9. СТРУКТУРА БОЛГАРСКОГО ГОСУДАРСТВА (КОНЕЦ IX - НАЧАЛО XI в.) И ПРОБЛЕМА ГЕГЕМОНИИ НА БАЛКАНАХ
В. ТЫПКОВА-ЗАИМОВА
Развитие Болгарского государства после введения Борисом христианства определялось несколькими факторами, среди которых необходимо выделить наследие языческого периода и византийскую модель, которая все сильнее утверждалась на тех балканских землях, где политическое влияние империи было особенно интенсивным.
Симеон вступил на престол после серьезного политического кризиса, из которого Борис вышел победителем. Раскол в среде протоболгарской аристократии, которая до введения христианства держала в своих руках главные функции военного и административного управления, не был полностью преодолен в ходе крещения. Бесспорным доказательством этого являлась попытка возвращения к "законам дедов", предпринимаемая старшим сыном Бориса князем Владимиром-Расате. Попытка, однако, закончилась ослеплением Владимира
137
и свержением его с престола по инициативе самого князя Бориса, покинувшего на время монастырь.
Оппозиционные христианству силы, поднявшие мятеж в 893 г. с целью восстановления язычества, представляли одни и те же круги в течение почти трех десятилетий, начиная с крещения в 864/65 г. вплоть до собора в Преславе (893 г.). Это была высшая протоболгарская аристократия. Актом крещения Борис ввел Болгарию в круг развитых и цивилизованных для того времени государств, но одновременно нанес тяжелый удар по мятежному протоболгарскому элементу, который в свое время создал и укрепил само Болгарское государство. Известно, что часть протоболгарских боляр из десяти комитатов, составлявших в них основу военного и административного аппарата, была уничтожена вместе с семьями. Таким образом была обезврежена вся антивизантийски настроенная протоболгарская группировка. Борис все больше опирался на славянскую знать, которая уже занимала основные посты в государстве и постепенно вытесняла из церкви византийских (греческих) проповедников, через которых на первоначальном этапе в Болгарию проникало христианство [1]. Так в отнюдь не простой ситуации была начата при Борисе и достроена при Симеоне государственная модель и структура новой христианской державы [2].
Идея легитимности высшей власти, освященная традицией, и сама политическая доктрина в целом в Византии были во все эпохи сообразованы с учением Цареградской церкви. Согласно Евсевию Кесарийскому, Константин Великий получил от церкви титул ἰσαπόστολος благодаря универсальности его миссии как в политической, так и в духовной сфере. Как политический институт императорская власть в Византии представляла собой воплощение связи между римским этатизмом и восточным христианством. Византийская система управления не была как целое и во всех своих элементах объектом подражания со стороны соседних "варварских" государств. Объектом подражания был, вероятно, институт императорской власти со всеми ее внешними атрибутами, дворцовыми церемониями и проч. [3]
В дохристианский период "абсолютная" власть языческих ханов была ограничена наличием вождей Славиний, которые обладали известной самостоятельностью. Христианская модель воспринималась, естественно, гораздо более последовательно после официального введения новой религии. Сохранился документ, позволяющий судить, что следует понимать под византийской "политической моделью". Это — послание патриарха Фотия Борису, в котором патриарх объясняет свое понимание "искусства управления". Он пишет о том, какие, согласно византийским принципам, моральные качества необходимы христианскому правителю и какими из них должен обладать правитель соседней новообращенной страны. Болгарии было предназначено в соответствии с нормами цареградской политики включиться в православную общность, т.е. в сложную систему византийского ойкумениэма [4].
В правление Бориса, когда, согласно Продолжателю Феофана, царила "безопасность" в отношениях между империей-матерью и
138
принявшей христианство Болгарией, казалось, что византийская модель уже была воспринята. Страна Бориса была включена в византийскую сферу и в “устройство мира", соответствующее византийской политической доктрине. Независимо от этого внутри новообращенной страны формировалась сильная государственная власть, Борис носил титул ἄρχων, который был традиционным для всех правителей мистической "семьи народов", где василевс был "отцом" христианских (иногда и нехристианских) правителей. В славяно-болгарской литературе этот титул переводился как КЪНѦЗЪ — "князь". Через десять лет после установления автокефальной епархии церковь в Болгарии стала составной частью целостной монархической системы. Завершился этот период церковного строительства двумя соборами — 870 и 879/80 гг. В Болгарию была привнесена византийская церковная система, но вместе с тем, несмотря на сопутствующие этому процессу осложнения, начала создаваться и собственная модель общения христианской Болгарии со славянским миром. В этом контексте нельзя упускать из виду, что кирилло-мефодиевская миссия нашла приют именно в Болгарии и сыграла основополагающую роль в формировании литературы и языка, получивших общеславянское значение.
