болгарии (точнее, внутрипартийная борьба в БКП) стала предметом специального рассмотрения на заседании Президиума ЦК КПСС, относится к 14 марта 1956 г. - периоду подготовки поворотного апрельского пленума ЦК БКП [6]. Как следует из очень скупых записей, речь шла о командировании в Софию одного из членов Президиума ЦК КПСС, в частности А.И. Микояна, для более подробного изучения на месте ситуации в стране [7], и о приглашении делегации Политбюро ЦК БКП в Москву для предварительного обсуждения ряда вопросов [8]. Насколько можно понять из контекста, имелось в виду согласование с ЦК КПСС наиболее существенных вопросов, вынесенных на рассмотрение предстоящего пленума - о дальнейшем пребывании В. Червенкова во главе правительства, о мере допустимости критики в готовящихся решениях ЦК БКП всей предшествующей политики партии [9].

 

Через полгода, в конце октября 1956 г., в ходе дискуссии относительно методов разрешения венгерского кризиса была неожиданно затронута возможность подключения Болгарии к осуществлению планов Москвы. В частности, 28 октября на заседании Президиума ЦК КПСС речь зашла о предполагаемой эвакуации в Болгарию, где обстановка была в целом стабильной [10], ряда прежних руководителей Венгрии (Э. Гере, А. Хегедюша, Л. Пироша), чье дальнейшее пребывание на родине, вызывая острое раздражение в венгерском обществе, мало способствовало внутриполитическому урегулированию [11]. От идеи, однако, в течение считанных часов отказались. Уже вечером того же дня бывший первый секретарь Центрального Руководства Венгерской партии трудящихся (ВПТ) Э. Гере и большая группа людей из управлявшей страной до осени 1956 г. «команды Ракоши - Гере» отбыли в Москву.

 

Известно, что в начале ноября, встречаясь в Бухаресте с представителями компартий Румынии, Болгарии и Чехословакии, Хрущев отверг предложение о подключении к намеченной на 4 ноября решающей советской военной акции в Венгрии двух других армий стран-участниц Организации Варшавского Договора - румынской и болгарской [12]. В то же время в Москве были не прочь использовать Болгарскую народную армию (БНА) как один из инструментов в политике силового давления в отношении Запада в условиях одного из ближневосточных кризисов. Летом 1958 г., в момент обострения ситуации в Ливане и Иордании был проведен ряд крупномасштабных военных маневров, в том числе на территории Болгарии с участием как болгарских, так и советских войск [13].

 

 

530

 

Пристегивание БНА к осуществлению тех или иных советских военных планов предполагало заботу о повышении ее обороноспособности. 11 января 1957 г. на Президиуме ЦК КПСС рассматривался вопрос о безвозмездной передаче правительству НРБ кораблей, радиоаппаратуры и дорожно-землеройной техники для оборонных нужд [14]. Речь шла об устаревшей технике, инициатором постановки вопроса явилось Министерство обороны СССР. Вопрос вызвал дискуссию. А.И. Микоян, руководствуясь принципом экономической целесообразности, призвал коллег технику болгарам «бесплатно не давать, но в какой-то форме аренду ввести». Его поддержал другой зампред Совмина СССР, М.Г. Первухин. Постановка вопроса о передаче НРБ военной техники была признана правомерной, но предстояло продумать форму осуществления проекта. Члены Президиума ЦК КПСС сочли предпочтительным обращение болгарской стороны с соответствующей просьбой. Такую просьбу предстояло организовать. Решением Президиума ЦК Министерству обороны СССР было поручено провести предварительный обмен мнениями с военными представителями Болгарии «с тем, чтобы в последующем рассмотреть эти вопросы в переговорах между Болгарией и СССР на правительственном уровне» [15]. Вопрос был решен в ходе советскоболгарских переговоров в феврале 1957 г. [16].

 

Насколько можно судить по документам, даже в период нового осложнения советско-югославских отношений, вызванного расхождением позиций в условиях венгерского кризиса и обнародованием в 1958 г. новой программы СКЮ, в Москве не придавали задачам повышения обороноспособности БНА какой-либо антиюгославской направленности. В частности, 8 января 1962 г. при обсуждении остро стоявшего германского вопроса на заседании Президиума ЦК было замечено (в контексте рассмотрения соотношения сил в Европе), что Югославия не представляет реальной угрозы для Болгарии, как и для Румынии [17]. Именно во время посещения Болгарии в мае 1962 г. Хрущев публично выразил принципиальную готовность к установлению более тесных, дружеских отношений с Югославией, что, по сути, положило конец 4-летней кампании критики югославского «ревизионизма». Этому предшествовало заявление И. Броз Тито о том, что СКЮ стоит на стороне КПСС по всем основным пунктам ее разногласий с КПК.

 

В документах находят отражение заботы СССР о решении в Болгарии проблемы экономической занятости населения. Так, 21 июня 1956 г. на заседании Президиума ЦК КПСС обсуждались директивы делегации КПСС на предстоящем совещании представителей компартий СССР и стран народной демократии, посвященном в первую очередь экономическим вопросам. В директивах предлагалось поддержать рекомендацию сессии СЭВ «соответствующим органам СССР, ГДР, Чехословакии и Польши рассмотреть

 

 

531

 

вопрос об увеличении импорта табачных изделий из Болгарии» с тем, чтобы стимулировать в Болгарии занятость в табачном производстве [18]. И в последующие годы Москва неоднократно предлагала решать экономические проблемы, стоящие перед Софией, на путях более тесной кооперации Болгарии с другими социалистическими странами, вовлечения ее в реализацию некоторых совместных проектов. Так, 9 января 1963 г. на Президиуме ЦК КПСС поднимался вопрос о заинтересованности Болгарии в строительстве электростанции на Дунае у Железных ворот [19].

 

Предпринятый в начале 1960-х гг. Москвой курс на дальнейшее развитие экономической интеграции стран-участниц СЭВ не получил однозначной поддержки в «социалистическом лагере», вызвав явное противодействие в Румынии и определенные сомнения в некоторых других странах, включая Болгарию (кризис реализуемой в рамках СЭВ стратегии интеграции, выработанной в Москве, обозначила сессия СЭВ, состоявшаяся в мае 1963 г.именно на ней впервые резко проявились расхождения между СССР и Румынией). Руководство Румынии, недовольное отведенной стране роли аграрно-сырьевого придатка более развитых социалистических стран, становится на путь экономической автаркии и обеспечения себя всем необходимым собственными силами. С другой стороны, оно активизирует свою внешнюю политику и внешнеэкономические связи за пределами советского лагеря, не в последнюю очередь с Китаем. Что касается Болгарии, то ее лидеры также были недовольны реализуемыми планами экономической кооперации в рамках СЭВ, однако для преодоления издержек избрали принципиально иную стратегию. Руководство БКП во главе с Т. Живковым взяло курс на установление более близких (нежели это практиковалось в «социалистическом лагере») отношений с СССР, выдвижение Болгарии на роль особого партнера СССР. При этом оно исходило из декларируемого убеждения в том, что успехи Болгарии «по линии международного социалистического разделения труда являются прежде всего результатом нашего двустороннего сотрудничества с Советским Союзом» [20]. Эта стратегия нашла отражение в письме Политбюро ЦК БКП, адресованном первому секретарю ЦК КПСС, председателю Совмина СССР Н.С. Хрущеву «По вопросу более тесного экономического, политического и культурного сотрудничества и сближения между Народной Республикой Болгарией и СССР» (не позднее 10октября 1963 г.) [21], в котором ставился вопрос о еще более полном увязывании народнохозяйственных планов Болгарии с соответствующими планами Советского Союза, о более тесном кооперировании, а в перспективе о слиянии экономики Болгарии с экономикой Советского Союза. Как отмечалось в письме, «конечно, мы не имеем в виду вступления Народной Республики Болгарии уже сейчас в семью Советских

 

 

532

 

социалистических республик. Это было бы преждевременным и, следовательно, - форсированием общественно-политического развития. Такая постановка вопроса в настоящий момент дала бы пищу врагам и клеветникам, стремящимся исказить и очернить отношения между Советским Союзом и другими социалистическими странами, спекулировать на вопросе о суверенитете и национальной независимости отдельных социалистических стран и наций». Вместе с тем «более тесное сближение между нашими двумя странами в области экономики будет постепенно создавать предпосылки для дальнейшего развития и углубления этого процесса и в других областях нашей жизни», оно будет иметь «положительное международное значение», указывая «на практике путь, по которому должны развиваться и укрепляться на нынешнем этапе всесторонние экономические, политические и культурные отношения между социалистическими государствами» [22]. По мнению болгарских лидеров, первым шагом на пути к более тесному кооперированию экономики Болгарии с экономикой СССР могло бы стать создание при Госплане СССР смешанного планового органа двух стран для осуществления планирования всех отраслей, по которым экономика Болгарии будет кооперирована с экономикой СССР.

