Вопросы этногенеза и этнической истории славян и восточных романцев. Методология и историография

В. Д. Королюк (отв. ред.)

 

Б. Этногенез и этническая история славянских и балканских народов

 

4. Ранний период славянского этногенеза

В. В. Седов

 

 

Первая известная нам попытка ответить на вопросы: откуда, как и когда появились славяне на исторической территории, восходит к началу XII в. Общую картину состояния славянского мира в раннем средневековье нарисовал древнерусский летописец — автор «Повести временных лет». Исходя из библейского предания, согласно которому родиной всего человечества была Передняя Азия, летописец пишет о вавилонском столпотворении, разделении человечества на 72 народа и расселении их в разных направлениях.

 

«От сихъ же 70 и 2 языку бысть языкъ словенескъ... По мнозехъ же времянех сели суть словени по Дунаеви, где есть ныне Угорьска земля и Болгарьска. И от техъ словен разидоша по земле и прозвашася имены своими, где седше на котором месте» [1].

 

Таким образом, родиной славян, по летописцу, были области Среднего и Нижнего Подунавья. Скорее всего такая локализация славянской прародины обусловлена библейской легендой — путь от Вавилона в Среднюю и Восточную Европу шел через Балканский полуостров и Подунавье [2]. Поводом для расселения славян из бассейна Дуная на широких пространствах Средней и Восточной Европы, по летописцу, было нападение на них волохов.

 

Сообщение древнерусской летописи о расселении славян с Дуная стало основой так называемой дунайской (или балканской) теории происхождения славян.

 

 

1. Повесть временных лет, ч. I. М. — Л., 1950, с. И.

2. Высказано предположение, что летописные строки о расселении славян с Дуная основаны не на преданиях, а появились в начале XII в. в связи с конфликтом Руси с Византией из-за дунайских земель, имевшем место на рубеже XI—XII вв. Алешковский Μ. X. О происхождении летописной легенды о дунайской прародине славян. — В кн.: Тезисы докладов научной сессии, посвященной итогам работы Гос. Эрмитажа за 1966 г. Л., 1967, с. 5—7.

 

68

 

 

Последняя была очень популярна в сочинениях средневековых авторов — польских и чешских хронистов XIII—XV вв. Подобной точки зрения придерживались большинство русских историков XIX — начала XX вв. Несостоятельность дунайской теории славянского этногенеза была показана знаменитым чешским славистом Л. Нидерле [3]. Однако она иногда встречается и в некоторых современных работах.

 

К эпохе средневековья восходит также сарматская теория происхождения славян. Впервые она зафиксирована Баварской хроникой XIII в., а позднее господствует во многих западноевропейских сочинениях XIV—XVIII вв. Согласно этой теории, предки славян опять-таки из Передней Азии расселялись вдоль западночерноморского побережья на север и осели на юге Восточной Европы. Античным авторам славяне были известны под этнонимами скифы, сарматы, аланы, роксоланы. Отождествление славян с различными этническими группами, названными античными авторами, характерно для средневековья. В сочинениях западноевропейских историков той эпохи можно встретить утверждение, что славяне прежде назывались кельтами. Среди южнославянских книжников было распространено мнение, что славяне и готы были одним и тем же племенем. Довольно часто славяне отождествлялись с фракийцами, даками, гетами и иллирийцами. Ныне все эти издания имеют чисто историографический интерес [4].

 

Научные изыскания по проблеме славянского этногенеза начинаются с 30-х годов XIX в., когда вышла в свет книга известного исследователя славянских древностей П. И. Шафарика [5]. Свои выводы этот исследователь попытался обосновать анализом -сведений древних авторов о венедах (Тацит, Плиний и Птолемей) и этногеографических данных Иордана. По представлениям П. И. Шафарика, славяне искони заселяли обширные пространства Средней Европы, а впервые славянский язык зазвучал к северозападу и северо-востоку от Карпат. Прикарпатская теория происхождения славян была весьма популярна в XIX столетии.

 

XIX в. характеризуется успехами в индоевропеистике и развитием сравнительно-исторического языкознания. Уже в 30-х ходах Ф. Бопп показал, что славянские языки принадлежат к индоевропейской языковой семье, куда входят также

 

 

3. Niderle L. Slovanské starožitnosti, I, s. 1. Praha, 1902—1904, s. 5—17. Б. А. Рыбаков считает, что фраза «По мнозехъ же времянех сели суть словени по Дунаеви...» должна быть переставлена в другое место летописного текста, туда, где описываются миграции кочевых орд на Балканы. И, следовательно, речь идет здесь не о размещении славянской прародины на Дунае, а о заселении славянами Балканского полуострова в V—VI вв. н. э. (Рыбаков Б. А. Древняя Русь. Сказания. Былины. Летописи. М., 1963, с. 219—247).

4. Средневековые теории происхождения славян собраны в книге: Первольф И. Славянская взаимность с древнейших времен до XVIII в. СПб., 1874.

5. Šafařik P. Slovanské starožitnosti. Praha, 1837; Шафарик П. И. Славянские древности, т. I. М., 1837.

 

69

 

 

индо-иранские, греческий, армянский, кельтский, италийские, германские, балтские, иллирийский, фракийские и другие, в том числе ныне исчезнувшие [6]. Некогда существовал единый индоевропейский язык, в результате распада которого и образовались отдельные языки.

 

Сравнительно-историческое языкознание определило различную степень родства и близости между языками индоевропейской семьи. Так, установлено было, что славянский язык наиболее близок к балтским и германским языкам, на основании чего высказаны предположения о существовании в древности балтославянского языка и индоевропейской группы, в которую входили предки славян, балтов и германцев. В XIX и в начале XX в. были выявлены и изучались следы ирано-славянских языковых контактов и поставлены вопросы о возможности славяно-кельтских, славяно-иллирийских и славяно-фракийских контактных отношений. Таким образом, устанавливалось, что древние славяне и их территория находились, где-то между балтами, германцами и иранцами. Очень вероятно также соседство славян с кельтами, фракийцами и иллирийцами. В результате была предложена схема размещения индоевропейских племен в древности [7]. Однако локализация этой схемы на географической карте встретила неразрешимые трудности.

 

С конца XIX в. для определения места расселения ранних славян стали привлекаться данные топонимики. В самом начале XX в. появилось интересное исследование А. Л. Погодина, в котором дается очерк истории древних славян по данным античных и раннесредневековых авторов и предпринята попытка очертить раннюю славянскую территорию при помощи анализа водных названий [8]. Исследователь утверждает, что ранние славяне занимали современную Польшу, Подолию и Волынь, где обнаруживается много старых славянских гидронимов.

 

Анализом гидронимики в связи с определением славянской прародины много занимался Я. Розвадовский. Его выводы менялись. В первых работах древние славянские земли были определены в пространстве между Неманом и Днепром, а в последних — от Вислы до Днепра [9].

 

В 1908 г. польский ботаник Ю. Ростафинский предпринял попытку определить древнюю территорию славян на основе

 

 

6. Ворр F. Vergleichende Grammatik des Sanskrit. Berlin, 1833.

7. Hirt H. Die Indogermanen. Ihre Verbreitung, ihre Urheimat und ihre Kultur. Strassburg, 1905.

8. Погодин А. Л. Из истории славянских передвижений. СПб., 1901.

9. Rozwadowski J. Ze studjów nad nazwami rzek słoviańskich. Lwow, 1910; idem. Kilka uwag do przedhistorycznych stosunków Europy wschodniej na podstawie nazw wód. — «Rocznik slawistyczny», VI, 1914; idem. Remarques critiques sur la patrie, dite primitive, des peuples slaves. — In: Conference des historiens des états de l’Europe orientale et du monde slave, II. Warszawa, 1928; idem. Studia nad nazwami wôd slowianskich. Kraków, 1948.

 

70

 

 

флористической лексики [10]. Как известно, название бука не является исконно славянским, а названия граба, тиса и плюща славянские. Отсюда делается вывод, что славянская прародина находилась вне ареала бука, но в пределах распространения растений со славянскими названиями. Такой областью, по мнению Ю. Ростафинского, были Припятское Полесье и Верхнее Поднепровье. Несмотря на то, что ботаническая аргументация славянской прародины была встречена критически [11], ей суждено было в течение нескольких десятилетий играть важную роль в определении ареала ранних славян.

 

В первой трети XX в. различными исследователями было создано несколько гипотез по проблеме славянского этногенеза. Наиболее крупной работой в области славянского этногенеза этого периода являются исследования Л. Нидерле, в которых были обобщены достижения различных наук — истории, лингвистики, этнографии, антропологии и археологии [12]. Согласно Л. Нидерле, общеиндоевропейский язык распался на отдельные языки в начале II тысячеления до н. э. Наряду с другими индоевропейскими языками сначала существовал балто-славянский язык, из которого в I тысячелетии до н. э. (а возможно, и раньше) образовался праславянский. Территория формирования праславян, отмечал исследователь, пока не может быть определена. Вместе с тем, он считал, что невры, будины и скифы-пахари Геродота были славянами. Весьма осторожно определяет Л. Нидерле ареал славян в начале н. э. На востоке, по его мнению, он достигал верховьев Днепра и отдельных районов Подонья, на севере — Нарева и левых притоков Припяти, на западе — Эльбы. Западную границу славян, замечает исследователь, может быть, придется переместить к Висле, если не будет доказана славянская принадлежность полей погребений лужицко-силезского типа. Труды Л. Нидерле долго оставались вершиной науки о происхождении и ранней истории славян.

 

В русской литературе оригинальные теории славянского этногенеза были разработаны А. А. Шахматовым и А. И. Соболевским. Согласно представлениям первого исследователя [13], в отдаленной древности восточные индоевропейцы жили в бассейне Балтийского моря. Отсюда часть их (предки индо-иранцев и фракийцев) переселились в более южные области Евразии. В юго-восточной Прибалтике остались балто-славяне,

 

 

10. Rostafiński J. О pierwotnych siedzibach i gospodarstwie słowian w przedhistorycznych czasach. Kraków, 1908.

11. Brückner A. Zur Geschichte der Buchenbenennung. — «Zeitschrift für vergleichende Sprachforschung auf dem Gebiete der indogermanischen Sprachen», XLVI, 1914, S. 193—197.

12. Niederle L. Slovanské starožitnosti; idem. Manuel de l’antiquité slave, t. I. Paris, 1923; idem. Rukovět slovanské archeologie. Praha, 1931; Нидерле Л. Славянские древности. М., 1956.

13. Шахматов А. А. Очерк древнейшего периода истории русского языка. Пг., 1915; он же. Введение в курс истории русского языка. Пг., 1916.

 

71

 

 

из которых в I тысячелетии образовались балты и славяне. Для своих построений А. А. Шахматов использовал и топонимику, и фитонимику. Однако главным было якобы существовавшие в древности непосредственные контакты славян с кельтами и финнами. По представлениям А. А. Шахматова, славяне первоначально жили в низовьях Западной Двины и Немана. Их восточными соседями были балты, соседями славян были также германцы, кельты и финны. Во II в. н. э., — когда германцы ушли из Повисленья, славяне продвинулись в области современной Польши, а оттуда позднее расселились в те области Европы, где они известны по средневековым источникам. Построения А. А. Шахматова не были приняты исследователями [14].

 

На основе изучения индоевропейских языков и восточноевропейской топонимики А. И. Соболевский полагал, что славянские языки образовались посредством слияния двух языков — один из них относился к балтской ветви, второй — к иранской. Исследователь считал, что многие из древнеславянских племен были ославяненными скифами [15].

 

В 20-х годах и позднее большую популярность имело исследование М. Фасмера, в котором отстаивалась припятско-волынская прародина славян [16]. Помимо данных сравнительно-исторического языкознания и ботанических доводов, исследователь использовал гидронимику. Произведенный им анализ водных названий Средней Европы выявил древние ареалы кельтов, германцев, иллирийцев и фракийцев, после чего славянам здесь не осталось места. Поэтому славянскую прародину М. Фасмер локализовал в бассейнах Припяти и Среднего Днепра, где им были выявлены десятки архаичным славянских гидронимов. В этом регионе из балто-славянской общности около 400 г. до н. э. и выделился славянский язык.

