ПРЕДИСЛОВІЕ.
Употребленное собирателемъ въ заглавіи названіе «Западноболгарскихъ» не можетъ быть осуждаемо и недолжно быть понимаемо такъ, будто онъ желаетъ внести дробленіе въ единый Болгарскій народъ. Не можетъ быть оспариваемо положеніе, что разница между восточною и западною частью Болгаріи существуетъ. Западная часть должна обратить на себя вниманіе того, кто бы пожелалъ уяснить себѣ выдѣленіе Сербскаго нарѣчія изъ Старославянскаго языка. Вопросъ о выдѣленіи Сербскаго нарѣчія не новъ: извѣстны прекрасныя соображенія профессора Харьковскаго университета г. Потебни въ книгѣ: «Къ исторіи звуковъ Русскаго языка» и проф. Ягича въ статьѣ «Podmladjena vokalizacija», помѣщенной въ ІХ-ой книги Rad-а Югославянской академіи. Кромѣ того, терминъ «западная часть Болгарскаго народа» не новъ; онъ имѣетъ свое историческое основаніе. Составитель сказанія «о перенесеніи нощей св. Іоанна пустынножителя Рыльскаго изъ Тернова въ Рыльскій монастырь» Владиславъ грамматикъ (родомъ сербъ) [1], не смотря на то,
1. Владиславъ грамматикъ свое сказаніе прибавилъ къ житію сего святаго, составленному Терновскимъ патріархомъ Евѳиміемъ, какъ видно изъ заглавія:
«житіе и жизнь преподобнаго ѿца нашего іѡанна рыл'скаго. въ нѥм'же и како прѣнесень быс҇ въ тръновь. Съписано еѵѳиміємь патріархѡм тръновскыим.
На конца же слова и
о ѡбновлѥни с҃тыѥ обитѣли єго иже въ рылѣ, и како пакы прѣнесень быс҇ ѿ трънова въ тъжде славныи монастирь рыл'скыи. съписано послѣдными въ діацѣх, владиславомъ гражматікѡмь».
Рукопись въ Рыльскомъ монастырѣ, № 61.
II
что мѣстности западной Болгаріи, со времени сербскаго царя Степана Душана [1331—1355 г.], входили въ составъ сербскаго государства, въ своемъ выше поименованномъ трудѣ, писанномъ 1479 г. (=҂ѕ҃ц҃п҃з), когда и Болгаріей и Сербіей обладали Турки, выражается, между прочимъ, слѣдующимъ образомъ:
Это западная часть Болгарской страны отличается имъ и отъ смежной съ нею страны Загорской съ центромъ Терновомъ.
Правописаніе, принятое собирателемъ въ изданіи этого сборника Болгарскихъ пѣсенъ, отличающееся отъ принятаго въ новоболгарской литературѣ, не можетъ быть осуждаемо, какъ нововведеніе: филологическое изданіе народныхъ памятниковъ требуетъ вѣрной передачи всѣхъ оттѣнковъ говора, чему не удовлетворяетъ современное новоболгарское правописаніе; въ послѣднемъ, напр., принято начертаніе ѫ какъ выраженіе а (носоваго соединенія), но въ дѣйствительности такое специфическое значеніе ѫ—а не оправдывается: въ разныхъ мѣстностяхъ ѫ различно произносится, то какъ а, то какъ о, ъ, ъı, и у.
Но принимая въ этомъ изданіи филологическое правописаніе, собиратель и здѣсь не является, нововводителемъ на болгарской почвѣ. Ему посчастливилось въ Болгаріи отыскать нѣсколько рукописей, писанныхъ на народномъ (западно-болгарскомъ) нарѣчіи въ правописаніи коихъ принятое имъ правописаніе находить историческое основаніе. Это правописаніе чисто звуковое. Болгарскіе писцы XVII и ХѴІП вв., потерявъ традицію среднеболгарскаго письма — и замѣтить нужно къ великому добру — начали вполнѣ
IIІ
вѣрно переводить звуки слова на письмо: какъ говорили, такъ и писали. Для образца приводимъ нѣсколько отрывковъ изъ двухъ рукописей: одна, XVIII в., принадлежитъ одному болгарину въ селѣ Рылѣ, которую будемъ обозначать № 1, а другая, ХѴII—XVII в., хранится въ библіотекѣ Рыльскаго монастыря подъ № 53. Избранные мною отрывки заслуживаютъ вниманія и какъ образчики болгарскихъ проповѣдей; въ нихъ находимъ изображеніе болгарскихъ нравовъ и обычаевъ. Первыя три проповѣди сборника № 1 направлены противъ вѣрованія въ «самовилы, бродницы, магесницы и обаяльницы». Въ первомъ, напр., словѣ читаемъ:
«магесницы и баснарки и кои ходать на самовили, и на магесницы, и на баснаркы, ѡни нарицаютсє идолопоклонницы, които лѧютъ ѡлово, и които вѣрȣѧть на бась на залагане, чародєѧние, които завезȣѧть ѕвѣри, и мєчки и вльцы, и глєдать на звезди, и завезȣѧть младенцы, кои жены нарицаютсе лекари́цы. да давать билѧвища, които жены така творать, тиѧ нарицаютсє антихристови ȣченицы, бєсовски слȣги, прєлащають незлобивы дш҃и ч҃лвечески».