 

Болгарская инициатива поступила в Москву именно в этот момент не случайно, ведь Болгария переживала серьезные экономические затруднения, о которых шла речь в записке Живкова в ЦК КПСС от 15 октября 1963 г. [23]. Возникшие трудности не в последнюю очередь были результатом крайне неблагоприятных климатических условий прошедшей зимы, очень продолжительной и суровой. По оценкам болгарских экспертов, в стране недоставало 500 тыс. тонн пшеницы для снабжения населения, невысоки были показатели урожайности других сельскохозяйственных культур. Ожидавшаяся помощь СССР в преодолении затруднений должна была выразиться в отсрочке выплат за предоставленные ранее кредиты, предоставлении дополнительно по клиринговому расчету некоторых товаров, взаимообразном отпуске Советским Союзом 100 тыс. тонн пшеницы с возвратом осенью следующего года. Таким образом, помимо стратегического плана по сближению экономик двух стран в обращениях болгарской стороны, адресованных осенью 1963 г. ЦК КПСС, содержались еще и конкретные просьбы о помощи.

 

В другой записке Живкова Хрущеву, также датированной 15 октября, предлагалось активизировать разработку месторождений нефти в Болгарии. Болгарское руководство обращалось к Москве с вопросом: имеет ли Советский Союз возможность предоставить НРБ долгосрочный кредит, машины и оборудование, в том числе трубы, для того, чтобы форсировать использование уже разведанных месторождений нефти и газа в Болгарии

 

 

533

 

при условии, что возвращение кредита начнется с момента усиленной добычи нефти и газа. Как отмечалось, имеющийся в Болгарии уголь отличается крайне низкой калорийностью, что удорожает электроэнергию, а отсюда и все производственные расходы [24]. Болгарская сторона хотела также посоветоваться с Москвой по вопросу о привлечении к разработке нефтегазовых месторождений в Болгарии некоторых западных капиталистических фирм (в частности, французских и итальянских), уже проявивших интерес к этому проекту, - обращению к СССР, очевидно, предшествовал соответствующий зондаж.

 

Таким образом, имеющиеся в нашем распоряжении источники однозначно показывают, что за предложениями о сближении (а в перспективе слиянии) экономик двух стран стояли исключительно экономические мотивации. Как ход обсуждения на пленуме ЦК БКП 4 декабря 1963 г. стратегии сближения с СССР, так и письма соответствующего содержания, адресованные в Москву, сопровождались постоянными оговорками о недопустимости форсирования любых шагов по сближению, и можно согласиться с известной болгарской исследовательницей И. Баевой в том, что Т. Живков рассматривал идею «слияния» лишь как тактическое средство в целях получения из СССР больших вливаний в болгарскую экономику; ни о каких серьезных планах превращения Болгарии в «16-ю республику» СССР речь, разумеется, не шла [25]. Другое дело, что просочившаяся в болгарское общество строго секретная информация о переписке с СССР по вопросам экономического сближения, обрастала слухами и порождала определенную нервозность в среде болгарской интеллигенции.

 

Как свидетельствуют записи заседаний Президиума ЦК КПСС, в Москве до сих пор весьма положительно воспринимались любые стремления руководства БКП к заимствованию советских образцов, и со своей стороны предпринимались шаги, направленные на сближение формирующихся в двух странах систем. Это касалось не только экономики, но и других областей - в частности, системы образования. Так, в июне 1958 г. при обсуждении проекта закона «Об укреплении связи школы с жизнью и о дальнейшем развитии системы народного образования в СССР» встал вопрос о том, чтобы послать в Болгарию материалы о готовящейся школьной реформе в СССР - с тем чтобы создать условия для заимствования болгарами советского опыта [26]. Готовность Москвы к насаждению в Болгарии советских образцов не исключала, впрочем, случаев апелляции к позитивному болгарскому опыту в целях его изучения и применения. Например, на заседании 23 декабря 1963 г. на Болгарию ссылался А.И. Микоян, пытаясь отговорить Н.С. Хрущева от непродуманных реформ в образовательной сфере, предполагавших преобразование в массовом порядке общеобразовательных

 

 

534

 

средних школ в профессионально-технические училища: в Болгарии «11-летнее обучение, а мы вдруг возьмем и перейдем на 8-летнее, как это воспримется?» - вопрошал он соратников по Президиуму ЦК [27]. 17 июня 1961 г. при обсуждении проблем архитектуры и градостроительства также звучали ссылки на передовой болгарский опыт [28].

 

Как бы там ни было, предложения, поступившие от Политбюро ЦК БКП в последние месяцы 1963 г., вызвали со стороны руководства КПСС адекватную и спокойную реакцию. Как можно судить на основании краткой записи заседания Президиума ЦК КПСС от 21 октября, перспектива трансформации Болгарии в одну из советских республик не была воспринята всерьез, а потому не рассматривалась (может быть, существовавшие на этот счет неясности были устранены в ходе телефонной беседы Хрущева и Живкова, предшествовавшей заседанию Президиума ЦК [29]. На Президиуме в тот день речь шла о вещах сугубо конкретных - создании совместного планового органа, закладке в Болгарии при советской помощи нового завода по производству удобрений, привлечении итальянского и французского капитала в болгарскую экономику. В протоколе было зафиксировано мнение Президиума ЦК КПСС: «может быть, выгодно создать совместный плановый орган» [30]. Было признано целесообразным «при отработке плана по удобрениям предусмотреть закладку завода в Болгарии»; руководство КПСС сочло также возможным «использовать итальянский капитал для строительства в Болгарии и французские предложения по оборудованию» [31]. Исходя из перспективы установления более тесной экономической связи двух стран, Н.С. Хрущев на другом заседании Президиума ЦК, 23 декабря 1963 г., говорил о целесообразности строительства паромной переправы для транспортировки товарных железнодорожных составов в Болгарию — это значительно удешевило бы транспортные коммуникации [32]. В декабре 1963 г. и январе 1964 г. были приняты еще два постановления Президиума ЦК КПСС об оказании НРБ экономической помощи и технического содействия в строительстве промышленных предприятий, в частности химической промышленности [33].

 

Конкретные проблемы советско-болгарского экономического сотрудничества стали предметом обсуждения в ходе визита в Москву партийноправительственной делегации НРБ в феврале 1964 г. Этому предшествовал декабрьский пленум ЦК БКП 1963 г., адресовавший в ЦК КПСС новое письмо с обоснованием перспективы дальнейшего сближения (не только экономического, но и политико-идеологического) СССР и Болгарии [34]. Оно рассматривалось на Президиуме ЦК КПСС 9 января 1964 г. [35]. По итогам встреч, состоявшихся 16-21 февраля, была создана межправительственная болгаро-советская комиссия по экономическому и научно-техническому

 

 

535

 

сотрудничеству, в ведение которой входили подготовка конкретных проектов и вынесение их на обсуждение правительств двух стран. На совместный плановый орган она не тянула, однако процесс создания каких-либо других, более полномочных общих структур (а значит процесс дальнейшего сближения экономик двух стран) решено было не форсировать. Просьбы болгарской стороны о предоставлении материальной помощи были в немалой мере удовлетворены. В частности, Болгарии был предоставлен долгосрочный кредит в 300 млн. рублей [36]. Таким образом, красноречивый жест Живкова, продемонстрировавший готовность НРБ к далеко идущему сближению с СССР, оказался тактически оправданным - при том, что не всем болгарским предложениям был дан ход (не получила, в частности, полного развития в этот период болгарская инициатива по привлечению иностранного капитала в разработку залежей нефти). В дальнейшем болгарское руководство уже не выступало со столь рискованными декларациями, дававшими повод заподозрить его в сознательном стремлении поставить под вопрос государственный суверенитет НРБ.