Через тридцать лет после крещения Болгарии патриарх Николай Мистик попытался в свою очередь воплотить принципы, установленные Фотием, указывая Симеону путь, начертанный его отцом Борисом. Согласно Николаю, истинный мир между Византией и Болгарией состоял в том, “... чтобы ты довольствовался данными тебе властью и честью от дедов и первоначально от бога, чтобы не нарушал границ, которые установили твои деды, и мира между болгарами и ромеями, заключенного, когда вы узнали Христа и бога" [5]. В качестве примера указывался, естественно. Борис, который был принят императором в духовные сыновья: "Он заложил с божьей помощью основы, тебе же подобает строить, а не разрушать и подрывать их", — писал далее Николай Мистик [6].
К этому времени, однако, отношения с Византией претерпели большие изменения. После побед в войне 894—896 гг. Симеон осуществлял свою дипломатическую деятельность с позиции силы [7]. Немного позже, в течение одного десятилетия (913—924 гг.), он выдвинул программу, которая ориентировалась на внедрение византийской модели, но через постоянное противодействие империи, а не через подчинение ей. В конечном счете его целью было достижение равенства двух моделей — византийской и болгарской.
С одной стороны, этот курс был связан с отказом от изжитого тезиса о "сыновней" зависимости от Византии и с укреплением внутреннего и внешнего положения Болгарского государства. С другой стороны, имело значение и то, что власть в Болгарии оказалась в руках чрезвычайно амбициозной личности. Как сказал о Симеоне кремонский епископ Лиутпранд, "обязанный править, он оставил приятный монастырский покой и вступил в светские бури" [8]. Николай Мистик также утверждал, что Симеон стремился к "земной славе", тогда как в детстве хотел добиться "доброго имени, замечательной и славной памяти".
139
В другом месте патриарх признает (может быть, в дипломатических целях), что Симеон был некогда боголюбивым, справедливым, ненавидел золото, любил истину, был противником лжи, что он собирался сделать свое управление непорочным и безукоризненным и т.д. [9] Эти характеристики были даны Симеону еще до того, как конфликт с Византией достиг высшей точки. К 913 г. его обвиняли уже в стремлении к "тирании", т.е. к узурпации.
События развивались примерно так: в 913 г. болгарские войска беспрепятственно пересекли Фракию и достигли Царьграда. Регентский совет при малолетнем императоре Константине VII согласился на встречу с болгарским правителем и его сыновьями, которым были оказаны большие почести. После этого был совершен акт, в котором некоторые современные авторы усматривают обряд коронации [10]. Патриарх Николай Мистик возложил на голову Симеона свой собственный эпириптарий "вместо короны", как сказано у Продолжателя Феофана. По нашему мнению, церемония не содержала элементов подлинной коронации, не было при этом и миропомазания. Все ограничилось лишь благословением [11]. Именно поэтому, как сказано в хронике Продолжателя Феофана и у иных авторов, две стороны расстались, не достигнув согласия. Возвращение матери-императрицы Зои, которая была удалена из столицы и отстранена от регентства на некоторое время, привело к новому обострению отношений.
Расчеты Симеона на династический брак одной из его дочерей с Константином Багрянородным рухнули, и он опять начал опустошительное наступление во Фракии. В сентябре 914 г. болгарские войска взяли после осады Адрианополь. В последующие годы они снова действовали на Адриатике, около Драча и в Солунской области. Попытка создания коалиции против Болгарии не имела успеха: помощь, которую искали у печенежских племен, оказалась неэффективной, переговоры между стратигом Драча и сербским князем Петром Гойниковичем не дали результатов. Петр был свергнут, и военные действия во Фракии и на Черноморском побережье возобновились в пользу Симеона. В знаменитом сражении на р. Ахелой, у соврем. Помория (Анхиало) на Черном море, 20 августа 917 г. болгарское войско одержало победу над византийскими силами. Она имела решающее значение для отношений Симеона с империей: его претензии резко возросли. Византийские авторы говорят, что в 20-х годах X в. Симеон был на вершине славы, а Византийская держава находилась в критическом положении. В Царьграде был совершен новый переворот: летом 919 г. друнгарий (командующий) флота Роман Лакапин вновь отстранил императрицу Зою от власти, выдал свою дочь замуж за Константина Багрянородного и провозгласил себя василеопатором. Отношения между Царьградом и Преславом обострились еще более: Симеон заявил, что Роман Лакапин "должен сойти с престола". Вопреки увещаниям Николая Мистика отказаться от своих амбиций, болгарский правитель решил на этот раз силой взять Царьград. Переговоры были прерваны в 921 г., и византийские войска встретились у столицы с силами Симеона, который и на этот раз вышел победителем.