 

20—30-е годы характеризуются бурным развитием славистики в Польше. Большинство польских исследователей отстаивало западное происхождение славян, утверждая, что их прародина находилась в междуречье Вислы и Одера. Мысль о западном происхождении славян зародилась еще в конце XVIII в., но до 20-х годов XX в. она не имела солидной аргументации. Теперь славянским этногенезом занялись польские и отчасти чешские археологи,

 

 

14. Бузук П. А. Взгляды академика А. А. Шахматова на доисторические судьбы славянства. — «Известия Отделения русского языка и словесности Академии наук» (далее «Известия ОРЯС»), XXIII, 1921, с. 150—179; Ильинский Г. А. Проблема праславянской прародины в научном освещении А. А. Шахматова. — «Известия ОРЯС», XXV, 1922 с. 419—436.

15. Соболевский А. И. Русско-скифские этюды. — «Известия ОРЯС»,. XXVI, 1921, с. 1-44; XXVII, 1922, с. 252—332.

16. Критика гипотезы А. И. Соболевского дана в статье: Погодин А. Л. Теория акад. А. И. Соболевского о двояком происхождении славянского племени. — In: Slavica, IX. Praha, 1930/1931.

16. Vasmer M. Die Urheimat der Slawen. — In: Der ostdeutsche Volkboden. Breslau, 1926, S. 118-143.

 

72

 

 

которые пытались показать генетическую преемственность археологических культур в междуречье Вислы и Одера, начиная с лужицкой культуры. В этом отношении особенно много сделал польский археолог Ю. Костшевский [17]. Эту позицию активно поддерживал и видный польский антрополог Я. Чекановский, использовавший для этногенетических построений данные антропологии, топонимики, ботаники и других наук [18].

 

Наиболее основательно вопросы славянского этно- и глоттогенеза были рассмотрены крупнейшим польским славистом Т. Лер-Сплавинским [19]. В основе построений — материалы языкознания, гидронимики, археологии и антропологии. Суть теории заключается в следующем. До 2000 г. до н. э. Северо-Восточная Европа (вплоть до Силезии и Померании) была заселена финно-уграми, оставившими культуру гребенчатой керамики. Около 2000 г. из Центральной Европы в восточном направлении расселяются носители культуры шнуровой керамики. На востоке они достигают Среднего Поволжья и Северного Кавказа. Это была одна из групп индоевропейцев. В результате взаимодействия индоевропейцев с финно-уграми на территории между Одером и Окой формируются балто-славяне (или прабалты). Лужицкая культура относится исследователем к индоевропейцам — венетам. Расселение последних в междуречье Вислы и Одера (1500 — 1300 гг. до н. э.) привело к отделению части прибалтов, что было первым шагом к образованию славян. Окончательно славяне сложились к середине I тысячелетия до н. э. после миграции носителей поморской культуры из Нижнего Повисленья в южном направлении. Результатом этого было формирование в Висло-Одерском междуречье пшеворской и оксывской культур, которые Т. Лер-Сплавинским считаются раннеславянскими.

 

Построения Т. Лер-Сплавинского привлекательны комплексным решением славянской этногенетической проблематики. Некоторые положения в теории этого исследователя подверглись критике [20], а отдельные археологические и топонимические выводы ныне уже устарели. Тем не менее исследование Т. Лер-Сплавинского остается существенным вкладом в изучение проблемы славянского этногенеза.

 

В последнее время в польской науке, наряду с гипотезой происхождения славян в Висло-Одерском междуречье, распространились иные взгляды. В частности, по мнению А. Гардавского, основой славянства были племена тшинецкой культуры

 

 

17. Kostrzewski J. Prasłowiańszczyzna. — In: Biblioteka Słowiańska, ser. 1, N 2. Warszawa, 1935; idem. Prasłowiańszczyzna. Zarys dziejów i kultury prasłowian. Poznań, 1946; idem. Wielikopolska w pradziejach. Warszawa—Wrocław, 1955.

18. Czekanowski J. Wstęp do historii słowian. Lwów, 1927 (второе расширенное издание — Poznań, 1957).

19. Lehr-Spławiński T. О pochodzeniu i praojczyznie słowian. Poznań, 1946.

20. Ulaszyn H. Praojczyzna słowian. Lódź, 1959; Филин Ф. П. Образование языка восточных славян. М.—Л., 1962, с. 34—45.

 

73

 

 

(эпоха бронзы) бассейна верхней Вислы и Среднего Поднепровья [21].

 

Развитие исследований по славянскому этногенезу в нашей стране некоторое время сдерживалось распространением марристских представлений. К тому же многие области Восточной Европы до недавней поры в археологическом отношении были слабо изучены. В частности, неисследованными оставались верхнеднепровские и отчасти среднеднепровские древности I тысячелетия до н. э. и I тысячелетия н. э., имеющие важное значение для решения славянского этногенеза.

 

В 50-х годах попытки изложения ранней истории славян по данным археологии предпринимались М. И. Артамоновым и П. Н. Третьяковым [22]. Согласно представлениям первого исследователя, раннеславянскими на западе были лужицкая, поморская и пшеворская культуры. Кроме того, славяне с глубокой древности распространялись также на восток вплоть до Поднепровья. Здесь славянам принадлежали скифские лесостепные культуры. Невры, гелоны и будины, по М. И. Артамонову, были славянами.

 

П. Н. Третьяков считал протославянскими племена шнуровой культуры, расселившиеся во II тысячелетии до н. э. на территории от Эльбы до среднего Днепра. В I тысячелетии до н. э. славянам принадлежали лужицкая, поморская, скифские лесостепные, верхнеднепровская и юхновская культуры. Позднее славянскими были пшеворская, зарубинецкая, Черняховская и более северо-восточные культуры, вплоть до городища Березняки на Волге.

 

По мере накопления археологических материалов эти этногенетические схемы были коренным образом пересмотрены. Ныне П. Н. Третьяков относится к проблеме происхождения славян осторожно. С одной стороны, исследователь, по-видимому, разделяет мысль А. Гардавского о племенах тшинецкой культуры как основе славянства, с другой стороны, считает возможным начинать историю славян только с рубежа н. э. — от пшеворской и зарубинецкой культур [23].

 

В лингвистическом плане наибольший интерес представляют работы советских исследователей С. Б. Бернштейна и Ф. П. Филина [24]. Как и многие современные лингвисты,

 

 

21. Gardawski A. Zagadnienie ciągłości osadniczej, kulturowej i etnicznej w międzyrzeczu Odry-Dniepru od II okresu epoki brązu do VI/VII w.n.e. — In: I Międzynarodowy kongres archeologii słowiańskiej, I. Wrócław — Warszawa — Kraków, 1968, s. 215—240.

22. Артамонов M. И. Происхождение славян. Μ., 1950. Третъяков Π. Η. Восточнославянские племена. Μ., 1953.

23. Третъяков Π. Η. Финно-угры, балты и славяне на Днепре и Волге. М.—Л., 1966, с. 190—220; он же. Некоторые итоги изучения восточнославянских древностей. — Краткие сообщения Института археологии (далее КСИА), вып. 118, 1969, с. 20—29.

24. Бернштейн С. Б. Очерк сравнительной грамматики славянских языков. М., 1961; Филин Ф. П. Образование языка восточных славян. М.—Л., 1962.

 

74

 

 

они отрицают гипотезу о существовании в древности балто-славянского языка. Исследователи полагают, что предки балтов и предки славян находились в длительном контакте между собой, не сливаясь в единое (в языковом отношении) целое. Начало формирования общеславянского языка относится к I тысячелетию до н. э. Ф. П. Филин много внимания уделил анализу славянской лексики и на его основе показал, что славянская прародина находилась вдали от моря, в лесной, равнинной полосе, изобиловавшей болотами и озерами. Однако подобный ландшафт весьма распространен во многих областях Центральной и Восточной Европы. Для определения конкретного ареала праславян Ф. П. Филин привлекает флористические и фаупистические аргументы. Отмечается также славянский характер ряда названий рек Поднепровья. В результате ранняя славянская территория (около рубежа нашей эры) определяется между Западным Бугом и Средним Днепром. При этом, как отмечает исследователь, ее восточная и северная границы остаются весьма неопределенными.

 

*

 

Проблема происхождения славян может быть разрешена только при сотрудничестве разных наук — лингвистики, топонимики, археологии, антропологии, истории, этнографии и эпиграфики. Каждой из этих наук свойственны свои методы исследования, перед каждой из них стоят свои задачи. Так, средствами языкознания должен решаться вопрос о происхождении славянской языковой общности, т. е. вопрос глоттогенетический, являющийся существенной частью этногенетического процесса.

 

На первых порах развития индоевропеистики исследователи полагали, что образование отдельных языков является результатом простой эволюции диалектов индоевропейского языка вследствие отрыва или изоляции их носителей от основного ствола. Однако позднее установлено, что распад индоевропейской общности был весьма сложным процессом. Скорее всего, ни одна из известных лингвистике ветвей не образовалась непосредственно из диалектов индоевропейского языка. В древности индоевропейских языков и диалектов было значительно больше, чем фиксирует современная наука. Распад индоевропейского языка не был одноактным процессом, а прошел через ряд этапов и длился тысячелетия. Между древними индоевропейскими диалектами и современными языковыми группами имели место промежуточные этнические образования, а в отдельных случаях, вероятно, и серия промежуточных групп.

 

Первый период распада индоевропейской общности связан с отделением анатолийских и индоиранских языков. Древнейшие письменные памятники свидетельствуют, что хеттский и индоиранские языки выделились из индоевропейского, по крайней мере, уже в III тысячелетии до н. э.

 

75

 

 

К раннему времени относится также оформление армянского, греческого и фракийского языков. Зато языки племен Срединной Европы оформились как самостоятельные сравнительно поздно [25].

 

Представляют интерес наблюдения и выводы Г. Крае по древнейшей истории индоевропейцев в Европе [26]. Лексические и топонимические изыскания привели этого исследователя к выводу, что в то время, когда анатолийские, индо-иранские, армянский и греческий языки уже отделились от остальных индоевропейских и развивались как самостоятельные, полностью оформившиеся языки, италийский, кельтский, германский, славянский, балтский и иллирийский языки еще не существовали.

 

«Западноевропейские языки Северной и Средней Европы во II тысячелетии до н. э., — отмечает Г. Крае, — в своем развитии были достаточно близки друг другу, составляя хотя и слабо связанную, но еще единообразную и находящуюся в постоянных контактах группу, которую можно назвать «древнеевропейской». Из нее со временем вышли и развились отдельные языки: германский и кельтский, италийский и венетский, иллирийский, балтский и на окраине славянский языки» [27].

 

Древнеевропейцы выработали общую терминологию в области сельского хозяйства, социальных отношений и религии. Древнеевропейские гидронимы, согласно Г. Крае, распространены от Скандинавии до материковой Италии и от Британских островов до Восточной Прибалтики. На этой территории наиболее древними представляются области севернее Альп.

 

Независимо от Г. Крае О. Н. Трубачев в результате анализа славянской лексики гончарного, кузнечного, текстильного и деревообрабатывающего ремесел пришел к почти аналогичному выводу. В тот период, когда складывалась эта терминология, носители раннеславянских диалектов или их предки находились в тесном контакте с предками германцев и италиков, т. е. с индоевропейцами Центральной Европы. Центральноевропейский культурно-исторический ареал, который занимали протогерманцы, протоиталики и протославяне, локализуется исследователем в бассейнах верхнего и среднего Дуная, верхней Эльбы, Одера и Вислы, а также в Северной Италии [28].

 

В. И. Абаев выявил целый ряд североирано-европейских языковых схождений и отметил параллели в области мифологии, свидетельствующие о контакте древних иранцев Юго-Восточной Европы с нерасчлененными европейскими племенами.

 

 

25. Trager G. L. and Smith H. L. A Chronology of Indo-Hittite. — Studies in Linguisties, vol. 8, N 3. Norman, Okla, 1950.

26. Krahe H. Sprache und Vorzeit. Heidelberg, 1954; idem. Hie Struktur der alteuropäischen Hydronimie. — In: Akademie der Wissenschaft und der Literatur. Abhandlungen der Geistesund Sozialwissenschaftlichen Klasse. Wiesbaden, 1962, N 5; idem. Unsere ältesten Fluhnamen. Wiesbaden, 1964.