 

Известные историкам документы не дают оснований утверждать, что Хрущев старался со своей стороны каким-либо образом искусственно подтолкнуть процесс сближения (слияния) экономик двух стран, ставя при этом сверхзадачей включение Болгарии в состав СССР. Тем не менее, в октябре 1964 г. при отстранении Хрущева соратники безосновательно поставили ему в упрек среди прочего планы присоединения Болгарии к СССР, вызвавшие в стране вспышку национализма под лозунгом «не хотим быть московской губернией»; националистам, как отмечалось, удалось объединить немало людей на антисоветской платформе [37]. Сам Хрущев обозначил свою позицию на одном из заседаний Президиума ЦК, состоявшемся 10 сентября 1964 г., т. е. за месяц до его вынужденной отставки. Предметом обсуждения были итоги состоявшейся перед этим поездки первого секретаря ЦК КПСС (одновременно председателя Совета Министров СССР) в Чехословакию. По версии, изложенной Хрущевым на Президиуме (не подтверждаемой, насколько нам известно, другими источниками), не только болгары «просились» в СССР, с аналогичной инициативой якобы выступили и чехословацкие лидеры: «Потом мы довольно обстоятельно говорили (с А. Новотным. - А.С.) относительно сближения. Он говорит: 16-я республика. Я ему сказал, что этот разговор был у нас с Живковым, и они (т. е. болгары. -А. С.) очень настаивали». Хрущев, по его словам, не поддержал этой идеи в чистом виде, не возразив, однако, против планов конфедерации. «Сейчас в свете такого разлада в социалистическом лагере этот шаг не способствовал бы укреплению. Все-таки может быть конфедерация?» Новотный, собиравшийся в конце сентября посетить Венгрию, хотел затронуть в ходе бесед с Я. Кадаром

 

 

536

 

вопрос о возможных формах объединения с СССР. Хрущев сначала не возражал, но потом, уже по возвращении в Москву, решил, что лучше не надо - может быть обратный результат. Он собирался переговорить с Новотным по телефону, отговорить его, чтобы тот не поднимал в беседах с Кадаром этих острых вопросов [38]. Насколько достоверно свидетельство Хрущева, насколько адекватно он воспроизвел предложение Новотного и какой тактический замысел стоял за взрывоопасным поступком чехословацкого лидера - все это нуждается в дальнейшем изучении.

 

Как показывают документы, советские лидеры не упускали из виду межгосударственные противоречия и национально-территориальные споры в «социалистическом лагере», мешающие его единству. Наиболее подробно этот вопрос обсуждался 19 августа 1964 г., за два месяца до отставки Хрущева [39]. Повод дал Мао Цзэдун - в ЦК КПСС поступила информация о его беседе с японской делегацией депутатов-социалисгов. Мао в ходе беседы заявил о том, что Китай поддерживает претензии Японии в отношении Курильских островов, попутно заметив, что и в Восточной Европе «слишком много» мест, «оккупированных» СССР - части Польши, Румынии, Финляндии. Стенограмма фиксирует пространные рассуждения Хрущева о том, что социалистические страны унаследовали из прошлого множество нерешенных пограничных и территориальных спорных проблем. Он упомянул в этой связи «очень болезненный», по его словам, трансильванский вопрос, осложняющий отношения между Венгрией и Румынией. Вспомнил также о болгаро-румынских разногласиях по вопросу о Добрудже.

 

По мнению советского лидера, некоторые из этих спорных вопросов сохранятся и тогда, когда все страны будут социалистическими, проблема будет окончательно решена только в перспективе построения коммунизма, с отмиранием границ. Хрущев исходил из двух постулатов: 1) нельзя подвергать сомнению права сегодняшнего населения на те или иные земли, ссылаясь на старые несправедливости; 2) почти никогда невозможно сказать, к какому историческому периоду надо вернуться для восстановления справедливых границ. Но поскольку спорные вопросы между социалистическими странами сохраняются, должны быть выработаны механизмы их решения. По мнению Хрущева, спорные вопросы целесообразно решать путем опроса населения или третейского арбитража - в роли арбитров выступили бы другие социалистические страны. Курировавший отношения с социалистическими странами секретарь ЦК КПСС Ю.В. Андропов (в прошлом посол СССР в Венгрии, он неплохо знал проблемы венгеро-румынских отношений), заметил, что если пойти по этому пути, могут возникнуть ненужные проблемы у румын. Но Хрущев был настолько увлечен своей идеей, что не придал этому значения:

 

 

537

 

«это, безусловно, затронет румын (Андропов добавил при этом: «Затронет и Болгарию». - А. С.). Это ничего. Истина должна быть истиной, когда в одинаковой степени относится ко всем» [40]. Для того, чтобы продемонстрировать Китаю и всему миру готовность СССР учесть демократическое волеизъявление народов при решении территориальных споров, первый секретарь ЦК КПСС предложил провести референдум среди казахов и киргизов, хотят ли они остаться в СССР или соединиться с теми казахами и киргизами, которые живут в китайском Синцзяне. В данном случае Хрущев был уверен, что они предпочтут СССР. Но советский лидер готов был пойти и дальше, выразив готовность провести также референдум среди венгров Закарпатской Украины: куда они хотят - остаться в СССР или чтобы их передали Венгрии. При этом он предвидел результат не в пользу СССР, что его, впрочем, не смущало: «Нам было бы очень хорошо их отдать. Никакой проблемы, а политический выигрыш колоссальный». Оказывается, Хрущев уже поднимал этот вопрос в беседе с Я. Кадаром в неформальной обстановке (их отношения вообще были несколько менее формальными, чем это было принято в кругу партийных лидеров социалистических стран). В отличие от Хрущева, все более утрачивавшего почву под ногами, реалистически мыслящий венгерский лидер не склонен был всерьез воспринимать фантастические прожекты своего московского покровителя, предпочтя все обратить в шутку: «мы пришли из-за Урала, дайте место за Уралом» [41].

 

Что же касается соратников Хрущева, то они, не возражая ему при обсуждении вопроса на заседании Президиума ЦК КПСС 19 августа, через два месяца, 13 октября, при отстранении, припомнили ему сделанные в тот день «опасные высказывания», причем сделал это А.И. Микоян, занявший в октябре 1964 г. наиболее умеренную позицию в отношении Н.С. Хрущева [42]. Правда, Хрущев, видимо, и сам понимал несовершенство своего проекта «решения» национально-территориальных споров и сделал задний ход, что явствует из заключительных слов его монолога на заседании Президиума ЦК КПСС 19 августа: «Надо оговориться, третейский суд, если обе стороны на это согласны. Если одна из сторон против, то лучше всего отложить эти вопросы на будущее. Предоставить времени и истории эти вопросы решить. Вот и все» [43].

 

Введенные в научный оборот записи заседаний Президиума ЦК КПСС обещают стать серьезным подспорьем для историков при изучении процесса выработки внешнеполитического курса СССР, в том числе на восточноевропейском направлении. Это в полной мере касается и проблем советско-болгарских политических и экономических отношений в рассматриваемый исторический период.

 

 

538

 

            Примечания

 

1. Президиум ЦК КПСС. 1954-1964. Т. 1-3. Главный редактор академик А.А. Фурсенко. М., 2003-2008.

 

2. Основу первого тома книги составили именно краткие, иногда совсем обрывочные записи заседаний Президиума ЦК КПСС, по сути дела выжимки из содержания происходивших обсуждений. Их выполнял регулярно присутствовавший на этих заседаниях функционер, особо приближенный к первому секретарю ЦК КПСС - заведующий Общим отделом ЦК КПСС В.Н. Малин, который, насколько можно предполагать при отсутствии документальных подтверждений, был уполномочен вести такие записи партийным руководством, а скорее всего лично Н.С. Хрущевым (с согласия других членов Президиума ЦК). В ряде случаев записи вместо Малина вели сотрудники его отдела В.Н. Чернуха или А.К. Серов. Подобная процедура - ведение записей, а тем более полное стенографирование заседаний партийного руководства - означала кардинальное расхождение с практикой, сложившейся при Сталине, когда люди, стоявшие во главе СССР, а в первую очередь сам «отец народов» были слишком озабочены соображениями секретности многих принимаемых решений. После смерти Сталина обозначились некоторые перемены в работе Президиума, Секретариата и аппарата ЦК, происходившие под знаком утверждения так называемого «коллективного руководства». Для того чтобы стареющим преемникам Сталина было легче ориентироваться в огромной массе подлежавших разрешению вопросов и возвращаться к повторному рассмотрению некоторых не решенных окончательно проблем, видимо, и возникла идея коротко фиксировать на бумаге основное содержание наиболее важных дискуссий, происходивших на Президиуме ЦК, и, прежде всего, суть конкретных предложений: не будучи занесенными в протоколы, они теряли свой вес.

 

При всей обрывочности Малинских записей они обладают весьма высокой достоверностью как источник. Эти записи не предназначались для печати, а потому, как представляется, должны быть свободны от нарочитых искажений, неизбежных при подгонке тех или иных текстов под существующий пропагандистский ранжир.