140
Расчеты болгарского правителя вступить на царьградский престол в 913 г. покоились на надеждах породниться с царствующей династией, когда и само положение юного василевса было ненадежным. Симеон имел, как казалось, и согласие на это самого Николая Мистика, который позже отказался от своих планов. После 922 г., когда, вопреки его собственным большим успехам, болгарский правитель понял, что из-за срыва переговоров с фатимидским халифом он не сможет без помощи флота овладеть византийской столицей, Симеон оказался в большей мере склонным к компромиссу. Он был готов удовлетвориться правом равного с василевсом правителя, т.е. своего рода второго императора на "византийском западе". Но новая встреча государей у Царьграда в 923 г. не дала ожидаемых результатов, хотя Симеон и начал именовать себя в моливдовулах Συμεὼν εν χριστῶ βασιλεὺς Ῥωμαίων и Συμεων βασιλευς [12]. Принципы теории самодержавия требовали, однако, наличия в стране патриархии, которая освятила бы власть болгарского правителя. Для преобразования Преславской архиепископии в патриархию при явном отсутствии согласия Царьграда Симеон применил догмат о "соборном начале" в церкви. Полагают, что собор в Преславе в 918 г. признал царское достоинство болгарского правителя. "Цъсарь въсѣмъ блъгарѡмъ и гръком”. Естественно, царьградская церковь отказала болгарам в этом признании [13]. По-видимому, по этой причине болгарский правитель обратился в 926 г. к римской курии, надеясь, вероятно, на признание папой Иоанном X автокефальности болгарской церкви и царского титула Симеона. Но поскольку после присоединения Сербии к Болгарии начались военные действия между Болгарией и Хорватией, закончившиеся неудачей для Симеона, переговоры с папством остались без последствий. Вскоре, 27 мая 927 г., Симеон умер от сердечного приступа.
Само требование Симеона признать его власть равной императорской, а еще больше — его попытки вытеснить империю с Балкан, дают ясное представление о характере соперничества двух соседних держав в начале X в. С точки зрения византийской государственной доктрины, признание, к которому стремился Симеон, означало нарушение мировой гармонии (или "порядка" τάξις) [14], на которой зиждилось и мистическое "семейство народов". Несмотря на то что идеологические и политические конфликты не получили разрешения и претензии Симеона были отвергнуты византийской стороной, центральная власть в Болгарии и ее государственная система приобрели большую устойчивость в этой борьбе. Постепенно создавалась государственная модель, которая имела впоследствии значение и для других Балканских государств [15].
Официальное признание за болгарским правителем царского титула со стороны Византии пришло при наследнике Симеона — Петре I (927—970 гг.). Договором, заключенным сразу же после воцарения Петра, за болгарским царем был признан титул "цѣсарь" (βασιλεύς). Признание было следствием брака Петра с внучкой Романа Лакапина Марией, получившей новое имя Ирина в честь мира.
141
Конечно титул не содержал добавления των Ῥωμαίων: на моливдовулах Петр титуловался только как Βασιλεῦς εὐσεβής и "Петрь ц҃рь блъгарскый“ [16]. Признание распространялось и на болгарскую церковь: духовный глава страны, имевший резиденцию в Дристре, был провозглашен болгарским патриархом.
Все это вывело Болгарское государство на высокий уровень в международных отношениях, как это ясно из письма кремонского епископа Лиутпранда императору Оттону I, где сообщается, что болгарскому посланнику было оказано предпочтение перед епископом на торжественном обеде в Царьграде в Петров день в 967 г. Позже Константин Багрянородный, чьи оценки в отношении его тестя Романа I всегда отрицательны, характеризует уступки Петру как отступление от норм византийского самодержавия: Роман Лакапин был, по его мнению, ιδιώτης καὶ ἀγράμματος ("простым и необразованным человеком") [17].
События, которые произошли в правление Петра, показывают, что эта значительная уступка означала одновременно новую попытку вовлечь Болгарское государство в сферу влияния империи. Не случайно начались сепаратисткие движения братьев Петра.
После смерти царя Петра в западных областях Болгарии, удаленных от военных действий империи против киевского князя Святослава, была сделана попытка завладеть властью и переместить туда управление. Но возвращение сыновей Петра из Царьграда, где они находились в качестве заложников, в Преслав и провозглашение царем Бориса II сорвали этот план. Руководителями восстания на западе были так называемые комитопулы — сыновья комита Николы. Они довольствовались отделением от Преслава [18]. Новая попытка достижения самостоятельности была сделана после смерти императора Иоанна I Цимисхия (976 г.). Иоанн Скилица пишет:
"Болгары отделились и управлять ими были избраны четыре брата — Давид, Моисей, Аарон и Самуил, сыновья одного из могущественных комитов болгар..." [19].