27. Krahe H. Germanische Sprachwissenschaft. I. Einleitung und Lautlehre. Berlin, 1960, S. 13.

28. Трубачев О. H. Ремесленная терминология в славянских языках. М., 1966.

 

76

 

 

Древнеевропейская языковая общность, куда входили будущие славяне, германцы, кельты и италики (по В. И. Абаеву, и тохары), подчеркивает в этой связи исследователь, является исторической реальностью [29]. В. П. Шмид обнаружил шесть водных названий древнеевропейского типа в верхнеднепровском бассейне и высказал предположение, что древнеевропейско-иранский контакт имел место во II тысячелетии до н. э. в южной части Верхнего Поднепровья, где имеются и иранские гидронимы [30].

 

Славянский язык принадлежит к числу молодых в системе индоевропейских. Исходя из лингвистических данных, образование праславянского языка определяется серединой I тысячелетия до н. э. [31]

 

Сравнительно-историческое языкознание устанавливает, что в тот период, когда праславянский язык уже выделился из индоевропейского и развивался самостоятельно, славяне имели языковые контакты с балтами, германцами, иранцами и, возможно, также с кельтами и фракийцами. Однако нельзя утверждать, что все контакты эти были равноценными и одновременными.

 

Наиболее существенными были балто-славянские взаимосвязи. Из всех индоевропейских языков славянский наиболее близок к балтскому. Поэтому было высказано предположение о существовании в древности балто-славянского языка, в результате распада которого и образовались самостоятельные балтский и славянский языки. Дискуссия по балто-славянским языковым отношениям, имевшая место в связи с IV Международным съездом славистов, показала, что сходство между балтскими и славянскими языками и наличие балто-славянских изоглосс могут быть объяснены и длительным контактом славян с балтами (балто-славянская сообщность) [32]. При этом необходимо подчеркнуть, что балто-славянская сообщность охватывала не все балтские племена, а только славян и западных балтов (предков прусов, галипдов и ятвягов), что существенно для определения праславянской территории.

 

В последнее время удалось обнаружить достаточное число надежных примеров славяно-германского лексического взаимопроникновения,

 

 

29. Абаев В. И. Скифо-европейские изоглоссы. М., 1965.

30. Schmid Wolfgang Р. Alteuropa und der Osten im Spiegel der Sprachgeschichte. Innsbruck, 1966.

 

31. M. Фасмер и T. Лер-Сплавинский определяли начало праславянского языка серединой I тысячелетия до н. э. По мнению Ф. П. Филина, первый этап развития праславянского языка приходится на I тысячелетие до н. э. Некоторые исследователи относят образование языка славян ко второй половине I тысячелетия до н. э. (Trager G. L. and Smith H. L. A Chronology oî IndoHittite.)

 

Согласно данным современной германистики, прагерманский язык существовал до середины I тысячелетия до н. э. Выделение праиталийского языка относится к рубежу II и I тысячелетий до н. э. Специалисты по летто-литовским языкам допускают функционирование общебалтского языка во II тысячелетии до н. э.

 

32. Славянская филология, т. I, М., 1958.

 

77

 

 

относимого к середине I тысячелетия до н. э. О языковых контактах праславян с прагерманцами в это время свидетельствуют не только данные лексики (славизмы в прагерманском языке), но и иные языковые материалы [33]. Отсюда можно утверждать, что славяне в древнейший период жили где-то по соседству с западными балтами и германцами.

 

Исследователи, размещавшие славянскую прародину в Среднем Поднепровье или Припятском Полесье, подчеркивали большое число славяно-иранских языковых схождений. Однако новейшие изыскания показывают, что те лексические материалы, которые прежде рассматривались как продукт взаимодействия праславян с иранцами, в действительности отражают лишь восточнославяноиранские или западнославяно-иранские контакты, а последние ни в коем случае нельзя отождествлять с древнейшими славяноиранскими [34]. Нет бесспорных свидетельств ранних славяноиранских контактов и в других материалах лингвистики [35]. Очевидно, нужно полагать, что в первый период развития праславянского языка славяне жили где-то в стороне от иранского мира.

 

В пользу такого решения вопроса говорят и материалы эпиграфики. Исследование ранних эпиграфических памятников Северного Причерноморья, произведенное Л. Згустой, показало, что среди тысяч имен, упомянутых в этих надписях, нет ни одного славянского происхождения [36]. По-видимому, вплоть до III в. н. э. славяне жили где-то в стороне от Северного Причерноморья.

 

Для определения места формирования славян очень немного может дать анализ праславянской лексики. Привлечение зооботанической терминологии кажется бесперспективным. Смены географических зон, миграции животных и растений, малочисленность и эпохальные изменения флористических и фаунистических терминов делают всякие этногенетические выводы, основанные на анализе этой лексики, малодоказательными. Из зоотерминологии для определения прародины славян важны, пожалуй, только названия проходных рыб — лосося и угря. Поскольку последние названия являются общеславянскими, можно утверждать, что славянский регион древнейшей поры находился в пределах обитания этих рыб,

 

 

33. Мартынов В. В. Славяно-германское лексическое взаимодействие древнейшей поры. Минск, 1963; Типология и взаимодействие славянских и германских языков. Минск, 1969.

34. Трубачев О. Н. Из славяно-иранских лексических отношений. — В кн.: Этимология. 1965. М., 1967, с. 3—81.

 

35. Некоторые исследователи высказывали предположение, что изменения в праславянском s в ch после i, u, r, k пред гласными произошли при воздействии иранских языков. Однако при отсутствии каких-либо иных фактов о раннем славяно-иранском контакте эти новообразования в праславянском могут быть объяснены иными мотивами, не зависимыми от процессов, протекавших в индо-иранских языках.

 

36. Zgusta L. Die Personennamen griechischer Städte der nördlichen Schwarzmeerküste. Die Verhältnisse, namentlich das Verhältnis, der Skythen und Sarmaten im Lichte der Namenforschung. Praha, 1955.

 

78

 

 

т. е. в бассейнах рек, впадающих в Балтийское море.

 

Для локализации прародины славян некоторый интерес представляют наблюдения В. М. Иллич-Свитыча, обнаружившего в лексике южнославянских языков элементы «горного ландшафта» [37]. Следовательно, предки южнославянских народов перед расселением на Балканском полуострове пересекли Карпаты, а это значит, что более ранняя славянская территория находилась гдето к северу от Карпат.

 

Для изучения глотто- и этногенеза славян перспективны внутрилингвистические методы исследования. Фонологическая система того или иного языка обычно перестраивается под воздействием субстрата. При этом, чем дальше фонологическая система от первоначальной, тем дальше удалены ее носители от прародины. Отсюда вывод о максимальной близости современных диалектов, распространенных на территории прародины, к общему языку той или иной системы.

 

Согласно наблюдениям В. В. Мартынова, занимавшегося реконструкцией элементов фонологической системы праславянского языка, наиболее последовательно праславянские фонологические черты выявляются в великопольских говорах. В юго-восточном направлении от ареала последних праславянские особенности в современных славянских диалектах заметно ослабевают, а в южном (в Подунавье и на Балканском полуострове) пропадают вовсе [38]. Лексика обычно дает обратную картину — периферийные (по отношению к прародине) области расселения славян, как правило, сохраняют архаичную лексику, в то время как коренной территории свойственны лексические новообразования. В южнославянских и восточнославянских диалектах (в том числе и в Припятском Полесье) имеются архаичные лексические микроструктуры. Наиболее древние районы славянства на этом основании намечается в регионе современных польских диалектов.

 

Праславянский язык эволюционировал неравномерно. На смену спокойному развитию языка приходило время бурных изменений, что, по-видимому, обусловлено степенью взаимодействия славян с соседними этническими группами. Поэтому для реконструкции славянского этногенеза весьма важной является периодизация праславянского языка. В его развитии Ф. П. Филин выделяет три крупных этапа [39].

 

На раннем этапе (до конца I тысячелетия до н. э.) формировались основы общеславянской языковой системы.

 

 

37. Иллич-Свитыч В. М. Лексический комментарий к карпатской миграции славян (географический ландшафт). — «Известия АН СССР. Отделение литературы и языка», 1960, № 3, с. 222—232.

38. Мартынов В. В. Проблема славянского этногенеза и методы лингвогеографического изучения Припятского Полесья. — «Советское славяноведение», 1965, № 4, с. 73—77.

39. Филин Ф. П. Образование языка восточных славян, с. 99—110.

 

79

 

 

Это — период, когда славянский язык начал развиваться самостоятельно и спокойно и постепенно выработал свою систему, отличную от других индоевропейских языковых систем.

 

Средний этап развития праславянского языка датируется от конца I тысячелетия до н. э. до III—V вв. н. э. В этот период происходят серьезные изменения в фонетике языка славян (палатализация согласных, устранение некоторых дифтонгов, изменения в сочетаниях согласных, отпадение согласных в конце слова), эволюционируется его грамматический строй. В это время развивается диалектная дифференциация славянского языка. По всей вероятности, эти существенные изменения в развитии праславянского языка обусловлены взаимодействием славян с другими этноязыковыми группами. Иначе их объяснить невозможно.

 

Поздний этап истории праславянского языка (V—VII вв.) совпадает с началом широкого расселения славян. Языковое единство славян в этот период продолжало существовать, но появились условия для зарождения в разных местах славянского ареала отдельных языков, что привело в конечном итоге к разделению единого языка на несколько славянских языков.

 

В изучении славянского этногенеза перспективной является ономастика. Попытки использования топонимики для локализации славянской прародины, как уже отмечалось, предпринимались давно. Однако утверждения, встречаемые как в прежних исследованиях, так иногда и поныне, что областью первоначального жительства славян являются районы наибольшего сосредоточения славянской гидронимики, должны быть решительно отвергнуты. В действительности наблюдается обратная картина — области сосредоточения гидронимии определенной языковой принадлежности оказываются районами миграции соответствующих этнических групп. Праславянское население в первый период своей истории, следует полагать, пользовалось прежними (индоевропейскими и древнеевропейскими) названиями вод. Бесспорно, что формирование языка славян не сопровождалось переименованием гидронимов. Следовательно, славянскую прародину древнейшей поры нужно искать в ареале древнеевропейской гидронимики. Только в процессе освоения новых территорий славяне стали давать рекам и озерам собственно славянские названия.

 

Вполне очевидно, что чем древнее славянские гидронимы, тем более древнюю территорию славян они обрисовывают. Однако стратиграфия славянской гидронимии пока не поддается изучению. Удается выделить лишь отдельные водные названия, которые с известной долей вероятности можно относить к праславянскому периоду [40]. Но эти гидронимы могли образоваться в разные этапы праславянской истории, в том числе и в самое позднее время.

 

 

40. Никонов В. А. Межславянские топонимические черты Украины. — В кн.: Питания ономастики. Київ, 1965, с. 51—54; Трубачев О. Н. Названия рек Правобережной Украины. М., 1908, с. 270—273.

 

80

 

 

Следовательно, распространение древних славянских гидронимов отражает уже не славянскую прародину, т. е. ареал формирования славян, а область их расселения к третьей четверти I тысячелетия н. э.

 

Интересна попытка Т. Лер-Сплавинского дифференцировать область между Одером и Средним Днепром на основе гидронимики на две зоны — зону первичной гидронимии (бассейны Одера и Вислы) и зону с производными словообразовательными формами по отношению к первичным (Среднее Поднепровье) [41]. К такому же выводу, но на основе структурно-словообразовательного анализа старославянских водных названий, склоняется и польский топонимист С. Роспонд [42]. Если это так, то междуречье Вислы и Одера оказывается более древней славянской землей.

 

Топонимике принадлежит также значительная роль в исследовании направлений и путей славянского расселения как в раннее время, так и в эпоху средневековья. Исследователи давно обратили внимание на то, что систематическая повторяемость водных названий в определенном направлении отражает путь расселения племен и народностей. Некоторые наблюдения о деталях восточнославянского расселения в Поднепровье сделаны еще П. Л. Маштаковым [43]. Недавно болгарскому исследователю Й. Заимову на основе топонимики удалось нарисовать обстоятельную картину славянского заселения восточной части Балканского полуострова, осуществляемого из северокарпатских областей [44].