 

3. Первые известные стенограммы относятся к лету 1958 г. Следует иметь в виду, что с 1953 по июнь 1957 г. на заседаниях «коллективного руководства» не прекращалась подчас довольно острая борьба за лидерство. Очевидно, что члены Президиума ЦК, опасавшиеся, что отдельные их неосторожные высказывания могут быть со временем использованы против них, не были заинтересованы в ведении полных стенограмм, а иногда, в моменты обострения борьбы, даже и более коротких записей, подобных тем, что делал Малин. Показательно, в частности, отсутствие записей за 18-21июня 1957 г., днн, когда оппоненты дали бой Хрущеву, - обо все происходившем в то время на заседаниях Президиума можно судить, прежде всего, по выступлениям на июньском пленуме. Незафиксированность дискуссии сыграла, впрочем,

 

 

539

 

благоприятную роль для Хрущева, дав ему основания говорить на пленуме о нелигитимности тех заседаний. С другой стороны, Малин чрезвычайно подробно записал ход заседания 13 октября 1964 г., где был решен вопрос об отставке Хрущева. Чью волю он тогда выполнял, зная, по всей вероятности, о безнадежном положении своего патрона? Вопрос этот остается открытым.

 

Практика вызова стенографистки на отдельные заседания Президиума ЦК стала складываться в середине 1958 г. по инициативе Н.С. Хрущева, в условиях, когда тот овладел всей полнотой власти в стране, не только разгромив так называемую «антипартийную группу» Маленкова - Кагановича - Молотова, но удалив в октябре 1957 г. из Президиума ЦК маршала Г.К. Жукова и совместив в конце марта 1958 г. посты первого секретаря ЦК КПСС и председателя Совмина СССР. Стенографировались, в первую очередь, те заседания, где Хрущев выступал с заявлениями программного характера (со временем, по мере роста его реформаторских амбиций, таковых становилось все больше), и в некоторых случаях те, на которых обсуждались внешнеполитические вопросы, требовавшие своего безотлагательного решения (например, связанные с ближневосточным кризисом 1958 г.) - здесь, впрочем, так и ие сложилось какое-то правило.

 

4. Бюрократическая централизация, начавшая складываться еще на заре советской власти и достигшая своего апогея при Сталине, заставляла выносить на самый верх даже весьма второстепенные вопросы.

 

5. Все это сказывалось и на представительстве современной Болгарии в советской прессе. При посещении страны советскими писательскими делегациями принимающие их болгарские литераторы постоянно выражали обиду: почему советская печать столь слабо отражает происходящее в Болгарии, опыт строительства социализма в этой стране и т. д.: «неужели, для того, чтобы на Болгарию обратили внимание, там должны произойти события наподобие венгерских» (Российский государственный архив новейшей истории (РГАНИ). Ф. 5. Оп. 36. Д. 57. Л. 120-124).

 

6. Волокитина ТВ. Борьба за политическое лидерство в СССР и Болгарии. 1953-1956 годы (Исторические параллели)// 1956 год. Российско-болгарские дискуссии. Сборник статей. М., 2008.

 

7. Эта поездка не состоялась. С 20 марта по 9 апреля А.И. Микоян совершил турне по азиатским странам.

 

8. Президиум ЦК КПСС. 1954-1964. Том 1. Черновые протокольные записи заседаний. Стенограммы. М., 2003. С. 114.

 

9. См. подробнее: Волокитина Т.В. Указ. соч. С. 136-138.

 

10. Мигев В. Отзвуки венгерской революции 1956 года в Болгарии (Некоторые аспекта проблемы) // 1956 год. Российско-болгарские дискуссии.

 

11. Президиум ЦК КПСС. Том 1. С. 187.

 

12. В мемуарах Н.С. Хрущева этот эпизод воспроизведен следующим образом: «Перед нами поставили вопрос румыны и болгары: они хотят своими воинскими частями

 

 

540

 

участвовать в оказании помощи революционным венграм. Но мы возразили, что никто не должен в этом участвовать кроме советских войск в Венгрии. Их достаточно, участия других не требуется» (Воспоминания Н.С. Хрущева // Вопросы истории. 1994. № 5. С. 76).

 

13. Стенографическая запись заседания от 4 августа 1958 г. // Президиум ЦК КПСС. 1954-1964. Т. 1. С. 332.

 

14. Там же. С. 219.

 

15. См. постановление Президиума ЦК КПСС «О передаче правительству Народной Республики Болгарии кораблей, радиоаппаратуры и дорожно-землеройной техники» от 11 января 1957 г. // Президиум ЦК КПСС. 1954-1964. Том 2. Постановления. 1954-1958. М., 2006. С. 517.

 

16. Известия. 1957. 21 февраля.

 

17. Президиум ЦК КПСС. 1954-1964. Т. 1. С. 541.

 

18. Там же. С. 144, 947.

 

19. Там же. С. 693-694. Стенографическая запись заседания Президиума ЦК КПСС «О дальнейшем улучшении организации планирования развития народного хозяйства СССР».

 

20. Президиум ЦК КПСС. 1954-1964. Т. 3. Постановления. 1959 - 1964. М., 2008. С. 609 (Из письма Политбюро ЦК БКП Н.С. Хрущеву, октябрь 1963 г.). Это не означало отсутствия в прежние годы разногласий в процессе сотрудничества, в том числе в вопросе о ценах на товары, поставляемые в соответствии с двусторонними соглашениями (См., например, краткую запись обсуждения этой проблемы 7 декабря 1957 г. на основе двух телеграмм посла Ю.К. Приходова из Софии - Там же. Т. 1. С. 286). Послу было предложено переговорить с Живковым в тактичной форме и донести до него точку зрения Москвы (См. постановление Президиума ЦК КПСС от 7 декабря 1957 г. «О ценах на товары по торговым соглашениям между Советским Союзом и Болгарией» - Там же. Т. 2. С. 735).

 

21. Там же. Т.З. С. 608-610.

 

22. Там же. С. 609.

 

23. Там же. С. 610-611.

 

24. 23 июля 1963 г. на Президиуме ЦК КПСС был рассмотрен вопрос о дополнительных поставках угля в Болгарию (Там же. Т. 1. С. 734).

 

25. Баева И. Болгария в 60-е годы XX века: ответ на вызовы меняющегося мира // 1956 год. Российско-болгарские дискуссии. С. 441—446.

 

26. Запись заседания Президиума ЦК КПСС от 12 июня 1958 г. // Президиум ЦК КПСС. 1954-1964. Т. 1.С. 313.

 

27. Там же. С. 809.

 

28. Там же. С. 520. Надо сказать, что Советский Союз оказывал Болгарии содействие в осуществлении некоторых не только архитектурных, но и реставрационных проектов. Так, в 1957 г. на Президиуме ЦК КПСС было принято решение выделить

 

 

541

 

средства Болгарской православной церкви (не государству, а церкви!) для реставрации храма-памятника русским воинам на Шипке. Н.С. Хрущев, посетив Болгарию в июле 1955 г., выразил пожелание, чтобы храм был реставрирован и расписан (РГАНИ. Ф. 3. Оп. 12. Д. 182. Л. 70).

 

29. Включенный в повестку дня вопрос о советско-болгарских отношениях получил в протоколе наименование «О беседе с тов. Живковым», из чего можно сделать вывод о телефонном разговоре, состоявшемся после того, как с болгарской стороны были направлены записки, в которых предлагалось поставить на принципиально новую основу принципы болгарско-советского экономического сотрудничества (Президиум ЦК КПСС. 1954-1964. Т. 1. С. 761).

 

30. Там же.

 

31. Там же.

 

32. Там же. С. 794.

 

33. Там же. Т. 3. С. 1040.

 

34. Подробнее о пленуме и его итогах см.: Баева И. Указ. соч. С. 443-446.

 

35. РГАНИ. Ф. 3. Оп. 16. Д. 393. Л. 57,61-63.

 

36. Советско-болгарское заявление // Правда. 1964. 2 февраля.

 

37. См.: Хрущев Никита. 1964. Стенограммы пленума ЦК КПСС и другие документы. Составители А.Н. Артизов, В.П. Наумов, М.Ю. Прозуменщиков и др. М., 2007. С. 199.

 

38. Стенограмма выступления Хрущева на заседании Президиума ЦК КПСС 10 сентября 1964 г. // Президиум ЦК КПСС. 1954-1964. Т. 1. С. 856-857.

 

39. Там же. С. 848-852.

 

40. Там же. С. 851.

 

41. Там же.

 

42. Там же. С. 869.

 

43. Там же. С. 851-852.

 

 

542

 

 

13. Болгаро-советские экономические отношения. 1944-1991 гг. Историографические зарисовки) [*]

И. Марчева

(Институт истории БАН)

 

 

Болгаро-советские экономические отношения в 1944-1991 гг. развивались под знаком отношений политических, которые на протяжении почти всего указанного периода оставались союзническими. Не случайно Болгария считалась самым верным и лояльным сателлитом СССР. В конце исследуемого периода - в 80-е годы и особенно после 1989 г. политические отношения вступили в полосу застоя и стагнации, что немедленно отразилось и на экономических связях, хотя имевшийся у обеих сторон потенциал еще не был исчерпан. Болгаро-советские экономические отношения включали не только торговый обмен, но и производственное кооперирование, создание смешанных предприятий, научно-технический обмен. Все эти области взаимодействия являлись предметом изучения экономистов, международников и историков. В данной статье я остановлюсь на состоянии их исследования болгарскими историками после 1989 года.