До отделения Николы и его сыновей он, вероятно, был комитом (управляющим) области Сердика (Средец). Предполагают также, что Никола был правителем Девольского комитата и что к своему восстанию он привлек и управляющих остальными западными комитатами [20]. Сведения о комитатах вообще скудны и неясны. Известно, что византийская оккупация при Цимисхии не распространилась на запад от р. Струмицы и Видина [21]. Учитывая значение Сердики в событиях 986 г. и вообще в борьбе с империей под руководством Самуила и Аарона, представляется более вероятным, что Никола управлял областью именно около Средеца.
Кто дал власть Николе и его сыновьям? Очевидно, болярский совет, как это было в болгарской традиции, совет боляр именно западных областей, сохранивших независимость от империи. Позднее к ним присоединились и боляре восточных областей. Ни один источник не дает конкретных сведений о том, как было устроено управление сыновей Николы после отделения их от центральной власти и после смерти Цимисхия. Неизвестно также, когда умер сам Никола. Может быть, в условиях своеобразной "тетрархии" каждый из братьев управлял своей областью.
142
Нет, однако, подтверждений в источниках, как конкретно распределялась власть; предположения делаются главным образом на основе анализа действий каждого из братьев. Что касается Аарона, то он наследовал, по всей вероятности, семейные земли около Средеца [22]. Согласно другим предположениям, каждый из братьев управлял по очереди, но этот тезис не находит подтверждения в источниках.
Из западных источников следует, что в 973 г. к Оттону I явились с дарами посланники из разных стран, среди которых были и болгары. Если верна датировка (а в ней трудно было бы усомниться, так как она приведена в нескольких памятниках), то необходимо признать, что Болгарское государство в западных областях считалось тогда жизнеспособным и законным [23]. Ни в одном из документов того времени не выражено и тени сомнения, от чьего имени прибыло посольство. Впрочем, общее управление комитопулов длилось лишь около десятилетия. Скилица сообщает, что старший сын Николы Давид погиб "внезапно": он был убит где-то между Преспой и Костуром "влахами — ὁδῖται" (под этим выражением следует понимать, вероятно, не "бродяг", как считали раньше, а влахов, которые служили горными проводниками в византийских войсках) [24]. Впоследствии Давид был канонизирован как святой. После него при осаде г. Серес погиб и Моисей.
Между тем законные наследники Романа II, его юные сыновья Василий II и Константин VIII, заняли престол в Царьграде после смерти Цимисхия. Фактически правил евнух паракимомен Василий, талантливый полководец, но крайне амбициозный вельможа.
В 986 г. состоялся первый поход Василия II через горные проходы Стара-Планины к Сердике. Византийское войско потерпело поражение в ущелье Ворота Траяна. Аарон попытался, по-видимому, заключить сепаратный договор с Василием II, и Самуил, уже проявивший себя как главный руководитель военных акций против Византии, осудил его на смерть вместе с семьей. Живым благодаря заступничеству сына Самуила Гавриила Радомира остался только сын Аарона Иван Владислав.
Таковы события, которые сделали Самуила самостоятельным правителем (или μόναρχος, как выражается Скилица) "всей Болгарии", т.е. включая и восточные области, которые Самуил присоединил после 986 г. Но он не имел царского титула до тех пор, пока в Скопье находился второй сын царя Петра Роман, носивший также второе имя — Симеон (в честь двух своих дедов — Романа Лакапина и царя Симеона). Роман был скопцом с того времени, когда пребывал в Царьграде, откуда затем бежал вместе со своим старшим братом Борисом II. Но Борис был убит на границе болгарским воином, принявшим его за ромея.
Роман оставался в Скопье, пока Василий II не взял город и опять не пленил его (согласно Скилице, сам Роман передал город императору). Эти события датируются по-разному. Смерть Романа в Византии в тюрьме относят и к 997, и к 1003 г. Хотя Роман не мог иметь наследника и, очевидно, играл второстепенную роль в Болгарии,
143
Самуил уважал древний принцип престолонаследия. Он называл себя официально в надписи 993 г. только “рабом божиим" и перечислял в ней своих живых родственников. У нас нет данных о коронации Самуила и после смерти Романа, но все источники представляют его как царя. Так его именуют, например, Никифор Вриенний (βασιλεῦς βουλγάρων Σαμουῆλ), поп Дуклянин (imperator), Яхъя Антиохийский. В грамоте Василия II от 1020 г. “царями” названы Петр и Самуил. Бесспорно, Самуил не мог претендовать на санкционирование со стороны Царьграда его царского титула. В. Златарский высказал предположение, что Самуил искал этой санкции у Рима. Определенного сообщения на этот счет нет. Верно, однако, что в переписке между царем Второго Болгарского царства Калояном и папой Иннокентием III недвусмысленно говорится о якобы существовавших династических связях между Преславом и Охридом. В письме от 1202 г. папа вспоминает "Петра, Самуила и других достопамятных предков", а Калоян ему отвечает: ”Симеон, Петр и Самуил, прародители мои и всех остальных царей (imperator) болгар". Тем не менее у нас нет конкретных данных о родственных связях в таком виде. Возможно, речь идет о понятии "династического" родства, очень распространенном в средневековье. При таком состоянии источников наиболее вероятным кажется предположение, что царский титул Самуила имеет связь с установлением новой резиденции патриархии, которая была перенесена из Дристры в Средец, а оттуда в Охрид.