 

В разрешении проблемы происхождения славян много можно было бы ожидать от палеоантропологии, если бы у славян в I тысячелетии до н. э. и позднее вплоть до последних веков I тысячелетия н. э. не господствовал обряд сожжения умерших. Полное отсутствие краниологических материалов по ранней истории славянства делает антропологию вспомогательной наукой в изучении славянского этногенеза.

 

Для исследования самого раннего этапа славянской истории этнографии предстоит систематизировать и должным образом обработать обильный этнографический материал, собранный исследователями XIX и XX вв. К изучению проблемы славянского этногенеза этнографы, по-видимому, активно смогут подключиться после составления региональных и общеславянских атласов.

 

 

41. Lehr-Spławiński Т. Rozmieszczenic geograficzne prasłowiańskich nazw wodnych. — In: Rocznik siawistyczny, t. XXI, cz. 1, Wrocław—Kraków, 1960, s. 5—22.

42. Rospond S. Prasłowianie w świetle onomastyki. — In: I Międzynarodowy kongres archeologii słowiańskiej, I. Wrocław — Warszawa — Kraków, 1968, s. 109—170.

43. Маштаков П. Л. Десна. Пг., 1918; Седов В. В. Из истории восточнославянского расселения. — «Краткие сообщения Ииститута археологии АН СССР» (далее — КСИА), 1965, вып. 104, с. 3—11.

44. Заимов И. Заселване на българските славяни на Балканския полуостров. София, 1967.

 

81

 

 

Ныне вопросы этногенеза славян нельзя решать без учета данных археологии. Лингвистические выводы по этногенезу обычно не имеют конкретно-исторического смысла, а археология является наукой исторической. Языком пользуется вполне определенная группа людей, которые являются творцами материальной культуры. Последняя не существует в отрыве от этноса. Конечно, имеются элементы культуры, которые зависят от географической среды или социальных условий жизни, но и они часто приобретают некоторое своеобразие под воздействием этноса их носителей.

 

Археологические культуры, если они выделены на основе достаточных фактов, как правило, этничны. Впрочем, известны и многоэтничные культуры, что вполне понятно, ибо в древней истории человечества неоднократно имели место миграции и взаимопроникновения одной или нескольких этнических групп на территории других. Однако исследователи почти всегда могут определить, этнична или многоэтнична та или иная археологическая культура, и выявить племенные компоненты многоэтничных культур. Исследователи, отрицающие связь археологической культуры с этносом, обычно оперируют статическими примерами.

 

Обоснованием славянской принадлежности той или иной археологической культуры не может быть то, что она находится в пределах предполагаемой прародины славян, устанавливаемой исследователями других наук. Так как среди языковедов распространены самые различные мнения относительно локализации ранних славян, то таким образом, можно «обосновать» славянскую принадлежность самых разных как в территориальном, так и в хронологическом отношении культур. Однако при этом имеет место явное нарушение методологии собственной науки. Археолог должен прежде всего попытаться обосновать славянство той или иной культуры на собственных материалах и только потом сопоставить свои результаты с данными других наук.

 

Непременным условием для заключения о единстве этноса должна быть генетическая преемственность при смене одной археологической культуры другой. Если такая преемственностьне обнаруживается, то неизбежен вывод о смене одного этноса другим или о наслоении одной этноязыковой единицы на другую. Поэтому ведущая роль в исследовании этногенеза принадлежит ретроспективному методу исследования, заключающемуся в поэтапном прослеживании истоков различных элементов культур.

 

В настоящее время наиболее ранние достоверно славянские древности относятся к середине I тысячелетия н. э. Поиски генетических корней этих древностей встречают трудности. Хронологически им предшествует эпоха «великого переселения народов»,, когда, как свидетельствуют древние авторы, в результате миграций и диффузий различных племен в Европе имели место значительные территориальные смешения разноэтнического населения. Значит, археологические культуры этой эпохи, по-видимому, и те, которые имеют непосредственное отношение к славянскому этногенезу,

 

82

 

 

являются совокупностью элементов материальной культуры этнически смешанного населения. А если это так, то ожидать генетической преемственности славянских древностей V—VII вв. с более ранними археологическими культурами не следует. Приходится ограничиться отдельными связующими элементами между ними.

 

Ниже излагается начальная история славян в основном по данным археологии. Предлагаемая теория славянского этногенеза в отдельных местах гипотетична, но ее привлекательность заключается в том, что она не обнаруживает каких-либо существенных противоречий с данными современной пауки.

 

В первой половине I тысячелетия до н. э. в срединной Европе складывается следующая этническая картина (рис. 1). Северовосточные области этого региона занимали балты, которым принадлежали побережье Балтийского моря от Западного Повисленья до устья Даугавы, а также бассейны Немана, Западной Двины и Верхнее Поднепровье. К началу железного века балтская языковая общность уже не существовала, поэтому балтские племена представлены многими археологическими культурами. На востоке это — днепро-двинская, верхнеокская, юхновская, милорадская культуры и культура штрихованной керамики, а в более западных районах — культура восточнопрусских курганов [45]. На западе окраинной балтской была поморская культура, в VII—VI вв. до н. э. (вельковейский этап), занимавшая сравнительно небольшую территорию на нижней Висле и западнее до Одера.

 

Балтская принадлежность поморской культуры VII—VI вв. до н. э. определяется и археологией и гидронимикой. Еще в 20—30-х годах XX в. польские археологи Ю. Костшевский и Т. Вага, сопоставляя поморские древности с культурой восточнопрусских курганов, балтская атрибуция которой вне сомнения, считали их двумя группами единой археологической культуры [46]. Действительно, сходство памятников Польского Поморья с культурой восточно-прусских курганов значительно. Общими для них являются устройство каменных ящиков для захоронений, многие типы глиняной посуды (круглодонные горшки и миски, грушевидные сосуды, усеченноконические миски и другие), некоторые украшения и орудия труда. Другим важным аргументом в пользу одноэтничности культур поморской и восточнопрусских курганов является то, что в их основе лежит единая культура бронзового века.

 

 

45. Engel G. und La Baume W. Kulturen und Völker der Frühzeit im Preußenlande. Königsberg, 1937; Gimbutas M. The Balts. London, 1963; Третьяков П. H. Финно-угры, балты и славяне на Днепре и Волге. М.—Л., 1966; Седов В. В. Славяне Верхнего Поднепровья и Подвинья. М., 1970.

46. Kostrzewski J. Kultura przedhistoryczna województwa pomorskiego. — In: Pamiętnik Instytutu Baltyckiego. Seria Balticum, 1. Torun, 1929; idem. Dwa cmentarzyska kultury pomorskiej. — «Wiadomosci archeologiczne», 1934, XIII, s. 43—102; Waga T. Pomorze w czasach przedhistorycznych. Toruń, 1934.

 

83

 

 

Рис. 1. Средняя Европа в первой половине I тысячелетия до н. э.

1 — поморская культура (окраинный диалект балтов); 2 — лужицкая культура (один из древнеевропейских диалектов); 3 — культура восточнопрусских курганов (западные балты); 4 — культуры штрихованной керамики, днепро-двинская, верхнеокская, юхновская и милоградская (восточные и днепровские балты); 5 — ясторфская культура (германцы); 6 — скифские культуры (иранцы); 7 — кельтская культура

 

 

А ныне представляется бесспорным, что поморская культура сложилась на Кашубской возвышенности в основном в процессе эволюции предшествующей ей культуры местного населения [47].

 

 

47. В польской литературе ныне распространено мнение о сложении поморской культуры на основе одной из групп лужицкой культуры (Kostrzewski J. Pradzieje Pomorza. Wrocław — Warszawa — Kraków, 1966, s. 70—89). Основано оно исключительно на том, что в бассейнах рек Слупы и Лупавы, входящих в ареал поморской культуры, есть памятники лужицкой культуры. Однако этого мало для утверждения генезиса поморской культуры из лужицкой. Поморские и лужицкие древности, в особенности керамика и погребальный обряд, настолько различны, что не приходится говорить об эволюции первых из вторых. Присутствие лужицких памятников в части ареала поморской культуры допускает лишь предположение о частичном участии лужицких компонентов в генезисе этой культуры.

 

84

 

 

Поморская культура целиком формировалась в ареале балтской гидронимии [48]. Последняя здесь является достаточно древней. Вместе с тем, в сложении поморской культуры какая-то роль принадлежит и пришлому элементу. В начале железного века на Кашубской возвышенности появляются такие элементы культуры, как домковые и лицевые урны, а также некоторые вещевые находки свидетельствующие о проникновении сюда отдельных групп нового населения. Пришельцы, по-видимому, растворились в среде нижневисленских аборигенов. Каких-либо следов в топонимии этого края пришельцы не оставили, поэтому их этническая атрибуция неизвестна. Вероятно, это было одно из древнеевропейских племен, может быть, венеты, как полагает Т. Сулимирский [49].

 

С запада к балтскому этническому массиву примыкал ареал ясторфской культуры [50]. Принадлежность последней германцам вне всякого сомнения, поскольку ясторфская культура обнаруживает преемственность с более поздними достоверно германскими древностями. Согласно данными языкознания, балты с давних времен соседствовали с германцами [51].

 

Южными соседями балтов в Поднепровье были иранские племена (скифская культура). В бассейне Днепра на границе леса и степи гидронимия и археология выявляют следы балто-иранского соседства [52]. Западнее скифского ареала, в Карпато-Дунайском районе обитали фракийские племена [53]. Имеются основания предполагать, что фракийцы, а, возможно, и иллирийцы соприкасались с балтами [54].

 

 

48. Kilian L. Baltische Ortsnamen westlich der Weichsel. — «Altpreussen», 1939, N 3; Krahe H. Baltische Ortsnamen westlich der Weichsel? — «Altpreussen», 1941, N 1; Schall H. Baltisches im Namengut Nordwestslawiens. — In «Kurzfassungen der Mitteilungen Fierenz», Fierenze 1961, S. 150—159; idem. Die baltisch-slawische Sprachgemeinschaft zwischen Elbe und Weichsel (Nordwest — «slawisches» Namengut). — In: Atti e memorie del VII Congresso internationale di scienze onomastische, t. II. Firenze, 1963, S. 385—404; idem. Baltische Sprachreste zwischen Elbe und Weichsel. — In: Forschungen und Fortschritte, B-36. Berlin, 1962, S. 56—61.

 

49. Sulimirski T. Zagadnienie staroźytnych Wenetów — Wenedów na ziemiach słowiańskich. — In: Kongres w spólczesnej nauki i kultury Polskiej na obezyźnie, t. 1. London, 1970.

50. Schwantes G. Der Urnenfriedhof bei Jastorf. Hannover, 1904; idem. Die Jastorf — Zivilisation. — In: Reinecke — Festschrift zum 75 Geburtstag. Mainz, 1950; Germanen — Slawen — Deutsche. Forschungen zu ihrer Ethnogenese. Berlin, 1969.

51. Чемоданов H. С. Германские, балтийские и италийские языки. — «Вестник Московского Университета», серия VII, 1962, № 1, с. 33—39.

52. Седов В. В. Балто-иранский контакт в Днепровском левобережье. — «Советская археология», 1965, № 4, с. 52—62.

53. Wiesner J. Die Thraker. Stuttgart, 1963.

54. Krahe H. Baltisch und Illyrisch. — In: Festschrift M. Vasmer. Wiesbaden, 1956; Duridanov J. Baltisch-Thrakische Parallelen. — In: Studia linguistica slavica baltica. Lund, 1966, S. 55—59; Sulimirski T. Ancient Southern Neighbours of the Baltic Tribes. — In: Acta Baltico — Slavica, V. Bialystok, 1967, p. 1-17.

 

85

 

 

В Центральной Европе, в основном в междуречье верхней Эльбы и Вислы, к последним векам II и к первой половине I тысячелетия до н. э. относится лужицкая культура. Об ее этнической принадлежности в литературе высказано много мнений. Эту культуру приписывали германцам, кельтам, славянам, иллирийцам. Однако лужицкая культура не обнаруживает прямой генетической связи ни с одной из индоевропейских группировок. Поэтому нужно полагать, что носители этой культуры в языковом отношении занимали промежуточное место между древним индоевропейским и современными языковыми группами.

 

Лужицкие древности являются составной частью культур полей погребальных урн, характерных для средней Европы в конце бронзового и в самом начале железного века. На раннем этапе в ареале этих культур наблюдается еще довольно пестрая картина. Зато в начале I тысячелетия до н. э. ареальные различия нивелируются, и можно говорить о сложении и существовании в центре Европы единой культурной общности полей погребальных урн [55].