 

Начало пересмотра итогов изучения болгаро-советских экономических отношений было положено перестройкой с ее политикой устранения «белых пятен» в истории взаимоотношений между странами-участницами восточного блока и СССР. И хотя проблемы болгаро-советских связей, особенно в 1940-е1950-е годы, нашли отражение в лучших работах болгарской историографии, эти достижении фактически были забыты после публикации в 1991 г. в журнале Института истории БАН доклада академика Мито Исусова, получившего общественный резонанс. Автор утверждал, что болгаро-советские, как и болгаро-русские, отношения являлись «белыми пятнами» в болгарской исторической науке и указывал на исключительную важность их постепенного устранения. Не все историографы согласились с подобной оценкой, но она отвечала общему настрою на переписывание истории, характерному для первых лет болгарского

 

 

*. Перевела Т.В. Волокитина.

 

 

543

 

«транзита» [1]. Тем более, что в большинстве прежних исследований болгаро-советские отношении, особенно в экономической сфере, оценивались только с положительным знаком, при подчеркивании всемирно-исторического опыта СССР и огромного плодотворного значения экономической интеграции между Болгарией и Советским Союзом [2].

 

За истекшие 20 лет проделана огромная исследовательская работа по указанной проблематике, наука обогатилась новым эмпирическим материалом и анализом факторов, влиявших на двусторонние отношения, но пока еще не созданы обобщающие труды. Большую роль сыграло введение в научный оборот прежде не доступных историкам материалов высших партийных и государственных органов, курировавших болгаро-советские политические и экономические отношения. Опубликованы воспоминания представителей болгарской и советской политической и экономической элиты, часто задававших тон в оценках торгово-экономического сотрудничества между Болгарией и СССР [3].

 

Для современной российской историографии, насколько мне известно, характерен весьма слабый интерес к экономическим связям между бывшими социалистическим странами и СССР. Имеющиеся исследования отражают традиционное представление об СССР как сырьевом доноре для всех остальных стран восточного блока [4]. Исследовательская задача осложняется и тем обстоятельством, что болгаро-советские экономические отношения проходили в своем развитии различные этапы, следуя не только за взлетами и спадами двусторонних политических контактов, но и отражая менявшиеся тенденции развития блока в целом и протекавшие в нем процессы интеграции. История восточноевропейской интеграции в рамках экономической организации восточного блока - Совета экономической взаимопомощи (1949-1991), как и болгаро-советских отношений, показывает, что нередко тесные экономические отношения между Болгарией и СССР служили для исследователей доказательством установления таких же отношений между Болгарией и другими странами-членами СЭВ. Однако в целом на современном этапе исследовательский интерес к проблеме интеграции в рамках бывшего социалистического лагеря и в национальной, и в региональной историографии также выражен слабо.

 

Не последнее место в перечне причин все еще противоречивых оценок болгаро-советских экономических отношений занимает источниковая база, ее «национальный» характер, а также тот факт, что она не всегда доступна исследователям из других стран. В результате картина этих отношений, учитывающая лишь один ракурс и воссоздающаяся на односторонней источниковой базе, лишена всего того богатства красок, которые должны быть в палитре мастера-профессионала.

 

 

544

 

Новые моменты и подходы

 

Проведенные исследования и накопленные материалы дают представление о существующих в болгарской историографии подходах к проблемам изучения болгаро-советских экономических отношений. Эти подходы несколько отличаются от зафиксированных в других восточноевропейских историографиях, а также от подходов в некоторых бывших советских республиках. Коротко говоря, они могут быть охарактеризованы в соответствии с главной, доминирующей идеей. В одном случае - это политические векторы двусторонних отношений, а в другомчисто экономические. Так, болгаро-советские экономические отношения при новом взгляде на них чаще всего оцениваются болгарскими учеными отрицательно с точки зрения политики и положительно с точки зрения экономики.

 

Наиболее логичным обоснованием позиции сторонников условно определяемого мной экономического подхода является тот факт, что вслед за потерей емких советских рынков болгарская экономика оказалась в состоянии тяжелого кризиса. Вместе с другими факторами и, особенно, с планом Вашингтонского консенсуса о переходе к рыночной экономике, это ускорило деиндустриализацию страны. Контраргумент исследователей, придерживающихся так называемого политического подхода, заключается в том, что болгаро-советские отношения нанесли стране вред, поскольку привели к сверхиндустриализации как модели национальной экономики и, в конечном счете, лишили аграрную Болгарию ее естественных преимуществ. Таким образом, болгаро-советские экономические отношения вписываются в вечный спор о роли и соотношении внешнего и внутреннего факторов исторического развития страны. Оценка этого соотношения в послевоенной Болгарии переносится на его значение в восприятии советской модели экономического развития, определявшей внешнеэкономические отношения Болгарии в целом и с СССР в частности. Круг проблем и полемика сконцентрировались в теоретической плоскости и оттеснили на второй план задачу эмпирического изучения этих отношений с последующей максимально возможной беспристрастностью оценок.

 

В проведенных конкретно-исторических исследованиях можно выделить несколько хронологических этапов изучения истории болгаро-советских экономических отношений. Для каждого из этапов характерны определенные новые моменты. Первый этап - 40-е - первая половина 50-х годов, время ярко выраженной сталинизации страны. Второй этап, охватывавший 60-е - 70-е годы, именуется «эрой Брежнева». В это время болгарская экономика чувствует себя защищенной, находясь «в утробе кита», со всеми вытекавшими отсюда последствиями [5]. Последний

 

 

545

 

хронологический этап - 80-е годы и особенно их вторая половина, когда перестройка изменила характер политических и экономических отношений между Болгарией и СССР. Я попытаюсь последовательно охарактеризовать исследования болгарских авторов в указанные периоды и представить, по возможности, полную картину степени изученности проблемы двусторонних экономических отношений на сегодняшний день.

 

При обращении к периоду 1944-1958 гг. вырисовывается несколько новых моментов, касающихся в основном интерпретации проблемы. На том этапе советское экономическое проникновение в Болгарию уже оценивалось с точки зрения колониальной теории пенетрации, и в силу этого в ряде исследований была предпринята попытка доказать неравноправный характер экономических отношений, эксплуатацию болгарской экономики со стороны СССР, особенно в связи с условиями подписанного в Москве 28 октября 1944 г. Соглашения о перемирии. Авторы доказывали, что Соглашение было более тяжелым, нежели Салоникское перемирие 29 сентября 1918 г. после Первой мировой войны: в Салониках репарационные расходы государства точно фиксировались, тогда как в Москве была достигнута договоренность о немедленной выплате репараций, при том, что конечные сроки не были точно определены. Кроме того, в Соглашении предусматривались также многочисленные, оговоренные до деталей финансово-экономические обременения, чего не было в документе 1918 года [6].

 

Авторы указывают на техническое отставание Болгарии в результате перехода с немецких на советские технические стандарты, захвата немецкого имущества советскими оккупационными властями, а также запрета Москвы участвовать в «плане Маршалла». В болгарских архивах найден документ, свидетельствующий о том, что Болгария также получила приглашение присоединиться к американской программе восстановления, но под давлением советской стороны была вынуждена отказаться [7]. В целом создается впечатление, что круг проблем двусторонних экономических отношений на раннем этапе в той или иной мере проанализирован в исторической литературе до 1989 г. Это касается, в частности, первого торгового соглашения от 14 марта 1945 г. или судьбы бывшего германского, а затем и советского имущества в Болгарии [8]. Новым в более поздних исследованиях отмеченных и ряда других проблем является привлечение материалов бывшего Центрального партийного архива при ЦК БКП и Министерства иностранных дел Болгарии, которые позволяют более доказательно оценить двусторонние отношения как неравноправные [9]. Другой вопрос, что Болгария не имела альтернативы: «железный занавес» крепко удерживал ее на советской орбите, в то время, как Запад мог опираться в своих целях

 

 

546

 

лишь на условия Мирного договора от 10 февраля 1947 г., не проявляя значительной экономической активности. Препятствием для этого являлись не только структура болгарского экспорта, но и финансовые обязательства Болгарии по отношению к этим странам, не говоря уже о трудностях восстановления экономики и снабжения населения, испытываемых всеми после войны [10].