Государи Самуиловой династии употребляли титул "самодержец", заимствованный из византийской титулатуры: монархический институт в Византии связан с самодержавием, внешний признак которого выражен в титуле αὐτοκράτωρ. Долгое время считалось, что титул “самодержец" на славянской почве впервые появился при Стефане Первовенчанном. Но надпись Ивана Владислава показывает, что этот титул существовал раньше в болгарской титулатуре. В надписи именно Самуил назван "самодержавным", а сам Иван Владислав титулован как "самодержец болгарский". Употребление этот титула связано с желанием подчеркнуть независимость государства в критический период его существования [25].
Итак, начиная с IX в. и в течение всего X в., среди европейских государств разгорелось соперничество из-за воплощения в своей стране имперской идеи первоначального римско-византийского наследства (олицетворяемого империей Константина Великого), сопровождавшееся борьбой двух церквей за санкционирование этой власти [26]. Находясь между Западом и Востоком, Болгарское государство участвовало в этом идейном поединке, поднимая свои претензии до тогдашнего европейского уровня. Даже тогда, когда речь шла о юридическом положении империи (в том смысле, что она охватывала не одну этническую территорию, а держала под своим контролем земли и других народов, на которые распространяла свой политический авторитет), и этот элемент имперской доктрины был налицо, он выразился в претензиях болгарских правителей на западные области полуострова.
144
Мы имеем в виду своеобразный сюзеренитет Болгарии над Сербией и Хорватией, на который болгарские правители претендовали главным образом во времена Симеона и который противопоставлялся здесь политическому сюзеренитету Византии. С таким положением с трудом мирились в Царьграде, где считали его одним из факторов, способствовавших отрыву Болгарии от ее духовной зависимости от Византии. Константин Багрянородный уточняет, что все получаемое болгарской стороной от сербов и хорватов было лишь ξενίαι (“дарами”), а не πάκτα ("данью"), так как πάκτα имел право получать только василевс [27].
Идея политического сюзеренитета, которая использовалась при болгарском дворе, сохранялась и при Самуиловой династии, когда, например, зетский князь Иван Владимир оказался в вассальных отношениях с болгарским царем. Проблема обязательной принадлежности государя к правящей династии, как одного из законных наследников, сохранилась и после падения Болгарского государства, завоеванного византийцами. Когда Делян возглавил восстание против византийцев в западных областях и заявил о своей принадлежности к роду Самуила, он был провозглашен царем, а другой вождь восставших, Тихомир, не только изгнан, но и насмерть побит камнями, потому что в условиях двоевластия, как объяснил Делян, борьба против Византии не может быть успешной. В эти события вмешался также сын Ивана Владислава Алусиан, которого провозгласили “царем", подняв его на щит, поскольку такова была болгарская традиция [28]. Для наших целей не важно, откуда происходит обычай поднятия на щит; важна постоянная ссылка в источниках на болгарские государственные традиции управления, которая повторяется вплоть до времени антивизантийского восстания братьев Асеней.
В надписях и письменных памятниках продолжали упоминаться в X—XI вв. и некоторые протоболгарские титулы. Например, из одной преславской надписи известно, что некий Мостич был чергубилем при царе Симеоне и царе Петре. Во времена Самуила и его династии подвизались кавхан Феодор и кавхан Дометиан. Также из надписи известны Иван-багатур и канартикин и др. Подтверждают это и протокольные вопросы и ответы, которыми, согласно Константину Багрянородному, обменивались в Царьграде представители византийской власти и болгарские послы. Конечно носители протоболгарских титулов вряд ли имели протоболгарское сознание, если иметь в виду, что некоторые из них носили христианские имена. Поэтому нельзя сказать, были ли их функции теми же, что и в языческий период. Бесспорно, однако, что и в этом отношении существовала известная преемственность [29].
Нельзя забывать и тот факт, что после крещения славянская аристократия получила значительный перевес; часто встречающимся явлением была замена болгарских по происхождению правителей областей славянами. Началась она еще с того времени, когда Борис уничтожил осмелившихся восстать против него болгар — правителей десяти комитатов. Хорошим примером замены наместников-болгар славянами является свидетельство о том,
145
что Борис отобрал область Кутмичевицу в Македонии у болгарина (как показывает его им) Котокия и доверил управление славянину Домете (тогда же в эту область был послан и Климент Охридский) [30]. Здесь не место искать причины таких действий Бориса, но, очевидно, в первую очередь была учтена при этом большая концентрация в области населения славянского происхождения. Наблюдалось утверждение и жупной системы. Ко времени после принятия христианства относится чаша жупана Сивина из Преслава, надпись на которой сделана уже на древнеболгарском. Однако жупная система в Болгарии не была, вероятно, распространена столь же повсеместно, как в Сербии и Хорватии. Нельзя ставить знак равенства между строгой централизацией, которая имела место в Болгарии, и своеобразным ступенчатым управлением, существовавшим в Сербии.