 

Эта культурная общность лежит в основе культуры пракельтов (верхний Рейн), праиталиков (приальпийский регион), иллирийцев (на юго-востоке), прагерманцев (древнейшая германская культура — ясторфская сложилась на основе местных древностей эпохи бронзы при участии проникшей с юга культуры полей погребений), славян и, по-видимому, некоторых других европейских этносов. Это позволило В. Киммигу отождествить культуры полей погребальных урн с древнеевропейской общностью, описанной Г. Крае [56].

 

Это был период, когда население средней Европы говорило на близких между собой индоевропейских диалектах, из которых позднее образовались такие языки, как италийский, кельтский, иллирийский, германский и славянский. Выделяемый О. Н. Трубачевым центральноевропейский культурно-исторический ареал по времени и территориально соответствует культурной общности полей погребальных урн, а, может быть, и более ранним древностям — культурам курганных погребений и унетицкой (рис. 2).

 

Начиная с 550 г. до н. э. носители поморской культуры расселяются в южном направлении по территории, занятой восточнолужицкими племенами. На ранних этапах в Повисленье и смежных районах бассейна Одера поморское и лужицкое население сосуществовало раздельно. Но очень скоро пришельцы смешиваются с аборигенами. Число погребений в каменных ящиках или обставленных камнями, что характерно для поморской культуры, здесь постепенно уменьшается.

 

 

55. Gimbutas М. Bronze Age Cultures in Central and Eastern Europe. Paris — The Hague — London, 1965, p. 296—355.

56. Kimmig W. Seevölkerbewegung und Urnenfelderkultur. Ein archäologisch-historischer Versuch. — In: Studien aus Alteuropa, I. Köln, 1964, S. 220-283.

 

86

 

 

Рис. 2. Средняя Европа во II тысячелетии до н. э.

1 — ареал древнеевропейской гидронимики; 2 — ареал фракийской гидронимики; 3 — северо-западная граница иранской гидронимики; 4 — центральноевропейский культурный ареал (по О. Н. Трубачеву); 5 — пределы унетицкой культуры; 6 — пределы лужицкой культуры

 

 

Зато увеличивается количество погребений в виде ямы со ссыпанными в нее остатками погребального костра — характерный позднелужицкий погребальный ритуал. Уменьшается число коллективных захоронений, уступив место обычным для лужицкой культуры одиночным погребениям. На верхней Висле и в междуречье средней Вислы и Одера распространяются подклешевые захоронения. Керамика и украшения подклешевых погребений частично поморская, частично лужицкая. Таким образом, в результате слияния двух культур к 400 г. до н. э. формируется новая археологическая культура — подклешевая (рис. 3). Ее сложение по времени примерно соответствует лингвистической дате начала формирования праславянского языка.

 

87

 

 

Рис. 3. Средняя Европа в середине I тысячелетия до н. э.

1 — поморская культура; 2 — культура подклешевых погребений (ранние славяне); 3 — остатки лужицкой культуры; 4 — ясторфская культура; 5 — культура восточнопрусских курганов; в — восточнобалтийские культуры; 7 — скифские культуры; 8 — кельтская культура

 

 

Среди лингвистических и топонимических нет таких данных, которые противоречили бы предположению о славянстве носителей культуры подклешевых погребений. Ареал этой культуры в значительной степени налегает на область великопольских говоров, в которых наиболее последовательно наблюдаются праславянские фонетические особенности. На севере и северо-востоке носители культуры подклешевых погребений находились в непосредственном контакте с западными балтами, а на северо-западе — с германцами, что соответствует данным исторического языкознания. Сформировалась культура подклешевых захоронений в результате

 

88

 

 

взаимодействия племен восточной части лужицкой культуры (древнеевропейское население) с носителями поморской культуры (окраинный диалект балтов). Последние, нужно полагать, и внесли в славянский язык те элементы (или часть их), которые объединяют славянский с балтским и дали почву для предположения о существовании в древности балто-славянского языка. Наоборот, ремесленная, земледельческая лексика и иные языковые элементы, находящие параллели в германских и италийских языках, являются наследием древнеевропейского диалекта (племена лужицкой культуры).

 

Мысль о формировании праславянского языка на основе одного из балтских диалектов не нова. Вероятнее всего, балто-славянского языка в древности не было. Существовала балтская языковая общность, которая на основной территории сохранилась, а на западной окраине подверглась изменениям, превратившись в славянскую [57].

 

Излагаемая теория формирования славян близка к предложенной Т. Лер-Сплавинским четверть века назад [58]. В его этногенетические построения наукой внесены существенные коррективы, но основа этих построений оказалась прочной.

 

Культура подклешевых погребений соответствует первому этапу развития праславянского языка [59]. Во II в. до н. э. на ее основе складывается пшеворская культура, просуществовавшая до конца IV в. н. э. (рис. 4). Как в деталях погребальной обрядности, так и в керамическом материале прослеживаются элементы преемственности пшеворской культуры с подклешевой. В раннее время глиняная посуда носителей пшеворской культуры мал о отличалась от керамики из подклешевых погребений (яйцевидный горшки с двумя ушками наверху, миски с загнутым наружу краем, чаша с ушком и другие).

 

 

57. Иванов В. В., Топоров В. Н. К постановке вопроса о древнейших отношениях балтийских и славянских языков. М., 1958. Топоров В. Я. К проблеме балто-славянских языковых отношений. — В кн.: Актуальные проблемы славяноведения. М., 1961, с. 211—218. Mažiulis V. Baltų ir kitu indoeuropiečių kalbų santykiai. Vilnius, 1970.

58. Lehr-Splawinski T. О pochodzeniu i praojczýźnie słowian.

 

59. Такие ответвления поморской культуры, как древности типа Поянешты-Лукашевка или зарубинецкие, по-видимому, непосредственно не связаны со славянским этногенезом. Культура Поянешты-Лукашевка в основе гетская. Расселение носителей поморской культуры в гетской среде, видимо, не внесло коренных изменений в этническое лицо населения Поднестровья (Романовская М. А. Об этнической принадлежности населения, оставившего памятники типа Лукашевки. — В кн.: Древние фракийцы в Северном Причерноморье. М., 1969, с. 81—95). Зарубинецкая культура в значительной части сложилась в милоградском ареале, принадлежащем балтам. Позднейшее расселение зарубинецких племен на северо-восток привело к формированию на Оке средневекового племени голяди (Седов В. В. Славяне Верхнего Поднепровья и Подвинья, с. 38—48). Южная часть зарубинецких племен вместе с расселившимися в междуречье Днестра и Днепра носителями пшеворской культуры составили ядро славянского населения в Черняховском ареале.

 

89

 

 

Рис. 4. Средняя Европа на рубеже нашей эры

1 — пшеворская культура; 2 — оксывская культура; 3 — ясторфская культура; 4 — культура западных балтов; 5 — культуры восточных балтов; 6 — зарубинецкая культура; 7 — сарматская культура; 8 — кельтская культура

 

 

В начале нашей эры пшеворская керамика бурно эволюционирует — распространяются лепные черполощеные горшки и высокие вазообразные миски. В развитии пшеворской керамики безусловно сказывается кельтское (латенское) воздействие. Носители пшеворской культуры вплотную соприкасались с кельтами и, продвигаясь в Силезию и Малопольшу, возможно, частично ассимилировали кельтское население. С III в. н. э. в пшеворских памятниках появляется гончарная керамика, главным образом с серой заглаженной или шершавой поверхностью. Находки монет и бронзовых сосудов отражают римское влияние на пшеворскую культуру.

 

90

 

 

Вместе с тем, вполне очевидно, что пшеворская культура не является простым продолжением культуры подклешевых погребений. В пшеворских могильниках известен целый ряд существенных элементов, которые не имеют местных корней и могут быть объяснены только вторжением иноэтничного населения на территорию славян-носителей культуры подклешевых погребений. Уже в первой фазе пшеворской культуры в ее могильниках почти исчезает обычай накрывать остатки трупосожжений глиняными сосудами, одновременно появляются новые формы керамики и новые орнаментальные мотивы, распространяется обычай класть в могилы оружие и т. и. Немецкие исследователи 20—30-х годов, делая ударение на близость пшеворской керамики Силезии и области Вендсисель на Ютландском полуострове и отмечая сходство погребальной обрядности этих областей, приписывали пшеворские памятники восточногерманскому племени вандалов [60]. Ошибкой этих исследователей является недоучет местных элементов в пшеворской культуре, которые, как показывают новейшие изыскания, являются весьма существенными. Очевидно, нужно признать, что формирование пшеворской культуры является результатом смешения и эволюции местной культуры подклешевых погребений с пришлыми западными элементами.

 

О том, что пришлым этническим компонентом в Повисленье были германцы, говорят и сведения античных авторов и данные лингвистики. Самые ранние исторические сведения о славянах относятся к первым векам нашей эры. В источниках этого времени славяне зафиксированы под именем венедов. О том, что венеды древних авторов были славянами, прямо свидетельствует Иордан, писавший в VI в. н. э. [61] Германские и прибалтийско-финские народы до сих пор называют славян венедами.

 

Впервые этноним венеды встречается в «Естественной истории» Плиния Младшего [62]. Географические координаты венедов здесь не указаны. Сообщается только, что венеды наряду с другими этническими группами (сарматами, скирами и гиррами) были восточными соседями германцев, и их земли доходили до Вистулы (Вислы). Корнелий Тацит в сочинении о германцах (конец I в. н. э.) также говорит о венедах, живших к востоку от них [63]. Согласно Птолемею, венеды были одним из крупнейших племен Европейской Сарматии. Последняя на западе имела границами р. Вистулу (Вислу) и Сарматские горы (Малые Карпаты). У истоков Вислы начиналась уже территория германских племен.

 

 

60. Peschek Chr. Die frühwandalische Kultur in Mittelslesien. Leipzig, 1939; Jahn M. Die Wandalen. — In: Vorgeschichte der deutschen Stämme, Bd. III. Berlin, 1940, S. 946-951.

61. Иордан. О происхождении и деяниях гетов. Getica. М., 1960, с. 71, 72.

62. Плиний Секунд Г. Естественная история. — В кн.: В. В. Латышев. Известия древних писателей греческих и латинских о Скифии и Кавказе, т. II, вып. I. СПб., 1904 с. 176.

63. Тацит Корнелий. Сочинения в двух томах, т. I. Л., 1969, с. 372, 373.

 

91

 

 

Южная граница Сарматии проходила по Карпатам и северному берегу Понта (Черного моря), северная — по Венедскому заливу Сарматского океана (Балтийскому морю). Венеды, по Птолемею, жили по всему Венедскому заливу [64].

 

Вместе с тем известно, что начиная со II в. до н. э. в течение короткого времени из южной Скандинавии и Ютландии по южному побережью Балтийского моря в устьях Одера и Вислы и вверх по этим рекам расселяются восточногерманские (по Плинию, вандальские) племена [65]. На основе данных различных авторов готы (гутоны) отчетливо локализуются в устье Вислы, ульмеругии (ругии Тацита) — рядом с готами на Балтийском побережье, там же — гепиды. Бургунды, по данным Птолемея, по-видимому, жили в бассейне Варты (между Одером и Вислой) в ближайшем соседстве с западными (приэльбскими) германцами, а вандалы-силинги и вандалы-хаздинги, согласно Диону Кассию, занимали верхнюю часть бассейна Одера.

 

«Готский диалект занимает, таким образом, — писал в этой связи Ф. Энгельс, — довольно компактную территорию между Вандальскими (Исполиновыми) горами, Одером и Балтийским морем до Вислы и за этой рекой» [66].

 

Соседство и территориальное смешение славян с восточными германцами нашло отражение в языковых материалах. Установлено, что в праславянском языке имеется много восточногерманских лексических заимствований (в том числе kъnęzь, krъstъ, chlěbъ, kotьlъ, bl’udo, kupiti, chlěvъ, šelmъ, xъlmъ, xsa, dъlgъ, mečь, osьlъ и многие другие) [67]. Как по фонетическим особенностям, так и по семантике все эти германизмы относятся уже не к ранней поре развития праславянского языка [68].