 

Как и в историографиях других стран Восточной Европы, в болгарской исторической литературе политические негативы сталинизации окончательно подтвердили версию, согласно которой сфабрикованные на протяжении 1949-1951 гг. судебные процессы, затронувшие в основном деятелей народного хозяйства из окружения Трайчо Костова, имели целью ликвидировать экономическую самостоятельность страны. Результаты этих процессов получили название «большого заговора» против Болгарии. Существует и иное объяснение политических репрессий - страх Сталина перед возможностью, что Болгария встанет на путь титовской Югославии. Сторонники этой позиции не склонны связывать репрессии единственно с потерей страной своего экономического суверенитета [11].

 

Новые моменты при рассмотрении болгаро-советских экономических отношений на следующем этапе - в 60-е - 70-е годы - с точки зрения историографии связаны с интерпретацией двух экстравагантных решений ЦК БКП 1963 и 1973 гг. о всестороннем сближении и в перспективе слиянии Болгарии и СССР. В обиходе они известны как идея превращения Болгарии в 16-ую советскую республику. Именно при рассмотрении этого вопроса наиболее ярко выявляются два вышеотмеченных подхода - политический и экономический. Впервые тон научному обсуждению задала И. Баева, указав, что болгарское руководство рассчитывало на получение экономической выгоды, четко осознавая невозможность отказаться при этом от государственного суверенитета [12]. Эти предложения рассматривались как тактический маневр в целях достижения большой экономической выгоды для болгарской экономики, особенно в 70-е годы. Полученные в то время кредиты, научно-техническая помощь и дешевые энергоресурсы, как и более тесная экономическая интеграция обеих стран облегчили возможность добиться более выгодной специализации в рамках СЭВ и единственный раз в своей истории эксплуатировать внешний ресурс, чтобы сделать рывок в экономическом развитии [13]. Тем более, что подобную стратегию - политическую лояльность Болгарии по отношению к сильному союзнику, будь то гитлеровская Германия, СССР или Европейское сообщество/США, в обмен на экономические выгоды на протяжении всего XX столетия и позднее - можно считать характерной повторяющейся чертой ее внешней политики. Но этой политической лояльности всегда

 

 

547

 

сопутствовали попытки вписать болгарскую экономику в более широкое экономическое пространство, что, по существу, и предлагали сменявшие друг друга союзники.

 

Другая группа ученых считает, что болгаро-советские экономические отношения того периода нельзя оценивать положительно, поскольку их реализация сопровождалась потерей государственного суверенитета Болгарии и ущемлением национального достоинства болгар [14].

 

Помимо данных споров, в работах, посвященных 60-м - 70-м годам, анализируются двусторонние финансовые отношения и особенно советское решение относительно долгового кризиса Болгарии конца 70-х годов. Исследования, осуществленные на основе недавно открытых документов Болгарского народного банка, обогащают представления об особо «сердечных» отношениях между двумя странами, мешавших болгарской экономике вовремя воспринять курс на повышение ее эффективности [15].

 

Изменения болгаро-советских экономических отношений после смерти Л.И. Брежнева в 1982 г. и особенно во времена М.С. Горбачева (1985—1989) - еще один из новых и важных моментов при анализе двусторонних контактов. Они изучены на основе архивных материалов, мемуаров, статистических сведений в контексте болгарских колебаний между Востоком и Западом и советским стремлением доминировать в восточном блоке, но под руководством новых лидеров. Авторы отмечают проблемы энергоснабжения в первой половине 80-х гг., замороженные объемы поставок нефти, негативно отразившиеся на болгарской экономике, а также конфликт между Живковым и Горбачевым. В основе своей он имел экономическую подоплеку, выраженную в обвинениях советской стороны, что Болгария претендует на роль «мини-ФРГ» и «мини-Японии». Москву раздражало, что даже такая малая страна была готова поставлять в СССР машины и оборудование. В этом конфликте болгарские историки усматривают неравноправность болгаро-советских не только политических, но и экономических отношений. Выражением этого стали еще большее сокращение советских поставок нефти и особенно прямое и грубое вмешательство Москвы с целью сорвать подписанный Болгарией договор с японской фирмой «Кобе стийл» по модернизации одного из последних промышленных гигантов болгарского машиностроенияхозяйственного объединения «Тяжелое машиностроение» в Радомире [16]. Возможность ознакомиться с советскими материалами по этим сюжетам позволила болгарским историкам представить точку зрения Москвы на ухудшение экономических отношений между Болгарией и СССР накануне краха социализма [17].

 

Двусторонние экономические отношения в изменившейся исторической обстановке в конце 80-х - начале 90-х годов также уже стали объектом

 

 

548

 

исторического анализа, но он ведется в контексте приобщения Болгарии к европейскому экономическому пространству. Стагнация рассматривается как явление, взаимообусловленное главным образом трансформационными процессами в обеих странах [18].

 

В поле зрения болгарских исследователей находится также крах СССР и появление на политической карте Российской Федерации в качестве его правопреемника. Понятно, что если историков в первую очередь интересуют двусторонние политические отношения, то экономисты концентрируют свое внимание на экономических контактах между Республикой Болгария и Российской Федерацией [19].

 

 

Болгарская историография о двусторонних экономических отношениях в 1944-1991 гг.

 

Как же представляет болгаро-советские экономические отношения современная болгарская историческая наука, в какой мере ценит она наработки прошлого и насколько учитывает оценки сегодняшнего дня? Начальный этап - 40-е - 50-е годы - рассматривается как период переустройства системы внешней торговли (огосударствление) и юридической основы хозяйства (национализация), но при сохранении прежней структуры экономики и ограниченных возможностях Болгарии участвовать в международном торговом товарообмене. В силу этого наблюдалась быстрая переориентация болгарской внешней торговли на нового союзника - СССР, однако при этом воспроизводилась старая структура экспорта с преобладанием аграрной продукции и товаров пищевой промышленности взамен поставок техники и промышленного сырья. До середины 50-х годов предпочтение отдавалось годовым торговым соглашениям между двумя странами, причем два первых соглашения - от 14 марта 1945 г. и 27 апреля 1946 г. вызывают критику авторов с чисто экономической точки зрения: они должны были сбалансировать отрицательное торговое сальдо в пользу Болгарии, унаследованное от соглашения 1940 г., в условиях безальтернативных торговых связей Болгарии как побежденной страны, лишенной международно-правового статуса. Попытки советских представителей в Болгарии воспользоваться сложившейся сигуацией в известной степени были парированы вмешательством Г. Димитрова, информированного внешнеторговым представителем Болгарии в Москве Б. Христовым и первым помощником Димитрова в Болгарии Тр. Костовым. Димитров обратился в Кремль, стремясь ограничить претензии советских торговых экспертов [20].

 

Соглашения о товарообмене и платежах от 5 августа 1947 г. были заключены в новых условияхпосле подписания Мирного договора

 

 

549

 

(февраль) и оказанного на руководство страны давления в связи с «планом Маршалла» (июнь) - и были рассчитаны на два года. Помимо обмена товарами, соглашения предусматривали расширение экономических контактов и предоставление инвестиционных кредитов в целях электрификации и индустриализации страны с учетом задач пятилетнего план на 1949-1953 гг. Болгарская сторона рассчитывала получить 200 млн. долларов на строительство новых объектов, но ей было предоставлено 40 млн. с 10-летней рассрочкой погашения под 3% годовых. Подобные инвестиционные кредиты станут традиционными в болгаро-советских экономических отношениях и в последующие десятилетия как крайне выгодные. Однако «ценой» их окажутся рецидивы сталинизации в экономических отношениях сторон. В частности, была осуществлена передача бывшего германского имущества и предприятий советской стороне, на основе чего созданы совместные болгаро-советские общества «Горубсо», «Табсо» и др., просуществовавшие до 1955 г.

 

Еще одним проявлением сталинизации стал судебный процесс над Тр. Костовым и связанными с ним по работе сотрудниками экономических и внешнеторговых организаций, сопровождавшийся грубым вмешательством Сталина, его оскорбительными сравнениями Костова с «жуликом» и публичной пощечиной. Все это было призвано показать, кто является настоящим хозяином в отношениях между двумя странами. По просьбе болгарской стороны Сталин направил в 1949 г. в страну экономических советников, надзиравших за болгарской экономикой и ее развитием. Вслед за этими политическими катаклизмами последовали экономические, связанные с объявленным в Советском Союзе после смерти Сталина «новым продовольственным курсом». Итогом стало падение удельного веса СССР во всем внешнеторговом обороте Болгарии: впервые с середины 40-х годов он не достиг 50% [21].