В провинциальном управлении система комитатов была сохранена [31]. От времени Симеона нам известен некий комит Дристр, а семейство уже упоминавшегося комита Николы является наилучшей иллюстрацией значительности некоторых комитов. Таким, по крайней мере, было положение в западных и юго-западных областях, где большие знатные семьи играли значительную роль в территориально-административном управлении. Характерна и своеобразная организация, которая продолжала существовать в периферийных зонах, в Задунавье, особенно на восток от нижнего прутско-днестровского междуречья. Еще при ханах-язычниках земли до Днепра, входившие, как полагают, в ареал политического государства болгар, были организованы как своего рода пограничные зоны, которые ограждали собственно государственную территорию, расположенную к югу от Дуная [32]. Не случайно в связи с войной 894—896 гг. византийская дипломатия направила венгров через задунайские земли на Болгарию. Не случайно также патриарх Николай Мистик угрожал Симеону бросить против него "турок (венгров), аланов, печенегов и русов", если Болгария не будет сохранять мирных отношений с Царьградом [33]. Вероятно, эти земли были постепенно утрачены Болгарским государством [34]. При Симеоне их устройство продолжало оставаться таким, как было установлено традицией. Во время продвижения венгров к Паннонии районы между Тисой и Дунаем управлялись, по данным венгерского хрониста XI в., тремя болгарскими болярами, у которых были значительные имения. Салан владел областью около Тисы и Мароша, Глад — у р. Марош, а Менуморуд — между реками Самош и Марош [35].
Когда Болгарское государство перестало существовать и византийская граница вновь достигла Дуная, стало ясно, каково было значение организованных таким образом задунайских владений даже для самой Византии. Они были своеобразным аванпостом по отношению ко всем землям к югу от реки; аванпостом, на который власть империи не распространялась. Поэтому сразу же после смерти Василия II, в 1026—1027 гг., начались набеги печенегов. На северных границах империи создавалось положение, которое напоминало ситуацию, сложившуюся здесь в VI—VII вв., когда еще не существовало Болгарского государства.
146
Ответственность, которая падала на болгарских правителей завоеванных земель, предполагала материальное обогащение за счет добыли во время военных набегов. Хорошо известен пассаж из "Жития Марии Новой", где говорится" что Симеон периодически сменял управляющих завоеванными городами. После определенного периода они оставляли службу и возвращались домой, обогащенные добычей [36]. В период успешных войн экономическая мощь служилой аристократии находилась в прямой зависимости от размеров ее военной и гражданской власти. В зависимости от военных успехов происходило и продвижение сановников в военно-административной иерархии Болгарии. Добыча состояла не только из материальных ценностей, но и из рабов, которые затем использовались в имениях болгарской знати. Хороший пример на этот счет имеется в одном из “чудес" св. Георгия [37]: в качестве раба в доме знатного болгарина трудился плененный им сын одного стратиота из Пафлагонии. Подобные данные и о более низких воинских чинах есть в другом "чуде" св. Георгия: некий болгарский воин, не входивший в придворные круги и живший "среди народа ". обладал значительным имуществом; на войну он выступал с двумя конями, имел много волов, свиней и овец, а, кроме того, получал довольно значительную долю воинской добычи.
Упорная и продолжительная борьба не только за упрочение Болгарского государства, но и за распространение его политического влияния в X в. вызывала, как это было повсеместно в те времена, различную реакцию в болгарском обществе. В распространении богомильства следует, несомненно, видеть противодействие высшим государственным и церковным кругам, но наряду с социальными мотивами это движение отразило и недовольно провизантийской позицией двора при Петре. Но оппозиционные течения из-за неразвитости сословной структуры общества не имели четких программ, которые соответствовали бы интересам тех или иных социальных слоев и прослоек. Движение низов приобретало большей частью характер ересей, а их участие в восстаниях, число которых постепенно возрастало к концу XI в., было связано с идеей "освобождения" под руководством вождя, который был бы против существовавшего порядка, но одновременно являлся бы представителем высших слоев, т.е. "добрым царем" [38].