 

Таким образом, нужно полагать, что пшеворская культура, в основе своей славянская, принадлежит к тому периоду этногенеза славян, когда на одной территории обитали славяне, восточногерманские племена и отчасти, может быть, кельты. Пшеворская культура по времени синхронна второму периоду развития праславянского языка. Понятно поэтому, почему этот период в отличие от первого характеризуется существенными фонетическими сдвигами. Причиной последних, видимо, было территориальное смешение славян с иноязычными племенами.

 

Дифференциация пшеворских древностей на славянские и восточногерманские пока не произведена. В условиях территориального смешения, взаимовлияния и неизбежной метисации славяне

 

 

64. Птолемей Клавдий. Географическое руководство. — В кн.: В. В. Латышев. Указ. соч., т. I, вып. I. СПб., 1890, с. 228—233.

65. Древние германцы. Сборник документов. М., 1937.

66. Маркс К. и Энгельс Ф. Сочинения, т. 19. М., 1961, с. 484.

67. Kiparski V. Die gemeinslavischen Lehnwörter aus dem Germanischen. Helsinki, 1934. Имеются в праславянском и западногерманские лексические проникновения.

68. Филин Ф. П. Образование языка восточных славян, с. 136—138; Shevelov G. A Prehistory of Slavic. N. Y., 1965, p. 617—619.

 

92

 

 

Рис. 5. Средняя Европа в III—IV вв. н. э.

1 — пшеворская культура; 2—вельбарская культура и памятники типа Дытиничи; 3 — Черняховская культура; 4 — культуры западных балтов; 5 — культуры восточных балтов

 

 

могли воспринять у пришельцев чужеродную культуру и некоторые обычаи и, наоборот, передать германцам элементы им не свойственные. Поэтому пока невозможно даже сказать, занимали ли славяне в это время весь ареал пшеворской культуры или им принадлежала, как полагают некоторые исследователи, лишь его восточная часть [69].

 

В конце II или в самом начале III в. н. э. на обширном пространстве северопричерноморских областей от нижнего Дуная

 

 

69. Jankuhn Н. Germanen und Slawen. — In: Berichte über den II. Internationalen Kongreß für Slawische Archäologie. Berlin. 24—28. August 1970, Bd. 1. Berlin, 1970, S. 55—74.

 

93

 

 

Рис. 6. Северное Причерноморье накануне сложения Черняховской культуры

1 — пшеворские памятники; 2 — сарматские памятники; 3 — гето-дакийские памятники 4 — памятники типа Дытиничи; 5 — позднезарубинецкие памятники в Среднем Поднепровье; 6 — южная граница балтского ареала

 

 

на западе до бассейна Дона на востоке складывается Черняховская культура (рис. 5). Вопрос о ее происхождении и слагаемых компонентах является весьма сложным и окончательно еще не решен. Значительную часть ареала черняховской культуры до ее сложения занимали сарматы. Позднесарматские памятники известны на среднем и нижнем Днепре, в бассейне Южного Буга и в Днестро-Дунайском междуречье (рис. 6). Вполне очевидно, что Черняховская культура не является генетическим продолжением культуры поздних сарматов. Вместе с тем в Черняховских памятниках выявляются бесспорные элементы, унаследованные от сарматской культуры [70]. Таковыми являются (рис. 7);

 

 

70. Сарматские элементы в Черняховских древностях Поднепровья впервые подмечены в статье Ю. В. Кухаренко «К вопросу о славяно-скифских и славяно-сарматских отношениях» («Советская археология» (далее — СА), 1954, XIX, с. 114-120).

 

94

 

 

Рис. 7. Сарматские элементы в Черняховской культуре

1 — могильники с захоронениями в подбоях; 2 — могильники, содержащие трупоположения с согнутыми или скрещенными ногами; 3 — курганные захоронения; 4 — могильники с погребенными, у которых наблюдалась искусственная деформация черепов; 5 — могильники с захоронениями, посыпанными кусочками краски или мела; 6 — могильники с находками сарматских зеркал; 7 — могильники с меридиональными трупоположениями; 8 — граница черняховской культуры

 

 

1. Положение умерших в могилы со скрещенными или согнутыми в коленях ногами. Такой обряд зафиксирован во многих могильниках.

2. Устройство подбойных могил для трупоположений.

3. Спорадическое сооружение курганов над погребениями.

4. Присутствие в могилах около остатков захоронений костей барана, кусочков краски, мела и древесных угольков.

5. Находки в могилах бронзовых зеркал.

6. Искусственная деформация черепов.

 

Румынские археологи считают, что сарматским наследием в Черняховской культуре являются также некоторые типы украшений (бусы, пирамидальные подвески из костей и зубов животных или раковин, серьги)

 

95

 

 

и преднамеренная деформация черепов [71]. Эти сарматские особенности довольно широко распространены в Черняховских памятниках, свидетельствуя о бесспорном участии местного сарматского населения в генезисе описываемой культуры. В этой связи можно полагать, что сарматским по происхождению является в Черняховских могильниках и ритуал трупоположения с северной ориентировкой. На молдавских материалах это обосновывалось Г. Б. Федоровым [72] и, очевидно, по некоторым румынским памятникам [73]. Действительно, из всех этнических компонентов, которые присутствовали в то время в Юго-Восточной Европе и которые могли принять участие в формировании Черняховской культуры, подобный погребальный обряд был присущ только причерноморским сарматам.

 

Об участии местного ираноязычною населения в формировании Черняховских племен определенно свидетельствуют материалы палеоантропологии. Черепа из Черняховских могильников Поднепровья (Черняхов, Маслово, Дедовщина, Гавриловна) характеризуются долихокранностью, узколицестыо, средними размерами мозговой коробки, сильно выступающими носом и низкими орбитами [74]. По ряду признаков они заметно отличаются и от северноевропейских (германских) краниологических материалов, и от мезокранных относительно широколицых черепов раннесредневековых славян юга Восточной Европы. По основным признакам черепа из Черняховских могильников Поднепровья близки к скифским черепам той же территории. Отсюда можно полагать, что основную часть Черняховских трупоположений Поднепровья составляют потомки местного скифского населения. По-видимому, в период экспансии сармат значительная часть скифского населения не покинула мест обитания и подверглась сарматизации.

 

Черепа из Черняховских могильников Поднестровья принадлежат к тому же антропологическому типу, но отличаются от днепровских грацильностыо, повышенным черепным указателем, меньшим выступанием носа [75]. Как раз эти признаки отличают сарматские серии черепов с территории Украины от скифских [76].

 

 

71. Аурелиан П. Следы культуры Черняхов-Сынтана де Муреш в Малой Скифии, — «Dacia», 1962, VI, с. 235—256.

72. Федоров Г. Б. О двух обрядах погребения в Черняховской культуре (по памятникам Молдавии). — СА, 1958, № 3, с. 234—243.

73. Диакону Г. К вопросу о культуре Сынтана-Черняхов на территории РНР в свете исследования могильника в Тыргшоре. — «Dacia», 1961, V, с. 415—428.

74. Дебец Г. Ф. Палеоантропология СССР. М.—Л., 1948, с. 164—167; Кондукторова T. С. Палеоантропологический материал из могильника полей погребений Херсонской области. — «Советская антропология», 1958, № 2, с. 69—79.

75. Великанова М. С. Палеоантропологический материал из могильников Черняховской культуры Молдавии. — В кн.: Антропологический сборник, т. III. М., 1961, с. 26-52.

76. Кондукторова T. С. Материалы по палеоантропологии Украины. — В кн.: Антропологический сборник, т. I. М., 1956, с. 172, 173.

 

96

 

 

Поэтому нужно полагать, что специфичность черепов из Черняховских могильников Поднестровья частично обусловлена повышенной ролью здесь сарматского этнического элемента. Кроме того, некоторая грацильность поднестровских краниологических материалов, видимо, объясняется фракийским субстратом [77].

 

С самого начала функционирования Черняховской культуры, наряду с трупоположениями, широко применялась кремация умерших. Обряд трупосожжения в первой половине I тысячелетия н. э. был широко распространен, и поэтому выяснить его происхождение у носителей Черняховской культуры очень трудно. Работа в этом направлении только начата. H. М. Кравченко выделяет 28 типов Черняховских захоронений по обряду трупосожжения, которые удается сопоставить с погребальными типами других археологических культур [78]. В северных районах Черняховского ареала, там, где Черняховская культура территориально наслаивается на зарубинецкую (рис. 8), встречаются сожжения с зарубинецкими признаками (для них характерно наличие сосудов-приношений). Захоронения, имеющие аналогии в гето-дакийских древностях (отсутствие обрядового инвентаря), отмечаются, прежде всего, в западных районах Черняховской территории, хотя изредка встречаются и в Поднепровье. Самую распространенную группу Черняховских трупосожжений составляют сходные по обряду с пшеворскими. При этом относятся они как к самому раннему, так и к позднему этапу развития Черняховской культуры.

 

Поскольку многие предметы материальной культуры черняховцев являются продуктами ремесленного производства и развились при активном воздействии античных ремесел и культуры, то для выявления этнических компонентов существенным является лепная керамика.

 

Предлагаемая картограмма лепной керамики (рис. 8) показывает, что по всему Черняховскому ареалу преобладающими являются формы, идентичные пшеворским. В результате Г. Ф. Никитина, посвятившая специальное исследование лепной керамике Черняховской культуры, пришла к заключению, что формирование этой культуры произошло в результате переселения в Северное Причерноморье значительных масс носителей пшеворской культуры из бассейна Вислы [79].

 

 

77. Выделяются черепа из Косановского могильника на Южном Буге, заметно отличающиеся от скифо-сарматских (Зиневич Г. П. Очерки палеоантропологии Украины. Киев, 1967, с. 133—138). Из-за малочисленности этой краниологической серии какие-либо выводы представляются преждевременными.

78. Кравченко H. М. К вопросу о происхождении некоторых типов обряда трупосожжения на Черняховских могильниках. — КСИА, 1970, вып. 121, с. 44—51.

79. Никитина Г. Ф. Население лесостепной полосы Восточной Европы в первой половине I тысячелетия н. э. М., 1965; Автореф. канд. дис.; она же. Классификация лепной керамики Черняховской культуры. — СА, 1966, № 4, с. 70-85.

 

97

 

 

Рис. 8. Различные типы трупосожжений и лепной керамики в памятниках Черняховской культуры

1 — памятники с находками лепных сосудов. Малыми кружками обозначены памятники с единичными находками, большими — памятники со значительными находками. Черным цветом внутри кружков обозначена доля, которую составляют сосуды пшеворских типов. Буквами В — доля сосудов зарубинецких типов, T — доля сосудов гето-дакийских типов, S — доля сосудов сарматских типов; G — доля сосудов типа Дытиничи;

2 — могильники с трупосожжениями пшеворских типов; 3 — могильники с трупосожжениями зарубинецких типов; 4 — могильники с трупосожжениями гето-дакийских типов.

 

 

Некоторые гончарные сосуды Черняховских памятников также имеют параллели в пшеворских материалах, в Черняховских могильниках Пруто-Днестровского междуречья найдены предметы вооружения пшеворских типов, на ряде сосудов из Черняховских памятников отмечена пшеворская орнаментация. Все это заставляет признать участие переселенцев из пшеворского ареала в генезисе Черняховской культуры. А если это так, то этническим компонентом этой культуры после сарматов [80] должны быть признаны славяне и германцы.

 

 

80. В лепной керамике черняховской культуры сарматских типов немного. Однако очень вероятно, что многие кувшины, обнаруженные на Черняховских памятниках, сарматского происхождения.

 

98

 

 

Кроме того, в сложении Черняховской культуры, судя по лепной керамике, приняли участие носители зарубинецкой культуры (в северной части Черняховского ареала) и гето-фракийское население (в западной части) [81]. На ряде Черняховских памятников обнаружена также лепная керамика, генетически связанная с так называемой гото-гепидской (типа Брест — Тришин — Дытыничи). В Черняховской культуре выявляются также иные элементы германского происхождения (большие наземные дома, часто совмещавшие под одной крышей жилье и помещение для скота или производственных целей, некоторые типы фибул и др.) [82] Однако в целом во всем Черняховском ареале ни германский, ни гето-фракийский этнические элементы немногочисленны. В гидронимии Северного Причерноморья германцы и фракийцы оставили весьма слабые следы. Среди нескольких сотен водных названий О. Н. Трубачев выявил здесь всего семь изолированных гидронимов германского происхождения [83].