 

Запланированная в 1962 г. индустриализация в Болгарии, рассчитанная на 20 лет, наподобие принятой КПСС программы построения коммунизма, требовала поиска кредитов. В связи с этим в 1964 г. был подписан договор о долгосрочном займе в 300 млн. рублей, причем вновь на очень благоприятных для Болгарии условиях. Благодаря займу были построены металлургический комбинат в Кремиковцах, химкомбинаты в Бургасе и Димитровграде, азотнотуковый завод в Стара Загоре, а также несколько машиностроительных заводов, в том числе по производству вычислительной техники и электроники в Ловече и Пловдиве. Импорт дешевой нефти, черных металлов и сплавов, высококачественной хвойной древесины из Коми АССР обеспечил поступательное развитие болгарской экономики. Это позволило постепенно изменить структуру импорта и особенно экспорта

 

 

550

 

в торговле с СССР и другими восточноевропейскими странами. Болгария, наряду с экспортом сигарет, ранних овощей и товаров легкой промышленности, теперь поставляла изделия электроники, продукцию транспортного машиностроения (электрокары) и пр. Переход торговых операций в СЭВ на переводной рубль в 1965 г. еще больше усилил привязку страны к советской экономике.

 

В 70-е годы реализовывалась политика усиления интеграции обеих экономик вместе с попыткой установить и углубить экономические взаимоотношения в рамках СЭВ, на долю которого приходилось 80% болгарского экспорта и 75% болгарского импорта, в то время как удельный вес СССР в общем объеме болгарского экспорта и импорта составлял 54%. Тогда, в 1971 г., была принята Комплексная долгосрочная программа социалистической интеграции, а в 1973 г. осуществлена координация экономических планов и инвестиций и был составлен единый план многосторонней интеграции и координации пятилетних планов стран-членов СЭВ на 1976-1980 гг. с акцентом на развитие энергетики и добычи сырья. В силу этих соглашений в 70-е годы на передний план выдвинулось тесное сотрудничество между Болгарией и СССР в развитии сырьевой и энергетической базы, машиностроения и инфраструктуры. Из-за проблем транзита как следствия ухудшения болгаро-румынских отношений именно в это время был построен и введен в эксплуатацию паром для перевозки железнодорожного состава Варна-Ильичевск. Особенно ощутимым было советское участие в создании энергетической базы страны, ее расширении и модернизации. В 70-е годы заключены соглашения о развитии энергетики, предусматривавшие строительство атомной электростанции в Козлодуе советскими специалистами и на советские кредиты. Болгарская энергетическая система была включена в 1974 г. в единую энергосистему СССР и стран СЭВ. В 1973 г. Т. Живков и Л.И. Брежнев договорились о поставках в Болгарию более 15,5 млн. тонн нефти. На советские кредиты были расширены наиболее мощные теплоцентрали - ТЭЦ-София, ТЭЦ-Габрово, построены новые - в Стара Загоре, Хасково и Ямболе. Болгария также получала электроэнергию непосредственно из Советского Союза. 12 августа 1972 г. был пущена в эксплуатацию магистральная линия электропередачи «СССР - Болгария», и до конца 1975 г. наша страна получила по ней более 4 млрд. квтч. электроэнергии. Болгарские специалисты участвовали в строительстве магистрального газопровода «СССР - Болгария», по которому страна ежегодно получала 5,8 млрд, кубометров газа, и в разработке Оренбургского газового месторождения. Участие в этих международных проектах в рамках СЭВ предоставило стране возможность расширить и модернизировать не только свою энергетическую отрасль, но и сырьевую

 

 

551

 

базу химической промышленности [22]. Одновременно советское руководство согласилось напрямую дотировать операции по экспорту болгарской сельскохозяйственной продукции на советский рынок в размере 400 млн. переводных рублей ежегодно, оказав тем самым существенную поддержку госбюджету Болгарии и взаимной торговле, не перейдя, однако, на международные цены.

 

«Эпохе Брежнева» в болгаро-советских отношениях наша страна обязана тем, что и в 70-е годы Болгария оставалась оазисом стабильности, в большом объеме черпавшим из СССР кредиты и научно-техническую помощь. Благодаря этому Болгария получила единственный в своей истории шанс эксплуатировать внешний ресурс, что дало ей возможность существенно опередить другие страны европейской периферии. В условиях мирового нефтяного кризиса, благодаря особым сердечным отношениям с СССР, Болгария не только удовлетворяла собственные потребности, импортируя советскую нефть, но и осуществляла ее реэкспорт, приносивший в отдельные годы прибыль в сотни миллионов долларов. Динамичное и масштабное развитие получила и военная промышленность на основе технологического сотрудничества, главным образом, с СССР. В отдельные годы импорт продукции данной отрасли приносил до одной трети всех валютных поступлений страны. Экономические отношения включали сотрудничество в научной и технической сферах, создание совместных предприятий. Благодаря совместным научно-техническим программам, Болгария специализировалась в производстве космического питания и аппаратуры и дважды, 10 апреля 1979 г. и 1 июля 1988 г. отправила своих граждан в космос.

 

По существу, болгарская индустриализация осуществилась благодаря советским кредитам, но это обстоятельство привязало экономику страны к советской технологической и технической базе, что в 80-е годы, когда резко обозначилось отставание СССР от новых информационных технологий, нашло негативное отражение и в Болгарии. Но в условиях «холодной войны» в Болгарии не было политических сил, которые могли бы преодолеть политическую, а затем и экономическую привязку страны к советскому блоку с целью избежать указанного технологического отставания. Болгария искала и другие пути, чтобы использовать достижения западной индустриализации и модернизации, расширяя торгово-экономические, разведывательные и научные контакты с западным миром в условиях разрядки. Именно на это и рассчитывала советская сторона, поддерживая сотрудничество и тесную интеграцию с Болгарией в экономической сфере. Разумеется, таким образом она оплачивала вместе с дешевой нефтью и своими огромными рынками политическую лояльность Болгарии. Болгарский

 

 

552

 

лидер даже похвалялся, что в лице СССР Болгария имеет собственную колонию, поскольку оттуда вывозит сырье, а поставляет машины и оборудование [23].

 

Именно такое состояние попытался изменить новый советский лидер М.С. Горбачев в советской экономической политике и отношениях со странами СЭВ, в том числе и с Болгарией. Падение цены на нефть сказалось на росте и без того большого внешнего долга СССР и заставило советское руководство искать другие пути развития советской экономики. Сам Горбачев выразил давно назревшее среди советских экономических экспертов недовольство тем, что даже маленькая Болгария предлагает машины СССР, а его удел - быть поставщиком сырья социалистическому сообществу. Именно падение цен на нефть стало одной из причин роста советского внешнего долга странам СЭВ, включительно и Болгарии, превысившего 15 млрд, рублей. Долг увеличивался также и вследствие неоплаченного строительства силами болгар объектов на территории СССР и введения в 1988 г. соотношения переводного рубля и доллара в расчете 1 : 1, когда по предложению СССР и Венгрии было решено перейти в рамках СЭВ на расчеты в конвертируемой валюте. Это, однако, было невыгодно Болгарии, поскольку болгарская электроника лишалась прибыли от продажи своей продукции странам СЭВ по ценам, гораздо более высоким, чем международные. Вместе с тем Болгария не могла рассчитывать, как прежде, на советские кредиты для развития экономики и была вынуждена закупать технологии и сырье на Западе за твердую валюту. В результате с 1987 г. начал увеличиваться внешний долг Болгарии. В то же время наблюдался рост центробежных тенденций в СЭВ, так как все страны-участницы пытались максимально использовать свой экономический потенциал, чтобы обеспечить себя твердой валютой. Болгария и СССР в этом плане не были исключением.

 

Конфликт между двумя странами назревал, проявляясь и в экономических контактах, и в торговых связях. Затронул он и электронику. Болгария, будучи одной из наиболее развитых стран СЭВ в компьютерной отрасли, оказалась, тем не менее, не включенной в соглашения, подписанные между СССР и ГДР и другими странами СЭВ, о развитии элементной базы. Некоторые виды болгарской производственной специализации в СССР (вино, сигареты, отдельные виды сельскохозяйственной и иной техники и фармацевтической продукции) уже исчерпали себя или были близки к этому. В то же время отдельные продукты экспорта начали конкурировать на советском рынке с товарами других социалистических стран. Особенно сильно это проявилось в области электроники, биотехнологий, химической промышленности и машиностроения. Кроме того, новые технологии

 

 

553

 

и производственные отрасли уже не являлись результатом совместных разработок, а отражали возможности каждой страны быстро усваивать новое, вводить свою специализацию и конкурировать с другими странами. Это констатировали высшие болгарские политические и хозяйственные руководители 9 февраля 1988 г. на совещании по подготовке новой стратегии экономических связей с СССР и другими восточноевропейскими странами. Одним из направлений указанной стратегии болгарская сторона считала установление прямых контактов между Болгарией и советскими республиками - Казахстаном, Узбекистаном и др. Проблема заключалась в том, что ни Болгария, ни эти республики не располагали ликвидными средствами для развития контактов, а по новым правилам, продиктованным Москвой и принятым странами СЭВ, бартерный обмен был невозможен [24].