В формирующемся мировоззрении средневекового болгарина утверждалась также привязанность к родной земле, своего рода патриотизм, который побуждал его идти на войну с целью защиты своей страны и внушал ему известное смирение перед установившимся мировым "порядком". Упрочение этих компонентов болгарского самосознания стало особенно отчетливым с того времени, когда благодаря введению строгой военной и административной организации ускорилось формирование болгарской народности. Все эти факторы наряду с установлением единой религии сыграли существенную роль в осознании и признании неразрывных связей между понятиями “этнос-территория” и "народ-земля“. Военно-государственный аппарат, который проводил единую внутреннюю и
147
внешнюю политику, способствовал интеграции племенной структуры в новую большую и более прочную этническую структуру, болгарскую народность, сложившуюся путем преодоления этнического славяно-болгарского дуализма.
В полной мере в духе средневековья было появление в XI—XIII вв. апокрифических текстов, в которых поддерживалась идея независимой Болгарии в то время, когда страна утратила свою самостоятельность. В апокрифической литературе имела место даже идеализация времени правления царя Симеона, когда в болгарских землях царило якобы материальное благополучие. Превозносились там деяния и других болгарских царей. Наиболее примечательным в этих преданиях было то, что при перечислении так называемых земных царств Византия (“Греческое царство") ставилась, и это естественно, на первое место, но второе или третье место отводилось "Болгарскому царству", которое упоминалось обычно перед "Алеманским", т.е. перед западной империей, что же касается болгарской книги (т е литературы), то иногда ей отдавалось предпочтение даже перед "греческой" [39].
Позиция болгар-современников в отношении к собственной болгарской государственной структуре и обществу и к византийской государственной и культурной модели отмечена печатью своеобразной амбивалентности. Подобная позиция характерна не только для болгарской средневековой действительности — она налицо вообще в Балканском и даже Европейском регионе в целом в ту эпоху, когда формировалось феодальное общество
1. Войнов М. Някои въпроси във връзка с образуването на българската държава и покръстването на българите // ИИИ. 1961. 10. С. 200. и след.
2. Об эпохе Симеона см. История на България. С., 1983. T. 2. С. 278—323; Божилов И. Цар Симеон Велики (893—927) Златният век на Средновековна България. С., 1983; Краткая история Болгарии, M., 1987. С. 63—78; Андреев Й. Българските ханове и царе, VII—XIV в. С., 1988. С. 62—72.
Из более старой литературы основным остается труд Златарски В.Н. История на българската държава. С., 1971. T 1/2. С. 280—494; см. также Мутафчиев П. История на българския народ С. 1986. С. 117—199. Очень подробной является статья Войнов М. Промяната в българо-византийските отношения при цар Симеон // ИИИ. 1967. 18. С. 147—202.
3. Tapkova-Zaimova V., Bakalov G. Le modele politique // Гръко-български симпозиум при център "Акад. Ив. Дуйчев“ (в печати).
4. Tapkova Zaimova V., Simeonova L. Aspects of the Byzantine cultural policy towards Bulgana in the epoch of Photius // Byzantium and Europe. First Inteрн. Byzantine conf. Athene, 1987. P. 153—163; Симеонова Л. Византийската концепция за изкуството да се управлява според Фотиевото послание до княз Борис I // Проблеми на културата. С., 1988. 4. С. 91—111.
5. Цит. по Войнов М. Промяната... С. 162.
6. Там же. С. 166
7. О дипломатии Симеона см. Ангелов П. Българската средневековна дипломация. С., 1988. С. 82.
8. Цит. по Войнов М. Промяната... С. 167.
9. Там же. С. 167, 172.
10. Ostrogorsky G. Die Kronung Symeons von Bulgarien durch den Palnarch Nikolaos Mystikos // ИБАД. 1935. IX. C. 278—283; Божилов И. Цар Симеон С. 98. и след.
11. Войнов М. Промяната С. 99. и след.; Σταυρίδου - Ζαφράκα Α. Η συντάντηση τοῦ Συμεών καί Νικολάυο Μυστικοῦ (Αὕγουστος 913) στα πλαίσια τοῦ βυζαντινοῦ βουλγαρικοῦ ἀνταγοινισμοῦ/Θεσσαλονίκη. 1972;
148
Бакалов Г. Средневековният български владетел (титулатура и инсигнии). С., 1985. С. 106. и след.; Снегаров И. Коронясан ли е бил княз Симеон в Цариград през 913 г.? // ГСУ БФ 1947 XXIV, 4 С 36—38; Fine J. The early medieval Balkans. Michigan, 1983. P. 144—148.
12. Jurukovа J. La tilulature des souverains du 1er royaume bulgare d’apres les monuments de la sphragistique // Сборник в памет на проф. Ст. Ваклинов. С., 1985. С. 228—229.
13. Бакалов Г. Средневековният български владетел. С., 1985. С. 113 и след.; Златарски В. Н. Писмата на византийския император Роман Лакапин до българския цар Симеона // СБНУ. 1896. XIII. С. 318 и след.; Николов Й. Православната църква през епохата на феодализма // Православието в България. С., 1974. С. 105 и след.