Эти народныя суевѣрія были слишкомъ распространены въ Болгаріи [да и въ настоящее время не уменьшилась ихъ распространенность, какъ увидитъ читатель изъ прилагаемаго ниже краткаго очерка обычаевъ болгарина]; такъ что составитель поученій въ 3-ьемъ словѣ замѣтилъ:
«и азь помногȣ земли ходихь, и нéсамь видєль толико мнóгȣ магесницы, като оу таѧ наша землѧ бльгарска, и самовилы и бродницы».
Противъ страсти болгарскихъ женщинъ рядиться, румяниться, надѣвать гривны на руки, вплетать въ косы монеты направлено 6-ое слово.
«Слово ради немилостиваго петра» носитъ апокрифическій характеръ.
Изъ сборника № 53 приводимъ «Дамаскина инока, иподиакона и стȣдита слово на простом езиком. По пльти рождениє г҃ȣ нашємȣ ıс҃ȣ х҃ȣ», въ которомъ читаемъ своеобразное толкованіе всѣхъ событій, связанныхъ съ рожденіемъ Іисуса
IV
Христа и 2) «мȣченіе великомȣченика геѡргиа»; [1] послѣднее апокрифическаго характера.
При составленіи этого сборника болгарскихъ пѣсевъ, собиратель, главнымъ образомъ, имѣлъ въ виду его филологическое значеніе, какъ матеріала для ознакомленія съ языкомъ западной части Болгаръ, смежной съ Сербскимъ племенемъ, народныхъ памятниковъ коей до сего времени никто не собиралъ. Сколько позволяютъ рамки предисловія, отмѣчаемъ главнѣйшія особенности языка собранныхъ иною матеріаловъ.
Въ нѣкоторыхъ мѣстностяхъ можно еще теперь слышать старо-славянское употребленіе глухихъ ъ и ь, какъ два совершенно отличныхъ звука; но въ тоже время существуютъ и примѣры смѣшенія ихъ.
ъ слышится передъ плавными и послѣ плавныхъ: слънце и сълнце.
ъ переходитъ въ о (въ концѣ слова), какъ въ древне-русскихъ памятникахъ, независимо отъ вліянія присоединяемаго члена тъ, та, то: огино (=огнь) и т. п.; примѣръ того же изъ болгарскихъ памятниковъ: стльпо (мȣч. Георгиа), живото (1 слово на магесницы), за живото (ibid.), хлѣбо (слово ради немилостиваго петра)».
ѫ, какъ выше замѣчено, произносится какъ а, о, ъ, и, у: сáбота (=сѫбота), мóчити (=мѫчити), да бъде (=да бѫдетъ), мъшки (==мѫжьскъ), биде (=бѫдетъ), субота (=сѫбота).
ѧ какъ е: ягне.
ı-а вм. а (въ союзѣ).
ë вм. е: ëшь=ѥште.
е вм. а, или вѣрнѣе ѣ вм. а (по старослав. правописанію ѣ послѣ р) въ словѣ «трѣва»; такъ это слово пишется и въ Зографскомъ евангеліи.
Есть мѣстности, гдѣ сохраняется старо-славянское жд, и въ
1. Одинъ такой болгарскій памятникъ, ХѴII в., хранящійся въ Люблянской библіотекѣ въ числѣ рукописей извѣстнаго слависта Копитара, описанъ В. В. Ламанскимъ въ статьѣ «Непорѣшенный вопросъ», помѣщенной въ Ж. М. Н. Просв. за 1868 г.
V
тоже время есть мѣстности, гдѣ жд = дж и дь (=дз): рождена, роджена и родьена.
старо-славянское шт = шт и щ: шта (хощѫ), щешь, штерка и щерка.
ч = ч = т и к: вече (больше), ветье и веке и т. п.
х переходитъ въ с въ словѣ: стєли, нестєли = хтѣли = хотѣли.