 

Одновременно вмешательство советской стороны сорвало выгодную для Болгарии сделку с японской фирмой «Кобе стийл», о чем сказано выше. Действия советской стороны объяснялись тем, что сотрудничество с японцами срывало производственные контакты промышленного предприятия в Радомире с подобным советским предприятием в Новокраматорске, ще предполагалось выполнять заказы военной промышленности. В связи с этим конфликт оказался персонифицированным - между премьер-министром Н. Рыжковым и инициатором интеграции с Японией О. Дойновым. Немного позднее, во время встреч в сентябре 1987 г., конфликт возник и между одним из ближайших соратников Горбачева В.Медведевым и Т. Живковым. Поводом явилось недовольство советской стороны активизацией торгово-экономических контактов Болгарии с Японией и ФРГ во второй половине 80-х годов [25]. Но поскольку указанные конфликты возникли на фоне декларируемого Кремлем отказа от «доктрины Брежнева» и поддержки самостоятельного курса социалистических стран, недоверие и стагнация экономических связей между Болгарией и СССР не только сохранялись, но и усиливались.

 

После 1989 г. начался процесс постепенной переориентации болгарской экономики на рынки Евросоюза, и вскоре она оказалась вытесненной с советского рынка. Так, если в 1990 г. относительный удельный вес СССР во внешнеторговом обороте Болгарии составлял 64,0%, то к 2007 г. - 1,4%. Соответственно резко сократилась доля СССР/РФ в болгарском импорте - с 56,4% в 1990 г. до 10% в 2007 г. [26].

 

После вступления Болгарии в январе 2007 г. в Евросоюз в качестве полноправного члена ее отношения с Российской Федерацией во внешнеэкономической сфере стали зависеть от общеевропейской политики.

 

 

554

 

            Примечания

 

1. Подробнее см.: Запрянова А., Нягулов Бл., Марчева И. Историческата наука между приемствеността и промяната// Исторически преглед. 2005. № 1-2. Рец.: ВалеваЕ. Развитие исторической науки в Болгарии на современном этапе // Славяноведение. 2007. №6. С. 16-30.

 

2. Образцом такого подхода может служить серия «Летопись дружбы», выходившая в 70-е - 80-е годы.

 

3. Чакъров В. Вторият етаж. София, 1990; Панков Г. Епизоди от един живот. София, 2005; ЯдковД. Булгартабак. София, 2003; Живков Т. Мемоари. София, 1997.

 

4. Центрально-Восточная Европа во второй половине XX века. Т. 1-3. М., 2000-2002; Шахназаров К. Цена свободы. Реформация Горбачева глазами его помощника. М., 1993; Медведев В. Распад. Как он назревал в «мировой системе социализма». М., 1994.

 

5. Калинова Е., Баева И. Българските преходи. 1939-2002. София, 2002. С. 125.

 

6. Никова Г. Московското съглашение за примирие и преследванията в България на поданиците на Германия и нейните сателити // Исторически преглед. 1994—1995. № 3; Вачков Д., Иванов М. Българският външен дълг. 1944-1989. Банкрутът на комунистическата икономика. София, 2008. С. 15-16.

 

7. Никова Г. Планът Маршал, европейските сили и България // Исторически преглед. 1993. № 4-5: Она же. Българското стопанство между Германия и Съветския съюз. Ликвидиране на германското технологическо влияние в България// Исторически преглед. 2000. № 3—4; Калинова Е. Победителите винаги имат право (Съдбата на германските имущества в България и съветските претенции спрямо Германия след Втората световна война) // Колегиум Германия. София, 2000. Т. 3. С. 201-226: Она же. Преориентацията на българската външна политика (септември 1944-1949) // XX век. Опит за равносметка. София, 2003. С. 282-292.

 

8. Златев Зл. Българо-съветски икономически отношения (1944-1958 г.). София, 1986. С. 21-30, 87-97.

 

9. Никова Г. Съветското икономическо проникване в България след Втората световна война// Исторически преглед. 1996. № 2; Она же. Българското стопанство между Германия и Съветския съюз...; Марчева И. Търговските преговори между България и СССР (1944-1948) // България в сферата на съветските интереси. Българо-руски научни дискусии. София, 1998. С. 30-38.

 

10. Никова Г. Разделението на европейското икономическо пространство и България // Исторически преглед. 2000. № 5-6; Она же. Финансовите задължения на България към Великобритания, Франция и Швейцария след Втората световна война // Исторически преглед. 1991. № 8.

 

11. Обе позиции представлены в: Никова Г «Големият заговор» в България (19491953) // Лица на времето. София, 1997. Т. 2. С. 69-98; Исусов М. Сталин и България.

 

 

555

 

София, 1991; Огнянов Л. Сталинизацията на БКП през 1948-1949// Сталинизмът в Източна Европа. София, 2005. С. 196-227; Даскалов Р. От Стамболов до Живков. Големите спорове за новата българска история. София, 2009. С. 373-375.

 

12. Баева И. «Сближението» между България и СССР (1963-1973) // Ново време. 1993. № 1. С. 89-111.

 

13. Баева И. България и Съветският съюз след Втората световна война - прагматизмът на българската позиция // България и Русия през XX век. Българо-руски научни дискусии. София, 2000. С. 425^433.

 

14. Стоянов Л. «Като един организъм, който се оросява от едина кръвоносна система» (За юлския пленум на ЦК на БКП от 1973 г.) // България между признателността и прагматизма. Сборник доклади от международна научна конференция. София, 2009. С. 658-668.

 

15. Вачков Д., Иванов М. Указ. соч. С. 127-184.

 

16. Баева И. Българо-съветските отношения в годините на «перестройката» // България в сферата на съветските интереси... С. 118-127; Марчева И. Българската икономика през 80-те години на XX век между Изтока и Запада // Проблемът Изток - Запад. Историческа перспектива. София, 2003. С. 685-692; Иванов М. Съветската помощ, «спряното кранче» на Горбачов и българската криза от втората половина на 80-те години // Преломни времена. Юбилеен сборник в чест на 65 годишнината на проф. Л. Огнянов. София, 2006. С. 849-854; Кандиларов Е. България и Япония - от студената война към XXI век. София, 2009. С. 265-274.

 

17. Никова Г. Живковата икономическа реформа, перестройката и стартът на скритата приватизация в България // Исторически преглед. 2003. № 5-6. С. 120-147; Марчева И. Конфликтът М. Горбачов - Т. Живков (Или още веднъж за съветско-българските отношения в контекста на перестройката през втората половина на 80-те години на XX век) // Историята - професия и съдба. В чест на чл.-кор. д.ист.н. Георги Марков. София, 2008. С. 577-593.

 

18. Марчева И. Проблеми на външноикономическата преориентация на България в края на 80-те и началото на 90-те години // Следвоенна България между Изтока и Запада. Национална научна конференция. София, 2005. С. 79-92.

 

19. См., например: България и Русия в миналото, настоящето и бъдещето. Доклади от конференция, състояла се в София на 20-22 май 2009 г. София, 2009.

 

20. Марчева И. Търговските преговори между България и СССР (1944-1948) // България в сферата на съветските интереси... С. 30-38.

 

21. Никова Г. «Големият заговор» в България... С. 69-98; Марчева И. Тодор Живков - пътят към властта Политика и икономика в България. 1953-1964. София, 2000. С. 66-98.

 

22. Марчева И. Социално-икономическо развитие през 50-80-те години на XX век // История на българите (под ред. акад. Г. Марков). София, 2009. Т. 3. С. 516-548.

 

23. Баева И. Българо-съветските отношения... С. 118-127; Марчева И. Българската икономика през 80-те години... С. 685-692.

 

 

556

 

24. Марчева И. Проблеми на външноикономическата преориентация... С. 79-92.

 

25. Иванов М. Указ. соч. С. 840 -854; Марчева И. Проблеми на външноикономическата преориентация... С. 79-92; Она же. Конфликтът Михаил Горбачов - Тодор Живков... С. 577-593; Кандиларов Е. Указ. соч. С. 265-274.

 

26. Царевски В. Развитие на търговско-икономическите отношения между България и Русия // България и Русия в миналото, настоящето и бъдещето.. .С. 84; Хубенова-Делисивкова Т. Съвременни аспекти на развитието на българо-руските икономически отношения // Там же. С. 123.

[Previous] [Next]

[Back to Index]