14. Tapkova-Zaimova V. L’idée byzantine de l’unité du monde et l’Etat bulgare // Variorum Reprints. L., 1979. T. 18. P. 291—298. О византийском "порядке" см. Ahrweiler H. L’idéologie politique de l’Empire byzantine. P., 1975. P. 129.
15. Тыпкова-Заимова Ф. Формы власти в Византии и в Балканских государствах (до X в ) // Этносоциальная и политическая структура раннефеодальных славянских государств и народностей. М., 1987. С. 116—125.
16. Jurukova J. Op. cit., P. 229—230; Бакалов Г. Указ. соч., С., 120—121.
17. Const. Porph. DAI. P. 72. Cap. 13.
18. История на България. Т. 2. С. 379—421; Андреев Й. Българските ханове. С., 1987. С. 83—88.
19. Joannis Scylitzae synopsis Historiarum. В., 1973. P. 255—256.
20. Венедиков И. Военното и административно устройство на България през IX и X век. С., 1979. С. 99. и след.
21. Tapkova-Zaimova V. Les frontières occidentales des territoires conquis par Tzimisces // Variorum. T. 12. P. 115—118.
22. Войнов M. Българската държавна традиция и Самуилова България // ИП. 1979. № 6. С. 5 и след.
23. Йончев Л. Някои въпроси във връзка със Самуиловата държава // ИП. 1965. XXI, № 1. С. 34 и след.
24. Литаврин Г.Г. Влахи византийских источников X—ХIII вв. // Юго-Восточная Европа в средние века. Кишинев, 1972. С. 114—115.
25. Заимов Й. Заимова В. Битолски надпис на Иван Владислав самодържец български. С., 1970. С. 85, 94, 98 и след.; Благоева Б. За произхода на цар Самуил // ИП. 1966. ХХII, № 2. С. 94—95; Tapkova-Zaimova V. L’idée impériale à Byzance et la tradition étatique bulgare // Variorum. T. 12. P. 294—295.
26. Бадаланова-Покровская Ф.K., Плюханова M.Б. Средневековая символика власти крест Константинов в болгарской традиции // Учен зап. Тарт. гос ун-та Лит. и истории. 1987. вып. 781. С. 132—148.
27. Тъпкова-Заимова В. Владетельская идеология на Балканах (Опыт сравнительного изучения) // III Симпоз. "Владетелската идеология на Балканите" (в печати).
28. Цанкова-Петкова Г. Влияние на византийските политически институции у българите през XI в. // Studia balcanica Sofia, 1970. T. 2. P. 97—104.
29. Литаврин Г.Г. Социальные и классовые движения в южнославянском обществе IX—XII вв. // Typologie raněfeudálnich slovanských států. Pr., 1987. S. 16—17; Койчева E. О характере аристократии в раннефеодальных государствах на Балканах // Этносоциальная и политическая структура. С. 156 и след.
30. Vojnov М. Μοκρος et γέφυρα chez Anne Comnene et κοτόκιος dans la Vie détaillee de St. Clement d’Ochrida // Studia balcanica Sofia, 1970. T. 1. P. 100—101; Иванов Й. За името котоко в пространного житие на Климент Охридски // Славистичен сборник. С., 1978. С. 41—44.
31. Венедиков И. Указ. соч. С. 56 и след.
32. Тъпкова-Заимова В. Долни Дунав - гранична зона на византийския Запад (Към историята на северните и североизточните български земли, края на X—XII в.) С., 1976. С. 26 и след.
33. Цит. по Войнов М. Промяната. С. 164.
34. Тъпкова-Заимова В. Долни Дунав. С. 32. и след. Вопрос о времени утраты этих земель дискуссионен, см. Божилов И. Анонимът на Хазе България и Византия в края на X век. С., 1979. С. 176 и след.
35. Erdely története. Bp, 1986. I köt. 594 —595 о.
149
36. AASS. Novembris IV. Bruxelles, 1925. Col. 701, 25; Койчева В. Указ. соч. С. 156.
37. Ангелов В. Сказание за железния кръст // Страници из историята на старобългарската литература. С., 1974. С. 167—180; Он же. Старобългарска литература. С., 1971. T. 1. С. 136-155.
38. Ангелов Д. Българинът в средневековието (светоглед, идеология, душевност.). Варна, 1985. С. 271 и след.
39. Тыпкова-Заимова В. Византийская и болгарская государственная идеология в эсхатологической литературе и пророчестве // Typologie... S. 147—173; Иванов С.А. К вопросу об элементах этнополитического сознания в Болгарской апокрифической летописи // Развитие этнического самосознания славянских народов в эпоху зрелого феодализма. М., 1988.