 

Итак, основным населением в ареале Черняховской культуры были потомки сарматов, славяне и германцы. Этот вывод как будто подтверждается данными письменных источников. Римский историк IV в. Аммиан Марцеллин отмечал, что земли сарматов простирались от Дуная до Танаиса [84]. С другой стороны, документ III—IV вв. н. э. — Певтингеровы таблицы, по-видимому, отражает славянскую миграцию из области пшеворской культуры на юговосток. Кроме Повисленья, венеды, по данным этого источника, населяли область нижнего Дуная [85], т. е. западную часть Черняховского ареала. В первой половине VI в. одна из групп славян — анты — занимала регион Причерноморья от Днестра до нижнего Днепра [86]. Одновременно Иордан сообщает, что готский король Винитарий (погиб в 376 г.), правивший, по-видимому, теми остроготами, которые остались на нижнем Днепре после нашествия гуннов, вел борьбу с большим объединением антов [87]. Следовательно, уже в IV в., т. е. как раз в черняховское время, славяне-анты заселяли Северное Причерноморье.

 

 

81. Об участии фракийцев в этногенезе Черняховского населения писали многие исследователи (Федоров Г. Б. Населенно Прутско-Днестровского междуречья в I тысячелетии н. э. — «Материалы и исследования по археологии СССР (далее — МИА), 1960, № 89, с. 159—172; Артамонов М. И. История хазар. Л., 1962, с. 47; Рикман Э. А. О фракийских элементах в Черняховской культуре Днестровско-Дунайского междуречья, — В кн.: Древние фракийцы в Северном Причерноморье. М., 1969, с. 178—188.

 

82. Рикман Э. А. К вопросу о «больших домах» на селищах Черняховского типа. — «Советская этнография», 1962, № 3, с. 121—138; Тиханова М. А. Еще раз к вопросу о происхождении Черняховской культуры, — КСИА, 1970, вып. 121, с. 89—94.

83. Трубачев О. Н. Названия рек Правобережной Украины. М., 1968, карта 17.

84. Марцеллин Аммиан. История. Киев, 1906—1908.

85. Miller К. Welkarte des Castorius genant die Peutingerischc Tafel. Bavensburg, 1888.

86. Иордан. О происхождении и деяниях гетов, с. 72.

87. Там же, с. 115.

 

99

 

 

Черняховские памятники, как поселения, так и могильники, по всему ареалу относительно однообразны. Дифференцировать их на славянские, сарматские, германские, гето-фракийские не удается. По-видимому, потомки разноэтничного населения жили в Черняховском ареале на одних и тех же поселениях и хоронили умерших в общих могильниках. Они вступали между собой в брачные отношения, следствием чего были антропологическая метисация и культурная интеграция. В этих условиях уже нельзя говорить, что труноположения в Черняховских могильниках оставлены исключительно иранским населением, а трупосожжения иноэтничны.

 

Видимо, при совместном проживании разноплеменного населения во многих районах Черняховского ареала существовало многоязычие и протекали ассимиляционные процессы. Материалы археологии не дают прямого ответа на вопрос — какой язык при этом оказывался ведущим. Скорее всего, в короткий период функционирования Черняховской культуры процессы ассимиляции не были завершены и оказались нарушенными в конце IV в. гуннским нашествием.

 

О том, в каких направлениях шли ассимиляционные процессы в Черняховском ареале, лучше всего судить по древностям послечерпяховского времени. На восточной окраине черняховской культуры к третьей четверти I тысячелетия н. э. относятся памятники пастырского типа и клады, зарытые в начале VIII в. По-видимому, здесь возобладал иранский этнический элемент. К VIII—X вв в Днепровском лесостепном левобережье относятся волынцевские памятники, являющиеся древностями алано-сарматского населения, уже в значительной степени славянизированного [88].

 

В основной же части Черняховского ареала, наоборот, сарматское население было славянизировано. Междуречье Днестра и Днепра Иордан отводит антам. И как раз на этой территории к V—VII вв. относятся славянские поселения и могильники с керамикой пеньковского типа (рис. 9) [89]. Можно с определенностью утверждать, что культура типа Пеньковки имеет местное происхождение. Сопоставление Пеньковских глиняных горшков с керамическим комплексом черняховской культуры показывает, что исходные формы первых могут быть найдены среди черняховской керамики. На Черняховских и Пеньковских памятниках Молдавии встречаются также одинаковые по форме миски. Лепную керамику черняховской и пеньковской культур связывают также отсутствие орнаментации и наличие рельефных поясов под венчиками отдельных сосудов [90].

 

 

88. Седов В. В. Славяне Верхнего Поднепровья и Подвинья, с. 128—131.

89. Там же, с. 65—73.

90. Рикман Э. А., Рафалович И. А. К вопросу о соотношении черняховской и раннеславянской культур в Днестровско-Дунайском междуречье. — КСИА, 1965, вып. 105, с. 53-55.

 

100

 

 

Рис. 9. Славяне в третьей четверти I тысячелетия н. э.

1 — ареал памятников с керамикой пражского типа; 2 — ареал памятников Пеньковского типа; 3 — ареал памятников северо-западной части славянства; 4 — область расселения балтских племен

 

 

Жилища пеньковских поселений также могут быть эволюцией полуземлянок Черняховской культуры. Подобно Пеньковским, некоторые Черняховские полуземлянки имели прямоугольные или подпрямоугольные очертания, углублены в грунт на 0,15—0,5 м, стены их имели столбовой деревянный каркас и обмазывались глиной [91].

 

Иными словами, культура антов типа Пеньковки может рассматриваться как эволюция части Черняховской культуры,

 

 

91. Baran V. D. Siedlungen der Cernjachov-Kultur am Bug und oberen Dnestr. — «Zeitschrift für Archäologie», 1973, N 1, s. 24—66.

 

101

 

 

уцелевшей после гуннского нашествия [92]. В отличие от Черняховских древности типа Пеньковки характеризуются однообразными жилищами и относительно едиными керамическими формами, что можно объяснить сменой полиэтничного населения однородной этнической группой антов.

 

Как будто в пользу славянизации сарматского населения в пределах Черняховской культуры говорят и материалы последней. Хотя вопрос о внутреннем хронологическом членении памятников Черняховской культуры еще не разработан, замечено, что на ранних этапах развития этой культуры отчетливо выражены сарматские черты. Среди трупоположений в первое время господствуют меридиональные захоронения, при этом процент ингумации выше процента трупосожжений. На позднем этапе развития Черняховской культуры сарматские элементы уже не прослеживаются. В могильниках появляются скелетные захоронения, обращенные головой к западу, число которых со временем возрастает. Одновременно заметно повышается процент трупосожжений. Все эти наблюдения могут быть объяснены, если допустить победу тех этнических элементов, которым был присущ ритуал кремации умерших. А среди них первенствующая роль, нужно думать, принадлежала славянам.

 

Судя по раннесредневековым материалам, у славянского населения вплоть до последних веков I тысячелетия н. э. безраздельно господствовал обряд трупосожжения. При этом было характерно положение умершего на погребальный костер головой на запад [93]. Этот ритуал, видимо, имел глубокие корни в славянском языческом мировоззрении. Увеличение роли трупосожжений в Черняховских могильниках и отражает процесс ассимиляции сарматов. Более того, изменение направления трупоположений с меридиональных на западные является результатом того же процесса. Потомки сарматского населения в процессе ассимиляции сначала изменили направление трупоположений в соответствии со славянским ритуалом, а потом и переняли обычай кремации умерших.

 

Ряд косвенных наблюдений подтверждает сказанное. Во-первых, западные трупоположения сосредоточены преимущественно в той части Черняховского ареала, где велика роль трупосожжений. Наоборот, там, где трупосожжения в Черняховских могильниках составляют незначительный процент, трупоположения головой на запад немногочисленны (рис. 10). Во-вторых, трупоположения с западной ориентировкой концентрируются там, где на Черняховских поселениях открыты полуземляночные жилища. Последние не характерны ни для сарматского, ни для восточногерманского, ни для гето-фракийского населения. Поэтому их славянская атрибуция очень вероятна.

 

 

92. При раскопках в Делакэу и Собарь установлено, что носители Черняховской культуры после разгрома поселений вернулись и основали здесь новые селища.

93. Седов В. В. Славяне Верхнего Поднепровья, с. 163.

 

102

 

 

Рис. 10. Типы погребений и жилищ в памятниках Черняховской культуры

1 — могильники (картографированы только те, в которых исследовано не менее 10 захоронений). Внутри кружков черным обозначена доля трупосожжений, белым — доля меридианальных трупоположений, заштриховано — доля трупоположений с западной ориентировкой; 2 — поселения с наземными жилищами простой конструкции; 3 — поселения с большими многокамерными постройками; 4 — поселения с полуземляночными жилищами; 5 — поселения с жилищами, имеющими каменные стены

 

 

В-третьих, в той части Черняховского ареала, где много захоронений с западной ориентировкой, топонимика выявляет следы внутрирегионального славяно-иранского взаимодействия [94].

 

Особенно отчетливо взаимодействие славян с иранцами отразились в материалах славянского языка. Известно, что иранское лексическое проникновение в восточнославянский, точнее,

 

 

94. В литературе высказана догадка, что трупоположения, ориентированные к западу, появились в Черняховских могильниках под воздействием христианизации населения (Сымонович Э. А. Магия и обряд погребения в Черняховскую эпоху. — СА, 1963, № 1, с. 59, 60). Однако в таком случае наиболее христианизированными должны быть области, ближайшие к Дунаю, где жили племена, христианизация которых отмечена древними авторами, и районы, прилегающие к Черному морю. В действительности наблюдается обратная картина — западных трупоположений в этих районах почти нет, а их концентрация обнаруживается вдали от Подунавья и побережья Черного моря.

 

103

 

 

в его южную ветвь, весьма значительно [95]. Следы иранского воздействия ощутимы также в славянской фонетике и грамматике. Праславянский язык знал только взрывной g, который в настоящее время характерен для многих славянских языков. В части славянских говоров (ныне это — южнорусские говоры, украинский, белорусский, чешский и словацкий языки) g изменился в задненебной фрикативный γ (h). Причин фонологического характера для этого нет [96]. В. И. Абаев обратил внимание на аналогичную фонему в восточной ветви древнеиранских языков и признал, что переход g в h в части славянских диалектов обусловлен скифо-сарматским субстратным воздействием [97]. Тот же исследователь полагает, что результатом скифо-сарматского воздействия является также распространение в восточнославянском языке генетива-аккузатива и близость в перфектирующей функции превербов [98].

 

В числе языческих богов, которым поклонялись восточные славяне, летописи называют Хорса и Симаргла. Исследователи давно обратили внимание на их иранское происхождение, но привлекали персидские параллели. В. И. Абаев и А. Калмыков показали, что Хоре и Симаргл имеют скифо-сарматское начало и должны рассматриваться как заимствования от иранцев Северного Причерноморья [99]. В. И. Абаев считает, что украинский Вий этимологически и семантически связан с иранским Vãyu — богом ветра, войны, мести и смерти [100], и обнаруживает параллель между восточнославянским божеством Родом и осетинским Naf (Род) [101]. Скифо-сарматское воздействие прослеживается также в древнерусском искусстве, фольклоре и ремесле [102].

 

Все эти иранизмы являются не общеславянскими, а охватывают исключительно юго-восточную часть славянского мира. Среди них имеются такие (например, фонетические и религиозные), которые невозможно объяснить маргинальным контактом славян с иранцами. Очевидно, нужно допустить, что на юго-востоке имело место территориальное смешение части славян со скифо-сарматским населением.

 

 

95. Трубачев О. Н. Из истории славяно-иранских лексических отношений, с. 37—44; Абаев В. И. Этимологические заметки. — In: Studia linguistica slavica baltica. Lund, 1906, s. 1—20.

96. Бернштейн С. Б. Очерк сравнительной грамматики славянских языков, с. 292—294.

97. Абаев В. И. О происхождении фонемы γ (h) в славянском. — В кн.: Проблемы индоевропейского языкознания. М., 1964, с. 115—121.