л послѣ губныхъ употребляется и неупотребляется; интересна замѣна его ь-ромъ, какъ и въ Супрасльской рукописи: земья, заробьенъ и т. п.
в вм. м: вного, вногу (=много, многу) и др.
Употребленіе члена тъ, та, то не повсюду въ одинаковой степени распространено. Паденіе формъ также не во всѣхъ посѣщенныхъ иною мѣстностяхъ одинаково полное.
Въ Вранскомъ округѣ, на границѣ Лесковскаго округа, въ такъ называемомъ Дервенѣ собиратель слышалъ случай употребленія достигательнаго наклоненія: стаде, стала бѣгатъ. (См. Сборн. № 142 стихи 86 и 89).
Система удареній различна въ разныхъ мѣстностяхъ и представляетъ довольно интересные факты. Собиратель отмѣчалъ удареніе; если гдѣ не отмѣчены ударенія, то это условлено было тѣмъ, что при скоромъ записываніи онъ не поставилъ ихъ, въ самый моментъ записанія народнаго памятника.
Для составленія болгарскаго словаря въ этомъ собраніи памятниковъ болгарскаго творчества, много матеріала, который можетъ быть пополненъ находящимся у него рукописнымъ собраніемъ словъ, въ которомъ по мѣрѣ возможности, отмѣчены и провинціализмы.
Кромѣ филологическаго значенія, это собраніе можетъ имѣть и литературное значеніе. А. Н. Пыпинъ въ своей «исторіи славянскихъ литературъ» 1879 г. говоритъ между прочимъ, что
«историческій періодъ болгарскаго царства, кажется, совершенно забытъ въ болгарскомъ эпосѣ. Самыя старыя пѣсни вспоминаютъ только о кралѣ Шишманѣ, послѣднемъ царѣ болгарскаго царства» (стр. 132).
Подобное заявленіе основывалось на доселѣ извѣстныхъ
VI
сборникахъ болгарскихъ пѣсенъ. Въ мой сборникъ вошло нѣсколько такихъ старыхъ пѣсевъ изъ древнѣйшаго періода исторіи болгарскаго народа: о царѣ Петрѣ (№ 106), о царѣ Асенѣ (№№ 107, 108), о Могленскомъ королѣ (№ 112), о Мисирскомъ королѣ (№ 119) и о царѣ Іоаннѣ Шишманѣ (№ 109). Юнаки, воспѣваемые въ собранныхъ мною пѣсняхъ, слѣдующіе: Марко Кралевичъ, братъ его Андрей, Полугунъ Спеченъ, Милошъ, Янко, Дойчинъ, Момчило, Груя, Секула, дитя Дукатинче, дитя семи мѣсяцевъ, Динче Арнауче. Это все личности времени покоренія Болгаріи и Сербіи Турками.
Послѣ этого, слѣдуетъ признать невѣрнымъ мнѣніе А. Н. Пыпина, что болгарскій эпосъ слилъ всѣ періоды своего развитія въ одинъ, и герои его всѣ почти гайдуки (ibid. стр. 133), которое заимствовано имъ изъ изслѣдованія г. Безсонова о болгарскомъ эпосѣ. Въ своемъ изслѣдованіи «Болгарскій эпосъ», предпосланномъ изданію болгарскихъ пѣсенъ, г. Безсоновъ говоритъ, что
«не зная сербскаго эпоса, мы не поймемъ болгарскаго, ибо въ первомъ только мы встрѣчаемъ древнѣйшіе эпическіе мотивы, въ первомъ только встрѣчаемъ мы въ ясномъ свѣтѣ тѣхъ героевъ, о которыхъ у Болгаръ сохранилось большею частью только смутное и большею частью уже искаженное воспоминаніе.....»
Нѣкоторые факты, опровергающіе это мнѣніе можно найти въ моемъ сборникѣ; а еще больше можно найти въ народной памяти: я встрѣчалъ пѣвцовъ-болгаръ, знавшихъ по 200—300 пѣсенъ, какъ напр. Жета Илковъ въ селѣ Суводолѣ, Соф. округа и другіе.
Наконецъ, считаю нужнымъ сказать слова два о распредѣленіи пѣсенъ въ моемъ собраніи. Я счелъ излишнимъ дѣлать мелкія подраздѣленія, которыми богатъ особенно «Сборникъ Болгарскихъ пѣсенъ братьевъ Миладиновыхъ», и ограничился лишь общимъ дѣленіемъ. (См. оглавл.).
Въ Загребѣ, 1 (13) Іюня 1880 г.
Владиміръ Качановскій.