98. Абаев В. И. Превербы и перфективность. Об одной скифо-славянской изоглоссе. — В кн.: Проблемы индоевропейского языкознания. М., 1964, с. 90-99.

99. Kalmykow A. Iranians and Slavs in South Russia. — «Journal of the American oriental society», 1925, N 45, p. 68—71; Абаев В. И. Скифо-европейские изоглоссы, с. 115—117.

100. Абаев В. И. Дохристианская религия алан. — В кн.: XXV Международный конгресс востоковедов. Доклады делегации СССР. М., 1960, с. 5—7.

101. Абаев В. И. Скифо-европейские изоглоссы, с. 110, 111.

102. Kalmykow А. Iranians and Slavs in South Russia, p. 08—71; Рыбаков Б. А. Ремесло Древней Руси. М., 1948, с. 99—117.

 

104

 

 

Последнее было ассимилировано и, таким образом, приняло участие в славянском этногенезе. Это могло произойти только в Черняховскую эпоху. Позднее славяне уже занимали обширные области и их контакт с остатками сармато-алан был узколокальным. В более же раннее время славяне находились в стороне от иранского мира.

 

К этому следует добавить, что этноним той ветви славянства, которая расселилась на сарматской территории и ассимилировала сарматов, является иранизмом. Предположение об иранском происхождении этнонима анты впервые было высказано еще в конце прошлого столетия [103]. Эту точку зрения поддержали М. Фасмер и многие другие исследователи. Действительно, иранское объяснение термина анты (др. инд. ántas ‘конец’, ‘край’; antyas ‘находящийся на краю’, осет. ätt’jyä ‘задний’, ‘позади’) представляется единственно вероятным и по лингвистическим, и по историческим соображениям. Так могли называть иранцы-сарматы группу славян, расселившуюся на окраине иранского мира (анты — ‘живущие на окраине’ или ‘пограничные жители’).

 

Правда, Ф. П. Филин, отмечая, что иранское происхождение имени антов не объясняет его внезапного и бесследного исчезновения, высказывает гипотезу об аварском происхождении этого этнонима. Исследователь полагает, что антами в VI в. называлась часть славян, покоренная аварами и находившаяся с последними в отношениях побратимства (от тюрк. ant. ‘клятва’; монг. anda ‘побратим’). Когда анты-славяне восстали против авар, они и перестали называться антами-побратимами [104]. Это предположение представляется нереальным, хотя бы по хронологическим соображениям. Этноним анты известен, по крайней мере, уже в IV в., а авары появились в Северном Причерноморье только в VI столетии. Исчезновение антов вполне объяснимо. В самом начале VII в. они были разгромлены аварами. После этого остатки антского населения слились с другой диалектно-племенной группировкой славян [105] и вместе приняли участие в освоении новых земель. И всюду в тех местностях, которые были освоены анто-славянами, прослеживаются следы культурно-языкового иранского воздействия.

 

В V—VII вв. славяне уже занимали обширные области Средней и Восточной Европы от Эльбы на западе до Среднего Днепра на востоке и от низовьев Вислы и Одера на севере до Балканского полуострова на юге. Это был последний период развития праславянского языка, когда в результате широкого расселения славян были подготовлены условия для распада единого языка и образования отдельных славянских языков.

 

 

103. Hübschmann Н. Etymologie und Lautlehre der ossetischen Sprache. Straßburg, 1887, S. 21; Uhlenbeck С. C. Kurzgefaßtes etymologisches Wörterbuch der altindischen Sprache. Amsterdam, 1898—1899, S. 8.

104. Филин Ф. Н. Образование языка восточных славян, с. 61.

105. Седов В. В. Славяне Верхнего Поднепровья и Подвинья, с. 72, 73.

 

105

 

 

Славянские древности этого периода на основе двух важнейших признаков — керамического материала и домостроительства дифференцируются на три локальные группы. Самая крупная этнографическая группа славянства занимала целиком ареал пшеворской культуры, а также смежные с ним области — на западе до верхней Эльбы, на востоке до среднего Днепра, на юге включала бассейн среднего и нижнего Дуная (см. рис. 9). Памятниками этой группы являются селища с полуземляночными жилищами и могильники с остатками трупосожжений. Для них характерна керамика, получившая название пражской [106].

 

Истоки керамики пражского облика находятся среди глиняной посуды пшеворской культуры. В памятниках последней встречены и горшки, которые могут рассматриваться в качестве прототипов пражской керамики, и собственно пражские сосуды [107]. Обряд погребения славянских могильников V—VII вв. также обнаруживает некоторую преемственность с ритуалом, известным по пшеворским могильникам. Косвенно об этой преемственности говорит и территориальное распространение тех и других древностей — древности с керамикой пражского типа вне ареала пшеворской культуры не обнаруживают генетических связей с предшествующими им культурами и появляются здесь, кажется, несколько позднее, чем в пшеворском ареале. Все это позволяет предполагать, что славяне, известные по памятникам с керамикой пражского облика, являются потомками носителей пшеворской культуры [108].

 

Отсутствие же полной генетической преемственности между пшеворской культурой и рассматриваемыми славянскими древностями V—VII вв. вполне объяснимо. Пшеворская культура, как отмечалось выше, полиэтнична (славяне и германцы) и обнаруживает сильное воздействие со стороны Римской империи. Крушение последней и уход из Повисленья на запад германцев соответствуют концу пшеворской культуры. После этого в V—VII вв. коренное население Повисленья — славяне создали свою самобытную культуру, продолжающую лишь некоторые традиции предшествующей.

 

 

106. В настоящее время известно несколько сотен памятников с керамикой пражского типа. Им посвящено огромное число статей в самых различных изданиях. Некоторые итоги исследования этих древностей подведены в докладах на международной конференции по теме «Славянская культура V—VII вв.» в 1967 г. в Либлице (Чехословакия). Материалы конференции опубликованы («Archeologické rozhledy», 1968, N 5). Важнейшие работы последних лет: Pleinerova I., Zeman J. Návrh klasifikace časně slovanské leeramiky v Cechâch. — «Archeologické rozhledy», 1970, N 6, s. 721—732; Русанова И. Π. Карта распространения памятников типа Корчак. — В кн.: Древние славяне и их соседи. М., 1970, с. 93—96; Die Slawen in Deutschland. Berlin, 1970.

 

107. Например, Kietlińska A., Dąbrowska T. Cmentarzysko z okresu wpływów rzymskich we wsi Spicymierz, pow. Turek. — «Materialy staroźytne», 1963, IX, s. 143—254.

108. Kostrzewski J. Zur Frage der Siedlungsstetigkeit in der UrgeschichtePolens. Wrocław — Warszawa — Kraków, 1965, s. 10—39.

 

106

 

 

Ареал культуры пражской керамики в общих чертах соответствует территории расселения склавенов (славен) — одной из трех славянских группировок середины I тысячелетия н. э., известных по данным Иордана. Он писал:

 

«Склавены живут от города Новиетуна и озера, именуемого Мурсианским, до Данастра, а на север — до Висклы» [109],

 

т. е. склавены занимали область от среднего Дуная (здесь локализуются Новиетун и Мурсианское озеро) на западе и до Днестра на востоке, а северным пределом их обитания был бассейн Вислы (очевидно, верхняя часть бассейна). В отдельных местах археологический ареал (правобережье Среднего Поднепровья, бассейн Эльбы и т. п.) выходит за пределы территории, отведенной склавенам Иорданом. Однако этот факт, по-видимому, объясняется тем, что данные Иордана относятся к первой половине VI в., а археологический ареал определяется на основе памятников, датируемых суммарно V—VII вв. Следовательно, последний фиксирует картину славянского расселения несколько более позднего времени по сравнению с данными Иордана.

 

Вторая славянская группировка третьей четверти I тысячелетия и. э. представлена памятниками типа Пеньковки, о которых уже говорилось выше [110]. Это — анты, образовавшиеся в результате расселения славян на скифо-сарматской территории и ассимиляции ираноязычного населения. Иордан локализует их в Северном Причерноморье между Днестром и Днепром («Анты же... распространяются от Данастра до Данапра, там, где Понтийское море образует излучину;») [111], что в общих чертах соответствует ареалу памятников Пеньковского облика.

 

Третья группа славянства этого времени локализуется в междуречье нижней Вислы и Эльбы. Памятники этой славянской группы характеризуются своеобразной техникой домостроения и керамикой, серьезно отличающейся от пражской и пеньковской. Полуземляночных жилищ здесь неизвестно. На поселениях и в могильниках распространены сосуды биконических и цилиндроконических форм, относимые к торновскому, фельдбергскому и польскопоморскому типам [112]. Эта славянская группа называется Иорданом венедами [113].

 

 

109. Иордан. О происхождении и деяниях гетов, с. 72.

110. Подробнее о трех славянских группах V—VII вв. см.: Седов В. В. Вивчення етногенезу слов’ян. — «Народна творчіоть та етнографія», 1967, № 4, с. 41—47.

111. Иордан. О происхождении и деяниях гетов, с. 72.

112. Knorr G. Die slawische Keramik zwischen Elbe und Oder. Leipzig, 1937; Herrmann I. Tornow und Vorberg. Ein Beitrag zur Frühgeschichte der Lausitz. Berlin, 1966; idem. Siedlung, Wirtschaft und Gesellschaftliche Verhältnisse der slawischen Stämme zwischen Oder/Neisse und Elbe. Berlin, 1968.

 

113. Этноним венеты Иордан употребляет в двояком смысле. С одной стороны, это — все праславяне; с другой стороны, венеты — одна из трех составных частой славян VI в.: «Эти (венеты), как мы уже рассказывали в начале нашего изложения, — именно при перечислении племен, — происходят от одного корня и ныне известны под тремя именами: венетов, антов, склавенов» (Иордан. О происхождении и деяниях гетов, с. 71 и 90).

 

107

 

 

Вопрос о происхождении культуры венедских племен третьей четверти 1 тысячелетия и. э. пока далек от окончательного разрешения. Скорее всего, этническим субстратом венедской ветви славянства были потомки носителей оксывской культуры. Последняя связывается с окраинным балтским диалектом, по всей вероятности, весьма близким к славянским говорам. Может быть, это был какой-то переходный диалект, занимавший среднее положение между славянским и пруссо-ятвяжскими языками. Славянизация потомков носителей оксывской культуры, видимо, осуществлялась из пшеворского ареала. Во всяком случае, исследователи торновской и фельдбергской керамики находят прототипы ей среди пшеворской посуды. На территории венедских племен изредка встречаются и сосуды пражского облика.

 

Такое решение вопроса соответствует выводам топонимистов. Так, В. Н. Топоров выявил и исследовал на территории, включающей Польское Поморье, Мекленбург, Гольштейн и несколько более южные районы по Одеру и Эльбе, слой географической номенклатуры, которая в равной степени объясняется и как балтская, и как славянская. Хронологически этот слой, называемый исследователем балто-славянским, следовал за периодом существования здесь древних периферийных балтских диалектов и соответствует этапу развития последних в славянские языки [114].

 

Попытка некоторых исследователей видеть в трех славянских группах Иордана отражение трехчленной дифференциации современных славянских языков (восточные, западные и южные славяне) является всего-навсего догадкой, не имеющей под собой фактологического материала. Существующее ныне трехчастное членение славянства является продуктом более позднего исторического процесса. Выделяемые, по данным археологии, три группы славянства третьей четверти I тысячелетия н. э., нужно полагать, отражают диалектно-племенное членение на последней стадии эволюции праславянского языка. Как показывают языковые материалы, распад общеславянского единства был весьма сложным процессом, состоящим не только в делении славянской территории, но и в перегруппировках различных праславянских племен. Поэтому диалектное членение праславянского языка и позднейшее трехчастное деление славянства не связаны между собой генетически.

 

Древности третьей четверти I тысячелетия н. э. являются достоверно славянскими, поскольку между ними и раннесредневековыми славянскими культурами имеется бесспорная генетическая преемственность, прослеживаемая на обширных территориях.

 

 

114. Топоров В. Н. О балтийских элементах в гидронимии и топонимии к западу от Вислы. — In: Slavia Pragensia, VIII, Praha, 1966, s. 255—263; он же. К вопросу о топонимических соответствиях на балтийских территориях и к западу от Вислы. — In: Baltistica, 1(2). Vilnius, 1966, s. 103—111.

 

[Previous] [Next]

[Back to Index]